Текст книги "Слишком много денег"

– У меня, может быть, полный примус валюты, —

запальчиво встрял в разговор котообразный

толстяк, так и прущий в магазин.

Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита

Пролог

Тот день казался бесконечным. По южному горячее солнце висело точно прибитое огромным гвоздем, короткие тени пожухлых деревьев не спасали от жары и только в узких, заполненных праздной толпой переулках можно было найти местечко попрохладнее. Но потом все как-то быстро изменилось – точно неведомый режиссер прервал затянувшийся акт и велел сменить декорации. С моря пахнуло свежестью, солнце неудержимо поползло вниз, остывая буквально на глазах, а тени стали расползаться по горячим камням, обещая скорое приближение сумерек.

И вот в эти приятные минуты, когда день уже перестал быть днем, но пока еще не стал вечером, в Стамбуле, на причалах Золотого Рога, появился странного вида одинокий гражданин. Был он изрядно потрепан, на мир смотрел туманным взором и определенно никуда не спешил. Вначале гражданин долго наблюдал воду и корабли, потом повернулся к морю спиной и с тем же равнодушием ознакомился с видом на старый город. Не найдя видимо ничего интересного ни там ни там, он не слишком твердой походкой побрел куда-то в сторону, сделал несколько замысловатых зигзагов, постоял без особого смысла, и, наконец, тяжело вздохнув, уселся на скамейке напротив длинного здания вокзала.

Это было удивительное место – потоки гуляющей публики почему-то обходили его стороной, а редкие прохожие, случайно забредшие к вокзалу, без видимой причины боязливо оглядывались и старались побыстрей пройти мимо. Так что странный гражданин лишенный хоть какого-нибудь собеседника, довольно скоро погрузился в глубокие размышления…

Глава 1

Из всех портов мира Стамбул, пожалуй, самый красивый. Есть в нем, знаете ли, какое-то необъяснимое очарование. А еще это очень гостеприимный, я бы сказал податливый, город: он не наваливается громадами сияющих небоскребов, не загоняет в жесткие рамки налаженного распорядка аккуратненьких улиц, не обескураживает вопиющей грязью и нищетой. Он такой, какой он есть, единственный и неповторимый, город, в котором каждый находит себе местечко по душе. Поэтому встречи с ним ждешь, как встречи со старым другом.

Случилось так, что рейс наш сильно затянулся, да и по разным обстоятельствам, о которых я расскажу позже, лишены мы были до прихода в Стамбул простых человеческих радостей, доступных и положенных нормальному моряку в порту. Так что вырвались мы на берег, как стая голодных волков. Держись, Стамбул!

Поначалу все было прилично: по Таксиму погуляли, там выпили, тут выпили. Ракы их турецкая, конечно, вещь не так чтобы слишком вкусная, недаром они ее водой разбавляют, но пить можно. Потом солнышко припекло, вот я пивком ее и отлакировал. Мне ребята еще сказали: “Не надо ракы пивом запивать!”, да я не послушался…

Дальше все в тумане было, чистый Ла-Манш: девка какая-то, которую я отбил у толстого америкоса в белом костюме, танцы в потном чаду полутемного подвала, извилистый вонючий переулок, скользкие от грязи камни и драка, из которой я вышел изрядно потрепанным, но не побежденным. И дальше, дальше, дальше! Короче говоря, оторвался по полной…

К вечеру следующего дня я в гордом одиночестве сидел на жесткой и неудобной лавке в самом центре Стамбула – аккурат напротив вокзала, известного по фильму “Восточный экспресс”. Без документов, без денег, без левого рукава и правого носка, зато с болью во всем теле, тяжелой, как якорь, головой и самыми печальными перспективами. Корабль мой, славный “Михаил Берлиоз”, покинул Стамбул точно по расписанию, а именно сегодня утром – я, кажется, даже гудок его слышал, и идет теперь спокойненько к родным берегам в порт приписки Ялту. А я, Максим Курганов, матрос первого класса, сижу на лавке около вокзала и медленно умираю. Денег даже на пиво нет!

А вокруг кипит жизнь! Идут по Босфору корабли, из Золотого Рога один за другим выскакивают переполненные прогулочные катера, хорошо одетые улыбающиеся люди по улицам гуляют, от Галатского моста порывы ветра доносят потрясающий запах жареной рыбы. Это рыбаки свежепойманную скумбрию прямо в лодках своих на огромных сковородах жарят и через борт продают, в лепешечку завернувши. И стоит сущую ерунду, да только у меня в карманах и этой мелочи нет. Пойти, что ли, утопиться? Так ведь вытащат. Опять же вода здесь довольно сомнительная, прямо скажем, грязная вода. В такой воде топиться никакого удовольствия…

Дело между тем неудержимо шло к ночи… Ночи, которую мне предстояло провести в лучшем случае на этой лавке, но возможно, и в полицейском участке. А что завтра? Да, завтра… Завтра, как впрочем и сегодня, не сулили мне ровным счетом ничего хорошего. И я, следуя совету дяди Феди, пившего в Муроме запоями, закрыл глаза и постарался представить себя парящим в голубом небе облаком…

Правильно говорят: тяжел пьяный сон, но, на мой взгляд, куда тяжелее похмельная дрема, когда не разберешь толком, спишь ты или уже умер. Особенно если вместо мягкой койки в привычном кубрике на борту “Михаила Берлиоза”, приходится переживать это тяжелое время там, где переживал его я – на жесткой привокзальной лавке в Стамбуле…

Мое беспокойное забытье нарушил какой-то тип, севший рядом. Впрочем, мне-то какое дело? Я даже глаз открывать не стал. Но он тяжело вздохнул и произнес одно-единственное русское слово. Мягко говоря, непечатное, но весьма часто употребляемое в тяжелых жизненных ситуациях и означающее, что все вокруг тебя ну просто достало. Причем прозвучало оно вроде как от души, но совершенно неумело.

Как у чистенького пионера в алом галстуке, которого злые хулиганы поймали в парке культуры и отдыха, затащили в темный и грязный угол, отняли альбом с гербарием и сачок для ловли бабочек и теперь, дыша перегаром и угрожая мордобоем, заставляют выругаться матом. Выхода у пионера нет, и вот он, заткнув уши и отчаянно краснея, робко шепчет ненавистное слово под глумливый хохот злодеев…

Я живо обернулся – мой сосед был не слишком высок ростом, напрочь лишен каких-то бросающихся в глаза особенностей и на первый взгляд несколько растерян. Одет он был без особого шика, но вполне прилично. У ног его стоял большой фибровый чемодан с железными уголками – из тех еще чемоданов, с которыми так хорошо ездилось по молодости в поезде. На нем и закуску можно было разложить, и козла забить, и вещи в нем не мялись в отличие от современных мягких сумок с разными дурацкими надписями.

– Привет, – негромко сказал я, не зная толком, захочет ли соотечественник разговаривать с неизвестным типом сомнительного вида. – Какие-то проблемы?

Он обернулся ко мне, что-то похожее на улыбку тронуло его тонкие губы, и вполне доброжелательно ответил:

– Привет, – он помедлил, – здешние таксисты очень странные. Я даже сказать ничего не успел, а они налетели со всех сторон и давай орать! А я по-турецки совсем не понимаю.

– Так это у них борьба за пассажира, – пояснил я. – Звериный оскал капитализма. Таксистов много, а пассажиров мало.

Постепенно мы разговорились. Оказалось, что он только что приехал. Прямо из Москвы. Поезд шел почти двое суток, через три границы, в вагонах жара, соседи по купе пили все дорогу горилку, ели сало с чесноком и пели заунывные малороссийские песни, как будто поезд шел не из Москвы в Стамбул, а из Жмеринки в Одессу. Кошмар, короче говоря.

Единственное, что его утешало всю дорогу, это ожидание встречи с цивилизованным европейским сервисом. Однако на месте хваленый сервис обернулся толпой страшных усатых мужчин, судя по виду, жаждавших не только кошелька, но крови растерянного пассажира. Оставалось одно: выставив вперед чемодан в качестве тарана (кто по голени железным углом такого чемодана с размаху получал, тот поймет!), пробиться к свободе, перебежать улицу и плюхнуться на ближайшую лавку. Где по странной иронии судьбы оказался я.

– Максим, – представился я, когда мой новый знакомый замолчал, – можно просто Макс.

– Вениамин, – быстро ответил он, – можно просто Веня.

После чего бросил в мою сторону быстрый взгляд – не посмеюсь ли я над таким именем, но я ничего смешного в нем не увидел. Подумаешь, Вениамин! А Веня так просто классно. Коротко и емко. Разговор как-то сам собой увял. Мы посидели несколько минут молча. А что, собственно, было еще говорить? Жаловаться на тяжелую жизнь я не привык, да и чем мне мог помочь мой новый знакомый?

– Макс, – неожиданно спросил он, – а можно тебя спросить, почему ты сидишь здесь?

– Да вот сижу… – а чего, собственно, мне стыдиться, скажу, как есть. – Денег у меня нет, документов тоже, корабль ушел еще утром. Обычная морская история. Сам, в общем-то, во всем виноват. Мне ребята говорили: “Не надо ракы пивом запивать!”, да я не послушался…

– Слушай, – Веня посмотрел на меня более внимательно, до сих пор он только рассеянно поглядывал, больше изучая носки собственных ботинок, – поехали со мной! Хоть поешь нормально, переночуешь. Одежду какую-нибудь найдем. А то чего ты тут один скучаешь…

Насчет скучаю, это он, конечно, погорячился, а в остальном хорошо сказал, по-доброму. Но я махнул рукой – чего, мол, там. Мы ведь совсем не знакомы. На что он более решительно и, я бы сказал с пафосом, заметил:

– Брось, Макс, мы ведь русские, а русские своих на войне не бросают!

– Спасибо тебе! – я протянул ему руку, и мы обменялись крепким рукопожатием. – Но ты не думай, я халявником никогда не был. В долгу не останусь.

– Тем более! – улыбнулся Веня. – Ты ведь здесь все знаешь, а я, видишь, даже такси не смог взять.

– Без проблем! Правда, в турецком и я не особенно силен, но зато английский у меня ничего. Объясниться вполне могу. Я ведь моряк!

А про себя с грустью подумал – бывший моряк. На советском флоте таких невозвращенцев не прощают. Спишут на берег и все дела! Мы еще раз обменялись рукопожатием, скрепив негласный договор о сотрудничестве, и встали. Веня бодро, я со скрипом. Он назвал гостиницу, где был забронирован номер. Я почесал репу, мысленно представил себе карту Стамбула и даже, кажется, вспомнил это название на обшарпанном фасаде – примерно напротив рынка в районе Лалели. Так что никакого такси нам не надо – две-три остановки на трамвае, и мы на месте…

Когда мы подъехали к гостинице, стемнело окончательно. Фонари, конечно, светили, и витрины сияли, но уходящие в стороны от проспекта переулки и улочки, больше похожие на темные загадочные провалы, напоминали о наступившей ночи. Настоящей южной ночи – черной, внезапной и душной.

– Да, – заметил Веня, вылезая из трамвая и подозрительно оглядываясь, – жарко здесь…

– Привыкнешь, – успокоил я его.

И тут его взгляд зацепился за какую-то турецкую старушенцию, согбенную и с палкой. Она стояла на краю тротуара и растерянно смотрела на проносящиеся машины из-под черного платка, закрывающего большую часть лица. Веня сделал шаг в ее сторону с явным намерением оказать содействие в переходе на другую сторону, но я дернул его за рукав:

– Ты чего! Здесь к женщинам, которые в платках, лучше не подходить, независимо от возраста. Могут не так понять.

– Она же старенькая, ей помочь надо!

– Сама разберется! И вообще, кто из нас лучше знает местные порядки?

– Все, все! Иду…

А на открытой террасе гостиничного ресторана гуляла большая компания. Судя по нескольким трехлитровым бутылям “Смирнова” и нестройному пению про кружащегося над головой черного ворона, это были наши люди. Да и кто еще будет сидеть в такую жаркую ночь на улице, пить водку и петь про ворона? Не говоря уже о великом и могучем – том самом, который убедителен, ярок и образен как никакой другой язык, особенно в части непечатных выражений. Веня даже поморщился. Странный он все-таки…

– Это же надо на такой жаре еще и водку пить, – искренне удивился Веня, и я понял, что это дело он тоже особо не жалует. Про таких культурных трезвенников в корабельной стенгазете пишут: “Наш маяк!” или “Держите равнение на…” Так и хорошо! Я уж как-нибудь за двоих постараюсь. А нестройный хор продолжал самозабвенно тянуть: “Ты добычи не дождешься, черный ворон, я не твой…”

Мы подошли ближе и присмотрелись – за столом в основном сидели солидные дамы, или, попросту говоря, тетки. Все они были чем-то неуловимо похожи друг на друга и почти одинаково одеты.

– Челночницы… – глубокомысленно заметил Веня, и в глазах его блеснул интерес. – Надо будет познакомиться, может, что полезное удастся узнать.

– О чем? – удивился я.

– О торговле, разумеется, – Веня многозначительно посмотрел на меня. – Или ты решил, что я дирижер малого филармонического оркестра, прибывший на гастроли?

– Да нет, на дирижера ты не очень… – я подумал, что могу обидеть его ненароком, вдруг он с детства мечтал о музыке, и замялся. Плохо все-таки, когда голова туго соображает. – Но и на челнока тоже не того…

– А я и не челнок. – Веня поставил чемодан, бодро лязгнув железной окантовкой о потертый мраморный пол. – Я, Макс, приехал сюда просто денег сделать!

В его голосе мне вдруг послышалась какая-то странная уверенность, особенно когда он произнес слово “деньги”. Да, а ведь он только с виду такой зайка в штанишках с помочами, немного испуганный и растерявшийся. На самом же деле что-то в нем волчье проглядывает…

Мы довольно быстро получили ключи от номера у сонного дежурного, доплатили за второго жильца, то есть меня (в смысле я объяснялся, а Веня башлял), и погрузились в скрипучий допотопный лифт, пахнущий старым комодом. Тут я, кстати, и узнал, что фамилия моего нового товарища не менее странная, чем имя – Дарматович. Впрочем, к делу это отношения не имело…

В номере я первым делом пошел в ванную, где наконец-то смыл с себя следы ошибок и заблуждений последних суток. А как прекрасна была отдающая железом холодная вода из-под крана! Я пил ее бесконечно долго, с присвистом и прихлюпом, забыв о простейших правилах гигиены. И жизнь медленно, словно нехотя, возвращалась в мое измученное тело.

Когда я вышел, Веня даже присвистнул – так разителен был контраст между мною прежним и мною нынешним. Он даже присел на кровать рядом с чемоданом, в котором только что копался. В руках его была большая стеклянная банка черной икры – настоящая, с изогнувшимся осетром и черной аппетитной зернью на крышке.

– Лучше чем любая валюта! – пояснил он.

– Странно… Наш старпом Лукич тоже одно время пользовался для своих делишек черной икрой, однако последнее время перешел на доллары, – заметил я, падая на свою койку. – У него даже присказка появилась: “Доллар – ум, честь и совесть нашей эпохи!” Он, правда, это только шепотом говорил и среди своих. Боялся, что капнут, куда следует. Каждый раз как скажет, боязливо оглядывался и прикладывал палец к губам. По мне, так проще промолчать…

– Это он правильно говорил, – кивнул Веня, бережно убирая банку обратно в чемодан. – Икру возить не выгодно стало.

– Что-то я тебя не пойму, – удивился я. – Говоришь не выгодно а сам привез.

Веня обернулся, словно желая удостовериться, что кроме нас в номере никого нет, и шепотом пояснил, что предпочитает пользоваться мелкой пшенкой, подкрашенной черной гуашью. Соль – по вкусу, для запаху – рыбий жир.

– Даже вкусно получается! – подвел он итог своему изобретению.

– И ты собираешься это продать? – мне представилась малоприятная картина, как нас гоняют по рынку разъяренные торговцы, обманутые в своих ожиданиях полакомиться икоркой.

– Конечно, нет, – отмахнулся Веня, копаясь в чемодане, – у меня другой план.

Тут он вытащил вполне приличные спортивные штаны неброского синего цвета с широкими, по меньшей мере, маршальскими лампасами и линялую футболку того же цвета.

– Держи пока это, завтра чего-нибудь получше прикупим…

И мы пошли ужинать.

В отличие от шумной компании соотечественников, мы сели в зале – там хоть и хило, но работал кондиционер. Веня еще удивился, чего это они на улице сидят, где гораздо жарче, но я объяснил, что для нормального приема алкоголя душа требует простора. Он внимательно меня выслушал, кивнул в знак того, что понял, после чего предложил:

– Ты пока возьми себе поесть и выпить, а я пойду налаживать контакты…

Я внимательно посмотрел на шумную компанию, и Венина идея сразу показалась мне весьма сомнительной, если не сказать бредовой: тетки были сильно навеселе, два мужика из трех спали, уронив буйные головы между тарелками, а третий, судя по бесцветному лицу и светлым волосам, был форменный эстонец. Как только он попал в такую компанию?

Впрочем, выглядел эстонец бодрячком и даже пытался что-то рассказать соседке, но та только приваливалась к нему круглым, мускулистым плечом и томно закатывала глаза. Короче говоря, я бы к ним без особой нужды не пошел, а Веня ничего, не побоялся! За шумом я не понял, что он там сказал этим теткам, но они раздвинулись и впустили его в свой потный круг.

Я немного понаблюдал за странными действиями своего нового товарища, а потом мне притащили огромную запотевшую кружку пива и продолговатую миску с зажаренной целиком рыбиной. И если был в эти мгновенье совершенно счастливый человек, то звали его Максим Курганов…

После сытного ужина на меня вдруг навалилась на меня такая усталость, такая слабость, что пришлось идти спать. Тем более что Веня в компанию вполне вписался, что-то бойко обсуждал, громко смеялся, чокался с новыми подругами полной рюмкой “Смирнова” и даже, кажется, подпевал. Так чего мне, спрашивается, сидеть и мучиться, когда всего в пяти этажах меня ждет сравнительно чистая, а главное, свободная койка?

Однако поспать не удалось – вернувшийся далеко за полночь Веня решительно потряс меня за плечо и сказал, что надо срочно поговорить. Вначале я попытался спрятаться под подушкой и сделать вид, что меня вообще нет дома. А что в постели кто-то лежит, так это только кажется. Нет там никого! Но Веня не отставал. Ладно… В конце концов он меня здорово выручил, стало быть, надо откликнуться на призыв.

– Извини, что разбудил, но мне с тобой посоветоваться надо… – не слишком четко начал Веня, опускаясь на соседнюю койку. Судя по туманному взору и заплетающемуся языку, он был сильно навеселе. Вот те раз! А я решил, что он трезвенник…

– Нет проблем, – я сел поудобнее. – Излагай суть дела.

– Я, понимаешь, сегодня выпил… Так уж получилось… Я ведь не пью… – он говорил короткими фразами, которые, видимо, сперва формулировал и произносил про себя. Пьяный-то пьяный, а за словами следит! Молодец!

– Ну и что? – я махнул рукой. – Я вон два дня пил и ничего.

– Не то, – Веня подобрался и заговорил четче: – Тут совсем другое дело. Там тетка одна была. На цыганку похожая. Вся такая черная, страшная. И шрам через всю шею. Она еще сны объясняла: что к прибыли, а что к убытку.

–Только не говори, что нам завтра настучат по репе за твою овсянку в банке от икры, – я попытался немного разрядить ситуацию, но Веня не обратил на мои слова никакого внимания, а продолжал говорить, становясь все серьезнее и серьезнее.

Он вообще выглядел странно. Как человек, столкнувшийся с проблемой или ситуацией, определяющей всю дальнейшую жизнь, когда простое с виду решение меняет очень и очень многое…

– Я к тому времени выпил уже, пришлось ради дела, – Веня тяжело вздохнул, его явно мутило. – Вот я и ляпнул про котел…

– Какой котел?

– Ну, сон мне такой несколько раз снился, еще в детстве. Там был огромный котел, а я рядом стоял и пытался в него заглянуть.

– И что там было внутри?

– Да не знаю! Говорю же – пытался… Вот я тетку и спросил, что бы это могло значить. А она и говорит: котел всегда снится к богатству. Особенно если большой!

– Здорово! – я пожал Вене руку и, шлепая босыми ногами, пошел в сторону ванной хлебнуть водички. – Тут радоваться надо, а ты дергаешься…

Но Веня догнал меня и решительно перекрыл воду.

–Да подожди ты, выслушай вначале! – Мне показалось, что он даже рассердился.

– Хорошо, хорошо, – я присел на холодный край ванны. – Слушаю внимательно. Считай меня одним огромным чутким ухом, напрямую присоединенным к доброму сердцу.

– Понимаешь, она потом подсела ко мне и давай руку изучать. Чем-то вроде как ее мой сон заинтересовал. Сперва лениво так повертела ладонь, а потом, – тут Веня сделал паузу, собираясь с духом. – Потом она сказала, что я стану самым богатым человеком на свете…

Утром Веня чувствовал себя просто ужасно. Еще бы: начал-то он вчера по необходимости, для налаживания контактов, а закончил после всех этих откровений и предсказаний очень даже от души. Морщась от головной боли, Веня героически отказался от реанимационной кружечки хорошо охлажденного пива. Более того, собравшись с мыслями, чувствами и силами, строго сказал, что сегодня мы приступаем к работе. К работе так к работе! Мы вышли из номера, перешагнули через спящего поперек коридора вчерашнего эстонца и пошли в ресторан, где нам полагался завтрак.

За довольно симпатичным омлетом с маленькими и розовыми, как поросята из мультика, колбасками Веня разъяснил суть дела, в котором мне отводилась роль толмача и помощника. Нам предстояло пойти по известному адресу (не зря Веня вчера к теткам ходил!) и произвести обмен нашей икры на выдувалки мыльных пузырей. Я спросил Веню, почему именно выдувалки, но он отмахнулся, – не сбивай, мол, с мысли, и сказал, что прежде надо купить мне одежду поприличнее и хороший дипломат. После чего в мою задачу будет входить перевод, моральная поддержка и, в случае чего, прикрытие отхода.

– Макс, – Веня внимательно посмотрел на меня, – ты, главное, ничему не удивляйся. Что бы я ни говорил! Хорошо?

– Да я, собственно…

– Ты пойми, я знаю, что надо делать.

– Ну и классно…

Я, честно говоря, не мог понять, чего он так напрягается. Я разве спорю? Или возражаю? Нет ведь…

– Вот я тебе вчера про котел рассказывал и про гадание по руке…

Только тут до меня дошло, насколько серьезно он воспринял вчерашний пьяный треп: вон как глазки загорелись! Ну и ладно, мечтать не вредно. Мало, что ли, тех, кто хотел богатым стать? И не сосчитать…

Однако в голосе Вени было столько уверенности и силы, что я невольно подумал: а чем черт не шутит? Вдруг он и правда когда-нибудь разбогатеет? А он между тем продолжал, говоря все убедительнее и убедительнее.

– Именно так и будет! Я стану самым богатым человеком на свете. Таким богатым, каким никто и никогда не был, – глаза Вени горели, вскипающая внутренняя сила буквально распирала его. – Я буду Властелином денег!

Последнюю фразу он произнес излишне громко, кто-то обернулся, кто-то усмехнулся, и Веня резко замолчал – как отрезал. Передо мной снова сидел самый обычный, можно сказать, невзрачный человек. Однако я почему-то почти верил тому, что только что услышал! А Веня допил чай и сказал, что именно сегодня нам предстоит сделать первый шаг на долгом и многотрудном пути.

– Я готов, – ответил я.

– Вперед! – скомандовал Веня.

Искать нужный магазинчик в лабиринте улочек за Большим Базаром по довольно несвязному Вениному описанию оказалось непростым делом, но, в конце концов, мы легли на верный курс и прибыли в порт назначения. Хозяин, как водится, сидел перед входом с развешанными игрушками и пил чай из маленького стеклянного стаканчика. Мы поздоровались, и я сказал заранее заготовленную фразу, что нас интересуют выдувалки для мыльных пузырей! Хозяин с интересом посмотрел на нас и на довольно сносном английском заверил, что мы пришли именно туда, куда следует, и пригласил внутрь. Дальше в дело вступил Веня, мне оставалось только переводить, поддакивать и удивляться.

Для начала Веня представился сам и представил меня. В ответ хозяин вручил нам визитные карточки, на обратной стороне которых для удобства была нарисована схема прохода к магазину. Звали его согласно этой бумажке Мустафа, а вот сложную турецкую фамилию я прочитать так и не смог. Ну и хрен с ней…

Затем Веня довольно живописно рассказал о многомиллионном советском народе, уставшем от серости и монотонности жизни. Пока весь цивилизованный мир любуется волшебной красотой парящих мыльных пузырей, наши люди, по словам Вени, вынуждены уныло созерцать грязный обмылок в сломанной мыльнице. И никаких тебе радужных переливов!

– Что, совсем нет? – искренне удивился Мустафа.

– Сами по себе выдувалки мыльных пузырей в СССР имеются, – пояснил Веня, – но вся загвоздка в том, что все они ненадлежащего качества!

Изобразив мрачную картину товарного дефицита и бесконечных очередей, Веня решительно вступил с ним в непримиримую борьбу. Он говорил так живо и эмоционально, что мы буквально увидели мощный поток разноцветных выдувалок, берущий начало здесь, именно здесь, в этой лавке, и устремляющийся к советским границам. Там поток, послушный Вениной воле, дробился, распадался, множился, как весенний ручеек, и постепенно охватывал бескрайние просторы всего Советского Союза – от Балтики до Владивостока, от Таймыра до Кушки. В каждом доме, в каждой семье выдувалке мыльных пузырей находилось достойное место!

Тут до хозяина стало доходить, какие ослепительные перспективы открываются перед ним. Он вывалил на прилавок полтора десятка выдувалок разного размера и принялся расхваливать непревзойденное качество производимых с их помощью мыльных пузырей. Но Веня жестко вернул разговор в намеченное русло. Он сыпал цифрами с таким количеством нулей, что мне приходилось для доходчивости писать их на бумажке, он живописал всеобщее ликование советского народа, получившего, наконец, возможность предаться простым человеческим радостям, он подсчитывал прибыль. Веня говорил так убедительно и ярко, что, когда я застрял на слишком сложной фразе, беседа продолжилась без моего участия, – Мустафа и без перевода все понимал. Он как завороженный кивал головой и с восхищением смотрел на Веню. А тот, не меняя тональности выступления, мягко перешел к делу.

– Для начала нам надо поставить пробную партию, – Веня отложил несколько образцов, – таких, таких и таких. Это позволит нам начать рекламную кампанию и подготовить общественное мнение к массовому вбросу товара на рынок. Что касается количества…

Тут Веня пододвинул к себе бумажку и для наглядности написал, сколько и чего мы хотим. Мустафа как завороженный следил за появляющимися цифрами, а когда Веня изобразил последний нолик, повернул бумажку к себе и, быстро-быстро щелкая клавишами калькулятора, поставил напротив Вениных цифр свои цены. После чего они начали торговаться, что-то зачеркивать, вырывать друг у друга бумажку и закатывать глаза. При этом Мустафа для убедительности хватался то за голову, то за сердце, а Веня делал шаг в сторону двери, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

А я смотрел на весь этот балаган и ничего не понимал – неужели Веня и вправду решил завалить Союз этими дурацкими никому не нужными игрушками? Я понимаю там, что-нибудь в хозяйстве полезное. Взять нашего старпома Лукича – он мелки возил для тараканов. Пусть сидят себе по углам и рисуют, нечего хозяевам надоедать! Очень хороший навар имел. Но торговать мыльными пузырями…

Между тем они ударили по рукам, и Веня незаметно дернул меня за рукав – давай, включайся! Мы выпили чаю, который притащил на маленьком блестящем подносе мальчишка из ближайшей кофейни, после чего Веня неожиданно стал прощаться.

– Весьма рад был познакомиться, уважаемый Мустафа, надеюсь, что мы сработаемся, – и он потряс руку совершенно ошарашенному хозяину.

– Позвольте, а товар? – у бедняги даже усы обвисли.

– За товаром мы подъедем на следующей неделе, когда на мой счет поступят деньги, – пояснил Веня и пошел к выходу.

– А как же рекламная кампания? Подготовка рынка? Простые человеческие радости? – растерянный потомок янычар, уже чувствовавший в кармане приятное шуршание денег в толстых тугих пачках, кинулся за Веней и схватил за руку. Его явно испугала перспектива потерять такого клиента – вдруг тот пойдет сейчас в другой магазин? И могучий товарный поток потечет в далекие края без его участия…

– Всему свое время, уважаемый Мустафа,– философски ответил Веня, окончательно утвердив хозяина во мнении, что где-то он ошибся, и все вот-вот рухнет.

– Не надо сразу денег! – Мустафа хлопнул кулаком по ближайшему прилавку, так что разбросанные выдувалки бодро подпрыгнули, а потом, испугавшись сказанного (товару-то Веня заказал на кругленькую сумму!), промямлил расплывчатую фразу про гарантии или обеспечение сделки.

Веня вроде как задумался, потом широко улыбнулся и, хлопнув Мустафу по плечу, сказал, что тот молодец и здорово соображает! После чего забрал у меня дипломат и представил удивленной публике аккуратно уложенные в нем банки с черной икрой.

– Вот! Привез для подарков друзьям в вашем правительстве, но пока могу оставить у вас в качестве залога…

Блаженно улыбаясь, мы сидели с Веней на той самой лавке у вокзала, где познакомились, и ели ту самую жареную рыбу, о которой я так мечтал. А почему бы и нет, когда плотно забитый выдувалками контейнер уже плывет к родным берегам? Дело сделано! Можно немного расслабиться…

По ходу дела я спросил Веню, а правда ли он хочет завалить весь Союз этими дурацкими игрушками? Веня как-то странно глянул на меня и объяснил, что целью комбинации были деньги. Только деньги. Деньги, которые можно заработать быстро и практически из воздуха. Никаких дальнейших дел в Стамбуле, да и Турции вообще, он пока не планирует.

– Теперь нам надо для тебя документы выправить, – Веня задумчиво посмотрел в сторону вокзала, – и денег найти на второй билет.

– Да брось! – мне стало как-то неудобно. – Ты мне и так здорово помог.

– Я же тебе сказал, русские своих на войне не бросают, – Веня встал. – Только придумать надо, как все это провернуть…

И он стал ходить вокруг лавки, что-то бормоча и жестикулируя. Так, видно, ему лучше думалось. А я вытянул ноги и прикинул, что пока отработал потраченные на меня деньги, может, и дальше удастся. Потому что, несмотря на всю симпатию к Вене, мне совершенно не хотелось быть его должником. Халява есть халява, какими бы причинами она ни прикрывалась! А я халявы не люблю, особенно в себе…

Так ничего не придумав, Веня предложил немного прогуляться. Мы неспешно добрели до старого центра, и я показал ему Айя-Софию, Голубую мечеть, дворец Топкапы. По ходу дела я рассказывал, что знал обо всех этих удивительных сооружениях, но Веня слушал довольно невнимательно, видимо, напряженно думая. Единственное, что его зацепило, был дворец. Он еще так рассеянно обронил, что со временем купит его.

– Красивый вид отсюда… – Веня показал в сторону Босфора. – Я здесь буду весной отдыхать, когда не так жарко.

Вид действительно был удивительный, а вот насчет покупки Веня явно погорячился. Впрочем, мне-то какое дело? Каждый сходит с ума по-своему… Закончив осмотр достопримечательностей, мы сели передохнуть на лавочку у большого круглого фонтана.