Текст книги "Дело Уичерли"

Глава 4

Я вернулся в колледж, и Гомер Уичерли подсел ко мне в машину. Он был сердит и расстроен. Ему не повезло: время было обеденное, большинства работников колледжа на месте не оказалось, и поговорить ему удалось лишь с юристкой из деканата; она, как выяснилось, даже знала Фебу в лицо, но причины отсутствия девушки были ей неизвестны, а к истории, которую ей рассказал Уичерли, она отнеслась без большого интереса: в конце концов, многие студенты выбывают из колледжа без всякого предупреждения.

Встреча с деканом была у него назначена на более позднее время, и Уичерли попросил меня отвезти его в гостиницу «Болдер-Бич», а когда мы приехали, пригласил меня на обед. Последний раз я ел в три часа утра и с удовольствием согласился.

Большое старомодное здание курортного отеля, построенное в испанском стиле, находилось за городом, в парке, на самом берегу моря. Обстановка летнего домика, куда привел меня Гомер Уичерли, была под стать ему самому: громоздкая, богатая и нелепая. Официант говорил с немецким акцентом, а меню было составлено по-французски.

– Вы еще не рассказали, что удалось выяснить вам, – сказал Уичерли, когда официант взял у нас заказ и вышел из комнаты. – Наверняка у вас есть какие-то новости.

Я вкратце сообщил ему все, что узнал от троих свидетелей, однако про подозрения, которые вызвал у меня Бобби Донкастер, говорить не стал: напускать на него разгневанного отца смысла не имело; я предпочитал, чтобы Бобби пока что оставался вне подозрений.

– Получается, – закончил я, – что ваша дочь собиралась провести уик-энд в Сан-Франциско, а затем вернуться сюда, однако что-то, по-видимому, ей помешало.

Мы сидели у окна и поедали друг друга глазами. Подавшись вперед и стиснув мое колено своей толстой рукой, Уичерли навалился на меня всем своим весом; издали его загорелое запястье, покрытое густым слоем выгоревших на солнце волосков, было похоже на поле колосящейся пшеницы. От его тяжелого тела – да и от встревоженного лица почему-то тоже – исходила какая-то неуправляемая слепая сила.

– Значит, вы думаете, Феба могла стать жертвой преступления? Говорите прямо.

– Не исключено. Ведь последний раз ее видели в таком районе Сан-Франциско, где человека могут за трамвайный билет убить. У нее же была с собой крупная сумма денег. Мне кажется, вы должны обратиться непосредственно в городскую полицию.

– Не могу. Хватит с меня той грязи, которой меня во время развода обливали газеты. И потом, я просто не в состоянии поверить, что Фебу убили. – Он снял руку с моего колена и приложил ее к груди. – Я сердцем чувствую, что моя дочь жива. Не знаю, где она, что делает, но уверен: она жива.

– Очень возможно. И все же лучше было бы действовать так, как будто ее в живых нет.

– Вы что же, хотите, чтобы я перестал надеяться?

– Я этого не говорил, мистер Уичерли. Я ведь только сегодня взялся за ваше дело. Если хотите, чтобы я вел его один, без посторонней помощи, я согласен.

– Именно этого я и хочу.

Официант тихонько постучал в дверь, внес поднос с тарелками и расставил их перед нами на столике. Уичерли набросился на еду, как будто не ел целую неделю. Он ел, а по лицу его струился пот.

Я жевал бифштекс и смотрел в окно. Густой вечнозеленый парк спускался к набережной, на которую накатывались волны. Двое аквалангистов в черных купальных костюмах, невзирая на холод, смело входили в январское море, шлепая ластами по воде, словно плавниками – спаривающиеся тюлени. На горизонте маячили раздувающиеся на ветру паруса.

Я попытался вообразить, как Уичерли путешествует по далеким морям. От Тихого океана у меня почему-то остался в памяти запах пороха и огнемета; что же касается Уичерли, то его я вообще плохо себе представлял: порассуждать о своих чувствах он любил, но сам пока оставался для меня такой же загадкой, как и местопребывание его дочери.

– Да, чуть не забыл, – сказал я. – В разговоре с Долли Лэнг, соседкой Фебы по комнате, выяснилась еще одна вещь. Ваша дочь, оказывается, толковала ей о каких-то письмах, которые прошлой весной пришли на ваш адрес. По словам Долли, эти письма очень ее тревожили.

– Что именно она вам рассказала? – Уичерли бросил на меня беспокойный взгляд.

– Слово в слово передать вам ее рассказ я не могу. Долли трещала без умолку, а записей я не вел. Насколько я понял, автор письма клеветал на вашу жену.

– Да, в этих письмах действительно сообщались малоутешительные подробности.

– Автор писем вам угрожал?

– Пожалуй, хотя и не прямо.

– И вашей бывшей супруге тоже?

– В письмах содержалась угроза нам всем. Адресованы они были всей семье – поэтому Феба и прочитала первое письмо.

– А сколько всего было писем?

– Два. Они пришли с разницей в один день.

– А почему вы мне сами ничего про них не рассказали?

– Мне и в голову не могло прийти, что анонимные письма имеют какое-то отношение к исчезновению Фебы, – спокойно ответил Уичерли, однако его ровный голос никак не вязался с обильно выступившим на лице потом. Он вытер салфеткой вспотевший лоб и добавил: – Я не знал, что Феба из-за них расстраивалась.

– И тем не менее это так. Долли говорит, что Феба винит в этих письмах себя.

– Не понимаю.

– Вот и я тоже не понимаю.

– Странно, очень странно. Разумеется, первое письмо не могло ее не шокировать. В это время были пасхальные каникулы, Феба жила дома и в то утро сама спустилась за почтой. Письмо было адресовано всем членам семьи – иначе бы она его не вскрыла. Прочитав анонимку, Феба передала ее мне. Я хотел было спрятать письмо от Кэтрин, но моя сестра Элен его заметила и за завтраком...

– А что все-таки говорилось в этих письмах? – решил я наконец прервать его сбивчивые объяснения.

– Второе письмо мало чем отличалось от первого. И в том и в другом было столько гадостей, что и повторять не хочется.

– Ваша жена обвинялась в измене?

Уичерли угрожающе вознес над пустой тарелкой вилку с ножом и ответил:

– Да.

– И вы поверили?

– Я не знал, что и думать. По зловещему тону этих посланий я заключил, что автор – психопат. Однако своей цели он добился.

– В каком смысле?

– Из-за них семейные скандалы участились. Кэтрин требовала, чтобы я не сидел сложа руки. Она обвиняла меня в малодушии, хотя я со своей стороны сделал все возможное, чтобы узнать, кто клеветник, и положить этому безобразию конец. Я даже нанял...

Он запнулся.

– Детектива?

– Да, – вынужден был признать он. – Человека по имени Уильям Мэки, из Сан-Франциско.

– Я с ним немного знаком. К какому же выводу он пришел?

– По сути дела, ни к какому. Шериф Хупер высказал предположение, что автор письма – это либо недовольный, либо бывший работник на одном из моих предприятий. Но у нас ведь огромное количество служащих, и не только в долине, но и во всем штате, и текучесть кадров в нашем деле очень велика.

– Автор писем денег не вымогал?

– Нет. Насколько я понимаю, им руководила только лютая злоба.

– О Фебе в письмах что-нибудь говорилось?

– Вроде бы нет. Нет, не говорилось. Да она бы вообще про них не узнала, если бы в тот день не открыла почтовый ящик. К ее исчезновению эти письма отношения не имеют, я в этом абсолютно уверен.

– А я – нет. Скажите, на конвертах был местный почтовый штемпель?

– Да, их опустили в Медоу-Фармс. Это-то и плохо, ведь тогда получается, что автор – наш знакомый, быть может, человек, которого мы видели каждый день. В письмах ощущалась личная злоба, отчего шериф и решил, что их отправил какой-нибудь уволенный служащий.

– А вы сами кого-то подозреваете?

– Никого.

– У вас есть враги?

– Мне кажется, нет.

С этими словами Уичерли изобразил на лице вымученную улыбку, и я понял, что рассчитывать на него бессмысленно. Это был слабый, жалкий человек, который попал в беду и изо всех сил старается сохранить хорошую мину при плохой игре.

– И с кем же, по мнению автора письма, ваша жена вам изменяла?

Его рука забилась на скатерти, точно выброшенная на берег рыба.

– Понятия не имею. В письме об этом не говорилось ни слова. Очень может быть, этого человека и в природе-то нет. У нас с Кэтрин не все было гладко... – Фраза умерла, не успев родиться.

– Как эти письма были подписаны?

– "Друг семьи", с вопросительным знаком впереди.

– Впереди? Да это же испанская пунктуация.

– Да, на это и моя сестра Элен обратила внимание.

– Письма были написаны от руки?

– Нет, отпечатаны на машинке, в том числе и подпись. Мэки, мой частный детектив, сказал, что по шрифту берется обнаружить марку пишущей машинки – если, конечно, я на это не пожалею времени и денег. Время – его, деньги – мои. Но я от его услуг отказался: больше подметных писем не было, к тому же мне не хотелось, чтобы он совал нос в мою личную жизнь.

– Очень было бы любопытно взглянуть на эти письма Где они?

– Я отобрал их у Мэки и уничтожил. Надеюсь, вы понимаете, какими соображениями я при этом руководствовался.

Он попытался было изложить мне эти соображения, но мне в них вникать не хотелось. В конце концов, меня наняли искать дочь, а не нянчить ее отца. Я встал.

– Куда вы?

– В Сан-Франциско, куда же еще.

– Что вы собираетесь делать в Сан-Франциско?

– Разберусь на месте. – Я посмотрел на часы: почти два. Надо бы успеть до наступления темноты. – И последнее, мистер Уичерли. Принимая во внимание историю с письмами, может, все-таки имеет смысл дать мне адрес вашей бывшей жены?

– У меня его нет, – бросил он. – А и был бы, мне все равно не хочется, чтобы вы с ней беседовали. Дайте слово, что ни при каких обстоятельствах не станете искать с ней встречи.

«Это мы еще посмотрим», – подумал про себя я, но слово дал.

В дверях я столкнулся с официантом, который нес блюдо с пирожными, и я заметил, как Уичерли бросил на них плотоядный тоскливый взгляд.

Прежде чем двинуться на север, я заехал в «Импортед моторс» и узнал номер зеленого «фольксвагена»: GL 3741.

Глава 5

Пароход возвышался над пристанью, словно меловой утес. Кругом, поблескивая в сумерках белыми крыльями, носились чайки. У трапа никого не было, и я беспрепятственно поднялся на борт.

Палуба была совершенно пуста, только матрос в белом комбинезоне чистил пылесосом дно бассейна. Стараясь перекричать вой пылесоса, он сообщил мне, что все офицеры сошли на берег и, может быть, только начальник интендантской службы еще на борту. Он проводил меня в его каюту.

Начальником интендантской службы оказался человек в белой рубахе и в синих форменных брюках, с лунообразным лицом и лысым черепом. Занимал он крохотную комнатушку под палубой с искусственным освещением. Интендант хорошо помнил мистера Уичерли, ведь мистер Уичерли занимал одну из лучших кают на корабле. Я сообщил ему, что представляю интересы мистера Уичерли.

– В каком качестве? – поинтересовался он.

– В качестве его частного сыщика.

– Я уверен, мистер Уичерли остался доволен своей каютой, – сказал интендант, испытующе посмотрев на меня. Во всяком случае, вчера, когда мы встали на якорь, он перед уходом пожал мне руку и поблагодарил меня.

– К кораблю у него никаких претензий нет, – успокоил его я. – Пропала Феба, дочь мистера Уичерли. В день отплытия она поднялась на пароход проститься с отцом, и с тех пор ее никто больше не видел.

Он положил руку на свой лысый череп, словно от моих слов ему вдруг стало холодно.

– Уж не хотите ли вы обвинить в ее пропаже нас? Думаете, наверно, что она на корабле спряталась?

– Маловероятно. Просто я ищу эту девушку и решил начать с вашего парохода. Мне нужна ваша помощь.

– О чем разговор, будем рады помочь, чем можем. – Он подошел поближе, протянул мне руку и менее официальным тоном добавил: – У меня ведь тоже есть дочь. Меня зовут Клемент.

– Арчер, – Я достал свой блокнот. – Какого числа вы отплыли?

– Второго ноября. Верней, должны были отплыть второго, а отплыли только рано утром третьего – возникли кое-какие неполадки. Но мистер Уичерли поднялся на борт второго числа во второй половине дня, и с ним действительно была его дочь.

– Вы это точно помните?

– Еще бы не помнить, – усмехнулся Клемент.

– Что-нибудь случилось?

– Понимаете, в каюте мистера Уичерли поднялся жуткий крик. Эта женщина – вероятно, та самая, с которой он развелся, – при всех пассажирах закатила своему бывшему мужу скандал. Стюард справиться с ней был не в силах и послал за мной, но и я не мог привести ее в чувство. С такой фурией попробуй справься! Высокая, пышнотелая накрашенная блондинка, да еще навеселе! Чтобы выпроводить ее на берег, пришлось нашего корабельного старшину вызывать. А какие словечки она отпускала! – Он схватился за голову.

– Что ж она говорила?

– Сейчас, боюсь, не припомню. Да и потом, такое все равно не повторишь. Представляете, каково мне пришлось! У нас на пароходе в день отплытия всегда празднично, а тут заявилась эта ведьма, да еще ругаться начала так, что хоть святых выноси. Мало того, сняла туфлю и давай каблуком в дверь каюты мистера Уичерли колотить. До сих пор на краске следы от ударов видны.

– Что-то же она при этом говорила?

– Верно: блондинка требовала, чтобы ее пустили в каюту, а ее не пускали. Кричала, что ее предали, бросили на произвол судьбы и что она еще отомстит.

– Кому отомстит?

– Тем, кто от нее в каюте заперся: самому мистеру Уичерли, его дочке и еще нескольким родственникам, которые пришли его проводить. Она заявила, что разорит их, если ее не пустят внутрь и не выслушают.

– Что за родственники?

– Право, не знаю. Тут начала собираться толпа. Когда я сделал ей замечание, она замахнулась на меня своей туфлей. Видели бы вы, как она при этом на меня посмотрела – вылитый василиск! Выхода у меня не было, пришлось вызывать корабельного старшину – он с помощью дочки мистера Уичерли и ссадил ее в конце концов с корабля.

– Значит, Феба покинула корабль вместе с матерью?

– Получается, что так. Когда мамаша немного пришла в себя, девушка вышла из каюты и стала ее успокаивать, а потом они вместе, обнявшись, спустились по трапу на берег.

– А после этого девушка вернулась?

– Вот этого я не заметил – перед отплытием, знаете, всегда столько дел. Поговорите лучше с мистером Макихерном, нашим корабельным старшиной, он ведь эту дамочку на берег ссаживал, а не я.

– А мистер Макихерн сейчас на корабле?

– По идее, должен быть. Он сегодня дежурный. – И Клемент поднял трубку внутреннего телефона.

С мистером Макихерном, здоровенным детиной в форме старшины, морским волком и полицейской ищейкой одновременно, мы разговаривали на верхней палубе.

– Помню, как не помнить, – сказал он, облокачиваясь на поручни. – Если хотите знать мое мнение, дамочка была навеселе – не то чтобы мертвецки пьяна, но под мухой. Ее не шатало, не рвало, но вид у нее был какой-то вареный – это бывает, если несколько дней подряд не просыхаешь. Некоторые потом с похмелья в тоску впадают.

– А она?

– Поначалу несла какую-то околесицу, – сказал старшина, сплевывая с сорокафутовой высоты в маслянистую воду. – Меня крыла почем зря. Запас слов у нее – любой мужчина позавидует.

– Она угрожала кому-нибудь физической расправой?

– Мистеру Уичерли?

– Ему или его дочери.

– Сам я этого не слышал, но интендант уверяет, что угрожала. Она вроде бы собиралась кастрировать всех мужчин на корабле. Никогда не знаешь, всерьез такое говорится или нет – я ведь на своем веку этих пьяных истеричек немало повидал. Потом из каюты вышла ее дочка, с ней поговорила, и та немного успокоилась.

– И что же ей дочка сказала?

– Она перед мамашей извинилась, и мамаша перед дочкой – тоже. – Макихерн прищурился и хмыкнул: – А за что обе извинялись – неизвестно.

– Стало быть, примирение состоялось?

– Да. Они даже вместе сошли на берег. Я ведь их сопровождал, боялся – как бы чего не вышло. Девчонку на пристани ждало такси. Я их посадил и...

– Обеих?

– Ну да, и они укатили как ни в чем не бывало. На том семейный скандал и кончился, – подытожил он. – Чего с пьяной-то взять – когда выпьешь, и не такое бывает. Кстати, может, пропустим по одной? Я тут отличный шотландский виски в Гонконге прикупил.

– Спасибо, рад бы, да времени в обрез. Скажи, а ты не знаешь случайно, куда они могли поехать?

– Погоди, дай сообразить. – Он сдвинул на затылок шляпу и смачно хлопнул себя по лбу. – Вроде бы девчонка сказала таксисту, чтобы он вез ее обратно в отель «Святой Франциск».

– Какого цвета было такси?

– Желтого.

– Водителя описать можешь?

– Попробую. Коренастый, лет тридцать пять – сорок, глаза и волосы темные, носатый, густая черная щетина – такие, как он, по два раза в день бриться должны. – Он провел рукой по своей щеке. – На вид итальянец или армянин – по выговору не скажешь: все время молчит. Да, у него на подбородке треугольный белый шрам, похожий на наконечник стрелы.

– Справа, слева? – спросил я с улыбкой.

Он провел правой рукой по лицу:

– У меня справа. Значит, у него слева. Слева на подбородке, прямо под губой. Еще у него гнилые зубы.

– А как звали его прабабушку, случайно не знаешь? У тебя, я вижу, отличная память на лица.

– Еще бы, это ж мой хлеб. Моя ведь работа в том и состоит, чтобы пассажиры своим классом ехали, а в другой не перебегали. Вот и приходится по двести-триста лиц каждые два месяца запоминать.

– Кстати о пассажирах, как тебе Гомер Уичерли?

– А я его толком и не видел. Он всю дорогу у себя в каюте просидел, даже обедать не всегда выходил. Людей, видать, сторонился. А что там у него стряслось?

– Это я и пытаюсь выяснить. Между прочим, интендант говорит, что в ноябре пароход не отплыл по расписанию.

– Точно. Один из двигателей отказал. Мы должны были сняться с якоря в четыре часа пополудни, а в море вышли только на следующий день утром.

– И пассажиры все это время оставались на борту?

– Да, мы их попросили не уходить с корабля – мы же не знали, когда будут устранены неполадки. Но несколько человек все-таки сошли на пристань посидеть в баре.

– А Уичерли?

– Чего не знаю, того не знаю.

– А кто знает?

– Может, его стюард. Кажется, во время прошлого плавания его каюту убирал Сэмми Грин. Только сейчас его на корабле нет.

– А где он?

– Дома, должно быть. Пойду поищу его адрес.

Макихерн провалился в чрево парохода, а я, прохаживаясь по палубе, вообразил себе, что совершаю морское оздоровительное путешествие. Моим фантазиям, однако, мешало присутствие города: слышен был шум транспорта на Эмбаркадеро, за которым подымались застроенные домами холмы. Койт-тауэр сверкал в лучах заходящего солнца, я повернулся к нему спиной и стал смотреть на море, но и тут на горизонте маячил Алькатраз, похожий издали на маленький плавучий город.

Макихерн вернулся с листком бумаги в руках.

– Если хочешь связаться с Сэмми Грином, то живет он в Восточном Пало-Альто. – Он протянул мне адрес. – А кого ты ищешь, если не секрет?

– Дочку мистера Уичерли.

– И давно она пропала?

– Очень давно.

– Ты бы сходил на стоянку такси возле «Святого Франциска». Таксисты часто там торчат.

Я последовал его совету и поехал на стоянку. Диспетчер, старик в пальто и в желтой кепке с надписью «Агент», по описанию сразу же узнал нужного мне таксиста.

– Не знаю, как его настоящее имя, – сказал он. – Все ребята называют его Гарибальди.

– А где Гарибальди сейчас?

– Кто его знает. Он ведь не с моей стоянки, поэтому чаще двух-трех раз в неделю я его не вижу. Здесь ведь любое такси в городе, кроме заказных, останавливается...

– А где он живет, не знаете? – перебил я разговорчивого старика.

– Как-то он мне говорил... – Диспетчер сдвинул кепку и наморщил лоб. – Где-то на Полуострове, то ли в Южном Сан-Франциско, то ли в Дейли-Сити. Сейчас-то он, наверно, ужинать поехал. Приезжайте сюда завтра – может, его и застанете.

Заверив диспетчера, что приеду обязательно, я вручил ему свою визитную карточку и доллар в придачу, после чего съехал по пандусу в подземный гараж узнать, известно ли там что-нибудь про машину Фебы. Кассир ответил, что зеленого «фольксвагена» не помнит.

Тогда, чуть было не угодив под трамвай, я перешел на противоположную сторону улицы и вошел в холл отеля «Святой Франциск», где толпились участники какого-то научного конгресса с именными карточками на груди. Обдав меня терпким запахом мартини, некий джентльмен по имени доктор Герман Групп протянул мне руку, но, обнаружив, что у меня именной карточки нет, передумал и руку спрятал. По доносившимся до меня обрывкам разговоров о позвоночниках и сверхзвуковой терапии, я заключил, что в отеле живут делегаты съезда хиропрактиков.

Чтобы поговорить с администратором, сидящим за столом черного мрамора, пришлось стоять в очереди. Один из клерков на бегу сообщил мне, что свободных мест в гостинице нет. Задавать ему вопросы о Фебе Уичерли никакого смысла не имело.

И к телефонным будкам тоже выстроилась очередь. Когда кабина освободилась, я набрал номер Вилли Мэки, но трубку в его кабинете никто не брал. Секретарша очень неохотно сообщила мне, что Вилли в Мэрине – расследует какое-то дело. Своего служебного номера в Мэрине он не оставил, а домашнего не было в телефонной книге, поэтому секретарша «даже закадычному другу Вилли» при всем желании помочь не могла. «Закадычный» – сказано сильно, но вместе нам пару раз работать приходилось.

Из телефонной будки я вышел вспотевший и расстроенный. На мое место, задев меня локтем, протиснулся хиропрактик по имени доктор Амброз Силвен.

И тут мне пришло в голову – просто так, смеха ради – поискать в телефонной книге адрес и номер телефона миссис Уичерли. Вот он, во втором томе: Миссис Кэтрин Уичерли, 507, Уайтокс-драйв, Атертон; номер телефона с индексом Дейвенпорта.

Когда доктор Амброз Силвен вышел из будки, я набрал номер миссис Уичерли. Записанный на пленку бесстрастный, словно из загробного мира, голос с подчеркнутой вежливостью автомата сообщил мне, что телефон по этому номеру отключен.