Текст книги "Рассекреченное королевство. Швея-чародейка"

Он взял меня под руку и провел по остальной оранжерее, показывая растения и объясняя их важность в своих исследованиях.

– Как ни печально, на этом мои способности заканчиваются, – сказал Теодор. – Я знаю, какие есть возможности и как их можно развить. Если я хочу, чтобы это место привлекало людей, оно должно приносить эстетическое удовольствие.

– А вы считаете, что сейчас оно его не приносит?

– Не имею ни малейшего понятия. Кто здесь художница? Вы или кто-то другой?

– Вряд ли художница, – прошептала я и осмотрелась вокруг. – Все и так красиво. Но вы можете смешать текстуры.

– Что?

– Если у меня в наличии имеется мерцающий шелк, я могу объединить его с мехом. Если есть узорная парча, я обрамляю ее органзой.

Теодор недоуменно смотрел на меня.

– Вы можете, к примеру, поместить мох среди плюща или какие-то ветви с грубой корой рядом с этими пушистыми лиственными растениями.

– Кажется, я понял, – сказал Теодор, рассматривая поверхность белого цветка. – По контрасту, верно?

– Точно.

– А как насчет оттенков? Или пусть идут в естественном порядке?

Я осмотрелась вокруг. Здесь не было игры оттенков. Пурпур граничил с оранжевым, а розовый цвет возникал среди красного. На платье эти оттенки смотрелись бы плохо. А здесь они выглядели идеальными.

– Невероятно, как природные цвета красивы рядом друг с другом. Вряд ли вы что-то испортите. По сути, въедливая корректировка цветов заставит ваше творение выглядеть как сад. А сейчас оно кажется летним лесом.

– Или, возможно, джунглями, – усмехнувшись, добавил он. – Если так, то мне удалось главное.

Он поместил мою ладонь на свою руку и медленно повел меня между рядами растений. Я хотела увидеть всю панораму, коснуться и вдохуть аромат каждого цветка – и провести больше времени с сопровождавшим меня симпатичным герцогом.

Я остановилась у сладко пахнущей текомы. Мне пора было возвращаться к работе. Пенни и Алиса провели без меня целое утро. А у нас имелась полная доска заказов, и многим требовались мои зачарованные стежки.

– Мне пора уходить.

Я почувствовала укол ревности к знатным людям, не имевшим строгого распорядка. Они могли околачиваться в оранжерее весь день.

– Как жаль! Мне хотелось поговорить с вами о летнем пикнике в моем саду. Я принесу сыр и хлеб, а на одном из этих деревьев найдется хотя бы несколько маленьких апельсинов.

– Звучит заманчиво, – ответила я. – Однако мои помощницы были без меня слишком долго.

– Я понял, что сейчас не в силах выдернуть вас из вашего ателье, – сказал он. – Возможно, в другой день? Я хочу, чтобы вы увидели в действии те изменения, которые мы обсуждали.

– Надеюсь на это, – честно и скромно ответила я.

– Тогда я тихо буду следовать за вами прямо до вашего магазина, – с улыбкой сказал он.

16

Когда мы достигли моего ателье, я замешкалась перед крыльцом. Теодор взглянул вверх и увидел вывеску, висевшую над дверью.

– У вас красивый магазин, – сказал он.

Мне показалось, он долго выбирал, прежде чем сказать что-то доброе. Мой магазин был действительно красивым, но не мог соперничать с роскошью, которая царила в салоне леди Виолы.

– Он хорошо мне служит, – скромно ответила я.

Теодор переминался с ноги на ногу.

– Вы не хотите…

В этот момент дверь открылась, и Пенни выбежала на крыльцо.

– Кристос пропал!

– Что? – Я взбежала по ступеням и схватила Пенни за руку. – Ты сказала, что мой брат пропал? Он приходил сюда вечером.

– Да, но он должен был явиться сегодня утром. Я прождала его несколько часов…

– Сегодня утром? В ателье? Пенни, я против ваших встреч в моем магазине. В это время нас начинают навещать клиенты.

– Нет, все совсем не так. Мы встречаемся перед работой, чтобы выпить чай, съесть несколько бисквитов и поговорить…

Она смотрела на меня, умоляя поверить ей на слово.

– Прекрасно, прекрасно, он не пришел сегодня. Это еще не значит, что он во что-то вляпался. Возможно, брат просто забыл о встрече.

Я зарделась румянцем. Мне не хотелось, чтобы Теодор наблюдал мелодраматическую сцену в исполнении Пенни и тем более чтобы в ней участвовал мой брат-антимонархист.

– Вы видели его этим утром? У вас дома?

Мои руки похолодели. Я не удивилась бы… На самом деле меня удивило, когда я мыла кружки и отрезала на завтрак толстые куски черного хлеба, что он не спустился поесть. Когда мне понадобился рулон коричневой бумаги из шкафа, стояшего между нашими комнатами, я заметила через открытую дверь, что его кровать была заправлена.

С Кристосом частенько такое бывало. Если Теодор, играя в нарды всю ночь, засыпал на софе Виолы, то мой брат имел привычку оставаться в кафе, пока оно не закрывалось, а затем шел к ближайшему другу ночевать на полу. Но он не мог прошляться всю ночь. А потом еще и не появиться наутро. Моя уверенность поубавилась.

– Я чем-нибудь могу помочь? – Теодор замер у крыльца.

– Извините, но нет, – ответила я.

Мой брат-антимонархист встречается с герцогом, провожавшим меня до ателье, – это сравнимо с застольной песенкой, спетой в кафедральном соборе. Лучше пусть он вообще пропадет, чем окажется здесь.

О чем ты только думаешь, тут же выругала я себя.

– Спасибо, что проводили.

– Я напишу вам записку насчет моего сада, – сказал он на прощание и ушел.

– Нужно придумать, что теперь делать, – прошептала Пенни.

– Мы будем ждать, – ответила я. – Уверена, что его поймали за какой-то памфлет или организацию протеста.

Я не знала наверняка, но это звучало здраво.

– Ты, наверное, очень расстроена.

– Конечно, расстроена! Почему вы так говорили о своем брате?

Пенни заплакала, вытирая фартуком мокрый нос.

– Потому что рядом с нами стоял Теодор, Первый герцог Вестланда.

Я вошла в ателье, а она еще долго смотрела вслед герцогу.

Хотя мне казалось, что Пенни зря паниковала насчет Кристоса, не явившегося к чаю и бисквитам, я, сидя вечером в тихом доме, начала тревожиться о нем, пока вокруг меня сгущались тени. Возможно, брат скоро придет и расскажет о друге, у которого остался. Иногда, взяв работу на окраинах города, он не являлся домой, а ночевал у товарища, жившего близко к месту производства. Возросшая активность Лиги раздражала меня. Что, если он на чем-то попался? Брат мог утаить от меня свои незаконные авантюры – контрабанду оружия и прочее. Я стряхнула с себя этот страх. Кристос, даже в самом крайнем случае не мог пойти на открытое восстание – на насилие и убийство дворян, которых он презирал.

Однако дворяне боялись мятежников. Я знала это от женщин в салоне леди Виолы. Настолько боялись, что могли приступить к арестам Красных колпаков, если те перейдут к разрушительным действиям. А Кристос был способен на разрушения. Поэтому было возможно, что брат проведет ночь в Каменном замке; что он пробудет там несколько дней, ожидая, когда его примет судья. Холодная, но реальная возможность. Она наполняла мой живот страхом, и я не могла ни есть, ни спать. Я оставалась на ногах дольше обычного, вытягивая дополнительный час из свечного огарка, занимаясь шитьем и боясь идти в постель. Мои швы были кривыми и некрасивыми. Уколов себя иглой – прямо под ноготь – я решила, что с меня хватит.

Я пошла в постель очень поздно и проспала дольше обычного. Широкие полосы солнечного света устремились через неприкрытое ставнями окно и разбудили меня. Я метнулась в спальню Кристоса. Он не вернулся.

Я вошла внутрь, предварительно открыв дверь нараспашку. Крадясь на цыпочках, я понимала, что нарушаю границы приличия. Тот, кто живет со взрослым родственником, знает о «красных» линиях, которые лучше не пересекать. Мы не входили в комнаты друг друга без предварительного приглашения. Но мое вторжение было правомерным, исходя из той чрезмерной ситуации, которая нарушила законы нашего дома.

Кристос жил по-спартански, несмотря на бардак в его расположенной под карнизом комнате. Две запасные рубашки, брошенные бесцельно на стол, раскиданные носки без второй пары и памфлет, лежавший на полу рядом с кроватью. Я встала на колени и посмотрела на буклет. На обложке красовалось подстрекательское название: Рабы дворян, или Права свободных людей. Я взглянула на имя автора, но этот памфлет писал не Кристос.

Однако брат оставил на столе пачку бумаг, заполненных неразборчивым мелким почерком. Карандаш и ручка были аккуратно отложены в сторону – единственные вещи, о которых Кристос действительно заботился. Я прищурилась и посмотрела на карандашные завитушки, пытаясь прочитать первые строки верхней страницы.

«Так как торговцы для своих действий должны получать лицензию у знати, их… – Было трудно разобрать неряшливые строки Кристоса: —...монополия увековечена знатными людьми. Поскольку правительством управляет король, монополия на справедливость и свободу раздается тем, кому он доверяет и благоволит».

Все то же самое. Я вздохнула. Лучше бы я нашла любовную записку к Пенни, подумала я, покраснев. Здесь, в стопке бумаг, могла затеряться одна. Я отошла от кровати, вновь выискивая что-нибудь необычное. А было ли здесь оно, это необычное? Или, может, что-то отсутствовало?

Красный колпак! Я осмотрела комнату, зная, что он пропал. В этом не было ничего необычного. Но отсутствие колпака говорило мне, где Кристос – прежде чем пропал – участвовал в каком-то собрании или протесте со своими антимонархистскими приспешниками.

И потом их арестовали, подумала я. Вполне логично. Кроме того, напомнила я себе, две ночи, проведенные вне дома, вряд ли заслуживали паники. Брат и раньше так поступал. Если он не придет домой сегодня, я укреплю свою храбрость и пойду в Каменный замок.

Меня ожидала работа. Я, как всегда, накладывала чары, пока не пришли Алиса и Пенни. Мы начали готовить придворное платье мадам Плини. Алиса трудилась замечательно: красивые стежки на ее оборках улучшились. А вот Пенни едва могла шить по прямой. Я велела ей разобрать рулоны ткани на полках. Она была настолько отвлечена, что не могла выполнять другие поручения – даже нагреть утюги и разгладить швы, которые сделала Алиса. Я представила себе большую дыру вместо швов и решила, что это плохая идея. Я доверила ей только заворачивать заказы в бумагу и перевязывать их шпагатом.

– Вам что-то пришло, – крикнула Алиса из-за стойки, где она сортировала почту.

– Кто принес? – спросила я, торопясь увидеть послание.

Мне хотелось, чтобы оно было от Кристоса.

– Не знаю. Какой-то мальчик на побегушках. Мы раньше его не видели. Я собираюсь на перерыв. Вам что-нибудь нужно?

– Иди. Если хочешь, отдохни подольше.

Алиса поджала губы. Я знала, что она вернется раньше. Пока Пенни тонула в тревоге и страхах, а я вместо шитья проводила время со знатью, Алиса была нашим якорем.

В свертке на прилавке оказался букет цветов, завернутый в узорчатую бумагу. Цветы сопровождались запиской. Я вскрыла конверт.

«Благодарю вас и надеюсь, что вы найдете вашего брата в целости и здравии», – гласил текст. И подпись: Теодор.

Мой живот заурчал. Я думала, что это будет сообщение от Кристоса. Тем не менее жест Теодора тронул меня несмотря на общее разочарование. Я сложила бумагу и поднесла цветы к лицу. Розовый бальзам – это было понятно с самого начала. Любимое растение герцога.

Дверь распахнулась и закрылась опять. Я издала раздраженный вздох. Некоторые клиенты носятся, как дикие медведи. Однако это была Алиса, а не грубая клиентка. Я никогда не видела ее такой возбужденной. Грубо толкнув дверь, она еще и хлопнула ею.

– Алиса, что во имя всего на свете…

– На Площади фонтанов завязалась драка! – задыхаясь, прокричала она.

Пенни выбежала из задней комнаты, но я осталась за прилавком и будто приросла к полу.

– Драка? В нашем городе драки происходят ежедневно…

– Нет, не такая! – Алиса пыталась перевести дыхание. – Это не два парня из таверны, которые сошлись на кулаках. Красные колпаки дерутся с городской стражей.

– И кто кого?

Я ухватилась за прилавок.

– Похоже, стычку начали Красные колпаки, – вмешалась Пенни. – Они знают, как провоцировать противника.

Я посмотрела на нее. Жаркие речи Кристоса разожгли и в ней угли недовольства.

– Что там сейчас происходит? – спросила я. – Солдаты арестовывают митингующих или уже стреляют в них?

– Не знаю, как все началось… Ситуация накалилась еще до того, как я пришла туда. Красные колпаки встали в линию… Почти как армия…

У меня скрутило живот. Адаптированное военное построение не описывалось в памфлетах. Они пошли намного дальше.

– Там было несколько городских стражников, – продолжила Алиса. – Солдаты просили бунтарей уйти, но кто-то… толкнул их.

– Кто кого толкнул? – спросила я холодным, но чистым, как лед, голосом.

– Красные колпаки. Они начали толкать солдат. Не знаю, хотели ли они создать серьезный конфликт, или просто некоторые из них вышли из-под контроля. Потом прибыло подкрепление из Каменного замка… с винтовками… По их красным мундирам я поняла, что это были стрелки. Они…

Она сникла.

– Они стреляли в них? – спросила Пенни. – Ну, в тех, кто толкал стражей?

– Бунтари не разбежались. И там были выстрелы. Я не знаю, находился ли там Кристос. На площади начался хаос, и я побежала.

Пенни сердито посмотрела на нее, и Алиса заплакала. Я какое-то время молчала, потом задала вопрос, который не давал мне покоя с тех пор, как моя помощница начала рассказ.

– Ты никого не узнала из мятежников?

– Вы имеете в виду вашего брата?

Я жарко вспыхнула румянцем, но тон Алисы не вызывал сомнений. Это было просто выяснение уже известного всем факта.

– Да, я об этом и спрашиваю.

Она слегка успокоилась.

– Нет, не видела. Но я ничему не удивляюсь. Возможно, поэтому он и исчез.

– Что ты хочешь сказать? – испуганно спросила Пенни.

Алиса сложила руки на груди – терпеливая, как учительница.

– Если они атаковали солдат, то, наверное, у них имелся какой-то план, верно? И если Кристос вовлечен в их дела, как это выглядит со стороны, он прячется где-то в подполье, ожидая конкретных действий.

– Наши парни не нападали на стражников, – ощетинившись, крикнула Пенни. – В них начали стрелять!

Алиса покачала головой, слишком расстроенная, чтобы спорить с подругой.

– Значит, Кристоса там не было, – сказала я. – Он не признает насилие. Он всегда говорил, что мы должны менять мнения людей…

– Но зачем? – Голос Пенни напугал меня. – Зачем менять эти мнения? Знать все равно не изменится.

Я покачала головой. Это был вид экстремизма, к которому брат прибегал после долгих ночных споров в тавернах. Я никогда не относилась к нему серьезно. Но почему Пенни приняла этот довод? Или скорее не приняла его, а выражала общие идеи того движения, которого я не понимала.

Мне пришлось напомнить им общие правила.

– В нашем ателье мы не говорим о подстрекательстве. Давайте считать, что это нам не позволительно.

Я кивнула на доску заказов с именами знатных семейств. Не таких знатных, как леди Виола, но все же дворян, которые платили хорошие деньги. Здесь же были имена жен успешных торговцев и их дочерей, без сомнения, не желавших рисковать своим успехом из-за революции.

– Я не говорю о мятеже, – сказала Пенни. – Но вы можете честно признаться, что симпатизируете им.

Меня задели ее слова.

– Не важно, что я…

– Нет, важно! Мой брат учится у мясника, который соседствует с нами. Четыре года, и никакой платы! Просто учеба в надежде, что Лорд Монет подпишет однажды передачу прав на владение лавкой. А он не подпишет.

– Конечно, это нечестно. Мне тоже не нравятся правила ведения мелкого бизнеса.

– Если они вам не нравятся, почему вы не сражаетесь вместе с ними?

Это был аргумент, который Кристос приводил снова и снова.

– Когда мой кузен потерял работу, его семья бедствовала всю прошлую зиму. Знать решает, кому работать, а кому – нет. Но они забывают, что это означает, что одни едят, а другие – нет.

– Пенни…

Алиса вытерла тыльной стороной ладони свои мокрые щеки.

– Нет, с меня хватит! – закричала Пенни.

У меня возникло чувство, что они обсуждали эту тему много раз, когда я не слышала.

– Мне хочется рассказать кому-нибудь о том, чего я жду и что я вижу. О том, что мы имеем теперь, и как все улучшится, когда придет революция.

Она сжала губы, и я увидела слезы, собравшиеся в уголках ее глаз.

– Пусть даже без Кристоса. У Джека и Нико много идей, и Лига слушает их.

Алиса открыла рот, желая поспорить, но я лишь покачала головой, хотя никогда не чувствовала себя более нервно – даже выслушивая самые жаркие аргументы Кристоса, когда он пересказывал подстрекательские памфлеты Лиги. Если уж Пенни стала ярой революционеркой, открыто поддерживающей восстание, то все могло случиться.

– Я разделяю их недовольство, но не симпатизирую насилию. Никто здесь не будет агитировать за революцию – по крайней мере в пределах моего магазина или там, где наши… ваши клиенты могут услышать такие разговоры. Это ясно?

Пенни неохотно кивнула, и, хотя мне приходилось гнуть свою линию, меня нервировало укрепившееся мнение, что я понимаю недовольство, ведущее к бунту. Я больше не могла притворяться, что Лига влияет на людей только словами. Хотели они того или нет, но события на Площади фонтанов означали, что была пересечена – и даже стерта – некая невидимая черта. Красные колпаки рисковали жизнями. Защищая свои требования, они противостояли королевским стрелкам. Кровопролитная революция стала на шаг ближе, чем прежде. А если дело дойдет до революции, на чьей стороне буду я?

17

На следующий день Площадь фонтанов выглядела иначе. Сторонники Красных колпаков называли Бойней смерть двенадцати застреленных товарищей и еще пятерых, которые умерли в больнице. Те, кто симпатизировал солдатам, называли это событие Бунтом – за массовое сборище Красных колпаков, наводнивших площадь своими криками. Я же не знала, как назвать случившееся. Впоследствии Лорд Ключей выставил на площадь и прилегающие улицы вооруженный патруль. Никто не чувствовал себя в безопасности.

Хотя несколько магазинов закрылось, Алиса и Пенни стоически пришли на следующий день выполнять свою работу, упрямо полагаясь на обещанные деньги. Мы с тихой решимостью продолжали шить, словно уверенность наших игл и выносливость нитей могли повлиять на растущее беспокойство за дверями ателье.

После стрельбы на площади я решила не расспрашивать о брате в Каменном замке, ведь при расследовании событий меня могли арестовать. Но все же я тревожилась о его пленении – о том, что Лорд Ключей подавит этот мятеж и его лидеров. Я даже подумала о предложении Теодора помочь моему брату. Герцог имел связи в городе – и знал Лорда Ключей, который командовал городскими солдатами. Поэтому, когда от него пришла записка, приглашавшая меня прийти и посмотреть на изменения в оранжерее – сообщение, написанное каллиграфическим почерком на благоухавшей розами бумаге, – я оживилась, хотя по-прежнему была не уверена, смогу ли попросить о поддержке. По правде говоря, Кристос имел плохую привычку сначала думать о себе и своих причудах, а потом о других людях. Он так горячо вступал в новые проекты, что много раз забывал предупредить меня об этом. Например, что он будет работать всю неделю или останется у университетского друга на несколько дней, чтобы посетить вечерние лекции.

При невыразимом беспокойстве в городе, тюрьма в Каменном замке была заполнена Красными колпаками. Ходили слухи, что их арестовывали за бунты и нараставшую напряженность между ними и солдатами. Я боялась просить герцога о помощи. Тем не менее мы встретились с Теодором в оранжерее. Его рукава были закатаны выше локтей, а сверху он накинул грубый льняной передник. Лицо вельможной особы пятнала грязь, что заставило меня улыбнуться. Он поймал мои руки и нежно поцеловал меня в щеку. Это считалось нормальным явлением для дворян, хотя мои щеки покрылись румянцем.

– Спасибо за приглашение, – сказала я, не зная, как задать свой вопрос.

Мне не хватало слов.

– Мы теперь в относительной уединенности, – сказал он. – Что вы слышали о своем брате?

Я удивилась его нескрываемой заботе.

– Ничего. Вообще ничего.

– Тогда скажите, как я могу помочь?

– Не уверена, что вы сможете сделать это.

– Хорошо, – с чарующей улыбкой сказал Теодор. – У меня имеется множество друзей, очень влиятельное семейство и куча денег. В длительной перспективе эти вещи много не дают, но нв ближайшей могут кое-что сделать. Если хотите, я поговорю с Лордом Ключей.

– Прекрасно.

Это было больше, чем я собиралась попросить. Кристос не простит меня во веки вечные.

– Но я не думаю, что мой брат захочет вашей помощи, – добавила я.

– К.Б.? Известный антимонархист?

– Вы знаете?

Мой рот непроизвольно открылся.

– Ваш брат хороший писатель.

– Вы читали его творения?

– Его творения? Читал. Все сочиненные им три памфлета, а также сжатые буклетные версии. Неделю назад мы обсуждали их с Виолой.

– Значит, каждый знает, что…

Я позволила своему голосу разочарованно затихнуть. Мой брат пропал, и теперь я потеряла поддержку для расширения своего ателье. Богатые клиенты покинут меня. Теперь я неделями не смогу нормально питаться.

– Конечно, нет. Я умнее многих. Меня осенила догадка. – Он пожал плечами. – По правде говоря, один из моих садовников, знакомый с вашим братом, узнал вас и шепнул мне несколько слов. А уже потом я создал «умную» версию.

Я смущенно засмеялась.

– И вы по-прежнему общаетесь со мной?

– Вы не являетесь вашим братом, – сказал он. – Некоторые его идеи хороши. Но не те, которые предлагают свержение знати. Он описывает некоторые преимущества перед индивидуальным построением важных решений и требует устранения контроля на торговые разрешения.

Я приподняла брови. Кристос хорошенько изучил Мелхоира и других экономистов. Ему удалось впечатлить образованного дворянина.

– В любом случае я помогаю вам, а не ему и великой революции. Если в игру войдет некая сумма денег…

– Некая сумма денег? – побледнев, переспросила я.

– Я не ожидал такой реакции. Пожалуйста, позвольте мне поступать по-своему. Сначала я разошлю запросы и уверюсь, что он не был арестован.

Герцог помолчал, внезапно осознав, что сказал.

– Я полагаю, вы должны знать, что для ареста имелись все основания, – добавил он более мягко.

Я кивнула.

– Не знаю, что делала бы, если бы не ваша…

Меня почти одолели слезы, я с трудом отогнала их. Теодор схватил мою руку.

– Позвольте признаться, – сказал он. – Знаете, вы единственная, кому я показал свой сад. Кроме архитектора и рабочих.

– Одной лишь мне? – Сквозь мою меланхолию прорвалась улыбка. – А как же ваши родители? Ваши благородные друзья?

– Моих родителей не волнуют растения, – быстро ответил он. – Для них садоводство – это развлечение. Дворяне позволяют себе развлечения лишь в свободное время от обязанностей перед Короной. Но пристрастие к ним запрещено.

– Вы смущаете меня. Я полагала, что развлечения – это платья, вечеринки и роскошные дома.

Замолчав, я осознала, что говорю ему обидные слова. Теодор склонил голову и улыбнулся, словно решил какую-то проблему, давно ускользавшую от него.

– Это объясняет ту враждебность Красных колпаков, которую я прежде не понимал. Впрочем, мы же ничего не делаем для своей страны – только снимаем сливки для себя и оставляем киснуть молоко. Мы, дворяне, принимаем свои обязанности очень серьезно. Даже самые малые из нас считают себя избранными Галатии. Только затем мы учитываем и свои интересы. В этом заключается небольшая, но довольно ценная свобода.

– Не каждый является Лордом Монет и Ключей или членом Совета, – возразила я. – Вы можете понять, почему – возьмем Виолу, для примера, – почему любой рабочий видит ее жизнь как сплошное развлечение.

– Они просто не знают, какая ответственность лежит даже на самой малой знати. Служение Короне – гражданское или военное, – когда бы его ни призвали, владение землями для производства зерна, чтобы накормить народ и экспортировать запасы в другие страны. Каждое лето мы посещаем наши сельские поместья не просто для того, чтобы подышать свежим воздухом. Мы делим наше время между столицей и землями, которыми заведуем.

Я смутно знала, что фермы, фруктовые сады и виноградники, управлявшиеся знатью Галатии, являлись их поместьями и часто располагались в сотне миль от столицы.

– Представьте функционирование вашего ателье, – продолжил Теодор. – Вообразите, что вместо двух помощниц вы имели бы дюжины или сотни семей, проживающих в деревнях. Представьте, что неубранный хлеб означал бы их голод.

Он сердито выдохнул. Его щеки пылали от возмущения.

– Да, у нас имеются и развлечения, и богатство. Но мы платим за них большую цену.

Обязанности дворян! Конечно, Теодор не гнался за ними – так же, как мой брат не выбирал работу поденщика. Я все больше чувствовала, что получила ценный приз – мою работу, способность создавать красивые вещи и жить для себя.

– Я не имела понятия… Не учитывала это. Простите.

Он кивнул, но еще не закончил свою речь.

– Возьмем в пример Виолу. Когда леди Сноумонт не порхает в своем салоне и не рисует картины, она пишет письма, рассматривает сметы и оплачивает счета. Под руководством Виолы развиваются виноградники их поместья, а в это время внимание ее отца направлено на обязанности Лорда Ключей. И да, ее деятельность приносит тонкие шелка и деньги для вечеринок.

Его щеки покраснели еще больше. Казалось, ему хотелось извиняться.

– Это также означает доход Короны, – добавила я. – Леди Сноумонт способствует благосостоянию всей нации.

– Знать, которая думает только о своих интересах или развлечениях, вызывает отвращение у нашей семьи и Короны, – заключил Теодор.

Я молчала некоторое время.

– Извините, что поднял голос, – тихо произнес он. – Я ничего не имею против вас. Я просто… Я понимаю, что вы о нас думаете.

– Мои познания о жизни благородных персон тоже увеличились, – ответила я. – Но смотрите! Вы не выбираете свои обязанности. То же самое происходит у простых людей. Мой брат, например, не подбирал себе работу. Наоборот. А те, кто делает выбор, позже радуются такой возможности.

– Наверное, вы правы. Этот факт отражен во всех социологических работах – только нужно поглубже копнуть. Совет не учитывает народное недовольство и просто подавляет бунты. Я предлагал несколько маленьких уступок: избранный совет простолюдинов и торговый комитет, который делил бы власть с Лордом Монет. Меня проигнорировали, а моему отцу сказали, что я встал на зыбкую почву.

– Они не поверили, что простые люди хотят отвечать за качество правления? Или что они не способны справиться с этим?

– Я не знаю. Возможны оба варианта. Не говоря уже о том, что все они признают лишь старую теорию. Нынешняя власть верит, что уступка – особенно возможность, которая отдаст часть наших привилегий населению, – является признаком слабого правительства. Половина Совета думает, что их арестуют за попытку антимонархического предательства. Другая половина считает, что проще проигнорировать народ и подождать, когда он проголодается и решит вернуться к зарабатыванию денег вместо того, чтобы кричать на улицах. Обе идеи плохи и ведут к революции.

Он был раздосадован, но не удивлен.

– Вы правы, – сказала я, не подумав. – С революцией я, конечно, не согласна, но вы правы.

Он приподнял брови.

– Вы имеете такое же мнение насчет населения?

– Я не знаю. Мне трудно быть экспертом в данной теме. Но вряд ли народ можно игнорировать вечно. И… – Я подумала о Пенни. – Вы в основном только арестовываете их и обвиняете в предательстве. Поэтому они почти не знают ваших предпочтений.

– Мой отец и король не глупые люди. Но они не понимают, что воля людей должна приниматься в расчет. Они хотят выглядеть добрыми руководителями. – Казалось, что он извинялся передо мной. – К сожалению, они недооценивают, к чему ведут их помыслы.

– Они не прислушиваются к вам? Я хочу сказать, что вы не… мелкий дворянин.

– Иногда отцам трудно принять, что их сыновья стали ровней, – с легкой улыбкой сказал Теодор. – А дяди видят в своих племянниках озорных мальчишек. Это верно, даже когда отцы и дяди являются принцами и королями, а сыновья и племянники вырастают и через десяток лет входят в Совет. Кроме того, я имею всего один голос. Годы исследований и время, проведенное в салоне Виолы, изменили меня. Я вижу многое иначе, чем они.

– Виола дает вам более радикальные книги, чем ваши наставники? – со смехом спросила я.

– Именно так. И мне кажется, это поставило меня в лучшую позицию, чем других членов Совета. – Он вздохнул. – Не важно. По крайней мере сейчас. Прошу вас, осмотрите мой сад.

– Вам полагается управлять страной и народом, а вы показываете ваш труд какой-то неотесанной девушке, – сказала я.

– Перестаньте! Я показываю его художнице. Надеюсь, вы не обидетесь, что я отношусь к вам… как к ровне. Как к тому, кто оформляет и создает различные вещи.

Его слова удивили меня. Я не смогла скрыть робкой улыбки.

– Вы не обидели меня. Даже слегка.

– Ваше замечание о контрастах было мной учтено, – сказал он, уводя меня в глубь сада.

Я тут же заметила изменения. Купы деревьев, стоявших за клумбами, как часовые, образовали своеобразные цветочные картины. А рядом с цветниками, покрытыми листвой, лежали толстые ковры из мха. Фруктовые деревья и цветущие кусты были переставлены на новые места.

– Мне это нравится, – сказала я.

– Отлично, – сказал Теодор. – Теперь, когда работа закончена, я приглашаю вас на ланч.

Низкий столик под парой цветущих апельсиновых деревьев выглядел очень романтично. Он был украшен гирляндой цветов, и ее тень подчеркивалась светом нескольких свечей.

– Каков ваш план? – на всякий случай спросила я, не подумав, что мое разочарование, скопившееся за прошлые дни, проявится в более гневном тоне, чем я предполагала.

– План? Я так понимаю, мы начнем с фруктов и двинемся дальше к холодному мясу с горчицей. – Он приподнял брови. – Вы об этом плане говорили?

– Я просто… Это не дружеский ланч… Скорее все это выглядит как вечер в кафе.

Лицо Теодора покрылось румянцем.

– Обычно знатные дамы просто подыгрывают нам и притворяются, что они не замечают наших ухищрений.

Вопреки себе я рассмеялась.

– Мы уже договорились, я не из знати.

– Разве вы не видите, как чрезмерная хитрость убивает эффект? – спросил он, направив меня к одному из кресел, а затем сел напротив меня.

Он по-прежнему не выпускал моей руки.

– С трудом, – прошептала я.

Его рука, ласкающая мое запястье, гирлянда цветов на столе и мигающий свет свечей…

– Все это очень эффектно!

Я вела какую-то веселую игру, почти танец. Теодор наливал мне вино и шутил, как бы случайно касаясь меня рукой. Я не растворилась полностью в этом вечере лишь потому, что романтический маленький кокон оранжереи постоянно сплетался с мыслями о моем пропавшем брате. Тем не менее я улыбалась и смеялась, жеманно отодвигалась назад при прикосновении Теодора и вела себя как заправская кокетка.