Текст книги "Культурная эволюция. Как изменяются человеческие мотивации и как это меняет мир"

По всему миру вариация соотношения материалистов и постматериалистов огромна и зависит от уровня экономического развития той или иной страны. В бедных и неспокойных странах материалисты составляют подавляющее большинство, в то время как в процветающих и безопасных обществах преобладают постматериалисты. Так, в Пакистане соотношение материалистов к постматериалистам составляет 55:1, в России – 28:1; но в США количество постматериалистов превосходит количество материалистов в соотношении 2:1, а в Швеции – 5:1. Никто не может гарантировать, что экономический рост продолжится, но в тех странах, которые достигают уровня экзистенциальной безопасности, мы можем ожидать наступления межкополенческого ценностного перехода.

На рис. 3.3 (с. 58) на основе последних доступных опросных данных 2008–2012 гг. показано распределение материалистических и постматериалистических ценностей в каждой когорте с 1927 по 1996 г. в 11 посткоммунистических странах – членах Европейского союза (Болгария, Венгрия, Латвия Литва, Польша, Румыния, Словакия, Словения, Хорватия, Чехия и Эстония). Самые ранние опросы, проведенные в этих странах в 1990‐х годах, уже показывали серьёзные межпоколенческие различия. Возможно, именно эти различия в свое время вызвали массовые демонстрации, которые привели к крушению коммунистических режимов в этих странах.

Переход от плановой экономики к рыночной привёл к суровым экономическим потрясениям, которые ослабили тенденцию к переходу к постматериалистическим ценностям, но этот спад был непродолжительным. Вскоре эти страны вступили в Европейский союз, и в первое десятилетие членства в нём экономический рост новых стран был вдвое больше, чем в старых членах Евросоюза. Межпоколенческий переход к ценностям постматериализма продолжился, что показано на рис. 3.3. В самой старшей когорте рождённых в 1927–1936 гг. количество материалистов все еще превышает количество постматериалистов в соотношении 8:1, но в то же время в самой молодой когорте это соотношение составляет всего лишь 2,5:1. Несмотря на то что эти страны сильно отстают от Западной Европы по абсолютному числу постматериалистов, похоже, что межпоколенческий ценностный сдвиг зарождается и там.

Рис. 3.3. Соотношение материалистических и постматериалистических ценностей в различных когортах в 11 бывших коммунистических странах, ныне – членах Европейского союза (Болгария, Венгрия, Латвия, Литва, Польша, Румыния, Словакия, Словения, Хорватия, Чехия, Эстония) в 2008–2012 гг.

В России, согласно результатам самого раннего опроса 1990 г., тоже намечался серьёзный межпоколенческий сдвиг от материалистических ценностей к постматериалистическим, однако снижение уровня экзистенциональной безопасности, вызванное крушением коммунизма, было куда значительнее, чем в тех посткоммунистических странах, которые сейчас входят в Европейский союз. Советский Союз распался, душевой доход упал примерно на 40 %, институты социального благосостояния перестали существовать, произошел всплеск преступности, и ожидаемая продолжительность жизни мужчин снизилась примерно на 18 лет. Не менее важно и то, что исчезла вера в марксистское учение, некогда придававшая смысл и цель жизни многим людям. Российское общество испытало невиданный ранее катаклизм, при котором большая часть населения характеризовала себя как несчастливых и неудовлетворённых жизнью людей.

В начале 2000‐х годов российская экономика начала восстанавливаться, во многом благодаря взлетевшим ценам на нефть и газ, а также порядку, восстановленному Владимиром Путиным. Уровни субъективного благосостояния тоже постепенно растут, но уровень экономической и физической безопасности младших когорт в России незначительно выше, чем у старших когорт: годы их взросления пришлись на всеобщую бедность и хаос. Неудивительно, что последние массовые опросы в России не показывают межпоколенческого перехода к ценностям постматериализма, а количество материалистов многократно превосходит количество постматериалистов.

Рисунок 3.4 (с. 60) показывает распределение ценностей материализма и постматериализма, упорядоченное по когортам, в восьми странах Латинской Америки (Аргентина, Бразилия, Гватемала, Колумбия, Мексика, Перу, Уругвай и Чили) и основанное на последних доступных массовых опросах с 2005 до 2012 г. За последние 25 лет большинство латиноамериканских стран испытали мощный экономический рост и благополучно перешли от авторитаризма к демократии. В этих странах уже заметны признаки перехода от ценностей материализма к ценностям постматериализма. В старшей когорте (1927–1936 гг. рождения) количество материалистов превышает количество постматериалистов в 3 раза. Однако в младшей когорте (1987–1996 гг. рождения) постматериалистов уже больше, чем материалистов. Разумеется, по общему соотношению ценностей эти страны очень сильно отстают от шести западноевропейских стран, описанных выше, и ещё больше – от США и Швеции, где постматериалистов намного больше, чем материалистов. Но похоже, что межпоколенческий переход меняет и страны Латинской Америки.

Модернизация начинает изменять и исламские страны, но пока что этот процесс находится на очень ранней стадии. Проведенная в 2007–2014 гг. волна Всемирного исследования ценностей показывает, что процесс межпоколенческой смены ценностей сейчас идёт в некоторых странах с мусульманским большинством, особенно в тех странах, где протесты «арабской весны» были особенно сильными. Рисунок 3.5 показывает меняющееся соотношение материалистов и пост-материалистов в девяти странах с мусульманским большинством (Албания, Индонезия, Иордания, Ливия, Марокко, Палестина, Тунис и Турция). В самой старшей когорте материалистов в 10 раз больше, чем постматериалистов; в самой младшей – всего в 2 раза. Соотношение меняется, но эти изменения ещё не привели к появлению когорты, в которой постматериалистов было бы больше, чем материалистов.

Рис. 3.4. Ценности материализма и постматериализма по возрастным когортам в восьми латиноамериканских странах (Аргентина, Бразилия, Гватемала, Колумбия, Мексика, Перу, Уругвай, Чили) в 2005–2012 гг.

Различия, связанные с возрастом, относительно слабы в 13 других странах с мусульманским большинством – Азербайджане, Бангладеш, Иране, Йемене, Казахстане, Катаре, Кыргызстане, Ливане, Малайзии, Мали, Пакистане, Саудовской Аравии и Узбекистане (медианная корреляция r = –0,05). В тех странах, где мы находим свидетельства сильного межпоколенческого сдвига, нет такого высокого ВВП на душу населения, как в странах Персидского залива, зато в них значительно выше ожидаемая продолжительность жизни, ниже уровень детской смертности и рождаемости (по сравнению с другими мусульманскими странами). Так, медианная ожидаемая продолжительность жизни в странах, показанных на рис. 3.5, – 75 лет; а в остальных – 69 лет. В тех странах с преобладающим мусульманским населением, где ожидаемая продолжительность жизни высока, происходят относительно серьёзные межпоколенческие ценностные сдвиги. Более того, за исключением Индонезии, все эти страны находятся вблизи Средиземноморья или являются его частью и поэтому связаны с Западной Европой сильными миграционными потоками.

Рис. 3.5. Ценности материализма и постматериализма по возрастным когортам в девяти странах с мусульманским большинством (Албания, Алжир, Индонезия, Иордания, Ливия, Марокко, Палестина, Турция), n = 24 107

Источник: Всемирное исследование ценностей и Европейское исследование ценностей, 2007–2013 гг.

Чтобы демократизировать мусульманский мир, одних только выборов недостаточно. Непохоже, что в арабоговорящих странах в ближайшем будущем произойдёт волна демократизации, подобная той, что прокатилась по Восточной Европе в конце «холодной войны». Однако уже есть признаки начала межпоколенческой смены ценностей, которая начинает трансформировать культуру стран с мусульманским большинством.

Сдвиг от материалистических ценностей к постматериалистическим замедлился в Западной Европе, но зато он распространяется во многих других странах.

Глава 4
Глобальные культурные закономерности

Сдвиг к постматериалистическим ценностям лишь часть более широкого процесса структурных общественных трансформаций, в рамках которых меняются политические предпочтения, религиозные убеждения, гендерные роли и сексуальные нормы развитых индустриальных обществ.[38]38
  Inglehart, 1990; Inglehart and Baker, 2000; Inglehart and Welzel, 2005; Norris, Pippa and R. Inglehart.2004, 2011. Sacred and Secular: Religion and Politics Worldwide.New York: Cambridge University Press.


[Закрыть] Новое мировоззрение постепенно заменяет традиционные нормы, особенно те, что препятствуют самовыражению.

Мы находим огромные различия в ценностях и убеждениях людей в разных странах. В рамках Всемирного и Европейского исследования ценностей отслеживаются изменения ценностей и установок на данных, охватывающих более 90 % населения мира. Так, в одних странах 95 % населения считают, что Бог чрезвычайно важен в их жизни, в то время как в других обществах подобного мнения придерживается только 3 % населения. В одних странах 90 % населения верят, что мужчины имеют больше прав на трудоустройство, чем женщины, в других только 8 % респондентов отвечают на этот вопрос утвердительно. Эти межстрановые различия устойчивы и обоснованны, и они зависят от уровня экономического развития общества: люди в бедных странах склонны придавать большее значение религии и традиционным гендерным ролям, чем жители богатых стран.

Чтобы определить основные структурные различия между странами, Инглхарт и Бейкер провели факторный анализ средних оценок по каждой стране на основе важнейших переменных Всемирного и Европейского исследования ценностей.[39]39
  Inglehart and Baker, 2000.


[Закрыть] Этот анализ позволил сконструировать две шкалы, а именно 1) шкалу традиционных и секулярно‐рациональных ценностей, а также 2) шкалу ценностей выживания и самовыражения.

Люди, придерживающиеся традиционных ценностей, религиозны, испытывают гордость за свою страну и уважают власть, а также нетерпимы к абортам и разводам. Секулярно‐рациональные ценности связаны с противоположными предпочтениями. Шкала традиционных секулярно‐рациональных ценностей отражает процесс перехода от аграрных обществ к индустриальным. Классическая теория модернизации фокусируется как раз на этой шкале и утверждает, что индустриализация связана с профессиональной специализацией, урбанизацией, централизацией, бюрократизацией, рационализацией и секуляризацией, – как раз эти темы рассматривали Маркс, Вебер, Дюркгейм, Спенсер и другие классики теории модернизации. Данные Всемирного и Европейского исследования ценностей подтверждают их выводы: в аграрных странах население действительно поддерживает традиционные ценности, а в странах, где значительную часть населения составляют промышленные рабочие, больше значения придается секулярно‐рациональным ценностям.

Другая шкала межкультурных различий указывает на переход от индустриального общества к постиндустриальному.

Классики модернизации не успели проанализировать этот сравнительно недавний феномен. Именно его мы и рассматриваем в этой книге. Переход от экономики производства к экономике знания связан с масштабными изменениями ценностей, которые можно описать как сдвиг от ценностей выживания к ценностям самовыражения. Таблица 4.1 показывает, насколько сильно коррелируют ответы на 20 самых разных вопросов со шкалой ценностей выживания/самовыражения. Корреляция, равная нулю, указывает на то, что ответы на вопрос никак не связаны с этой шкалой. Корреляция, близкая к 0,9, указывает на то, что ответ на этот вопрос совпадает со шкалой ценностей выживания/самовыражения практически полностью. Эта таблица показывает лишь наиболее сильные корреляции; многие другие вопросы также связаны со шкалой ценностей выживания/самовыражения, но они не были включены в нее.

Таблица 4.1 показывает, что материалистические и постматериалистические ценности являются наиболее чувствительными индикаторами отношения человека к ценностям выживания/самовыражения. Это логично, поскольку условия, ведущие к постматериализму, также благоприятствуют и ценностям самовыражения. Но ценности самовыражения шире, чем ценности постматериализма. Например, ценности самовыражения отражают поляризацию мнений по поводу таких вопросов, как «целом, мужчины больше подходят на роль политических лидеров, чем женщины» или «когда рабочих мест мало, у мужчин должно быть больше прав на работу, чем у женщин». Ценности самовыражения также связаны с терпимостью к аутгруппам, таким как гомосексуалы. Те, кому присущи такие ценности, считают приоритетной защиту окружающей среды, терпимы к культурному и религиозному многообразию и хотели бы принимать большее участие в принятии решений в экономической и политической жизни.

Таблица 4.1. Ценностные ориентации, связанные со шкалой ценностей выживания/самовыражения

Изначальная направленность утверждений варьировалась: некоторые предложения были переформулированы, чтобы отразить ценности выживания

Люди, для которых важны ценности выживания, значительно менее удовлетворены жизнью и менее счастливы, чем те, для кого ключевыми становятся ценности самовыражения. Этот важный результат указывает на то, что одни системы ценностей больше способствуют счастью, чем другие. Пока общество находится на грани выживания, его культура ориентирована на обеспечение физического выживания населения. Но когда выживание обеспечено, культура общества начинает адаптироваться, чтобы максимизировать субъективное благополучие его членов. Ценности самовыражения способствуют чувству субъективного благополучия, поскольку они освобождают людей от традиционных ограничений, которые более не играют критически важных ролей в обеспечении выживания, а это открывает новые возможности для свободного жизненного выбора. Для таких групп, как женщины и гомосексуалы, освобождение от традиционных ограничений приносит удовлетворённость жизнью и более высокий уровень счастья, и в этом смысле сдвиг от ценностей выживания к ценностям самовыражения является прогрессивной культурной эволюцией. Ретроспективно этот культурный сдвиг выглядит так, как если бы люди в наиболее развитых индустриальных обществах сделали сознательный и рациональный выбор в пользу такой культуры, которая способствует счастью и удовлетворенности жизнью, хотя на самом деле он отражает влияние целого набора событий, предсказать последствия которых было невозможно.

Сдвиг от ценностей выживания к ценностям самовыражения влияет и на то, какие ценности прививаются детям, поскольку теперь родители стараются развивать у детей воображение, учат их терпимости и не настаивают на первостепенной важности усердной работы. В обществах, где распространены ценности самовыражения, обычно более высокий уровень доверия и терпимости, больше ценится индивидуальная свобода и преобладают активистские политические установки – все это, как утверждают многие исследователи политической культуры, важно для развития демократии.

Основной компонент ценностей самовыражения – отсутствие пиетета по отношению к любым формам внешнего принуждения. Издержки подчинения власти высоки: цели индивида должны подчиняться целям других людей. В условиях угрозы безопасности люди согласны поступиться своими личными приоритетами. Когда существует угроза военного вторжения, гражданской войны или экономического коллапса, люди склонны искать сильных лидеров, которые смогут защитить их от опасности. И наоборот, процветание и безопасность благоприятствуют терпимости к разнообразию и появлению запроса на право принимать решения по поводу своей жизни. Это помогает объяснить широко подтвержденные выводы о том, что богатые общества более склонны к демократии, чем бедные. В условиях опасности люди с готовностью подчиняются авторитарному правлению, но рост уровня экзистенциальной безопасности приводит к тому, что люди подчиняются авторитарному лидеру с меньшей охотой.

Возникновение ценностей самовыражения ведет к межпоколенческим изменениям во многих общественных устоях, переходу от норм, связанных с выживанием вида, к нормам, связанным с достижением индивидуального благополучия. Именно поэтому младшие когорты, например, более терпимы к гомосексуальности, больше поддерживают гендерное равенство и менее строго оценивают аборты, разводы, внебрачные связи и эвтаназию. Накопление экономических ресурсов для обеспечения экономической безопасности является важнейшей целью индустриального общества. Достижение экономической безопасности запускает процесс постепенных структурных изменений, в ходе которых цели накопления уже не представляются наиболее важными, после чего следует отвержение иерархических институтов общества, которые позволили достигнуть экономической безопасности.

Экономическое развитие и изменение ценностей

Центральный аргумент классической теории модернизации состоит в том, что экономическое и технологическое развитие приносит взаимосвязанные и предсказуемые социальные и политические изменения. Эволюционная теория модернизации в целом подтверждает эту идею, но добавляет, что эти структурные трансформации вызываются изменением ценностей, благодаря которым изменяются мотивации и поведение людей в более богатых и менее экономически развитых обществах.

Подтверждается ли это эмпирически? Данные сотен опросов, охватывающих 90 % населения мира, указывают на то, что это действительно происходит, и масштабы этих изменений потрясают. На рис. 4.1 изображена культурная карта мира, показывающая, где располагаются страны на каждой из двух шкал. Продвигаясь снизу вверх на этой карте, мы движемся от стран, где преобладают традиционные ценности, к странам, где распространены секулярно‐рациональные ценности; двигаясь слева направо, мы можем видеть, как расположены разные страны на шкале ценностей выживания/самовыражения.

На рис. 4.1 показано, что богатые общества занимают высокие позиции по обеим шкалах межкультурной вариации, т. е. для них важны и секулярно‐рациональные ценности, и ценности самовыражения. И наоборот, бедные общества и общества со средними доходами располагаются ниже по обеим шкалам, поскольку их жители более склонны отдавать предпочтение традиционным ценностям и ценностям выживания. Общества с доходами выше среднего попадают в зону между этими двумя большими группами.[40]40
  ВВП на душу населения указывает лишь на один аспект экзистенциальной безопасности, который также определяется уровнем развития государства всеобщего благосостояния и уровнем безопасности от насилия, преступности, болезней. Но поскольку богатые общества получают высокие оценки по всем аспектам экзистенциальной безопасности, ВВП на душу населения сам по себе представляет собой достаточно хороший индикатор уровня экзистенциальной безопасности того или иного общества.


[Закрыть] Положение этих групп стран показывает, насколько сильна связь между экономическим развитием и ценностями: все богатые страны без исключения попадают в правый верхний угол, занимая высокие позиции по обеим шкалах межкультурных различий. И наоборот, все без исключения бедные страны и страны со средними доходами попали в левую нижнюю часть графика, получив относительно низкие оценки как по шкале секулярно‐рациональных ценностей, так и по шкале ценностей самовыражения.

Рис. 4.1. Средние значения 75 стран по двум основным шкалам ценностей, упорядоченные в зависимости от уровня развития

Источник: Всемирного и Европейского исследования ценностей (медианный год опросов – 2005); данные по уровню экономического развития основаны на категоризации Всемирного банка по доходам 1992 г.

Межкультурные различия, схематично обозначенные на рисунке, огромны: в относительно традиционных обществах до 95 % населения заявляют, что Бог очень важен для них; в секулярно‐рациональных обществах таких людей примерно 3 %. В обществах, ориентированных на выживание, до 97 % населения ни при каких условиях не готовы были бы оправдать гомосексуальность; в обществах, ориентированных на самовыражение, таких людей только 6 %. Ценности и цели общества во многом отражают уровень экономического развития. Классический марксистский экономический детерминизм, видимо, вполне оправдан.

Устойчивость традиционных культур

Но реальность не настолько легко объяснить. Теоретики модернизации от К. Маркса и М. Вебера до Д. Белла и Э. Тоффлера утверждали, что возникновение индустриального общества сопровождается культурными сдвигами и упадком традиционных систем ценностей.[41]41
  Weber, M., 1904 [1930]. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism. London: Routledge; Bell, D. 1973. The Coming of Post‐Industrial Society. New York: Basic Books; Tofelf r, A. 1990. Power Shift: Knowledge, Wealth, Violence in the 21^st Century. New York: Bantam.


[Закрыть] Однако другие социологи и политологи, такие как С. Хантингтон, Р. Патнэм, Ф. Фукуяма, Р. Инглхарт, У. Бейкер и К. Вельцель, утверждают, что культурные традиции устойчивы и даже сегодня влияют на политическое и экономическое поведение в обществе. Оба эти утверждения верны.[42]42
  Huntington, S. P. 1996. The Clash of Civilizations: Remaking of the World Order. New York: Simon and Schuster; Putnam, R. D. 1993. Making Democracy Work: Civic Traditions in Modern Italy. Princeton, NJ: Princeton University Press; Fukuyama, F. 1995. Trust: Social Virtues and the Creation of Prosperity. New York: Free Press; Inglehart and Baker, 2000; Inglehart and Welzel, 2005.


[Закрыть]

Эмпирические данные указывают на то, что социально-экономическое развитие действительно подталкивает общества в одном, более или менее предсказуемом направлении. Социально‐экономическое развитие ведет к профессиональной специализации, росту уровня образования и доходов; оно вносит разнообразие в повседневное взаимодействие людей, и на смену отношениям доминирования и подчинения приходят торг и сделки; в долгосрочной перспективе оно также ведет к культурным изменениям: изменению гендерных ролей, установок по поводу отношений власти, сексуальных норм, сокращению уровня рождаемости, расширению возможностей политического участия, – а также создает более критически мыслящую, менее подверженную манипуляциям публику.

Но эти структурные изменения подвержены «эффекту колеи». То, что конкретные общества исторически сложились как протестантские, православные, исламские или конфуцианские, способствует формированию культурных зон с особенными системами ценностей, которые удивительно стабильны, даже если учитывать эффекты социально‐экономического развития. Эти культурные зоны устойчивы. Хотя под влиянием мощных сил модернизации системы ценностей различных стран движутся в примерно одном и том же направлении, их системы ценностей не становятся одинаковыми, как предполагали упрощенные модели культурной глобализации.

Такое объяснение может показаться противоречивым, однако всё вполне логично. Если бы все общества двигались в одном и том же направлении с одинаковой скоростью, то расстояние между ними оставалось бы одинаковым и они никогда не смогли бы сойтись в одной и той же точке. Реальность намного сложнее, конечно, но существует один важный принцип: постиндустриальные общества быстро меняются, и все они двигаются примерно в одном направлении, но культурные различия между ними остаются значительными и в 2014 г., и в 1981 г. Хотя социально‐экономическое развитие производит систематические изменения в том, во что люди верят, и в том, чего они ожидают от жизни, влияния культурных традиций нельзя недооценивать. Системы верований удивительно долговечны и прочны. Хотя ценности и изменяются, они продолжают отражать историческое наследие общества. Таким образом, структурные изменения подвержены «эффекту колеи».

Тем не менее социально‐экономическое развитие приносит вполне предсказуемые изменения в долгосрочной перспективе. Одним из доказательств этого служит то, что мировоззрение и поведение людей в развитых и в бедных обществах значительно отличаются. Другое доказательство состоит в том, что системы ценностей развитых обществ изменяются в определенном, и достаточно предсказуемом, направлении. Эти изменения не показывают тенденции к унификации стран, поскольку нельзя сказать, что они вызваны глобальной коммуникацией, распространяющей одинаковый набор новых ценностей по всему миру. Если бы это происходило, то одни и те же изменения ценностей происходили бы во всех обществах, включенных в глобальную систему коммуникации. Этого не происходит, поскольку изменения ценностей нет в бедных обществах и в тех странах, которые испытали резкое снижение уровня жизни, несмотря на то, что эти общества были интегрированы в глобальные сети коммуникации; например, так случилось с постсоветскими странами с 1990 по 2000 г. Изменения ценностей происходят только тогда, когда общество переживает рост уровня экзистенциальной безопасности в течение долгого периода. Социально‐экономическое развитие приносит предсказуемые культурные и политические изменения, однако остановка развития приводит к противоположным результатам.

Изменения ценностей происходят с высокой вероятностью, но при этом эти изменения нелинейны. Так, в ходе индустриализации произошел сдвиг от традиционных ценностей к секулярно‐рациональным, но с возникновением постиндустриального общества культурные трансформации изменили направление. Сдвиг от традиционных к секулярно‐рациональным ценностям замедлился, однако стали более заметны качественно другие изменения, а именно – сдвиг от ценностей выживания к ценностям самовыражения, когда люди начинают ценить свободный выбор, автономию и креативность. Этот тип изменений происходил крайне медленно при переходе от доиндустриального общества к индустриальному, но позже он стал доминировать при переходе от индустриального общества к постиндустриальному.

Теоретики классической теории модернизации анализировали возникновение секулярно‐рациональных ценностей. По вполне понятным причинам они не предвидели возникновения ценностей самовыражения, которые распространяются на более поздних этапах модернизации. Этот тренд очень отличается от технократического авторитаризма, который, как казалось многим теоретикам модернизации и писателям (например, Джорджу Оруэллу[43]43
  1984 – классический роман Джорджа Оруэлла, опубликованный в 1949 г., рисует антиутопическую картину будущего, где новости и книги по истории регулярно проходят цензуру, чтобы соответствовать официальной правде тоталитарного режима. Внезапно этот роман стал бестселлером в 2017 г., когда набор демонстративно ложных «альтернативных фактов» насчет количества людей, посетивших инаугурацию президента, был представлен новой администрацией президента США Д. Трампа.


[Закрыть]), произойдет в будущем. Их ожидания не сбылись: распространение ценностей самовыражения привело к тому, что демократия, а не автократия становится наиболее вероятным будущим для стран, достигших высокого уровня модернизации.

Индустриальная фаза модернизации не всегда ведет к демократии – она формирует предпосылки для формирования авторитарных, фашистских и коммунистических вариантов индустриализации и массовой мобилизации. Однако с распространением ценностей самовыражения в постиндустриальной фазе модернизации отношение к власти меняется и усиливается запрос на подлинно гибкую, отзывчивую к нуждам общества демократию, что мы и продемонстрируем далее.

Прогресс не является неизбежным результатом развития. Социально‐экономическое развитие приносит значительные и предсказуемые структурные изменения, но по мере возникновения экономических проблем эти трансформации могут пойти в противоположном направлении. Развитие было доминирующей тенденцией последних столетий: большинство стран теперь намного более состоятельны, чем они были 200 лет назад. Но эти долговременные тренды подвержены многочисленным колебаниям.

Тот факт, что общество исторически сформировано под влиянием протестантской, конфуцианской или исламской культуры, оставляет в нем неизгладимый след, устанавливая возможности и пределы его развития, даже когда прямое влияние религиозных институтов ослабевает. Поэтому, хотя в настоящее время в протестантской Европе церковь посещает небольшое меньшинство, эти общества, исторически сформированные протестантской культурой, до сих пор отличаются уникальным набором близких друг другу ценностей и убеждений. То же справедливо и для католических стран, и для исторически мусульманских, православных или конфуцианских обществ – что показано на рис. 4.2 и 4.3.

Рис. 4.2. Позиции 43 стран на глобальной культурной карте в 1990–1991 гг.

Источник: Инглхарт, 1997: 93.

Факторный анализ данных по 43 странам, представленным в WVS/EVS в 1990 г., показал, что шкалы традиционных/секулярно‐рациональных ценностей и ценностей выживания/самовыражения объясняют больше половины межстрановых различий по включенным в анализ переменным.[44]44
  Более подробно о том, как эти два измерения были сконструированы, см.: Inglehart, 1997: глава 2.


[Закрыть] На основе опросов, проведенных в 1990–1991 г., на рис. 4.2 показано, как расположены 43 страны на этих двух шкалах. Когда этот анализ был проведен повторно на данных 1995–1998 гг., обнаружились те же два измерения. Аналогичным образом в анализе по следующим двум периодам – за 2000–2001 и 2005–2007 гг. – снова проявились эти два измерения, хотя новые опросы включали несколько десятков новых стран, прежде не входивших в исследование.[45]45
  Inglehart, 1997; Inglehart and Baker, 2000; Inglehart and Welzel, 2005; Inglehart, Ronald and Christian Welzel, 2010. “Changing Mass Priorities: The Link between Modernization and Democracy” Perspectives on Politics 8(2): 551–567.


[Закрыть]

Рис. 4.3. Позиции 94 стран на глобальной культурной карте, 2008–2014 (медианный год опросов – 2011)

Источник: данные Всемирного и Европейского исследования ценностей. Средний размер стандартного отклонения по каждой стране показан в правом нижнем углу. Страны с мусульманским большинством выделены курсивом.

На рис. 4.3 показано расположение 94 стран на глобальной культурной карте, построенной на данных Всемирного и Европейского исследования ценностей за 2008–2014 гг. Если сравнить эту культурную карту с картами, полученными в результате более ранних опросов, то можно обнаружить ту же самую модель, где европейско‐протестантская, европейско‐католическая, англоязычная, латиноамериканская, африканская, конфуцианская, южноазиатская и восточноевропейская/православная культурные зоны, занимают похожие позиции на культурных картах.[46]46
  Сравните с картой, основанной на данных 1999–2001 гг., опубликованной на сайте http://www.worldvaluessurvey.org. См. также карту 1995 г. в кн.: Inglehart and Baker (2000), с. 29, и карту 1990 г. в кн.: Inglehart (1997), с. 98. Все пять карт, основанные на данных различных исследований, удивительно похожи.


[Закрыть] Рисунок 4.3 основан на опросах, проведённых на двадцать с лишним лет позже, по сравнению с теми опросами, по результатам которых был составлен рис. 4.2, и включает в себя в два раза больше стран, чем предыдущий. Тем не менее общая модель культурных зон осталась практически такой же. Карта 1990 г. включает только 4 латиноамериканские страны, а карта 2011 г. включает уже 10 стран из этого региона, но все они попадают в одну и ту же область на карте. Карта 1990 г. включала в себя только две африканские страны, а карта 2011 г. основана уже на данных 11 стран Африки, но и они все попадают в нижний левый угол на карте. График 1990 г. включал только одну страну с мусульманским большинством (мы относим ее к исламской культурной зоне), а на карте 2008–2014 гг. присутствует уже 15 таких стран (5 из которых находятся в Африке), и все они попадают в нижний левый квадрант на карте неподалеку от стран Африки. Относительные позиции этих обществ по двум шкалам оставались поразительно стабильными с 1981 по 2014 г.

К. Вельцель предложил альтернативные методы подсчета межстранового разнообразия, которые концептуально и эмпирически довольно близки к этим двум шкалам:[47]47
  Изменения межстранового разнообразия объясняются и тестируются на валидность в кн.: Welzel, 2013: 57—105.


[Закрыть] на уровне стран оценка по шкале религиозных/секулярных ценностей коррелирует со шкалой ценностей выживания/ самовыражения на уровне r = 0,82; его новая шкала ценностей выживания/эмансипации коррелирует со шкалой ценностей выживания/самовыражения на уровне r = 0,80. Хотя его ценностные измерения составлены более изящно, чем мои, они коррелируют друг с другом на уровне r = 0,56, что вполне обоснованно, поскольку они связаны с двумя фазами процесса модернизации. Но попытки объединить любые двумерные карты в единый вытянутый ромб чреваты множеством проблем. Мои две шкалы специально сконструированы так, чтобы они не коррелировали друг с другом, что, конечно, немного искажает реальность (как это делает любая двумерная карта мира), но зато позволяет наглядно разместить каждую страну на карте.

Эволюционная теория модернизации утверждает, что рост уровня экзистенциальной безопасности благоприятствует сдвигу от традиционных ценностей к секулярно‐рациональным, а также от ценностей выживания – к ценностям самовыражения. Следовательно, практически все богатые страны расположены высоко на обеих шкалах, попадая в правый верхний квадрант графика, в то время как почти все бедные страны и страны со средними доходами получают более низкие оценки по обеим шкалам и находятся ближе к левой нижней части графика.