Текст книги "Масонство и закон"

Лекция 5
Масонская философия XX века: масонство и цивилизация

Все мы давно уже переросли убеждение, что масонство призвано следовать одной лишь цели и заниматься одним лишь предметом, ограничивая себя одной лишь ветвью философии. Если все мы верно понимаем наше учение, гласящее, что потолком масонской мастерской служит «облачный полог, или усеянное звездами небо», то ясно, что все происходящее под этим объемистым пологом должно нас интересовать и нас касаться. Наше Братство состоит, или должно состоять, из всех людей и служить всем людям; это Братство всех времен и на все времена. Оно не может ограничивать себя понятиями или потребностями какого-то одного народа или одного временного периода. Его высшей и конечной инстанцией может считаться лишь философия, максимально отстраненная от какого-либо конкретного времени, народа и особенно какой-то конкретной личности. Посему не возбраняется масонству иметь и – помимо наставлений и заповедей на все времена – особые наставления и заповеди на каждое время, и чтобы никто особенно не настаивал на их соблюдении в иные времена. Истина, в конце концов, относительна. То, что считается основополагающей истиной в одно время, нельзя закатать в пилюлю или таблетку, чтобы потчевать ею всех и всегда. Если наш Цех действительно вечен, то он должен сохранять актуальность в каждое конкретное время, как и во все времена; однако он также должен содержать в себе и такие традиции, которые применяются ныне, но не применялись вчера, и не будет нужды применять их завтра. Мы – Цех работников. Наша слава – в свершении полезного труда. Наши обычаи и традиции – не просто наше сокровище, которое хранится нами ради одной лишь его красоты и древности. Они суть орудия, которые нам вручили, чтобы мы ими работали. Посему мы имеем полное право задаться вопросом: как мы можем развивать и применять традиции, хранителями которых стали, для того, чтобы поставить их на службу дню сегодняшнему?

Воистину поспешит и насмешит людей тот, кто бросится составлять «философию масонства» после таких творцов, как Краузе, Оливер и Пайк. Но доселе я всеми силами старался показать, как их философия масонства выросла из реалий их времени и философских учений их времени, того времени, когда они мыслили и писали. Престон, например, писал в так называемый «Век Разума», когда Знание считалось единственной потребностью человека. Краузе писал, когда так называемая «нравственная философия» волновала все великие умы в Германии, а сам он возглавил разработку научной философии права. Оливер писал под влиянием распространения романтизма в Англии, когда английская мысль стала проникаться немецким идеализмом. Пайк писал под влиянием реакции на материализм второй половины XIX века и метафизического метода, подразумевавшего объединение всего сущего на основе связи с первичным абсолютным Принципом.

Точно так же современная философия масонства, по необходимости, будет соотноситься с современными течениями общественной мысли и философскими направлениями. Следовательно, мы способны предсказать четыре ее основные характеристики:

1. Ее метафизическое кредо будет либо идеалистическим и монистическим, либо прагматическим и плюралистическим. И пусть мои личные симпатии отданы второму из этих подходов, и я в некотором смысле солидаризируюсь здесь скорее с Престоном и Краузе, чем с Оливером и Пайком, но мне так видится, что средний современный масонский философ скорее отдаст предпочтение первому подходу. Он, судя по всему, полагает вслед за Паульсеном[59]59
  Фридрих Паульсен (1846–1908) – немецкий писатель, педагог и философ-идеалист неокантианского направления, создатель учения о мире как «единой духовной Всежизни» (Боге); определял свою философию как «идеалистический пантеизм».


[Закрыть], что «реальность, представленная нашим чувствам в виде телесного мира как унифицированной системы движения, есть проявление универсальной духовной жизни, которую следует воспринимать как идею, как развитие единого разума, Разума, бесконечно превосходящего наше понимание». Ничего удивительного нет посему в том, что он встанет под знамена Оливера и Пайка. Но он отчается постигнуть этот принцип через знание или традицию, или во всей полноте выразить его одним словом. Таким образом, даже если ему случится быть прагматиком, результат не будет сильно отличаться от предыдущего, поскольку философия масонства есть часть прикладной философии, и ее практические результаты должны представлять собой нечто большее, чем один лишь метод их получения. Более того, и идеалист и прагматик согласятся с изложенными ниже тремя оставшимися характеристиками, просто потому что они приходят к одним и тем же результатам, пусть и разными путями.

2. Ее психология будет скорее волюнтаристской, чем интеллектуалистской, то есть, испытывая на себе влияние современной биологии, она будет настаивать на том, что главенство принадлежит воле. Она будет отражать веру в действенность осознанного усилия, предпринимаемого человеком.

3. И что важнее всего для нас, ее основание будет телеологическим. Еще одна цитата из Паульсена не повредит: «Этика и социология, юриспруденция и политика готовы отказаться от устаревшего формального подхода и применить вместо него телеологический метод: цель управляет жизнью, а посему наука жизни, как индивидуальной, так и всеобщей, должна следовать этому принципу». Другими словами, как сказали бы раньше, философия масонства будет считаться частью скорее прикладной, чем общей философии.

4. Ее корни будут оставаться в ее истории. Это отличительное свойство современной философской мысли. Прежние философии строили свои заключения о реальности на основе математики или физических наук. Ныне мы стремимся придать природе историческое толкование. Как пишет Паульсен, «мы пытаемся истолковать ее согласно логической генетической схеме».

Таковы тенденции развития современной философии, и нам с вами вполне можно быть совершенно уверенными в том, что философия масонства будет им следовать, и давно уже настало время какому-нибудь философу масштаба Краузе, способному проторить новые пути в философии в целом, заняться этой частной сферой. Можем ли мы с вами сконструировать философию масонства, соответствующую указанным выше тенденциям? В попытке дать ответ на этот вопрос я предлагаю вам на рассмотрение для начала три основополагающих принципа:

1. Нам нужно отказаться от догматизма. Нужно помнить, что наш идеал есть идеал эпохи, отвечающий требованиям времени и места.

2. Тем не менее, нам нужно следовать к цели. Перед нашим мысленным взором должна стоять идея цели, кол скоро мы оказались в сфере прагматической философии.

3. Нам нужно отдавать себе отчет в том, что наша концепция масонского идеала основана на нашей эпохе, а наша концепция масонской цели – на истории нашего общества.

Отсюда проистекают три подхода к предмету нашего основного интереса.

1. Обратимся для начала к современным философским школам и уточним, чем они могут быть нам полезны. Что мы сможем построить, используя одну или несколько из них в качестве фундамента? Что есть в масонстве, что они не в состоянии охватить и объяснить?

Старейшая и, наверное, самая авторитетная из философских систем, существующих доселе, – это абсолютный идеализм, принимающий множество различных форм, правда, но вполне узнаваемый в своем сущностном единстве. Эта философия помещает жизнь в области мысли. Она полагает мир опыта, постигаемый нами посредством наших чувств, лишь видимостью. Реальность же размещается в мире мысли. Но эти миры не совершенно отделены один от другого. Скорее, они связаны между собой, как причина и следствие, одушевляющее и одушевленное. Бог рассматривается здесь как сила, не внешняя для мира и во всем трансцендентная, но пронизывающая весь мир, соединяющая его элементы и сообщающая миру единство. Реальность считается связанным, соединенным целым, а жизнь полагается настолько реальной, насколько она является частью этого целого. Посему, считает эта школа, нам следует отважно и решительно отвернуться от кажущейся нам сферы видимого, куда затягивают нас наши чувства, и устремиться в «глубины реальности»; то есть нам надлежит установить связи с целым и внутренне развиваться с той целью, чтобы самим стать частью целого. По словам Ойкена[60]60
  Рудольф Кристоф Ойкен (также Эйкен, 1846–1926) – немецкий философ. В своих работах пытался показать необходимую связь между философскими концепциями и эпохой, к которой они относились. Этому практическому идеализму Ойкен дал название «активизм».


[Закрыть], всякая жизнь должна «быть посвящена формированию нравственности в том смысле, что всё целое должно быть впитано личной волей», а также «подчинению каприза необходимости обстоятельств», то есть их внутренним связям. Всё прочее суть окружение, средства и логические предпосылки. Человек должен расти сам над собой, а спасет его духовное творчество.

Эта философия ученых и для ученых не есть философия для масона. Даже сам Пайк писал о своей идеалистической системе масонской философии, что она не для большинства масонов. И по той именно причине, что она, по сути своей, аристократична, старая идеалистическая философия сейчас ведет отчаянные, но явно обреченные на провал арьергардные бои с надвигающимся новым демократическим веком. В мире чередуются периоды бурления творческой энергии – с периодами, когда все созданное нужно систематизировать и усвоить.

В периоды творения тех, кому даны духовные творческие силы, относительно мало. А в периоды усвоения их еще меньше. В такие времена, пишет Ойкен, жизнь в понимании идеалиста «стремится к тому, чтобы стать одной лишь видимостью». И тогда человек, проникнутый ее духом, «с легкостью начинает мнить себя более значимым, чем он есть, приобретая ложные самосознание, речь и чувства, словно он пребывает в недостижимой высоте, и тем самым он меньше живет своей жизнью, чем чужой. Рано или поздно появляется противодействие такой полу-жизни, мнимой жизни, и в особенности это противодействие нарастает, будучи одухотворено желанием всех носителей человеческих свойств иметь свою долю в главном благе нашего бытия и свободно сотрудничать при выполнении общих возвышенных задач… Таким образом аристократическая природа имманентного идеализма производит особый тип жизни – сугубо исключительной, суровой и нетерпимой».

Другой тип философии, который приобретает все большее и большее распространение с развитием науки, называется натурализмом. Эта философия полностью отвергает духовную жизнь, отрицая ее самостоятельность и независимость, утверждая, что это лишь фаза, или отдельный случай, бытия, открываемые нашими чувствами. Духовной сферы не существует. Духовное не может ничего сотворить из самого себя. И жизнь тоже не имеет собственного бытия. Все вещи оцениваются в терминах только биологии или экономики. Ничто не имеет внутренней ценности. Истина означает лишь верное приспособление к окружающей реальности; благо есть лишь то, что наилучшим образом поддерживает жизнь; нравственно лишь то, что укрепляет общественную жизнь; красота есть форма пользы. Подлинный импульс поведения исходит из инстинкта самосохранения. Мне нет необходимости отдельно подчеркивать, что эта философия – не для масона, который верует в Бога и считает это одной из своих ландмарок. Насколько наши воззрения совпадают с натуралистической философией – настолько мы не масоны. Потому что если и есть верный способ проверить человека на истинное масонство, то это испытание на способность полностью отвергнуть духовность.

С натурализмом идеологически связан целый ряд ответвлений социальной философии, вошедших в последнее время в моду, и одна из них – социализм – даже породила массовую пропаганду чуть ли не религиозной горячности. Эти философии отвергают индивидуальную жизнь, а следовательно – духовную жизнь индивида. Они вообще учитывают индивидуальную волю настолько, насколько в индивидуальной общественной жизни может присутствовать общественный интерес. В качестве политической или социальной философии некоторые из этих систем могут иметь большое значение. Однако если их рамки принимаются раздвигать, чтобы превратить в универсальные системы, чтобы поставить материальное процветание общества (вполне достойная цель в области политической философии) на место единственной цели общественной жизни, когда отвергается идея духовной независимости индивида, а «суждение общества становится единственным критерием истины», и индивиду велят ставить свои воззрения на то, что есть благо или зло, в зависимость от результатов общественного голосования, когда общество пренебрегает индивидуальным творчеством и занимается одним лишь перераспределением, – тогда эти системы становятся несовместимы с масонством, и мы не можем принимать их, оставаясь при этом масонами.

Ведь как масоны мы признаем наличие в человеке духовной сущности. Мы полагаем, что человек обязан честным и усердным трудом возводить внутри себя нравственное и духовное здание, а не получать свои взгляды уже готовыми, в виде результатов референдумов и суждений общества. Прошу понять меня правильно: я не утверждаю, что современные школы философии нам следует целиком и полностью отвергнуть и выбросить на помойку. В праве, политике и социальной науке некоторые из них приносят удивительные плоды. Однако нам надлежит считать их методами применения, а не универсальными системами. Проблемы жизни индивида, потребности духовной жизни индивида, которые эти школы отвергают, – жизненно важные вопросы для масона, которому просто необходима такая философия, которая признавала бы их и ими занималась. Опять же, говоря словами Ойкена, мы не можем признать, что «чувственный мир есть единственный мир для человека», что «жизнь обретается лишь в ее отношениях с окружающей средой, будь то природа или общество».

Восставая против современных социальных и натуралистических философий, увидело свет новое учение, которое называют «эстетическим индивидуализмом». Это подчеркнуто литературное и художественное течение, по этой самой причине отказывающее в признании основной массе рода людского, а потому не отвечающее одному из основных требований, предъявляемых к масонскому мировоззрению – универсальности охвата. Но и его нам все же следует рассмотреть как одно из влиятельных философских движений нашего времени. Сторонники эстетического индивидуализма утверждают, что «центр жизни теперь перенесен во внутренние ткани самосознания. С развитием этого самосознания сама жизнь, по всей очевидности, стала объясняться из себя самой и направляться лишь на себя саму. Она остается неизменной в любых меняющихся обстоятельствах и при любых условиях; во всей бесконечной череде событий, происходящих с ней и в ней, она стоит превыше них. Любые внешние проявления представляют для нее ценность лишь настолько, насколько они являются этапами раскрытия ее собственного бытия; она никогда не испытывает на себе воздействие ничего, кроме себя самой». Поэтому цель для эстетического идеалиста состоит в том, чтобы «придать любым отношениям и обстоятельствам внешней жизни максимально личный, индивидуальный характер»[61]61
  Здесь и далее Паунд продолжает цитировать книгу Р. Ойкена «Смысл и ценность жизни» (1908), где не указаны представители выделенных автором философских течений.


[Закрыть]. Он не принесет настоящее в жертву будущему; он отвергнет все требующее подчинения течения жизни универсальным стандартам; он игнорирует любые договоры, насаждающие меж людьми общественный порядок, а вместо них стремится насаждать повсеместно свободные взаимоотношения индивида с индивидом. Для сторонников этого учения «то, что обычно принято называть нравственностью, есть лишь уложение данной общественной группы, способ, посредством которого она стремится лишить индивида независимости и подчинить его себе». Это философия художников и для художников, и слишком очевидно, что масонскому философу здесь и обсуждать больше нечего.

Переходя от этих вгоняющих в тоску современных теорий конца жизни к системам прикладной философии, мы можем немного приободриться. Здесь у идеалистов многообещающая программа. В то время как Гегель считал все вещи плодами развития идеи, логического или опытного, современные его последователи, представляющие собой наиболее активную силу новой социальной философии, утверждают, что все политические, общественные и законодательные учреждения являются проявлениями цивилизации. Для них идея, претворенная во всех человеческих понятиях, есть не один лишь метафизический принцип, но комплексная идея человеческой цивилизации. Наши институты суть плоды цивилизации прошлого и наших попыток приспособить их, полученные от цивилизации прошлого в одном виде, к нашей современной цивилизации, придав им иной, новый вид.

Цель наша как членов общества состоит в том, чтобы способствовать развитию цивилизации посредством осознанного и разумного труда, по нашим силам и способностям. Каждый человек в свое время и на своем месте способен в сообразной мере участвовать в этом труде. И напротив, при желании каждый человек в свое время и на своем месте способен в сообразной мере препятствовать этому труду. Но в силу самого факта, что он человек, то есть потенциальный или актуальный фактор развития общества, он обязан предпринимать усилия для того, чтобы поддерживать и развивать цивилизацию, которая является в мире основной идеей, а общество – лишь средством ее претворения в жизнь. Насколько позволяют каждому из нас способности, мы должны раскрывать принципы, предписываемые нам современной для нас цивилизацией, и осознанно стараться развивать в соответствии с ними наши институты, а также далее управлять их деятельностью. Единственной универсалией является цивилизация в человеческом обществе. Перефразируя известное высказывание, «Бог – это то бесконечное, что требует от нас цивилизации»[62]62
  Известная фраза «Бог – это то бесконечное, что требует от нас праведности» из книги викторианского литератора и литературоведа Мэтью Арнольда (1822–1888) «Литература и догма» (1873).


[Закрыть]. Итак, здесь мы уже говорим о современной философской системе, которая совместима с первоосновами масонства и нашими философскими запросами. Она признает наличие в человеке духовной составляющей как элемента, предполагаемого цивилизацией и ею развиваемого. В ней есть Бог. Она не предназначена для одной лишь академической или художественной аристократии. К ней могут приобщиться все люди, она ими порождаема и для них предназначена, если они желают стать агентами вселенской человеческой культуры. Более того, она отвечает и первому нашему требованию: она не догматична. Она признает, что цивилизация постоянно развивается, а следовательно, меняется. Она признает посему, что цивилизация, по этой причине, есть понятие, ограниченное во времени и пространстве, а посему принципы, предлагаемые ею в то или иное время в том или ином месте, которые мы берем себе в идеалы, являются идеалами той или иной эпохи и служат удовлетворению потребностей именно этих времени и места. При этом все эти стадии и преходящие формы человеческой культуры сливаются в общую и постоянно развивающуюся человеческую цивилизацию, которая представляет собой реальность как вне нас, так и внутри нас самих.

2. Далее, новый идеализм практической философии отвечает нашему второму требованию. Невзирая на то, что его сторонники признают отсутствие у себя универсальной абсолютной формулы для всех времен и мест, для всех народов, они, тем не менее, имеют представления о конечной цели и задачах действий. Каждый из нас и все мы вместе должны развивать человеческую цивилизацию. Каждый из нас – развиваясь сам как в подлинном смысле слова цивилизованный, культурный человек, согласно своим способностям и своим обстоятельствах, способный раскрыть в себе эту реальность и приблизить к этой реальности других и вообще всё окружающее, ибо к ней все мы осознанно или неосознанно стремимся в любом случае – к общечеловеческой цивилизации. Знание, увеличивать которое стремился Престон, совершенство человека, которое ставил во главу угла Краузе, отношения с Богом, установить которые намеревался Оливер, и гармония, а следовательно – контроль над Вселенной, на который уповал Пайк, – все это отдельные фазы развития, если принять за конечную цель этого развития идею человеческой цивилизации.

3. Насколько же этот новый идеализм, или, как называют его сторонники этой философии, «неогегельянство», отвечает нашему третьему требованию? Обладает ли он достаточно прочным фундаментом, заложенным в истории человеческих институтов вообще и в истории нашего института в частности? Ну хотя бы здесь масоны-неоидеалисты стоят на твердой почве.

Антропологи и социологи наглядно указали нам на то, что сразу после семьи, которая предшествовала, собственно, обществу, самой первой, изначальной и самой всеобщей формой общественного института, или учреждения, была группа, то есть ассоциация, взрослых мужчин в форме тайного общества. Простейший и самый ранний из институтов человека общественного – это так называемый «дом мужчин», то есть отдельно стоящий дом для мужчин племени, имеющий ряд аналогов и у цивилизованных народов древности, например, дом для совместных трапез у мужей древней Спарты, собрания на агоре в древних обществах Греции, встречи римлян на форумах, где они собирались для того, чтобы формировать политику своих городов. В этом мужском доме первобытного племени находился центр общественной жизни. Здесь хранились главные ценности всей общины, ее религиозные атрибуты и захваченные на войне трофеи. Здесь собирались молодые люди всей общины в знак отделения от родительских семей и вхождения в круг обязанностей и ответственности, сопряженных со взрослой жизнью в племени. Здесь отводили особые почетные места старикам и вождям в соответствии с иерархией их значения для общины и заслуг. Женщинам и детям туда входа не было, потому что это был дом взрослых мужчин. Это повсеместно получившее признание общественное учреждение получило разное развитие в разные времена в разных странах. Так, оно превратилось в обычные казармы для воинов в Спарте и ряде современных примитивных племен. Также оно стало религиозным центром и в конечном итоге храмом. Обычно оно становилось центром формирования новой стадии социального развития человека, то есть того, что антропологи обычно называют «инициациями взросления», то есть церемониями перехода подростков в статус взрослых. И происходило это, повторю, в древнейших тайных обществах. По мере развития первобытных обществ и первобытных церемоний перехода эти мужские дома постепенно преобразовались в тайные ложи. И именно здесь, в старейшем из общественных институтов, а не за горами и за морями, обретается древнейшее в мире масонство.

Природный инстинкт, говорят нам социологи, побуждает мужчин одного возраста, которых объединяют общие интересы и обязанности, группироваться соответствующим образом и несколько отдаляться от прочих групп людей. Повинуясь этому инстинкту, сообщают они, эти мужчины подразделяются на четыре основные подгруппы: (1) мальчики до наступления переходного возраста; (2) неженатые молодые люди; (3) взрослые мужчины, облеченные всеми правами и обязанностями взрослых членов племени; (4) старики, являющиеся хранителями мудрости племени и правители всей общины. По достижении переходного возраста мальчиков переводят жить в мужской дом и тем осуществляется его инициация во взрослость. В положенное время он становится полноправным членом племени и воином. Далее, также в должное время, его сын достигает переходного возраста и становится взрослым, а его отец – стариком, устраняющимся от активного служения общине. Таким образом, мужская часть общины представляет собой на деле тайное общество, разделенное, соответственно, на два-три градуса, или класса, из которых определенно впоследствии выросли посвятительные степени первых тайных обществ. Переход из одного в другой градус этих обществ практически повсеместно сопряжен с некими тайными посвятительными церемониями, и фактически у всех первобытных народов инициации перехода из детства во взрослость бывают самыми торжественными и самыми важными в жизни человека. Обычно они же и самые драматичные. Начинаются они везде со своего рода испытаний. Зачастую встречается символическое воскресение из мертвых, когда ребенку объясняют, что он умер, чтобы на его месте родился взрослый человек. Часто в этих обрядах присутствует изрядная доля символизма, а также за ним следует своего рода наставление, предназначенное для того, чтобы объяснить и истолковать совершенный обряд. В наставление всегда включается изложение науки и нравственности, хранимых племенем, а также строгое побуждение повиноваться старшим.

Со временем эти посвятительные церемонии утрачивают смысл или, напротив, развиваются в племенные тайные общества в чистом виде, а с дальнейшим развитием цивилизации и возникновением политических и религиозных систем зачастую все же утрачивают свою природу и все же разлагаются. Так постепенно из этого первобытного института «дома мужчин», с одной стороны, переросшего в политическую организацию, а с другой стороны, сохранившего свои посвятительные церемонии, у разных народов сформировались не менее полудюжины общественных институтов. Во-первых, это политические, магические и в большей или меньшей степени ложные тайные общества, каких очень много в Африке и в наши дни. Во-вторых, клановые церемонии со временем превратились в церемонии государственные и в государственные религии. Древность предлагает нам множество примеров того, какую невероятную важность люди придавали этим церемониям. Например, диктатор Фабий в переломный момент кампании против Ганнибала оставил армию, для того лишь чтобы удалиться в особое место и там совершить должное племенное жертвоприношение как глава рода Фабиев. В-третьих, есть религиозные сообщества с тщательно разработанными церемониями приема неофитов. Подобные общества есть в Тибете и у индуистов, и зачастую их обряды приобретают пугающие формы. В-четвертых, есть мистерии древности, египетские и элевсинские, а иногда они представляют собой сочетание третьего и четвертого пунктов – как у ессеев. В-пятых, есть ремесленные сообщества, созданные на основе принципа братства, например, римские коллегии и оперативные средневековые гильдии. Наконец, есть чисто благотворительные общества, вроде римских же погребальных обществ.

Нужно отметить, что каждый из этих видов обществ хранит и развивает те или иные черты первобытного тайного общества. Политические и магические общества хранят и развивают политические и врачебные традиции; клановые церемонии – функцию сплочения общины посредством культа предков; религиозные общества – функцию поддержания нравственности и веры; мистерии – символические наставления; ремесленные общества – функцию наставления в полезных практических знаниях; благотворительные общества – функцию сплочения общины ради взаимопомощи. Все они также хранят воспоминания о своих истоках, которые остались в племени, состоявшем преимущественно из кровных родственников, формируя идею братства, которое они стараются воплотить в жизнь посредством теоретических и практических своих занятий.

Связь масонства с развитием всех этих видов обществ из первобытных мужских домов, описанным учеными-немасонами, не имевшими о масонстве никакого представления, настолько очевидна, что мы более не станем смеяться над амбициозным стремлением Оливера найти истоки масонства на самой заре человеческого рода. Но вне всякой связи с историей, собственно, масонства это открытие антропологов имеет и особое значение для масонской философии. Ведь в этом же мужском доме таятся корни самой цивилизации; развитие мужского дома есть также и развитие самой цивилизации, и его цель и задача, как цель и задача любого законного института, выросшего из него, с самого начала состояла в том, чтобы хранить, продолжать, развивать и передавать из поколения в поколение цивилизацию внутри племени людей. А наше вселенское общество посему преследует с начала времен и по сей день ту цель, как сообщают нам о том древние заповеди и наставления, чтобы хранить, продолжать, развивать и передавать из поколения в поколение универсальную, вселенскую человеческую цивилизацию.

Таким образом, мы можем теперь дать ответ на три основных вопроса масонской философии.

1. Какова цель масонства? Для чего мы существуем как организация?

Ответ масона-неоидеалиста будет следующим: наша цель такова же, как у всех общественных институтов, – хранить, развивать и передавать потомству цивилизацию, созданную нашими праотцами и ими переданную нам.

2. Каково место масонства в схеме разумной человеческой деятельности? Каковы его взаимоотношения с родственными видами деятельности?

Ответ должен быть таков: это организованные усилия людей на основе всеобще признанных принципов, по поводу которых все между собой согласны, во имя претворения в жизнь нашей веры в эффективность осознанного труда по сохранению и распространению цивилизации. То, что другие человеческие организации делают на основе принципов касты, политических или территориальных границ, суженных эмоциями и предрассудками, мы намерены осуществлять на основе универсальности – придавая организованность тем универсальным элементам в человеке, которые и составляют культуру и цивилизацию.

3. Каким образом масонство надеется добиться своей цели?

Наш ответ должен быть, что оно способствует развитию цивилизации путем неуклонного поддержания солидарности человечества, путем неустанного хранения, развития и передачи вселенской традиции незапамятных времен, традиции солидарности человечества и его универсальности. Понимаемая так, эта традиция становится силой первого порядка в деле поддержания и развития цивилизации. И таким образом мы увязываем ее, с одной стороны, с прагматической системой Престона и Краузе. Идеалом XVIII века было Знание. Идеалом XIX века была личная нравственная жизнь индивида. А идеалом XX века стала, на мой взгляд, универсальная человеческая жизнь. Но что такое все эти идеалы, как не средства развития человеческой культуры?

С другой стороны, мы увязываем такую нашу философию с системами Оливера и Пайка. Они были идеалистами – и мы тоже идеалисты. Только они искали простой статичной идеи, проявлением или развитием которой была бы Вселенная. А мы скорее взыскуем комплексной и динамичной идеи, полагая, что занимаемся лишь ее интерпретацией в контексте идеалов времени и места.

Братья, из всех людей мира мы более всех других обязаны себе самим и всему миру стать обладателями вселенского, универсального духа. Универсальность есть урок, который может и должен усвоить весь мир. Мы обязаны сесть на первую парту в школе жизни, чтобы задавать тон и подавать пример наших собратьям по человечеству на задних партах. Где бы ни открывалась в мире масонская ложа, она должна сконцентрировать свои разыскания и труды на идее универсальности, стать эпицентром цивилизации, сеять разум вокруг себя во искоренение заблуждений и предрассудков, насаждать правосудие в среде конфликтующих вокруг людей и классов, поддерживать мир и гармонию – основу цивилизации, которая должна воцариться в сей великой ложе нашего мира.