Текст книги "Последний дар. Книга 1. Вор"

Интерлюдия. Хранитель

Отцвели последние, самые старые деревья, и Илассет накрыли чёрные облака: начался сезон дождей с его бесконечными ливнями, размытыми берегами и дорогами, оползнями и затопленными деревнями. А когда вода спадёт, то за считаные недели всю округу затянет снежным дымом.

Поиски бесценной было решено прекратить.

– Люди будут недовольны, – сказал отец Лорал. Вместе с другими служителями он находился в потайном зале прямо под центральной площадью храма. Корни белолистного дуба оплетали потолок и стены помещения. Отсюда было прекрасно слышно всё, что шептали верующие, обращаясь к богине.

– Люди всегда чем-то недовольны, – отец Баст пожал плечами. – Куда больше меня волнует то, что принцам Илассета нет до этого происшествия никакого дела. Выделенные ими ищейки и крысу бы в подвале не нашли.

– Ты хотел сказать – опозоренному принцу Севиру? Стефан приложил все усилия.

– Лорал, это была твоя идея заявить, что Севир не осознал дара богини. Как тебе такое только в голову пришло? Сначала принц обвинил бесценную в краже, а потом оказалось, что он просто слишком глуп и не понял, что? ему подарили. Не удивлюсь, если Лику выловят где-нибудь в реке портовые грузчики.

– Что мне оставалось делать? – Лорал поджал губы и отвёл взгляд. – Двуликая не пришла на суд. Ты сам это видел.

Всемером хранители потратили бессчётные дни и ночи в попытках найти в библиотечных записях объяснение произошедшему. Они даже не рисковали обратиться за помощью в другие храмы, опасаясь обвинений в ереси.

Воля богини – это не разбитое зеркало. Это порыв ветра, несущийся сквозь стены, это Слово, гремящее, как рёв морских волн. Это пламя, да такое, что золото в стенах храма должно было засиять. Если бы богиня приняла сторону бесценной, то сообщить об этом должна была явно, недвусмысленно. К тому же она не взяла плату за суд.

– Может, мы не поняли её знак?

– Может, в ритуале была совершена ошибка?

– Эти разговоры не имеют смысла, послушайте…

– Бесценная пропала в стенах нашего храма после равного суда. Подумайте об этом…

– Нам нужно выяснить, присутствует ли Двуликая в других городах.

Лорал сказал это тихо, но все разговоры сразу прекратились.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Если представить, что шкатулка принца Севира действительно была пустой, то отсутствие богини можно объяснить только двумя способами. Либо принцы Илассета чем-то прогневали Двуликую и она отвернулась от них, либо Двуликая покинула Ародан.

Воцарилась тяжёлая тишина. Лорал даже услышал, как между корней дуба пробежала, цокая коготками, мышь.

– У меня есть объяснение проще. – Баст сцепил руки за спиной и молвил: – Богиня не пришла на равный суд, потому что и не должна была приходить. Лика Пейран не имела права на суд, потому что она не была бесценной. Людям же скажем, что богиня всё-таки покарала бесценную, заставив исчезнуть в небытие. Как вам такой вариант?

Лорал не поверил своим ушам. Другие хранители молча переглянулись и вдруг один за другим кивнули в знак согласия.

– Но так нельзя, отец Баст! Мы же не можем оставить всё как есть! Мы должны выяснить, что произошло, понять… я…

Баст сочувственно положил руки Лоралу на плечи и покачал головой.

– Я прошу тебя одуматься. То, что ты говоришь, невозможно. Невозможно, понимаешь? Уж не помутнел ли твой разум с годами? Богиня с нами. Она всегда была и будет с нами.

Лорал посмотрел в глаза отца Баста. Его слепое спокойствие, затуманившее голос рассудка, вызвало у Лорала небывалый гнев. Он скинул руки хранителя и твёрдо процедил:

– Ты ошибаешься. И твоя ошибка может дорого стоить.

– Твоя вера пошатнулась? Ты сомневаешься в решении старшего хранителя? Ты разочаровал меня, Лорал.

– Но как же девочка…

– О девочке не волнуйся.

Лорал вздрогнул.

– Ты… ты знаешь, где она! – воскликнул он и обернулся в поисках поддержки у других хранителей, но не нашёл её.

Его тут же схватили и уложили лицом в пол.

Баст присел рядом с Лоралом и печально произнёс:

– Твои речи оскорбляют нашу веру и третью ветвь принцев Ародана. Я забираю твоё имя. Ты больше не наречённый. Ты будешь изгнан из Илассета.

Глава 12

Благословенный город эль-Тун был похож на брошенный в пустыне труп. Каменные дома, словно горстями разбросанные по округе, напоминали высохшие, проеденные червями кости. По́росли шум-травы – сорняка, который служил кормом для иглоносых ящериц, – казались серыми обрывками волос. Посреди города расколотым черепом лежал храм богини. Жители эль-Туна прятались, как насекомые в истлевшей одежде мертвеца, в то время как отрицатели следили не хуже парящих стервятников, чтобы никто не смел отобрать и уж тем более похоронить останки мученика.

В нескольких неделях пути на восток начинались Крапчатые земли. На юге, сразу за Свободными степями отрицателей, были владения работорговцев. Их плавающий остров находился где-то в океане. Ветви принцев остались далеко отсюда – среди зелёных лесов и полей, омываемых полноводными реками.

Крытая повозка остановилась. Лика вздрогнула от толчка и с трудом разлепила веки. В последние дни она почти не вставала. Большую часть пути мучил жар: воспалённый обрубок кисти не давал покоя. К тому же отрицатели постоянно поили сонным отваром, отчего Лика не понимала, сколько прошло времени с момента похищения.

Возница глянул через плечо и рявкнул:

– Вылезай!

Лика не успела даже приподняться, как её схватили и выбросили на дорогу, на нестерпимо горячие камни. Это заставило быстро подняться на ноги. Раскалённый воздух обжёг губы, солнце слепило так, что Лика не могла даже немного приоткрыть глаза.

Один из отрицателей взял её за подбородок, а другой нанёс на лоб что-то жгучее. Лика заскулила, но не произнесла ни слова. За время путешествия она один раз не послушалась, и тогда её заставили съесть ложку соли. Лика и представить не могла, какая это пытка. Ни выплюнуть, ни проглотить не получилось, и ком рассыпающейся массы обжёг глотку, вызвав кашель и рвоту. Лике казалось, что при очередном приступе желудок вывернется наизнанку. Соль въелась в язык и дёсны, и только после нескольких часов мучений отрицатель дал Лике воды.

– Ты в эль-Туне, – сказал отрицатель и отпустил её. – Сюда мы отсылаем воров и еретиков. Принц заверил нас, что ты не бесценная, но учти: попробуешь открывать чьи-то шкатулки – лёгкой смерти не жди.

– Оставь её. Однорукая даже собственную шкатулку не достанет, – оборвал его другой. Они посмеялись. – Вода есть в храме Двуликой. Придёшь, когда настанет время.

Лика наблюдала, как они запрыгнули в повозку. Как весело разговаривали, будто ничего не случилось. Лица скрывали белые капюшоны, имена отрицатели хранили в тайне, но Лика запомнила этих людей. Тот, что держал её, когда некий Джарт отсёк ей кисть, говорил с западным акцентом, волосы у него были рыжими, а на левой руке – шесть пальцев. Другой отрицатель зашил и обработал её рану. Он даже следил, чтобы та не загноилась. Его Лика тоже запомнила: пожилой, с едким характером, без трёх передних зубов и со шрамами на руках. Он же кормил её солью.

Они много говорили об эль-Туне. Им доставляло удовольствие пугать её рассказами о том, какой страшной смертью умирают здесь люди. В эль-Туне существовало только одно место, где можно было утолить жажду, – бьющий из-под земли ледяной источник в центре храма Двуликой. Основатели города понимали простую истину: кто владеет водой, тот владеет городом.

Повозка скрылась за горизонтом. Лика в первый раз осмотрелась. Она стояла посреди пустынной площади. В тенях домов сидели люди: нагие, с почти выгоревшей кожей и тонкими, как у скелетов, ногами и руками. Слепые старики, укутанные с головой в балахоны. Сухие, как щепки, женщины с обвисшими грудями. Лика увидела девочку. У неё были большие глаза и почти чёрная кожа, бескровные губы и лысая голова. Девочка качала во рту коричневый зуб, как косточку граната. Малышка была чуть младше Лики. У людей на лбах светились голубоватые символы. Что они означали, Лика не знала, но понимала: точно ничего хорошего. Судя по всему, ей нарисовали такой же.

Лика решила подойти к одной из женщин и попросить помощи.

– Простите, вы мне не поможете? Я не знаю, куда мне идти, – спросила Лика бесцветным голосом.

Женщина смерила её взглядом, увидела пустой рукав серого платья, презрительно плюнула Лике под ноги и отвернулась.

Лика, как во сне, попрощалась и подошла к следующему человеку. Потом к третьему.

– Помогите, кто-нибудь, пожалуйста!

Она молила. Она плакала. Сидя у горячей каменной стены, Лика выла в голос, пока не кончились слёзы и силы кричать. Отец учил её в моменты отчаяния идти в храм, но сейчас внутрь её не пустили. Стоящий у входа отрицатель сначала несколько раз ткнул Лику в лоб, а когда она, не поняв слов, попыталась войти, то прогнал её палкой.

До ночи Лика бродила по городу, изредка прося помощи. Хотелось найти кого-то, кто хотя бы говорил на её языке. Но люди либо делали вид, что не понимают, либо здесь не было ни одного подданного третьей ветви Ародана. Лика вышла к окраине эль-Туна, когда небо усыпали звёзды.

Постояв немного и поглядев вдаль, Лика пошла по едва заметной колее. Нельзя было оставаться в этом гиблом городе. Севир отправил её сюда умирать. А там, где-то далеко-далеко, остался Илассет и дом. Надо было только идти. Ведь степь не могла тянуться вечно. Где-то есть другие города, поселения, может, даже реки или леса.

«Меня наверняка ищут», – думала Лика. Родители ни за что бы не смирились. Они наверняка выяснили, что случилось. Какой, должно быть, начался переполох, когда она не вышла из храма! Может, за отрицателями отправили погоню, может, Лика шла навстречу помощи. Может, ещё десять шагов – и она увидит всадников. Или через двадцать. Или через сто.

Рассвет застал её, когда город даже не скрылся из виду. Первые же лучи разогрели воздух и землю, а взошедшее палящее солнце и хлёсткий ветер загнали Лику обратно в эль-Тун.

Когда она доползла до спасительной тени, язык прилипал к нёбу, а из высохшего горла не вылетало ни звука. Губы потрескались в кровь, а глаза заболели, словно в них насыпали песка. Лика, шатаясь, бродила по проулкам, прося прохожих дать ей попить, но люди либо отмахивались, либо с гневом прогоняли её. Только одна женщина вынесла Лике чуть влажный платок и промокнула губы, но это прикосновение показалось поцелуем Двуликой.

Ночью Лика лежала на ступенях разрушенного дома, видя полубезумные сны, а когда солнце взошло во второй раз, она едва доползла до храма. Отрицатель откинул волосы с её лба и кивнул. Видимо, знак исчез. Лика вошла в отрезвляющую прохладу храма. Здесь было темно, на стенах переливались голубоватые блики от источника – широкого бездонного колодца, доверху наполненного водой. Она словно светилась изнутри.

Вокруг источника толпились люди. Они зачерпывали воду горстями, набирали в крохотные камушки с выемками, смачивали одежду. Лика видела женщину, на которой не было ничего, кроме исподнего. Она набрала полный рот воды, вышла из храма и поделилась водой с мальчиком, у которого на лбу тоже был знак. Отрицатели избили женщину палками и прогнали.

Лика бросилась к источнику. Жажда была невыносимой. Кое-как, на четвереньках протискиваясь между людьми, Лика дотянулась до спасительной воды. Ей было плевать, что там мыли грязные ноги, что рядом пил мужчина со струпьями на лице. Лика окунула руки по локти в воду. Она хотела зачерпнуть полную горсть, позабыв, что правой кисти больше нет. Культя отозвалась пульсирующей болью, заставив стиснуть зубы. Лика набрала в левую ладонь воды и едва не лишилась сознания, когда влага наполнила рот. Лика пила и пила, жалея, что не может залезть в источник целиком. Она бы долго-долго плавала, чтобы каждую клеточку сухой, потрескавшейся кожи больше не стягивали смертельные пальцы жажды.

Вечером, когда храм закрыл двери, Лика пошла на поиски еды. К счастью, почти на каждом доме рос степной вьюн – сухая, но съедобная трава. Лика видела, как нищие обрывали её и ели. Помимо этого, повсюду ползали ящерицы и песчаные сверчки. Ушлые мальчишки охотились на крысюков, а взрослые по ночам уходили в степь и под утро возвращались с добычей: гигантскими ядохвостами и, если повезёт, каменноголовыми быками. Эти хищные животные растапливали собственные жиры, поэтому не страдали от жажды. Жаль было, что люди не умели так же.

Когда на следующий день Лика снова пришла в храм, отрицатель прогнал её. Она кричала, что знака больше нет и можно пройти, но страж был непреклонен. Он достал изогнутый меч и показал Лике отражение.

Знак снова был на месте.

– Раз дыва дня! Дыва! Пшла!

Отрицатель толкнул Лику, и та скатилась по ступенькам храма. Она разбила колени и локти, только зажившая культя засочилась кровью. Когда Лика поднялась, то увидела, что некоторые люди смотрели на неё с сочувствием.

«Раз в два дня».

До Лики дошёл смысл сказанных слов. Ужас накатил на неё, затмив весь мир. Остался только храм Двуликой и страшные слова: можно пить из источника раз в два дня.

Ей не сбежать из города, не вернуться домой. Всё, что теперь было важно, – это как добыть воду.

Сонная трава отлично снимала боль. Какие бы синяки ни оставляла беззубая плеть, после трёх капель снадобья можно было откинуться на спинку стула или ночью спать на спине. От десяти капель немели ноги, а язык становился вялым. Пятнадцати хватало на то, чтобы усыпить больного и проделать операцию, вроде вправления сломанной кости. От тридцати можно было не проснуться.

Как и у любого лекарства, эффект сонной травы со временем уменьшался.

Севир отсчитал две дюжины капель и, закусив губу, добавил ещё одну. Он лежал на боку. Спина горела. С неё будто бы содрали кожу, а на голое мясо вылили щёлочь. Принц поднёс чашу ко рту, задержал дыхание и выпил одним глотком. Желудок подкатил к горлу, но Севир уже привычно подавил тошноту. Горечь, казалось, сжимала корень языка в тисках. Севир отбросил чашу и стал ждать, прислушиваясь к малейшим ощущениям.

«Уже действует или кажется? Вот, ещё немного, вроде бы боль отступает… Да? Нет. Спать нельзя ни в коем случае. Иначе наутро меня обнаружит служанка в луже из мочи и рвоты. И лучше бы мёртвым», – кисло думал он, сжимая и разжимая пальцы ног. Под кожей поползли знакомые колючки.

Веки отяжелели. Взгляд устремился на горящую свечу. Огонёк больно слепил, но и не давал незаметно заснуть.

«Не спать, не спать, не спать! Как говорится, убежать от правды можно, только умерев. Даже тёмный лик богини не поддерживает лжецов. Наречённые посланы в мир, чтобы в нём не осталось тайн. Какая прекрасная затея! Двуликая, а ты не чувствуешь здесь иронию? Если ты не любишь тайны, то зачем даёшь закрытые шкатулки?»

Севир моргнул и в это краткое мгновение вроде бы увидел себя со стороны. Пришлось как следует тряхнуть головой. Сон накатывал лавиной, как будто весь снежный туман сполз с горных вершин и похоронил Севира под собой.

Конечно же, отец узнал, кто приложил руку к исчезновению бесценной Лики Пейран. Севир дал себе слово выяснить, кто проболтался. Под пытками или нет, но у этого «кого-то» хватило то ли ума, то ли трусости не выдавать подробностей. Отец не обладал достаточным умом, чтобы хотя бы предположить, что? Севир приказал сделать с бесценной. Стефан был в ярости, несомненно, синяк во всю спину служил тому подтверждением, однако ни про отрицателей, ни про маленькую месть Севира отец так и не узнал.

Ворам отрубают руку. Справедливое наказание для той, что оставила Севира без дара. Точнее, лишила возможности этот дар хоть как-то получить.

Он сложил ладони и достал шкатулку. Соединить части вместе не составило труда. Как будто после открытия из неё вылетела загадка, и теперь это была просто детская игрушка. Первое время Севир думал: а не сжечь ли шкатулку светлому лику назло? Люди чаще всего хранили шкатулки открытыми, кто на полке в доме, кто в пустоте, некоторые даже использовали, считая их отличной заменой тайникам. Вот был бы плевок богине: на, посмотри, не больно-то мне и дорога шкатулка.

«Да будь она хоть трижды божественной, что толку, если ты в неё ничего не положила? Думаешь, буду трепетно хранить, пылинки сдувать? Обойдёшься!»

Бум!

Севир вздрогнул и открыл глаза. Шкатулка выпала из рук и покатилась. Проклятье, он всё-таки задремал! Надо было встать и…

Он зашипел сквозь зубы. Боль никуда не делась, а просто притаилась и набросилась на него, стоило шевельнуться. Но нужно хотя бы сесть.

Когда Севир, облившись потом, всё-таки коснулся ногами пола, показалось, что кожа на спине сейчас лопнет и Севир вылезет из неё, как змея во время линьки.

Терпеть.

Мать научила его терпеть. Потому что терпение окупается втройне. Потому что враг расслабляется, теряет бдительность, считая, что ты не представляешь угрозы.

Отец тоже когда-нибудь расслабится. Севир планировал отомстить за каждый удар плети.

Боль разъедала спину.

Севир представил, как однорукая Лика оказывается в полузаброшенном городе отрицателей, куда ссылали отбывать наказание всякий сброд. Как она пытается – и не может призвать шкатулку.

«Богиня уже наградила тебя одним даром, бесценная, обойдёшься без другого».

Он заснул тогда, в комнате, всё от того же снадобья, но как только первый обломок шкатулки ударился о стол, Севир проснулся. Но Лика уже увидела её пустое нутро. Весь план полетел в бездну. Казалось бы, такая удача – неопытная бесценная, чьи способности позволили бы ему открыть шкатулку самостоятельно и незаметно подложить внутрь припрятанный «дар». При полном зале свидетелей Севиру вряд ли хватило бы ловкости. Но шкатулка развалилась на части. Он не предполагал такого исхода. Когда Севир несколько лет назад в отчаянии попытался сломать шкатулку, зажав её в тисках, то смог раздвинуть две части достаточно широко, чтобы увидеть, что внутри ничего нет.

Может, богиня наказала его за жульничество?

Может, за такое по Её слову нужно отвечать уничтоженной гордостью и позором, которые не смоют ни время, ни, как говорил отец, «добрые, достойные принца поступки»? Ему ещё предстояло ехать на съезд: опозоренным и без дара. Как можно было отмыться от этого?

«Нет, нет и нет! Проклятье! Ты не имела права лишать меня дара! Или в твоей паутине судеб я, наследник третьей ветви принцев Ародана, не играю никакой роли?! За что ты наказываешь меня?»

Севир представлял, как говорит это всё богине, как он то плачет, то гневается, то просит прощения, то требует. Спрашивает на разный лад: «За что, скажи, за что? За что ты забрала Сенриха? За что покалечила Сирора? За что мне побои, за что мне равнодушие? Твоё, матери?»

Мать сделала вид, что она на его стороне. Узнав о том, что Лику увезли на край света, рейна не спросила, куда именно, лишь уточнила, считает ли Севир наказание виновной соразмерным его потере. Так мать и не высказала мнения, и вроде бы проявила интерес. Но когда её муж вызвал сына к себе, не вступилась. Она никогда за него не вступалась.

«Дар мог бы всё исправить. Но ты предпочла оставить меня без него. Что ж, говорят, бесценные – твои дары миру. Так что не обижайся, что я отнял у него один. И знаешь, раз уж отец всё равно узнал правду, то надо бы о ней рассказать ещё кое-кому. А то он уже устал хранить эту мерзость».

Севир вздрогнул. Он лежал на полу, а в окно светило солнце, лучи которого сверкали в снежном тумане.

Интерлюдия. Вера

Облетевшие листья никто не убирал. Сад занесло хрустящими ошмётками лета. Брошенные корзины и лестницы гнили под дождём, а в пустой конюшне спала бродячая собака. Почуяв Вьюгу, она забилась в угол.

Дверь в дом была открыта, и лорд Ренфел осторожно вошёл. Пустые полки, разбросанные вещи. Кто-то явно собирался в спешке. На кухонном полу валялись горы разбитой посуды. Вьюга шевельнула ушами и потрусила в гостиную. Ренфелу хватило одного взгляда на голые стены, чтобы понять: хозяин продал всё, что у него было. Он сидел в кресле и вертел шкатулку. Рядом на столике лежал кинжал с чёрным лезвием.

– Матар Пейран? – окликнул Ренфел.

Хозяин вишнёвых садов поднял пустой взгляд.

– Лорд Ренфел, – произнёс сухо. – Вы не нашли мою дочь.

Это был не вопрос.

– Пока нет.

– Знаете, когда вы уехали, я нанял ещё людей. Потом ещё и ещё. В какой-то момент Дора не выдержала: собрала вещи и уехала. Она говорила, что Лику покарала богиня, как и сказали хранители…

– Это неправда, – сказал Ренфел. Вьюга прижалась к его ноге. Зверь дрожал, как будто от холода.

– Знаю, – мёртвым голосом сказал Матар и кивнул на коробку у ног.

Ренфел, чуть помедлив, наклонился и откинул крышку. В темноте он сначала ничего не увидел, но почувствовал запах. Вьюга принюхалась и заскулила.

– Тысяча проклятых небес, – ошеломлённо выдохнул лорд, отстранившись. – Кто это прислал?

Матар Пейран лишь покачал головой. Он поставил на столик шкатулку и взял кинжал.

– Если бы я тогда послушался жену и не дал Лике шкатулку. Если бы она тогда её не открыла…

Голос его сорвался. Матар закачался из стороны в сторону, не в силах ни плакать, ни кричать.

Ренфел сел в другое кресло.

«Проклятье!»

Он надеялся, что отец Лорал помог Лике выбраться из Илассета, а когда пропал и хранитель, Ренфел решил, что они с девочкой скрываются. Конечно, он не исключал версию похищения и отправил людей следить за портом и главными трактами, но ресурсов не хватило. А теперь это. Извращённая месть кого-то из правящей семьи. Вопрос заключался в том, кого они привлекли для исполнения наказания.

– Работорговцы не стали бы калечить бесценную, – пробормотал Ренфел. – Да и никто бы не стал. Это бессмысленно. Ни один наёмник, лорд или рао не лишил бы руки бесценного. На это способны только отрицатели, но они клеймят бесценных и изгоняют со своих земель. Даже если это они, на территории Свободных степей Лики быть не может. Они не потерпели бы такого кощунства над своей верой.

«Или девочку наказали как обычную воровку здесь, в Илассете, а затем увезли. Другими словами, Лика может быть где угодно», – но эти мысли Ренфел озвучивать вслух не стал.

– Хватит. Хватит. Она мертва, мертва, – срывающимся голосом провыл Матар, сжав рукоять кинжала.

– Она жива, – уверенно сказал лорд Ренфел. Вьюга не раз пыталась связаться с девочкой, но та была слишком далеко и связь обрывалась. Иногда контакт не удавалось создать несколько дней подряд, но потом он снова появлялся. В эти промежутки девочка, скорее всего, была в беспамятстве. С учётом отрубленной руки теперь это было чем объяснить.

– Почему это прислали сейчас? Что изменилось?

Но Матар не слушал. Он смотрел на кинжал.

– Матар. Послушай. Я найду твою дочь. Даю слово. – Ренфел встал и положил руку на плечо мужчины.

– Уходите, лорд Ренфел, – тихо сказал мужчина. – Вы уже ничем не сможете помочь.

«Ты прав», – подумал Ренфел. Он видел перед собой сломанную судьбу, которую был не в силах исправить.

– Идём, Вьюга.

Когда они вышли в сад, Вьюга резко оглянулась. Она навострила уши, встревоженно посмотрела на Ренфела, а потом её глаза сверкнули голубым сиянием. Зверь подался вперёд, словно попытался дотянуться до хозяина дома, но вдруг резко отпрянул.

Ренфелу на мгновение почудился запах крови. Но только на мгновение, потому что Вьюга не могла связываться с мёртвыми.