Текст книги "Другая сторона доллара"

Росс Макдональд
Другая сторона доллара

Глава 1

Стоял август, и дождя не ждали. Возможно, дождь – слишком сильное понятие для мельчайшей водяной пыли, которая закрывала окрестности и заставляла работать стеклоочистители-"дворники". Я ехал на юг и находился примерно на полпути между Лос-Анджелесом и Сан-Диего.

Здание школы вместе с прилегающим к ней большим участком, вытянувшимся вдоль морского побережья, осталось справа от шоссе. В направлении моря тускло блестели болота, давшие этому месту название «Проклятая лагуна». Голубая цапля, казавшаяся издали крошечной, стояла, как статуэтка, на краю взъерошенной ветром воды.

Я въехал на пришкольный участок через автоматические ворота. Седой человек в синей форме вышел из будки и, прихрамывая, направился ко мне.

– Ваш пропуск?

– Доктор Спонти хочет поговорить со мной. Мое имя Арчер.

– Совершенно верно, вы значитесь в моем списке.

Он достал из внутреннего кармана куртки машинописный лист и помахал им с гордым видом.

– Можете поставить машину на стоянку перед административным корпусом. Служебный кабинет доктора Спонти справа внутри здания.

Он указал на оштукатуренное сооружение в сотне метров впереди по дороге.

Я поблагодарил его. Он было похромал обратно к будке, но споткнулся и хлопнул себя по ноге.

– Проклятое колено! И первая мировая война!

– Вы не выглядите настолько старым...

– Я и на самом деле не стар. Мне было пятнадцать, когда я записался добровольцем, сказав, что мне восемнадцать. Некоторые здешние ребята, – сказал он, оглянувшись, – тоже могли бы отведать огонька.

Нигде не было видно, однако, ни одного мальчика. Постройки школы, просторно рассыпавшиеся среди голых полей и редких эвкалиптовых рощиц, напоминали недостроенный город.

– Вам знаком некий подросток Хиллман? – спросил я сторожа.

– Слышал о нем. Он доставляет много хлопот. Взбудоражил весь Восточный корпус, прежде чем убраться отсюда. Патч...

– Кто это?

– Мистер Патч, – поправился он. – Надзиратель в Восточном корпусе. Он живет с детьми, а для его нервов это сущий ад!

– Что же наделал молодой Хиллман?

– По словам Патча, пытался поднять бунт. Утверждал, что дети в школе имеют гражданские права, как и любой человек. Но это неверно. Они ведь несовершеннолетние, и, кроме того, большинство из них сумасшедшие. Вы не поверили бы тому, что я повидал за четырнадцать лет, проведенных у ворот!

– Томми Хиллман вышел через эти ворота?

– Конечно, нет. Он убежал через забор. Прорезал перегородку в общей спальне и скрылся, когда все спали.

– Позапрошлой ночью?

– Да. Он, верно, уже дома.

Но я приехал сюда именно потому, что его не было дома.

Доктор Спонти, должно быть, видел, как я ставил машину. Он ждал меня у двери своего кабинета. В левой руке он держал стакан сока, в правой – диетическую вафлю. Положив вафлю в рот, он пожал мне руку.

– Рад видеть вас.

Это был темноволосый румяный полный человек. Взгляд его, выражавший отчаяние от того, что он вынужден сгонять вес, был неустойчив. Видимо, он был эмоционален, но умел держать свои чувства под контролем. Старомодный дорогой темный костюм сидел на нем немного свободно. Рука показалась мягкой и небольшой.

Доктор Спонти напомнил мне знакомых специалистов по похоронным делам. Даже его кабинет с темной, красного дерева мебелью и серым светом в окне имел какой-то траурный вид, словно вся школа во главе с директором постоянно горевала по своим учащимся.

– Садитесь, – сказал он слегка меланхолично. – Как я уже говорил вам по телефону, у нас возникла небольшая проблема. Обычно мы не приглашаем частных детективов, чтобы вернуть исчезнувших детей. Но это, боюсь, особый случай.

– Что же в нем необычного?

Спонти допил сок и облизнул мокрые губы кончиком языка.

– Прошу прощения. Разрешите предложить вам ленч?

– Нет, благодарю.

– Я не имею в виду это! – Он раздраженно поболтал тяжелой жидкостью в стакане. – Могу прислать что-нибудь горячее из столовой. Сегодня в меню телячья отбивная.

– Нет, благодарю. Я хотел бы получить от вас необходимую информацию и приступить к работе. Почему вы вызвали меня разыскивать беглеца? У вас, должно быть, их много?

– Но не так много, как вы думаете. Большинство наших мальчиков со временем приживаются в школе. Здесь им предложена богатая, разнообразная программа. Но Томми Хиллман пробыл меньше недели и не проявил особого желания подчиняться правилам. Это очень трудный молодой человек.

– И именно это делает данный случай особенным?

– Мистер Арчер, буду с вами искренен, – сказал он нерешительно. – Для школы это довольно острая ситуация. Я принял Тома Хиллмана вопреки моему откровенному нежеланию, совершенно не зная его прошлого, просто потому, что его отец очень настаивал. А сейчас Ралф Хиллман считает нас ответственными за побег сына. Он угрожает возбудить уголовное дело в суде, если мальчику будет причинен какой-нибудь вред. Это, конечно, доставило бы нам большие неприятности. – И он добавил почти самому себе: – Патч действительно был в затруднении.

– Что же он сделал?

– Боюсь, он был излишне горяч. Но в этом пусть обвинят только страдающие теми же пороками. Вам лучше побеседовать с самим Патчем. Он вам расскажет обо всех деталях исчезновения Тома.

– Я поговорю с ним позже. Не могли бы вы мне рассказать побольше о прошлом мальчика?

– Не так много, как вам хочется. Мы просим у родителей или их врачей давать нам детальную медицинскую карту поступающих к нам ребят. Мистер Хиллман обещал написать такую историю, но так этого и не сделал. Я мало что могу вам сообщить. Мистер Хиллман очень гордый и очень сердитый человек.

– Он богат?

– Не знаю точно. Большинство родителей наших детей состоятельные люди, – добавил он с едва заметной самодовольной улыбкой.

– Мне хотелось бы повидаться с Хиллманом. Он живет в городе?

– Да, но, пожалуйста, не стремитесь увидеть его. Во всяком случае, сегодня. Он только что опять звонил мне, и этот разговор еще больше его возбудил.

Спонти встал из-за стола и подошел к окну, выходящему на стоянку. Я сделал то же. В воздухе висел унылый дождь.

– Все-таки мне нужно подробное описание мальчика и всего, что касается его привычек...

– Более полезен, чем я, будет для вас Патч. Он ежедневно был с ним. А я могу сказать о главе тамошнего семейства, миссис Маллоу: она очень внимательный воспитатель.

– Будем надеяться, что так оно и есть.

Спонти начал раздражать меня. Казалось, он чувствовал, что чем меньше дает сведений об исчезнувшем мальчике, тем менее реальными будут выглядеть причины его исчезновения.

– Сколько ему лет? Его приметы?

В глазах Спонти мелькнула злость, его обвислые щеки покрылись бледными пятнами.

– Я возражаю против подобного тона.

– Это ваше право. Сколько лет Тому Хиллману?

– Семнадцать.

– У вас есть его фотография?

– Семья не дала нам ничего, хотя мы, в соответствии с заведенным порядком, всегда просим фотографию. Но могу рассказать вам, как он выглядит. Это вполне приличный и приятный на вид парень, если не принимать во внимание всегда угрюмое выражение его лица. Он очень высокий, около шести футов, выглядит старше своих лет.

– Глаза?

– Темно-синие, кажется. Волосы русые. В лице нечто орлиное. Очень характерные черты, как и у его отца.

– Особые приметы?

Он пожал плечами.

– Не знаю ни одной.

– Почему его привезли сюда?

– Для лечения, конечно. Но он пробыл здесь недостаточно для того, чтобы оно пошло на пользу.

– Что с ним? Вы говорили, он был трудным, но это очень неопределенно.

– Тем не менее это так. Трудно сказать, что вообще тревожит этих мальчиков, они все время в своеобразной «юношеской лихорадке». Часто мы помогаем им, не зная как и от чего. Во всяком случае, сам я не медик.

– Но, видимо, были им когда-то.

– У нас в штате, конечно, есть медики – и общего профиля, и психиатр, но беседы с ними бесполезны. Сомневаюсь, успел ли Том вообще встретиться со своим терапевтом, но, вне всякого сомнения, он был крайне эмоциональным, ускользал из-под контроля. Он уже встал на плохой путь, когда отец привез его сюда. Мы давали ему транквилизаторы, но это не всегда приводило к желаемым результатам.

– Он причинил вам много хлопот?

– Да. Честно говоря, я сомневаюсь, примем ли мы его вновь, если он найдется.

– Но тем не менее вы нанимаете меня, чтобы я включился в поиск?

– У меня нет выбора.

Мы обсудили денежные дела, и он выдал мне чек. Затем я пошел к Восточному корпусу. Но прежде, чем войти туда и увидеться с мистером Патчем, я повернулся и взглянул на холмы вдали. Из-за низких облаков они вырисовывались неясно, словно полузабытые лица. Одинокая голубая цапля поднялась с края болота и полетела к холмам...

Глава 2

Восточный корпус представлял собой длинное оштукатуренное здание, внешний вид которого никак не гармонировал с окружающим пейзажем. Высокие узкие окна были наглухо закрыты и создавали ощущение унылой безликости. Возможно, оно было связано с тем, что все-таки это была тюрьма, хотя и претендующая на то, чтобы не быть ею. Остролистый кустарник, окружавший лужайку перед зданием, более напоминал ограду, чем зеленые насаждения.

Так же выглядела и шеренга подростков, направлявшихся строем в главный подъезд в то время, как я подходил к нему. Мальчиков разного возраста, от 12 до 20 лет, самых разных, объединяла одна-единственная общая черта: они маршировали с опущенными головами, словно солдаты побежденной армии. Мне они напомнили молоденьких солдат, которых мы брали в плен на Рейне в последние дни прошлой войны.

Двое студентов-руководителей поддерживали некоторое подобие строя. Я последовал за всеми и вошел в большое помещение для отдыха, обставленное довольно ветхой мебелью. Руководители прошли прямо к столу для пинг-понга, взяли ракетки и начали быструю, резкую игру. Несколько ребят стали наблюдать за игрой, четверо или пятеро уткнулись в комиксы. Остальные столпились вокруг меня, уставившись мне прямо в лицо. Молодой парень, на физиономии которого пробилась поросль и которому уже следовало бы начать бриться, улыбаясь, подошел ко мне. Его улыбка была просто ослепительной, но она быстро исчезла, оставив ощущение оптического обмана. Он подошел поближе и слегка толкнул меня локтем. Бывает, что собаки так же подталкивают вас, как бы испытывая ваше дружелюбие.

– Вы новый надзиратель?

– Я думал, надзиратель – мистер Патч.

– Он не выдерживает. – Несколько ребят хихикнули. Волосатый парень играл роль местного клоуна. – Это страшная тюрьма. И они никогда не выдерживают.

– Мне она не кажется такой страшной. Где мистер Патч?

– В столовой. Он будет здесь через минуту. И тогда мы позабавимся.

– Ты болтаешь довольно цинично для твоего возраста. Сколько тебе лет?

– Девяносто девять. – Его слушатели одобрительно засмеялись. – А мистеру Патчу только 48. Ему трудно быть моим воображаемым отцом.

– Может быть, я смогу поговорить с миссис Маллоу?

– Она у себя в комнате, пьет свой ленч. Миссис Маллоу всегда пьет свой ленч. – Злость в его глазах сменилась еще более темным чувством. – Вы папа?

– Нет.

Сзади прыгал пинг-понговый шарик, вперед-назад, вперед-назад...

Один из слушателей громко произнес:

– Он не папа!

– Может, он мама? – спросил заросший парень. – Вы мама?

– Он не похож на маму, у него нет грудей!

– У моей мамы тоже нет грудей, – сказал третий. – Поэтому я и чувствую себя отверженным.

– Перестаньте, ребята. – То, что они говорили, было ужасно. Они хотели, чтобы я был папой или пусть даже мамой одного из них. Это желание читалось в их глазах. – Вы ведь не хотите, чтобы я тоже чувствовал себя отверженным? А?

Никто не ответил. Заросший парень улыбнулся мне. Улыбка задержалась на его лице несколько дольше, чем в первый раз.

– Как вас зовут? Я – Фредерик Тандал Третий.

– Я – Лью Арчер Первый.

Я вывел мальчика из круга его почитателей. Он отодвинулся, словно мое прикосновение было ему неприятно, но шел рядом. Мы сели на кожаную кушетку.

Кто-то из подростков поставил на проигрыватель заезженную пластинку. Двое других стали танцевать, хрипло напевая пародию на исполнявшуюся песню.

– Ты знал Тома Хиллмана, Фред?

– Немного. Вы его папа?

– Нет, я же сказал, что не папа.

– Взрослые не считают необходимым говорить правду.

Он выдернул несколько волос из подбородка с такой силой, словно ненавидел эти признаки повзросления.

– Мой отец сказал, что посылает меня в военное училище. Он большая шишка в правительстве, – добавил мальчик тем же ровным голосом, без всякой гордости. И продолжил совсем другим тоном: – Том Хиллман не ладил со своим отцом, поэтому его и привезли сюда по железной дороге. Монорельсовая дорога к волшебному царству. – Он болезненно скривился в какой-то исступленной и одновременно безнадежной улыбке.

– Том говорил с тобой об этом?

– Том пробыл здесь очень недолго, дней пять или шесть, и мы мало говорили. Он появился ночью в воскресенье и исчез ночью в субботу. – Он смущенно повертелся на кушетке. – Вы не коп?

– Нет.

– Я даже удивился. Задаете вопросы, как коп.

– Разве Том сделал что-нибудь такое, что могло бы заинтересовать копов?

– Мы все что-нибудь делаем, да?

Возбужденный и в то же время холодный взгляд его скользил по комнате, задерживаясь иногда на ужимках танцоров.

– С тех пор, как вы стали взрослым, вы уже не подходите для Восточного корпуса. А я, например, самый выдающийся преступник. Я подделал имя «большой шишки» на чеке и послал его в Сан-Франциско на уик-энд.

– А что сделал Том?

– Полагаю, что увел машину. Это было только первое преступление, говорил он, и его легко освободили бы как несовершеннолетнего. Но отец его не желал огласки и прислал Тома сюда. Вообще, я думаю, что Том был не в ладах со своим отцом.

– Да?

– Почему вы так интересуетесь Томом?

– Мне предложено найти его, Фред.

– И вернуть сюда?

– Сомневаюсь, чтобы его приняли.

– Счастливчик! – Бессознательно он придвинулся ко мне. Я почувствовал запах волос и грязного тела. – Я сбежал бы отсюда, если бы мне было куда пойти. Но «большая шишка» опять вернул бы меня под надзор. Кроме того, это сберегло бы ему деньги.

– А у Тома было куда пойти?

Он резко выпрямился и посмотрел мне прямо в глаза.

– Я не говорил этого.

– А я спрашиваю.

– Он не сказал бы мне, если бы и было.

– С кем в школе он был наиболее близок?

– Ни с кем. Он был так расстроен, когда его привезли, и что его оставили одного в комнате. Мы проговорили потом с ним всю ночь. Но он рассказал немного.

– Ничего о том, куда собирался идти?

– У него не было какого-нибудь плана. В субботу вечером он попытался поднять бунт, но остальные наши – желторотые птенцы... Тогда он сбежал. Казалось, он был ужасно расстроен и рассержен.

– Не был ли он эмоционально неуравновешен?

– А все мы? – Он сделал безумное лицо и постучал себя по виску пальцем.

– Это очень важно, Фред. Том слишком молод и к тому же, как ты сказал, возбужден. Его нет уже две ночи, и он мог попасть в серьезную передрягу.

– Хуже, чем эта?

– Ты понял, о чем я спрашиваю? Говорил ли Том, куда собирается пойти?

Мальчик не ответил.

– Все-таки я предполагаю, что он сказал тебе кое-что.

– Нет!

Но он не смог выдержать моего взгляда.

Вошел Патч и нарушил непринужденную атмосферу, царящую в комнате. Танцоры сделали вид, что борются, комиксы исчезли, словно пачки ворованных денег. Игроки в пинг-понг спрятали шарик. Патч был мужчиной средних лет с редкими волосами и выступающей челюстью. Двубортный рыжеватого оттенка габардиновый костюм морщился на его довольно полной фигуре. Лицо его было в морщинах от властной улыбки, не сходившей с маленьких чувственных губ. Пока он осматривал комнату, я заметил, что белки его глаз красноватого цвета. Он шагнул к проигрывателю и выключил его. В наступившей тишине голос Патча зазвучал вкрадчиво:

– Время ленча не для музыки, мальчики! Музыка после обеда, с семи до семи тридцати.

Он обратился к одному из игроков в пинг-понг:

– Запомни это, Диринг. Никакой музыки днем. Назначаю тебя ответственным.

– Да, сэр.

– А не играли ли вы в пинг-понг?

– Мы только шутили, сэр.

– Откуда вы взяли шарик? Ведь шары заперты в моем столе.

– Заперты, сэр.

– Где же вы взяли тот, которым играли?

– Не знаю, сэр. – Диринг мял в руках куртку. Это был застенчивый парень с резко выступающим вперед адамовым яблоком, похожим на спрятанный шарик от пинг-понга. – Я нашел его.

– Где? В моем столе?

– Нет, сэр. На земле.

С наигранной смиренностью мистер Патч направился к нему. В то время как он пересекал комнату, мальчики за его спиной строили рожи, толкались, размахивали руками и подпрыгивали. Один из танцоров сделал театральный жест, повалился на пол, застыв на мгновение в позе умирающего гладиатора, и затем вновь вскочил на ноги.

Патч медленно заговорил, страдальчески растягивая слова:

– Ты купил его, не так ли, Диринг? Ты ведь знаешь, что правила запрещают проносить собственные шары для пинг-понга, не правда ли? Ты – президент законодательной Ассамблеи Восточного корпуса – помогал составлять эти правила. Так?

– Да, сэр.

– Тогда дай мне его, Диринг.

Мальчик протянул Патчу шар. Тот положил его на пол – в это время мальчики позади него изобразили, как бы они ударили его ногой в зад, – и раздавил шар подошвой. И отдал сломанный шарик Дирингу.

– Прости меня, Диринг, но я вынужден подчиняться правилам точно так же, как и ты. – Он повернулся к остальным ребятам, лица которых мгновенно приняли выражение полной покорности, и мягко сказал: – Ну, друзья, что у нас на повестке дня?

– Думаю, я, – сказал я, поднимаясь с кушетки.

Я представился и спросил, не может ли он поговорить со мной наедине.

– Вероятно, – сказал он с тревожной улыбкой, словно я и впрямь был его преемником. – Пройдемте в мой кабинет. Диринг и Бронсон, я вас оставляю ответственными.

Кабинет представлял собой небольшую комнату без единого окна, отгороженную от общей спальни. Он закрыл за собой дверь и, вздохнув, сел.

– Вы хотите говорить о ком-нибудь из мальчиков?

– О Томе Хиллмане.

Это произвело на него неприятное впечатление.

– Вы представитель его отца?

– Нет. Доктор Спонти послал меня поговорить с вами. Я частный детектив.

– Так... – Он состроил недовольную гримасу. – Полагаю, Спонти, как обычно, обвиняет меня?

– Он сказал что-то о чрезмерной горячности.

– Какая ерунда! – Он стукнул кулаком по столу. Лицо его налилось кровью, а затем стало белым, как необработанная фотография. Только красноватые белки глаз сохранили свой цвет.

– Спонти не опустился до того, чтобы работать здесь, с этими животными. Я, и только я, следовательно, знаю, какое физическое воздействие необходимо. Я работаю с подростками двадцать лет.

– Возможно, вам следует уйти.

По его исказившемуся лицу было видно, что он с трудом сдерживает себя.

– О нет, я люблю эту работу, действительно люблю. Во всяком случае, это единственное, к чему я приспособлен. Я люблю мальчиков. И они любят меня.

– Это заметно.

Он не уловил иронии в моем голосе.

– Мы стали бы приятелями с Томом Хиллманом, если бы он остался. Но он сбежал. И знаете как? Украл ножницы у садовника и разрезал ширму на окне в спальне.

– Когда точно это произошло?

– В субботу ночью, где-то между одиннадцатью часами – временем, когда я ложусь, – и утренним подъемом.

– А что случилось еще раньше?

– Вы имеете в виду субботний вечер? Он пытался поднять бунт среди мальчиков, подстрекая их напасть на руководящий персонал. После обеда я ушел из столовой и из соседней комнаты услышал его речь. Он убеждал ребят, что их здесь лишили всех прав, а за них требуется бороться. Это подействовало на некоторых легко возбудимых. Но когда я приказал Хиллману замолчать, единственным, кто бросился на меня, был он.

– Вы ударили его?

– Да, и не стыжусь этого. Я должен поддерживать свой авторитет перед остальными.

Он потер кулак.

– Я ударил его не сильно. Надо стараться производить на них впечатление мужественного человека и заставить себя уважать...

– Что произошло после этого? – оборвал я поток его слов.

– Я помог ему дойти до его комнаты, а потом доложил о случившемся Спонти. Я считал, что мальчика надо было поместить в изолятор для психических больных. Но Спонти не последовал моему совету. Хиллман никуда бы не сбежал, если бы Спонти меня послушал. Только между нами, – добавил он, понизив голос, – в случившемся виноват Спонти. Но не надо ссылаться на меня в разговоре с ним.

– Хорошо.

Я начал терять надежду выудить из Патча что-нибудь полезное. Он был надломлен и никчемен, как мебель, что стояла в комнате отдыха. Он устало поднялся.

– Мне необходимо вернуться туда прежде, чем они сорвутся с места...

– Я бы еще хотел спросить – нет ли у вас каких-либо подозрений относительно того, куда отправился Том Хиллман?

Патч задумался. Он, казалось, с трудом представляет себе мир за порогом заведения, куда исчез мальчик.

– Да, – сказал он наконец, – обычно они бегут на юг, в сторону Сан-Диего и границы, либо в Лос-Анджелес. А один мальчик украл тридцатифутовый баркас и направился на острова.

– Видимо, у вас часто убегают?

– Последние годы Спонти возражал против строгих мер безопасности. Учитывая количество побегов, меня это удивляло...

Патч говорил уныло, словно не видел никакой перспективы.

В дверь тихо постучали, и женский голос позвал:

– Мистер Патч!

– Да, миссис Маллоу?

– Мальчики совсем отбились от рук. Меня они не слушают. Что вы делаете?

– Беседую с человеком, которого прислал доктор Спонти.

– Хорошо. Нам тоже нужен этот человек.

– Вот как! – Он быстро прошел мимо меня и распахнул дверь. – Придержите, пожалуйста, неуместные замечания при себе, миссис Маллоу. Я знаю что-то такое, что доктору Спонти хотелось бы узнать до смерти.

– Так же, как и я, – ответила женщина.

Она была обильно нарумянена. Крашеная рыжая челка падала на лоб. Синее форменное платье, сшитое по моде десятилетий давности, украшали несколько ниток искусственного жемчуга. Лицо довольно приятное, несмотря на затуманенные злостью глаза. Но они сразу засияли, когда она увидела меня.

– Здравствуйте, – сказала она дружелюбно.

– Мое имя Арчер, – представился я. – Доктор Спонти пригласил меня расследовать обстоятельства исчезновения Тома Хиллмана.

– Он очень милый мальчик, – заметила она. – Во всяком случае, был им до того, как наш местный маркиз де Сад не обработал его.

– Я действовал в порядке самозащиты! – закричал Патч. – Мне вовсе не доставляет удовольствия причинять боль. Я руководитель Восточного корпуса. Напасть на меня – то же самое, что убить собственного отца!

– Лучше пойдите и продемонстрируйте свой авторитет, отец. Но если вы еще кого-нибудь ударите, я вырву у вас сердце из груди!

Патч посмотрел на нее так, словно поверил, что она может это сделать, затем резко повернулся и направился к комнате, откуда раздавались крики. Они оборвались так резко, будто он закрыл за собой звуконепроницаемую дверь.

– Бедный старый Патч, – сказала миссис Маллоу, – он слишком задерган.

– Почему он не уйдет?

– Мы уже не можем жить во внешнем мире, как старые каторжники, в этом-то весь ужас! Мы привыкаем к здешней атмосфере психоза.

– Но, – заметил я, – мне никто не может объяснить того, о чем я прошу. Может быть, вы поможете мне составить более ясное представление о Томе Хиллмане?

– Я могу передать только мое впечатление. Том Хиллман, – она говорила медленно, подыскивая слова, – очень приятный мальчик. Но это место не для него. Он это почти сразу понял и сбежал.

– Почему не для него?

– Вам нужны подробности? Восточный корпус, в сущности, место для детей с личными невзгодами, со сдвигами в характере, с социально обусловленной патологией в развитии. Большинство здешних мальчиков и девушек духовно искалечены.

– И Том принадлежал к их числу?

– Едва ли. Его вовсе не надо было посылать в «Проклятую лагуну». Это всего лишь мое мнение, но оно кое-чего стоит. Я была вполне приличным клиническим психиатром.

– По-видимому, доктор Спонти думает, что Том страдал душевным расстройством?

– Доктор Спонти никогда не думает иначе, – ответила миссис Маллоу. – По крайней мере, об этом. Знаете, сколько платят обманутые родители? Тысячу долларов в месяц. Плюс разные доплаты. Музыкальные уроки. Групповая терапия.

Она неприязненно засмеялась и продолжала:

– Половина этих родителей должна была бы находиться здесь или в месте еще похуже. Тысяча долларов в месяц. Так называемый доктор Спонти может позволить себе получать свои двадцать пять тысяч в год. Это в шесть раз больше того, что он платит мне за молчание.

Она выглядела обиженной. Обида иногда способствует откровенности. Но, к сожалению, не всегда.

– Что вы имели в виду, сказав, что Спонти – «так называемый доктор»?

– Он не врач и вообще не имеет отношения к какой-либо науке. Он получил степень на одной из южных фабрик дипломов за административную работу. Знаете, какая у него была диссертация? «Организация питания в пансионатах средней ступени».

– Вернемся к Тому. Почему же отец отдал его сюда, если он не нуждается в лечении?

– Не знаю. Я не знакома с его отцом. Он, возможно, просто хотел убрать его с глаз.

– Почему? – настаивал я.

– Мальчик создавал определенные неудобства.

– Том сам рассказывал вам?

– Нет. Он не стал бы. Но были намеки на это.

– Вы не слышали о том, что он украл машину?

– Нет, но, если бы мы знали подробности, это могло бы помочь понять его. Он несчастный, одинокий мальчик, совсем не закоренелый преступник. Да и кто из них таков?

– Видимо, Том вам понравился?

– Я мало его знала. Он всю неделю не подходил ко мне, а я никогда не действую силой. Большую часть времени он проводил в комнате, за исключением классных часов. Думаю, он старался найти выход.

– И разработал план революции?

В ее глазах сверкнула насмешка.

– Вы уже слышали об этом? Да, мальчик оказался более смышленым, чем я могла предположить. Не удивляйтесь. Я на его стороне. Иначе зачем бы я вообще была здесь?

Миссис Маллоу начинала мне нравиться. Почувствовав это, она подошла и притронулась к моей руке.

– Надеюсь, вы тоже на стороне Тома?

– Мне придется подождать, пока я не познакомлюсь с ним. Это, во всяком случае, не имеет особого значения.

– Да, да. И все-таки это важно!

– Так что же произошло между Томом и мистером Патчем в субботу вечером?

– Я этого действительно не знаю. В субботу вечером меня не было. Вы можете об этом доложить, мистер Арчер. Если захотите.

Она улыбнулась, и передо мной как-то сразу раскрылся смысл ее жизни. Она заботилась обо всех людях, но никто не заботился о ней.