Текст книги "Жаркий июль"

Глаза младшего лейтенанта округляются. Убийца – это серьёзно, и он тотчас же сам становится серьёзным, нагибается ко мне через стол и говорит:

– Кажется, припоминаю… Хорошая машина, три тысячи на спидометре, я ещё подумал: спекулянт проклятый, сдерёт за неё ого сколько!

Я раскладываю на столе перед младшим лейтенантом три фотографии, в том числе снимок Евгена Максимовича Бабаевского.

– Один из них – владелец этой «Волги», – говорю.

Харченко отрицательно качает головой.

– Нет, с учёта снимал совсем другой.

– И вы хорошо запомнили его? – с надеждой спрашиваю я.

– Конечно, – отвечает он и без напускной скромности добавляет: – У меня вообще хорошая память. Увижу, как сфотографирую.

– И что же подсказывает вам эта фотопамять? – Не удерживаюсь от иронии, но тут же понимаю, что полностью завишу от этого веснушчатого младшего лейтенанта, и сразу поправляюсь: – Устный портрет, товарищ Харченко, я очень прошу: устный портрет!

Младший лейтенант задумывается. Я не тороплю его, понимая, с каким напряжением работает сейчас его мозг.

– Так… – начинает он наконец. – Мужчина лет сорока или чуть меньше. Мешки под глазами, и морщины от носа до кончиков губ. Лысый, осталось совсем мало волос, зачёсывает остатки слева направо. Лоб высокий, морщинистый, нос с горбинкой, большой, а глаза ввалившиеся, тёмные и пронизывающие. Губы бледные, узкие, уши хрящеватые. Рост около ста восьмидесяти. Кадык все время шевелится.

Я благодарно киваю: устный портрет выразителен и сделан профессионально.

– Как держался? – уточняю.

Харченко едва заметно улыбается.

– У нас – машины… – говорит он неопределённо. – А в каждой машине можно найти недостатки. И эти недостатки, если они серьёзные, мы находим. Ну, знаете, как люди держатся… Одни благодарны, другие угодливы, улыбаются тебе, как лучшему другу. Этот тоже – слащавый, угодливый, в звании меня повысил, лейтенантом называл. Я ещё подумал: у тебя «Волга» только обкатку прошла, зачем же льстить? По закону все сделаем. Ещё спросил: «Продаёте?» Немного смутился, руками развёл: мол, что поделаешь, обстоятельства. «Дачу, – отвечает, – хочу купить, и деньги нужны…» Врёт, конечно, сукин сын, глаза неискренние, бегают… Однако все документы в порядке – подписал, и катись ко всем чертям.

– А у вас и правда хорошая память, – говорю я, потому что помнить через столько дней такие детали сможет не каждый. – Припомните, пожалуйста, один он был или с кем-нибудь?

– Один, – ни на мгновение не заколебался младший лейтенант. – Кстати, – обрадовался, – ещё одна деталь: если будете искать этого пройдоху, пригодится. На подбородке у него ямочка, знаете, такой раздвоенный подбородок…

– Брюнет или блондин?

– Лысый… – разводит руками. – Хотя брюнета запомнил бы, точно, блондин, я же говорил, совсем мало волос осталось, но блондин.

– Паспорт его смотрели?

– Это вы на предмет фотографии? – догадывается. – Паспорт был в ажуре. Все документы хорошие, не придерёшься. Кстати, а что с настоящим владельцем?

– Если бы знал…

– Ищете?

– Начали.

– Но ведь его нет уже две недели! – До младшего лейтенанта наконец дошла суть того, что случилось. – Значит…

– Все может быть, – ответил я уклончиво. – Прощай, младший лейтенант. Ты мне очень помог.

Вышел на улицу, взглянул на часы. Половина третьего, и сегодня уже нечего делать.

Теперь первое – магазин: установить, кому продана белоснежная красавица. Покупатель общался с лысым, снимавшим машину с учёта, по крайней мере два дня: на автомобильном базаре, где договаривались, и в магазине, где оформляли продажу. Да и сам автомобиль надо осмотреть. Почти две недели, как он у нового владельца, да чего на свете не бывает, может, что-нибудь и сохранилось.

Магазин сегодня выходной, раньше, чем завтра в десять, в него не попадёшь. Я огляделся и направился к ближайшему телефону-автомату позвонить Марине.

2

«Волгу» могли продать в Узбекистан, в Грузию, куда угодно, но оказалось, что новый её владелец живёт в Быковне, на окраине Киева, и добраться к нему можно автобусом за полчаса.

Я немного постоял перед домом Микиты Власовича Горобца. Это было впечатляющее зрелище: двухэтажный кирпичный красавец с широкими окнами и большой стеклянной верандой, он словно гордился собой, выставлял себя напоказ – усадьба была обнесена не сплошным, глухим деревянным забором, а оградой из высоких металлических прутьев, заострённых вверху. За прутьями, правда, густо, плотно друг к другу росли подстриженные ёлочки, они образовывали ещё одну, в человеческий рост, вечнозелёную ограду – это было действительно красиво и удобно, и я удивился вкусу хозяина дома. Наверное, профессор или отставной полковник, почему-то подумал я: деньжата водятся, захотелось шикануть, поездить на «Волге», – официально приобрести её трудно, вот и отправился на базар.

Честно говоря, мне стало немного жаль Микиту Власовича: должно быть, «Волгу» придётся пока что, до выяснения всех обстоятельств, отобрать, да и потом дело решит суд – приятного мало.

На мой стук в калитку откликнулся пёс. Лаял злобно и звенел цепью, однако никто не шёл отворять.

Я постучал ещё раз и только тогда увидел, как открылась дверь стеклянной веранды, и на высоком крыльце появился пожилой седой мужчина в синих спортивных брюках и белой майке. Не спеша спустился с крыльца, загнал пса в конуру и отпер калитку. Но не пропустил во двор. Стоял на бетонированной дорожке, загораживая вход, и вопросительно смотрел на меня.

Я молча вынул удостоверение, он внимательно рассмотрел его и сделал шаг в сторону.

– Прошу… – наконец улыбнулся, но улыбка получилась неискренней, вымученной. – Входите, пожалуйста, но не знаю: уголовный розыск – и ко мне…

Рядом с бетонированной дорожкой к веранде пролегала ещё одна, значительно шире, к большому кирпичному гаражу, построенному не один год назад: масляная краска на железных воротах кое-где облупилась и выгорела на солнце.

– По поводу покупки вами машины у гражданина Бабаевского, – объяснил я.

– Прошу, – указал он на веранду, – прошу, но не понимаю, почему это вас заинтересовало. Покупка оформлена через комиссионный магазин, все законно, какие могут быть ко мне претензии?

Не отвечая, я направился к дому. Хотел остановиться на веранде, но хозяин открыл дверь в комнату.

– В зале прохладнее, – пояснил он, – и больше тянет на беседу.

Моя версия с профессором сразу отпала: какой же профессор назовёт гостиную залом и скажет «тянет на беседу»? И все же «зал» был обставлен действительно с профессорским шиком. Толстый китайский ковёр чуть не на весь пол, модная импортная «стенка» с хрустальными вазами и фужерами, удобные кресла и диван. У окна фикус. Этот фикус совсем не гармонировал с хрусталём и ковром, однако свидетельствовал об устоявшихся вкусах Микиты Власовича Горобца или его супруги. В конце концов, какое мне дело до их вкусов – в комнате и правда было прохладно; я опустился в кресло и с удовольствием вытер платком пот со лба.

Хозяин не сел рядом, он отодвинул стул от стола и примостился на самый его краешек, как бы подчёркивая, что у него нет времени рассиживаться и он не рекомендует этого незваному гостю.

– Покажите, пожалуйста, документы на машину, – попросил я.

Горобец встал, вышел в соседнюю комнату и сразу же вернулся с техническим паспортом, аккуратно обёрнутым целлофаном.

Я развернул документ. На первой странице все, как полагается: фамилия Бабаевского, номера двигателя и шасси, номерной знак, на другой тоже все в ажуре: печать автоинспекции, соответствующие подписи.

– Целлофаном обернули вы? – спросил я.

– Да.

Что ж, подумал я, это хорошо: возможно, на техпаспорте сохранились отпечатки пальцев человека, выдававшего себя за Бабаевского. Шансов, правда, не много, хотя все может быть.

Горобец протянул руку за паспортом, но я сделал вид, что не заметил этого. Спросил:

– Где вы работаете, Микита Власович?

– Вахтёром автопредприятия, – ответил он с вызовом, – но какое это имеет значение и какие у вас претензии ко мне?

Я ждал всего, только не этого. У вахтёра зарплата не больше ста рублей, на какие же шиши построен двухэтажный дом и приобретена «Волга»?

Не торопясь я вынул из кармана кусок бумаги, аккуратно завернул в него технический паспорт, спрятал. Краешком глаза не без удовольствия следил за выражением лица Микиты Власовича. Деланно вздохнул и только после этого счёл возможным объяснить:

– Дело в том, что вы приобрели краденую машину, и мы сейчас производим расследование.

Микита Власович побледнел. Побледнел, потому что, наверное, был стреляный воробей и сразу сообразил, чем это может обернуться для него. Однако все же ещё не до конца поверил мне.

– У меня подлинные документы! – воскликнул он. – Заверенные государственными учреждениями. Я заплатил за машину, и у вас нет никакого права!..

– Но «Волга» краденая, – ответил я твёрдо, – и вы, уважаемый, на сей раз лопухнулись.

Мне было приятно употребить именно это слово, потому что оно полнее всего выражало суть сложившейся ситуации. Старый жук, пройдоха, способный, очевидно, любого обвести вокруг пальца, сам угодил в западню.

– Не может быть… – уже не так уверенно произнёс Микита Власович. – Такой солидный и порядочный человек!

– Бабаевский?

– Да… Ещё приглашал в гости…

– Он такой же Бабаевский, как вы – римский папа. Где познакомились?

– Где же знакомятся – на базаре.

– Какого числа?

– В воскресенье… Постойте, значит, тринадцатого июня. И черт меня попутал – чёртова дюжина…

– А во вторник оформили соглашение?

– Да, в понедельник он снял автомобиль с учёта, и мы встретились во вторник, в десять, у магазина.

– Сколько заплатили за «Волгу»?

– Есть же документ, – неопределённо ответил он. – Я заплатил деньги в кассу.

– А сверх того?

Этих нескольких секунд Горобцу хватило, чтобы определить линию своего поведения.

– Ничего, – ответил он твёрдо. – Я не имею дел со спекулянтами.

– Так я вам и поверил. За такую машину берут, кажется, двойную цену.

Я допустил ошибку, и Микита Власович тотчас же воспользовался ею.

– А это уже дело милиции, – сказал он не без ехидства, – бороться со спекулянтами… распустили!..

Он махнул рукой и даже чуть приподнялся на стуле, словно хотел произнести целую речь против мерзавцев, нарушающих законы, но, очевидно, вовремя вспомнил, что у самого рыльце в пушку, и запнулся.

Теперь была моя очередь переходить в наступление.

– У вас большая семья? – спросил я.

– Жена и сын.

– Жена работает?

– Дай бог по хозяйству управиться.

– Сколько же платят вахтёру автохозяйства?

– А-а, вот вы о чем! – сообразил он. – Немного, девяносто пять рублей в месяц.

– А за «Волгу» вы заплатили девять тысяч с гаком. Или вдвое больше!.. Но, если даже сойдёмся на государственной цене…

– Мы подрабатываем на цветах.

– Эх, много ли на них заработаешь!

Микита Власович искоса бросил на меня взгляд какой-то странный, как на дурачка. И тут этот старый воробей, как я понял чуть погодя, имел несомненное превосходство над капитаном уголовного розыска.

– На жизнь хватает и на машину тоже, – ответил он. – И все по закону.

– Разберёмся… – туманно пообещал я. – А теперь прошу вас описать внешность человека, у которого вы купили машину.

Оказалось, что у Микиты Власовича зоркий глаз: его устный портрет как две капли воды совпал с нарисованным лейтенантом Харченко.

– Давайте посмотрим машину, – предложил я, – В гараже?

– Где же ей ещё быть? – мрачно пробормотал он. – Но «Волгу» я вам не отдам!

– Это уже не от меня зависит, – весело сказал я, – как решит начальство… Хотя мне кажется, что на неё будет наложен временный арест. Как на вещественное доказательство.

Он не ответил и, ссутулясь, направился к выходу.

За гаражом тянулась большая стеклянная оранжерея. Она занимала чуть ли не всю территорию усадьбы Горобца, – между нею и домом остался только узкий проход. Я заглянул внутрь и увидел только несколько горшков с довольно чахлыми растениями.

– И на этом зарабатываете? – я пренебрежительно ткнул пальцем в горшки.

– Оранжереи существуют для того, чтобы выращивать цветы зимой, – поучительно ответил Горобец.

– И что же вы разводите?

– Тюльпаны.

– Зимой?

– Когда же ещё!

Вдруг я вспомнил большие красные тюльпаны, которые покупал Марине Восьмого марта. Сколько же я тогда заплатил на Бессарабском рынке? Кажется, по трёшнице за штуку! И раскупили их у какой-то тётки за несколько минут.

– Подгадываете к Восьмому марта? – спросил я.

– Приходится.

– И сколько же тюльпанов выращиваете?

Микита Власович смутился.

– Ну, тысяч девять – десять.. Как когда…

Вот тебе и вахтёр автохозяйства! Если даже оптом по два рубля за штуку, сколько выходит? Конечно, и дом можно построить, и каждый год «Волгу» покупать.

Видно, Горобец что-то прочитал на моем лице, потому что начал оправдываться:

– Отапливаем и освещаем электричеством, по счётчику платим. Рабочей силы не используем. Все по закону.

Да, судить его нельзя. И все же – проклятый хапуга, нахал, сукин сын… Пользуется любовью людей к прекрасному, наживается на лучших чувствах.

И куда смотрят местные органы?

Дав себе слово сегодня же позвонить в эти органы, я пошёл осматривать машину.

Белая «Волга» стояла в просторном окрашенном помещении, как королева. Микита Власович был-таки настоящим хозяином – отполировал машину до блеска, и я с неудовольствием подумал, что вряд ли найду в ней что-нибудь достойное внимания.

Открыв дверцу, заглянул внутрь. В автомобиле ещё пахло свежей синтетикой – специфический запах новой вещи. Я где-то читал, что в Италии похитители автомобилей пользуются специальной жидкостью, опрыскивают ею сиденья и обивку машины, чтобы создать иллюзию новизны. В этом же случае не надо было создавать никаких иллюзий: «Волга» и так новая. Кроме того, Микита Власович, кажется, вылизал её собственным языком и вытер носовым платком.

Я зачем-то пощупал сиденья, заглянул в багажник. Пусто: новый хозяин ещё не успел набросать туда всякой всячины, которую всегда надо иметь под руками.

– Машину купили с чехлами? – спросил я.

– Заказал сам, – ответил он и не удержался, чтобы не похвалиться: – Мне обещали достать овечьи шкурки. Говорят, красиво и удобно.

Конечно, удобно, однако где же можно достать сейчас выделанные овечьи шкурки? Хотя этот пройдоха из-под земли выкопает.

Я протянул руку.

– Ключи!

Горобец неохотно достал их из шкафчика, подал,

– И дубликат.

– Но я же… – нерешительно начал он.

– Машину запрём, а ключи я передам экспертам. Так нужно.

Он вытащил ещё один комплект ключей. Я посмотрел на спидометр.

– Много наездили?

– Вот только пригнал из магазина… – вздохнул он. – Куда ж ездить?

На спидометре было около пяти тысяч километров. Старик Бабаевский сообщил, что сын перед путешествием в Крым наездил три тысячи. Сказал: приблизительно три тысячи. Следовательно, можно прибавить ещё сотни две или три. Пять тысяч минус три двести – тысячу восемьсот километров проехала «Волга» после двенадцатого июня. Или две тысячи.

– Когда осматривали машину на базаре, сколько было на спидометре?

– Четыре девятьсот.

Это уже о чем-то говорило: Бабаевский мог отъехать от Киева приблизительно девятьсот километров или меньше. Куда-нибудь за Мелитополь.

– Когда приехали на базар? – уточнил я.

– С утра, в девять.

– »Волга» уже стояла?

– Нет, подъехала что-то около двух.

– И в ней был один человек?

– Да.

– Сразу договорились?

– Почему сразу? Поторговались…

– Новые «Волги» продают не каждый день… Покупатели были?

– Ну, были, так что?

– А то, что вы не очень-то и торговались. Боялись конкуренции.

Горобец ничего не ответил, но мне и не нужен был его ответ. Быстро подсчитал: приблизительно за тридцать два часа – от шести утра двенадцатого июня до двух дня тринадцатого, когда она появилась на базаре в Киеве, – «Волга» пробежала минимум тысячу шестьсот километров. Возможно? Вполне.

– Машина была грязной? – спросил я.

– Блестела как новая.

– Так она же и есть новая.

– Вот теперь, после полировки… – Горобец нежно поласкал ладонью капот «Волги», и я понял, что он влюблён в неё.

Должно быть, не очень и торговался, денег у него хватает, выложил чуть не все, что запросили, – только для чего? Очевидно, один из тех владельцев, которые очень редко и неохотно выводят машину из гаража, моют, полируют её, оснащают разными приборами, зеркалами, колпаками ручной работы, – люди, на мой взгляд, чудаковатые. Но Миките Власовичу нельзя было отказать в здравом смысле, – единственно, что человек немножко помешался на вещах: вон какой ковёр лежит в «зале», да и гарнитур импортный, тянет тысячи на три…

Я решительно хлопнул дверцей «Волги», положил оба комплекта ключей в карман.

– Заприте гараж, – приказал я, – и никого не подпускайте к «Волге». Конечно, кроме наших сотрудников. Скоро приедут.

– Век бы их не видеть! – невежливо пробурчал Горобец себе под нос.

Но какое мне дело до его манер?..

Открывая калитку, оглядываюсь. Стоит у распахнутых ворот гаража, похожий совсем не на воробья, а на ворона, опытную старую птицу, которая все видела в жизни и которую на мякине не проведёшь.

И вот тебе на – так опростоволоситься!

Однако я тут же забываю не очень-то уважаемого Микиту Власовича Горобца и спешу на автобус. Мне ещё надо в сберкассу, центральную сберкассу Дарницкого района, куда были переведены из комиссионного магазина деньги гражданина Бабаевского и которые вместо него получил преступник, вероятно, убийца, лысый нахал, которого уже видело столько людей и который пока не оставил ни одного следа.

В магазине мне сказали, что гражданин Бабаевский требовал немедленно уплатить ему деньги, – его хорошо запомнила бухгалтер, потому что ссылался на командировку, чуть ли не скандалил, однако бухгалтер не нарушила инструкцию, отбила все атаки и перевела деньги на только что открытый счёт в сберкассе.

Я поинтересовался: откуда она знает, что счёт был только что открыт.

Оказывается, Бабаевский, поскандалив с бухгалтером, поехал в сберкассу, открыл счёт и вернулся через час уже с книжкой, на которую на следующий день ему перевели деньги.

В сберкассе за несколько минут я выяснил, что действительно двадцатого июня на счёт Бабаевского поступили из комиссионного магазина деньги, которые он снял с книжки в тот же день наличными.

Произошло это ещё неделю назад, следовательно, преступник имеет фору в неделю и мог за это время…

Куда мог отправиться за эту неделю преступник или преступники, мне не хочется даже думать…

Выясняю, кто из контролёров и кассиров работал двадцатого июня. Обе тут. Вызывают в кабинет заведующей молодую красивую девушку – у неё на лице тревога, значит, успели предупредить, кто я, и она не ждёт ничего приятного от нашего разговора.

Контролёрша садится на стул, положив руки на колени, как прилежная ученица, и смотрит в пол, стараясь не встретиться со мной глазами. Она очень хорошо помнит человека, получившего деньги, переведённые комиссионным магазином. Это закономерно, большие суммы выплачивают не каждый день, и я соглашаюсь с Людмилой Федоровной – так зовут контролёра, – что такого человека забыть трудно. Кроме того, именно она работала и в тот день, когда этот человек открывал счёт – он был разговорчив, любопытен, и я понимаю почему. На всякий случай хотел, чтобы работники сберкассы запомнили его: ведь для получения такой большой суммы нужен паспорт, и стоило контролёру или кассирше что-то заподозрить… Поэтому и сказал Людмиле Федоровне, что открывает счёт ради денег из комиссионного магазина, интересовался, когда они должны прийти, и сразу предупредил, что получит наличными.

Потом этот посетитель заходил накануне, спрашивал, не пришли ли деньги, – естественно, что когда, наконец, двадцатого июня выписал чек на полную сумму, это ни у кого не вызвало подозрений.

– А что, – интересуется Людмила Федоровна, – мы сделали что-нибудь не так?

Что я могу ей ответить?

В конце концов, однозначного ответа и не может быть. Обвёл её вокруг пальца опытный преступник, кстати, обвёл вокруг пальца не только её, а и работников автоинспекции – ведь переклеил фото квалифицированно и подделал подпись Бабаевского почти точно, – это мы уже знаем, только эксперты установили разницу, чего же требовать от контролёра сберкассы. Тем паче, что подписи на выплатном ордере и карточке клиента абсолютно тождественны.

Я пожимаю плечами и начинаю расспрашивать Людмилу Федоровну о разных мелочах, на самом же деле хочу услышать ответ на очень важный для меня вопрос.

– Когда Бабаевский получал деньги, много было в кассе народу?

– Нет, пусто.

– В котором часу он появился?

– Через полчаса после открытия, когда разошлись первые посетители. Знаете, всегда перед открытием собираются люди, и пока их отпустишь…

– Да, – соглашаюсь я, – а как он вёл себя? Беспокоился, нервничал?

– Кажется, нет. Поздоровался, вежливо так, и сразу: «Конечно, уже пришли мои деньги?..»

– Значит, в кассе было пусто?

– Ну, несколько человек…

– Он был один?

– Один.

– Точно помните?

– Я подумала: такие деньги, неужели не боится? Ещё вошёл за ним какой-то мужчина, смотрит, будто ограбить хочет.

– Почему вы так решили?

Людмила Федоровна задумалась. Наконец ответила, посмотрев мне в глаза:

– А я, знаете, всегда на посетителей обращаю внимание. Работа у нас такая, с деньгами…

– Нервная работа, – согласился я. – И что же делал тот мужчина?

– Разглядывал лотерейные таблицы.

– К Бабаевскому не подходил?

– Нет.

– И вышел вместе с ним?

– Чуть раньше. Бабаевский клал деньги в карман, когда тот вышел.

– И он видел, что Бабаевский получил большие деньги?

– Вот оно что? – В глазах Людмилы Федоровны вспыхнул тревожный огонёк. – И тот тип ограбил нашего клиента? А я думаю: зачем милиция…

Мне не хотелось её разочаровывать. Но и подтверждать её догадку я не мог. Попросил:

– Опишите внешность этого человека.

Людмила Федоровна потёрла щеку тыльной стороной ладони.

– Ну, высокий… и коренастый. Лицо у него ещё такое … – вздохнула. – Не помню…

– А почему вы подумали, что он может ограбить?

– Ну, знаете, есть такие типы… Смотрел исподлобья, и вообще черты лица неприятные. А у него ещё чёлка зачёсана вперёд. Ага, тёмная чёлка, и вид какой-то неопрятный. Небритый и рубашка мятая.

– Черты лица… – попросил я. – Попытайтесь описать.

– Лоб низкий, и чёлка над глазами… – повторила и задумалась. – Нет, не могу…

Я понял: больше мне из Людмилы Федоровны ничего не вытянуть. В конце концов, тот тип мог быть случайным посетителем. Только я успел так подумать, как контролёрша, оживившись, сказала:

– Совсем забыла… Извините, но совсем позабыла… Он же просто так смотрел на таблицу, ну, понимаете, когда проверяют выигрыши, лотерейные билеты держат в руках, а у него не было…

– Вот это уже кое-что… – Я сказал Людмиле Федоровне, что она умница, наблюдательна, и поспешил в управление.

Каштанов слушал меня молча, с живым любопытством в глазах, иногда поглаживал бородку, что было признаком хорошего настроения.

И все же несколько охладил меня:

– Говоришь, двое? И контролёрша наблюдательна… Женщины знаешь какие? Выдумать могла…

Я не согласился с полковником, но промолчал: Каштанов догадался об этом, потому что сказал:

– А впрочем, тебе, Хаблак, виднее. Могут быть и двое, и трое. – Достал из шкафа карту, разложил на столе. – Восемьсот километров, говоришь?

– Приблизительно.

– Ясно, что приблизительно. Выходит, где-то на юге Запорожской области или в Херсонской.

– Оформлять командировку?

– А ты догадливый.

– Вы же недогадливых не держите.

– Вылетай сегодня же.