Текст книги "Слишком много денег"

Короче говоря, главным преимуществом той эпохи была полная свобода научного поиска и хорошая зарплата. А потом пришла перестройка, и началось форменное безобразие… Кто-то пошел в депутаты, кто-то занялся бизнесом, кто-то решил стать, наконец, академиком, кто-то попытался сделать все сразу. В итоге финансирование сократилось, народ частью разбежался, частью занялся разными делишками, далекими от науки, а дирекция впала в растерянную спячку, завидуя более удачливым собратьям, дислоцированным в центре столицы.

Там такие деньги на сдаче помещений в аренду делали, что у руководителя Елового института, доктора каких-то там наук Петра Петровича Бакланова, начинали болеть от зависти зубы. Будь он постарше – выправил бы пенсию, и гори оно все ясным огнем! Но это счастье было пока недостижимо. Как и занятие любимой наукой. Ведь наука, подобно любви, в бедности чахнет…

Честь открытия главного поставщика красной ртути принадлежала мне. Случилось это совершенно случайно: после продажи турецких выдувалок Веня выдал мне довольно крупную (по моим понятиям) сумму в качестве вознаграждения и отпустил в краткосрочный отпуск. Только просил не запивать ракы пивом, даже если будет очень жарко. Я пообещал…

И действительно ракы пивом не запивал. Но про водку-то мы не договаривались! Так что турецкая одиссея повторилась, с той лишь разницей, что до дому я добрался сам. Однако пробираясь сквозь бурелом совершенно незнакомого леса, куда меня занесли превратности судьбы (была ли тут виной женщина или водка, ответить затрудняюсь), я наткнулся на асфальтовую дорогу, в конце которой имелась проходная с многозначительной надписью Еловый институт и стоял рейсовый автобус, готовый отправиться в сторону Москвы.

Все это вспомнилось мне, когда на историческом совещании, породившем красную ртуть, Веня сказал:

– Чтобы правильно разыграть комбинацию, нам нужен подходящий поставщик. – И пояснил, постукивая карандашом по своему любимому горшочку: – Это как фундамент: если он кривой, то криво пойдет и стена.

– А что значит подходящий? Ради такого дела можно еще один кооператив открыть.

– Макс, ты только не обижайся, – Веня смущенно отвернулся, – но постарайся хотя бы иногда думать. Ну какой кооператив может производить уникальное вещество? Это должен быть научный институт. Старый добрый НИИ. С умным названием и неопределенным профилем деятельности. Немного запущенный, чтобы легче было с директором договориться, немного не в Москве, чтоб добираться до него надо было с трудностями…

– Елки-палки! – буквально вырвалось у меня.

– Что значит елки-палки? – Веня вдруг начал краснеть. – Разве я сказал какую-то глупость, чтоб прерывать меня в такой грубой форме?

– Да нет, конечно! Еловый институт – это именно то, что нам надо! – И я, немного путаясь в причинах моего появления в том лесу, рассказал, что к чему.

– Отлично! Завтра же едем туда на разведку, – Веня не любил впустую сопли жевать: если маршрут не вызывал сомнений, он выходил на него немедленно…

– Я немного не понял, – вступил в дискуссию Лем. – Мы ищем продавца, но не ищем покупателя. Разве он нам не нужен?

– Покупатель особого значения не имеет, – терпеливо пояснил Веня. – Красная ртуть интересна брокерам и прочей торгующей публике только тем, что ее можно купить за рубли, вывезти за границу и продать за доллары. А такие операции обычно делают через липовые или подставные фирмы. Так что покупателем никто особо интересоваться не будет. Теперь понял?

– Теперь немного понял, – Лем даже лоб наморщил от напряжения. – А что не понял, буду думать!

– Молодец! – Веня похлопал его по плечу. – А мы пока с Максом поедем…

Несмотря на общий развал, еловый институт охранялся должным образом. Железные ворота были плотно закрыты, а чем-то похожая на Машу-бригадира тетка в зеленой армейской рубашке твердо стояла на защите вверенных рубежей.

– Добрый день. Нам бы к директору пройти, – с чудовищной вежливостью произнес Веня, по случаю важного визита нацепивший ненавистный галстук.

– Пропуск! – рявкнула тетка, поправляя потертую кобуру с наганом. Ни дать ни взять страж Башни смерти из детского фильма про Королевство кривых зеркал. Они, помнится, кричали: “Ключ!” и размахивали алебардами.

– У нас к нему очень серьезный разговор, – не теряя надежды, продолжал Веня.

– Пропуск показывайте и проходите! – ответ звучал еще более грозно, но содержал и небольшую подсказку: вдруг у нас пропуск есть, а мы просто не знаем, что с ним делать.

Не знаю даже, чем бы все закончилось, но по счастливой случайности именно в этот момент в проходную вошел человек с печальным лицом. Это был директор, пребывавший в самом ужасном состоянии духа, – утром он заезжал в министерство, где ему сообщили, что в ближайшее время институт скорей всего будет вообще закрыт. Увидев двух прилично одетых граждан, пытающихся пройти на территорию для встречи с ним, директор вдруг почувствовал необъяснимое волнение, похожее на надежду. А вдруг они принесли добрую весть?

– Вы ко мне, товарищи? – спросил он, обращаясь к нашим спинам, а тетка, увидев начальника, встала по стойке смирно и доложила:

– Вот, Петр Петрович, пытаются пройти без пропуска. Говорят, к вам.

Мы обернулись и представились. Потом Веня сказал, что есть серьезное деловое предложение. Директор кивнул и пригласил нас внутрь. Тетка открыла было рот и протянула руку, пытаясь нас задержать, но получилось это как-то неуверенно, особенно после слов директора:

– Пусть пройдут, а пропуск я сейчас же на них оформлю…

– Вот это кадр, – с восхищением шепнул мне Веня. – Если обо всем договоримся, обязательно возьмем ее на зарплату. Мимо такого цербера ни один конкурент не прошмыгнет!

В довольно симпатичном кабинете с видом на лесопосадки нас угостили чаем с баранками, развлекли коротким рассказом об основных достижениях института и после небольшой паузы попросили изложить суть делового предложения.

Веня, успевший присмотреться к директору, сразу перешел к делу:

– Петр Петрович, ваша уважаемая организация никогда не занималась производством красной ртути?

– Да я, Вениамин Ильич, признаться, – директор, как всякий человек науки, столкнувшийся с совершенно неизвестным явлением, смутился, – даже не слышал про такое. Красная ртуть… А это вообще возможно?

– Я бизнесмен, а не ученый, – Веня многозначительно посмотрел на собеседника, – так что меня волнует не техническая сторона вопроса, а то, что это вещество можно очень выгодно перепродать.

Директор вначале растерялся, но после довольно расплывчатого, полного намеков и недоговоренностей объяснения Вени, подкрепленного твердым обещанием солидного гонорара в СКВ, дал безоговорочное согласие. Сказал только, что в ближайшее время весьма вероятно закрытие института.

– Так это еще лучше! – успокоил его Веня, доставая из портфеля пачку договоров на поставку красной ртути и пухлый пакет с баксами. – Все равно подобные игры нельзя затягивать.

На том и разошлись…

Когда визитеры покинули кабинет, Петр Петрович запер дверь и подошел к окну. Его мучила совесть. Впервые в жизни он, человек науки, согласился участвовать в какой-то непонятной махинации грандиозного масштаба. Смысл ее был до конца не ясен, скорее угадывался, но явного криминала не было. Если кто и мог пострадать в результате реализации проекта, так это биржевые торгаши и прочие жулики типа “купи-продай”. А эту публику доктор наук Бакланов жалеть не считал нужным. С другой стороны, полученные деньги (подумав о деньгах, он робко пощупал отяжелевший карман – на месте ли?) позволят продолжить научные исследования. И пусть этот институт закрывают – он свой собственный откроет!

Когда я спустился в подвал, дверь оказалась заперта. Однако свет из-под нее пробивался, придавая грязным ступеням вид лестницы из вчерашнего фильма ужасов. Значит, кто-то там есть! Однако проникнуть внутрь оказалось совсем не просто: на страже стоял Лем! Сперва он долго шел к двери, потом выяснял, кто стучит, потом интересовался, действительно ли я там стою или кто-то посторонний представляется моим именем. Наконец, придя к решению впустить меня, он еще минут десять возился с замком. И все это время я изо всех сил лупил в дверь всеми четырьмя конечностями и кричал, что у меня срочное сообщение.

Оказавшись внутри, я понял, в чем дело: Веня считал деньги, заработанные на красной ртути. Пачки еле умещались на столе, выпирали из сейфа и топорщились из двух потертых полиэтиленовых мешков с голыми девицами и пальмами. Лицо Вени выражало глубокое удовлетворение. Увидев меня, он обвел рукой все это великолепие и не без гордости произнес:

– Как тебе наши итоги? Это, между прочим, всего за две недели! А ты не верил…

– Веня, тут такое дело! – я постарался успокоить дыхание. – Ты даже не представляешь!

– А что случилось? – он отложил надорванную пачку. – Садись и рассказывай.

– Да какой там садись! Ты знаешь, что я сегодня в руках держал?!

– Когда в туалет пописать ходил? – все-таки общение со мной не прошло для Вени даром, но я пропустил его юмор мимо ушей.

– Так вот, я сегодня держал в руках красную ртуть! Настоящую красную ртуть! Которой, по твоему утверждению, в природе не существует. И, между прочим, она шла уже по восемьсот баксов за грамм!

– И тебя это удивляет?

– Меня удивляет, почему этот контейнер проходит мимо нас. Или мы больше не нуждаемся в деньгах?

Веня посмотрел на меня с нескрываемым интересом.

– Макс, ты действительно поверил, что в контейнере содержалась именно красная ртуть?

– Так там же сертификат приложен на трех страницах! – Венино спокойствие несколько отрезвило меня. – С печатями! Министерство даже какое-то указано. И крупными такими буквами написано “Ртуть красная”, ГОСТ такой-то.

– На крашеной овсянке, которую я вез в Стамбул, тоже было написано “Икра черная”!

– Так ты думаешь…

– Не думаю – уверен! Всё эта липа, которая неизбежно должна была появиться, – Веня задумался. – Хотя я не исключаю, что со временем эту самую красную ртуть на самом деле изобретут. Спрос рождает предложение!

Потом он подвел меня к столу, велел положить руки на пачки с деньгами, чтобы я ощутил их реальность, и посоветовал не забивать себе голову всякой ерундой.

Дальше надо двигаться! Дальше!

Глава 3

Когда я прибежал в офис (офис, пожалуй, слишком громко сказано – всего-то двухкомнатная квартира, однако с предыдущим подвалом не сравнишь!), Веня был уже на месте. Он задумчиво смотрел в окно. Там, прямо по Кутузовскому проспекту, лязгая по асфальту гусеницами, шли танки, а демократически настроенная молодежь что-то возмущенно скандировала и размахивала простынями с наспех сделанными надписями типа “Долой ГКЧП!”

– Что делать будем? – спросил я, наливая чайку себе и Вене.

– Пока думать… – не оборачиваясь, ответил Веня.

Мы попытались послушать новости из радиоприемника, купленного Веней по дороге, но взволнованный и совершенно неразборчивый голос диктора только окончательно сбил нас с толку…

А возле Белого Дома, ставшего прибежищем и оплотом защитников Свободной России, шел митинг. Народ с горящими глазами и широко распахнутыми ушами восторженно внимал пламенным речам и революционным призывам. Гордо реяли российские флаги.

В первом ряду, взявшись за руки, стояли двое – он и она. Молодые, красивые, влюбленные и совершенно счастливые от всего происходящего. Ведь в этом нежном возрасте особенно приятно ощущать себя частью какого-нибудь мощного процесса. Это придает силы и значимости. А если речь идет о таком замечательном мероприятии, как революция, так о чем еще можно мечтать!

Речь закончилась, и народ, скандируя: “Россия! Белый Дом! Свобода!” стал бодро расходиться по баррикадам. Двинулась и наша парочка.

– А знаешь, как мы назовем нашего маленького? – спросила вдруг она немного смущенно.

– Не знаю, – ответил он. – Может быть, Борис?

– Нет, – она смутилась еще больше. – Мы назовем его Забелдос…

– Почему Забелдос? – несмотря на общий душевный подъем, он почувствовал некоторую растерянность.

– Ну, как ты не понимаешь! – она тряхнула головой и с вызовом посмотрела на любимого. – Защитник Белого Дома и Свободы!

Хлопнула входная дверь, и в офис вошел Лем.

– Я немного не понял, – как всегда обстоятельно, спросил он, – почему на улицах военный парад? Разве сегодня праздник?

– Почти, – отмахнулся Веня, садясь за стол и беря в руки свой любимый калькулятор с повышенным числом разрядов для подсчета о-о-очень больших денег. – Ты лучше скажи, как собираешься обеспечить безопасность нашего офиса. Может, охрану вызвать?

– Зачем вызвать? – Лем подошел к двери и выглянул в коридор. – Она еще здесь. Я не успел ее отпускать.

В этом был весь Лем: он думал не спеша. Именно эта черта, наряду с отличными боксерскими навыками, делала его незаменимым в качестве руководителя службы безопасности. Вот сегодня, например: все только охрану вызывают, а у нас она уже есть! И не потому, что Лем гениально предвидел обострение политической ситуации и форменный военный переворот – он просто не успел принять решение о снятии поста охраны, установленного на период майских праздников, когда из-за опасности всяческих народных волнений в офис был посажен человек с ружьем. В какой-то степени наш Лем был фаталистом, поскольку полагал, что жизнь сама все расставит по своим местам и главное – ей в этом не мешать. Ничто не могло выбить его из колеи доброжелательного спокойствия.

Однажды к нам в офис заявились конкретные пацаны с явно чрезмерными претензиями. Они вели себя довольно вызывающе: размахивали оружием, ломали офисную мебель и даже перевернули ведро с мусором на новый финский ковролин. К счастью, Лем оказался на месте и сразу взял ситуацию в свои руки. Для начала он представился сам, потом попросил представиться гостей – нельзя же вести переговоры с незнакомцами! Поскольку гостей было пятеро, а Лем каждое имя повторял по несколько раз, постоянно извиняясь за неправильное произношение, то вся процедура заняла не менее получаса.

Запал, разумеется, угас, боевой дух сменила некоторая усталость, тем более что могучая фигура Лема и здоровые кулаки со сбитыми костяшками и не таких собеседников настраивали на мирный лад буквально через пять-десять минут разговора. Так что когда Лем приступил, наконец, к обстоятельному рассмотрению претензий, то гости предпочли ретироваться, – ведь жизнь только одна, и провести ее в столь неторопливой беседе просто непозволительная роскошь…

А как Лем ездил на стрелки! Там все уже перестреляли друг друга, а он только подъезжает. Весь такой аккуратный, в светлом костюме и тщательно начищенных ботинках. Когда эта фигура появлялась в клубах порохового дыма и, задумчиво осматриваясь, спрашивала: “Я немного не понял, почему стреляют. Разве здесь стрелковый тир?”, многие принимали его за ангела, бросали оружие, каялись в грехах и пытались договориться о рассмотрении дела в свою пользу.

– Вот и хорошо! – Веня отодвинул калькулятор и посмотрел куда-то сквозь нас, в то ведомое лишь его возбужденному разуму будущее. – Пусть охрана охраняет, а мы будем работать.

Он быстро подошел к двери и выглянул в коридор, но там кроме часового никого не было. Да и тот спал, завернувшись в потертый овчинный тулуп, – только ржавый ствол берданки торчал вверх, и гулкий храп вторил гулу идущих под окнами танков.

– Так вот, – Веня посмотрел на нас, и лицо его стало серьезным, – я тут попробовал посчитать. Погонял, знаете ли, циферки туда-сюда (он сделал довольно выразительный, но не слишком приличный жест). И у меня получилось, что все это так просто не закончится.

– А что, – перебил его Лем, – после парада будет демонстрация?

– Вроде того, но главное не это… – Веня прошелся по кабинету, потом остановился перед своей любимой картиной, занимавшей полстены, и задумчиво стал ее разглядывать, как будто видел впервые. На картине был изображен большой пузатый котел. Увидеть его содержимое было невозможно, но что-то похожее на дымку или сияние над котлом имелось. Не офис, а каморка папы Карло! Только вместо дверки в сказочную страну, которая пряталась за нарисованным на холсте очагом в сказке про Буратино, наша картина прикрывала личный Венин сейф. Рядом в аккуратной рамочке под стеклом висела разглаженная и подклеенная стодолларовая купюра. Та самая, что мы получили от продажи первой партии выдувалок мыльных пузырей. Веня еще тогда отказался ее тратить, заявив, что обязательно повесит в своем офисе.

И тут он сказал такое, что в первое мгновенье мне показалось, будто он не в себе. Я даже подумал, не контузило ли его случайным выстрелом по дороге на работу…

– Главное, что сегодня закончилась история Советского Союза.

– Что значит закончилась?

– Все великие империи рано или поздно распадаются на составные части, умирают. Чем мы лучше?

– Да ты посмотри сила какая! – обиделся я за державу и, подойдя к окну, указал на бесконечную череду движущихся танков. Сказал и осекся…

Танк, вне всякого сомнения, необычайно грозная и мощная машина. Особенно современный! И впечатление, которое производит на человека рычащая надвигающаяся махина, сродни первобытному ужасу. Лем по этому поводу очень хорошо сказал: “У меня при виде танка волосы стынут в жилах и кровь дыбом встает!” Недаром в армии есть особый способ психологической закалки – “обкатка танком”. Но зрелище за окном было скорее жалким, чем страшным. Как-то робко все это двигалось, без внутренней уверенности в своей правоте. Чувствовалось, что приказа стрелять у них нет. Не решилось высшее руководство страны на такой шаг.

– Разве можно показывать оружие, если не готов его использовать? Это как придти к женщине с цветами и шампанским, раздеться догола, походить туда-сюда по комнате, попрыгать, потом одеться, чмокнуть ее в щечку и отвалить, – подумал я вслух. – Пистолетом не размахивают, из него стреляют! Причем на поражение!

– Вот, вот, – согласился Веня, – сам видишь, что творится. Я, правда, с финансовой стороны подходил, но результат тот же самый получился. Так что скоро начнется… В смысле, кончится…

Я глянул на Лема, сидящего в соседнем кресле, но тот, похоже, все еще переваривал слова о грядущей демонстрации, пытаясь понять, по какому случаю организованы праздничные мероприятия. Я поднял глаза на изучавшего любимую картину Веню, но он, оказывается, уже подошел и стоял совсем близко. И внимательно на меня смотрел.

– Есть еще кое-что… Помнишь нашу встречу в Стамбуле? Там еще гадалка была.

– Которая богатство тебе обещала? – я напряг память, но, кроме жаркой южной ночи и нестройного “что ж ты кружишь, черный ворон, над моею головой”, ничего с ходу и не вспомнил.

– Не просто богатство, – Веня продолжал смотреть на меня в упор, – абсолютное богатство.

– Было дело, – согласился я.

– Так вот, я с ней еще раз встречался. В Таллин специально ездил. И она мне кое-что рассказала, – он сделал над собой явное усилие. – Я говорить не стал, поскольку смысла в том не было. Да и самому все продумать надо было.

В этом весь Веня – каждое слово должно тащить на горбу тяжеленный мешок целесообразности и глубокого смысла! Нет чтобы дать им возможность свободно прогуливаться между людьми, даря радость простого человеческого общения…

И он вдруг заговорил слишком для себя быстро и эмоционально:

– Чтобы стать абсолютно богатым, надо выполнить ряд условий. Во-первых, надо относиться к деньгам достаточно равнодушно. Нельзя их любить. Понимаешь?

Я на всякий случай утвердительно кивнул, хотя на самом деле пока не въехал в ход его мысли. Но он все понял по моим глазам и занялся финансовым ликбезом.

– Любая любовь – это слабость. В том числе и любовь к деньгам. Если ты их любишь, то невольно становишься зависимым от них, потакаешь их желаниям, внимательно относишься к их прихотям. Они ведь так похожи на женщину…

Это сравнение показалось мне понятнее и как-то ближе, о чем я и сообщил, добавив, что женщин надо использовать по прямому назначению, а не позволять им садиться на шею.

– Верно говоришь, моряк! – похвалил меня Веня. – Именно использовать по назначению! Так и с деньгами: ими надо обладать, владеть, управлять, как тебе больше нравится, но никак не любить. На этом обычно и горели все так называемые богачи прошлого. Они проявили слабость к деньгам и были наказаны. Деньги не любят слабаков…

– Это тебе та гадалка сказала? – с уважением спросил я.

– Да, – Веня вернулся в свое кресло и сел. – А еще она сказала, что существует нечто, что можно назвать духом денег, их символом. Что это такое, она не знала, а может, просто не захотела говорить, но стать абсолютно богатым можно только найдя его.

– Чушь какая-то, – возразил я. – У денег не может быть никакого духа или символа! Деньги – это не более чем куски бумаги или металлические кругляшки. Сами по себе они ничего не стоят.

– Как же ты ошибаешься… – Веня посмотрел на меня с сочувствием и сожалением, как на человека, сказавшего явную глупость. – Деньги это все. Они движущая сила развития, они хребет цивилизации, они первопричина и суть всего происходящего. В них исполнение любых желаний и символ неограниченных возможностей. Люди ненавидят и любят их, борются за них и умирают. Радуются вместе с ними и горюют без них. Деньги делают слабого сильным, трусливого храбрым, некрасивого красивым…

– Я немного не понял, – вмешался вдруг в разговор Лем, поймавший, наконец, нить разговора, – Макс как-то раз говорил, что с помощью водки можно сделать красавицей любую женщину. А ты вот говоришь, что на это способны деньги. Кто же прав?

Веня как-то сразу сник, стушевался, даже покраснел немного от своей излишней откровенности. Чего это он так разошелся?

И мы занялись каждый своим делам. Веня решил прошерстить сейф и ликвидировать лишние бумажки – мало ли что. Я взялся пройтись по горячим точкам и попытаться разобраться, что же на самом деле происходит. А Лема отправили взыскивать долги с кредиторов, пока всерьез стрелять не начали.

Оставшись в одиночестве, Веня копаться в сейфе не стал. Он и без этого прекрасно знал, что там лежит, – ничего лишнего там не было и быть не могло. Веня всегда и во всем придерживался строго порядка и правил конспирации. Тем более на память жаловаться ему не приходилось, что позволяло информацию интимного свойства бумаге не доверять.

– Запомни, Макс, – иногда говорил он, – лучше забыть что-нибудь, чем записать лишнее! Каждая твоя запись – это мина, которая обязательно рано или поздно сработает. Причем случится это в самый неподходящий момент! А если склероз, так нечего в большие дела лезть.

Выждав минут десять, на тот случай если кто-нибудь из партнеров вернется, Веня накинул привычную джинсовую курточку и покинул офис. Толпа на улицах, танки, водовороты митингов, растерянные люди в форме и возбужденные активисты сопротивления, ораторы, агитаторы и провокаторы – все это его больше не волновало. Он оценил ситуацию, просчитал последствия и принял решение. Теперь надо было просто его исполнять, не забивая голову лишними эмоциями.

Единственное, что привлекло его внимание, была какая-то растерянная пожилая дама интеллигентного вида в сбившейся на сторону старомодной шляпке и с ридикюлем. Она стояла на краю тротуара, и Веня, довольно ловко лавируя между машинами и танками, перевел ее на другую сторону. Однако вместо привычных слов благодарности, которые, впрочем, его особо не трогали, – он переводил старушек через дорогу исключительно по велению души, Веня услышал целый ряд весьма нелестных слов в свой адрес и едва не получил ридикюлем по голове. Оказывается, пожилой даме вовсе не надо было на другую сторону, более того, она только что оттуда пришла! Ну и что? Веня пожал плечами и поспешил дальше…

Дело, которое ему предстояло, было сугубо конфиденциальным, можно сказать, интимным, и он был почти благодарен Лему за дурацкий вопрос, прервавший излишнюю откровенность и весь этот неуместный разговор. Веня в принципе не нуждался ни в собеседниках, ни в чужих советах, ни в слушателях. Ему вполне хватало самого себя. И чем дальше он двигался по жизни, тем более сильным и одиноким становился. Причем сила его радовала и вдохновляла, а одиночество оставляло равнодушным. Хотя с точки зрения логики, Веня находил в нем определенные преимущества перед заурядной человеческой болтливостью, ведь знающие твои секреты могут легко нанести тебе ущерб.

А вот чтобы понять, куда спешил наш герой, надо вернуться немного назад…

Дышать в маленькой тесной комнатке было трудно и неприятно. Грязные тарелки с остатками засохшей еды громоздились на столе, окно и дверь были плотно закрыты, а полная, тепло одетая тетка сидела так близко, что ее горячие круглые колени интимно касались потертых Вениных джинсов. И лица их были совсем рядом – загляни кто-нибудь сейчас в подсобку, решил бы, что эти двое целуются. На самом же деле здесь просто было очень тесно, а они всего лишь разговаривали. Точнее Веня слушал, а тетка говорила.

– Вот и все, миллионер, – Катрин усмехнулась, блеснув золотыми зубами. – Больше мне тебе и сказать нечего. Дальше, как говорится, сам…

Стало тихо, только черные глаза, точно светящиеся в темноте, с интересом изучали Веню. Этот почти осязаемый взгляд не давал Вене сосредоточиться, сбивал с мысли, от него деревенел язык и покалывало в кончиках пальцев. Но Веня не за тем ехал в Таллин, чтобы позволить себе растеряться.

– А символ денег, о котором вы говорили, – Веня решительно посмотрел в эти жуткие глаза, и на какое-то мгновенье ему показалось, что зрачки в них не круглые, а больше смахивают на узкие прорези, только не вертикальные, как у кошки, а горизонтальные. Они пульсировали, то увеличиваясь почти до квадрата, то сжимаясь в линию. Веня сбился и опустил глаза.

– Я много чего тебе сегодня говорила… – голос звучал вполне доброжелательно, но взгляд…

– Символ денег, их дух, – Веня, наученный горьким опытом, глаз больше не поднимал, сосредоточившись на изучении криво прилепленной картинки из журнала с девицей в купальнике, – что это такое?

– Спроси еще, как его найти! – Катрин совершенно по-мужски присвистнула. – Он ведь как радуга. Видишь, а не достанешь…

– А я достану! – с неожиданной для себя уверенностью сказал вдруг Веня. – Что бы это ни было, достану!

– Знаю, миллионер, знаю! И не сидела бы здесь с тобой, если б иначе было… Только сказать мне тебе и вправду больше нечего…

Однако все оказалось совсем не так, как выглядело вначале: уже в Москве, вытряхивая из карманов всякий дорожный мусор, Веня наткнулся на ту самую картинку из журнала, на которую смотрел в подсобке. Как она туда попала, он не знал, единственным объяснением была Катрин. Только она могла это сделать, когда они выходили. Веня шел первым, она сзади. А значит, в этом должен был быть смысл! Веня разгладил бумажку и внимательно изучил изображение. Это была обычная вырезанная из цветного журнала картинка: точеная загорелая фигура, едва прикрытая туго натянутыми тряпочками яркой расцветки, кукольное лицо, не отмеченное печатью мысли, развевающиеся светлые волосы и не слишком естественная поза, от которой у модели наверняка болела после съемки спина.

Веня пожал плечами и перевернул картинку, ожидая увидеть обрывок текста или часть другой блондинки, но вырезка из журнала оказалась обычной фотографией, более того, на обороте были написаны имя и телефон. Веня вздрогнул, как от удара, и вдруг заговорил сам с собой вслух, чего раньше никогда не было:

– Женщина… Вот символ денег…

Он чувствовал, как по спине поползли струйки пота.

– Живая женщина? Именно эта, изображенная на фотографии?

Веня забегал по комнате, как безумный.

– Так, так, так! Может ли женщина быть духом денег? А почему бы и нет! Деньги так же капризны, непредсказуемы и изменчивы. Деньги, как и женщины, любят сильных и настойчивых.

Происходящее так увлекло его, что Веня налетел на угол стола, но даже резкая боль в ноге не сбила с мысли.

– Ими можно овладеть, и чем решительнее ты это сделаешь, тем большей властью над ними будешь обладать. Женщина! Именно женщина должна быть символом денег! Иначе, зачем Катрин сунула ее мне с карман?

Он вдруг ощутил страшную слабость, ноги подогнулись, и странно чужое тело опустилось на стул. Веня с необычайной ясностью осознал, что он на верном пути. Более того, этот путь медленно, но неотвратимо скручивался в спираль, превращаясь в гудящий затягивающий водоворот, и он, Веня, двигался по этой спирали, мчался, набирая скорость и накручивая обороты, постепенно опускаясь все глубже и глубже, туда, где нестерпимо ярко сияло нечто огромное и раскаленное. И Веня уже ощущал немеющими от скорости щеками этот жар, но ему было совсем не страшно, потому что на самом деле он вовсе не погружался, а взлетал, взлетал к попирающему границы бесконечности диску из чистого золота с отметкой пробирной палаты, подтверждающей высокое качество благородного металла…

Чуть позже, придя в себя и успокоившись, Веня внимательно изучил надпись на обороте. Там значились имя некоего Юрия Владимировича Хромова и самый обычный телефонный номер. Это была подсказка, но не ответ, поэтому Веня не кинулся, ломая ногти, набирать номер, а стал спокойно и взвешенно разрабатывать полученную информацию. Он вообще сильно изменился за последнее время и мало походил на себя самого, с волнением выслушивающего откровения похожей на цыганку тетки со странным именем Катрин. Теперь он гораздо лучше знал и себя, и окружающий мир. А значит, знал, что и как дальше делать! И если кто этого не понял, то пусть пеняет на себя…

Довольно скоро Веня выяснил, что Юрий Владимирович является простым советским пенсионером, живет в Москве недалеко от площади Дзержинского. Из родственников имеет внучку Наталью двадцати лет, проживающую по тому же адресу. Но Веня на этом не остановился и, вложив определенную сумму денег в не столько болтливых, сколько жадных сотрудников компетентных органов, получил более подробную информацию: до выхода на пенсию этот незаметный старичок трудился в аппарате ЦК по части работы с документами.

Столь странный результат весьма озадачил Веню. Ему казалось, что дедок этот должен был в Гохране работать или Госбанке, в сберкассе какой-нибудь на худой конец, короче говоря, как-то к деньгам относиться. Но разбираться в собственных сомнениях Веня не стал: если Катрин сунула ему фотку с адресом, значит, так надо. Он без особого труда познакомился с товарищем Хромовым, даже дома у него стал бывать, но никаких вопросов пока не задавал. Ведь без серьезного повода такого кремня, каким оказался при более тесном знакомстве старый партиец, на разговор не вытянешь.

И стал Веня терпеливо, как кошка у мышиной норки, ждать удобного случая: заезжал раз в недельку в гости воспоминания послушать, о здоровье справиться, чайку с тортиком попить. А чтобы все имело естественный вид, пришлось Вене за внучкой Натальей поухаживать. Благо та оказалась девушкой если и не красивой, то, что называется, симпатичной.