Текст книги "Обрекаю на смерть"

Глава 11

За домом послышался шум голосов, словно там открылась еще одна дверь. Женские взволнованные голоса напоминали кудахтанье кур, на которых спикировал ястреб. Я сбежал по крыльцу и обогнул веранду. По лужайке навстречу шла Милдред, держа за руку маленькую девочку. За ними семенила миссис Хатчинсон, оглядываясь через плечо на апельсиновую рощу. Лицо ее было бледным, под стать седым волосам. Калитка в заборе распахнулась, но в проеме я никого больше не заметил.

Голос ребенка стал громким и пронзительным:

– Почему дядя Карл убежал?

Милдред повернулась, наклоняясь к ней.

– Какая разница, почему. Ему нравится бегать.

– Он сердится на вас, тетя Милдред?

– Нет, миленькая. Он просто играет в прятки.

Милдред подняла глаза и увидела меня. Она коротко покачала головой, чтобы я не говорил ничего, что могло бы испугать ребенка. Мимо меня пронеслась Зинни и подхватила Марту на руки. Помощник шерифа Кармайкл, очутившись рядом, достал из кобуры револьвер.

– Что случилось, миссис Холлман? Вы его видели?

Она кивнула, но говорить не стала, дожидаясь, пока Зинни отведет девочку. Лоб Милдред блестел от пота, она запыхалась. Я заметил мячик в ее руке.

Седовласая женщина заработала локтями, пробиваясь в середину группы. – Я видела, как он крался между деревьев. Марта тоже видела его.

Милдред повернулась к ней. – Он не крался, миссис Хатчинсон. Он подобрал мячик и принес мне. – Она показала мячик, словно тот являлся важным доказательством безобидности ее мужа.

Миссис Хатчинсон сказала: – Я с роду так не пугалась. Я рта не могла раскрыть, не говоря уж о том, чтобы закричать.

Помощник шерифа потерял терпение. – Спокойно, женщины. Давайте с самого начала и по порядку. Да побыстрей. Он угрожал вам, миссис Холлман? – пытался напасть?

– Нет.

– Он что-нибудь говорил?

– Говорила в основном я. Я постаралась убедить Карла явиться в дом и сдаться. А когда он не согласился, я обняла его, чтобы удержать. Но Карл слишком сильный для меня. Он вырвался, а я побежала за ним. Но его было не догнать.

– Он показывал свой револьвер?

– Нет. – Она опустила взгляд на револьвер Кармайкла. – Пожалуйста, не стреляйте, если встретите моего мужа. Я не верю, что он вооружен.

– Там видно будет, – уклончиво произнес Кармайкл. – Где это все произошло?

– Пойдемте, я покажу.

Она повернулась и направилась к открытой калитке, двигаясь с сосредоточенно-бесстрашным видом. Казалось, ее ничто не могло остановить. Внезапно она рухнула на колени и упала боком на лужайку – маленькая фигурка в темной одежде с рассыпавшимися волосами. Из руки выкатился мячик. Кармайкл опустился рядом и закричал, словно рассчитывая, что крик может заставить ее ответить:

– В какую сторону он пошел?

Миссис Хатчинсон махнула рукой по направлению к роще. – Туда, прямо, в сторону города.

Молодой помощник шерифа вскочил на ноги и помчался к калитке. Я побежал за ним, смутно надеясь предотвратить насилие. Земля под деревьями оказалась глинистой, мягкой и влажной от полива. Я никогда не был хорошим бегуном. Помощник шерифа скрылся из виду. Вскоре затих и топот его ног. Я замедлил ход и остановился, проклиная свои стареющие ноги.

Моя перепалка с собственными ногами была нашим сугубо личным делом, поскольку, так или иначе, бегом ничего нельзя было добиться. Когда я подумал об этом, до меня дошло, что человек, хорошо знакомый с местностью, может неделями скрываться на огромном ранчо. Для поисков понадобятся сотни людей, чтобы найти его среди рощ, каньонов и пересохших ручьев.

Я пошел назад тем же путем, придерживаясь своих следов. Пять моих больших шагов при ходьбе равнялись трем шагам при беге. Я пересек цепочки чужих следов, но не мог определить, кому они принадлежали. Идентификация следов не была моей сильной стороной.

После долгого утра, проведенного со многими людьми, мне нравилось гулять одному в зеленой тени. Над головой, среди крон деревьев, петлял ручеек голубого неба. Я внушал себе, что спешить незачем, что опасность на время отодвинута. В конце концов, Карл ведь никому не причинил вреда.

Возвращаясь к утренним эпизодам и размышляя, я постепенно замедлял свой шаг. Брокли, вероятно, сказал бы, что я подсознательно сбавил обороты, ибо не хотел возвращаться в этот дом. Похоже, Милдред не так уж ошибается, утверждая, что дом может заставить людей ненавидеть друг друга. Дом, или деньги, которые он олицетворял, или каннибальские семейные аппетиты, которые он символизировал.

Я забежал дальше, чем предполагал, примерно на треть мили. Наконец среди деревьев показался дом. Двор был пуст. Стояла удивительная тишина. Одна из стеклянных дверей была распахнута. Я вошел. Столовая производила странное впечатление, словно не использовалась людьми и не предназначалась для них, наподобие комнат в музеях, отгороженных от посетителей шелковым шнуром: Провинциальный Калифорнийско-испанский Стиль, Доатомная Эра.

Гостиная, с ее журналами, немытыми бокалами и мебелью в стиле голливудского кубизма, имела такой же необжитой вид.

Я пересек коридор и, открыв дверь, очутился в кабинете, заставленном полками с книгами и ящиками для картотеки. Жалюзи были опущены. В помещении стоял затхлый запах. На одной стене висел темный портрет лысого старика, написанный масляными красками. С худого хищного лица на меня сквозь полумрак смотрели его глаза. Сенатор Холлман, решил я. Я закрыл дверь, оставив его наедине с самим собой.

Я обошел весь дом и лишь на кухне наконец-то обнаружил два человеческих существа. За обеденным столом сидела миссис Хатчинсон с Мартой на коленях. От звука моего голоса пожилая женщина вздрогнула. За те сорок пять минут, что мы не виделись, лицо ее осунулось. Глаза глядели холодно и осуждающе.

– А потом что? – спросила Марта.

– Потом маленькая девочка пришла домой к этой доброй старушке, и они стали пить чай и есть булочки, – Миссис Хатчинсон выразительно взглянула на меня, и я понял, что мне советуют помолчать. – Булочки и шоколадное мороженое, и старушка прочла маленькой девочке сказку.

– А как звали эту девочку?

– Марта, как и тебя.

– Она не могла есть шоколадное мороженое из-за аллергии.

– Они ели мороженое с ванилью. И мы тоже будем, а наверх положим клубничное варенье.

– А мамочка придет?

– Не сразу. Она придет позже.

– А папочка придет? Не хочу, чтобы папочка приходил.

– Папочка не… – Голос миссис Хатчинсон сорвался. – Вот и конец сказки.

– Расскажи еще что-нибудь.

– У нас нет времени. – Она ссадила ребенка с колен. – Беги в гостиную и поиграй.

– Я хочу пойти в оранжерею. – Марта подбежала к внутренней двери, которая вела из дома в оранжерею, и затрясла дверной ручкой.

– Нет! Не ходи туда! Вернись!

Напуганная тоном женщины, Марта неохотно вернулась.

– Что случилось? – спросил я, хотя мне показалось, что я уже знаю. – Где все?

Миссис Хатчинсон указала на дверь, которую только что пыталась открыть Марта. За дверью слышался приглушенный гул голосов, словно гудел пчелиный рой. Миссис Хатчинсон тяжело поднялась и поманила меня. Чувствуя на себе неотрывный взгляд детских глаз, я подошел к ней вплотную. Она сказала:

– М-ра Холлмана з-а-с-т-р-е-л-и-л-и. Он м-е-р-т-в.

Чтобы ребенок не понял, миссис Хатчинсон произнесла слова по буквам.

– Не надо по буквам! Не хочу, чтобы по буквам!

В порыве обиды ребенок вихрем вклинился между нами и ударил пожилую женщину по бедру. Миссис Хатчинсон притянула девочку к себе. Марта застыла в неподвижности, уткнувшись лицом в цветастое платье и обняв крошечными белыми ручками могучие ноги няни.

Я оставил их и прошел через внутреннюю дверь. Неосвещенный коридор со стеллажами вдоль стен заканчивался рядом ступеней. Спотыкаясь в темноте, я спустился по ним и оказался перед второй дверью, которую открыл. Край двери мягко ударился о чьи-то ноги. Их владельцем оказался шериф Остервельт. Он недовольно фыркнул и обратился ко мне, держа руку на кобуре.

– А вы куда направились?

– Хочу пройти в оранжерею.

– Вас не приглашали. Это официальное расследование.

Я заглянул через его плечо в оранжерею. В центральном проходе, между рядами густо растущих орхидей, стояли Милдред, Зинни и Грантленд, сгрудившись вокруг тела, которое лежало лицом вверх. Лицо закрывал серый шелковый носовой платок, но я знал, чье это тело. Мохнатый ворс твидового костюма Джерри, полнота и беззащитность делали его похожим на мертвого плюшевого медвежонка.

Склонившаяся над ним Зинни, не успевшая переодеться, выглядела нелепо в своем белом нейлоновом пеньюаре с оборками. Без косметики лицо ее было почти столь же бесцветным, как и ее наряд. Милдред стояла рядом с ней, глядя вниз на земляной пол. Чуть поодаль, опершись на ящик с рассадой, стоял д-р Грантленд, сдержанный и настороженный.

Зинни обратилась к шерифу, не меняя застывшего выражения лица: – Пусть войдет, если хочет, Ости. Нам может понадобиться и его помощь.

Остервельт сделал так, как она сказала, и сделал это смиренно, с почтительной готовностью. Я вспомнил о том простом факте, что Зинни только что унаследовала холлмановское ранчо и ту власть, которую дает владение им. Грантленду, казалось, напоминания не требовались. Он придвинулся и зашептал что-то ей на ухо; в повороте его головы сквозило нечто собственническое.

Она бросила на него косой предупреждающий взгляд, от которого он осекся, и отодвинулась от него. Под влиянием порыва чувств – по крайней мере, с того места, где я стоял, это выглядело порывом – Зинни обняла Милдред и крепко прижалась к ней. Милдред хотела было оттолкнуть ее, но затем прильнула к Зинни и закрыла глаза. Дневной свет, проникавший сквозь выкрашенную в белый цвет стеклянную крышу, безжалостно падал на лица женщин, которых породнило горе.

Остервельт упустил этот эпизод, который занял секунду. Он возился с крышкой стального ящика, стоявшего на рабочем столе. Открыв ее, он вынул маленький револьвер.

– О'кей, значит, вы хотите помочь. Взгляните-ка на эту штуку.

Это был небольшой револьвер с коротким дулом, приблизительно 25-го калибра, изготовленный, вероятно, в Европе. Рукоятка была отделана перламутром и украшена филигранью из серебра. Женское оружие, не новое: серебро потускнело. Я никогда не видел данного револьвера или ему подобного и прямо об этом сказал.

– Миссис Холлман, миссис Карл Холлман сказала, что утром у вас были неприятности с ее мужем. Он украл вашу машину, это верно?

– Да, он взял ее.

– При каких обстоятельствах?

– Я отвозил его обратно в больницу. Он явился ко мне домой рано утром, рассчитывая заручиться моей поддержкой. Я прикинул, что лучше всего уговорить его вернуться обратно. Но мой план дал осечку.

– Что же произошло?

– Он захватил меня врасплох – напал на меня.

– Надо же, – Остервельт ухмыльнулся. – Он пустил в ход этот маленький револьвер?

– Нет. Я не видел у него никакого оружия. Мне думается, Джерри Холлмана убили из этого револьвера.

– Верно мыслите, мистер. И это именно тот револьвер, который был у его брата, судя по описанию Сэма Йогана. Доктор нашел револьвер рядом с телом. Найдены две гильзы, в спине трупа две раны. Доктор утверждает, что он скончался мгновенно, да, доктор?

– Через несколько секунд, я бы сказал, – Грантленд говорил хладнокровно, профессионально. – Внешнего кровоизлияния не было. Я думаю, что одна из пуль вошла в сердце. Конечно, для установления точной причины смерти потребуется вскрытие.

– Это вы обнаружили тело, доктор?

– Да, фактически я.

– Меня интересуют именно факты. Что вас привело в оранжерею?

– Выстрелы, разумеется.

– Вы их слышали?

– И очень отчетливо. Я переносил одежду Марты в машину.

Зинни сказала устало: – Мы все слышали их. Сначала я подумала, что Джерри… – Она замолчала.

– Что Джерри… продолжайте, – сказал Остервельт.

– Да нет, ничего. Ости, неужели мы должны снова пройти через всю эту пустую болтовню? Я очень хочу поскорее отослать Марту из дома. Бог знает, как все это на ней отразится. И не будет ли больше толку, если вы ускорите поимку Карла.

– По моему распоряжению к его розыску подключены все свободные люди отделения. Я не могу уйти отсюда, пока не прибудет заместитель следователя по делам о насильственной смерти.

– Значит, мы должны ждать?

– Не обязательно здесь, если вас угнетает это место. Впрочем, я думаю, что вам следует оставаться в доме.

– Я сообщил вам все, что знаю, – сказал Грантленд. – И потом меня ждут пациенты. Вдобавок, миссис Холлман попросила отвезти ее дочь и домоправительницу в Пуриссиму.

– Ну хорошо. Поезжайте, доктор. Спасибо за помощь.

Грантленд вышел в заднюю дверь. Зинни и Милдред двинулись по траурному проходу между рядами цветов, бронзовых, зеленых и кроваво-красных. Они шли, обнявшись, и вошли в дверь, ведущую на кухню. Не успела закрыться дверь, как одна из женщин разразилась рыданиями.

Звуки горя безлики, и я не мог определить, кто из них плакал. Но я подумал, что, наверное, Милдред. Ее страдания были самыми худшими. Они длились долгое время, продолжаясь и сейчас.

Глава 12

Задняя дверь оранжереи открылась, и вошли двое. Один из них оказался энергичным помощником шерифа, которому так хорошо удавался бег по пересеченной местности. Рубашка Кармайкла потемнела от пота, и он тяжело дышал. Второй был японец неопределенного возраста. Увидев на полу мертвого человека, он снял перепачканную матерчатую шляпу и застыл, склонив голову. Его редкие седые волосы стояли на голове торчком, словно намагниченная железная проволока.

Помощник шерифа нагнулся и, приподняв с лица убитого серый носовой платок, глубоко вздохнул.

– Глядите, Кармайкл, да хорошенько, – сказал шериф. – Вам была поручена охрана этого дома и его жильцов.

Кармайкл выпрямился, сжав губы. – Я сделал все от меня зависящее.

– В таком случае вы не сделали ничего. Ради Христа, куда вы пропали?

– Я начал преследовать Карла Холлмана, но в роще потерял его. Наверное, он покружился поблизости и вернулся сюда. За бараком я налетел на Сэма Йогана, и он сказал, что слышал выстрелы.

– Вы слышали выстрелы?

Японец кивнул. – Да, сэр. Два выстрела. – У него был неуклюжий деревенский выговор, и он плохо выговаривал звук "с".

– Где вы были, когда услышали их?

– В бараке.

– Оранжерея оттуда видна?

– Только задняя дверь.

– Наверняка он ускользнул в заднюю дверь. Грантленд прошел через переднюю дверь, а женщины через боковую. Вы видели, как он входил или выходил?

– Кто? М-р Карл?

– Вы знаете, что я имею в виду именно его. Так видели?

– Нет, сэр. Никого не видел.

– А вы вообще смотрели туда?

– Да, сэр. Я выглянул из барака.

– Но вы не пошли в оранжерею посмотреть?

– Нет, сэр.

– Почему? – Гнев шерифа, словно раздутый переменчивым ветром костер, обрушился теперь на Йогана. – Ваш хозяин лежал здесь убитый, а вы и пальцем не пошевелили.

– Я выглянул в дверь.

– Но вы и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ему или задержать преступника.

– Наверное, он перепугался, – сказал Кармайкл. Чувствуя, что гнев начальника обошел его стороной, он осмелел.

Йоган смерил помощника невозмутимо-презрительным взглядом. Он вытянул руки, держа их параллельно и близко одну от другой, словно отмеряя границы своей осведомленности.

– Я слышу два револьвера – два выстрела. Ну и что? Я вижу оружие по утрам постоянно. Может, идет охота на перепелок?

– Ладно, – мрачно сказал шериф. – Вернемся к нынешнему утру. Вы сказали, что м-р Карл ваш очень хороший друг, и поэтому вы его не боитесь. Это верно, Сэм?

– Вроде бы. Да, сэр.

– А насколько хороший друг, Сэм? Вы позволили бы ему застрелить брата и скрыться? Настолько хороший?

Йоган улыбнулся, показывая передние зубы. Его улыбка могла означать все, что угодно. Узкие черные глаза были непроницаемыми.

– Отвечайте, Сэм.

Йоган сказал, продолжая улыбаться: – Очень хороший друг.

– А м-р Джерри? Он тоже был хорошим другом?

– Очень хороший друг.

– Хватит валять дурака, Сэм. Ты всех нас ненавидишь, ведь так?

Йоган бессмысленно осклабился, и голова его стала похожа на улыбающийся желтый череп.

Остервельт повысил голос:

– А ну-ка, кончай лыбиться, оскалился, словно мертвец. Тебе не удастся нас одурачить. Тебе не нравлюсь я, не нравится семья Холлманов. Какого черта ты тогда вернулся сюда, не пойму.

– Мне нравится место, – сказал Сэм Йоган.

– Ну конечно, тебе нравится место. Ты думал, что сможешь обдурить сенатора и вернуть свою ферму?

Старый японец не ответил. Он выглядел так, словно ему стало стыдно, но не за себя. Я понял, что он – один из тех фермеров-японцев, которых сенатор выселил во время войны, скупив предварительно их земли. Еще я понял, что Остервельт нервничает, словно присутствие японца кого-то в чем-то обвиняет. Обвинение требовалось переадресовать.

– А ты случаем не сам застрелил м-ра Джерри Холлмана?

Улыбка Йогана стала презрительной.

Остервельт подошел к рабочему столу и взял в руки револьвер, отделанный перламутром. – Подойди-ка, Сэм.

Йоган не шелохнулся.

– Подойди, я сказал. Я не причиню тебе вреда. Мне следовало бы выбить твои большие белые зубы и затолкать их в твою грязную желтую глотку, но я не стану этого делать. Подойди.

– Вы слышали, что сказал шериф? – спросил Кармайкл и толкнул маленького человечка в спину.

Йоган сделал шаг вперед и застыл в неподвижности. Из-за своего упорства его тщедушная фигура стала центром внимания. За неимением лучшего, я подошел к нему и встал рядом. От него слабо пахло рыбой и землей. Так и не дождавшись, шериф подошел к японцу сам.

– Узнаешь револьвер, Сэм?

Йоган с еле слышным свистом втянул в легкие воздух – он удивился. Он взял в руки револьвер и стал внимательно изучать оружие, разглядывая его с разных сторон.

– Смотри, не проглоти. – Остервельт выхватил у него револьвер. – Это тот самый револьвер, что был в руках у Карла?

– Да, сэр. Я так думаю.

– Он наставлял его на тебя? Угрожал им?

– Нет, сэр.

– Тогда как же ты мог его разглядеть?

– Мне показал его м-р Карл.

– Вот так запросто подошел к тебе и показал оружие?

– Да, сэр.

– Он что-нибудь сказал?

– Да, сэр. Он сказал: «Привет, Сэм, как поживаешь, рад тебя видеть». Очень вежливо. Ах да, он еще сказал: «Где мой брат?» Я ответил, что брат поехал в город.

– Да не про то, про оружие что-нибудь говорил?

– Спросил, узнаю ли я револьвер. Я сказал, что да.

– Вы узнали его?

– Да, сэр. Это револьвер миссис Холлман.

– Которой миссис Холлман?

– Старой леди, жены сенатора.

– Револьвер принадлежал ей?

– Да, сэр. Она, бывало, выходила с ним на задний двор пострелять в черных дроздов. Я говорил ей, что лучше приобрести дробовик. Нет, сказала она, она не хочет попадать в птиц. Пусть живут.

– Наверное, это было давно.

– Да, сэр, лет десять-двенадцать назад. Когда я вернулся на ранчо и разбил для нее сад.

– Что стало с револьвером?

– Не знаю.

– Карл говорил, как он раздобыл его.

– Нет, сэр. Я не спрашивал.

Слова из тебя не вытянешь, сукин ты сын, Сэм. Ты знаешь, что это такое?

– Да, сэр.

– Почему ты мне не рассказал все это сегодня утром?

– Вы не спрашивали.

Шериф возвел глаза к стеклянной крыше, словно моля о милосердии и помощи в постигшем его несчастьи. Единственным видимым результатом явился приход круглолицего молодого человека в сверкающих очках без оправы, одетого в синий лоснящийся костюм. Мне не потребовалась интуиция, чтобы распознать в нем помощника следователя по особо важным делам. Он имел при себе черную медицинскую сумку и осторожное хорошее настроение человека, профессией которого является смерть.

Оценив с порога ситуацию, он поднял руку, приветствуя шерифа, и прямиком направился к телу. Следом поспешил еще один помощник шерифа с фотоаппаратом на треноге. К ним присоединился и сам Остервельт, отдавая нескончаемый поток распоряжений.

Морща лоб, Сэм Йоган слегка поклонился мне. Глаза у него были добрые. Он взял лейку для полива, наполнил ее водой в жестяной раковине в углу и двинулся к орхидеям. Он не обращал внимания на вспышки магния, напоминая образцового садовника с картинки, самозабвенно ухаживающего за цветами.

Глава 13

Я вышел к фасаду дома и постучал в раздвижную дверь. Мне открыла Зинни. Она успела переодеться в черное строгое платье безо всяких украшений. Стоя в дверном проеме, она выглядела, словно исполненный с натуры портрет молодой вдовы, аккуратно выписанный в двух плоскостях. Третье измерение находилось в ее глазах, в глубине которых горел зеленый огонь.

– Вы еще не ушли?

– Вроде бы.

– Заходите, если хотите.

Я прошел за ней в гостиную, отметив про себя, что ее движения стали скованными. Комната также изменилась, хотя ни один предмет не сдвинулся с места. Убийство в оранжерее уничтожило в доме нечто, не поддающееся определению. Светлая мебель выглядела дешевой и неуместной в старинной комнате, словно кто-то попытался оборудовать современное жилье в пещере предков.

– Садитесь, если хотите.

– Я уже загостился?

– Не вы один, – все, – сказала она немного туманно. – Я сама не ощущаю себя здесь дома. А если задуматься, то, наверное, никогда и не ощущала. Впрочем, об этом поздно говорить.

– Или рано. Уверен, что вы продадите ранчо.

– Джерри собирался заняться этим сам. Все бумаги практически подготовлены.

– Весьма кстати.

Стоя передо мной рядом с незажженным камином, она сверлила меня взглядом не меньше минуты. Я отвечал ей тем же и не могу сказать, что мне было неприятно. Недавние переживания или другие причины стерли некую грубость в ее красивой внешности, и она стала просто неотразимой. Я высказал про себя надежду, что превращение не связано с мыслью о свалившемся на нее состоянии.

– Я вам не понравилась, – сказала она наконец.

– Мы едва знакомы.

– Не волнуйтесь, на этом наше знакомство и закончится.

– Сейчас он лопнет, этот сверкающий мыльный пузырь.

– А вы мне тоже не понравились. Слишком напыщенный для дешевого частного детектива. Вы откуда, из Лос-Анджелеса?

– Ага. А почему вы решили, что я дешевый?

– Милдред не смогла бы нанять вас, если бы это было не так.

– В отличие от вас, а? Я мог бы поднять расценки.

– Не сомневаюсь. Я все гадала, когда же вы начнете об этом разговор. Ждать пришлось недолго.

– Начну разговор… о чем?

– О том, чего жаждет каждый. О деньгах. Вторая вещь, которую жаждут все. – Она переменила позу небрежным, вызывающим движением тела, расшифровывая, что подразумевает под первой вещью. – Почему бы нам не присесть и не обсудить это?

– С удовольствием.

Я сел на краешек белого продолговатого предмета, обитого тканью букле, а она примостилась на другом краю, закинув ногу на ногу.

– Мне следовало бы приказать Ости вышвырнуть вас отсюда ко всем чертям.

– На то есть конкретная причина или это просто дело принципа?

– Причина есть. Попытка шантажа. Разве не так?

– И в голову никогда не приходило. По крайней мере, до сих пор.

– Не разыгрывайте меня. Я знаю ваш тип людей. Возможно, вы предпочитаете иную словесную упаковку. Допустим, я плачу вам предварительный гонорар, чтобы вы защищали мои интересы или что-нибудь в этом роде. Все равно шантаж, независимо от словесной упаковки.

– Или чепуха, как бы вы это не пытались преподнести. Но продолжайте. Мне давно никто не предлагал наличных. Или это мне только привиделось?

Она скривилась, чего и следовало ожидать. – Как вы смеете острить, когда тело моего мужа еще не остыло в могиле?

– Он пока еще не в могиле. Банальный прием, Зинни. Могли бы сказать что-нибудь пооригинальнее. Ну-ка, попробуйте.

– Неужели в вас нет уважения к чувствам женщины – к чему-либо вообще?

– Покажите мне настоящие чувства. У вас они есть.

– Откуда вы знаете?

– Нужно быть слепым и глухим, чтобы не заметить. Вы их выстреливаете, словно фейерверк.

Она молчала. Ее лицо было неестественно спокойным, за исключением глубины глаз. – Вы несомненно имеете в виду ту сцену на переднем крыльце. Это ничего не значит. Ничего. – Она говорила, словно ребенок, повторяющий заученный урок. – Я была напугана и расстроена, а д-р Грантленд – старый друг семьи. Естественно, в беде я обратилась к нему. Я полагала, что и Джерри поймет это. Но он всегда был безрассудно ревнив. Не позволял даже смотреть в сторону другого мужчины.

Она взглянула на меня украдкой, проверяя, поверил ли я ей. Наши глаза встретились.

– Сейчас уже можно.

– Говорю вам, меня совершенно не интересует д-р Грантленд. И никто другой.

– Вы слишком молоды, чтобы подавать в отставку.

Ее глаза хищно сузились, словно у кошки. Как и кошка, она была умна, но слишком самонадеянна, чтобы быть по-настоящему умной. – Вы жутко циничны, не так ли? Ненавижу циников.

– Давайте перестанем хитрить, Зинни. Вы по уши влюблены в Грантленда. Он без ума от вас. Надеюсь.

– Что значит – «надеюсь»? – спросила она, рассеяв мои последние сомнения.

– Я надеюсь, что Чарли без ума от вас.

– Это так. Я хочу сказать, это было бы так, если бы я позволила. А почему вы сомневаетесь?

– Откуда вы взяли?

Она махнула рукой и состроила гримаску. Даже сейчас, гримасничая, она не могла выглядеть некрасивой.

– Переливаем из пустого в порожнее, – сказала она. – Мысли начинают путаться. Давайте говорить по существу. Эта сцена на крыльце… Я понимаю, получилось некрасиво. Вы что-нибудь расслышали?

Я придал лицу загадочное выражение. Она продолжала наступать, испытывая страх, который лишил ее осторожности.

– Что бы вы ни слышали, это не означает, будто я рада смерти Джерри. Мне жаль, что он умер. – В голосе ее прозвучало удивление. – Да, я ощущала жалость к бедняге, когда он лежал там. Не его вина, что он не сумел… что наша семейная жизнь не склеилась… Как бы то ни было, я не имею никакого отношения к его смерти. И Чарли тоже.

– А кто утверждает обратное?

– Нашлись бы, если бы узнали о той дурацкой возне на крыльце. Милдред могла бы сказать.

– Кстати, где сейчас Милдред?

– Прилегла. Я уговорила ее немного отдохнуть перед обратной дорогой в город. Она эмоционально истощена.

– Хорошо, что вы о ней позаботились.

– Не такая уж я окончательная сука. И я не виню Милдред за то, что сделал ее муж.

– Если это сделал он, – уточнил я, чтобы посмотреть на ее реакцию, и надеясь получить зацепку.

Она восприняла мои слова как оскорбление. – Разве могут быть какие-нибудь сомнения в том, что это его рук дело?

– Сомнения остаются до тех пор, пока вина не доказана в суде.

– Но ведь он ненавидел Джерри. У него было оружие. Он пришел сюда, чтобы убить Джерри, и мы знаем, что он здесь был.

– Да, мы действительно знаем, что он здесь был. Может, он и сейчас здесь. Остальное же – лишь ваша версия. Мне хотелось бы выслушать и версию Карла до того, как мы установим его виновность и казним на месте.

– Кто говорил о казни? Сумасшедших не казнят.

– Да нет, казнят. Более половины людей, которых отправляют в газовую камеру в нашем штате, имеют отклонения в психике – ненормальны в медицинском смысле, если не в юридическом.

– Но Карла не признали бы виновным. Возьмите последний случай.

– И что же произошло в последний раз?

Зинни прикрыла рот ладонью и посмотрела на меня.

– Вы имеете в виду смерть сенатора, не так ли? – Я откровенно забрасывал удочку, забрасывал удочку в зеленую глубину ее глаз.

Она не смогла противостоять искушению насладиться театральным эффектом. – Я имею в виду убийство сенатора. Его убил Карл. Это все знают, но с ним ровным счетом ничего не сделали, а лишь отправили в больницу.

– А мне рассказывали, что это был несчастный случай.

– Значит, вам неправильно рассказывали. Карл навалился на него в ванне и держал под водой, пока тот не захлебнулся.

– Откуда вы знаете?

– На следующий же день он признался.

– Кому?

– Остервельту.

– И шериф рассказал вам?

– Мне рассказал Джерри. Он уговорил шерифа не возбуждать дела. Он хотел защитить доброе имя семьи.

– И это все, что он пытался защитить?

– Не понимаю, куда вы клоните. Кстати, почему Милдред привезла вас сюда?

– Чтобы прокатить меня на машине. Моя главная цель заключалась в том, чтобы получить обратно свой «форд».

– Когда вы его получите, вы будете удовлетворены?

– Сомневаюсь. Пока я никогда не был ничем удовлетворен.

– Вы имеете в виду, что собираетесь повсюду совать свой нос, искажать истину и попытаетесь доказать, что Карл не совершал того, что он совершил?

– Меня интересуют только факты, о чем я и говорил д-ру Грантленду.

– А он-то какое отношение имеет ко всему этому?

– Вот я и хотел бы узнать, какое. Может, вы сможете мне рассказать.

– Я знаю, что не он застрелил Джерри. Абсурдная мысль.

– Возможно. Но я повторяю вашу фразу. Давайте помусолим ее немножко. Если Йоган говорит правду, что у Карла был револьвер с перламутровой рукояткой или что-то в этом роде. Мы не знаем наверняка, что именно из него убили вашего мужа. И не узнаем, пока не получим результаты баллистической экспертизы.

– Но ведь Чарли нашел его в оранжерее, прямо рядом с… бедным Джерри.

– Чарли мог подбросить револьвер. Или сам выстрелить из него. Это позволило бы ему без труда потом найти оружие.

– Вы это выдумали.

Однако она испугалась. Казалось, Зинни не была уверена в том, что все не произошло именно так.

– Револьвер вам показал Остервельт?

– Я сама увидела его.

– А раньше когда-нибудь видели?

– Нет. – Ее ответ прозвучал уверенно и быстро.

– Вы знали, что оружие принадлежало вашей свекрови?

– Нет. – Однако Зинни не стала задавать вопросов и не выказала удивления, приняв мои слова на веру.

– Но вы знали, что у нее есть оружие?

– Нет. Да. Думаю, что знала. Но никогда не видела.

– Я слышал, что ваша свекровь покончила жизнь самоубийством. Это правда?

– Да, бедная Алисия утопилась в океане года три назад.

– Почему она наложила на себя руки?

– У нее было много разных болезней.

– Психических?

– Думаю, можно сказать и так. Она очень сложно перенесла менопаузу. Окончательно так и не оправилась. Последние несколько лет она провела затворницей, жила в восточном крыле в одиночестве. Приглядывала за ней миссис Хатчинсон. Подобные вещи, похоже, случались в семье и раньше.

– Кажется, вы правы. Вам известно, что стало с ее револьвером?

– Очевидно, Карлу каким-то образом удалось завладеть им. А, может, перед смертью она сама отдала.

– И он все эти годы держал его при себе?

– Он мог спрятать револьвер прямо здесь, на ранчо. Почему вы спрашиваете у меня? Я ничего об этом не знаю.

– Как и о том, кто стрелял в оранжерее?

– Вам известно, что я об этом думаю. Что я знаю.

– Помнится, вы сказали, что слышали выстрелы?

– Да, слышала.

– Где вы находились в тот момент?

– В своей ванной. Я только что закончила принимать душ. – С неистребимой эротичностью она попыталась прибегнуть к отвлекающему маневру. – Если вам нужны доказательства, обследуйте меня. Я чистая.

– Как-нибудь в другой раз. Оставайтесь чистой до того времени. Это та самая ванная, в которой был убит ваш свекр?

– Нет. У него была своя, которая соединялась со спальней. Мне бы не хотелось, чтобы вы употребляли слово «убийство». Я не собиралась рассказывать вам об этом. Я сказала по секрету, доверительно.