Текст книги "Дом у кладбища"

– Да, я уже вызвал, наряд выезжает.

– Что здесь происходит? Вы что, обалдели, что ли? – спросила Лиана.

– … обо мне, – волнуясь и запинаясь, закончил Феликс. – Пожалуйста, не надо фотографировать! – загородился он рукой.

– Мы этого так не оставим, мы поднимем вопрос публично! Вы на суде будете просить прощенья, хотя… Зачем мне ваше прощенье? Оставьте его себе. Вы несносный, наглый, мерзкий тип! Я бы, конечно, набил вам морду, – разоткровенничался он, – да просто мне жаль вашу даму. Начнутся слёзы… Я этого не выношу.

– Давайте обойдёмся без взаимных оскорблений, – предложил вошедший тесть.

– Да у меня синяк под глазом! Он втащил меня в дом, ударил меня, повалил на пол! Ещё и без оскорблений обойтись! Сейчас приедет полиция, и вы будете всё это объяснять уже не мне.

– Хватит! Прекратите! – заорал Александр Михайлович.

– Да у вас тоже синяк! Кто же это вам так засветил? Подождите, дайте я угадаю. Это он. Хороша семейка! Оба с фонарями! И зачем я только согласился? Но со мной этот номер не пройдёт! Я не из тех, кто это потерпит.

Феликс потрогал больной глаз и решил, что если фотографии попадут в тираж, скандала не избежать. Он решил пойти на мировую, тем более что это был единственный выход.

– Так, значит, вы пришли за интервью для «Нью Таймс»? – спросил он.

– Считайте, что интервью я уже взял.

– Зря вы так, я же не желал вам зла. Погорячился, с кем не бывает?

Феликс придвинул стул и вежливо пригласил его садиться. Он посмотрел на него как на отъявленного бандита, но всё-таки сел. Его напарник, держа в руках фотоаппарат, тоже сел на соседний стул.

– Я сейчас вам всё объясню. Я вас прошу, наберитесь терпения…

– Хорошо, я вас выслушаю, но помните: всё, что вы скажете, может быть использовано против вас на суде.

– Хорошо, обещаю следить за своей речью.

– Впрочем, вы и так уже достаточно высказались.

– Меня предупреждали, что репортёры могут злословить, поэтому, чтобы этого избежать, я предлагаю выпить чайку и пожать друг другу руки.

– Я пожму вам руку только в одном случае: когда судья вынесет справедливый приговор.

– Как вы злопамятны, но я всё-таки попробую вас уговорить.

– Попробуйте, у вас это неплохо получается, я имею в виду общение с журналистами, – он потрогал свой опухший глаз. – Надо преподать вам хороший урок.

– Я попробую искупить свою вину и отвечу на все ваши вопросы.

– Хорошо, идёт, мне нужно это интервью, но в следующий раз я набью вам морду.

– Идёт.

Они пожали друг другу руки.

– Как тебя зовут? – спросил Феликс.

– Я даже не успел представиться! Меня зовут Марк.

– Добро пожаловать в наш гостеприимный дом!

– Спасибо. У вас всех так встречают?

– Нет, только самых дорогих гостей, – улыбнулся Феликс.

Лиза разлила чай и принесла злополучную газету. Все расселись за большим столом с белой скатертью. Феликс взял мятую, местами порванную газету и прочитал статью. Журналист засмеялся и заохал от боли, подбитый глаз посинел и стал дёргать.

– Конечно, неприятно прочитать такое о себе в довольно популярной газете, особенно такой, как «Миррикал Дей». И давно вы покупаете эту газету?

– Уже второй день, с тех пор как я переехал сюда, я получаю эту газету. Новый номер ещё не принесли.

– Я бы на вашем месте подал в суд.

– В суд? На кого? На автора статьи? Статья без подписи!

– Подайте в суд на газету.

– И что же я получу? Опровержение?

– По-моему, это тоже приятно.

– К чёрту газету! Я не буду тратить время и деньги на какую-то паршивую газетёнку. У меня и так проблемы…

– Какие? – сразу заинтересовался репортёр.

– Скоро все заговорят только обо мне. Ну хорошо, я, как и обещал, отвечу на все ваши вопросы, но только при одном условии…

– Каком?

– Что вы не будете фотографировать ни меня, ни мою невесту, ни мою семью. Да, и ещё, я прошу отдать мне плёнку с фотографиями.

– Это невозможно. Будучи репортёром, я обязан передать фотографии в газету. А за этот фингал, который вы мне поставили, я вас обяжу отчитаться не только передо мной, но и перед законом. Вы решили мне помочь и ответить на мои вопросы, что ж, я тоже пойду вам навстречу и попрошу судью смягчить наказание.

– Что вы сказали?

– Закон суров, но это закон!

– Я признаю себя виноватым, я был неправ, я подумал, что… вы тот самый писака. Но я вам не позволю печатать про меня собачью чушь! Верните мне фотографии!

– Что ж, вы сами напросились! Перчатка брошена, мистер, э…

– Легранский.

– Мистер Легранский, вы предстанете перед судом, хотите вы этого или нет.

– Видит бог, я хотел по-хорошему! Ты не испортишь мне карьеру! Кто дал вам, репортёришкам, право вмешиваться в мою жизнь? Откуда вы только на мою голову берётесь? Сыплетесь с неба?

– Вы бы следили за своим языком…

– Да, я тоже думаю, что интервью не получится.

Чай никто не пил. Понурые, уставшие лица смотрели друг на друга, несколько скособочась. К чему приведёт этот скандал, чем он закончится, уже было неизвестно.

– Вы бы лучше за своим языком следили, – обидевшись, вставила Лиана.

– Да пошла ты…

Не выдержав оскорбления, она выплеснула в лицо Марку чай. Он был не из тех, кто стал бы терпеть хамство в свой адрес, и тоже выплеснул на неё чай.

– Ты чё? – вскочил Феликс и схватил его за воротник рубашки. Послышался треск. Нитки не выдержали.

– Тебе объяснить, что с дамой нужно повежливее? – орал жених.

Скатерть слетела со стола вместе с чашками. Завязалась драка. Феликса нельзя было оттащить от Марка, Марка нельзя было оттащить от Феликса.

– Я тебя научу хорошим манерам! – заорал Марк.

Стол повалился на пол. Окончательно рассорившись, мужчины тоже оказались на полу. Кто прав, кто виноват, уже было не разобрать.

В дверь позвонили. Испугавшись, что они поубивают друг друга, Лиза бросилась открывать.

– Я вас проучу, сударь! Вы у меня все сядете на приличный срок!

– Кто куда сядет – будет разбираться суд, – в комнату ввалились омоновцы.

Дерущихся разняли. Запыхавшиеся, в изорванной одежде, они продолжали оскорблять друг друга.

– Кто из вас выродок собачий, это мы в участке разберёмся. Наручники на них наденьте и в машину.

Синяки несносно болели, голова потеряла способность поворачиваться, вены распухли, из носа пошла кровь. Феликс уверял, что его оскорбляют безнаказанно. Журналист брыкался и старался ударить его.

– Вы только посмотрите на него! На его харю! Да она же кирпича просит!

Феликс разозлился и попытался вырваться. Это оскорбление в адрес настоящего мужчины не прошло бесследно, он дёрнулся изо всех сил, но руки были уже в наручниках. Растолкав блюстителей закона, он подбежал к Марку, его тут же схватили и повалили на пол.

– Руки за спину! Всем лечь! – командовали менты. На полу лежало четверо мужчин. На них надели наручники, обыскали и попросили подняться.

– А дом-то ничего, просторный! – заметил один из ментов. Он присвистнул, походил по первому этажу, заглянул на второй. – Неплохо устроился!

Феликс, оскорблённый этим замечанием, плюнул на пол и проворчал:

– Да пошёл ты!

Омоновец потрепал его по щеке и добавил:

– Легранский!

Так он знал мою фамилию! И дом, где я живу! Спасибо «Миррикал Дей», сделала своё дело. Теперь все будут думать, что Легранский – сумасшедший миллионер из России. Когда закончу с этим ублюдком, разберусь с газетёнкой. Я их оставлю без штанов, никто не будет оскорблять меня!

– Поехали! – и дверь закрылась.

В машине было душно и тесно. Разгорячённые и возбуждённые джентльмены продолжали свой диалог.

– Да в гробу я тебя видел со своей газетой! – орал репортёр.

– Он оскорбляет меня даже в присутствии органов правопорядка. Да ты в зеркало смотрел, чувырла?

– Нет, скотина, ты от меня так просто не отделаешься!

– Что с ними делать-то будем? – спросил один мент другого.

– Ничего, в отделении посидят, успокоятся.

– В отделении? – переспросил журналист. – Да я его… Я его поставлю на место! Он будет у меня как шёлковый!

– Ты, я смотрю, разошёлся! – вставил мент.

– Не терпится на зону!

– Боюсь, что ты не станешь журналистом года.

– Зато у меня руки чешутся дать тебе по морде! Морда-то у тебя здоровая, харя такая, что… кирпича просит!

Менты засмеялись.

– Может, руку заломать?

– Нет, не надо, пусть пар выпустят.

– А я тебе это устрою!

– Знаешь такое слово – облом?

– А вот твоей газетой ещё мои внуки будут жопу вытирать!

– Ты чего так стараешься? Небось только вчера из психбольницы выписали?

– Ты мне диагноз не ставь!

– Хлебосольный ты наш…

– А ты мне не тычь!

– С таким аналитическим умом надо работать детективом.

Феликс улыбнулся и на минуту замер. Первое, что он подумал, как ты узнал? Вычислил? Нет, догадался. А, к чёрту его…

– Да пошёл ты!

– А вы давно знакомы? – спросил один из ментов и оглянулся.

– Да, – ответил Феликс, – я даже успел узнать столько всего нового о себе.

– Скажу тебе по секрету, ты зря теряешь время. Мне ещё ни одного приличного экземпляра не попадалось.

– Это неслыханно! Чтобы какой-то наглый оборванец…

– Чтоб ты сдох! – не выдержав, заорал Феликс. – Козёл!

– Обезьяна!

– Меня ещё так никто не называл!

– Старый лох!

Вдруг машина резко затормозила.

– Мы что, врезались?

– С говном смешаю! – орал журналист.

– Отставить разговорчики!

Феликс больно ударился головой о потолок и не мог говорить. Всё, что его окружало, как будто плыло куда-то мимо его сознания. Эхо больно отдавалось в ушах.

– Э, ты! Ты чё, помер? Выходи, приехали! – журналюга пнул его ботинком. – Давай, давай, шевели копытами, а то помрёшь, на меня скажут… отвечать…

– А ты не переживай за меня, – с усилием воли, еле переставляя ноги, процедил Феликс.

Если бы не все эти поганые журналюги, был бы я сейчас дома со своей невестой и… Ну, не важно, где бы я сейчас был, зато не ломило бы кости и голова бы не болела, как будто меня и правда кирпичом саданули.

– Эй, ты, стоять! Ни шагу дальше, повернись! Подними руки! – мент снял наручники и ещё раз обшарил его сверху донизу. – Что в карманах?

– Носовой платок и ключ.

– Что за ключ? Дай сюда.

– От гаража, – наврал Феликс, потому что он сам толком не знал, от чего ключ.

– Почему такой ржавый? Может, и карета у тебя такая же? – снова послышался смех.

– Что касается моей кареты…

– Отставить разговорчики! – ему не дали закончить. – Прошу следовать за мной.

Их провели в отделение и посадили на дощатую скамью.

– Заткнитесь и слушайте меня! – скомандовал полицейский. – Когда я скажу, по моему приказу будете следовать в кабинет начальника. Он с вами поговорит, и мы распределим вас по камерам. Всё понятно?

– Да, – хором ответили задержанные.

– Начальник! – крикнул Джим. – А можно небольшую просьбу?

– Да, пожалуйста.

– А можно поосторожней обращаться с моей камерой? Я всё-таки репортёр довольно заметной газеты.

– Не переживай, когда тебя будут отпускать, её вернут в целости и сохранности.

– А где она сейчас?

– Я сдал её в камеру хранения, как и все найденные при себе вещи.

– Ты этого не сделаешь! – очнулся задремавший Легранский.

– Сделаю, – как змея прошипел Марк и посмотрел ему в глаза. – Ты ещё не представляешь, что мы можем. Когда ты будешь сидеть в тюрьме, я буду потягивать шампанское.

– Это ещё бабушка надвое сказала.

– Иди ты знаешь куда со своей бабушкой… – с ненавистью бросил он Легранскому.

Уставшие с дороги и осунувшиеся, они уже порядком подустали и перестали ругаться. Александр Михайлович положил руки на стол и жалел, что не вырубил его раньше, чем он ввязался в драку. Попасть в тюрьму ему совершенно не хотелось.

– Легранский, на выход! – скомандовал мент.

– Откуда ты только взялся на мою голову! – в отчаянье прошептал Феликс.

Он, хромая на одну ногу, вышел из небольшой комнаты, где они сидели уже без наручников. Менты следили за ними, не давая разгореться новой ссоре. Легранский шёл по коридору и вдруг за спиной конвойный скомандовал:

– Стой, поворачивай, заходи!

В кабинете сидел начальник. хорошо ухоженный немолодой мужчина был в чёрной ковбойской шляпе. Он посмотрел на Легранского, вернее сказать, окинул взглядом и предложил садиться.

– Что ж это вы, гражданин Легранский, нарушаете правопорядок?

– Я не хотел… Это не я! Это всё эта проклятая газета!

– Нехорошо обижать репортёров, нехорошо. – Ковбой сложил руки у рта и продолжал. – Но у вас случай особенный… – и положил одну ногу на стол. – Давайте рассказывайте, как было дело. – Затем вторую. Скрестив ноги, он с любопытством взирал на арестованного.

– Всё, что там пишут, это невозможно читать! Это неправда!

– Да, ты прав, времена нынче лихие, даже газету страшно взять в руки. В этом я с тобой согласен, – он погладил себя по животу. – Ну, а репортёра зачем избил?

– Я принял его за другого. Эта газета…

– Какая газета?

– «Миррикал Дей» опубликовала статью. Это всё враньё! Я никогда не изменял своей невесте, вместе мы уже три года. Мы живём душа в душу. Конечно, мы не идеальная пара, но мы любим друг друга.

– «Миррикал Дей», говоришь? Какой номер?

– Вчерашний.

Начальник медленно и лениво убрал ноги со стола, подошёл к рядом стоящему стенному шкафу, покопался в газетах. – Эта? – спросил он, достав из пачки газет вчерашний номер, но ещё не прочитанный.

– Да, – Феликс подтвердил и опустил голову, вспоминая произошедшие события.

– Так вы новый хозяин Де Труаля? – спросил начальник, пробежавшись глазами по статье. – Я вас поздравляю!

– Спасибо.

– А что за проклятье? Я что-то не пойму… Тут пишут о каком-то проклятье.

– Я сам толком не знаю. У меня довольно часто спрашивают, верю ли я в проклятье.

– Ну и что, веришь?

– Раньше я бы однозначно сказал «нет», а теперь даже не знаю…

– Почему?

– Понимаешь, какое дело… С того момента, как я переехал жить в этот дом, бывший когда-то замком, я стал замечать странные вещи.

– Какие странные вещи?

– В доме по ночам какие-то шаги и стуки. Я всю ночь не спал, не чудится же мне.

– Зря ты так с репортёром, – усмехнулся ковбой. – По-моему, отличная статья. Это их хлеб. Пусть пишут.

Легранский открыл рот. А может, у него отвисла челюсть?

– Что? Я сижу здесь избитый из-за этой… газетёнки. Моя невеста чуть от меня не ушла. На днях должны приехать мои родители, я должен их встречать в аэропорту. В таком виде я не могу показаться перед матерью, она же в обморок упадёт!

– Вот я тебе на будущее скажу: если ещё раз кто-нибудь напишет про тебя статью, ну, или приедет брать интервью, ты поблагодари и пожми руку, а что уж там будет написано… Потом вместе посмеётесь.

– А если там будет написано, что я с новой секретаршей куда-нибудь вместе ездил, и моя невеста это увидит? Пусть, конечно, пишут…

– Любить надо так, чтобы любимая в этом не сомневалась. А ты, Легранский, я смотрю, парень молодец, постоять за себя можешь!

Глаз у него посинел окончательно, да и нога хромать стала. Он невольно пощупал синяк и усмехнулся.

– Да, бывает.

– У нас ещё и не такое бывает. Даже заносят…

– Нет, я сам дошёл.

– Ты меня даже развеселил, Легранский!

– А что тут смешного?

– Ты себя в зеркале видел? Сидит весь в синяках, одежда порвана, волосы в разные стороны торчат! И ещё спрашивает, что тут смешного!

Легранский покраснел. Разбитая губа болела, один глаз практически ничего не видел.

– У меня есть все основания для того, чтобы возбудить в отношении вас уголовное дело. Для этого мне нужны убедительные доказательства совершённого преступления, – он сделал многозначительную паузу, – но этого я делать не буду. Ваши отношения имели сугубо личный характер, но мне придётся написать рапорт вышестоящему начальству, так сказать, отчёт о своей работе. Участок у нас неспокойный, сами видите, поэтому мы должны отчитываться.

– Товарищ начальник…

– Товарищ капитан первого ранга!

– Простите, пожалуйста, товарищ капитан. Я два дня назад приехал, на меня столько всего свалилось, и эта газета… Я сам не знаю, что я натворил, – как после исповеди выдохнул Легранский.

– На самом деле ничего страшного, если до суда не дойдёт, то всё обойдётся. Я попробую поговорить с этим Броуди, но, по-моему, он не настроен решить вопрос полюбовно. Ничего не обещаю, но попробую решить этот вопрос. Если нет тяжких телесных повреждений, то уголовное дело могут закрыть или вообще не заводить.

– Спасибо, товарищ капитан.

– Я вас больше не задерживаю.

– Я могу идти?

– Да, идите, – он взял лист бумаги, исписанный мелким неразборчивым почерком, скомкал и выбросил в мусорку. – Всё, инцидент исчерпан, вылетел в корзину.

На Легранского снова надели наручники и вывели из кабинета.

– Да, – вспомнил начальник, – и вот ещё что: не забудьте посадить их в разные камеры, а то снова подерутся.

– Слушаюсь, товарищ капитан, – громко и внятно ответили конвойные.

– А знаешь что? Посади-ка ты его к Дупельту, там, кажется, было свободное место.

– Так точно, товарищ капитан!

– Будет сделано, товарищ капитан!

Они отдали честь и повели своего подопечного в обратном направлении от того, откуда привели. Холодный сумрак одиночной камеры привёл Легранского в ужас. Двери со скрипом лязгнули и замок закрылся.

«Отведите его к Дупельту… Странно, но я где-то слышал эту фамилию, не могу вспомнить где…»

– Здравствуйте, святой отец, проходите, пожалуйста, проходите, – Лиза открыла дверь и предложила войти.

Виолетта Михайловна, услышав звонок в дверь, спустилась в холл и увидела священника.

– Я сейчас всё объясню, – проговорила Лиза.

– Не надо ничего объяснять, ты всё правильно сделала. – Виолетта Михайловна поцеловала её в лоб. – Если бы этого не сделала ты, это сделала бы я.

– Святой отец, мы решились на этот шаг от безысходности, – Лиза волновалась и почти шептала от этого. – Не знаю, что делать, если вы нам не поможете… Вы проходите, проходите…

– Мы купили этот дом два дня назад, – Виолетта Михайловна начала свой рассказ, – до этого дом принадлежал другим людям, нашим знакомым. Сейчас хозяином этого дома является будущий муж моей дочери, мой зять. У нас в семье постоянные конфликты, даже по мелочам. Мы не можем согласовать элементарные вещи! Постоянные скандалы измотали всех, но это ещё не всё. После того, что случилось сегодня… Вы должны помочь нам.

– Всё, что в моих силах, всё, что в моих силах, да поможет вам Господь!

– По ночам слышны шаги, – продолжала она, – то здесь, то там слышны стуки, стоны. Моя дочь потеряла покой и перестала спать. Я боюсь за неё. Святой отец, вы для нас последняя надежда… После скандала приехала милиция. Их забрали. Увели в наручниках. Они так сильно избили друг друга, что мы испугались за их жизнь. Эту ночь у нас в доме никто не спал. Все силы зла против нас.

Священник открыл свой саквояж и вытащил икону.

– От нашего прихода и от меня лично я хочу вручить вам небольшой подарок. Вы правильно поступили, что обратились ко мне. Ваши беды оттого, что в вашем доме нет светлых сил. Силы добра должны войти в ваш дом, дабы стал он светлым. Возьмите вот эту икону и поставьте на видное место. Я привёз святой воды, надо выпить по глотку.

– Конечно, конечно, пойдёмте в столовую, – предложила Лиза.

– Неужели ничего изменить нельзя? – сказала Виолетта Михайловна.

– Ну почему же нельзя? Мы попробуем. Я вам оставлю свой телефон. Если понадобится моя помощь, вы мне сразу звоните.

– Спасибо большое, мы непременно воспользуемся.

– Но помните, не всё аномальное относится к силам зла, есть и добрые силы.

– Что вы хотите этим сказать?

– Души умерших иногда остаются жить в своих домах, которые некогда им принадлежали.

– Вы считаете, что призраки, обитающие в этом доме, – это проявление добрых сил? Ведь вы ничего не знаете о нём, вы не можете однозначно утверждать…

– Призраки – это бедные неприкаянные души, – сказал священник, улыбнувшись своей доброй сияющей улыбкой, – они не находят себе приюта, поэтому и беспокоят живущих на земле.

– Скажите, а вы видели призрак? – вмешалась Лиана.

– Нет, не видел, – после некоторого раздумья ответил он.

– Как вы можете утверждать о призраках, если вы их никогда не видели?

– Церковь не даёт однозначного ответа на этот вопрос, – священник с той же добротой посмотрел на Лиану. – А для вас, молодая леди, у меня тоже есть подарок.

– Подарок?

– Крест защитит вас от потусторонних сил. Возьмите. – Он надел ей на шею серебряный крест и перекрестил.

– А как вы объясните слова «тени прошлого стоят у тебя за спиной»?

Священник задумался. По лицу его было видно, что он испугался, но взял себя в руки и после некоторого раздумья ответил:

– Я пришёл помочь вам. Объяснить этого я не могу, но Всевышний, если к нему обратиться с добрыми намерениями и чистой душой, ответит на все ваши вопросы. Молитесь, дитя моё.

– А если боишься узнать ответ на этот вопрос?

– Даже если на вопрос не существует ответа, Всевышний никогда не отказывает. Молитесь, и молитва ваша будет услышана. – Он поцеловал её в лоб и осенил крестным знамением.

– Как к вам обращаться? – спросила Виолетта Михайловна.

– Простите, я не представился. Патрик, отец Патрик. Да, и ещё, забыл сказать: хорошо бы купить молитвенник и вечером перед сном читать молитвы.

– Да, отец Патрик, мы так и сделаем.

– Я прочитаю молитву и окроплю ваш дом святой водой, чтобы нечистые духи навсегда его покинули.

Святой отец ещё раз широко улыбнулся, рассеяв все страхи и сомнения. Женщины, сидящие за столом, повеселели, только Лиана не верила в то, что эти страшные видения, которые она видела, покинут её навсегда. Но надежда не умирала, а значит последний, но шанс всё-таки был. Священник встал и начал читать молитву.

– Да воскреснет Бог, и расточатся врази его, – тихо произнёс отец Патрик, – и да бежат от лица его ненавидящие его яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, тако да погибнут бесы от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением… – Вдруг нестерпимо запахло калёным железом. Священник продолжал: – … и в веселии глаголющих: радуйся пречестный и животворящий кресте Господень, прогоняй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сошедшего и поправшаго нам крест свой честный на прогнание всякого супостата… – где-то вдалеке скрипнула половица, и он на мгновение подумал, что это и есть, наверное, тот самый дух, блуждающий в поисках жертвы, но он нашёл в себе силы продолжить дальше: – О, пречестный и животворящий кресте Господень! Помогай ми очистить этот дом от бесов. Обращаюсь к тебе со святою госпожою Девою Богородицею и со всеми святыми. Ныне, присно и во веки веков. Аминь. Огради этот дом, Господи, силою честнаго и животворящего твоего креста и сохрани его от всякого зла…

Он шёл, читая молитву и иногда останавливаясь. Голова кружилась, и ему казалось, что вот-вот ему станет плохо. Что-то в этом доме действительно существовало, что-то потустороннее, но, несмотря на это, он три раза прочитал молитву, хотя святой воды не хватило, чтобы окропить все комнаты. Виолетта Михайловна попросила его освятить спальню дочери, чтобы она хорошо спала. Лиана смотрела на священника, как он молился, и ей не верилось, что это поможет. Она также заметила, что где-то в глубине его души зародилось сомнение в том, что добрые силы смогут противостоять злу. Де Труаль стоял мрачный, тёмный и почти нелюдимый.

– Сколько мы вам должны, святой отец? – спросила Виолетта Михайловна.

– Пустяки.

– Ну что вы, я должна вас отблагодарить.

– Не стоит, ваши сияющие лица и есть лучшая благодарность. Я не возьму денег со страждущей души.

– Святой отец, а можно последнюю просьбу?

– Да, конечно.

– Скоро моя дочь выходит замуж, мы бы хотели их обвенчать.

– Мама! Так скоро…

– Если твой отец увидит обручальное кольцо у тебя на пальце, он будет не так суров. Я думаю, это самое разумное решение.

– Ты хочешь обвенчать нас?

– Для отца увидеть дочь в подвенечном платье – это самый счастливый момент в жизни.

– Но у меня нет платья, да и жених мой уже…

– Не говори чушь! Он любит тебя больше жизни.

– Ты так думаешь? – улыбнулась Лиана.

Мать взяла её за руку.

– Скоро наши беды кончатся, и в нашем доме будет покой и уют. Это временные трудности. Всё будет хорошо!

– Ты – ангел, мамочка! – они обнялись, и священник улыбнулся.

– Жаль, что я не видел твоего жениха, – сказал отец Патрик, – но я уверен, что он любит тебя. Венчать влюблённых – моя прямая обязанность.

– Спасибо, отец Патрик.

– А теперь мне пора, меня уже ждут.

– Конечно, конечно, – сказала Лиза. – Спасибо большое, заходите ещё, – она проводила его до двери.

– Смотрите, – сказала Лиана.

– Что? – удивилась Виолетта Михайловна.

– Солнышко выглянуло.

– Это хороший знак, – подтвердил отец Патрик. – После дождя, который лил уже двое суток, это настоящий подарок, но мне нужно идти. Я бы с удовольствием ещё побеседовал с вами, но я должен вас покинуть. Мир вашему дому, – добавил священник и поспешил откланяться. Когда он скрылся в машине, все высыпали на крыльцо помахать ему вслед.

В тишине слышалось чьё-то порывистое дыхание. Легранский сел на нары и впервые задумался о том, что он наделал. Его даже начала мучить совесть, он схватился за голову.

– Дурак я, дурак, попробую поговорить с этим Броуди… Как я сразу не догадался, что это подстава, чтобы меня убрать? Но кому это нужно? Может, ему заплатили? Теперь, если заведут уголовное дело, то суда не избежать, а там и до срока недалеко. Сколько я здесь пробуду и когда…

– Клянусь, я не убивал его… – в полумраке послышался чей-то почти беззвучный голос. – Клянусь вам, я не убивал его…

Этот человек был невысокого роста с отпущенной бородой и спутанными волосами. Он чем-то походил на Робинзона Крузо. В глазах у него светился страх и потерянная надежда.

– Рассказывай, что произошло, – Легранский протянул руку и поздоровался со своим соседом.

– Что со мной произошло? – переспросил худой и растрёпанный Дупельт. – Я даже боюсь вспоминать об этом.

– Давай по порядку. Как ты сюда попал?

– Меня схватили, арестовали, надели наручники, предъявили обвинение в убийстве и бросили в тюрьму… Я здесь уже год, да, уже скоро год.

– Когда это случилось?

– Прошлым летом, пятого июля, дочь моего дяди, Джека Дупельта, выходила замуж. Мне прислали пригласительный, и в назначенный день мы с моим дядей на его машине отправились в церковь. Все собрались и уже в двенадцать часов церемония началась. Помню, он звонил, поздравлял молодых. Ему тоже звонили. Он говорил о каком-то подарке, который хотел подарить, упоминал он и о завещании.

– О каком завещании?

– Он написал завещание и в день бракосочетания зачитал его в большом каминном зале.

– Где это произошло?

– В Де Труале.

– Что? Что ты сказал?

– В де… – начал он тихо, – Труале… – закончил он шёпотом.

– На кого было написано завещание?

– На Нору, меня, его жену, двух его братьев и сестру.

– Кто такая Нора?

– Нора Дупельт, дочь моего дяди. Её зовут Элеонора. Мы называем её Норой.

– Как это произошло?

– После церемонии все разошлись по машинам и поехали в Де Труаль, чтобы продолжить уже там. У каждого была своя комната. Моя была напротив комнаты дяди, и я слышал, как он поднялся по каменным ступеням и зашёл к себе. А потом, – он запнулся и огляделся, – потом…

– Что было потом?

– Он включил свет. Лампочка лопнула и… во всём доме погас свет. Послышалась возня, какие-то крики, шум падающей мебели. Все выбежали из комнат. Начались вопросы: «Что случилось?», «Кто кричал?» Я наспех оделся, подошёл к его двери, но там уже всё стихло. Я медленно открыл дверь и увидел…

– Что ты увидел?

– Он был уже мёртв. Рядом лежали пистолеты и осколки лампочки. Я не мог двигаться, увидев эту картину.

– Я тебя понимаю.

– У него в правом глазу…

– Что было в глазу?

– Я не могу это повторить. Из глаза торчала вилка. В комнате жутко пахло чем-то страшным.

– Серой?

– Да, а ты откуда знаешь?

– Мне знаком этот запах. Так ты говоришь, что ты здесь почти год? И убийство произошло пятого июля?

– Да.

– В котором часу?

– Около двух часов ночи, когда уже все спали.

«Так, значит, он утаил от меня истинную причину, по которой продавался дом. Ему нужно было поскорее избавиться от этого страшного преступления, которое тяготило его душу. А я думал: почему они так быстро покинули дом, даже оставили свои вещи? Видимо, обнаружив пропажу, они просто не решались за ней вернуться. Он молчал! Я спрошу у него напрямую об этом. Мейсон был моим другом. Я ему доверял, и когда он предложил мне купить у него дом, я так обрадовался… Ему просто нужно было избавиться от места преступления. А может быть, ему понадобились деньги? Чтобы уехать? Бежать? Надо бы проверить его алиби. Кто же убийца? И где же его искать?»

– А потом пришла его жена, она в правой руке несла подсвечник. Увидев это страшное зрелище, она лишилась чувств. Подсвечник упал на пол, и свечи погасли. Сгрудившиеся в коридоре люди причитали и охали. Меня начало тошнить и стала болеть голова.

– А отчего он умер?

– Пулевое ранение в затылок.

– Значит, стреляли сзади? Убийца уже ждал его в комнате, и когда свет погас, то он стоял у него за спиной с вытянутым в руке пистолетом.

– Получается, что так.

– А он мог видеть убийцу?

– Да, он видел убийцу. Я слышал, как они разговаривали.

– О чём?

– Я не мог разобрать, но разговор был на повышенных тонах. Что-то вроде «я тебя предупреждал».

– «Я тебя предупреждал»?

– Да.

– А кем убитый был по профессии?

– В прошлом он был адвокатом.

– Ты уверен в том, что ему сказали «я тебя предупреждал»?

– Да, уверен.

– Значит, ему угрожали. Он ничего не говорил об этом?

– Нет, дядя был очень скрытным человеком, вёл свои дела в одиночку.

– Была ли на полу кровь?

– Рядом с головой была обширная лужа крови.

– Сколько пуль было выпущено в потерпевшего?

– Я не знаю, по-моему, несколько. Пистолеты лежали рядом, видимо, отпечатки пальцев были стёрты. Я их не трогал.

– У тебя есть какие-нибудь подозрения?

– Очень тяжело было осознавать, что убийца среди нас, поэтому все были очень напуганы.

– В доме были обыски?

– Да.

– Ничего странного во время обыска не происходило?

– Было не столько странно, сколько страшно.

– Страшно?

– Очень. Свет ещё не был включен. Мы стояли и смотрели на труп, и вдруг…

– Что?

– У него начал дёргаться глаз. Маленькие капельки пота стекали по его лицу. Лоб его преобразился, кожа приобрела живой и свежий оттенок. Покойник открыл один глаз и снова закрыл. Это повторялось трижды. Он также трижды поднимал указательный палец, и из него сочилась кровь. Затем покойник встал, сделал шаг, прошептал беззвучным скрипучим голосом «ты», приподнял руку с указательным пальцем, отогнутым в сторону, где стояли мы, и упал. Он упал и больше не шевелился. У меня похолодела кровь в жилах, все стоящие рядом тоже испугались, некоторые крестились, женщины плакали, мужчины стояли безмолвно.

– А как ты узнал, что у покойника дёргается глаз, света же не было?

– Когда его жена пришла в себя, её увели, вокруг трупа стояло несколько человек, один из нас был с фонариком.