Текст книги "Последний дар. Книга 1. Вор"

Глава 10

Лика закусила губу и потянула крышку шкатулки вверх. Золотые прожилки в стенах как будто вспыхнули ярче.

Пальцы словно давили на мрамор. И наверное, проще было сломать мрамор, чем открыть эту шкатулку. Лика беспомощно опустила голову на стол и услышала щелчок.

За дверью раздались шаги. Лика от испуга не увидела, что одна из цифр на крышке замерла. Кто-то остановился прямо у порога кельи. В замке зашкрябал ключ, с непривычки явно вставленный не так, как нужно, замок отворился, но это пришла не Микаэла.

– Принц Севир? – От удивления Лика вскочила и попятилась.

– Не ожидала? – принц насмешливо хмыкнул.

– Что вы здесь делаете? Мне нельзя ни с кем разговаривать до суда.

– С обвинителем во время примирения – можно. У меня новости, – небрежно бросил принц и сел на кровать. – Твои сообщники сознались.

– Сообщники?

– Ты подкупила охранника, чтобы он не обыскивал тебя как надо. Затем в темнице ты передала мой дар одному из заключённых, которого должны были конвоировать в четвёртую ветвь для отбывания наказания. Там мой дар передали бы контрабандистам, но стражник сознался и повозку остановили. Конец истории.

Севир пристально посмотрел на бесценную. Капля пота скользнула по его виску. Пальцы он переплёл так, что костяшки побелели, а жилка на шее затрепыхалась. Лика заметила это даже при скудном освещении.

– Это неправда. Всё это неправда.

– Перестань, есть свидетель, который подтвердит эту историю.

– Зачем мне красть ваш дар?

– Слушай, девчонка, мне плевать, зачем ты это сделала. План был хорош, не спорю: сделать вид, что не можешь открыть шкатулку, а самой при удобном случае незаметно выкрасть дар – умно. Потом я бы открыл шкатулку сам, обнаружил её пустой, а доказать бы ничего не смог.

Лика потрясла головой, не в силах осмыслить обрушившийся на неё поток лжи.

– И что вы от меня хотите?

– Откажись от равного суда. – Севир отвернулся. – Скажи это вслух сейчас и сотри кровь со шкатулки.

– Вот так просто?

– Именно. Это лучшее, что ты можешь сделать.

– Мне надо подумать.

Севир усмехнулся. Он подошёл к Лике почти вплотную и негромко произнёс:

– Неужели ты готова отдать за суд требуемую плату?

Сердце у Лики забилось часто-часто. Она заставила себя твёрдо смотреть в глаза принца и не подавать вида, что она понятия не имеет, о чём идет речь.

– Плата каждый раз разная, – зашептал Севир ей на ухо. – Богиня может сделать тебя старухой. Отнять зрение, слух, ну или всё сразу. Убить родителей. Всё, что посчитает равноценным своему вмешательству. Не думала же ты, что можешь в любой момент позвать самое могущественное существо в мире на защиту и ничего не отдать взамен?

– Я прошу вас уйти. Или я отзову шкатулку, и суд состоится прямо сейчас.

Севир отпрянул от девушки.

– Подумай хорошенько. Я предложил тебе вариант примирения, советую принять его, – сказал он и вышел, захлопнув за собой дверь.

Лика снова осталась одна. Она плакала навзрыд, уткнувшись в подушку, задыхалась от слёз и отчаяния. Невыносимая боль жгла нутро.

Что она натворила!

Послушалась разбойника, а теперь всё так обернулось! Вообразила себя бесценной, особенной! А теперь могли пострадать или даже умереть люди: мама, и папа тоже, да кто угодно!

Всё тело стало мокрым от пота. Лика перевернулась на спину. Теперь слезы затекали ей на мочки ушей, а лицо пощипывало.

Шкатулка мерцала в полумраке. В тишине слышалось пощёлкивание шестерёнок, размеренное, как в настенных часах. Капелька крови превратилась в запёкшуюся корочку. Если её сковырнуть и протереть тряпочкой, то и следа не останется, как будто ничего и не было.

А ведь тот человек в темнице говорил, что корона захочет решить всё миром. И принц ей предложил вариант, как можно спастись от кары богини. Но что будет, когда окажется, что стражник солгал, и никакого дара в той повозке ни у кого не найдут?

«Тебе помогут бежать из Илассета».

Откуда тот человек мог знать, как всё обернётся?

Лика почувствовала себя в детской игре «Слепой кот». Ей надевали повязку на глаза и звали. Только одни дети играли за злых людей, а другие – за добрых. И каждый пытался заманить в свою сторону.

С ней играли, обманывали на каждом шагу. Послушницы, стражники, тот человек в темнице и Севир. Вместо того чтобы прислушаться к бесценной, задуматься, почему шкатулка оказалась пустой, он тут же обвинил её в воровстве. А может, его тоже обманули? Может, рейна придумала историю, чтобы сберечь репутацию принца?

Лика вытерла слёзы. Что будет, если она прямо сейчас откажется от равного суда? Её просто отпустят домой и они с родителями уедут за Шёлковое море, как она и хотела?

Пробил вечерний колокол. Лика вздрогнула: она не заметила, как прошло время. В животе урчало, от волнения болела голова, и ужасно не хотелось проводить ночь в одиночестве.

Поэтому Лика обрадовалась, когда услышала шаркающие шаги Баллы. У пола мелькнул свечной огонёк, дверь отворилась. Старушка застыла в коридоре. Свет едва очерчивал её бледное лицо.

Вдруг она посторонилась, и в келью вошла Дора.

– Мама?!

Дора рухнула перед дочерью на колени и порывисто обняла. Старая карга осталась стоять в проёме, готовая чуть что вывести Дору из храма, даже если просто что-то послышится. Времени было мало. Дора слишком много заплатила, чтобы попасть сюда.

Она через силу оторвала судорожно сжатые руки дочери от своей шеи, взяла лицо Лики в ладони и сказала:

– Скажи правду.

Лику словно оглушило.

– Что? Я не понимаю, мама.

– Скажи правду, – повторила Дора, твёрдо глядя дочери в глаза.

Лика отпрянула от матери и отошла в угол комнаты.

«Это же просто сон, это не может быть правдой».

В темноте она видела лишь бледные очертания маминого лица. Тёмные глаза казались чужими.

– Я этого не делала, мама, как ты можешь такое говорить, я же… я же не виновата… я же… Да как ты можешь! – Лика сорвалась на крик. Дора тут же подошла к ней и закрыла рот ладонью.

– Тихо! Да тихо ты! Богиня, да выслушай меня!

Мама взяла Лику за плечи, сжав пальцы так сильно, что та вскрикнула от боли.

– Я не верю, что ты украла дар принца Севира. Слышишь меня? Я в это не верю. Успокоилась?

Лика шмыгнула носом, перевела дыхание и через силу кивнула.

– Хорошо, – мать ослабила хватку, – теперь. Что ты знаешь о равном суде? Кроме того, как о нём заявить.

– Если я отзову шкатулку, то он начнётся.

Дора бросила взгляд на шкатулку Лики и кивнула.

– Что ещё?

– Ещё… ещё мне сказали, что берётся плата и… и что я могу пострадать… или вас могут убить.

Дора поджала губы.

– Кто тебе это рассказал?

– Принц Севир.

– Севир уже приходил к тебе? Просил перемирия?

Лика пересказала разговор с принцем, и под конец истории лицо матери исказила злоба.

– Это правда, что плата каждый раз разная. Двуликая посмотрит, как изменились судьбы из-за её вмешательства, и исправит всё за счёт бесценного. Но это необязательно что-то ужасное. Она может потребовать прядь волос или просто перенесёт тебя в другой город, если ты должна была оказаться там изначально, но из-за суда задержалась. Севир пытался напугать тебя, заставить отказаться от равного суда. И пусть отсохнут руки и ноги у того, кто надоумил тебя на это, но одно я знаю точно: они боятся.

– Кто они?

– Все. Отец города, рейна, и больше всех – принц Севир. Потому что богиня не только берёт плату, но и наказывает лжецов. Поэтому я прошу тебя говорить правду. Ты говоришь, что шкатулка была пустой… Ты говоришь, что принц Ародана остался без дара богини…

– Молчи, безумная! – в ужасе воскликнула Балла так громко, что эхо разнесло её голос по всему коридору.

– Это моё дело! Не лезь! Или я заберу то, что отдала! – рявкнула Дора и снова повернулась к дочери. – Милая моя, послушай меня, пожалуйста. Ты уверена, что видела именно то, что видела? И увиденное означает именно то, что ты думаешь?

Лика уже хотела в порыве согласиться, но запнулась.

– Если ты хоть в чём-то засомневаешься, хоть немного исказишь действительность, то наказание может быть самым жестоким. Севир тоже этого боится.

– Откуда ты знаешь? Почему не рассказывала мне?

Дора отвела взгляд и призналась:

– Мы с отцом давно знаем про равный суд. С тех пор как тебя объявили бесценной.

– Но почему вы мне об этом не рассказывали?

– Потому что ты ребёнок, Лика! – воскликнула Дора. – Тебе было восемь лет! Вдруг ты позвала бы богиню, когда тебя дразнили мальчишки? Или когда на тебя напали в том переулке? Представь, что могло случиться? Богиня взяла бы сначала плату за вмешательство, а потом ещё неизвестно, чем обернулась бы её помощь.

– Зачем тогда вообще бесценным звать её?

– Чтобы спасти жизнь, когда уже никто не поможет. И призвать на суд, когда на кону стоит что-то очень важное. Понимаешь? Никто не знает, как рассудит богиня, что для неё важно, а что нет, когда она накажет, а когда простит! Поэтому разговаривать с тобой сейчас опасно.

– Так мне… отказаться?

– Я не буду указывать тебе, как поступить, и не буду принимать решение за тебя. Надеюсь, ты понимаешь, что даже если согласишься на перемирие, то, по сути, признаешь вину. И неизвестно, что потом с тобой будет. Сейчас ты под защитой Двуликой. Я боялась… я боялась, что не успею, что тебя запугают, что тебя…

Дора сморгнула слёзы, не в силах выговорить, что боялась не увидеть Лику живой.

– То есть мне надо выбрать? – Та совсем поникла. – Солгать и понести наказание по законам ветви или сказать правду и надеяться, что плата за суд будет лучше? А если я не решу?

– Тогда ты проведёшь в этой келье остаток жизни, – встряла Балла, потянула Дору за локоть и потащила к выходу. – Уходим! Я и так дала вам больше времени, чем было нужно.

– Она послушает тебя?

Дора пропустила вопрос карги мимо ушей. Старая дура. Кары богини боится, а принять чужой дар – так это пожалуйста. Балла то и дело щупала карман мантии, в котором лежала янтарная флейта. Дору передёрнуло, когда она представила свой дар в беззубом рту Баллы.

И куда всё-таки подевался дар принца? Дора не верила, что Лика украла его. Может, просто уронила, а потом испугалась, что её накажут? Но ей же не пять лет, чтоб выдумывать небылицы.

«Пустая шкатулка! Как ей только в голову пришла такая глупость? Лишь бы у Лики хватило ума сказать правду».

Дора сжала кулаки. Даже она испугалась сказать вслух дочери, своей бесценной дочери, что не стоит больше лгать, побоялась обвинить бесценную во лжи. Кто знает, как Двуликая расценит это потом, когда Дора предстанет перед богиней без плоти и крови?

Лика шагала из угла в угол.

«Надо успокоиться. Выход должен быть»

Если она скажет, что украла дар, то суда богини не будет, но что потом? Лика же не сможет вернуть дар, ведь у неё его нет.

Если она скажет правду, что шкатулка была пустой, то состоится суд. Оскорбит ли она этими словами богиню? Никто этого не знает. Как и того, что после суда предпримут Стефан и Элезарет. Вряд ли они просто забудут об этой истории.

Ведь никто не поверит, что шкатулка принца Севира оказалась пустой. Это было невозможно. Лика до сих пор не понимала, куда пропал дар принца. Богиня подарила ему воздух в шкатулке? Пустоту? Или что-то совсем маленькое: шёлковую нить, алмазную песчинку?

Или там действительно ничего не было?

Лика раз за разом вспоминала, что случилось, когда шкатулка рассыпалась на части. Ничто не блеснуло, не стукнулось о стол, не упало на пол.

«Нет. Как там писал Мальком? Дары богини можно использовать. Взять, увидеть. Шкатулка Севира была пустой, но никто в это не поверит. Не задумается, как это важно. Не задаст вопрос, почему Двуликая не положила дар в шкатулку. Пока кто-то не докажет, что это правда.

Но стоит ли рисковать?»

Лика сжала кулаки. У неё не осталось выбора в том, как поступить. Когда Балла вернулась, Лика сказала:

– Передайте обвинителю, что я готова с ним встретиться на суде.

Глава 11

Серый цвет означал служение обоим ликам богини. Поэтому хранители и послушницы носили неброские, «мышиные» мантии. И всякому, кто входил в зал Двуликой, полагалось одеваться соответственно.

Севир, скрестив руки, смотрел в зеркало. Как легко оттенок одежды способен преобразить наречённого. Серый кафтан, серые штаны, серые перчатки и туфли. Для принца, разумеется, выбрали шёлк и бархат, а пуговицы – тоже серые – украсили жемчугом, но сути это не меняло. Севир был похож на облезлого кота. И в этом ему придётся идти на равный суд?

«Не одежда делает принца принцем», – говорила мать. На суд она надела серебряное платье с вышивкой и атласными лентами. Правда, она не собиралась говорить слово в защиту принца. По её мнению, всё и так было очевидно, поэтому зря рисковать жизнью рейны нет смысла. Севир же был уверен, что мать что-то от него скрывает.

Отец провёл два дня, советуясь с хранителями веры. Несмотря на то что он выместил всю злость на сыне, превратив его спину в сплошной синяк, обвинить Стефана в трусости было нельзя.

– Я отец города, а ты мой сын. Я обязан выступать в защиту интересов короны, – уклончиво сказал он Севиру.

Тот подозревал, что отец выскажется на суде максимально аккуратно, чтобы не вызвать гнев богини. Чего греха таить, он собирался поступить так же. Не зря он провёл много часов, общясь с законописцем. Тот утверждал, что суды устроены одинаково и всё зависит от правильных формулировок. Бумажку с заготовленными фразами Севир спрятал в рукаве.

На рассвете к нему зашёл молодой хранитель. Он поклонился и жестом пригласил следовать за ним.

– Вас больше не учат, как обращаться к принцу ветви? – тут же вспылил Севир.

Хранитель изобразил недовольную мину и открыл рот. Обрубок языка шевельнулся между зубами, заставив принца поёжиться от омерзения.

«Сквернословов берут в храм? У богини определённо имелось чувство юмора».

В коридоре ждал отец. Его серые одежды были ничем не лучше, чем у пастуха или мельника. Лицо тоже изменилось: Севир даже не сразу понял, что опухшие щёки и проплешины на лбу Стефана бросались в глаза из-за отсутствия короны и украшений.

«Верно, все равны перед Двуликой, принцы и нищие».

– Зачем здесь это… Этот немой? – Севир чуть не проронил «чучело», но сдержался.

– Так безопаснее, – ответил отец. – Чем меньше слов будет сказано и нам, и нами до суда, тем лучше.

Севир нахмурился, но признал правоту отца. Весь путь до кареты, а затем и до храма они провели в молчании. Бумажка в рукаве размокла от пота. Севир с трудом боролся с желанием достать её и перечитать ещё несколько раз, но никто не должен был видеть его неуверенность. Хватало и того, что её видела Двуликая.

Утром к Лике зашли Софур и Балла. Они помогли переодеться в серый поношенный балахон, а волосы заплели в две скромные косы.

Никто не проронил ни слова. Послушницы боялись разговаривать с бесценной перед судом. Знали бы они, какие мысли вертелись в голове у Лики. Ей самой от них было страшно. А ведь совсем скоро предстояло сказать их вслух.

Её вывели из кельи. Вереница одинаковых тёмных коридоров мешала сосредоточиться. Всю ночь Лика размышляла над тем, что? скажет, и многое отдала бы за чернила и бумагу. Правое запястье саднило от попыток нацарапать ключевые слова ногтем: в темноте Лика несколько раз сбилась и в итоге добилась лишь красной ссадины.

Девушки остановились перед двумя высокими дверями: чёрной, с золотыми узорами, и белой – с серебряными. За створками слышалось множество голосов. Лике казалось, что эхо долетало откуда-то сверху.

Послушницы встали за её спиной. Внезапно дважды пробил колокол, заставив Лику вздрогнуть, и двери медленно открылись.

Она ожидала увидеть богато украшенный зал, мраморные плиты на полу, статую богини из железного золота и янтаря, но оказалось, что равный суд проходил в куполообразной пещере. Стены из камня были гладкими, почти зеркальными, на полу – истёртая чёрно-белая мозаика, многие куски которой оказались сколоты или выломаны. Под сводами пещеры прятался рассеянный свет. Зал освещали сотни свечей. Лика вдохнула прелый, пыльный воздух и едва сдержалась, чтобы не закашляться. По ногам гулял холодный ветер, в то время как плечи и лицо ощущали на себе жар от огня.

Послушницы подвели Лику к середине зала, к статуе Двуликой. У идола богини было огромное серое лицо, объять которое не хватило бы и десяти мужских ладоней, а её каменные руки удерживали гигантское зеркало.

Если смотреть прямо, лик богини виделся серым, как стены зала, но стоило сделать шаг влево, как лик искажался и под другим углом становился ослепительно белым, будто был вырезан из кости снежного кита. Шаг вправо – и вот лицо богини выглядело чернее обсидиановой пропасти.

– Защитники, пройдите на сторону светлого лика!

Из-за статуи вышло несколько человек. Они не скрывали своих лиц. Это были родители Лики. Мать шла прямо, будто к её спине привязали железный прут, а отец, напротив, – с опущенными плечами и поникшей головой.

– Обвинители, пройдите на сторону тёмного лика!

Сзади Лики послышались шаги. Она обернулась: Софур и Балла, потупив взоры, неспешно перешли на правую сторону зала.

Лика до боли сжала пальцы, посмотрев послушницам вслед.

Ещё на сторону тёмного лика ушли принц Севир и Стефан, четверо хранителей и не менее десятка послушниц.

– Бесценная Лика Пейран, подойди.

Отец Лорал стоял под серым лицом богини. Лика на нетвёрдых ногах шагнула вперёд, оказавшись прямо перед зеркалом. Лорал посмотрел на Лику грустным, блеклым взглядом, затем взял её за руки, крепко сжал ладони и незаметно передал какую-то вещь.

Лика затаила дыхание. Это был ключик с двумя камнями. Тот самый, что подарил лорд Ренфел.

Не придумав ничего лучше, Лика положила ключ в передний карман балахона.

– Ты просила о равном суде. Просила защиты Двуликой. Сегодня я буду тем, кто встанет вместе с тобой между её светлым и тёмным ликом. И прежде чем защитники и обвинители скажут слова и Она будет судить по Слову своему, скажи, бесценная Лика Пейран, согласна ли ты на перемирие?

В горле пересохло. Фразы заметались в голове, а сердце застучало сильно и даже больно. Лика бросила взгляд на мать. Та словно была каменным изваянием. Казалось, что её лицо вот-вот расколет трещина. Отец не сдерживал эмоций. Губы у него дрожали, а по щекам скатывались слёзы.

– Я хотела бы… – голос у Лики осип и прозвучал жалко.

В тишине раздался едва слышный вздох. Лика скосила взгляд и увидела принца Севира. Юноша стоял ближе всех к ней. В пальцах он крепко сжимал что-то, похожее на белый платок.

«Бумажка? Конечно, бумажка!»

Наверняка и принца, и отца города, и каждую послушницу, и хранителя подготовили к этому суду. Каждое их слово тщательно подбирали, чтобы никоим образом не разгневать Двуликую.

Лика выпрямила спину и произнесла:

– Я хочу сказать правду.

По залу прокатилась волна удивлённых вздохов. Лика была уверена, что мать улыбается. Но сама Лика смотрела не на неё, а на принца. Севир не изменился в лице, но костяшки на его пальцах побелели. Он с нетерпением ждал окончания признания.

А Стефан облегчённо вздохнул и расслабил плечи.

– И я скажу её. Двуликой, – произнесла Лика, внутри содрогнувшись от страха.

Губы хранителя сжались, но он не позволил себе открыто удивиться, а лишь покачал головой, словно с сожалением.

Лика глянула на мать.

Дора закрыла рот ладонями. В глазах её был ужас. Отец обнимал её за плечи, что-то шепча на ухо.

«Прости, мама, – думала Лика, глядя на мать. – Ты велела мне сказать правду. И я это сделаю. Потому что ничего, кроме правды, у меня нет. Так пусть же и у этих людей, что так обращались со мной, подослали Микаэлу шпионить и вырвали страницы из Слова Двуликой… Людей, которые обвиняют меня в том, чего я не делала… Так пусть и у них не будет ничего, кроме правды».

Лика приподняла свою шкатулку, набралась смелости и отозвала обратно в пустоту.

Зеркало начало меняться. По чёрной поверхности пошла цветная рябь. Красные, фиолетовые, зелёные круги расходились из центра, отталкивались от рамы, смешивались и переливались. Вместе с этим зеркало начало вибрировать, всё громче и громче. Звук больно отдавался в ушах и груди. Статуя богини покрылась белой изморозью, на железных подсвечниках и каменной мозаике выросли ледяные кристаллы.

Все отступили от зеркала, а Лика, напротив, будто приросла к полу. Она смотрела, как в чёрной глади появлялись звёзды, очертания горных хребтов и тысячи, миллионы шкатулок, выстроенных в пирамиды.

– Окно в Обитель Двуликой открыто, – дрожащим голосом объявил отец Лорал. – О-обвинители, ваше слово. Принц Севир, говорите.

Лика глубоко вдохнула и заставила себя смотреть на принца, хотя от каждого его взгляда подкашивались ноги.

«Что же ты скажешь?»

Севир вышел вперёд, не в силах отвести взгляда от обрамлённого льдом окна. Колени дрожали так, что принц чуть не споткнулся.

– Лика Пейран, – начал Севир звонким, преувеличенно бодрым голосом, – открыла мою шкатулку, несмотря на то что я просил её этого не делать. Таким образом Лика Пейран отняла у меня право самому открыть шкатулку.

«Он не назвал меня бесценной», – подумала Лика.

– Лика Пейран видела, как шкатулка открылась. И утверждала, что внутри дара не было. – Севир облизнул губы и быстро глянул вниз, на бумажку. – И поскольку ещё ни одна шкатулка в мире не оказывалась пустой, я обвиняю Лику Пейран в колдовстве.

«Что?»

Лика вовремя прикусила язык. От негодования у неё перехватило дыхание и затряслись сжатые кулаки. Севир бросил на Лику быстрый взгляд – самодовольный, издевающийся. Люди вокруг шептались, переглядывались и пожимали плечами.

«Какой хитрый трюк, – вскипев от гнева, подумала Лика. – Ты не рискуешь обвинять меня в воровстве, даже боишься назвать бесценной, вдруг это не так, да? Зато как удобно назвать исчезновение шкатулки колдовством, учитывая, что само открытие шкатулки бесценным попадает под это понятие. Если так подумать, в твоих словах не было ни единого лживого словечка».

Отец Лорал кивнул принцу и пригласил следующего обвинителя.

Стефан вышел вперёд и чётким, командным голосом отбарабанил крепко заученную фразу:

– Я обвиняю Лику Пейран в унижении чести и достоинства принца Севира.

Лика ждала продолжения, но его не последовало.

«И это всё?»

Она успела заметить, как принц закатил глаза, и уголок её губ дёрнулся от несмелой улыбки. Если уж отец города не осмеливался настаивать на воровстве, может, всё было не так страшно?

Последней от обвинителей вышла Софур. Женщина поправила волосы, прокашлялась и просто выпалила:

– Я обвиняю бесценную в упрямстве, непослушании и в неуважении к Двуликой.

– Богиня, смилуйся над ней… – громко прошептала Балла.

Софур, не обратив ни на кого внимания, продолжила:

– Бесценная посмела испортить Слово Двуликой и захотела ударить по её изображению. Такие намерения не могут говорить об уважении.

«Они извиваются, как змеи в бочке», – думала Лика. Она надеялась лишь на то, что эти слова ничего не стоят. Для неё уж точно, но что скажет богиня?

Софур поклонилась статуе и, развернувшись, кивнула, посмотрев куда-то в толпу. Лика проследила за этим взглядом и, к своему ужасу, заметила у самой стены рейну.

«Она отправила вместо себя Софур», – догадалась Лика. Стало интересно, что? послушнице пообещали за такой риск.

– Защитники, ваша очередь. Прошу, – Лорал жестом пригласил к светлому лику Дору.

Сердце не стучало так быстро даже во время слова принца. Мать шла с гордо выпрямленной спиной, кисти она прятала в широкие рукава платья, а бледностью мало чем уступала светлому лику богини. Взгляд Доры словно окаменел.

– Я не верю в то, что шкатулка принца была пустой. Принц Севир обвинил мою дочь в колдовстве. Это всё равно как обвинить бесценного в том, что он наделён даром открывать шкатулки. Лику Пейран обвинили в упрямстве и непослушании. Хочу напомнить всем присутствующим, что, несмотря на то что моя дочь бесценная, она ещё ребёнок. И раз она не побоялась попросить Двуликую о защите, значит, уважает её суд и доверяет ему больше, чем суду наречённых. Лика, дочка, я люблю тебя. Вот моё слово.

Лика до боли сжала губы, чтобы не расплакаться. Она опустила голову и постаралась успокоиться. В ушах звенело. Как сквозь подушку, она услышала слова отца:

– Моя дочь – бесценный дар богини. Её предназначение – помогать людям. Лика ни за что бы не пошла против своей природы и против своего дара. Когда она открыла самую первую шкатулку – а ей было восемь лет, – она не притронулась к дару. Моя дочь… моя дочь честна. Ни у кого из вас нет доказательств её вины, но вы продолжаете обвинять её… так пусть же богиня нас рассудит. Лика, мы рядом. Мы тебя любим и гордимся тобой.

Стало тихо.

Лика ждала слов отца Лорала, но отец Баст придержал хранителя и покачал головой.

«Они не будут защищать меня», – поняла Лика с горечью.

Лорал обратился к Лике:

– Теперь твой черёд, дитя.

От страха онемели губы. Её страшно мутило, а мысли путались. Но она нашла в себе силы сказать:

– Я не собиралась открывать шкатулку принца Севира. Это правда, – говорила она, подражая слогу отца Малькома. – Шкатулка открылась от одного прикосновения, я была не властна над этим. Это правда. Когда шкатулка открылась…

«…то она была пустой», – подумала Лика, а сама сказала:

– То я не увидела в ней дара принца. Это правда. Я не прикасалась к дару принца.

«Потому что шкатулка была пустой».

– Я не знаю, подарила ли богиня принцу дар или нет. Мне это неведомо.

«Я только знаю, что шкатулка была пустой».

– И я считаю, что людям не дано понять замысел Двуликой.

«Я не знаю, почему богиня подарила принцу пустую шкатулку. Я не знаю, почему я не такая бесценная, какой должна быть».

– И я знаю совершенно точно, что принцу, как и мне, нужна помощь Двуликой, чтобы в этом разобраться. Я надеюсь на равный суд. Вот моё слово.

«Поганая, мерзкая дрянь!»

«Всё-таки богиня подарила мне бесценную дочь».

«Пощади, пощади её, богиня!»

«Да, ваша светлость, разумеется, хранительница веры расчешет вам волосы… Что? Почему все притихли?»

«Если мы проиграем этот суд, шкуру спущу с гадёныша».

«Я выбрал тебе правильное имя, Лика».

«Почему богиня не отвечает?!»

«Я не сделала ничего дурного, я не украла и не солгала. Я сказала правду, отделила её от незнания. Я не прошу наказать тех, кто обвинил меня несправедливо. Я не прошу наказать тех, кто солгал. Принц не привёл свидетеля, не обвинил меня в воровстве. Ему страшно… И мне страшно, пожалуйста, смилуйся, умоляю! Я не хотела делать то, что неугодно тебе. Прости, если спутала судьбы, прости, если нарушила твой план! Прости, если не смогу отдать достойную плату. Мама, мама, мама!»

Лика стояла ни жива ни мертва, её колотило от холода. Зеркало вибрировало, поднимая в воздух частицы железной пыли. Они оседали вокруг бесценной, ложились на мозаичный пол причудливыми изгибами и спиралями, пока в конце концов не собрались в ровный рисунок.

Ключ в кармане неожиданно нагрелся.

Севир с ужасом наблюдал за медленно опускающимися песчинками. Он рискнул было подойти поближе, но отец удержал его за локоть.

Лика боялась пошевелиться, не зная, что означал это знак. Становилось всё холоднее. Зеркало в каменных пальцах статуи задрожало и вдруг треснуло!

Хруст стекла заставил всех присутствующих вздрогнуть. Разлом разделил чёрное полотно надвое, а в следующий миг окно в обитель Двуликой осыпалось мелким ледяным крошевом.

Лика взвизгнула и отскочила, чтобы острые обломки не поранили ей ноги.

– Что это значит?! – рявкнул на весь зал принц Севир.

Отец Лорал поднял руки, призвав к спокойствию.

– Где же дар? Как это понимать?! – раздался из дальнего конца зала звонкий голос рейны.

«Почему она рискнула говорить? Суд окончен?»

– Дары богини не всегда можно увидеть, – затараторил отец Лорал, постаравшись унять дрожь в голосе. – Бесценная сказала, что не увидела дара принца. Это не значит, что шкатулка была пустой. Возможно, что даром принца было знание или талант, умение или даже желание, которое он пока не загадал.

Севир налился краской, словно его макнули лицом в вино. Лика отчётливо понимала, что никакого знания или желания к принцу в тот злосчастный день не пришло.

– Лика Пейран!

Лика вздрогнула и посмотрела на отца Лорала.

– Кара богини не настигла тебя. Никто не наказан. Богиня очистила тебя от всякой вины. За статуей Двуликой находится выход из храма. Ты выйдешь последней и предстанешь перед наречёнными. Равный суд окончен.

«Окончен, – это слово колоколом звенело у Лики в голове. – Это ошибка, ведь знак сложился из-за ключа».

Люди покидали зал, громко перешёптываясь. Мать и отец плакали и махали ей, звали за собой. Сейчас она должна была выйти из этого ужасного места.

«Беги из Илассета».

«Всё хорошо, всё же хорошо? Никто не пострадал, мне не нужно никуда бежать? Всё закончилось?»

Лике казалось, что она застряла в абсурдном сне. Так не могло быть. Надо ли ей сознаться? И откуда лорд Ренфел знал о том, что? сделает ключ? Может, это получилось случайно?

Хранители поклонились богине и зашли ей за спину.

Лике тоже пришла пора выйти отсюда. Она потерла щёки, и оказалось, что всё это время она плакала, сама того не замечая, слишком ошеломлённая случившимся.

«А если отец Лорал прав? Вдруг Севир просто не осознал дар богини?»

Лика обогнула статую богини и поклонилась её светлому лику, а после – зашла в темноту. Впереди виднелся выход из храма.

В следующий момент что-то тяжёлое обрушилось на голову Лики. Уже падая, угасающим сознанием она думала лишь о том, что это всё-таки богиня вынесла свой приговор…

…Её куда-то тащат – ноги волокутся по полу…

…Ступеньки… факелы… запах стоячей воды и плесени…

…Крысиный писк… чей-то злой голос…

…В лицо вылили ледяную воду. Лика взвизгнула и забрыкалась. В глазах всё двоилось.

Кто-то подошёл к ней и шепнул на ухо:

– Просто чтобы ты была в курсе. Я знал, что моя шкатулка пустая. Джарт, приступай!

Мужчина в белом одеянии вытянул её правую руку и положил на что-то твёрдое.

Лика увидела высверк на лезвии, а потом грянула жгучая боль. Лика закричала, попыталась левой рукой зажать больное место – и пальцы схватили пустоту.