Текст книги "Путешествие во времени с хомяком"

Глава 20

Десять фактов о моей маме

1. Моя мама великолепно готовит пять блюд: спагетти «Болоньезе», сосиски с картофельным пюре и луковой подливкой, макароны с сыром (когда не добавляет странный сыр), рыбный пирог (когда не добавляет странную рыбу – да, это я об анчоусах) и лазанью по особым случаям. Всё остальное – кулинарные эксперименты. Блюда карри она доверяла папе, а Стив не особо любит острую пищу – так что теперь я ем карри только у дедушки Байрона.

2. Мама никогда не сидела на диете. Она не полная – вовсе нет. Она говорит, что просто прекращает есть, когда наедается. Стив считает, что это необычно. Даже Карли сидит на диете. (Не хочу сказать ничего плохого, но её диета не кажется эффективной.)

3. Мама умеет очень быстро читать. Однажды я засёк время (втайне от неё, чтобы она не старалась специально), когда она читала книгу: так вот, мама переворачивала страницу раз в минуту – что вдвое больше средней скорости чтения. Полагаю, это удобный навык, ведь она работает в библиотеке.

4. Хотя иногда мама читает очень-очень медленно, особенно если речь идёт о поэзии. Тогда она подолгу всматривается в страницу и шевелит губами. За этим очень смешно наблюдать: выглядит так, будто мама не умеет читать.

5. Её любимый поэт – Т. С. Элиот. Я никогда не читал его произведений, но ходил с классом на мюзикл «Кошки» в Королевский театр Ньюкасла – кажется, Элиот написал для него стихи.

6. Родители мамы много лет назад переехали в Ирландию, чтобы ухаживать за её бабушкой, и остались там жить. Мы видимся очень редко. Мама звонит им по телефону, и каждый раз они спрашивают, сколько мне теперь лет. Мама навещает их примерно раз в год, а тётушка Элли ездит к ним чаще.

7. Мама не умеет плавать. Представляете, так и не научилась. В детстве родители иногда водили меня в бассейн – папа заходил со мной, а мама сидела у большого окна в кафе, пила кофе и читала (очень быстро). Она говорит, что ей страшно заходить в воду после того случая, когда она чуть не утонула, а папа её спас.

8. Иногда мама бывает задумчивой: она подолгу смотрит на меня и говорит обо мне «чудо-мальчик». Это мило, но порой я смущаюсь. Мама с папой очень долго пытались завести ребёнка. Врачи говорили маме, что у неё может и совсем не быть детей, поэтому родители были безумно счастливы, когда я появился. (Ура мне!)

9. Её любимый актёр – какой-то парень по имени Ричард Гир; он очень пожилой, седовласый, в очках и всё такое. Она называет его «роскошным» и говорит, что ей всегда нравились мужчины постарше. Это тот неловкий момент, когда я готов выбежать из комнаты, зажав уши руками. (Папа был чуть младше мамы, а Стив старше неё, но не похож на Ричарда Гира. Ничуть не похож.)

10. Я оставил самое интересное напоследок. У моей мамы перепончатые ноги! И у меня, кстати, тоже. Ладно, я сильно преувеличиваю. Эта штука называется «синдактилия»: мизинцы на маминых стопах соединены кожей с соседними пальцами. Это наследственное: маме передалось от её мамы, а дальше – мне. (Мне кажется, в этом есть что-то инопланетное, и я почти никому не показывал пальцы своих ног – да и где бы я мог это сделать.) Штука довольно редкая, но не опасная.

Глава 21

Когда я просыпаюсь, дедушка Байрон сидит в своих жёлто-оранжевых одеждах за столом на кухне и вертит в руках мобильный.

– Чёртовы дети. Не уважают собственность – вообще ничего не уважают. Чёртова глубокая царапина сбоку, и ещё этот отвратительный запах лисьего… – он замечает, как я вхожу в комнату, – лисьих дел. Батюшки мои, какой же смрад.

Когда дедушка Байрон взволнован, его речь становится странной: он говорит безнадёжно устаревшими фразами или переходит на диалект.

– Ты же вызвал полицию, Байрон? – спрашивает мама.

– Уж будь уверена. Они видели этого негодника ночью и пустились за ним в погоню, но ему удалось скрыться.

– Сегодня ночью мопед твоего дедушки украли малолетние угонщики, – объясняет мама.

– О нет, – говорю я. А потом ещё раз с чувством: – О нет!

Надеюсь, я не переигрываю. Но дедушка где-то далеко в своих мыслях.

– Вот чего я совсем не понимаю, – говорит он, – это почему они вернули мопед? Завезли его на дорожку – туда, откуда взяли. Ведь они могли просто его где-то бросить?

– А что с замком, Байрон?

– Это ещё одна странность. Замок не был сломан. Могу только предположить, что забыл его закрыть. Ладно, идём, Ал, сейчас начнутся «Игры разума», – он направляется в гостиную, и тут меня осеняет дельная мысль.

– Может, посмотрим у тебя?

Он вопросительно смотрит на меня:

– Почему, ради всего святого?

– Просто… у тебя лучше. Мы… мы можем попить масала-чай.

Уловка срабатывает: дедушка широко улыбается.

– Давай поторопись. Мы можем не успеть на начало, но там простые вопросы. Ничего интересного!

– Постой, я кое-что забыл!

Я бегу наверх и снимаю запасной ключ от мопеда с жёлтого брелока. Вместо него я вешаю другой, от своего старого велосипеда. Они не особо похожи, но с первого взгляда дедушка может и не заметить, что запасной ключ исчез. Так я смогу ещё раз позаимствовать его мопед.

Когда мы подходим к дедушкиному дому, я вижу масштаб ущерба при свете дня, и мне становится стыдно. Глубокая царапина на мопеде повредила краску и пластиковый ножной щиток. Хуже того: дедушка подвозит мопед ближе к дому, достаёт из багажника совершенно новую тяжёлую цепь и протягивает её от колёс до водосточной трубы.

Он замечает, что я наблюдаю, и подмигивает мне:

– Я не оставлю им ни единого шанса!

Я ещё не успел повесить фальшивый запасной ключ на крючок: дедушка Байрон усаживается перед телевизором, и теперь я могу тайком вернуть ключ на место, пока делаю на кухне чай. Вот только, когда я оборачиваюсь, он стоит в дверях – и я не знаю, когда именно он подошёл.

Он видел, что я делаю? Мне никак не узнать этого. Он всё ещё стоит в дверях, и я протискиваюсь мимо. Его взгляд будто бы скользнул по крючкам для ключей, но я не уверен. Может, мне просто показалось.

В этот раз – впервые за долгое время – дедушка проигрывает кучу вопросов. Раньше я такого не видел. Он заметно раздражён. И вот звучит вопрос, которого я боялся:

– Как продвигается книга?

Всем своим видом я показываю, что мне стыдно.

– Я был очень занят, дедушка Байрон…

– Ладно, всё в порядке. Эта книга писалась не для молодых людей. Может, будет лучше, если я просто расскажу тебе, что в ней?

На том мы и порешили. И хорошо, ведь позже это спасёт мне жизнь.

То есть одну из моих жизней, если быть точным. В каком-то смысле.

Глава 22

Вот что рассказывает мне дедушка Байрон:

«Шри Кальпана» была и остаётся малоизвестной книгой: этот древний индийский манускрипт относится предположительно к 1500 году до нашей эры. Это одна из самых первых написанных книг – ей больше трёх с половиной тысяч лет.

В ней описаны секреты индийских гуру, которые не раскрывались веками, в том числе, как они запоминали огромное количество песен и стихов, генеалогические древа и исторические события.

Дедушка Байрон подливает чай и немного расслабляется – он видит, что я слушаю очень внимательно.

– В то время, – продолжает он, – больше ничего запоминать и не требовалось. Мало кто умел писать и читать, и, конечно, не было футбольных матчей и их результатов. Самыми важными данными считались истории сражений и родственные связи между людьми. Если их не записывать – остаётся только хранить в памяти. Чтобы запомнить столько всего, нужно владеть специальными техниками. Люди, которые их освоили, были на вес золота.

– Что за техники?

– К примеру, помогают рифма и ритм. Ты можешь перечислить всех королей и королев Англии по порядку?

Я озадаченно смотрю на него:

– Нет, их же целая куча.

И тут дедушка Байрон заводит песню на мотив «Блейдонских скачек»[22]22
  «Блейдонские скачки» (англ. Blaydon Races) – фольклорная английская песня XIX века.


[Закрыть].

(Вы можете не знать этот мотив, но на северо-востоке «Блейдонские скачки» знают все. Здесь это вроде национального гимна, там ещё такие слова: «О, ребята, нас нужно было видеть…» Не припоминаете? В общем, напев задорный – дум-де-дум-де-дум – вот такой. Послушайте, если захотите.)

Дедушка Байрон поёт:

 
Вилли, Вилли, Гарри, Стив,
Гарри, Дик, Джон, Гарри три,
Раз, два, три Эд, Ричард два,
Четыре, пять, шесть Гарри – да!
 

Я перебиваю его:

– Но ведь не было королей по имени Гарри и Дик!

– Гарри – сокращение от Генриха, а Дик – краткая форма имени Ричард. Таким образом, у нас Вильгельм I Завоеватель, Вильгельм II, Генрих I, король Стефан, Генрих II, Ричард I, король Иоанн (у нас в песенке это Джон), Генрих III, Эдуарды I, II, III, Ричард II, Генрихи IV, V, VI, и можно продолжать список до сегодняшнего дня.

Он снова поёт всю песню целиком, а на третий раз я присоединяюсь. Дедушка хихикает:

– Вот видишь! Хи-хи! Это просто! Я даже твоего папу обучил этой песенке.

Я смотрю на него с подозрением:

– Только не говори мне, что это всё. Рифмы и только.

– А, нет. Но это то, с чего нужно начинать. С рифмой и ритмом запоминать легче. Древние греки назвали этот метод мнемотехникой – и он стал всемирно известным. Но придумали его индийцы!

– Подожди-подожди – всемирно известным?

Он кивает:

– Мнемотехникам обучали в школах и университетах по всей Европе. Но потом это постепенно сошло на нет: сейчас никто и не старается что-то запомнить, – дедушка Байрон поднимается с пола. – «Гугл» сделает всё за тебя. Кстати, мне кажется, у нас ещё остались лакомства с твоего дня рождения, – он идёт на кухню. – В следующий раз я расскажу тебе про технику «Дворцы памяти».

– А как вышло, что папа не пользовался этими техниками? Ты что, не научил его?

Дедушка отводит глаза и тщательно подбирает слова:

– Я пытался. Но мне кажется, я упустил подходящий момент. Твой папа предпочитал своему воображению компьютер, – он смотрит на меня с грустью, – так сейчас делают многие.

По пути домой я пою песенку о королях и королевах – с начала до конца. Теперь мне её не забыть. Слова прилипли к языку, как жвачка – к ботинку.

 
Вилли, Вилли, Гарри, Стив,
Гарри, Дик, Джон, Гарри три,
Раз, два, три Эд, Ричард два,
Четыре, пять, шесть Гарри – да!
Эд – четыре, пять – и Дик,
Второй Гарри, Эд-мальчик.
 

(Эдуарду VI было только девять, когда он вступил на престол!)

 
Мария, Бесси[23]23
  Бесси (как и Лиз далее) – краткая форма имени Елизавета (англ. Elizabeth).


[Закрыть], Яков раз,
Карл и Карл, и Яков двас,
Вильгельм с Марией, Анна Глория,
Четыре Джорди, Вильгельм, Виктория.
 

(Джорди – сокращение имени Джордж, или Георг. Правда, я знаю только одного Джорджа – Джорджа Пеллинга, брата Кэти, известной тем, что меня на неё тошнило. И вот его все звали просто Джордж. Возможно, краткое имя уже не используется.)

 
Эд потом идёт седьмой,
Георг пятый, Эд восьмой,
Георг опять, вторая Лиз,
Чарли, Уилл, Джордж – вот твой приз!
 

Я рад, что теперь знаю английских монархов наизусть. Впрочем, это пригодится мне разве что на школьной контрольной.

Глава 23

Я лежу на кровати, читаю и размышляю над тем, как теперь добраться до своего бывшего дома – ведь дедушка Байрон повесил на мопед цепь. В этот момент ко мне в комнату заходит Карли.

Разрешите рассказать вам об Адской Сводной Сестре, ведь скоро она сыграет важную роль в этой истории. Не стану говорить, что ненавижу её, – а вот она меня вроде бы терпеть не может. Как и маму с дедушкой Байроном. Насколько я могу судить, она и своего папу выносит с трудом, но не демонстрирует это так уж открыто – ведь он даёт ей деньги. Она просто цокает языком, закатывает глаза и кривит губы у него за спиной.

Мама думает, что Карли ненавидит весь мир за то, что он забрал её маму. Она зла и обижена, а я должен ей сочувствовать и не забывать, что это мы пришли на её территорию. Я правда стараюсь об этом помнить, но с ней бывает очень трудно.

Возьмите поездки в школу. Она учится в моей школе на класс старше, но мы ехали в школу вместе только один – единственный! – раз, когда я только туда перешёл. (И в тот единственный раз она сразу отсела от меня в автобусе к Ноа Менко и девочке с заячьей губой.) И теперь меня обычно возит в школу дедушка Байрон.

Я считаю, что Карли на самом-то деле довольно симпатичная – во всяком случае, когда она не в образе эмо. У неё блестящие чёрные волосы – она их ещё и подкрашивает. Кроме того, она слишком ярко красит глаза. Однажды я сказал, что она похожа на эмо, а она язвительно ответила, что я даже не в состоянии отличить эмо от гота. По-моему, дело вовсе не в этом – хотя я действительно не очень хорошо разбираюсь. Мне кажется, она ходит в чёрном только потому, что тёмная одежда стройнит.

Я просто ошеломлён её приходом. Никогда – то есть буквально никогда – она не заглядывала в мою комнату. А теперь внезапно заходит – без стука, конечно.

– Привет, – говорю я.

Она едва кивает мне в ответ – её глаза полузакрыты. Она будто тренировалась перед зеркалом, как выглядеть таинственно и угрожающе.

Надо отдать ей должное: у неё получается.

Она медленно подходит к столу и берёт с него пластилиновую фигурку Йоды – я сделал её много лет назад, но она мне очень нравится. Карли вертит фигурку в руках и ставит на место.

Она выдвигает и разворачивает стул: пытается сесть на него верхом лицом к спинке – так часто делают в фильмах. Но её юбка затрудняет движения, да и слишком коротка, так что в итоге Карли садится боком. Она смотрит на меня, склонив голову к плечу. Я не жду ничего хорошего. То есть люди не ведут себя так, когда хотят сказать, к примеру: «Угадай, что я купил тебе в подарок» или «Поздравляю: ты выиграл главный приз».

– Ал? – говорит Карли.

– Да?

– Где ты был прошлой ночью?

Глава 24

Это было давно, когда папа только умер: мы горевали о нём и ещё совсем не привыкли жить без него. Мама находилась на той жуткой стадии, когда она то и дело громко говорила:

– Пай, это ты? Ты здесь?

Первый раз это произошло, когда мы вместе смотрели телевизор. За окном стоял по-ноябрьски ветреный холод: было слышно, как скрипят ворота и ветер гоняет по улице консервную банку. Тогда это и случилось. Мама выпрямилась и посмотрела на открытую дверь гостиной.

– Пай? – произнесла мама. – Кто там? Это ты, Пай?

Я разволновался:

– Что такое, мама? Почему ты так говоришь? – я сверлил её глазами.

Она встала, подошла к входной двери, но быстро вернулась.

– Прости, милый, – сказала она, – это был… Это был просто ветер.

– Ясное дело! – я не сказал этого вслух, но выразительно поглядел на неё.

Мама больше ничего не говорила, но до конца вечера сидела с отсутствующим видом. Она смотрела сквозь телевизор, и я решил её не беспокоить.

Через неделю или около того это повторилось. Всё то же самое, но на этот раз мама сидела за кухонным столом.

– Пай? Это же ты, да? Ты здесь?

– Мама, – я старался говорить мягко, – здесь никого нет. С тобой всё нормально?

– Я в порядке, милый, – ответила мама, – просто очень устала, – она потёрла рукой лоб и грустно вздохнула.

В ту ночь я не мог заснуть и пошёл вниз. Мама сидела за столом в темноте – перед ней тихо горела свеча, но её глаза были закрыты. Я прокрался обратно наверх, не привлекая к себе внимания.

Спустя пару дней я был в гостях у дедушки Байрона и спросил:

– Ты веришь в призраков, дедушка Байрон?

– Какие ещё призраки?

– Ну знаешь – жуткие привидения, призраки умерших людей. Как ещё объяснить: призраки. Ду́хи.

Он надолго задумался. В то время он как раз стал отращивать бороду, и вид у него был диковатый. Наконец он ответил:

– Я всем сердцем верю в человеческий дух. На самом деле я верю, что у каждого живого существа есть душа. Дух находится в нашем теле, пока мы живы, а потом, когда физическое тело умирает, он уходит – и воссоединяется с бессмертным вселенским духом. Душа может снова вернуться к жизни – в человеческом или другом обличье.

Я постарался очень хорошо обдумать слова дедушки, но всё равно понял их не до конца.

– Это то, во что верят индуисты?

Он рассмеялся:

– Нет, сынок. Не совсем.

– Тогда буддисты?

Он покачал головой:

– Не думаю.

И я снова спросил его:

– Значит, ты веришь в призраков?

– О да, – сказал он. – Несомненно, – а потом добавил: – Но не в таких, как ты их себе представляешь. Нет.

– То есть ты и веришь в них, и не веришь одновременно.

Он с улыбкой покачал головой:

– Ты всё правильно понял, Ал. Просто в точку!

Я часто вспоминал об этом в последнее время – вот и сейчас снова вспомнил. Поэтому всё так и вышло. И так я втянул Карли в эту историю.

Глава 25

И вот Карли стоит около моей кровати – руки в боки – и выжидающе смотрит на меня. А я уставился на неё и делаю вид, что задумался: надуваю щёки и с громким «хм» выдыхаю. Так продолжается несколько секунд.

– Ну? Куда ты ходил? Я слышала тебя. Я слышала, как ты спустился по лестнице и хлопнул входной дверью. И видела, как ты вышел на улицу. Ты совершенно не умеешь вести себя тихо.

Мои глаза бегают: я смотрю на дверь, на окно, снова на Карли. Я чувствую, что краснею.

– Слушай, Ал, давай я упрощу тебе задачу. Или ты говоришь мне, куда ходил, или я расскажу твоей маме, что её драгоценный сыночек бродит по улицам в ночи. Тебе понятно?

Дар речи ещё не вернулся ко мне. Но у меня появляется одна идея.

– Да, ещё кое-что. Не могу гарантировать, что твоя мама ни о чём не узнает, даже когда ты мне расскажешь. Но это твой единственный шанс. Идёт?

– Это всё мой папа, – говорю я.

– Твой папа?

Вот так это и начинается: со лжи, которая в итоге изменит наши жизни.

Дальше я говорю, почти не задумываясь. Я кивком указываю Карли на приоткрытую дверь, чтобы выиграть пару секунд.

– Я… Как бы сказать… Я пытаюсь наладить связь с его духом.

– Его духом? Это что-то вроде спиритического сеанса?

– Ммм, ну да, – понятия не имею, о чём она, но это уже не имеет значения: Карли успешно додумывает за меня.

– Вот. Это. Да. Это же безумно круто. То есть ты ходишь на кладбище? На могилу своего отца, так? И там вызываешь его дух?

– Вообще-то его кремировали, поэтому как таковой могилы нет. Но да, кладбище – самое подходящее место, я считаю. Да.

– Да это же лучшее место. Ал, ты должен взять меня с собой. У меня прекрасно получится, ведь я так много читала об этом.

«Ну ещё бы», – думаю я.

– Знаешь, Карли, это лучше всего делать в одиночестве. Мне кажется, я не должен…

– Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, Ал… С особым чувством удовлетворения я понимаю, что впервые взял верх над Карли. Ей что-то от меня нужно. Она упрашивает меня.

– Возьми меня с собой, а не то я расскажу обо всём твоей маме, – говорит она, но это блеф.

Если что-то станет известно маме или Стиву – ни я, ни Карли уже никуда не пойдём. И Карли об этом знает. И знает, что я знаю. И знает, что я знаю, что она знает, – так что я всё-таки взял верх над ней.

– Я скажу тебе, когда придёт подходящий момент, – загадочно говорю я. – Мне кажется, я близок к прорыву в мир духов.

– Круто. Да это просто потрясающе! – она медленно покачивает головой, и мне на секунду кажется, что она искренне мною восхищается.

Это новое, непривычное ощущение.

Глава 26

Говорят, что, однажды нарушив закон, сделать это во второй раз намного проще. Теперь я могу это подтвердить: ведь на моём счету езда на чужом мопеде в полночь и незаконное проникновение в чужой гараж. Я уже придумал, как вернуться в гараж, и мне не терпится продолжить начатое. Конечно, мне очень страшно, но я не хочу упустить момент. Раз уж я взялся за это, нужно смело идти вперёд. Но теперь в дело замешана Карли – и ситуация осложнилась. На самом деле вдвойне осложнилась. Если верить письму папы, у меня есть шанс предотвратить его смерть – тогда всё снова будет так, как раньше. А иначе я навсегда останусь золотой рыбкой – в одном аквариуме с мамой, рыгающим Стивом и Адской Сводной Сестрой.

Так вот, насчет Карли: на следующий день я возвращаюсь от дедушки Байрона – она преграждает мне путь, и дальше к дому мы идём уже вместе. Она ведёт себя так непринуждённо, словно всегда встречает меня после школы. Конечно, это неспроста.

– Ну что? Что там насчёт этого?

– Насчёт чего? – я должен говорить с ней именно так. Не хочу, чтобы она принимала нашу договорённость как должное и считала, что мы теперь сообщники в деле о спиритическом сеансе. Не хочу, чтобы она забывала о шантаже – ведь именно так она вынудила меня взять её в дело. Пусть это дело и полностью выдумано.

– Ты знаешь, – говорит она скучающим тоном.

– Слушай, ещё не время, – я успел всё обдумать и готов к разговору. – Нужно дождаться полнолуния.

– Я поняла.

Она купилась на это. Замечательно.

– Но мне ещё нужно подготовиться. В одиночестве.

Она смотрит на меня с подозрением.

– Даже не думай исключать меня из игры, Ал, потому что…

– Я и не думал! Просто осталась ещё задача для меня одного, – я делаю театральную паузу и произношу заранее продуманные слова: – Но без тебя мне всё равно не справиться, Карли. Заклинание требует, гм…

– Чего?

– Ты же девственница, да, Карли?

– Я – кто?

– Знаешь, та, кто ещё не…

– Я знаю, что значит девственница, Ал. И раз уж на то пошло – да, конечно, хотя это тебя совершенно не касается. Это же надо, – она яростно жуёт жвачку.

– Ну я должен был уточнить, пойми. Полнолуние и присутствие девственницы – два условия, которые нужно соблюсти.

Карли идёт, скрестив руки на груди, – она просто кипит от возмущения.

– Что-нибудь ещё? – спрашивает она пренебрежительно.

– Вообще-то да. Мне нужно добыть освещённую луной землю оттуда, где почивший… э-э-э… почил, – я, конечно, специально стараюсь, чтобы мои слова звучали магически. Примерно такими словами написаны книги, которые читает Карли.

– И как ты собираешься это сделать?

– Я вернусь в Кальверкот этой ночью. Поеду на такси.

Да, сейчас я рискую. Но Карли уже настолько глубоко втянута в эту историю, что вряд ли теперь кому-то расскажет. И она говорит только:

– Вау! Кру-у-уто-о-о!