Текст книги "Политические портреты. Леонид Брежнев, Юрий Андропов"

Вернувшись из Кремлевской больницы, Шелепин обнаружил, что у него не только вырезали воспаленный аппендикс, но его лишили также главного союзника в борьбе за власть. Более того, состоявшийся вскоре Пленум ЦК принял решение освободить Шелепина с поста секретаря ЦК КПСС.

По рекомендации Политбюро А. Н. Шелепин был избран председателем ВЦСПС, что являлось для него резким понижением или даже фактической утратой власти, которой он до сих пор располагал. Не имея теперь прежнего влияния на аппарат КГБ, Шелепин уже не мог рассматриваться в качестве соперника Брежнева. Следуя своему принципу и обещанию сохранять «стабильность» в руководстве, Леонид Ильич не стал настаивать на исключении Шелепина из состава Политбюро. Однако на протяжении всего нескольких месяцев во второй половине 1967 года в аппарате ЦК КПСС и в органах массовой информации были освобождены от постов почти все те руководители и ведущие сотрудники, которые считались друзьями и сторонниками Шелепина и Семичастного и работали с ними раньше – еще в аппарате ЦК ВЛКСМ. Все эти люди получили вполне приличную работу – но на одну или две ступени ниже в служебной иерархии. Это стало с тех пор типичной Чертой стиля Брежнева – при смещении ответственных работников их при этом сравнительно хорошо трудоустраивали.

Шелепин подчинился решению Политбюро, но отнюдь не утратил своих амбиций. Он рассчитывал на молодость и на подходящую ситуацию. Появившись в ВЦСПС, он начал и здесь работать с большой энергией. Рассказывают, что при первом посещении Шелепиным главного здания ВЦСПС в Москве В. В. Гришин, недавний руководитель советских профсоюзов, лично представил своему преемнику руководящих работников этой организации, а также все отделы и службы профсоюзного штаба. Познакомив Шелепина с кабинетом, где тот должен был теперь работать, Гришин показал также и все примыкающие к главному кабинету «подсобные» помещения. Он и раньше был известен как человек, охотно пользовавшийся различными привилегиями и возможностями, которые предоставляет высокое положение. Но Шелепин, напротив, был известен как аскет, как политик, думающий в первую очередь о власти и отвергающий все то, что могло в дальнейшем ему повредить. Поэтому он, осмотрев некоторые из таких помещений, брезгливо сказал: «Это мне не понадобится».

После июльского Пленума ЦК КПСС 1967 года был снят с поста первого секретаря МГК КПСС Н. Г. Егорычев, который выступил на Пленуме с критикой ближневосточной политики Советского государства.

Вопрос о неожиданном смещении Егорычева породил немало слухов и версий. В начале 1989 года в «Огоньке» была опубликована беседа с Егорычевым, который многие годы работал послом СССР в Дании, а в последнее время послом СССР в Афганистане. Егорычев свидетельствует, что в беседах со своими единомышленниками он предлагал избрать руководителем партии не Брежнева, а Косыгина. Брежневу об этом стало известно, и он не раз выказывал Егорычеву свое нерасположение. Вопреки традиции, по которой глава Московской партийной организации входил в Политбюро в качестве члена или хотя бы кандидата, Н. Г. Егорычев, возглавивший с ноября 1962 года МГК, не получил после XXIII съезда КПСС никакого повышения в партийной иерархии. Еще до съезда партии Егорычев предпринимал немало усилий, чтобы улучшить свои отношения с Брежневым, о чем он сегодня старался не упоминать в своей беседе с корреспондентом «Огонька». Однако неприязненное отношение Брежнева к Егорычеву сохранилось, и именно это обстоятельство, как мне кажется, побудило Николая Григорьевича выступить на июльском Пленуме ЦК КПСС 1967 года с критикой политики Политбюро. Если верить Егорычеву, то в своем выступлении он связал итоги «шестидневной войны» на Ближнем Востоке не только с ростом сионистских и антисемитских настроений в СССР, но сказал также о том, что партия перестала уделять должное внимание национальным проблемам вообще. Руководство партии делает вид, что в этой области все в порядке, тогда как межнациональные отношения в стране усложняются, а кое-где дело доходит и до конфликтов. Не понравились Брежневу и высказывания Егорычева, направленные против попыток возрождения культа Сталина, а также резкая критика беспечности и безответственности египетских друзей СССР, и в частности Г. А. Насера, во внешней политике и использовании советской помощи. Егорычев подверг критике и состояние ПВО Советского Союза, и в особенности Москвы, и предложил на одном из очередных пленумов ЦК КПСС заслушать отчет Политбюро о состоянии обороны страны. При этом, как свидетельствует Егорычев, он не был смещен, а сам почти сразу после Пленума подал просьбу об отставке.

«На другой день после Пленума, – рассказывает Егорычев, – пришел к Брежневу и сказал: “Я понимаю, что руководить партийной организацией Москвы можно только тогда, когда ты пользуешься поддержкой Политбюро и руководства партии. Мне в такой поддержке, как я понимаю, отказано. Поэтому я прошу дать согласие на уход”. Брежнев говорит: “Напрасно ты драматизируешь. Подумай до завтра”. На самом деле не мне нужны были эти сутки, а Брежневу, так как по его заданию в Москве уже шла работа с партийным активом. Назавтра я снова прихожу к нему. Он спрашивает: “Ну, как? Спал?” – “Спал”, – отвечаю. “Ну, и как решил?” – “Я еще вчера сказал, как решил”. – “Ну, ладно. Какие у тебя просьбы?” – “Просьба одна: я должен работать…” – “Не волнуйся, работа у тебя будет…”

Я думаю, что он побаивался, что Московская партийная организация не примет мою отставку. Но я его уверил, что все пройдет хорошо, что никаких эксцессов не будет. Московская партийная организация не должна была внести какой-нибудь разлад в единство партии. Да и я понимал, что Брежневу оказано доверие всей партией. Это его время. И если в наших отношениях возникли разногласия, то уйти должен я. А будущее покажет, кто был прав. И Пленум МГК действительно не доставил никому хлопот, он прошел молча. Присутствовали на нем Суслов, Капитонов, Гришин. Суслов выступил, сказал, что, мол, так и так, товарищ Егорычев попросил, чтобы его освободили от обязанностей первого секретаря МГК. ЦК его просьбу принял и в связи с переходом на другую работу предлагает его освободить. Дальше Суслов стал уже говорить о Гришине, которого предложил избрать вместо меня. Ни о только что закончившемся Пленуме ЦК, ни о моем выступлении на нем он ни слова не сказал. И мне слова не предоставил, хотя у меня была заготовлена речь, в которой я бы рассказал, почему в сложившихся условиях я не могу оставаться первым секретарем МГК. Видимо, это и беспокоило Леонида Ильича, поэтому наш городской пленум там, “наверху”, было решено провести без прений…»[42]42
  Огонек. 1989. № 6. С .29.


[Закрыть]

На пост первого секретаря Московского горкома КПСС был избран 53-летний В. В. Гришин. Бывший инженер-железнодорожник из Подмосковья, Гришин еще в 1939 году вступил в партию, а уже в 1942 году, отслужив в армии (1938–1940 гг.), был избран вторым секретарем Серпуховского горкома партии. Вскоре он стал первым секретарем горкома, где проработал восемь лет до 1950 года. Его работа в Серпухове, казалось, шла успешно. Но что-то ему хотелось скрыть из событий этого периода, так как при проверке его партийных дел уже в 80-е годы никто не смог найти партийных документов молодого Гришина: ни его заявления о приеме в партию, ни соответствующих рекомендаций. С 1950 года Гришин перешел на работу в Московский горком партии, и с 1952 по 1956 год работал вторым секретарем МГК КПСС. Однако вскоре после XX съезда Гришин заменил Шверника на посту председателя ВЦСПС и задержался на этой должности 11 лет. Руководство профсоюзов не пользовалось у нас в стране сколько-нибудь значительным влиянием и престижем в составе власти, да и среди населения. Неудивительно поэтому, что только в 1961 году Гришин был избран в члены Политбюро ЦК КПСС, а еще через десять лет – членом Политбюро.

Вместо В. Е. Семичастного на должность председателя КГБ был назначен Ю. В. Андропов, занимавший до этого пост секретаря ЦК КПСС и заведующего одним из международных отделов ЦК – по социалистическим странам. Его непосредственным шефом в ЦК являлся М. А. Суслов. Можно предположить, что новое назначение Андропова состоялось по рекомендации и настоянию Суслова. С одной стороны, Суслов мог видеть в Андропове возможного конкурента в сфере идеологии. С другой стороны, члены Политбюро не хотели и чрезмерного усиления власти самого Брежнева в том случае, если бы председателем КГБ стал один из фаворитов Леонида Ильича. Относительная независимость, самостоятельность и высокий интеллект Андропова были уже тогда известны в высших партийных кругах. После Берии ни один из председателей КГБ не входил в состав Политбюро, и только Андропов был избран кандидатом в члены Политбюро. Это увеличивало личное влияние и власть самого Андропова, но и авторитет КГБ, штат которого вскоре был значительно увеличен. Расширилась и сфера деятельности КГБ. Так, например, в системе госбезопасности были восстановлены почти все ранее ликвидированные районные звенья, а также отделы в большинстве вузов, крупных предприятий и учреждений. Большая часгь научно-исследовательских институтов была переведена на новый режим, для входа в них нужен был теперь специальный пропуск. Здесь был расширен режим секретности и система допусков к секретной работе, хотя зачастую в данном институте по секретной тематике могла работать только одна небольшая лаборатория. Предполагалось, что научный работник, подписавший тот или иной документ о допуске к секретной работе, будет вести себя иначе, чем «вольный ученый». Если после XX съезда КПСС все главные проблемы идеологической борьбы рассматривались в ЦК, для чего был создан специальный отдел по «идеологическим диверсиям», то теперь, в конце 60-х годов, главные функции и обязанности по борьбе с «идеологическими диверсиями» были возложены на КГБ, который вел эту борьбу отнюдь не средствами идеологической полемики.

До 1967 года Андропов был мало известен в стране и в партии, хотя в аппарате ЦК о нем говорили не только как о самостоятельном и умном, но и как жестком и вместе с тем очень осторожном человеке. По своим убеждениям Андропов был безусловно антисталинистом и в международном отделе ЦК сумел окружить себя сравнительно молодыми и талантливыми работниками, которые не скрывали своего отрицательного отношения к Сталину и сталинизму. Характерно, что при переходе в КГБ Андропов не взял с собой почти никого из сотрудников своего отдела, хотя ему пришлось в 1967–1970 годах не только значительно расширить, но и изменить состав сотрудников КГБ. На этот раз сюда привлекались не бывшие комсомольские деятели, а главным образом партработники различных уровней. Андропов был политиком по призванию, он жил политикой и, видя вокруг себя слишком много бездарных политиканов, жаждавших в первую очередь жизненных благ и привилегий, несомненно, ставил перед собой далеко идущие цели. Он вполне лояльно относился в 60-е годы к Брежневу, но вовсе не был человеком из его «команды»; напротив, он осторожно и постепенно старался расширить свое собственное влияние и власть. Думаю, что, планируя как-то политическую карьеру, Андропов думал о продвижении вверх через партийный аппарат. В конце 60-х годов в ЦК КПСС не было ни одного крупного партийного работника, кроме Андропова, который в случае возможного ухода Суслова мог бы занять его место «главного идеолога». Возможно, что и Суслов понимал это, а поэтому очень охотно предложил именно Андропова на пост председателя КГБ. И Юрий Владимирович принял новое назначение, тем более что оно сопровождалось его повышением в партийной иерархии. Однако вряд ли Андропов мог предположить, что он пробудет на новом посту целых 15 лет, т. е. больше, чем любой из его предшественников.

Надо сказать, что осложнения с Шелепиным и Семичастным стали важным уроком для Брежнева и его пока еще не всесильной «команды». Поэтому Брежнев отнюдь не собирался предоставлять Андропову полную свободу действий в КГБ. Почти одновременно с Андроповым первым заместителем председателя КГБ был назначен генерал С. К. Цвигун, который возглавлял до этого комитеты государственной безопасности в Молдавии, Таджикской и Азербайджанской ССР. (Я уже писал ранее о близких и даже родственных отношениях между Брежневым и Цвигуном.) Еще с 1954 года на ответственной работе в КГБ находился и генерал Г. К. Цинев, с которым Брежнев был знаком по работе в Днепропетровске. Кроме того, Цинев тоже учился в Днепропетровском металлургическом институте, который закончил всего на год раньше Брежнева. С 1970 года Цинев также стал одним из заместителей Андропова в КГБ. Начальником Управления кадров КГБ в 1967 году был назначен В. М. Чебриков, работавший до того вторым секретарем Днепропетровского обкома КПУ. Чебриков принадлежал уже к иному поколению, чем Брежнев, но он также окончил Днепропетровский металлургический институт, правда позже – в 1950 году. Он не входил поэтому в окружение Брежнева, хотя нетрудно предположить, что он был раньше представлен Леониду Ильичу кем-то из его ближайших друзей. В 1968 году Чебриков был назначен одним из заместителей Андропова.

Придя в КГБ, Андропов должен был, конечно, уделять серьезное внимание и чисто профессиональной стороне деятельности органов, и под его руководством уровень работы КГБ в целом и его отдельных работников и отделов существенно повысился. Однако он не хотел, чтобы на него смотрели только как на шефа «тайной полиции». И действительно, он добился того, что вошел в число руководителей партии, ее ведущих политиков.

После 1964 года важной задачей для Брежнева и его окружения было не только укрепление связей, но и установление определенного контроля за работой высших военных инстанций СССР и высших военных руководителей. Ни у кого не было сомнений в лояльности армии по отношению к партии. Но при выборе партийного руководителя нельзя было не считаться вообще с тем мнением военных лидеров, которое складывалось у них в отношении того или иного члена Президиума. Военные лидеры страны, да и простые офицеры испытывали в начале 60-х годов явное недовольство Хрущевым, и это ускорило и облегчило его смещение. К Брежневу большинство военных лидеров относилось иначе, и у него давно сложились достаточно хорошие отношения с руководством Вооруженных Сил. Следует, однако, иметь в виду, что и в 60-е годы маршалы и генералы, отличившиеся в годы Отечественной войны и пользовавшиеся в этой связи немалой популярностью в народе, не представляли единой и сплоченной группировки. Еще Сталин искусно поддерживал разногласия и даже разжигал вражду между отдельными группами высших военных руководителей. Хрущев также умело использовал различные настроения военных лидеров, вначале выдвинув на первый план маршала Г. К. Жукова, а через два года неожиданно сместив его с поста министра обороны и назначив на этот пост маршала Р. Я. Малиновского. Как известно, Брежнев не торопился исправить ту несправедливость, которая была допущена сначала Сталиным, а потом Хрущевым по отношению к Жукову. Последний продолжал оставаться в тени, его не привлекали даже в качестве советника при решении важных военных вопросов. И Брежнев, и Суслов всячески мешали публикации отрывков из военных мемуаров Жукова, а когда работа над мемуарами была все же завершена, то они их опубликовали с большими купюрами и добавлениями, внесенными в текст рукописи иногда с молчаливого согласия автора, а иногда и без его согласия. Малиновский поддержал выдвижение Брежнева в руководители партии, но при таком относительно слабом лидере, как Брежнев, роль маршалов в решении наиболее важных военных вопросов существенно возросла, и блок маршалов в структуре власти в стране представлял довольно большую силу, с которой не только генсеку, но и всему Политбюро приходилось считаться. Во всяком случае ассигнования на военные нужды во второй половине 60-х годов значительно возросли, и все разговоры о сокращении армии и военных расходов фактически прекратились. В марте 1967 года Малиновский скончался. Он умер после тяжелой болезни, прогноз которой был неутешителен. Поэтому вопрос о возможном преемнике обсуждался еще в последние месяцы жизни маршала. Увеличение роли военных лидеров в принятии политических решений, их относительная независимость и высокий престиж героев Отечественной войны беспокоили Политбюро, и здесь стало крепнуть мнение, что для усиления контроля партии над армией новым министром обороны следует назначить не профессионального военного, а политического деятеля, хорошо знавшего военные проблемы. Наиболее подходящей кандидатурой на этот пост был, в сущности, только один человек – Д. Ф. Устинов, который с 1965 года являлся кандидатом в члены Политбюро и секретарем ЦК КПСС, отвечавшим за работу оборонной промышленности.

Устинов считался в 60-е годы заметной фигурой в советском руководстве. Он был на два года моложе Брежнева, но, так же как и Брежнев, происходил из семьи рабочего. В молодые годы Дмитрий Федорович работал слесарем и машинистом-дизелистом. В 19-летнем возрасте вступил в Коммунистическую партию. В 1934 году после окончания Ленинградского военно-механического института Устинов начал работать в одном из военных НИИ. Его дальнейшая карьера похожа на карьеру Косыгина. В течение нескольких лет Устинов прошел путь от рядового инженера до заместителя народного комиссара оборонной промышленности. В январе 1939 года Наркомат оборонной промышленности был разделен на четыре наркомата, среди которых появился и Наркомат вооружения СССР. Во главе этого наркомата в июне 1941 года был поставлен 33-летний Д. Ф. Устинов. Вначале главной задачей наркомата было производство танков и артиллерии. Однако война потребовала значительного увеличения масштабов военного производства, и производством танков стал руководить отдельный наркомат. Устинов возглавил производство артиллерийских орудий и снарядов, минометов и знаменитых «катюш» – самоходной реактивной артиллерии. Устинов работал много и успешно, и Сталин был им доволен. Еще в 1942 году Устинов стал Героем Социалистического Труда, а в 1944 году, когда Брежнев являлся все еще полковником, получил звание генерал-полковника. В свои 36 лет он был, вероятно, самый молодой генерал-полковник в нашей стране. Когда в марте 1953 года было образовано Министерство оборонной промышленности, то руководить этим важнейшим министерством было поручено именно Устинову. В 1957 году Устинов был назначен заместителем, а в 1963 году – первым заместителем Председателя Совета Министров СССР и Председателем ВСНХ СССР. Членом ЦК КПСС Устинов стал в 1952 году – после XIX съезда КПСС. На партийную работу Дмитрий Федорович перешел лишь после октябрьского Пленума и смещения Хрущева. Под контролем секретаря ЦК КПСС Д. Ф. Устинова находилась оборонная и значительная часть тяжелой промышленности. Излишне говорить, что Устинов был вполне подготовлен к работе министра обороны. При этом было, конечно, важно и то, что Брежнева и Устинова уже давно связывали самые добрые отношения. Об этом свидетельствует и Сергей Хрущев в своих мемуарах. По его словам, «впервые они сошлись сразу после войны, когда Брежнев был секретарем Днепропетровского обкома. На строительных площадках восстанавливаемого города молодой настойчивый министр и познакомился с симпатичным секретарем обкома. С тех пор и связывала Устинова и Брежнева если не дружба, то непреходящее чувство взаимного расположения. Пути их расходились, они не виделись годами, но при встречах с удовольствием вспоминали конец сороковых. Энергичный и целеустремленный Устинов подчинял своей воле Брежнева, известного своим податливым характером. Об этом знали все»[43]43
  Огонек. 1988. № 41. С. 26.


[Закрыть]. Сергею Никитичу следовало бы добавить, конечно, что об этом знали все лишь из того круга людей, которые стояли близко к Хрущеву, Брежневу или Устинову, т. е. из очень узкого круга. Иначе не возникла бы ныне легенда, распространяемая журналистом-международником М. Г. Стуруа и бывшим партийным функционером П. А. Родионовым, о Л. И. Брежневе как о человеке с железными нервами и «стальными кулаками»[44]44
  Знамя. 1989. № 8. С. 184.


[Закрыть], легенда, о которой мы будем говорить ниже.

Желание Брежнева видеть новым министром обороны Устинова не слишком нравилось тогда как отдельным влиятельным политикам, так и в еще большей мере весьма влиятельной военной верхушке. Профессиональные военные лидеры были явно недовольны планами Политбюро относительно преемника Малиновского. Их давление на Брежнева было достаточно сильным, и он не решился тогда пойти против мнения военных. Многие из маршалов – героев Отечественной войны – находились еще в хорошей форме, и наиболее сильной была тогда группа, возглавляемая маршалом А. А. Гречко. Напомню, что в годы войны Гречко некоторое время командовал 18-й армией, где полковник Брежнев возглавлял политотдел. Конечно, они были знакомы еще с тех времен, но было бы неверным преувеличивать близость Гречко и Брежнева. К 1967 году Гречко уже семь лет возглавлял Объединенные вооруженные силы Варшавского Договора. По многим свидетельствам, он не относился к Брежневу с особым почтением. Л. И. Брежнев чувствовал это, но ему все же пришлось уступить нажиму военных – именно А. А. Гречко был назначен в 1967 году министром обороны СССР. Главнокомандующим сухопутными войсками и заместителем министра обороны стал генерал армии И. Г. Павловский, считавшийся близким другом Брежнева. Надо отметить также, что еще в конце 1964 года Брежнев стал Председателем Совета обороны СССР – высшего органа по руководству обороной страны. Раньше во главе Совета обороны стоял Н. С. Хрущев. (Ни состав, ни характер работы Совета обороны СССР никогда подробно не освещался в советской печати.)

В самом конце 60-х годов произошло еще одно важное изменение в составе руководства. Неожиданно для многих был снят со своего поста первый секретарь Ленинградского обкома КПСС В. С. Толстиков. Он был назначен послом СССР в Китае, что при тогдашних отношениях между СССР и КНР можно было расценивать как явное понижение. Толстиков не без оснований считался консерватором и сталинистом, и в Ленинграде он неизменно проводил очень жесткую линию, особенно в отношении творческой интеллигенции. Толстиков отнюдь не находился в какой-либо оппозиции Брежневу и, как рассказывали мне тогда, главным поводом для понижения Толстикова был скандальный эпизод в Финском заливе, когда пограничный катер задержал яхту Толстикова за пределами советских территориальных вод, причем хозяин яхты был в сомнительной компании двух мужчин и трех женщин. Все были не очень трезвы, имели на себе минимум одежды и вовсе не имели никаких документов. Роскошная яхта была взята на буксир и препровождена на морскую погранзаставу, начальник которой немедленно дал знать о происшедшем в КГБ Андропову, а последний, естественно, позвонил Брежневу. Всем было известно, что Брежнев никогда не был особенно строг по части нравственности к высшим партийным и государственным работникам. Но то, что случилось с Толстиковым, выходило за рамки неписаных правил. Ему стали подыскивать новую работу.

Назначение его послом в КНР не обошлось, конечно, без множества ядовитых насмешек. В 1970 году отношения между Китаем и Советским Союзом были сведены до минимума. Поэтому штат советского посольства в Пекине был резко сокращен. Кроме того, еще в разгар так называемой «культурной революции» были отправлены на родину семьи всех дипломатов и весь женский персонал.

Первым секретарем Ленинградского обкома партии стал Г. В. Романов, который с 1962 года выполнял работу второго секретаря этого же обкома. В конце 60-х годов мало кто знал о Романове, и его новое назначение не породило никаких слухов, кроме множества различных анекдотов, связанных с его фамилией, – в Петербурге-Ленинграде возродилась-де новая династия Романовых. Только через несколько лет Г. В. Романов вошел в состав Политбюро, что так и не удалось сделать его предшественнику, слишком любившему пикантные морские прогулки на яхте.

Все перечисленные выше перемены в верхних эшелонах власти не сделали, однако, Брежнева к концу 60-х годов хозяином положения, ибо многие из членов Политбюро выдвинулись еще при Сталине и занимали не только в 40-е, но и в 50-е годы гораздо более высокое и прочное положение в партии и государстве. Другая часть членов Политбюро выдвинулась, как и сам Брежнев, во времена Хрущева. Этим людям Брежнев был обязан своим избранием на пост лидера партии и поэтому никак не мог игнорировать их мнение. И все же, пользуясь своим положением и возможностями, Леонид Ильич начал осторожно выдвигать ближайших друзей и дальних родственников на важные посты в партийном и государственном аппарате. Я уже говорил выше о Цвигуне, Циневе и Павловском. В органах Министерства охраны общественного порядка не оказалось таких авторитетных профессиональных лидеров, которые могли оказать давление на Политбюро, и предложение Брежнева – назначить министром не одного из генералов внутренних войск, а партийного работника – было принято. Брежнев предложил на этот пост кандидатуру Н. А. Щелокова, старого друга семьи, выпускника все того же Днепропетровского металлургического института, который все еще работал в Молдавии в качестве второго секретаря ЦК КП Молдавии. В 1968 году было решено восстановить упраздненное при Хрущеве общесоюзное Министерство внутренних дел. И министром стал все тот же Щелоков. Семичастный утверждает ныне, что и он, занимавший тогда еще пост председателя КГБ, и Шелепин, как член Политбюро, выступили с решительными возражениями против кандидатуры Щелокова[45]45
  Огонек. 1989. № 24. С. 25.


[Закрыть]. Может быть. Но Брежнева поддержали Подгорный, Шелест и другие. Щелоков быстро перебрался в Москву. Он получил большую квартиру в том же доме на Кутузовском проспекте, где жил и сам Брежнев. В этом же доме этажом выше имел квартиру и Андропов. Вскоре Щелоков получил и большую дачу в подмосковном правительственном поселке Жуковка.

Еще в 1965 году членом Военного совета и начальником политуправления Московского военного округа стал один из ближайших друзей и соратников Л. И. Брежнева еще по работе в партийных органах Днепропетровска в довоенные годы К. С. Грушевой. Важный пост управляющего делами ЦК КПСС занял давний выпускник все того же Днепропетровского металлургического института Г. С. Павлов, работавший до того на малозначительном посту в аппарате Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Еще более важный пост заведующего Общим отделом ЦК КПСС занял в 1965 году К. У. Черненко, перешедший сюда с должности начальника секретариата Президиума Верховного Совета СССР, где, как я упоминал, ему было трудно сработаться с А. И. Микояном. Стал быстро увеличиваться и личный секретариат генсека, возглавляемый днепропетровцем Г. Э. Цукановым. К концу 60-х годов в нем имелось уже около 20 помощников, секретарей и референтов. В их числе были и крайне агрессивные, но малограмотные сталинисты вроде В. А. Голикова, и очень компетентные антисталинисты, как, например, А. Е. Бовин. Еще один близкий друг и земляк Брежнева, Н. А. Тихонов, перешел с более скромной должности заместителя председателя Госплана СССР на высокий пост заместителя Председателя Совета Министров СССР. Неудивительно, что после XXIII съезда КПСС Н. А. Тихонов был также переведен из кандидатов в члены ЦК КПСС.

Немалое недовольство как в партийных кругах, так и в кругах работников науки и просвещения вызвало быстрое возвышение С. П. Трапезникова, который с должности проректора Высшей партийной школы при ЦК КПСС перешел на высокий в партийной иерархии пост заведующего отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС. Этот человек, которому стали теперь подведомственны и Академия наук СССР, и министерства просвещения и высшего образования, отличался не только феноменальной безграмотностью, но и крайним апломбом. Во время его выступлений перед научными работниками или работниками просвещения слушатели забавлялись тем, что составляли списки грубых ошибок и оговорок, нелепых оборотов речи, допущенных докладчиком. Вскоре после появления Трапезникова в ЦК КПСС московские издательства начали выпускать в свет одну за другой книги Трапезникова, посвященные истории КПСС, проблемам аграрной политики партии и идеологии. Вероятно, он передавал в издательства те рукописи и стенограммы, которые в прошлом не мог опубликовать. Наверное, Трапезников искренне думал, что это сможет укрепить его авторитет среди ученых-обществоведов и партийных работников. Однако в этих опусах имелось так много фактических, да и просто стилистических ошибок, что обширные выписки из них ходили в среде московской интеллигенции вместе с материалами «самиздата». Мне, как недавнему работнику крупного педагогического издательства, было трудно понять, как эти книги могли увидеть свет. Или у Трапезникова имелись еще более неграмотные, чем он, редакторы, или его рукописи в спешке вообще не редактировались, или издательства сознательно ограничивались лишь минимальной правкой, чтобы скомпрометировать автора. Ко всему прочему, этот человек оказался чрезвычайно тщеславен.

Став после XXIII съезда членом ЦК КПСС и укрепив таким образом свое положение, Трапезников в том же 1966 году выставил на очередных выборах свою кандидатуру в члены-корреспонденты Академии наук СССР. При голосовании на Отделении истории, философии и права кандидатура Трапезникова прошла большинством или даже подавляющим большинством голосов. Однако на общем собрании действительных членов Академии наук СССР из 170 присутствовавших на собрании с правом решающего голоса только около 80 академиков отдали свои голоса Трапезникову, хотя для избрания требуется получить две трети голосов действительных членов Академии. Оглашение результатов голосования вызвало растерянность в президиуме Академии наук. Ряд видных академиков-обществоведов потребовали провести переголосование и новое обсуждение кандидатур. Президент Академии М. В. Келдыш сообщил о случившемся М. А. Суслову. Последний рекомендовал провести переголосование, но отметил при этом, что было бы неправильным оказывать какое-либо давление на академиков. При повторном обсуждении академики Б. А. Рыбаков и В. М. Хвостов выступили за избрание Трапезникова, но академики В. А. Энгельгардт и И. Е. Тамм решительно высказались против избрания Трапезникова, при этом Тамм в своем выступлении процитировал некоторые места из «трудов» претендента. Повторное голосование также было не в пользу Трапезникова. Он не собрал и 50 процентов голосов[46]46
  Но Трапезников не оставил надежды стать членом-корреспондентом Академии наук, и это ему удалось в 1976 г. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Этот скандальный эпизод получил огласку, и некоторые из членов Политбюро, в том числе и Подгорный, высказались за освобождение Трапезникова от поста заведующего отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС. Брежнев активно защищал этого близкого ему члена своей «команды». Возник вопрос о назначении Трапезникова министром просвещения. Однако против этого решительно высказался Косыгин, недолюбливавший Трапезникова. Имея в виду чисто внешнюю непривлекательность последнего, Косыгин не без мрачного юмора заметил: «Да он у нас всех детей напугает». Вопрос был отложен, и в конце концов Брежневу удалось отстоять своего любимца. Трапезников, правда, уже не смог продвинуться вперед в своей политической карьере, но он остался заведующим отделом ЦК КПСС, продолжая по-прежнему издавать и переиздавать свои никому не нужные книги. И только Андропов отправил этого мракобеса и графомана на пенсию.