Текст книги "Голубой молоточек"

Глава 14

Вместе с Бетти Джо мы миновали опустевшие пляжи и подъехали к дому миссис Хантри. Он был тих и темен, перед домом не стояло ни одной машины. Прием окончился.

Впрочем, не совсем. Мы услыхали тихий женский голос – стон боли или наслаждения, внезапно оборвавшийся, когда мы затормозили у парадных дверей. Бетти Джо повернулась ко мне.

– Что это было?

– Возможно, это миссис Хантри. Но подобные звуки в определенных ситуациях издают все женщины…

Она резко и нетерпеливо вздохнула и постучала в дверь. Над входом загорелась лампочка.

Прошло довольно много времени, прежде чем дверь открылась и в проеме показался Рико. Вокруг его губ виднелись следы помады. Отметив наши взгляды, он отер губы ребром ладони и размазал красное пятно, прочертившее полосой его подбородок. Черные глаза его смотрели враждебно.

– В чем дело?

– Мы хотели бы задать несколько вопросов миссис Хантри, – ответил я. – Миссис Хантри уже спит.

– Так разбудите ее.

– Не могу. У нее был нелегкий день. Нелегкий день и нелегкая ночь, – след помады на лице придал его словам комично-фривольное выражение.

– Я бы просил узнать, не примет ли она нас. Как вы знаете, мы проводим расследование по делу об убийстве.

– Скажите, что это мы – мистер Арчер и мисс Сиддон, – добавила Бетти Джо.

– Я знаю, кто вы такие.

Рико проводил нас в гостиную и зажег лампы. Темноволосая орлиная голова и длинный коричневый халат придавали ему вид гордого и вспыльчивого средневекового князя. В пустой комнате стоял запах папиросного дыма. Мне казалось, что издалека долетают отголоски разговоров и другие отзвуки окончившегося приема. На мебели, включая клавиатуру огромного пианино, стояли пустые и полупустые бокалы. Все в этой комнате, за исключением висящих на стенах картин, похожих на окна в иной, лучший мир, которого даже убийство не в силах было изменить, словно бы шаталось и менялось.

Я обошел гостиную, всматриваясь в портреты и пытаясь с помощью доступных неспециалисту средств установить, была ли картина Баймееров произведением этого же автора. Ответить на этот вопрос мне не удалось, а Бетти Джо сказала, что она так же беспомощна.

Однако, я заметил, что убийство Граймса, а также – возможно – Витмора словно бы оказало неуловимое влияние на портреты – или на мое восприятие. В глазах глядящих на меня моделей я заметил подозрительность и какой-то особый страх, страх полный отрицания.

Некоторые из них смотрели на меня как узники, другие – как судьи, третьи – как запертые в клетке звери. Я задумался, не выражал ли кто-то из них – и кто именно – состояние души человека, их сотворившего?

– Ты знала Хантри, Бетти Джо?

– Я бы так не сказала. Он принадлежал предыдущей эпохе. Честно говоря, я видела его всего один раз.

– Где?

– В этой самой комнате. Мой отец, он был писателем, привез меня сюда, чтобы познакомить с ним. Это было очень необычно, понимаешь, он почти ни с кем не встречался, все его время занимала работа.

– Какое впечатление он на тебя произвел?

Она на минуту задумалась.

– Он казался очень задумчивым и смущенным, таким же смущенным, как я. Взял меня на колени, хотя ему этого вовсе не хотелось. Во всяком случае, он постарался как можно скорее избавиться от меня. Я этому была очень рада. То ли он терпеть не мог маленьких девочек, то ли, наоборот, слишком их любил.

– Ты в самом деле тогда так подумала?

– Наверное, да. Маленькие девочки весьма чувствительны к таким вещам. Во всяком случае, я была такой.

– Сколько тебе было лет?

– Четыре… или пять.

– А сейчас тебе сколько?

– Этого я тебе не скажу, – ответила она с неуверенной улыбкой.

– Больше тридцати?

– Чуть-чуть. Это было лет двадцать пять назад, если ты хочешь знать именно это. Хантри исчез вскоре после моего визита. Мне кажется, я часто так воздействую на мужчин…

– Только не на меня.

Ее щеки слегка зарумянились, что ей было весьма к лицу.

– Только не пытайся взять меня на колени – можешь исчезнуть!

– Благодарю за предостережение.

– Ерунда. Честно говоря, – добавила она, – я себя весьма странно чувствую, сидя сейчас в той самой комнате и пытаясь сунуть нос в его жизнь. Неужели предопределенность все-таки существует? Как тебе кажется?

– Разумеется, да. Все зависит от времени, места и среды, в которой мы появились на свет. В этом смысле судьбы большинства людей предопределены. – Мне жаль, что я задала этот вопрос. В сущности, я не люблю свою семью. Да и время с местом мне не слишком нравятся…

– Так восстань против них!

– А ты сам это делаешь?

– Стараюсь.

Взгляд Бетти Джо остановился на чем-то за моей спиной. Миссис Хантри вошла в комнату беззвучно. Она была старательно причесана и похоже было, что минуту назад она умылась. На ней была белая хламида до пола, скрывающая ее целиком.

– Я предпочла бы, чтобы ваш бунт происходил в каком-нибудь другом месте, мистер Арчер. И, разумеется, в другое время. Сейчас ужасно поздно, – она окинула меня полным снисходительности взглядом, несколько изменившим выражение, когда она перевела его на Бетти Джо. – Что, собственно, случилось, дорогая?

Девушка явно смутилась и лишь шевельнула губами, подыскивая подходящие слова.

Я вынул черно-белую фотографию украденной картины.

– Не могли бы вы, миссис, взглянуть вот на это? Это фотокопия картины Баймееров…

– Мне нечего прибавить к тому, что я вам говорила ранее. Я уверена, что это фальшивка. Мне кажется, я знаю все картины моего мужа, а эта к таковым не относится.

– Возможно, вы все-таки не откажетесь взглянуть на нее?

– Но ведь я вам говорила, что видела картину.

– А вы не узнали натурщицу, изображенную на ней?

Она глянула мне в глаза и в какое-то мгновение я смог прочесть ее мысли. Она узнала натурщицу.

– Нет, – ответила она.

– Вы не могли бы взглянуть на фотографию и еще раз попытаться вспомнить?

– Я не вижу в этом смысла.

– И все-таки попробуйте. Это может быть важно.

– Но не для меня.

– Это не известно, – заметил я.

– Ну, ладно…

Она взяла снимок из моих рук и всмотрелась в него. Ее ладонь явно дрожала, и снимок дрожал вместе с нею, словно движимый сильным ветром, долетавшим из отдаленного прошлого. Она вернула мне фотографию таким жестом, будто охотно избавлялась от нее.

– Она слегка напоминает женщину, которую я знала молодой девушкой.

– Когда вы познакомились с ней, миссис?

– Я не была с ней знакома. Просто как-то встречала ее на каком-то приеме в Санта-Фе, еще до войны.

– Как ее звали?

– Честное слово, я не смогу ответить на этот вопрос. Мне кажется, что ее данные довольно часто менялись – она жила с разными мужчинами и принимала их фамилии, – внезапно она подняла глаза. – Нет, мой муж не принадлежал к числу этих мужчин.

– Но он должен был знать ее, если написал этот портрет.

– Он не писал его, я вам уже говорила это.

– Так кто же это сделал, миссис?

– Понятия не имею!

Ее голос стал раздраженным. Она бросила взгляд на дверь, Рико стоял, опираясь плечом о косяк, с рукой в кармане халата, где вырисовывалось нечто, напоминавшее револьвер. Он шагнул в мою сторону.

– Отзовите своего пса, миссис, – сказал я. – Вы же не хотите, чтобы вся эта история попала в газеты…

Она окинула Бетти Джо ледяным взглядом, который тотчас был ей возвращен. Однако вслух она произнесла:

– Уйди, Рико, я сама разберусь.

Рико нехотя вышел в холл.

– Почему вы так уверены, что эта картина не принадлежит кисти вашего мужа, миссис?

– Я бы об этом знала. Я знаю все его картины.

– Это значит, что вы до сих пор поддерживаете связь с ним?

– Нет, разумеется, нет!

– Так откуда вы знаете, что он не написал ее на протяжении последних двадцати пяти лет?

Мой вопрос на минуту лишил ее дара речи.

– Женщина на этом портрете слишком молода, – произнесла она наконец. – Она выглядела старше даже тогда, когда я впервые видела ее в Санта-Фе, в 1940 году. Сейчас она, должно быть, очень стара, если вообще жива.

– Но ведь ваш муж мог нарисовать ее по памяти когда угодно, даже совсем недавно.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказала она тихим бесцветным голосом, – но я не думаю, что он был автором картины.

– А вот Пол Граймс считал, что это именно он.

– Он на этом неплохо заработал!

– Правда? Мне кажется, он погиб из-за этой картины. Он был знаком с натурщицей, изображенной здесь, и узнал от нее, что автор картины – ваш муж. По какой-то причине это знание было небезопасным. Небезопасным для Пола Граймса и небезопасным для убийцы.

– Вы обвиняете моего мужа?

– Нет. У меня нет для этого ни малейших оснований. Я даже не знаю, жив ли ваш муж. А вы?

Она глубоко втянула воздух, груди ее под белым одеянием напряглись, будто сжатые кулаки.

– Я не имела вестей о нем с того самого дня, когда он исчез. Но предупреждаю вас, мистер Арчер, что я живу лишь воспоминаниями о нем. И независимо от того, жив Ричард или нет, я буду отстаивать его доброе имя. И я не единственная особа в этом городе, которая выступит против вас! А теперь прошу вас покинуть мой дом.

Ее приглашение касалось также и Бетти Джо. Рико открыл нам парадную дверь и захлопнул ее за нами с грохотом.

Бетти Джо была потрясена. Она вскочила в мою машину, словно беглец, уходящий от погони.

– А миссис Хантри никогда не была актрисой? – спросил я.

– Кажется, играла в любительских спектаклях. А почему ты спрашиваешь? – Она произносила свой текст, словно играла на сцене.

Девушка покачала головой.

– Нет… Думаю, Франсин говорила искренне. Хантри и его творчество – это единственное, что ее волнует. Я себя чувствую достаточно паршиво оттого, что так поступила с ней.

– Ты ее боишься?

– Нет, но я считала себя ее подругой… – когда мы отъехали от дома, она добавила: – Может быть, я все-таки немного боюсь ее. Но в то же время очень жалею, что мы ее ранили.

– Она уже давно была ранена.

– Да. Я знаю, о чем ты думаешь.

Я думал о лакее по имени Рико.

Остановился я в приморской гостинице. Бетти Джо поднялась со мной, чтобы сравнить наши записи. Мы не ограничились только этим.

Ночь была прекрасна и коротка. После нее в свои права тихо вступил свежий, холодный, почти нереальный утренний свет.

Глава 15

Когда я поутру проснулся, ее уже не было. Под ложечкой у меня болезненно засосало нечто, напоминающее острый голод. Зазвонил стоящий у кровати телефон.

– Говорит Бетти Джо.

– У тебя очень радостный голос, – сказал я, – обидно радостный…

– Это ты так на меня действуешь. А кроме того, мой редактор желает, чтобы я написала большую статью о деле Хантри. И дает мне на это столько времени, сколько мне понадобится. Единственная сложность в том, что статью могут и не напечатать…

– Почему?

– Франсин Хантри с утра звонила мистеру Брейлсфорду. Это хозяин газеты. В его кабинете должно состояться заседание редакционной коллегии. А мне тем временем приказано копать дальше. Что ты мне посоветуешь?

– Попытай счастья в музее. Возьми с собой фотографию картины. Может, там найдется кто-нибудь, кто сможет опознать натурщицу. А если нам повезет, она нам расскажет, кто рисовал картину.

– Именно это я и намеревалась сделать.

– Это характеризует тебя с наилучшей стороны.

Она вдруг приглушила голос.

– Лью?

– Что?

– Ничего. Значит, ты ничего не имеешь против того, что мне это пришло в голову первой? Ну… ты ведь старше меня и опытней…

– Не переживай, – сказал я. – Мы встретимся в музее. Ты меня найдешь у старых мастеров. – Я не задела твои чувства, правда?

– Наоборот. Я никогда не чувствовал себя лучше. И предпочитаю положить трубку сейчас, пока ты меня не задела.

Она рассмеялась и первая положила трубку. Я побрился, принял душ и отправился завтракать. Над морем веял утренний ветер. На волнах покачивалось несколько небольших лодок. Но практически все имеющиеся в заливе яхты колыхались у берега, кивая голыми мачтами.

Я отыскал какой-то маленький ресторанчик и уселся у окна, чтобы наблюдать за лодками. Глядя на них, я чувствовал, что и сам нахожусь в движении и под действием неведомых сил и механизмов лечу в открытое море. Съев яичницу с ветчиной и картофелем и напившись кофе с гренками, я поехал в центр и оставил машину перед зданием музея.

С девушкой мы встретились у главного входа.

– Кажется, мы удивительно синхронны, Бетти Джо, – сказал я.

– Да, – судя по ее тону, она не слишком была этим довольна.

– В чем дело?

– В том, что ты произнес. В моем имени. Я его ненавижу!

– Почему?

– Потому что оно дурацкое! Такие имена всегда звучат как детские прозвища. Каждое по отдельности мне тоже не нравятся. Бетти – такое распространенное, а Джо – вообще мужское имя. Но, видно, придется примириться с одним из них. Разве что ты мне посоветуешь что-нибудь получше…

– Может, Лью?

Она не улыбнулась.

– Ты все шутишь, а я говорю серьезно.

Она была серьезной девушкой и более ранимой, чем я думал. Это не пробудило во мне сожалений о происшедшем ночью, напротив, придало всему больший вес. Я лишь надеялся, что она не собирается влюбляться, во всяком случае, не в меня. Однако, поцелуй мой был легким и ни к чему не обязывающим.

В дверях зала, где находились классические статуи, показался какой-то молодой человек. У него были светлые вьющиеся волосы и широкие плечи. В руке он держал цветную фотографию портрета, написанного по памяти.

– О, Бетти Джо!

– Я сменила имя на Бетти, – сообщила ему она. – Отныне ко мне надлежит обращаться именно так.

– Слушаюсь, Бетти, – голос молодого человека был высок и рассудителен. – Я хотел сказать тебе, что сравнил твою репродукцию с одной из картин Лэшмэна, которые лежат в хранилище.

– Это здорово, Ральф! Ты гений! – она импульсивно сжала его руку. – Ах, я совсем забыла! Это мистер Арчер.

– Я не гений, – сказал я. – Но весьма рад познакомиться с вами.

Ральф покраснел.

– Это было совсем просто. Картина Лэшмэна стояла на одном из столов в мастерской, прислоненная к стене. Можно сказать, это она искала меня, а не я ее. Она сама бросилась мне в глаза.

– Ральф нашел второй портрет той самой блондинки, – пояснила мне Бетти. – Его рисовал кто-то другой.

– Это я понял. На него можно посмотреть?

– Разумеется, – ответил Ральф. – А самое ценное то, что Саймон Лэшмэн скорей всего сможет сказать вам, кто эта девушка.

– Он живет здесь?

– Нет, в Тьюксоне. Кажется, у нас в книгах есть его адрес. На протяжении многих лет мы у него покупали картины.

– В данный момент я охотнее всего осмотрел бы ту, которая стоит в мастерской.

Ральф повернул ключ в двери. Мы втроем спустились вниз и двинулись по длинному коридору без окон, напоминавшему мне знакомые тюрьмы. В мастерской, куда привел нас Ральф, окон также не было, но ее заливал свет ламп.

На столе стояло изображение какой-то женщины. Натурщица выглядела значительно старше, чем на картине Баймееров, в уголках ее губ застыла боль, грудь была большой и слегка обвисшей. Ее тело уже не излучало такую полную уверенность в себе.

Бетти перевела взгляд с грустного лица женщины на меня, словно ревновала к ней.

– Когда это было нарисовано? – спросила она Ральфа.

– Лет двадцать назад. Я уточнил в каталоге. Кстати, Лэшмэн назвал картину «Пенелопа».

– Она, должно быть, действительно старуха, – обернулась ко мне Бетти, – даже на этой картине она выглядит не слишком молодо.

– Да и я уж не мальчик, – ответил я.

Она покраснела и отвела взгляд, словно я ее смутил.

– Почему картина стояла именно на столе? – спросил я у Ральфа. – Ведь обычно она хранится не здесь, не так ли?

– Нет, разумеется. Кто-то из работников, должно быть, принес ее из хранилища.

– Сегодня утром?

– Вряд ли. Сегодня тут никого до меня не было, я сам открывал дверь. – А кто спускался вниз вчера?

– Ну, по меньшей мере, несколько человек. Мы готовим собственную выставку.

– И эта картина должна выставляться?

– Нет. Это будет экспозиция пейзажей южной Калифорнии.

– А Фред Джонсон вчера был в подвале?

– Да. Он довольно долго перебирал картины в хранилище.

– Он вам не говорил, зачем?

– Конкретно нет. Сказал, что ищет что-то.

– Он искал именно это, – вдруг сказала Бетти.

Она уже не ревновала к женщине с портрета, если и ревновала раньше. Щеки ее пылали от возбуждения, глаза ярко блестели.

– Наверняка Фред сейчас по дороге в Тьюксон! – она потрясла сжатым кулачком, будто рассерженный ребенок. – Если только мне удастся уговорить мистера Брейлсфорда, чтобы оплатил затраты на мою поездку…

Я подумал то же самое о Баймеерах. Но прежде, чем говорить с клиентом, я решил позвонить художнику по фамилии Лэшмэн.

Ральф, найдя в книгах номер телефона и адрес, оставил меня одного за столом в своей комнате.

Я набрал номер телефона Лэшмэна в Тьюксоне, в трубке послышался неприязненный хриплый голос:

– Саймон Лэшмэн слушает…

– Моя фамилия Арчер, я звоню из музея в Санта-Терезе, веду расследование по делу о похищении картины. Кажется, вы написали портрет Пенелопы, в настоящее время являющийся собственностью этого музея?

С минуту стояла тишина. Потом я услыхал голос Лэшмэна, напоминающий скрип старых дверей.

– Это было очень давно. Сейчас я пишу лучше. И не уговаривайте меня, что некто посчитал эту картину достаточно ценной, чтобы украсть ее.

– Ее никто не крал, мистер. Но автор пропавшей картины изобразил ту самую натурщицу, которая позировала вам для Пенелопы.

– Милдред Мид? Разве она еще жива и работает?

– Я надеялся, что вы мне расскажете об этом.

– Весьма сожалею, но я не видел ее уже много лет. Она, должно быть, уже старуха. Все мы стареем… – его голос стал тише. – Быть может, ее уже нет в живых…

– Надеюсь, это не так. Она была очень красивой женщиной…

– Я всегда считал Милдред самой красивой девушкой юго-запада! – голос Лэшмэна окреп, словно его поддерживала мысль о ее красоте. – А кто написал картину, о которой вы говорите?

– Авторство приписывают Ричарду Хантри.

– Неужели?

– Но авторство не установлено со всей достоверностью.

– Это не удивительно. Я никогда не слыхал, чтобы Милдред ему позировала, – он на какое-то время смолк. – Вы не могли бы описать мне эту картину?

– Достаточно привычная композиция картины, выдержанной в живых тонах. Кое-кто утверждает, что в ней чувствуется влияние индейского искусства.

– Это можно сказать о многих картинах Хантри тех времен, когда он жил еще в Аризоне. Но они не многого стоили. Этот портрет хорош?

– Не знаю. Но он, безусловно, вызвал много споров. – Это собственность музея?

– Нет, его купил некий Баймеер.

– Торговец медью?

– Кажется, да. Я веду следствие по делу о краже по его поручению.

– В таком случае идите ко всем чертям! – сказал Лэшмэн и бросил трубку.

Я снова набрал его номер.

– Алло, – прохрипел он, – кто говорит?

– Арчер. Я прошу вас не бросать трубку. Речь идет не только о похищении картины. Прошлой ночью в Санта-Терезе убит человек по имени Пол Граймс, тот самый антиквар, который продал Баймеерам портрет. Наверняка есть какая-то связь между этой сделкой и убийством…

Лэшмэн молчал довольно долго.

– Кто украл картину? – спросил он в конце концов. – Студент-искусствовед Фред Джонсон. Думаю, сейчас он наверняка вместе с картиной едет в Тьюксон. Возможно, появится у вас.

– Почему у меня?

– Он хочет найти Милдред и выяснить, кто ее рисовал. Он, кажется, слегка тронулся на этой картине. Честно говоря, я не исключаю, что тронут он достаточно серьезно, а с ним путешествует одна молодая девушка, – я намеренно не сказал, что это дочь Баймеера.

– Что еще?

– Вкратце это все.

– Вот и хорошо, – сказал он. – Мне семьдесят пять лет. Я пишу свою двести четырнадцатую картину и если прерву работу и начну заниматься чужими проблемами, могу никогда не окончить ее. Так что я намерен снова положить трубку, мистер… как, вы сказали, вас зовут?

– Арчер, – повторил я, – ЛЬЮ АР-ЧЕР. Вы в любой момент можете найти мой номер телефона в бюро информации в Лос-Анджелесе…

Лэшмэн снова прервал разговор.

Глава 16

Утренний ветер уже стих. Воздух был чистым и свежим. Ястреб покачивался над домом Баймееров, будто блестящее украшение, свисающее с бесконечно высокого потолка.

Баймееры вышли встретить меня вдвоем. Одеты они были достаточно консервативно, будто супружеская пара, собирающаяся на похороны, и выглядели так, словно похоронить должны их самих.

Миссис Баймеер шла впереди. Под глазами у нее были темные круги, не вполне скрытые косметикой.

– Вы ничего не знаете о Дорис, мистер?

– Кажется, вчера она уехала из города вместе с Фредом Джонсоном.

– Почему же вы не задержали ее?!

– Она не предупредила меня о том, что собирается уезжать. Но даже если бы она сделала это, я все равно не мог бы запретить ей.

– Почему? – Рут Баймеер наклонилась ко мне, держа свою ухоженную голову, будто томагавк.

– Дорис уже в том возрасте, когда она имеет право делать то, чего захочет. Возможно, ей недостает рассудка, но лет вполне хватает.

– Куда они поехали?

– Возможно, в Аризону. Я напал на след, ведущий в Тьюксон, и, думаю, именно туда они и направляются. Не знаю, с ними ли эта картина, Фред утверждает, что кто-то ее украл у него…

– Ерунда! – впервые подал голос Джек Баймеер.

Я не намерен был спорить с ним.

– Разумеется, вы правы. Если вы хотите, чтобы я поехал в Тьюксон, то, разумеется, вы должны считаться с дополнительными тратами…

– Ну разумеется! – Баймеер отвел глаза от меня и взглянул на жену. – Я же говорил тебе, что нас ждут новые траты. Так всегда бывает.

Мне хотелось его стукнуть. Вместо этого я резко повернулся и отошел на другой конец площадки перед домом. Дальше пути не было – площадку ограничивала высокая металлическая решетка.

Склон холма круто вел к обрыву ущелья. На противоположном холме стояла вилла миссис Хантри, с этого расстояния выглядевшая будто маленький домик в детском стеклянном шаре.

Примыкающая к вилле оранжерея была крыта стеклом. Сквозь поблескивающие стеклянные плоскости я заметил среди густой зелени какое-то движение. Мне показалось, что там стоят друг напротив друга два человека и машут руками, будто два бойца, разделенных слишком большим расстоянием, чтобы они могли причинить друг другу вред.

За своей спиной я услыхал спокойный голос Рут Баймеер:

– Вернитесь, прошу вас. Я знаю, что Джек может быть несносным. Бог свидетель, я уже давно поняла это. Но вы действительно нужны нам.

Я не мог отказать ей, о чем и заявил. Однако, попросил ее минуту подождать и достал из машины бинокль. С его помощью я смог лучше рассмотреть, что происходит в оранжерее миссис Хантри. Худая женщина и черноволосый мужчина, в котором я узнал Рико, стояли в гуще хвощей и разросшихся кустов орхидей, обрезая их при помощи длинных кривых ножей.

– Что случилось? – спросила Рут Баймеер.

Я протянул ей бинокль, она поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть за край вьющегося по изгороди плюща.

– Что они делают?

– Кажется, приводят в порядок оранжерею. Разве миссис Хантри любит садоводство?

– Возможно. Но я никогда раньше не видела, чтобы она что-то делала сама.

Мы вернулись к ее мужу, который все это время неподвижно стоял возле моей машины, погруженный в гневное молчанье.

– Вы желаете, чтобы я поехал в Тьюксон по вашему делу? – спросил я его.

– Пожалуй, да. У меня нет выбора.

– Напротив. Миссис Баймеер прервала наш разговор, поочередно взглядывая то на меня, то на мужа, как судья теннисного матча.

– Мы хотим, чтобы вы и дальше занимались этим делом, мистер Арчер. Если вы желаете получить задаток, я охотно выплачу его вам из своих собственных средств. – Это не понадобится, – вмешался Баймеер.

– Хорошо, спасибо, Джек.

– Я возьму пятьсот долларов, – сказал я.

Баймеер тихо крякнул и, казалось, был окончательно выбит из колеи. Однако, он заявил, что выпишет мне чек и скрылся в доме.

– Почему он так относится к деньгам? – спросил я.

– Наверное, потому, что заработал их сколько-то. Когда он работал на прииске и был бедным молодым инженером, он был совсем другим. Но потом успел досадить многим людям…

– К примеру, собственной дочери. И собственной жене. А что произошло с Саймоном Лэшмэном?

– С этим художником? Что вы имеете в виду?

– Сегодня утром в разговоре с ним я упомянул вашего мужа. Лэшмэн отреагировал достаточно резко. Честно говоря, сказал мне, чтобы я шел к черту и бросил трубку.

– Мне очень жаль…

– Я не чувствую себя оскорбленным, но мне может понадобиться его помощь. Вы хорошо его знаете?

– Я его вообще не знаю. Но, разумеется, знаю, кто это такой.

– А ваш муж с ним знаком?

С минуту она колебалась.

– Думаю да, – наконец, неохотно выдавила она, – мне не хотелось бы говорить об этом.

– И все-таки, прошу вас постараться.

– Нет, это слишком больно для меня.

– Почему?

– Это связано со столькими минувшими потрясениями! – она покачала головой, словно прошлое все еще тяготело над нею. Потом заговорила тихо, поглядывая на дверь, за которой скрылся ее муж. – Мой муж и мистер Лэшмэн когда-то были соперниками. Эта женщина была старше Джека, скорее ровесница Лэшмэна, но он желал ее больше, чем меня! Он ее купил у Лэшмэна!

– Милдред Мид?

– А, вы тоже о ней слышали? – ее голос на какое-то мгновение зазвенел от гнева и презрения. – Вся Аризона ее знала!

– Да, я слышал о ней. Это она позировала для купленной вами картины. Она глянула на меня неуверенно, словно не понимая, о чем я говорю.

– Какой картины?

– Той, которую вы ищете, миссис. Хантри.

– Это невозможно!

– Однако, это так. Вы не знали, что это портрет Милдред Мид?

Она закрыла ладонью глаза и заговорила, не глядя на меня.

– Конечно, я должна была догадаться. Если это и произошло, то я вычеркнула этот факт из памяти. Когда Джек купил ей дом, для меня это было страшным ударом. Дом был лучше того, в котором тогда жила я, – она опустила ладонь и зажмурилась от резкого света. – Должно быть, я сошла с ума, когда привезла эту картину и повесила ее здесь! Джек наверняка знал, кто там изображен. Он не сказал ни слова, но, наверное, задумался, чего я добиваюсь этим.

– Вы можете спросить его, как он к этому отнесся.

Она покачала головой.

– У меня не хватит смелости. Не хочу совать палку в муравейник, – она оглянулась, словно желая удостовериться, что ее слова не долетели до ушей ее мужа, но он еще не выходил из дома.

– Однако, палку в муравейник вы уже сунули. Вы купили эту картину и привезли ее домой.

– Это правда. Наверное, я сошла с ума. Как вы думаете?

– Вы должны знать это лучше, чем я, миссис. Это ваш ум.

– Я с удовольствием отдала бы его кому-нибудь! – в ее тоне мне послышалась определенная доля самолюбования.

– Вы когда-нибудь видели Милдред Мид?

– Нет. Никогда. Когда… когда она вломилась в мою жизнь, я старалась ее избегать. Боялась.

– Ее?

– Себя, – ответила она. – Я боялась, что могу сделать что-то ужасное! Она была, по меньшей мере, на двадцать лет старше меня. А Джек, который со мной всегда был таким скупым, купил ей этот дом…

– Она продолжает жить в нем?

– Не знаю. Возможно.

– Где находится этот дом?

– В Каньоне Хантри, в Аризоне. На границе с Нью-Мексико, недалеко от прииска. Кстати, его владельцем когда-то был Хантри.

– Художник?

– Его отец, Феликс, – ответила она. – Феликс Хантри был инженером. Это он начал разработку прииска и руководил ею до самой смерти. Именно поэтому меня так задело то, что Джек купил дом у его наследников и подарил его этой женщине!

– Я не слишком понимаю…

– Но это же так просто! Джек получил прииск от Феликса Хантри. Они были родственниками – мать Джека была кузиной Хантри. Это еще одна причина того, что он должен был купить этот дом для меня! – в ее голосе зазвучала почти детская обида.

– Именно поэтому вы купили картину Хантри?

– Возможно… Но я никогда так не думала… Я купила ее потому, что меня интересовал автор. И не спрашивайте меня, какого рода это интерес, в последнее время эта тема стала слишком небезопасной…

– Вы все еще хотите найти картину?

– Сама не знаю, – задумалась она. – Но я хочу найти дочь. Мы не должны стоять здесь и тратить время.

– Это я понимаю, но я жду чека, который должен принести ваш муж.

Миссис Баймеер встревоженно глянула на меня и вошла в дом. Внутри она пребывала довольно долго.

Бинокль все еще висел на моей шее, а потому я снова пересек площадку и остановился у обрыва. Темноволосый мужчина и худая женщина все еще были заняты уничтожением растущих в оранжерее насаждений.

В дверях дома появилась миссис Баймеер, в глазах ее стояли гневные слезы. Чек, который она вручила мне, был подписан не мужем, а ею.