Текст книги "Западный Берлин и советская дипломатия (1963-1969 гг.)"

Торжества по случаю 70-летия Ульбрихта прошли 30 июня в резиденции Государственного совета ГДР в Нидершенхаузене. Поздравляя юбиляра, Хрущев произнес много теплых слов, полагающихся в таких случаях. Но чего-либо нового о намерениях СССР в германских делах Ульбрихт не услышал. В Бонне констатировали, что «глава Советского правительства проявлял большую сдержанность, касаясь актуальных политических вопросов».[170]170
  Deutsche Zeitung, 1. VII. 1963.


[Закрыть]

Зато Хрущев объявил о присвоении Ульбрихту звания Героя Советского Союза и вручил ему орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза. Юбиляру, вероятно, было приятно услышать и слова Хрущева о том, что в наше время единая Германия может быть только социалистической, так как рано или поздно «империалисты» потерпят поражение. Комментируя высказывания Хрущева, западногерманская газета «Штутгартер Цайтунг» удачно определила их суть уже самим заголовком комментария: «Воссоединение только под красным знаменем».[171]171
  Stuttgarter Zeitung, 2.VII. 1963.


[Закрыть]

Однако центральное место в визите Хрущева заняло его выступление на массовом митинге в Берлине 2 июля 1963 г. Печать назвала его «главной речью Хрущева в Берлине». В ней советский лидер коснулся и германских дел, и ситуации в Берлине, и отношений СССР с ФРГ. Но, оценив обстановку, Хрущев неожиданно для западной стороны на первое место поставил вопросы запрещения ядерных испытаний в трех сферах (атмосфере, в космическом пространстве и под водой) и заключения пакта о ненападении между НАТО и Организацией Варшавского договора.

Уже в первых сообщениях об этой речи Хрущева американские информационные агентства отмечали ее «спокойный и умеренный тон».[172]172
  АВП РФ, ф. 56-6, оп. 22, п. 469, д. 231, ТАСС, 3. VII. 1963, л. 14-А.


[Закрыть]Западноевропейская печать приводила слова Хрущева о том, что народы ожидают ликвидации остатков второй мировой войны, заключения германского мирного договора и нормализации на его основе положения в Западном Берлине, но подчеркивала, что ничего нового или обостряющего обстановку в Берлине в них нет.

Печать ФРГ особое внимание обратила на высказывания Хрущева о желательности улучшения отношений, в частности торгово-экономических, между СССР и ФРГ. «Хрущев выразил надежду, – отмечала «Франкфуртер Альгемайне», – что отношения между Советским Союзом и Федеративной Республикой будут развиваться на основе доверия и сотрудничества».[173]173
  Frankturter Allgemeine, 3.VII. 1963.


[Закрыть] В целом же, констатировала «Нойе Райн-Цайтунг», речь главы Советского правительства «не внушает беспокойства» и «оставляет многие двери открытыми».[174]174
  Neue Rhein-Zeitung, 3. VII. 1963.


[Закрыть] Подобные же мысли высказывали официальный представитель фракции ХДС/ХСС в бундестаге и один из лидеров СДПГ Г. Вернер. По их словам, в речи Хрущева на митинге в Берлине «не содержится ничего нового».[175]175
  АВП РФ, ф. 56-6, оп. 22, п. 469, д. 231, ТАСС, 3. VII. 1963, л. 14-А.


[Закрыть]

Пожалуй, наиболее показательным был комментарий в газете «Райнише Пост», озаглавленный «Двое у стены». Газета обращала внимание на контраст между речами Кеннеди и Хрущева в Берлине. «С одной стороны, – писала „Райнише Пост” – Кеннеди, движимый доверием и надеждой, сам излучающий доверие и надежду. С другой – Хрущев, который был вынужден ограничиться несколькими ободряющими фразами, адресованными толпе функционеров, фразами, с помощью которых он не смог бы установить контакт даже с населением Восточного Берлина. Кто в сфере правления Ульбрихта еще верит в пророчество, что ГДР в экономическом отношении перегонит Федеративную Республику? Срок уже давно истек, 1962 год миновал, и вот Хрущев возвещает о том, что время перегнать наступило».[176]176
  Rheinische Post, 3. VII. 1963.


[Закрыть]

Похожей точки зрения придерживалась и проправительственная «Генераль – Анцайгер»: «Советский деятель сейчас не идет на авантюры. Для него достаточно поддержать у восточных товарищей хорошее настроение бумажными гарантиями»[177]177
  General-Anzeiger, 3. VII. 1963.


[Закрыть]…

Симптоматична оценка выступления Хрущева в «Зюддойче Цайтунг»: «Как пропагандист Хрущев вновь проявил в этой речи немало ловкости. Однако как проповедник мира, предлагающий переговоры, он не был гибок. Секретарь партии вновь одержал в нем верх над государственным деятелем».[178]178
  Suddeutsche Zeitung, 3. VII. 1963.


[Закрыть]

Подробный анализ «главной» речи Хрущева в Берлине был дан в редакционной статье газеты «Нью-Йорк Тайс». Она была озаглавлена «Контратака Хрущева».[179]179
  New York Times, 3. VII. 1963.


[Закрыть] Газета, естественно, возражала против оценки советским лидером визита Кеннеди в Берлин как «опасной акции, ухудшающей отношения между Востоком и Западом». В статье констатировалось, что Хрущев «сделал свои собственные предложения Западной Германии», но оценка этим предложениям не давалась. Зато новое советское предложение о прекращении ядерных испытаний в трех сферах и пакте о ненападении между НАТО и ОВД в ней рассматривалось с самых разных сторон.

«Внешне, – говорилось в статье, – это выглядит хорошим предложением, которое, несомненно, заслуживает дальнейшего изучения. Оно положило бы конец всем испытаниям, порождающим смертоносные радиоактивные осадки, и дало бы возможность обойти весь вопрос об инспекции на месте, разрешив неконтролируемые подземные испытания. Однако, связав свое предложение с договором о „ненападении” между Востоком и Западом, который был давно отвергнут Западом, советский правитель расставил ловушку. Запад отклонил такой договор, ибо в Варшавский блок входит Восточная Германия, и всякий договор с этим блоком означал бы фактическое признание этого марионеточного государства». Вывод, сделанный в статье, звучал так: «Запад всегда предлагал обменяться взаимными обязательствами о ненападении, но премьер Хрущев хочет не этого. Он хочет признания Восточной Германии – а президент Кеннеди… специально подчеркнул, что такая возможность исключается».[180]180
  Ibidem.


[Закрыть] «Нью-Йорк Таймс» считала, что советское предложение подвергнется дальнейшему обсуждению на московских переговорах о запрещении испытаний ядерного оружия,[181]181
  Новый раунд переговоров о прекращении ядерных испытаний открывался в Москве 15 июля 1963 г. Кеннеди направил на эти переговоры заместителя госсекретаря США А. Гаримана – известного и опытного дипломата.


[Закрыть] но предсказывала, что если проблема запрещения испытаний и вопрос о ненападении не будут разделены, это предложение не улучшит перспектив.

Что касается официальных представителей госдепартамента США, то они, комментируя согласие Хрущева на заключение договора о прекращении ядерных испытаниях в трех сферах, проявляли осторожность. По их словам, «предложение, по-видимому, дает надежду, поскольку, в прошлом Советский Союз отказывался рассматривать какой-либо другой договор, кроме договора о полном запрещении ядерных испытаний, распространяющихся и на подземные испытания».[182]182
  АВП РФ, ф. 56-6, оп. 22, и. 469, д. 231, ТАСС, 3. VII. 1963, л. 16-А


[Закрыть]Таким образом, вопрос о подземных ядерных испытаниях мог быть вынесен за рамки переговоров и возможного соглашения.[183]183
  При этом СССР, настаивая на моратории на подземные ядерные взрывы, категорически возражал против проведения инспекций на местах, ссылаясь на возможность их использования в разведывательных целях.


[Закрыть] Кеннеди, отмечало агентство Ассошиэйтед Пресс, теперь предстояло решить вопрос: относиться к новым предложениям Хрущева как к пропаганде или как к «действительному шансу на пути к достижению соглашения между Востоком и Западом».[184]184
  АВП РФ, ф. 56-6, оп. 22, п. 469, д. 231, ТАСС, 3. VII. 1963. Л. 16-А


[Закрыть]

В последующие недели изменения в советской позиции, о которых Хрущев впервые заявил в Берлине 2 июля, существенно облегчили достижение взаимопонимания на переговорах и заключение Договора о запрете ядерных испытаний в трех сферах, подписанного в Москве 5 августа 1963 г. В этом отношении советский лидер поступил верно: благодаря выступлению 2 июля его берлинский визит занял одно из центральных мест в комментариях средств массовой информации ведущих стран мира. Комментируя его выступление, обозреватель и издатель «Нью-Йорк Таймс» А. Сульцбергер отмечал, что предложения Хрущева – «это цветы и крапива в одной связке».[185]185
  New York Times, 5. VII. 1963.


[Закрыть]

Правильным шагом Хрущева был также прием им 3 июля известного представителя западноберлинской евангелической церкви Хельбиха. Беседа между ними продолжалась два часа. Хельбих выразил от имени 1,7 млн. евангелических верующих Западного Берлина пожелания о некоторых облегчениях в сообщении между обеими частями Берлина в интересах поддержания родственных связей среди населения. По словам Хельбиха, эта беседа имела откровенный характер. Он заявил представителям печати, что Хрущев внимательно отнесся к его пожеланиям и обещал довести их до сведения компетентных органов ГДР.[186]186
  АВП РФ, ф. 56-6, оп. 22, п. 469, д. 231, ТАСС, 5. VII. 1963, л. 15-А.


[Закрыть]

В информации советского посольства в ГДР в МИД от 16 июля 1963 г. о приеме Хрущевым Хельбиха говорилось, что последний «выразил глубокое удовлетворение и радость по поводу беседы с тов. Н.С. Хрущевым и заверил, что сделает все возможное для того, чтобы западная пресса положительно осветила ее».[187]187
  Там же, ф. 742, оп. 8, п. 28, д. 43, л. 51.


[Закрыть] Действительно, ряд органов печати Западного Берлина объективно изложили ход и содержание встречи, хотя против нее активно выступал епископ евангелической «земли Бранденбург» Дибелиус, которого посольство характеризовало как «ярого противника ГДР и Советского Союза».[188]188
  Там же.


[Закрыть]

Из документов советского посольства видно, что их авторы рассматривали визит Кеннеди в Западный Берлин как важное событие в международной жизни, которое оказало сильное психологическое воздействие на население ФРГ и Западного Берлина. Но некоторые выводы, содержащиеся в этих документах, воспринимаются как неизбежная дань советских дипломатов своему партийно-государственному руководству. «Пребывание тов. Н.С. Хрущева в ГДР по случаю празднования 70-летия тов. В. Ульбрихта, – говорилось в информации посольства в МИД СССР от 23 июля 1963 г., – в значительной степени нейтрализовало тот пропагандистский эффект, на который был рассчитан визит Кеннеди в Западный Берлин. Спокойный, деловой тон выступления тов. Н.С. Хрущева, выдвинутые им конструктивные предложения… нашли широкий отклик среди населения и всей мировой общественности».[189]189
  Там же, ф. 742, оп. 8, п. 26, д. 15, л. 127.


[Закрыть]

В любом случае остается фактом, что Хрущев во время визита в Берлин вел себя сдержанно и избегал каких-либо шагов и даже высказываний, которые могли бы обострить обстановку в городе или вокруг него. Это говорило о том, что советское руководство постепенно отходило от предыдущей концепции вольного города и готовилось заменить ее новой, более сдержанной концепцией, которая не вызывала бы бурной отрицательной реакции Запада.

1.5. Переход к новой концепции. Советская дипломатия против западноберлинской политики ФРГ

Вопрос о Западном Берлине был объектом советско-американских переговоров, которые более-менее интенсивно велись в январе-октябре 1962 г., но в связи с карибским кризисом были прерваны. Советское руководство тесно связывало ситуацию на Кубе с положением в Берлине. Об этом свидетельствует то, что на срочно созванном ночном заседании Президиума ЦК КПСС 22 октября 1962 г. Хрущев поставил на повестку дня «вопрос о Берлине и Кубе».[190]190
  Протокол Заседания Президиума ЦК КПСС. 22 октября 1962 г. // Президиум ЦК КПСС. 1954-1964, с. 617-618.


[Закрыть]

Мирный исход карибского кризиса создавал предпосылки также и для возобновления советско-американского диалога по Западному Берлину. Уже 10 января 1963 г. дипломатический обозреватель агентства Ассошиэйтед Пресс Дж. Хайтауэр сообщил из Вашингтона, что накануне Кеннеди принял заместителя министра иностранных дел СССР В. В. Кузнецова и обсуждал с ним «проблему разоружения и Берлин». По сведениям Хайтауэра, «берлинский вопрос затронул Кузнецов, но с какой целью – сообщено не было».[191]191
  АВП РФ, ф. 56-6, оп. 22, п. 478, д. 276, ТАСС, 10.1.1963, л. 33-а.


[Закрыть]

18 января 1963 г., принимая посла США в Москве Колера перед его отъездом в Вашингтон, Громыко сказал ему, что вопрос о германском мирном договоре по-прежнему является актуальным и первостепенным и что желательно продолжение советско-американских переговоров по германской проблематике.[192]192
  Веттиг Г. Указ, соч., с. 267.


[Закрыть]

Когда Колер примерно через неделю вернулся в Москву из Вашингтона, Громыко дал ему знать о заинтересованности СССР в дальнейших переговорах о мирном договоре и урегулировании по Берлину. И хотя не было даже намека на сокращение советских требований, «Колер увидел с советской стороны самое серьезное со времен ультиматума 1958 г. проявление желания решить проблему. У Кеннеди, кажется, тоже сложилось подобное мнение».[193]193
  Там же.


[Закрыть]

В середине февраля газета «Генераль-Анцайгер» сообщила, что, по мнению кругов, близких к правительству ФРГ, следует ожидать новую советскую инициативу по германскому и берлинскому вопросам. «Поводом для этих предположений, – писала газета, – являются не только слухи о письме Хрущева президенту Кеннеди с предложением восстановить советско-американские переговоры о Берлине. Поводом является также то обстоятельство, что советский посол в Бонне Смирнов с 27 декабря по 14 января совещался с руководством в московском министерстве иностранных дел… Курсирующие в Бонне слухи о новых советских планах совпадают по большей части с предположениями из американских источников».[194]194
  General-Anzeiger, 16.11.1963.


[Закрыть]

16 февраля 1963 г. корреспондент агентства ДПА сообщал из Вашингтона, что дипломатическая активность вокруг берлинского вопроса снова усилилась.[195]195
  АВП РФ, ф. 56-6, оп. 22, п. 478, д. 276, ТАСС, 17.11.1963, л. 18-0.


[Закрыть] Почти одновременно «Нью-Йорк Таймс» опубликовала сообщение из Вашингтона, в котором говорилось, что «Соединенные Штаты вскоре могут возобновить зондирование почвы по поводу переговоров с Советским Союзом о Берлине». Такая возможность появилась потому, что «Хрущев больше не говорит о подписании сепаратного мирного договора с Восточной Германией».[196]196
  New York Times, 17.11 Л 963.


[Закрыть]

Показательна также статья лондонского корреспондента «Нью-Йорк Таймс» С. Грусона, который отмечал, что «после схватки с США из-за Кубы в октябре советская пропаганда не выступает с угрозами в отношении Берлина. На съезде восточногерманской Коммунистической партии в прошлом месяце Хрущев публично заявил, что заключение сепаратного договора между Советским Союзом и Восточной Германией более не является неотложным делом».[197]197
  Ibid, 18.11.1963.


[Закрыть] Это и открыло перспективу советско-американского диалога по Берлину.

Возможность новых советско-американских бесед о Западном Берлине вызвала некоторую тревогу в ФРГ. «В правительственных кругах в Бонне, – констатировала западноберлинская газета «Дер Таг», – напоминали… о соглашении, достигнутом между Аденауэром и Кеннеди в ноябре прошлого года, по которому вопрос о беседах с Москвой относительно Берлина будет снова рассматриваться лишь в том случае, если Кремль примет минимальные условия Запада. Эти условия гласят: присутствие западных войск, беспрепятственный доступ в Берлин и поддержание жизнеспособности города. В Бонне подчеркивают, что до настоящего момента нет никаких признаков уступок со стороны Москвы в этих вопросах».[198]198
  Der Tag, 19.11.1963.


[Закрыть]

Однако, 22 февраля 1963 г. агентство ДПА сообщило, что накануне представитель правительства ФРГ впервые официально заявил, что «с германской стороны нет возражений против новых советско-американских зондирующих бесед по берлинскому вопросу. Правительство ФРГ не скажет „нет”, если состоятся такие беседы с конкретной целью. Но еще нужно выяснить, каков будет круг тем этих бесед, где и когда эти темы будут обсуждаться».[199]199
  АВП РФ, ф. 56-6, on. 22, п. 478, д. 276, ТАСС, 22.11.1963, л. 162-0.


[Закрыть]

Заслуживает внимания статья вашингтонского корреспондента «Нью-Йорк Таймс» М. Френкела, в которой подчеркивалось, что «Москва и Вашингтон снова подходят к периоду исследовательских переговоров по берлинскому вопросу и другим вопросам, отложенным в сторону со времени кубинского кризиса. Они предпринимают действия в атмосфере дипломатической сердечности, несмотря на громкие возражения со стороны внутренних сил здесь, в Вашингтоне, и коммунистического Китая, входящего в советскую орбиту. Обе стороны, видимо, заинтересованы в дальнейших обсуждениях, хотя здесь не считают, что шансы на достижение соглашения велики».[200]200
  New York Times, 21.11.1963.


[Закрыть]

Примечателен следующий тезис: «Сам Хрущев осудил берлинский кризис и не требует больше, чтобы Запад обсуждал этот вопрос под угрозой создания различных трудностей. И здесь считают, что он в конце концов эвакуирует почти все советские войска с Кубы».[201]201
  Ibidem.


[Закрыть] Соединенные Штаты, в свою очередь, демонтируют свои ракетные базы в Италии и Турции, хотя они и будут заменены подводными лодками в Средиземном море, вооруженными ракетами «Поларис».

23 февраля известная американская журналистка М. Хиггинс, уточняя позиции сторон, писала: «Официальные лица в Вашингтоне признают, что со времени кубинского противостояния действительно произошли поверхностные изменения в политике Москвы. До кубинского кризиса американо-русские переговоры стояли на мертвой точке в результате настойчивого требования о том, чтобы существенной частью всякого соглашения была эвакуация западных войск из Берлина. Теперь русские говорят, что трудность представляет собой не физическое присутствие западных войск, а тот факт, что они находятся под командованием НАТО. Сейчас русские заявляют, что эти войска могут остаться в Берлине (но только на некоторое время) при условии, если они будут находиться под эгидой ООН».[202]202
  New York Herald Tribune, 23 .II. 1963.


[Закрыть]

Американская реакция на эти изменения в позиции СССР, продолжала Хиггинс, состоит в том, что «если русские хотят спасти престиж при урегулировании берлинского вопроса, то можно сделать какой-то жест в сторону частичной ответственности ООН в Берлине, но реальная действительность политики силы не может быть изменена, и фактическая цепь командования войсками должна быть национальной и союзнической. Другими словами, американские войска в Берлине будут получать приказы от американского командующего в Германии, даже если над их казармами будут развиваться не только американский флаг, но и флаг ООН».[203]203
  Ibidem.


[Закрыть]

25 февраля Колер заявил Громыко, что США готовы «возобновить предварительные беседы о решении берлинского вопроса».[204]204
  Ibid., 27.11.1963.


[Закрыть] Г. Веттиг, ссылаясь на телеграмму американского посольства в Москве в госдепартамент США от 25 февраля, пишет, что «Громыко воспринял это с радостью и заявил, что если другая сторона настроена серьезно, то можно достичь согласия на основании советских предложений».[205]205
  Веттиг Г. Указ, сог., с. 267.


[Закрыть] Беседа Колера и Громыко продолжалась один час. Помимо берлинских дел, в ее ходе обсуждался также и вопрос о Кубе.[206]206
  New York Herald Tribune, 27.11.1963.


[Закрыть]

Многие американские средства массовой информации видели тесную связь между берлинским вопросом и ситуацией на Кубе. Хиггинс, например, считала, что в феврале 1963 г. положение изменилось к лучшему: СССР объявил о выводе с Кубы нескольких тысяч советских солдат, и Кеннеди полагал, что это «представляет собой достаточный прогресс, чтобы приступить к переговорам о Берлине, хотя „какого-то решения” по-прежнему не предвидится».[207]207
  Ibidem.


[Закрыть]

По мере приближения первой встречи советских и американских представителей в новом туре переговоров, количество публикаций, посвященных будущему Берлина, нарастало. Их главными темами были тематика переговоров, причины их возобновления, позиции сторон и шансы на успех этих переговоров.

Западноберлинская «Шпандауэр Фольксблатт» считала, что США «будут вести переговоры с Советским Союзом, в первую очередь, о статусе находящихся ныне в Западном Берлине войск. Затем будут обсуждаться вопросы о доступе в Западный Берлин. К осени участники переговоров будут пытаться заключить соглашение по Берлину».[208]208
  Spandauer Volksblatt, 28.11.1963.


[Закрыть]

Касаясь причин возобновления переговоров, «Нью-Йорк Таймс» в редакционной статье писала: «Вопрос заключается в том, почему Хрущев хочет этих бесед? Самым вероятным объяснением могло бы быть предположение, что после столкновения с Соединенными Штатами из-за Кубы и раскола между ним и коммунистическим Китаем Советский Союз стремится упрочить свой западный фланг путем устранения опасности нового столкновения из-за Берлина. Однако он все еще стремится

устранить такую опасность путем удаления западных сил из этого города. Советы не проявляют готовности пойти на действительные уступки в этом важном вопросе так же, как и в любом другом».[209]209
  New York Times, 1.III. 1963.


[Закрыть]

Что же касается Запада, то он желает достигнуть «временных технических соглашений о Берлине, пусть даже с участием Восточной Германии, чтобы избежать трений. Он не собирается отказываться от Западного Берлина ни сразу, ни постепенно, поскольку это может лишь сдвинуть с места лавину, которая обрушилась бы на всю Европу и на весь свободный мир».[210]210
  Ibidem.


[Закрыть]

О настроении, с которым стороны готовились к переговорам, корреспондент газеты «Вашингтон Пост» М. Мардер писал: «Соединенные Штаты и Советский Союз ожидают нового раунда бесед о Берлине примерно с таким же энтузиазмом, с каким идет к зубному врачу человек с нагноившимся зубом, который нельзя ни удалить, ни пломбировать».[211]211
  Washington Post, 4.III. 1963.


[Закрыть]По мнению Мардера, каждая сторона в своем собственном блоке попала в неприятности, которые задерживали всякое серьезное продвижение вперед. И каждая сторона знала, что это известно другой стороне.

Наличие многочисленных комментариев по Берлину не проливало, однако, свет на вопрос о том, когда начнутся советско-американские переговоры. Наконец, 20 марта в дипломатических кругах США сообщили, что Советский Союз заявил Соединенным Штатам о готовности возобновить предварительные переговоры по Берлину «в ближайшем будущем». В этих кругах указали, что заместитель советского министра иностранных дел В. С. Семенов пригласил 19 марта советника в ранге посланника посольства США в Москве Дж. Максуини и сообщил ему, что СССР хотел бы возобновить двусторонние переговоры о судьбе Берлина. Семенов сказал, что эти переговоры следует возобновить в ближайшем будущем, но не уточнил дату. Он не назвал также места, где желательно было бы провести эти переговоры.[212]212
  АВП РФ, ф. 56-6, on. 22, n. 478, д. 276, ТАСС, 20.III.1963, л. 30-А.


[Закрыть]

Незамедлительно в «Нью-Йорк Таймс» была опубликован статья М. Френкела, датированная 20 марта. В ней утверждалось, что хотя СССР и заявил о своем желании обсудить с США берлинскую проблему, но «одновременно он дал понять об утрате им интереса к переговорам о Берлине… Как своими действиями в Берлине, так и более ясными неофициальными заявлениями русские указали на склонность сохранять в течение неопределенного времени нынешний тупик в Берлине».[213]213
  New York Times, 21 .III. 1963.


[Закрыть]В подтверждение этого вывода Френкел сослался на Хрущева, который «дал понять в начале этого года об утрате Советским Союзом интереса к сложившемуся положению, сказав, что построенная в Берлине стена достаточно изолирует коммунистическую Восточную Германию и позволяет ей заняться внутренними экономическими проблемами». Общий вывод Френкел сформулировал так: «Москва в эти дни слишком поглощена серьезными внутренними проблемами и конфликтом с коммунистическим Китаем. В нескольких западных столицах русские заявили, что они не предвидят ни усиления напряженности, ни достижения в ближайшее время какого-либо урегулирования в Берлине».[214]214
  Ibidem.


[Закрыть]

Сразу же после встречи Семенова с Максуини М. Хиггинс обратила внимание на то, что советское сообщение о готовности возобновить переговоры «было сделано после странного четырехнедельного молчания» Москвы, наступившего после согласия Вашингтона начать переговоры.[215]215
  New York Herald Tribune, 21 .III. 1963.


[Закрыть]Странным это молчание Хиггинс считала потому, что именно Москва инициировала новые советско-американские переговоры. По ее мнению, оценить перспективы этих переговоров можно было, лишь получив ответ на два основных вопроса:

Что имеют в виду русские, когда они говорят, что согласны на дальнейшее пребывание западных войск в Берлине, если они будут подчинены не НАТО, а ООН?

Хотят ли русские обсуждать проблему Берлина как изолированную проблему или в связи с общегерманским урегулированием?[216]216
  Ibidem.


[Закрыть]

21 марта дипломатический обозреватель агентства Ассошиэйтед Пресс Дж. Хайтауэр отмечал, что американские должностные лица все еще не могут понять, какими целями руководствовался СССР, возобновляя переговоры. Тем не менее, госдепартамент считал, что «советский премьер по-прежнему стремится положить конец оккупационным правам западных держав в Берлине и сделать город еще более уязвимым для нажима со стороны коммунистов». Ход предстоявших переговоров Хайтауэр связывал с выводом советского военного персонала с Кубы и приводил следующие данные: по официальным подсчетам Вашингтона с Кубы должно быть выведено 9 тысяч советских солдат и офицеров, а выведено всего 3 тысячи.

Перспективы переговоров он оценивал не слишком оптимистично: «В лучшем случае, считают сейчас в Вашингтоне, Хрущев будет тянуть время, избегая конкретного обсуждения спорных вопросов между Востоком и Западом. В худшем случае он может предъявить Западу совершенно неприемлемые требования».[217]217
  АВП РФ, ф. 56-6, оп. 22, п. 478, д. 276, ТАСС, 21.Ш.1963, л. 164-0-165-0.


[Закрыть]

Еще меньше оптимизма в отношении предстоявших вскоре переговоров было в комментариях прессы ФРГ и Западного Берлина. «Ди Вельт» считала, что США не проявляют никакого оптимизма в этом вопросе. «По мнению американских экспертов, – подчеркивала газета, – кризис между Москвой и Пекином исключает в настоящее время какие-либо существенные шаги с советской стороны к улучшению отношений с Западом».[218]218
  Die Welt, 22.Ш.1963.


[Закрыть] А «Франкфуртер Альгеймайне» видела цель переговоров лишь в том, чтобы «найти формулу, позволяющую Москве выйти из аферы без потери престижа».[219]219
  Frankfurter Allgemeine, 22.III. 1963.


[Закрыть]

В обстановке неверия в успех, во многом созданной западными средствами массовой информации, 22 марта в официальных кругах Вашингтона сообщили, что новый тур переговоров между СССР и США по Берлину начнется в столице США 26 марта. Их будут вести Д. Раск и А. Добрынин.[220]220
  АВП РФ, ф. 56-6, on. 22, п. 478, д. 276, ТАСС, 22.Ш.1963, л. 53-А.


[Закрыть]

Вашингтонский корреспондент агентства ЮПИ С. Хенсли в комментарии, посвященном началу переговоров, писал, что «Берлин по-прежнему остается самым критическим вопросом, разделяющим Запад и Россию, хотя этот вопрос в последние месяцы отсутствовал в газетных заголовках. Советские и американские должностные лица признают, что в Европе не может быть прочного мира, пока не будет решена эта проблема. Москва и Вашингтон живут в постоянном страхе, что какая-нибудь искра в этом районе может зажечь третью мировую войну».[221]221
  Там же, ТАСС, 26.111.1963, л. 130-0.


[Закрыть]

26 марта первая встреча Добрынин-Раск состоялась. Она продолжалась один час. Добрынин улыбался, говорилось в комментарии агентства Ассошиэйтед Пресс, но держался ни к чему не обязывающим образом, когда входил в кабинет Раска. Его сопровождал советник посольства Г. Корниенко. Вместе с Раском за стол переговоров сели советник по делам Востока Л. Томпсон и руководитель управления госдепартамента по делам Берлина М. Хилленбранд.[222]222
  Там же, ТАСС, 27.Ш.1963, л. 13-0.


[Закрыть]

Перед встречей Раска с Добрыниным представитель госдепартамента по вопросам печати Л. Уайт назвал эту встречу «продолжением прежних исследовательских обсуждений, предпринятых с тем, чтобы выяснить, изменилась ли позиция Советского Союза до такой степени, что проведение переговоров о заключении соглашения по берлинскому вопросу представляется возможным».[223]223
  Там же, л. 14-0.


[Закрыть] После завершения встречи госдепартамент прибег к своему обычному клише, назвав ее «дружественной и деловой».[224]224
  Washington Post, 27.Ш.1963.


[Закрыть] Встреча имела конфиденциальный характер и обе стороны воздержались от раскрытия ее содержания.

По данным Г. Веттига, который ссылается на американские источники, Добрынин вновь заявил Раску, что якобы достигнуто единство по всем вопросам, кроме вопроса о военном присутствии в Западном Берлине, с чем американцы никогда не соглашались. Основываясь на мимоходом сделанном Хрущевым в конце 1962 г. замечании, продолжает Веттиг, Добрынин выразил мнение, что «западные державы могли бы в течение определенного переходного периода сохранять в Западном Берлине свои военные силы, если рамки их присутствия будут определяться ООН вместо НАТО». Данное предложение «является хорошей основой для решения этого в высшей степени сложного вопроса и открывает путь к превращению Берлина в свободный демилитаризированный город».[225]225
  Веттиг Г. Указ, соч., с. 267-268.


[Закрыть] Раск в ответ указал на право присутствия западных держав в Берлине и обратил внимание на другие спорные пункты, прежде всего на спорные условия доступа.[226]226
  Там же, с. 268.


[Закрыть]

Самой обнадеживающей фразой, услышанной журналистами от представителей обеих сторон, была фраза о том, что переговоры будут продолжены. Как отметил Уайт после первой встречи, «ни одна из сторон не внесла новых предложений и никакого обмена документами не было».[227]227
  Washington Post, 27.Ш.1963.


[Закрыть] Комментируя эту встречу, Мардер писал: «Пока что имеется лишь одна ясно установленная причина советской просьбы возобновить беседы о Берлине: рассеять всякое сомнение, что выступление Хрущева в январе с защитой коммунистической станы… означает, что русские готовы положить в долгий ящик свою длительную кампанию за удаление западных держав из бывшей германской столицы».[228]228
  Ibidem.


[Закрыть]

Правда, этот вывод Мардера плохо сочетался с сообщением о содержании состоявшейся 11 марта встречи советского посла в Лондоне А. А. Солдатова с английским министром иностранных дел лордом Хьюмом. В ходе этой встречи Хьюм спросил Солдатова, «удовлетворятся ли Советы созданием своего рода ооновского зонта над Берлином или же цель русских заключается в том, чтобы ликвидировать статус союзников как оккупационных держав. Советский посол ответил, что Москва настаивает на ликвидации роли союзников как оккупационных держав и всей вытекающей отсюда ответственности… А поскольку права и полномочия, вытекающие из оккупационного статуса, имеют жизненно важное значение, то советское требование не может быть предметом сделки, и лорд Хьюм так и сказал русскому послу».[229]229
  New York Herald Tribune, 26.III.1963.


[Закрыть]

После первой встречи Добрынина с Раском высказывалось также предположение, что «Советский Союз, видимо, интересует гораздо больше не сам Берлин, а зондирование намерений США в отношении участия Западной Германии в ядерных силах НАТО. Опасения, что Западная Германия будет иметь голос в использовании ядерного оружия, задевает русских за живое».[230]230
  Washington Post, 27.III.1963.


[Закрыть]

Встреча Добрынина с Раском усилила беспокойство ФРГ относительно будущего Берлина. В Бонне, сообщала «Франкфуртер Рунд-шау», стало известно о намерении американской стороны в ходе этих переговоров вновь выдвинуть план создания органа по контролю за доступом в Западный Берлин. Этот план предусматривал участие в контроле наряду с представителями Востока, Запада и нейтралов также и представителей ГДР и ФРГ.[231]231
  Frankfurter Rundschau, 2 .IV. 1963.


[Закрыть] «Рейнише Пост» заявила в этой связи, что Вашингтон намерен согласиться на это в ответ на готовность Советского Союза не выдвигать вновь своего требования о немедленном выводе из Западного Берлина войск западных держав. «Вновь ведутся переговоры, – продолжала газета, – о других элементах „берлинского пакета”: взаимных заявлениях НАТО и Варшавского пакта о ненападении, общегерманских комиссиях, а также об отказе великих держав от передачи атомного оружия другим странам».[232]232
  Rheinische Post, 2.IV.1963.


[Закрыть] Соглашения по первым двум вопросам, в которых неизбежно участвовала бы и ГДР, стали бы ее признанием де-факто, чего всячески стремилась не допускать ФРГ. А соглашение об отказе от передачи атомного оружия другим странам противоречило бы ядерным амбициям некоторых политических и военных кругов ФРГ.

Вторая встреча Добрынина с Раском была назначена на 12 апреля. Согласно сообщению «Нью-Йорк Таймс», за два дня до встречи один советский дипломат заявил в Москве, что переговоры между США и СССР о Берлине «снова стали необходимыми в связи с западными планами создания ядерных сил в рамках организации Североатлантического договора».[233]233
  New York Times, 11.IV.1963.


[Закрыть] Этот неназванный дипломат сказал, что вопрос об опасностях, вытекающих из того обстоятельства, что ФРГ получила бы в результате создания многосторонних ядерных сил НАТО доступ к атомному оружию, будет поднят Добрыниным на очередной встрече с Раском.

Из этого «Нью-Йорк Таймс» сделала следующий вывод: «Многие западные официальные представители считают, что Москва действительно встревожена перспективой усиления военного могущества Западной Германии. Но они добавляют, что еще неизвестно, достаточно ли встревожен Советский Союз, чтобы пойти на какие-то уступки в отношении Берлина, которые могли бы привести к новым мерам для укрепления европейской безопасности».[234]234
  Ibidem.


[Закрыть] Иными словами, угрозой ядерного вооружения ФРГ СССР можно «дожать», и он откажется от своих требований в Берлине.