Текст книги "Глаза истины: тень Омбоса. Часть 1. На тропе возмездия"

– Вот, держите, – он протянул аппарат Алисе. – Заряда осталось около половины. Все равно собирались заказывать новый из лаборатории.

– Спасибо, – улыбнулась помощница.

– На кой черт он вам сдался? – требовательно спросил Ряховский.

– Хочу проверить одну мою теорию. Можно?

– Может, сначала поделитесь ею со мной, прежде чем заниматься самодеятельностью? Раньше я не замечал за вами такого самоуправства, Алиса.

– Отчаянные обстоятельства требуют отчаянных мер, шеф. Я всего лишь хочу помочь.

– Оставь её в покое, Альберт, – вступился за молоденькую помощницу Ковальский. – Мы все на взводе и в шоке после случившегося, сам знаешь. Это сказывается на способности трезво соображать. Если девочка может предложить решение, я только за.

– Ну, допустим…

– Спасибо большое, господа, – кивнула Алиса и взяла у Ряховского дощечку. – Меня посетила мысль. Вдруг здесь написан некий текст, предназначенный для нашего погибшего культиста? Он мог его прочитать, а мы не можем?

– Тот же фокус, что мой отец провернул с пентаграммой? – сказала Марго.

– Именно. Вряд ли он сам его придумал. Полагаю, сеттитов приучили пользоваться им для конспирации.

– Тогда почему они не нашли пентаграмму сами?

– Во-первых, они могли не знать о ней. Ведь чтобы прочесть невидимое сообщение, нужно знать о его существовании. А во-вторых, может, они его и нашли, но не смогли уничтожить, поэтому нам тоже довелось его лицезреть. Ладно…

Алиса подошла к ближайшему раскладному столику, которые в большом количестве принесли с собой спасатели и полицейские. Аккуратно изъяла дощечку, положила на гладкую поверхность и осветила фиолетовым лучом. Затем она осторожно взяла дощечку двумя пальцами и отнесла подальше, где падало меньше света, но и там ничего не увидела. Тогда девушка вернулась и проделала те же манипуляции с обратной стороной дощечки.

На сей раз Ковальский смог из-за её хрупкого плеча разглядеть засветившиеся во мраке строчки символов. Судя по всему, их вывели вовсе не кровью, а специальными чернилами – уж больно четко они были видны. Лейтенант не мог не поразиться сообразительностью секретарши Ряховского. А девчонка схватывает, учится у своего босса. Из нее мог бы выйти неплохой оперативный сотрудник.

– «Новую жертву мы принесем, когда Ра минует вторые врата Дуата», – медленно прочитала она написанную витиеватым почерком фразу. – Тут есть еще. «Если забудешь, куда идти, путь тебе укажет…

Она умолкла на полуслове, уставившись на дощечку широко открытыми глазами.

– И-и-и-и? Что там дальше? – поторопила Марго. – Текст обрывается?

Алиса заморгала, словно пришла в себя от транса. Затем повторила фразу вместе с окончанием:

– «Если забудешь, куда идти, путь тебе укажет бубновый король».

Глава 23

Штефан Ратцингер в очередной раз пробегал глазами по строчкам знакомого стихотворения, но едва ли мог найти в них новые оттенки смысла. Прежняя разгадка так хорошо на них ложилась, что его уставший за день мозг с трудом подбирал иные аналогии. Впрочем, в этом всем был и положительный момент: теперь они точно знали, что в прошлый раз расшифровали все неверно. Судьба дала им второй шанс – теперь в их силах его не упустить.

 
Бубновый король был дворянского рода.
Но, выиграв войну для земного народа,
Пшеницей златой заменил сады трав,
И Русь он сплотил, под звездою собрав.
В центре гордо стоя, он рабов забывает,
А стражи, как Цербер, лишь двух охраняют.
 

Теперь сомнений у них не оставалось. Сегодня быть еще одному теракту. В инструкциях, которые убитый культист держал при себе даже при угрозе собственной жизни, было четко сказано, что будет принесена «новая жертва». Снова погибнут десятки людей, если их маленькая группа не разгадает эту проклятую шараду.

Ратцингер попытался сконцентрироваться на тексте, но ему это едва удавалось. Причина была весьма нетривиальной: под боком не умолкали два федерала. Ковальский и Ряховский были всерьез обеспокоены сложившейся ситуацией. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что в рядах ФСБ завелся шпион Ордена. Только так можно было объяснить тот факт, что террорист узнал о готовящейся облаве на Расторгуево, которую с трудом удалось организовать в самый последний момент. Иных вариантов просто не было. Это мог быть только кто-то из своих.

Рядом с немцем примостилась Маргарита Романова и тоже всмотрелась в строчки.

– Они теряют время, пытаясь вычислить крота, – пожав плечами, сказала девушка как бы в воздух. – В сложившихся обстоятельствах у нас едва ли есть на это время.

– Соглашусь с вами, фройляйн, – кивнул Ратцингер. – Времени у нас крайне мало.

– До двух часов ночи?

Ратцингер отвлекся от текста и взглянул на неё с легким недоумением:

– С чего это вы взяли?

– Ну… – растерялась Марго. – В тексте на дощечке упоминались вторые врата Дуата. Все, включая меня, решили, что речь идет о втором часе ночи. Тогда у нас все равно не бог весть сколько времени, но точно больше, чем было прежде.

– Вы категорически не правы, фройляйн, – возразил Ратцингер и полностью повернулся к девушке. – Вы правильно вспомнили, что в религии древних египтян каждый час ночи обозначался вратами в подземном мире, Дуате, куда бог-солнце Ра попадал на закате. Двенадцать часов ночи – двенадцать загробных врат. Но вы же понимаете, что отсчет начинался вовсе не с полуночи?

– О боже… – ужаснулась Марго тому, как они сильно поспешили с выводами. – Мы об этом не подумали. Разумеется, врата нужно отсчитывать с момента захода солнца…

– … который имел место около девяти вечера, – закончил её мысль Ратцингер. – А значит, если отсчитать два часа, то мы получим всего лишь одиннадцать часов вечера. С учетом того, сколько времени мы уже потеряли на спасательные работы, у нас чуть больше часа на то, чтобы вычислить место следующего теракта и, надеюсь, все-таки его предотвратить.

Марго смотрела на немца широко раскрытыми глазами, в которых отчетливо читался шок, граничащий с паникой.

Да, девочка, времени у нас в обрез, а я понятия не имею, что и где нам искать.

Ратцингер проклинал себя за свою медлительность, но ничего не мог с собой поделать.

– Так же, как вы ошиблись с определением времени следующего нападения, мы ошиблись и в расшифровке «бубнового короля», – продолжил Ратцингер не столько для Марго, сколько для упорядочивания своих мыслей. – Это свойство человеческой психологии, с которым уже ничего не поделаешь. Люди склонны мыслить стереотипами, навешивать ярлыки, поскольку так проще жить, и информация, включающая в себя образы, идеи, конкретных людей, быстрее проскакивает стадию обработки и осознания. И в этот раз оно сыграло с нами страшную шутку. Мы уже навешали ярлыки на каждую строку, как будто бы нашли смысл, но тем не менее сейчас очевидно, что все в корне неверно.

– Давайте попытаемся мыслить так, будто видим этот стишок впервые, – Марго снова взглянула на текст. – С первой строкой все ясно. Ленин – «бубновый король дворянского рода».

– Его родители были потомственными дворянами.

– И он выиграл «войну для земного народа», – продолжила Маргарита. – Речь идет либо о революции, либо о гражданской войне.

– Но в то же время «он рабов забывает», – указал Ратцингер на пятую строку послания. – Он их предал. Возможно, речь идет о позорном Брестском мире, который заключили большевики с немцами после революции, тем самым выведя Россию из Первой мировой войны на кабальных условиях Германии.

– Не думаю, – покачала головой Марго. – Этот стишок должен указывать на конкретное место в городе. Вряд ли речь идет о Брестском мире, который не имеет никакого отношения к Москве.

Девушка умолкла на несколько секунд, а потом ткнула пальцем во второе слово пятой строчки.

– «В центре», – сказала она. – Видимо, имеется в виду центр города. Мавзолей Ленина на Красной площади?

– Но фройляйн, он там вовсе не стоит, а лежит на одре с венками в стеклянном саркофаге, – возразил Ратцингер, на мгновение поразившейся мысли, которая никогда не приходила ему в голову.

Расположенный на краю Красной площади под самой кремлевской стеной мавзолей Ленина носил в себе печать символизма, о котором не догадывались многие коренные москвичи. Ступенчатая пирамида в центре «третьего Рима», покрытая красным гранитом, являла собой не что иное, как дань уважения древним языческим сооружениям, а именно египетским. Ступенчатая пирамида Джосера в Саккаре являла собой частный пример эволюции пирамиды как сооружения. Промежуточное звено между мастабой, представлявшей собой просто огромную каменную плиту квадратной формы, и полноценной правильной пирамидой вроде тех, что построены в Гизе и известны всему миру. Вождь мирового пролетариата, свергнувший целую империю, был похоронен, вопреки своим желаниям, в сооружении, родиной которого был Древний Египет. Ратцингер поразился, как эта великая исчезнувшая цивилизация пустила корни даже в центре атеистического Советского Союза.

Отвлекшись от исторической иронии, он продолжил:

– Полагаю, речь идет не о мавзолее, а о памятнике Ленину.

Ратцингер едва не прикусил язык. Такая версия тоже не годилась: в Москве их были десятки! Почти на каждой станции метрополитена, построенной в советский период, архитекторы считали своим долгом поместить изваяние вождя. Лысая голова с характерным прищуром и козлиной бородкой встречала пассажиров десятилетиями на полусотне станций. И многие из них располагались прямо под вокзалами…

– Большинство из них находятся не в центре города, – сказала Марго, открывшая в смартфоне карту города с пометками памятников. – Два стоят на площади трех вокзалов! Один – внутри Ленинградского, а второй – возле Ярославского!

– «А стражи, как Цербер, лишь двух охраняют»… – задумчиво процитировал Ратцингер. – Нет, не сходится. О каких стражах идет речь? К тому же памятника внутри Ленинградского вокзала нет уже два года как. Сеттиты не стали бы основывать указания для своих подчиненных на маркерах, которых уже нет.

– «Он рабов забывает», – парировала Марго.

– Он забывает, а не его, – ответил Ратцингер. – Нет, здесь наверняка имеется в виду что-то другое.

Маргарита продолжила изучать карту, отметая небольшие изваяния во дворах, бюсты в скверах и прочую мелочь. По итогам её изысканий остался лишь один достойный кандидат.

– Памятник на Калужской площади, – сказала она, открывая небольшую статью в «Википедии». – Один из самых крупных и недавних. Установлен в 1985 году.

Ратцингер инстинктивно взглянул вместе с ней на спутниковую карту. На ум тут же пришли их манипуляции с пентаграммой на карте города. А что, если и тут нужно применить ту же логику?

– «В центре гордо стоя, он рабов забывает»… – повторил строчку Ратцингер. – Значит, он от них отворачивается…

– Нужно понять, на кого Ленин не смотрит. От кого он отвернулся, – сообразила Марго.

На карте памятник был обращен лицом слегка на юго-запад, поэтому они мысленно провели линию на северо-восток через весь город. На этом отрезке было немало примечательного. Линия стрелой прорезала столицу, пересекая наискось Кремль, едва не проходила через уже упоминавшийся ими мавзолей, миновала Большой театр, пролегала мимо сквера на Цветном бульваре и спорткомплекса «Олимпийский», гигантским эллипсом видневшегося на карте. И, наконец, она четко пересекла одну достопримечательность Москвы, которая заставила Марго и Ратцингера приостановить свой виртуальный полет над городом.

Линия уткнулась в небольшую площадь перед главным входом на ВВЦ, прежде называвшийся ВДНХ. Тогда, в 1937 году, на ней располагалась гигантская монументальная статуя, являвшаяся одним из символов ныне ушедшей советской эпохи. Теперь она возвышается в пятистах метрах северо-восточнее. И эта композиция идеально подходила на роль «стражей» из стихотворения.

– «Рабочий и колхозница»… – проговорил Ратцингер с изумлением.

Глава 24

Как же проста на самом деле была разгадка.

«Рабочий и колхозница», скульптура Мухиной. В воспаленном сознании египетских культистов эти две могучих фигуры превратились в стражей, уподобленных Церберу. Однако у автора композиции была совершенно иная задумка. По изначальному замыслу, статуя, представлявшая собой стальной каркас, обшитый хромоникелевой сталью, олицетворяла единение победившего буржуазию рабочего класса с поддержавшим его в борьбе за свободу крестьянством, а также динамику стремительного развития СССР в те годы. «Творческий порыв», как её описала сама Мухина, вдохновлённая, как ни странно, греческими изваяниями Ники Самофракийской, крылатой богини победы, которая у советской женщины ассоциировалась с победой Октябрьской революции, а также изваяниями «Тираноборцев» Несиота и Крития – двух воинов с гордо поднятыми к небу скрещенными мечами, выступивших против последней в Афинах тирании царей Гиппия и Гиппарха.

Штефана Ратцингера поразило другое. Мало кто из москвичей знал, что у этого колоссального монстра из сотен тонн стали было и более скромное воплощение. На крыше огромного арочного входа на ВВЦ находилась статуя под названием «Тракторист и колхозница». Позолоченная статуя типичного советского рабочего мужчины, чей род занятий выдавали только особой формы очки, поднятые на лоб, и обычной советской труженицы из колхоза – с высоты в тридцать два метра они наблюдали за всеми, кто посещал Всероссийский выставочный центр. Обе фигуры в одухотворенном порыве к труду держали на поднятых к небу руках большой сноп «пшеницы златой». И их двоих охраняют стражи – исполины Мухиной, о которых забыл «бубновый король», отвернувшись от них далеко на юго-западе, в центральной части города.

Потомственный немец невольно улыбнулся, когда вспомнил один забавный факт. Если бы не вмешательство членов политбюро партии, тракторист держал бы сноп пшеницы вовсе не двумя руками. Одной из них он обхватил бы сзади талию своей напарницы, что партийные деятели сочли вульгарным и неподходящим для памятника, прославляющего величие советского пролетариата.

Ратцингер понятия не имел, как вся эта информация могла им помочь вычислить следующее место удара сеттитов, но тем не менее был вынужден рапортовать её федералам. Ряховский и Ковальский склонились над картой города, где египтолог наскоро изобразил все их с Марго геометрические выводы. Все изложенное немцем неплохо вписывалось в общую концепцию, прежде освоенную на пентаграмме, однако собравшимся выводы казались довольно натянутыми.

– Они что, собрались взрывать ВВЦ? Какой в этом смысл? – недоумевал Ряховский.

Ему явно требовалось немало сил, чтобы не сорваться в гневную тираду. Ратцингер мог понять его негодование. Наверное, впервые за свою многолетнюю карьеру Ряховский чувствовал себя не в своей тарелке. Он столкнулся с чем-то ему неподвластным. С тем, что едва укладывалось в его голове. И сложившаяся ситуация непонимания и, как следствие, бессилия перед лицом нового врага ожесточала и раздражала следователя.

– Нет-нет, я так не думаю, – замотал головой Ратцингер. – Это всего лишь промежуточный этап на пути к следующему вокзалу. Сейчас на ВВЦ никого нет, кроме любителей погулять на ночь глядя. В этом очень мало смысла.

– А вот все оставшиеся вокзалы москвичи яростно штурмуют, – вмешалась Алиса, последние полчаса изучавшая сводки новостей. – Горожане вовсе не глупы. Они догадались, что все эти взрывы связаны между собой, а потому как можно скорее пытаются покинуть город. Большинство на машинах, но многие решаются и на отчаянный побег через уцелевшие вокзалы.

Час от часу не легче.

– Мы должны четко и ясно вычислить место следующего нападения, – вернул их к насущной проблеме Ряховский. – Вариантов еще слишком много. Они не тронули ни один из трех вокзалов, а также Савеловский, и теоретически могут снова попытаться нанести удар на Павелецком, который мы героически не дали подорвать. Его уже оцепили и проверяют. К тому же мне все еще кажется, что у них может вполне хватить наглости снова явиться на Белорусский вокзал, чтобы, как вы говорите, завершить символ пятиконечной звезды.

Будучи не до конца уверенным в собственных выводах, Ратцингер не посмел возражать федералу. Но интуиция подсказывала ему, что Ряховский заблуждается. Сеттиты не глупы, а потому в охраняемое полицейскими место вряд ли полезут. Им было проще смириться и продолжить свой кровавый крестовый поход на жителей столицы ради воплощения некоего ритуала, о сути которого он сам не имел ни малейшего понятия. Однако приглашённый эксперт старался не подавать виду, чтобы не потерять место в команде. Это был уникальный шанс прикоснуться к тому, что он лишь опосредованно изучал целое десятилетие, и теперь не намерен был так легко упускать. Ратцингер совсем не верил в правильность суждений Ряховского, но больше группе похвастаться было нечем. Лучше хоть это, чем ничего. А часы продолжали тикать.

– Нам нужно отправиться на место, – твердо произнес он наконец. – Отсюда мы вряд ли поймем, что авторы стишка имели в виду и куда указывали. Необходимо побывать «на натуре», скажем так.

Ряховский смерил его недовольным взглядом. Затем скомандовал:

– Тогда быстро в машину. Времени на экскурсии у нас нет.

Глава 25

В бескрайней далекой пустыне вздымались пески. Миллионы мелких частиц собирались в тучи и заполняли небо, закручиваясь в вихри возле гигантского каменного строения идеальной пирамидальной формы. Черные гладкие грани словно манили внутрь, звали раскрыть их тайны.

Маргарита Романова видела исполинскую черную пирамиду во всем её величии посреди нетронутой древней пустыни. Посреди первозданного, первобытного хаоса, живущего своей жизнью, высилось это олицетворение порядка и четкости. Девушка представляла, как вокруг могучего строения рассыпаются в пыль камни и горы. Как борются за жизнь, воплощенную в единичных каплях воды, живые существа. И при этом они все равно становятся жертвами либо друг друга, либо палящего беспощадного солнца. Даже то, что человек возвел из камней и стали, оказывается ничтожным по сравнению с первобытной мощью пустыни с её обжигающими песками.

Но черной пирамиде это все как будто нипочем. Она продолжает стоять посреди смертоносной бесконечности непоколебимым стражем того, что её создатели сокрыли внутри. Никто не знает, что там, как попасть внутрь, что предстоит преодолеть на пути к сердцу пирамиды. Но каждый, кто обретает возможность хотя бы вскользь о ней узнать, становится одержим этой тайной. Желает разгадать её, отыскать строение из чёрного камня, забытое всеми в песках древнейшей пустыни на планете, и проникнуть внутрь.

И вот Маргарита тоже стояла перед ней, но песчаная буря не подпускала её близко. Вихрь все усиливался. Вскоре вокруг ничего нельзя было разглядеть дальше вытянутой руки и пирамида скрылась в ревущем хаосе песчаной бури. Марго еле удавалось держаться на ногах от порывов ветра. Она закрыла лицо руками, но вездесущий песок все равно проникал в нос, залетал в уши, резал глаза. Ей хотелось кричать, но девушка не решалась открыть рот, чтобы не вдохнуть острых горьких частиц.

Когда Марго почувствовала, что ветер ослаб, она осмелилась убрать руки от лица и открыть глаза. Черная пирамида исчезла, как и бескрайняя пустыня. Вместо этого она оказалась на Лубянской площади посреди ночи. Справа виднелось знакомое двухцветное здание ФСБ. Впереди – напоминавшее нос корабля здание бывшего «Детского мира». У её ног расстилалась зеленая круглая лужайка посреди безлюдной площади. Машин вокруг также не было видно.

Прямо перед девушкой на круглой лужайке возвышалась гигантская статуя. Маргарита, нахмурив брови и приоткрыв рот, приблизилась к ней на пару шагов, задрав голову. Изваяние устремлялось ввысь во тьму на чудовищную высоту. Лунное сияние очерчивало угрожающий нечеловеческий силуэт.

Тело атлетичного мужчины, воплощенное в грубой простоте, присущей древнеегипетским скульпторам, было изображено в движении. Одна нога стояла перед другой. Из одежды лишь странная юбка чуть выше колен. Голый мужской торс с широкими плечами и грудью венчала чудовищная голова. Длинная, вытянутая, как у крокодила, но слегка загнутая книзу на конце. Даже каменные глаза статуи выражали животную ненависть. Длинные волосы спадали далеко за спину, а также на плечи в виде двух широких кос. Правая рука, ближайшая к Марго, была опущена вниз и держала крест с петлей, анкх. А в левой руке, выставленной вперед, статуя сжимала посох с навершием в виде небольшой длинной головы неизвестного существа.

Девушка не понимала, как здесь могла оказаться эта статуя. Здесь ведь никогда ничего не было раньше! Как это возможно?!

Словно услышав её вопрос, изваяние ожило и повернуло к ней свою похожую на крокодилью голову. Маргарита ужаснулась и отпрянула, сдавленно вскрикнув. Статуя переставила посох и, опершись на него, спустила правую ногу с пьедестала. От одного шага исполина земля содрогнулась, и Марго не смогла устоять на ногах. Девушка рухнула на землю и в ужасе закричала. Она видела, что вокруг огромная пустая площадь, но её сердце все равно сжималось от страха. Спрятаться от каменного великана было негде.

С еще одним громоподобным грохотом статуя полностью сошла с постамента и воззрилась на явно непрошеную гостью. Ей пришлось сильно опустить голову, чтобы видеть девушку – муравья под своими ногами. Изваяние двинулось на неё – медленно, неумолимо, сотрясающей землю поступью.

Марго попыталась встать, но следующий шаг статуи заставил её опять упасть. Не спуская расширенных от ужаса глаз с гиганта, девушка ползла по асфальту, яростно перебирая руками и ногами, которые не слушались. Асфальт словно грыз её ладони, ноги оскальзывались. Она знала, что не успеет спрятаться: исполин своими гигантскими шагами слишком быстро сокращал расстояние, пока не оказался ровно над ней.

Колоссальная ступня поднялась в воздух на высоту двух этажей, хотя для изваяния это было не больше, чем обычно нужно для ходьбы. Марго поняла, что деваться некуда, и все её тело сжалось, готовясь к неизбежному.

Исполин опустил ногу и вдавил тело девушки в асфальт площади. Марго ощутила твердый холодный неумолимый камень гигантской стопы, услышала хруст собственных костей, когда её придавило к земле. Воздух буквально выдавили из легких, все мышцы разрывало от давления.

А затем наступила темнота.