Текст книги "Обрекаю на смерть"

Глава 4

Карл сидел на соседнем сидении, держась напряженно и тихо. Через некоторое время он сказал:

– Знаете ли вы, что словами можно убить, м-р Арчер? Можно убить старого человека, споря с ним. Я сделал это с отцом. Во всяком случае, – добавил он изменившимся голосом, – последние шесть месяцев меня не покидает чувство вины. В тот вечер отец умер в ванне. Осмотрев его, доктор Грантленд заявил, что причина смерти – инфаркт, вызванный перевозбуждением. В его смерти я винил себя. Джерри и Зинни тоже обвиняли меня. Не удивительно, что я сорвался. Я считал себя отцеубийцей.

– Однако теперь я сомневаюсь, – сказал он. – Когда я кое-что раскопал про д-ра Грантленда, я стал мысленно возвращаться к случившемуся. Почему я должен доверять словам такого человека? Он не имеет права называться доктором. Чего я не могу выносить, так это состояния неизвестности. Видите ли, если отец умер от инфаркта, тогда виноват я.

– Не обязательно. Старики умирают каждый день.

– Не надо запутывать меня, – сказал он тоном, не допускающим возражения. – Я прекрасно уловил суть дела. Если отец умер от инфаркта, значит, это я убил его своими словами, и убийца – я. Если же он умер по какой другой причине, то убийцей является кто-то другой. И д-р Грантленд его покрывает.

Во мне крепла уверенность, что я слышу бред параноика. Я постарался ответить предельно деликатно.

– Все это маловероятно, Карл. Сделайте передышку, отвлекитесь на некоторое время. Подумайте о чем-нибудь другом.

– Не могу! – вскричал он. – Вы должны помочь мне докопаться до истины. Вы обещали помочь.

– Я помогу… – начал я. Внезапно Карл схватил меня за локоть. Машина вильнула, взметая гравий. Я нажал на тормоз, отбиваясь от цепких рук Карла и пытаясь завладеть рулем. Машина остановилась, съехав боком в неглубокий кювет. Я отпихнул Карла.

– Очень умный поступок.

Он не придал случившемуся ни малейшего значения, вероятно не сознавая, что произошло. – Вы обязаны верить мне, – сказал он. – Кто-то же должен мне верить.

– Вы сами себе не верите. Вы изложили уже две версии. Сколько у вас еще припасено?

– Считаете, что я лгун?

– Нет. Но вам надо привести мысли в порядок. И только вы сами в состоянии это сделать. И лучше всего заняться этим в клинике.

Впереди, в ложбине между двумя холмами, показались строения большого больничного комплекса. Мы заметили их одновременно. Карл сказал:

– Ну уж нет. Я туда не вернусь. Вы обещали помочь, но, видно, только на словах. Вы такой же, как все. Придется мне сделать это самому.

– Сделать – что?

– Выяснить правду. Выяснить, кто убил отца и передать убийцу в руки правосудия.

Я сказал по возможности мягко: – Вы говорите несколько необдуманно. Постарайтесь выполнить свою задачу, а я выполню свою. Возвращайтесь, поправляйтесь, а я посмотрю, что удастся выяснить.

– Вы заговариваете мне зубы, вот и все. А сами не собираетесь ничего предпринимать.

– Не собираюсь?

Он промолчал. Чтобы убедить Карла в том, что я на его стороне, я сказал:

– Если бы вы поделились со мной тем, что вам известно о Грантленде, это, возможно, помогло бы. Утром вы упомянули о каких-то сведениях.

– Да, и я не врал. Я получил их из надежного источника… от человека, который его знает.

– От второго пациента?

– Да, он такой же пациент, как и я. Но это ничего не доказывает. Он совершенно нормален, его рассудок нисколько не поврежден.

– Это он так говорит?

– Не только, так говорят и врачи. Он лечится от наркомании.

– Вряд ли это надежный источник.

– Он говорил мне правду, – возразил Карл. – Он знаком с д-ром Грантлендом много лет и знает о нем все. Грантленд снабжал его наркотиками.

– Скверно, если так. И все же до убийства далеко.

– Понимаю, – проговорил он упавшим голосом. – Вы хотите, чтобы я думал, что это сделал я. Вы отнимаете у меня надежду.

– Послушайте, что я скажу, – начал я.

Но Карл погрузился глубоко в себя, созерцая тайный ужас. Он всхлипнул и вдруг резко повернулся ко мне всем корпусом. В его глазах застыла безысходная тоска. Он протянул руки, пытаясь вцепиться мне в горло. Скованный в движениях рулем, я потянулся к дверной ручке, чтобы получить пространство для действий. Но Карл опередил меня. Его большие ладони сомкнулись у меня на шее. Я ударил его по лицу правой рукой, но он был невменяем.

Его большое лицо с выступившими бисеринками пота приблизилось вплотную и казалось безмятежным. Он затряс меня. Дневной свет стал тускнеть.

– Отвали, – прохрипел я. – Кретин. – Но слова прозвучали подобно карканью.

Я снова ударил его, но безрезультатно, так как не мог размахнуться. Он расцепил пальцы и нанес мне сильный удар в челюсть. Я потерял сознание.

Очнулся я в сухой канаве, рядом с отпечатками шин моей машины. Когда я поднялся, перед глазами плыла и качалась шахматная доска полей. Я ощущал себя невероятно маленьким, словно булавка на географической карте.

Глава 5

Я снял куртку, выбил из нее пыль и побрел в клинику. Она выглядела, словно город-государство посреди собственных полей. Стены заменяли холмы, зубчатые, лишенные растительности, окружавшие больницу с трех сторон. Безликие бетонные здания отделялись друг от друга широкими аллеями. Люди, прогуливавшиеся по тротуару, выглядели почти так же, как люди в любом другом месте, с той лишь разницей, что здесь они не спешили, им некуда было спешить. Это залитое солнцем место с его массивными, загадочными зданиями производило впечатление чего-то нереального, возможно, только потому, что никто никуда не спешил.

Из-за припаркованной машины появился толстый человек в синих джинсах и уверенно подошел ко мне. Тихим благовоспитанным голосом он поинтересовался, не хочу ли я купить у него кожаный футляр для ключей от машины. – Это очень хорошая кожа ручной выделки, сэр, выделана в больнице. – Он показал футляр.

– Сожалею, но мне он не нужен. Куда обратиться, чтобы получить информацию о пациенте?

– Зависит от того, в каком он отделении.

– Этого я не знаю.

– Вам следует справиться в административном корпусе. – Он указал в сторону нового светлого здания, стоявшего на перекрестке двух аллей. Но ему не хотелось отпускать меня. – Вы приехали на автобусе?

– Нет, пешком.

– Из Лос-Анджелеса?

– С полдороги.

– И без машины, а?

– Мою машину угнали.

– Не повезло. Сам я живу в Лос-Анджелесе, знаете ли. У меня большой «бьюик», с багажником и откидным сидением, отличная машина, скажу я вам. Жена держит его в гараже на колодках. Говорят, это сохраняет покрышки.

– Прекрасная мысль.

– Точно, – сказал он. – Хочется держать машину в хорошем состоянии.

Ко входу в административное здание вели широкие бетонные ступени. Надев куртку на мокрую рубашку, я вошел в стеклянные двери. Сидевшая за столиком информации холеная брюнетка встретила меня ослепительной профессиональной улыбкой. – Чем я могу вам помочь, сэр?

– Мне хотелось бы повидать заведующего.

Ее улыбка застыла. – Сегодня у него весь день расписан по минутам. Могу я спросить, как ваше имя?

– Арчер.

– По какому вопросу вы хотите с ним встретиться, м-р Арчер?

– Дело конфиденциальное.

– Насчет кого-нибудь из наших пациентов?

– В общем, да.

– Вы – его родственник?

– Нет.

– Кто тот пациент, которым вы интересуетесь, и в чем именно заключается ваш интерес?

– Я бы приберег это для заведующего.

– Возможно, вам придется прождать все утро. У него одно за другим несколько совещаний. Не могу обещать, что даже после их окончания он сможет выкроить для вас время.

Подано деликатно, однако меня отфутболивали. Поскольку никак нельзя было сокрушить ее твердую позицию сторожевого пса, я двинулся напролом:

– Вчера вечером сбежал один из ваших пациентов. Он буйный.

Она сохраняла безмятежный вид.

– Вы хотите обратиться с жалобой?

– Не совсем. Мне нужен совет.

– Может, я смогу помочь вам, если вы назовете имя пациента. Иначе трудно сказать, кто из врачей наблюдает за ним.

– Карл Холлман.

Ее тонкие брови взметнулись: она узнала имя. – Пожалуйста, присядьте, сэр, я постараюсь разузнать для вас что-нибудь.

Она подняла трубку одного из стоявших перед ней телефонов. Я сел и закурил сигарету. Утро было еще раннее, и я оказался единственным посетителем. Я огляделся – разноцветная мебель и блестящий кафельный пол были призваны поднимать настроение. Я и сам немного взбодрился, когда появилась стайка молодых медсестер и с веселым щебетанием двинулась по коридору.

Женщина за столиком опустила трубку на рычаг и поманила меня пальцем. – Д-р Брокли примет вас. Он сейчас у себя. Его кабинет в следующем здании по главному коридору.

Следующее здание оказалось громадным. Центральный коридор выглядел настолько длинным, что в нем можно было проводить соревнования по бегу на спринтерские дистанции. После службы в армии большие помещения угнетали меня: множество дверей и ходов, канцелярщина, свои правила игры, подкуп, спешка и ожидание. Лишь изредка встречаются люди, у которых хватает умения не дать громадной машине рухнуть под тяжестью собственного веса.

Дверь с табличкой, на которой значилось имя д-ра Брокли, была открыта. Он вышел из-за стола – среднего роста, средних лет мужчина в сером костюме в «елочку» и коротко, крепко пожал мне руку.

– Мистер Арчер? Сегодня удалось освободиться пораньше, и я могу уделить вам пятнадцать минут. Потом я должен проводить осмотр.

Он усадил меня на стул с прямой спинкой, стоявший впритык к стене, принес пепельницу, сел за свой стол у окна. Двигался он быстро, а когда сел, замер в неподвижности. Его лысый череп и внимательные, цепкие глаза придавали ему сходство с ящерицей, выслеживающей добычу.

– Насколько я понимаю, у вас жалоба на Карла Холлмана. Надеюсь, вы понимаете, что больница не отвечает за его поступки. Мы – сторона заинтересованная, но ответственности не несем. Он ушел отсюда без разрешения.

– Мне это известно. Он сам сказал.

– Вы – приятель Холлмана?

– Я вообще с ним не знаком. Он заявился сегодня рано утром ко мне домой, чтобы попросить о помощи.

– О какой помощи шла речь?

– Это весьма запутанная история, связанная с его семьей. Думаю, в ней много чистого вымысла. Похоже, его главным образом тревожит то, что он ощущает себя виновным в смерти отца. Он хочет избавиться от этого чувства. Поэтому он и обратился ко мне. Видите ли, я – частный детектив. Ему рекомендовал меня кто-то из его друзей.

Когда я назвал свою профессию, вернее, одну из профессий, температура упала. Доктор ледяным голосом сказал:

– Если вы пытаетесь получить информацию о семье, то я не могу вам ее дать.

– Да нет же. Я подумал, что лучшая услуга, которую я могу оказать Холлману, это вернуть его сюда. Я уже было уговорил его, и мы почти достигли цели. Но потом он заволновался и полез в драку. По сути дела, – мне не хотелось в этом признаваться, так как было стыдно, – он захватил меня врасплох и украл мою машину.

– То, что вы рассказываете, на него не похоже.

– Ну, может, я не так выразился, может, он и не украл. Он расстроился и, я полагаю, не понимал, что творит. Но он взял машину, а я хочу получить ее обратно.

– Вы уверены в том, что он ее взял?

Еще один бюрократ, подумалось мне, явный волокитчик, на уме лишь бумаги да циркуляры. Из этой братии. Я сказал:

– Сознаюсь, доктор. Машины у меня никогда не было. Все это мне приснилось. Машина выступала как сексуальный символ, и когда она исчезла, это означало, что я начинаю новый жизненный этап.

На его лице, когда он ответил, не промелькнуло никакого выражения – ни улыбки, ни хмурого взгляда: – Я хочу сказать: вы уверены, что машину угнал он, а не тот, другой? С ним бежал еще один пациент. Разве они не были вместе?

– Я видел только одного. А кто второй?

Д-р Брокли вынул историю болезни из картотеки и углубился в ее содержимое или только сделал вид, что читает. – Обычно, – сказал он, помедлив, – мы не обсуждаем дела наших пациентов с посторонними. С другой стороны, мне бы хотелось… – Он захлопнул папку и бросил ее на стол. – Позвольте я сформулирую вопрос иначе. Что вы собираетесь предпринять в связи с угоном машины? Разумеется, хотите, чтобы Холлмана привлекли к ответственности.

– Разве?

– А разве нет?

– Нет.

– Почему нет?

– Полагаю, его место в больнице.

– Почему вы так считаете?

– Он в бегах и может быть опасен. Он – крепкий парень. Не хочу прослыть паникером, но он пытался задушить меня.

– Правда? А вы не преувеличиваете?

Я показал ему следы на шее. Д-р Брокли на секунду забылся и позволил себе проявить чувство, похожее на сострадание, которое промелькнуло, словно проблеск света. – О черт, сочувствую. – Но сочувствовал он скорее своему пациенту. – Карл так хорошо вел себя последние несколько месяцев – никаких нарушений. Что же могло вывести его из себя, не знаете?

– Может, мысль о возвращении сюда – это случилось как раз на пути в клинику. Ситуация сложилась в некотором роде неординарная. Я позволил ему разговориться о семье, а затем допустил ошибку, начав с ним спорить.

– О чем – помните?

– О его товарище по клинике. Карл сказал, что тот – наркоман. И еще он утверждал, что этот человек дал ему компрометирующий материал на одного знакомого врача, некоего д-ра Грантленда.

– Я знаю его. Он – домашний врач Холлманов. Кстати, Грантленд способствовал направлению Карла в клинику. Естественно, Карл настроен против него.

– Карл обрушился на него с обвинениями. Не рискну воспроизводить их, во всяком случае другому врачу.

– Как вам угодно. – Лицо Брокли вновь приняло бесстрастное выражение. – Вы говорите, что источником информации послужил другой пациент, – наркоман?

– Именно так. Я посоветовал Карлу взвесить достоверность этой информации. А он решил, что я назвал его лгуном.

– Как фамилия наркомана?

– Он отказался назвать ее.

Брокли задумчиво сказал: – Человек, который бежал с ним вчера, употреблял героин. Он, конечно, такой же пациент, как все – мы ко всем относимся одинаково – но он совсем другой, нежели Карл Холлман. Несмотря на свой недуг, Карл по сути наивный и идеалистически настроенный молодой человек. Потенциально ценная личность. – Доктор разговаривал скорее сам с собой. – Не хотелось, чтобы он попал под влияние Тома Рики.

– Вы сказали – Том Рика?

Но доктор уже снял телефонную трубку: – Мисс Париш. Говорит д-р Брокли. Будьте добры, папку Тома Рики. Нет, принесите ее в мой кабинет.

– Я когда-то знавал человека по имени Том Рика, – заговорил я, когда он положил трубку на рычаг. – Ну-ка, ну-ка, ему было восемнадцать примерно десять лет тому назад, когда он закончил среднюю школу в Комптоне. Сейчас ему должно быть лет 28 – 29. Сколько лет другу Карла Холлмана?

– Двадцать восемь или двадцать девять, – сухо ответил Брокли. – Выглядит, правда, намного старше. Влияние героина и всего, связанного с его употреблением.

– Этот Рика состоит на учете, а?

– Да, состоит. Я считал, что ему здесь не место, но начальство полагало, что его можно вылечить. Может, и можно, как знать. Может, и можно. У нас было несколько случаев, когда подобные наркоманы излечивались. Но этот не излечится, разгуливая по округе.

В дверь постучали. Вошла молодая женщина с папкой и передала ее Брокли. Женщина была высокого роста и внушительных пропорций, с высокой грудью и достойными этой груди плечами. Ее черные волосы были стянуты в тугой пучок. Платье строгого покроя, вероятно, должно было скрывать ее женственность, впрочем, без особого успеха.

– Мисс Париш, познакомьтесь – это м-р Арчер, – сказал Брокли. – М-р Арчер случайно встретился сегодня утром с Карлом Холлманом.

В ее темных глазах вспыхнул огонек участия. – Где вы видели его?

– Он явился ко мне домой.

– С ним все в порядке?

– Трудно сказать.

– Произошла маленькая неприятность, – вклинился Брокли. – Ничего особенно серьезного. Я проинформирую вас позже, если желаете. Сейчас я спешу.

Она восприняла это, как упрек. – Простите, доктор.

– Не надо извиняться. Я знаю, что вас заинтересует случившееся.

Он раскрыл папку и принялся перелистывать страницы. Мисс Париш поспешно вышла, ударившись бедром о дверной косяк. Ее бедра предназначались для деторождения и сопряженных с этим действий. Брокли откашлялся, возвращая мое внимание к себе:

– Комптоновская средняя школа. Рика – именно тот парень, о котором вы говорили.

Глава 6

Я не был удивлен, а лишь разочарован. Том принимал участие в послевоенных молодежных бунтах, направленных на свержение авторитетов и неподчинение властям. Но, по моему мнению, его еще можно было вытащить. Я помог ему: Тома выпустили на поруки после первого серьезного приговора за угон автомобиля. Затем научил его немного боксу и стрельбе, пытался научить некоторым другим вещам, которые полагается знать мужчине. Ну, по крайней мере, он запомнил мое имя.

– Что же случилось с Томом?

– Кто знает? Он пробыл у нас недолго, и мы не успели заняться им вплотную. Откровенно говоря, мы не тратим много времени на индивидуальную работу с наркоманами. В основном, излечение – их собственная забота. Некоторые выкарабкиваются, некоторые нет. – Он посмотрел на лежавшую перед ним папку. – За Рикой тянутся кое-какие делишки. Мы должны уведомить полицию о его побеге.

– А как насчет Карла Холлмана?

– Я сообщил его семье. Они свяжутся с Остервельтом, шерифом Пуриссимы – он знает Карла. Я бы предпочел действовать неофициально, если вы ничего не имеете против. На вашем месте я не стал бы заявлять об угоне, а дал Карлу шанс поразмыслить о случившемся.

– Вы полагаете, он образумится и вернет машину?

– Не удивлюсь. По крайней мере, мы дали бы ему шанс.

– Он не опасен, как по-вашему?

– Всякий человек опасен при определенных обстоятельствах. Я не могу предсказывать поведение человека в каждом конкретном случае. Я знаю, Карл вел себя с вами грубо. И все же, что касается Холлмана, я бы не рискнул. В его больничной карте не зафиксировано ничего предосудительного. Есть еще и другие соображения. Вы знаете, что бывает, когда пациент уходит отсюда – с разрешения или без него – и попадает в какую-нибудь неприятную историю. Газеты раздувают шумиху, затем подключается общественность, требующая, чтобы мы вернулись к временам змеиных ям – запереть всех чокнутых под замок и забыть об их существовании. – Голос Брокли звучал скорбно. Он провел рукой по губам, оттянув уголок рта. – Вы согласны немножко подождать, м-р Арчер? Я пока распоряжусь, чтобы вас отвезли в город.

– Сперва мне бы хотелось получить ответы на некоторые вопросы.

– Я уже запаздываю с обходом. – Он взглянул на часы и пожал плечами. – Ладно. Валяйте.

– Карла содержали здесь после того, как миновал кризис, по настоянию его брата Джерри?

– Вовсе нет. По решению врачей, в основном, по моему решению.

– Он говорил вам, что винит себя в смерти отца?

– Много раз. Я бы сказал, что чувство вины было определяющим в его болезни. Это же чувство он связывал и со смертью матери. Ее самоубийство было для него большим ударом.

– Она покончила жизнь самоубийством?

– Да, несколько лет тому назад. Карл думал, что она сделала это, потому что он разбил ее сердце. Типичное свойство психических больных – винить себя за все, что происходит. Вина – наш самый ходовой товар здесь. – Он улыбнулся. – Мы его раздариваем.

– У Холлмана тяжелый груз на душе.

– Постепенно он уже избавлялся от него. И шокотерапия помогла. Некоторые из моих пациентов утверждают, что шокотерапия удовлетворяет их потребность в наказании. Возможно, так оно и есть. Мы еще не изучили механизм ее действия.

– Насколько он сумасшедший, можете мне сказать?

– Карл был маниакально депрессивен, маниакальная фаза, когда его доставили. Сейчас уже нет, если он только не взвинтил себя. В чем я сомневаюсь.

– Насколько это вероятно?

– Все зависит от того, что с ним произойдет. – Брокли встал и вышел из-за стола. Он добавил небрежным голосом, в то же время пристально глядя на меня сверху вниз: – Вам не следует думать, что вы несете хоть какую-нибудь ответственность.

– Намек понял. Отваливай.

– Во всяком случае, на время. Оставьте номер своего телефона у мисс Париш, это на первом этаже. Если ваша машина найдется, я вам сообщу.

Брокли открыл дверь, вышел следом за мной и быстрым шагом удалился. Спустившись вниз, я нашел дверь с табличкой, на которой значилось имя мисс Париш и ее должность «Общественный психиатр». На мой стук она открыла дверь.

– Я так и надеялась, что вы заглянете, м-р Арчер, я не ошиблась? Присядьте, пожалуйста.

Мисс Париш указала на стул с прямой спинкой, стоявший рядом с ее столом. Кроме шкафа с картотекой, стол и стул служили единственной мебелью, обставлявшей маленький кабинет. Он был более голым, чем монашеская келья.

– Спасибо, я постою, не стану задерживать вас. Доктор попросил, чтобы я оставил вам номер своего телефона на тот случай, если наш друг передумает и вернется.

Я продиктовал номер. Сев за стол, она записала его в блокнот. Затем окинула меня ясным пристальным взглядом, от которого мне стало как-то не по себе. Вообще-то при виде высоких женщин, сидящих за служебным столом, я всегда чувствую себя неуверенно. Вероятно, это началось с заместителя директора неполной средней школы в Уилсоне, которая неодобрительно относилась к моим остроумным затеям, в частности, к живой наживке, которую я приносил с собой в термосе. Замдиректорская Травма с Синдромом Арчера. Больничная атмосфера навевала подобные мысли.

– Вы не являетесь непосредственным родственником м-ра Холлмана или близким другом. – В конце утверждения интонация поднялась, и получился вопрос.

– До сегодняшнего дня я никогда с ним не встречался. Меня в основном волнует судьба моей машины.

– Я не понимаю. Вы хотите сказать, что ваша машина у него?

– Он отобрал ее у меня. – Поскольку слушала она с интересом, я обрисовал обстоятельства, при которых это произошло.

Глаза ее потемнели, словно грозовые тучи. – Не могу поверить.

– А вот Брокли поверил.

– Извините, я вовсе не хочу сказать, что сомневаюсь в ваших словах. Просто дело в том… эта вспышка не вяжется с тем, как продвигались дела у Карла в клинике. Он делал такие замечательные успехи… помогал нам ухаживать за менее стабильными пациентами… Но, конечно же, вас это не интересует. Вы, естественно, возмущены потерей машины.

– Ну, не то чтобы очень. У Карла куча неприятностей. Могу и потерпеть немного, если это ему поможет.

Она посмотрела на меня с возросшим дружелюбием. – Вы говорите так, будто разговаривали с ним.

– Говорил в основном он. Я уже было доставил его обратно к вам.

– Не казался ли он неуравновешенным? То есть, я хочу спросить, помимо того взрыва?

– Мне доводилось сталкиваться с людьми в более плохом состоянии, однако не мне судить. Он очень резко отзывался о своей семье.

– Да, я знаю. Он надломился прежде всего из-за смерти отца. Первые несколько недель Карл ни о чем больше не говорил. Но потом успокоился, во всяком случае так мне казалось. Конечно, я не профессиональный психиатр. С другой стороны, мне приходилось соприкасаться с Карлом гораздо больше, чем кому-либо из специалистов. – Она добавила мягко: – Он славный человек, скажу я вам.

В сложившихся обстоятельствах ее благосклонность мне не понравилась. Я сказал: – Он избрал странный способ продемонстрировать это.

Эмоциональная экипировка мисс Париш оказалась под стать великолепной физической экипировке. В глазах ее вновь сгустились грозовые тучи, на сей раз с молнией. – Он не виноват! – воскликнула она. – Разве вы не видите? Нельзя его осуждать.

– Ладно. Так и запишем.

Мой ответ, казалось, успокоил ее, хотя она и продолжала хмуриться. – Не могу представить себе, что его подхлестнуло. Учитывая то состояние, в котором его доставили, он был самым многообещающим пациентом во всем отделении. Через два или три месяца его, вероятно, выписали бы домой. Карлу ни к чему было убегать, и он это знал.

– Не забывайте, что с ним находился второй. Возможно, Том Рика изрядно потрудился, подстрекая Карла.

– А что, Том Рика сейчас с ним?

– Карл пришел ко мне один.

– Это хорошо. Не следует говорить подобные вещи о пациенте, но Том Рика вряд ли излечится. Он – наркоман и лечится не в первый раз. И, боюсь, не в последний.

– Жаль. Я знавал его подростком. У него уже тогда имелись неприятности, но малый он был смышленый.

– Странно, что вы знакомы с Рикой, – проговорила она с нотками подозрения. – Разве это не удивительное совпадение?

– Нисколько. Том Рика направил Карла Холлмана ко мне.

– Значит, они вместе?

– Они бежали отсюда вместе. А потом, похоже, разошлись каждый своей дорогой.

– О, хотелось бы надеяться. Наркоман в поисках наркотиков и легкоранимый молодой человек вроде Карла – из них может получиться взрывоопасная комбинация.

– Не очень вероятная комбинация, – возразил я. – Как случилось, что они стали приятелями?

– Я бы не назвала их приятелями. Их направили сюда из одной и той же местности, и Карл помогал ухаживать за Рикой в палате. У нас вечная нехватка медперсонала и санитаров, поэтому окрепшие больные помогают присматривать за теми, кто в худшем состоянии. Рику доставили в плохом состоянии.

– Когда это было?

– Пару недель тому назад. У Рики началась ломка, его всего корежило – не мог ни есть, ни спать. Карл обращался с ним, как настоящий святой, я имела возможность наблюдать за ними. Если бы я знала, к чему это приведет, то я бы… – Она замолчала и прикусила нижнюю губу.

– Вам нравится Карл, – произнес я нейтральным тоном.

Молодая женщина вспыхнула и ответила довольно резко: – Вам бы он тоже понравился, если бы вы знали его в нормальном состоянии.

Может и понравился бы, промелькнуло у меня в голове, но совсем иначе, чем мисс Париш. Карл Холлман – красивый парень, а красивый парень да еще попавший в беду – двойная угроза для женского сердца и тройная угроза, если он нуждается в материнской заботе.

Поскольку я в ней не нуждался, и мне ее не предложили, я откланялся.