Текст книги "Культурная эволюция. Как изменяются человеческие мотивации и как это меняет мир"

Две основные шкалы изменений ценностей

Эволюционная теория модернизации утверждает, что значительные различия между богатыми и бедными странами, которые мы обнаружили, связаны с процессом межпоколенческого изменения ценностей. Этот процесс изменений запускается, если общество достигает настолько высокого уровня экзистенциальной безопасности, что наиболее молодая возрастная когорта вырастает, принимая выживание как должное. Если это происходит, то мы ожидаем обнаружить межпоколенческие изменения ценностей в богатых обществах, тогда как в бедных эти изменения будут незначительными.

На рис. 4.4 показано, что эмпирические данные подтверждают наши ожидания. Вертикальная ось на графике показывает, насколько для той или иной возрастной когорты в каждой стране важны ценности выживания или самовыражения. Так, в богатых обществах ценности самовыражения более актуальны, чем в обществах со средними или низкими доходами. Но мы также обнаруживаем, что межпоколенческие различия намного значительнее в богатых обществах, чем в менее состоятельных. Так, старшая когорта (1927 г. рождения и ранее) ненамного превышает мировую среднюю по шкале ценностей выживания/самовыражения (0 по вертикальной оси); но среди наиболее молодых когорт (рожденных после 1978 г.) средний уровень ценностей самовыражения уже почти на целое стандартное отклонение выше среднего по миру.

В развивающихся странах ценности самовыражения намного менее популярны, – там наблюдается лишь небольшой рост приоритета ценностей самовыражения по мере продвижения от старших когорт к младшим: эти страны только приближаются к порогу, при котором значительная часть населения взрослеет в относительно безопасных для выживания условиях.

Рис. 4.4. Возрастные различия по шкале ценностей выживания/самовыражения в трех типах обществ

Источник: данные Всемирного и Европейского исследования ценностей, 1981–2014.

Страны с высокими доходами (данные 1992 г.): Австралия, Австрия, Андорра, Бельгия, Великобритания, Германия, Дания, Израиль, Ирландия, Исландия, Испания, Италия, Канада, Кипр, Люксембург, Нидерланды, Новая Зеландия, Норвегия, Северная Ирландия, Сингапур, США, Тайвань, Финляндия, Франция, Швейцария, Швеция, Япония.

Развивающиеся страны (в 1992 г.): Алжир, Аргентина, Бангладеш, Бразилия, Буркина-Фасо, Венесуэла, Вьетнам, Гаити, Гватемала, Замбия, Зимбабве, Индия, Индонезия, Иордания, Малайзия, Мали, Мальта, Мексика, Нигерия, Пакистан, Перу, Португалия, Руанда, Таиланд, Танзания, Тринидад и Тобаго, Турция, Уганда, Уругвай, Южная Африка, Южная Корея.

Посткоммунистические страны: Азербайджан, Албания, Армения, Болгария, Босния и Герцеговина, Грузия, Венгрия, Казахстан, Косово, Кыргызстан, Латвия, Литва, Македония, Молдова, Польша, Россия, Румыния, Сербия, Словакия, Словения, Украина, Хорватия, Черногория, Чешская Республика, Эстония.

Посткоммунистические общества демонстрируют еще более низкие уровни распространения ценностей самовыражения, но мы обнаруживаем относительно сильные изменения ценностей среди наиболее молодых когорт, для которых ценности самовыражения постепенно становятся во главу угла. Эти общества достигли достаточно высокого уровня экзистенциальной безопасности в период после Второй мировой войны, что принесло стабильные межпоколенческие изменения ценностей. Но крах коммунизма и падение уровня экзистенциальной безопасности на рубеже 1990‐х годов произвели сильный обратный эффект: уровень поддержки ценностей самовыражения во всех возрастных когортах упал настолько, что до сих пор не достиг прежнего уровня.

Рис. 4.5. Изменения по двум основным шкалам межкультурных различий от наиболее раннего по наиболее поздний опрос (1981–2014) в десяти различных типах обществ[68]68
  Посткоммунистические страны: Албания (1998–2008 гг.), Азербайджан (1997–2011 гг.), Армения (1997–2011 гг.), Босния (1998–2008 гг.), Болгария (1991–2008 гг.), Беларусь (1990–2008 гг.), Хорватия (1996–2008 гг.) Республика (1991–2008 гг.), Эстония (1996–2011 гг.), Грузия (1996–2009 гг.), Венгрия (1991–2008 гг.), Кыргызстан (2003–2011 гг.), Латвия (1996–2008 гг.), Литва (1997–2008 гг.) (1996–2008 гг.), Польша (1990–2012 гг.), Румыния (1998–2012 гг.), Сербия (1996–2008 гг.), Словакия (1991–2008 гг.), Словения (1992–2011 гг.).
  Страны Латинской Америки: Аргентина (1984–2006 гг.), Бразилия (1991–2006 гг.), Чили (1990–2011 гг.), Колумбия (2005–2011 гг.), Мексика (1981–2012 гг.), Перу (1996–2012 гг.), Уругвай (1996–2011 гг.) (1996–2000 гг.).
  Страны Африки: Гана (2007–2012 гг.), Марокко (2007–2011 гг.), Нигерия (1990–2011 гг.), Руанда (2007–2012 гг.), Южная Африка (1982–2006 гг.), Зимбабве (2001–2012 гг.).
  Католические страны Европы: Австрия (1990–2008 гг.), Бельгия (1981–2009 гг.), Греция (1999–2008 гг.), Италия (1981–2005 гг.), (1981–2011 гг.), Испания (1981–2011 гг.), Люксембург (1999–2008 гг.), Португалия (1990–2008 гг.), Франция (1981–2008 гг.).
  Протестантские страны Европы: Дания (1981–2008 гг.), Германия (1981–2008 гг.), Исландия (1990–2009 гг.), Нидерланды (1981–2012 гг.), Норвегия (1982–2008 гг.), Швеция (1982–2011 гг.), Финляндия (1990–2009 гг.), Швейцария (1996–2008 гг.).
  Англоязычные страны: Австралия (1981–2012 гг.), Великобритания (1981–2009 гг.), Ирландия (1981–2008 гг.), Канада (1982–2006 гг.), Новая Зеландия (1998–2011 гг.), Северная Ирландия (1981–2008 гг.), Соединенные Штаты (1982–2011 гг.).
  Индия (1990–2012 гг.), Китай (2007–2012 гг.), Россия (1990 г., 1995–2011 гг.), Япония (1981–2010 гг.).


[Закрыть]

Эта картина возрастных различий, а также сильная связь между системами ценностей и экономическим развитием указывают на то, что экономическое развитие вызывает систематические изменения в ценностях и убеждениях. Анализ временных рядов подтверждает эти гипотезы. Отслеживая позиции стран в последовательных волнах Всемирного и Европейского исследования ценностей с 1981 по 2014 г., обнаруживаем, что все богатые страны двигаются в предсказанном направлении. Рисунок 4.5 показывает, что в восьми протестантских и восьми католических странах Европы, а также в семи англоязычных странах и Японии все больший приоритет начинают отдавать секулярно‐рациональным ценностям и ценностям самовыражения.[69]69
  Чтобы не создавать нечитаемую и слишком сложную для восприятия карту, мы сделали этот рисунок; он показывает изменения, которые испытали целые группы стран, используя кластерный анализ, плюс мы добавили те изменения, которые испытали Россия, Китай, Индия и Япония.


[Закрыть]

С этим удивительно контрастируют Россия и Китай, а вместе с ними 21 посткоммунистическая страна, поскольку во всех них больше людей начинают отдавать предпочтение традиционным ценностям. Это объясняется тем, что религия вновь обрела значимость в этих обществах после распада коммунистической системы ценностей. Хотя Африка, Латинская Америка и исламские страны показывают наиболее высокие уровни религиозности, эти уровни не сильно изменились с 1981 по 2014 г. Вне всяких сомнений, больше всего уровень религиозности повысился в посткоммунистических странах, где религия и национализм заполнили идеологический вакуум, возникший после распада коммунистической системы ценностей, придававшей смысл и цель жизни миллионам людей.

Несмотря на растущую значимость традиционных ценностей в посткоммунистических странах, рост экономической безопасности в них привел к повышению значимости ценностей самовыражения. В России эти изменения были особенно драматичными: жители России испытали намного более резкий спад в уровне экзистенциальной безопасности, чем в других посткоммунистических странах, а реальные доходы на душу населения упали примерно на 60 %, также отмечались рост преступности и резкий спад ожидаемой продолжительности жизни у мужчин. Ситуация стала меняться в лучшую сторону после 2000 г., когда при Путине был восстановлен порядок, а цены на нефть и газ взлетели, что привело к существенному укреплению экономики. Жители России постепенно начинают отдавать приоритет ценностям самовыражения, а не ценностям выживания, но традиционные ценности продолжают заполнять ту идеологическую пустоту, которая возникла в результате разрушения системы ценностей, сложившейся при коммунизме.

Ценности обществ Африки также практически не меняются. Страны к югу от Сахары уже привыкают наслаждаться плодами экономического роста, но поскольку культурные изменения происходят с большой задержкой, то мы не ожидаем обнаружить их среди взрослого населения этих обществ в ближайшее время.

Выводы

Мы пришли к выводу, что рост уровня экзистенциальной безопасности приносит взаимосвязанные и предсказуемые социальные и культурные изменения, в результате которых жители относительно безопасных обществ вырабатывают совершенно иные ценности, нежели население менее развитых стран. Хотя глобализация снизила возможности промышленных рабочих богатых стран улучшать условия своего труда, она распространяет капитал и технологии по всему миру, повышает уровень экзистенциальной безопасности в странах, которых она коснулась, а также делает их более открытыми для новых идей и социальных норм равноправия.

Культурные изменения подвержены «эффекту колеи»: ценности любого общества отражают его историческое наследие. Но исследователи из многих областей знания, используя различные методы измерений и анализа, обнаружили, что общества с более высокими уровнями экзистенциальной безопасности находятся выше на макрошкале индивидуализма/ автономии/самовыражения, в то время как менее безопасные общества всегда занимают на ней более низкие позиции. Как эта шкала называется в конкретном исследовании и как ее интерпретировать, зависит от теоретических предпосылок ученого, однако эта закономерность межкультурных различий настолько укоренена в культуре и устойчива, что была обнаружена в целом ряде эмпирических исследований межкультурных различий, проведенных разными исследователями из разных дисциплин. Эта макрошкала межкультурной вариации определяет современный уровень демократии, а также законодательство о равенстве полов, правах гомосексуалов и других темах, как будет показано в следующих главах.

Глава 5
Конец секуляризации?

Ведущие социальные мыслители XIX века – Конт, Спенсер, Дюркгейм, Вебер, Маркс, Фрейд – верили, что религиозные верования отражают донаучное мировоззрение, которое постепенно исчезнет по мере распространения научной рациональности.[70]70
  Bruce, S., 1992. “Pluralism and Religious Vitality,” in Steve Bruce, ed. Religion and Modernization: Sociologists and Historians Debate the Secularization Thesis. Oxford: Oxford University Press, 170—94; Aldridge, A., 2000. Religion in the Contemporary World. Cambridge: Polity Press: Chapter 4.


[Закрыть] Со времен эпохи Просвещения ведущие философы, антропологи и психологи заявляли, что человечество в ближайшем будущем перерастет религиозные суеверия, ритуалы и сакральные практики. На протяжении большей части ХХ века многие обществоведы предполагали, что религия исчезает, а секуляризация является неотъемлемой чертой модернизации, наряду с бюрократизацией, рационализацией, урбанизацией.

Однако сравнительно недавно этот тезис был поставлен под сомнение. Рост фундаменталистских[71]71
  Термин «фундаменталистский» использован здесь, чтобы описать тех, кто абсолютно уверен в непреложных принципах своей веры – до такой степени, что не признает право на существование за другими верованиями.


[Закрыть] движений и религиозных партий в исламском мире, возрождение евангелизма в Латинской Америке и во многих посткоммунистических странах, а также расцвет фундаментализма в политической жизни Соединенных Штатов красноречиво свидетельствуют о том, что религия никуда не исчезнет в обозримом будущем. Религия остается первостепенным фактором общественной и политической жизни. Известные критики утверждают, что необходимо окончательно похоронить тезис о секуляризации, ведь религия, по их мнению, является неотъемлемой чертой человеческого сообщества. Они заявляют, что то, насколько энергично религиозные лидеры строят и поддерживают свою паству, определяет положение религии в обществе – процветает ли она или находится в упадке.[72]72
  Finke, R., 1992. “An Unsecular America,” in Steve Bruce, ed. Religion and Modernization: Sociologists and Historians Debate the Secularization Thesis. Oxford: Oxford University Press, 145–169.


[Закрыть]

Теория религиозных рынков представляет собой наиболее серьезный вызов тезису о секуляризации. Согласно этой теории, факторы предложения, особенно конкуренция среди религиозных деноминаций и государственное регулирование религиозных институтов, определяют уровень религиозного участия. В последние десятилетия многие социологи отстаивали эту теорию, хотя ее упорно критиковали.[73]73
  Stark, R. and W. S. Bainbridge, 1985. ‘A Supply‐side Reinterpretation of the ‘Secularization’ of Europe.’ Journal for the Scientific Study of Religion. 33, 3: 230—52; Finke, R. and L. R. Iannaccone, 1993. “The Illusion of Shifting Demand: Supply‐side Explanations for Trends and Change in the American Religious Market Place,’ Annals of the American Association of Political and Social Science. 527: 27–39.


[Закрыть] Рыночные теории религии предполагают, что спрос на религиозный продукт устойчив и основан на обещаниях вечной жизни после смерти в большинстве религий. Различия в уровне участия в религиозных ритуалах в разных странах считаются результатом спроса, формируемом «снизу», а не разнообразия предложений, формируемого «сверху». Государственные церкви, согласно этой теории, – это почивающие на лаврах монополии, рассматривающие свои паствы как данность и имеющие фиксированную долю рынка благодаря государственному регулированию и финансовой поддержке традиционных конфессий. И наоборот, там, где существует свободный рынок религий, энергичная конкуренция между церквями увеличивает предложение религиозного «продукта», тем самым стимулируя религиозный активизм в обществе.

Эта теория претендует на универсальное объяснение, но эмпирические данные в ее поддержку получены в основном в Соединённых Штатах и Западной Европе. Распространение различных церквей в Соединённых Штатах, как утверждается, максимизировало возможности выбора конфессий и масштабы конкуренции между ними, стимулируя религиозность в американском обществе. Американские церкви подчиняются силам рынка, и их существование зависит от способности привлечь священников, волонтеров, а также финансовые ресурсы. Конкуренция ведет к разнообразию, стимулирует инновации и заставляет церкви активно набирать в свои ряды прихожан, удовлетворяя общественный спрос. Р. Старк и Р. Финке утверждают, что большинство европейских стран, наоборот, поддерживают то, что они называют «обобществленной религиозной экономикой», когда государство поддерживает традиционные конфессии. Они считают, что религиозные монополии менее склонны к инновациям, менее гибки и эффективны. Там, где духовенство получает доход и должность независимо от качества работы, оно вольготно и пассивно почивает на лаврах: «Когда у людей отсутствует необходимость или мотив работать, они стремятся не работать, поэтому субсидируемые церкви ленивы».[74]74
  Finke, R. and R. Stark, 2000. Acts of Faith: Explaining the Human Side of Religion. Berkeley, CA: The University of California Press: 230.


[Закрыть] Финке и Старк полагают, что если бы религиозное «предложение» в Европе увеличилось путем отделения церквей от государства (т. е. дерегулирования) и если бы церкви прилагали больше усилий, то это привело бы к возрождению религиозного поведения в обществе: «Если бы европейцы столкнулись с церквями американского типа, то они бы реагировали так же, как американцы». Вкратце они делают вывод: «Чем усерднее работает организация, тем более она успешна».[75]75
  Finke and Stark, 2000: 237–238.


[Закрыть]

Но были ли в корне неправы Конт, Дюркгейм, Вебер и Маркс, предполагая, что религия в индустриальных обществах приходит в упадок? Мы считаем, что нет. Критика, основанная на религиозном «предложении» и религиозных рынках, основывается на исключительных случаях и во многом – на Соединённых Штатах (которые также являются исключительным случаем), а не на систематических сравнениях эмпирических данных из множества обществ, богатых и бедных. Эта теория не может объяснить, почему практически все общества с мусульманским большинством более религиозны, чем США, хотя в большинстве подобных обществ лишь одна религия занимает монопольную позицию, а для перешедших в другую веру иногда предполагается смертная казнь.

Без сомнения, традиционный аргумент о секуляризации необходимо обновить. Очевидно, что религия не только не исчезла, но и не исчезнет в обозримом будущем. Тем не менее концепт секуляризации схватывает важную часть современной реальности. Эта глава представляет пересмотренную версию теории секуляризации, в которой мы противопоставляем людей по критерию экзистенциальной безопасности и восприятию этой безопасности как должное. Мы считаем, что религия сохраняет значимость в основном среди наиболее незащищенного населения, особенно среди тех людей, которые сталкиваются с прямым риском для жизни. Мы утверждаем, что недостаток экономической и физической безопасности является ключевым моментом, стимулирующим религиозность. Также мы считаем, что секуляризация – систематическая эрозия религиозных практик, ценностей и верований – продвинулась наиболее далеко среди богатых слоев населения безопасных постиндустриальных обществ.

Религия не является неизменным аспектом человеческой природы. Антропологические исследования показывают, что вера в Бога‐создателя, который озабочен моральными вопросами, редко существует в обществах охотников и собирателей. Не принимая этот ключевой концепт современных мировых религий, общества охотников и собирателей, как правило, придерживаются анимистических верований: наделяют душой деревья, реки, горы и другие природные творения. Представление о Боге, обеспокоенном вопросами морального поведения, по сей день остается редким явлением в садоводческих культурах; оно распространяется только с возникновением аграрных обществ.

С библейских времен представления о Боге многократно менялись – от образа злого, карающего племенного Бога, которого можно было задобрить лишь человеческими жертвоприношениями и который не только одобрял, но и требовал уничтожения чужаков, к представлениям о благосклонном Боге, чьи законы универсальны для всего человечества. Под воздействием социально‐экономического развития моральные нормы также эволюционируют. На протяжении истории преобладающие моральные нормы постепенно менялись, но в последние десятилетия скорость изменений резко возросла.

Рис. 5.1. Доля обществ, где существует вера в Бога-Cоздателя, обеспокоенного моральным поведением человека

Источник: Нолан и Ленски (2011) p. 72, основан на данных Этнографического Атласа Питера Мёрдока (1962–1971).

Уменьшение ксенофобии, расизма, сексизма и гомофобии является частью долгосрочной тенденции: происходит отход от племенных моральных норм, предполагающих, что значительная часть человечества нормативно исключена из круга граждан, а геноцид и рабство – обычное положение дел. Со временем стираются различия между ингруппой, члены которой заслуживают справедливого обращения, и аутгруппой, к которой моральные нормы не применимы. Глобализация и возникновение обществ знания связаны с распространением универсальных моральных норм, когда ранее исключаемые группы, такие как иностранцы, женщины и геи, становятся полноправными гражданами. При этом война становится все менее приемлемой для все большего числа людей во всем мире.

Права существуют столетиями, однако изначально ими располагали только некоторые индивиды и классы.[76]76
  Эта тема подробно описана в: Mueller, J. 1989. Retreat from Doomsday: The Obsolescence of Major War. New York: Basic Books.


[Закрыть] После Второй мировой войны в Устав Организации Объединённых Наций было включено понятие универсальных прав человека, хотя некоторые из стран‐основательниц были диктатурами, бесцеремонно игнорировавшими права человека. Но по мере распространения демократии поддержка идеи универсальности прав человека становится повсеместной.

Эволюционная теория модернизации предполагает, что экономические и политические изменения систематически связаны с культурным развитием. По мере развития экономики общества от аграрной к индустриальной, а затем – к постиндустриальной рост уровня экзистенциальной безопасности приводит к падению значения религии в жизни человека. Рост экономической и физической безопасности, долголетие и улучшение здоровья в постиндустриальных обществах означают, что все меньшее количество людей в этих странах считают традиционные верования, ценности и практики жизненно необходимыми для себя или своего сообщества. Это не означает, что все возможные формы религии исчезают:

некоторые элементы (например, формальная идентификация с религией) зачастую остаются, даже когда ее влияние на эмоции и на жизнь индивида сокращается. Но люди, живущие в наиболее развитых индустриальных обществах, начинают меньше подчиняться традиционным религиозным лидерам и институтам и меньше участвуют в религиозных действиях.

Наперекор тому, что утверждает теория религиозных рынков, уровень «спроса» на духовность далек от постоянства; наоборот, очевидно, что этот спрос чрезвычайно варьируется, отражая гарантированность выживания в обществе.

В доиндустриальных обществах человечество полагалось на волю непостижимых и неконтролируемых сил природы.

Поскольку причинно‐следственные связи оставались непонятными, люди приписывали ответственность за любое событие антропоморфным духам или богам. Когда большинство населения начало жить за счет сельского хозяйства, оно в значительной степени зависело от небесных явлений, например от Солнца или дождя. Фермеры молились о хорошей погоде, об избавлении от болезней, эпидемий или нашествия насекомых.

Индустриализация вносит когнитивный диссонанс между традиционными системами норм и миром, где большинство людей получают знания из своего жизненного опыта.

Символы и мировоззрение традиционных религий кажутся менее убедительными или притягательными, чем раньше. В индустриальном обществе производство переносится в помещение – в среду, созданную человеком. Рабочие не ждут, когда появится Солнце или сменится время года. Когда становится темно, люди зажигают свет; когда начинает холодать – включают отопление. Заводские рабочие не молятся о хорошем урожае, а производят машины, созданные изобретательностью человека. С открытием микробов и антибиотиков даже болезнь перестает казаться божьей карой; она становится проблемой, которая все больше находится под контролем человека.

Эти глубокие изменения в повседневном опыте ведут к смене господствующих представлений об устройстве Вселенной. В индустриальном обществе, где фабрика является центром производства, естественным кажется механистический взгляд на Вселенную. Сначала это привело к возникновению представления о Боге как о великом часовщике, который создал Вселенную, а потом оставил ее существовать самостоятельно. Но по мере возрастания человеческого контроля над окружающей средой, роль, предписываемая Богу, становится менее значимой. Возникли материалистические идеологии, которые предлагали секулярные интерпретации истории, а секулярные утопии должны были быть достигнуты благодаря социальной инженерии. По мере развития общества знания восприятие мира через механистический мир фабрики стало менее применимым. Жизненный опыт человека все больше стал связан с новыми идеями, а не с материальными объектами. В обществе знания продуктивность меньше зависит от материальных ограничений, чем от воображения, информации, инноваций. Интерес к смыслу и цели жизни не исчез. Но в условиях отсутствия экзистенциальной безопасности, что определяли жизнь значительной части населения в течение большей части истории, великие теологические вопросы мало кого интересовали; огромное большинство населения было больше обеспокоено поиском утешения в мире, где выживание не было гарантировано, и именно это было основной причиной того, почему массы оставались под контролем традиционной религии.

Практически все мировые религиозные культуры убеждают своих последователей, что, хотя сам человек не может понять или предвидеть будущее, высшие силы гарантируют, что все будет в порядке. И религия, и секулярные идеологии убеждают людей, что Вселенная развивается по плану, который гарантирует, что если человек следует правилам, то все будет благополучно, в этой жизни или в последующей. Эта вера уменьшает стресс, позволяет людям справляться с беспокойством и фокусироваться на насущных проблемах. Без такой системы убеждений сильный стресс приводил бы к нежелательным реакциям. В условиях отсутствия безопасности у людей есть насущная потребность считать власть одновременно сильной и великодушной, даже если все свидетельствует об обратном.

В периоды стресса индивиды стремятся следовать строгим и предсказуемым правилам. Они хотят быть уверенными в том, что произойдет, потому что выживание не гарантировано и они не имеют права на ошибку. И наоборот, люди, выросшие в относительно безопасных условиях, более терпимы к неопределенности и меньше нуждаются в абсолютных и строгих религиозных правилах. Люди, живущие в условиях относительно высокого уровня экзистенциальной безопасности, с большей готовностью принимают отклонения от знакомых образцов поведения, чем те, кто не уверен, что необходимые для их выживания потребности будут обеспечены. В экономически безопасных индустриальных обществах с устойчивой системой социальной поддержки, защищающей людей от рисков бедности, чувство безопасности растет, что сокращает необходимость в абсолютных правилах и способствует упадку религиозных институтов.

Рис. 5.2. Экономическое развитие и изменение значимости различных аспектов жизни

Во Всемирном и Европейском исследовании ценностей респондентов просят оценить важность шести аспектов их жизни: семьи, работы, религии, друзей, свободного времени и политики. Рисунок 5.2 показывает процент людей, ответивших, что тот или иной аспект очень важен в их жизни; доля рассчитана на основе сотен тысяч интервью, охватывающих большую часть населения мира. Практически каждый человек считает, что семья очень важна, и это, кажется, стабильная черта человеческой природы, которая имеет место и в богатых, и в бедных странах. Но значение религии заметно падает по мере продвижения от бедных обществ (где религия очень важна для 62 % населения) к богатым (где только 20 % населения считают ее очень важной). В странах с низким доходом только семья и работа считаются важнее религии. В богатых странах религию в списке приоритетов опережают и друзья, и свободное время. Данные поперечных срезов, приведенные на рис. 5.2, свидетельствуют – хотя и не доказывают, – что значение религии снижается в обществах с высоким доходом (анализ временных рядов представлен на рис. 5.3).

Значимость дружбы демонстрирует нелинейную связь с доходом страны, она снижается при переходе от обществ, где все друг друга знают, к бедным странам, а затем снова возрастает в богатых странах. В бедных странах религия считается более значимой, чем дружба, и она намного более важна, чем свободное время. Главная характеристика богатых обществ состоит в том, что и дружба, и свободное время в них важнее религии.

Связь между экономической безопасностью и секуляризацией – это только тенденция, а не железный закон. Легко можно вспомнить поразительные индивидуальные исключения, такие как Усама бен Ладен, который был одновременно чрезвычайно богат и фанатично религиозен. Но если взглянуть дальше единичных случаев, мы обнаружим, что подавляющее большинство фактов свидетельствует об обратном: люди, которые в свои формативные[77]77
  Формативные годы (англ. Formative years) – годы взросления. (Прим. перев.)


[Закрыть] годы испытывали угрозу собственной жизни, своей семье или сообществу, часто намного более религиозны, нежели те, которые выросли в более безопасных и более предсказуемых условиях. В относительно безопасных обществах религия не исчезла. В опросах большинство жителей Западной Европы до сих пор утверждают, что верят в Бога или определяют себя как протестанты или католики в официальных документах. Но важность и жизнеспособность религии, ее влияние на повседневность уже значительно ослабели. В течение ХХ века почти во всех постиндустриальных обществах, от Канады и Швеции до Франции, Британии и Австралии, официальная церковная статистика свидетельствует, что некогда высокая посещаемость церкви настолько сократилась, что сегодня многие церкви переоборудуются в музеи или гостиницы. Исследования общественного мнения, отслеживающие посещаемость церквей в Европе в течение последних 50 лет, подтверждают, что этот феномен существует.

Рис. 5.3. Изменение доли тех, для кого Бог важен, с самого раннего исследования по самое позднее

Источник: Мировое исследование ценностей и Европейское исследование ценностей, проведенных с 1981 по 2012 г., которые включают все страны, в которых собраны ряды данных как минимум за 10 лет. Медианное изменение равно нулю; медианный временной ряд составляет 21 год.

Общая тенденция очевидна: в наиболее развитых индустриальных странах посещаемость церквей за последние несколько десятилетий упала; более того, духовенство во многом потеряло власть над публикой и больше не может диктовать ей свои правила контроля рождаемости, разводов, абортов, сексуальной ориентации и необходимость вступать в брак для рождения детей. Секуляризация не ограничивается Западной Европой, вопреки утверждениям некоторых критиков. Она происходит в большинстве наиболее развитых индустриальных обществ, включая Австралию, Новую Зеландию, Японию и Канаду. Соединённые Штаты остаются исключительным случаем среди постиндустриальных обществ, где публика обладает наиболее традиционным мировоззрением среди всех богатых стран, за исключением Ирландии. Но даже в Америке наблюдается явная тенденция секуляризации; она слабее из‐за относительно слабых институтов социального обеспечения и высокого уровня экономического неравенства, а также частично замаскирована испаноязычной иммиграцией, которая увеличивает численность людей с относительно традиционным мировоззрением и высокой рождаемостью. Но даже несмотря на это, США показывают очевидный тренд в сторону секуляризации. Еженедельное посещение церквей сократилось с примерно 35 % в 1972 г. до 25 % в 2002 г., в то время как доля тех, кто говорит, что никогда не посещает церковь, выросла с 9 % до 20 %.[78]78
  Norris and Inglehart, 2004: 92. Основаны на данных Общего социального обследования (GSS) в США, 1972–2002.


[Закрыть]

Тем не менее мы не предполагаем, что религия исчезнет в обозримом будущем. В одной из своих предыдущих книг П. Норрис и я утверждали следующее:

«1. Практически все наиболее развитые индустриальные общества в течение последних 50 лет двигались в сторону более секулярных ориентаций. Однако:

2. Мир в целом сейчас насчитывает больше людей с традиционными религиозными взглядами, чем когда‐либо ранее, и эта часть населения мира быстро растет.

Хотя эти два утверждения, на первый взгляд, противоречат друг другу, на самом деле они вполне согласуются между собой. Как мы покажем далее, правильность первого утверждения позволяет объяснить второе, поскольку секуляризация сокращает коэффициенты рождаемости. Почти во всех странах, где секуляризация продвинулась достаточно далеко, уровень рождаемости значительно ниже естественного замещения населения, в то время как в странах с традиционными религиозными ориентациями коэффициенты рождаемости в два или три раза превосходят уровень замещения населения. Именно благодаря им растет население мира».[79]79
  Norris and Inglehart, 2004: 5–6.


[Закрыть]

В связи с этими демографическими тенденциями в мире сегодня больше людей с традиционными религиозными взглядами, чем когда‐либо ранее, и их доля в населении мира растет. Богатые общества секуляризируются, но их доля в населении мира сокращается, тогда как бедные общества не секуляризируются, но их население быстро растет. Поэтому модернизация в самом деле приносит снижение важности религии практически в каждой стране, где она происходит, – но одновременно растет доля населения мира, для которого религия важна.

Различающиеся уровни рождаемости в религиозных и секулярных обществах ни в коей мере не случайны; они напрямую связаны с секуляризацией. Переход от традиционных религиозных ценностей к секулярно‐рациональным приносит культурный сдвиг от подчеркивания традиционных женских ролей, в основном ограниченных рождением и воспитанием большого количества детей, к миру, в котором у женщин есть все более широкий круг возможностей жизненного выбора, большинство женщин делают карьеру и находят интересы вне дома. Этот сдвиг в культуре связан со значительным сокращением уровня рождаемости, как будет показано в главе 6.

Классическая теория секуляризации утверждала, что религия постепенно исчезнет по мере распространения образования и научного знания. Но в некоторых недавних влиятельных работах заявляется, что человеческая потребность в религии находится на постоянном уровне, и этот спрос возрождается, как только появляются энергичные предприниматели от религии; другие даже утверждают, что произошло глобальное возрождение религии.[80]80
  Thomas, S. M., 2005. The Global Resurgence of Religion and the Transformation of International Relations: The Struggle for the Soul of the Twenty‐first Century. New York: Palgrave, MacMillan.


[Закрыть] Но что происходит на самом деле?

Исчезает ли религия или мы наблюдаем ее глобальное возрождение? Рисунок 5.3 показывает изменения при ответе на вопрос «Насколько важен Бог в вашей жизни?». Этот вопрос задавался в каждой волне Всемирного исследования ценностей с 1981 г., и это особенно чувствительный индикатор религиозности, сильно коррелирующий с ответами на ряд других вопросов о религии. Он представляет собой шкалу из 10 пунктов, на которой «1» означает, что Бог не имеет значения в жизни респондента, а «10», наоборот, указывает на то, что Бог очень важен для респондента. Рисунок 5.3 показывает изменения в доле тех, кто выбирает «10» по этой шкале, с самого раннего до самого последнего доступного опроса по 60 странам, по которым мы располагаем временными рядами данных как минимум за 10 лет (медианный период составляет 21 год).[81]81
  Таблица 4.1 в Приложении показывает подробные изменения в доле респондентов, ответивших «Бог очень важен в моей жизни» для всех стран, для которых есть временные ряды.


[Закрыть] Этот рисунок показывает, что упадок и подъем религиозности произошли примерно в одинаковом количестве стран. В связи с огромными различиями в уровне рождаемости доля религиозного населения в мире сейчас больше, чем 30 лет назад, но среди 60 проанализированных стран уровень религиозности поднялся в 30 странах и упал в 30. И характер этих изменений был далеко не случайным.