Текст книги "Обнаженные чувства"

Глава 14

До Фрэнси Брэнт Ньюком еще не встречал цыпочку, столь завернутую на мазохизме. Ей и в самом деле нравилось испытывать боль в момент интимного сближения. Конечно, существовала масса женщин, которые были не прочь приобрести подобный опыт, а некоторые стремились к мазохизму подсознательно, тем не менее, подвергнувшись насилию в полной мере и пережив побои, большинство из них сдавалось и молило о пощаде. Существовала особая группа женщин, которые соглашались перетерпеть истязания разного рода, но исключительно за деньги. Но эта пташка, Фрэнси, буквально требовала побоев, и Брэнт подозревал, что для нее страдания являлись единственным источником достижения оргазма. По-видимому, для нее чувство боли и половое чувство самым тесным образом переплетались. Вполне вероятно, что для друзей Брэнта юная мазохисточка могла стать лакомым кусочком, чтобы расшевелить их пресыщенные чувства.

Брэнт подошел к телефонному аппарату и начал набирать номер.

– Ну-ка, перебирайся ко мне, да побыстрее, – хриплым голосом приказал он.

Фрэнси стала подползать к нему на четвереньках, ее глаза мгновенно высохли и заблестели от возбуждения, как если бы он знал волшебное средство, какое-нибудь тайное слово, избавлявшее женщин от слез.

– Джерри? Я по поводу сегодняшней вечеринки. Да, буду. Но я прихвачу с собой одну пташку – Фрэнси, не помню, как по фамилии, – ты не забыл ее? Да, да, та самая… – Он продолжал говорить, не останавливаясь и не изменяя модуляций голоса, словно то, что проделывала Фрэнси в этот момент с его половым органом, никак его не касалось. Но Фрэнси знала, что ее манипуляции не оставляли его равнодушным – в ее руках он начал увеличиваться в размерах и приобрел упругость стальной пружины. Продолжая беседу по телефону, Брэнт крепко ухватил Фрэнси за волосы и резко нагнул ее голову вниз… Она готова была принять от Брэнта и в тысячу раз большую кару, поскольку, еще не сознавая этого, любила его. Именно любила, а не что-нибудь другое! Она охватила руками тело Брэнта, чувствуя под своими ладонями его мускулистые ягодицы. Он продолжал болтать с Джерри по телефону, словно ничего необычного не происходило, но Фрэнси не придавала значения его браваде. Она знала одно – он находится в ней, растет и напрягается для нее. Неважно было, что он говорил и делал, важно было, что он ее вожделел. Внезапно в памяти Фрэнси ожили тени прошлого, и она вспомнила, как папочка порол ее в детстве до того, как погиб вместе с матерью в автокатастрофе. Прикрыв глаза и не прерывая своего занятия, девушка отдалась воспоминаниям.

Это всегда начиналось с одного и того же – со скорбного похода в погреб. Папочка обычно следовал сзади, дыша ей в спину, когда они спускались по ступенькам, помахивая в воздухе брючным ремнем. Она же с каждым шагом рыдала все громче и громче, умоляя папулечку не наказывать ее, дать ей всего только одну маленькую возможность исправиться, на что отец обычно не отвечал. Ступеньки, уводившие в глубь погреба, всегда казались Фрэнси бесконечными, а спуск – безумно долгим. А потом, когда они, наконец, достигали цели и оказывались в недрах подземелья, она принималась кричать во весь голос, и моментами ее крики переходили в визг.

– Ты ведь знала, что мне придется наказать тебя, Фрэнси, – говаривал отец печальным и проникновенным голосом. – Не понимаю, отчего ты продолжаешь шалить. Фрэнси, и постоянно лжешь нам с мамой. И это после всех обещаний, которые ты давала маме и мне, после всего того, что мы, как ты знаешь, для тебя сделали. Ну, скажи, почему, Фрэнси, почему?

Но иногда он бывал столь зол на нее, что даже и не пытался прибегнуть к увещеваниям. Папочка перекидывал ее тельце через старую бочку, в которой когда-то хранились маринованные огурцы, задирал юбчонку и пускал в ход ремень. И когда ремень начинал со свистом рассекать воздух, взрываясь в ее теле острой болью в момент соприкосновения с голой попкой, она разражалась воплями, в последний раз моля папочку поверить, что она станет хорошей девочкой, будет всегда слушаться его, мамочку и старшего брата и никогда не будет больше обманывать, воровать и шалить. Но папочка продолжал порку, пока его рука была в состоянии поднимать и опускать ремень на задницу дочери, которая горела, словно в огне. Во время экзекуции Фрэнси оставалась в согнутом, беспомощном положении, всей своей плотью вжимаясь в грубую шершавую поверхность старой бочки, и невольно терлась о нее, стараясь, по мере возможности, избежать разящих ударов праведной папочкиной руки. Иногда наступал момент, когда острая боль смешивалась с чем-то новым, доселе не испытанным чувством, поднимавшимся из ее глубин. А уже через минуту она оказывалась в папочкиных объятиях и он говорил, гладя ее по головке, что они с мамой очень ее любят и что он наказывает свою дорогую доченьку для ее же собственного блага. Она, рыдая, твердила слова раскаяния, хотя уже в тот момент знала, что скоро опять сотворит какую-нибудь гадость и все повторится вновь…

Посте катастрофы, унесшей родителей, Дэвид остался совсем один с младшими детьми. Она боготворила старшего брата, который был на столько лет старше всех них, что временами казался своеобразным продолжением отца. И он слишком любил Фрэнси – «бедную сиротку», чтобы пороть ее, продолжая славную традицию семейства Циммер. Он даже сообщил ей однажды, что ужасно сожалеет о тех методах физического воздействия, которые использовал старший Циммер по отношению к ней. Воспитательные меры Дэвида поначалу отличались психологизмом и превращались в длинные скучные нотации, и лишь после того, как Фрэнси совершенно сознательно изрезала прекрасную льняную скатерть – память о матери – с сомнительной целью сшить из нее пляжный халатик, он вышел из себя и на время позабыл о столь любимом им психологическом подходе. По этому поводу Дэвид устроил ей основательную порку и с тех пор регулярно прибегал к этому средству воспитания, стоило Фрэнси сделать что-нибудь не слишком достойное, с точки зрения , старшего брата. Временами она подвергалась экзекуции даже за плохие отметки в школе.

Дэвид, правда, никогда не водил ее в погреб, а проводил разборку прямо на месте, что оказалось не менее волнующим. Особенно возбуждающим было прикосновение ладони Дэвида к ее обнаженным ягодицам, поскольку, в отличие от отца, Дэвид не использовал подручных средств, воспитывая сестру. До конца не осознавая, что она делает, Фрэнси зажимала одну руку между бедер и ласкала себя во время наказания.

Брэнт прервал воспоминания Фрэнси, с силой положив телефонную трубку на рычаги.

– Черт тебя подери, милашка, нельзя же постоянно думать только о том, как ублажить свой низ, – рассмеялся он, глядя на ее старания доставить удовольствие не только ему, но и себе. – Сегодня вечером ты получишь все радости по полной программе, поэтому прекрати ковыряться у себя в промежности. Желательно, чтобы ты сохранила немного страсти на потом! – Брэнт снова сильно схватил ее за волосы, чуть ли не выдирая их с корнем, отчего она только блаженно застонала и удвоила старания, пытаясь добиться очередного извержения вулкана Брэнта. Какое счастье подчиняться ему, иметь его в себе, потакать его прихотям, целиком принадлежать ему, наконец.

Закончив переговоры по телефону, он сосредоточился теперь только на ней, поэтому извержение последовало довольно скоро, и его горячие соки истекли ей прямо в горло и дальше, в пищевод, казалось, прожигая себе дорогу вплоть до желудка.

Фрэнси впервые проглотила мужскую сперму в четырнадцать лет, когда их семейство переехало в Калифорнию и она поступила в школу высшей ступени. Дэвид решил сменить место жительства и перебраться из небольшого провинциального городка на Западное побережье, поскольку его поставили в известность, что лишь там он сможет получить приличную работу, соответствовавшую его запросам и возможностям. Здесь, в Олбени, они и зажили с тех пор, предоставленные в основном сами себе, если не принимать в расчет престарелой экономки, нанятой Дэвидом, чтобы следить за детьми, поскольку он сам, особенно в первое время, был занят на работе чуть ли не двадцать четыре часа в сутки.

И поныне, вспоминая о себе четырнадцатилетней, Фрэнси не могла удержаться от брезгливой гримаски. Она настолько была невинна в те дни, что никто не хотел в это верить. И те четверо парней, затащившие ее однажды в старый дом, который, по общему мнению, считался убежищем для шайки «диких» юнцов, тоже не верили. Они изнасиловали ее один за другим, а затем и по двое сразу, в течение нескольких часов превратив невинную девчонку в видавшее виды, лишенное иллюзий существо.

Фрэнси рассказала об этом Брэнту позже, когда они вместе принимали душ. Она чувствовала себя прекрасно и любила Брэнта больше, чем когда-либо, поэтому ей хотелось рассказать ему о себе все, ничего не утаив. Брэнт, как бы то ни было, при всей его небрежности в отношениях с ней и внезапными приступами жестокости, в данную минуту демонстрировал столь несвойственную ему доброту и даже заботу, отослав своего слугу в магазин, чтобы тот приобрел ей платье, соответствующее предстоящему вечернему приему, причем модель Фрэнси выбрала сама, покопавшись в одном из великосветских модных журналов, разбросанных в доме Брэнта повсюду.

Подставив лицо и волосы струйкам освежающей влаги и полузакрыв глаза, Фрэнси рассказала Брэнту, моментами лепеча совсем по-детски, что именно проделали над ней юные негодяи, что они при этом говорили и как на все происходящее реагировала она.

– Поначалу, знаешь ли, я была до чертиков напугана. Дело в том, что никто из них даже не потрудился сообщить мне, что им от меня надо, они лишь сказали, что я еще слишком молода, чтобы встречаться с молодыми людьми по отдельности, – ты чувствуешь незамысловатую иронию, скрытую в их словах? Дескать, ходить на свидания с достойным парнем для меня еще рано, а вот подготовить себя к этому – самое время. Когда Дэвида не было в городе, я обыкновенно носила очень облегающие платья и вполне осознавала, что у меня фигурка не самая худшая на свете. Но я совершенно не представляла себе, какое удовольствие могут парни получить от моих форм, за исключением их созерцания. Но ребята мне быстро объяснили, что к чему.

Фрэнси хохотнула при воспоминании об «инициации» и подставила струям воды плечи, спину и ягодицы. Брэнт с силой шлепнул ее по заднице и отметил, как на месте шлепка красными пятнами стали проступать следы его пальцев, дополнив собой картину из синяков и рубцов, полученных Фрэнси от него ранее. Она приглушенно вскрикнула и вздрогнула всем телом.

– Ну, ну, продолжай, твои страшные рассказы меня развлекают, – заметил Брэнт, задаваясь про себя вопросом: оказывает ли все еще на нее воздействие? Фрэнси пожала плечами и продолжила, одновременно с рассказом исполняя под струями душа медленный эротический танец, в котором было много от неосознанного проявления забытых языческих культов, неизвестно каким образом проявившихся в ней в подходящий момент и подходящее время.

– Когда первый мальчик лишил меня девственности, особой боли я не ощутила, просто я дико испугалась и даже написала в штанишки. Они, помнится, все шутили по этому поводу, когда стаскивали их с меня. От страха я боролась с ними, словно дикая кошка, да и визжала, как животное. Чтобы я не мешала им исполнить задуманное, ребята огрели меня пару раз по голове чем-то тяжелым, а потом встали в очередь. В то время как один из них трахал меня, прочие держали меня за руки и крепко тискали. У меня после этих событий еще долго болели сиськи, а уж синяки не сходили целую вечность. Таким вот образом меня впервые в жизни отодрали как следует. И знаешь что еще? Через какое-то время я прекратила вырываться и царапаться, поскольку никакого смысла в борьбе уже не было. В конце концов, на меня насело четверо здоровенных парней, как я уже говорила тебе раньше, но они пообещали больше не бить меня, если я не буду сопротивляться и позволю им поступать с моим телом так, как им заблагорассудится. Один из них, по имени Лон-ни, главный заводила, игрок в футбол и просто здоровенный детина, ко всем прочим своим достоинствам еще обладал и воображением. Подумать только, но впервые встретившись с ним в школе, я даже слегка увлеклась им и старалась как можно чаще попадаться ему на глаза, хотя, думаю, вряд ли он обращал на меня внимание. Так вот, именно Лонни, единственный из всех, имел в голове некий план, как меня использовать, когда они утолят первый голод. Прирожденный лидер, доложу я тебе! Что они только со мной не проделывали – и все под его руководством. Их штучки мне потом по ночам снились, и я просыпалась вся мокрая. Они даже трахнули меня в попку, а я, признаться, раньше даже и в страшном сне не могла представить, что мужчина в состоянии использовать женщину подобным образом. Вот это было по-настоящему больно. Но Лонни захотелось отведать меня таким способом, что он и сделал, ударив меня, правда, для острастки пару раз по заднице. Ну, а за ним и все остальные потянулись…

Фрэнси на мгновение приостановила свой рассказ, продолжая медленный танец под душем, горячие струйки воды исходили паром, ванная комната наполнилась им, придавая фигурам Брэнта и Фрэнси расплывчатые очертания. То ли от рассказа Фрэнси, то ли от горячей воды, возбуждающе действовавшей на кожу, но Брэнт ощутил, как его мужской орган ожил вновь и стал подниматься, набирая силу с каждой секундой, Фрэнси хихикнула и повернулась к нему задом, тем самым позволив ему войти в ее тело между полных упругих ягодиц.

– Никак не возьму в толк, отчего они не затрахали тебя до смерти, такую маленькую и глупую? Пережить групповое изнасилование без соответствующей подготовки не так-то просто.

Она вдруг поняла, что ей до определенной степени удалось шокировать великого Брэнта. Она хихикнула снова и слегка нагнулась, чтобы обеспечить ему более удобный доступ к своему анальному каналу.

– У них были не такие большие, как у тебя. У меня сейчас такое чувство, будто ты со мной впервые, мне немного больно. Ох! – Довольные возгласы Фрэнси контрастировали тоном, которым она произносила свои жалобные речи.

– Ты не против, надеюсь, чтобы я продолжал? По глазам вижу, что не против.

Фрэнси тихо стонала, поскольку Брэнт загрузил ее прямую кишку до отказа, и ей пришло на ум, что она может лопнуть, как мартышка, которую трахает слон. Но он продолжал уже начатое действо, его руки прижимали к себе ее таз, и ей опять нравилось все, даже боль, пронизывающая тело, сопряженная с каждым его движением в ней. Фрэнси прижималась к нему все теснее и теснее, стараясь попасть с Брэнтом в единый ритм и тем самым усилить ожидаемое наслаждение. Он тоже перестал разговаривать и лишь дышал ей в ухо. Фрэнси же предоставила ему возможность действовать, как он только пожелает, вдохновляемая единственной мыслью, что ему нравится быть с ней, что он наслаждается ейи вместе с ней. Он уже не скучал – не до того было, а уж она постарается, чтобы ему никогда больше не пришлось с ней скучать. К тому же ее прельщал не только Брэнт. Не менее притягательной для Фрэнси являлась и мысль о его деньгах и о вещах, которые можно на них купить. Деньги Брэнта могли обеспечить для Фрэнси прелести светской жизни, о которой она всегда мечтала, новые интересные знакомства, а главное – сделать ее по-настоящему свободной. Если она правильно использует предоставленный судьбой шанс, она получит все, о чем ей мечталось, и избавится от ненужных обременительных забот. Старший братец не сможет закрывать ее на ключ, заставляя сидеть с младшими братом и сестрой, лишая Фрэнси индивидуальности и потихоньку превращая в няньку для малолетних.

Она припомнила выражение лица Дэвида, когда вернулась домой после проведенной над не.й «инициацией», и улыбнулась про себя. Бедняга Дэвид! Тогда он отнес ее на руках в кровать и вызвал врача, поскольку у нее оказалось сильное кровотечение. Она же только истерически вскрикивала и твердила им обоим, что было темно, насильники же отличались высоким ростом и носили на лицах капроновые маски из дамских чулок. Она не сомневалась, что Дэвид не станет впутывать полицию в это дело. Удивительно положительный человек все-таки ее брат! Всегда делает все для ее блага.

– Не надо никаких скандалов, – без конца повторял он, – для твоей же пользы – следует ведь и о будущем подумать. – Он и доктор ухитрились убедить ее хранить молчание, опять же для ее пользы, разумеется.

«Ерунда, – думала Фрэнси, едва оправившись после случившегося, – просто Дэвиду не слишком хотелось, чтобы вся эта история попала в газеты, и, ясное дело, только из-за его работы».

Фрэнси сохранила тайну. Потом она снова вернулась в школу, притащив справку от врача о том, что якобы болела гриппом. После занятий, под перекрестными взглядами товарищей, она подошла прямо к Лонни и попросила, его отвезти ее домой. А что же Лонни? Он выполнил желание Фрэнси, оставив свою девушку с носом. Они погрузились в его машину и поехали, правда, не домой к Фрэнси, а за город, где на лоне природы они предавались любви снова и снова. Причем в тот момент она отдавалась ему по доброй воле и со всей страстью, желая преуспеть на вновь открывшемся для нее поприще.

Их отношения сделались регулярными, но Фрэнси не ограничилась только Лонни. Вслед за красой их класса последовали его друзья, один за другим, а потом и друзья друзей, – так, во всяком случае, утверждали школьные сплетницы. Один из парней раздобыл для Фрэнси рецепт на противозачаточные таблетки, и она с тех пор стала их регулярно принимать.

Воспоминания Фрэнси перемешались с событиями, происходившимив настоящем, с тем удовольствием и болью, которые доставлял ей Брэнт в это же время.

– Еще, сильней, еще, еще… Пусть мне будет больно, я так хочу, – как бы со стороны слышала Фрэнси собственный голос, переходящий в крик счастья и боли, когда Брэнт, впившись ногтями в ее плоть, излился до дна в ее нутро. Так хорошо ей с ним еще не бывало…

Глава 15

Ева не могла не заметить, что Марти в последнее время стала пить больше, а вести себя тише, чем обычно. Теперь, однако, она пьянствовала в одиночестве, закрывшись в своей комнате. Иногда же, закончив съемки пораньше, заваливалась в модный бар, где обычно собирались гомосексуалисты, и возвращалась поздней ночью. Время от времени объявлялась Стелла, и тогда Марти улыбалась вновь, но радость ее не была продолжительной, поскольку Стелла часто встречалась с Джорджем Коксом и даже не особенно трудилась, чтобы скрыть свои встречи от Марти. Во многих изданиях в отделе светской хроники их имена журналисты объединяли, и тогда негодующая Марти имела возможность собственными глазами прочитать что-нибудь вроде: «на приеме также присутствовали финансовый магнат Джордж Кокс в сопровождении очаровательной Стеллы Джервин, ответственного секретаря адвокатской конторы „Хансен, Хауэлл и Бернстайн“…»

Стелла и в самом деле выглядела чрезвычайно привлекательно, особенно в новых туалетах, которые совершенно неожиданно стали появляться в ее гардеробе. Помимо внешности, Стелла привлекала сердце престарелого магната особого рода застенчивостью, даже скромностью – вещами совершенно невероятными среди женщин ее круга, где малейшее достоинство служило предметом торга и отчего магнат приходил в полный восторг. Он привык, что дамы всех возрастов, едва узнав его имя, готовы были сию же минуту лечь с ним в постель, но Стелла держалась подобно скале и пресекала явные старания магната заманить ее к себе в постель.

– Боюсь, я слишком старомодна, – обворожительно улыбалась она Джорджу, – а после неудачного брака мне не слишком хочется ошибиться снова, Джордж. Если ты нуждаешься в легкой победе, те уверена, найдутся сотни женщин, которые просто за счастье почтут тебя ублажить.

Так, сам того не замечая, Джордж стал приходить к выводу, что его не слишком прельщает легкая добыча, а вот Стелла становится прямо-таки необходимой. Тем не менее максимум, что она позволяла Джорджу в отношении себя, был отеческий поцелуй с пожеланиями доброй ночи. Она боялась его – Джорджа навещала подобная мысль, стоило ему слишком тесно прижаться к ней или крепко взять за руку. Ей пришлось сознаться, что ее бывший муж вполне мог претендовать на звание садиста, поскольку нещадно избивал ее, да и вообще испытывал удовольствие, причиняя ей боль. Как же может Джордж, такой умный и тонкий человек, осуждать бедную девушку за непроизвольный страх, который у нее вызывает сама возможность близости с мужчиной, кем бы он ни был? Джордж с чистым сердцем принимал объяснения Стеллы, другая же причина ее холодности просто не приходила ему в голову. Для Дэвида, который уже давно стал конфидентом Стеллы и ее советчиком в делах с Джорджем, оправданий подыскивать не приходилось – он давно знал о связи Стеллы и Марты. Дэвид всегда недолюбливал Марта и в резких тонах отзывался об их взаимоотношениях со Стеллой. И он не уставал повторять Стелле, что она должна продолжать встречи с Джорджем, поскольку только Джордж мог обеспечить ей будущность. И вот однажды обычный рабочий день, начавшийся, как всегда, с разбора бумаг, закончился разговором по душам между Дэвидом и Стеллой.

– Ты совершенно очаровательная женщина, Стел, и тебе нет надобности ограничивать собственную жизнь миром лесбиянок и прочих извращенцев. Мой тебе совет – не упусти Джорджа, и если ты сможешь держать язык за зубами, тебе откроется жизнь во всей ее полноте, тебе, наконец, удастся обзавестись нормальной человеческой семьей. Что же касается женщин – ну уж если ты без них не в состоянии обойтись, то занимайся своими делами тихо, не давай повода для сплетен, – подытожил Дэвид.

Стелла подумала, что слова Дэвида – не просто болтовня, подходящая к случаю, а часть его жизненной философии. А почему бы и нет? Марти неоднократно рассказывала Стелле, что Ева в достаточной мере настрадалась по милости Дэвида, к тому же Стелла знала об отношениях Дэвида и Глории. Дэвид далеко не так прост, как кажется этой тупице Еве, в нем много хорошего, но и дурного тоже. Впрочем, мысли Стеллы концентрировались преимущественно на собственной персоне. Она пыталась набраться мужества, чтобы задать Дэвиду единственный вопрос, который волновал ее в тот момент по-настоящему – как ей поступить, если Джордж проявит настойчивость и попробует затащить ее в постель. Надвигающаяся близость с Джорджем безмерно пугала Стеллу.

– Знаешь, Дэвид, он уже намекал мне на возможность брака. И он чертовски хорошо ко мне относится. Я просто не в силах все время отталкивать Джорджа от себя. Как мне поступить – ведь я до сих пор не имею представления о том, в состоянии ли я заниматься любовью с мужчиной; более того, не уверена, что у меня хватит актерских способностей, чтобы сыграть обыкновенную женскую заинтересованность в своем партнере.

– Извини за откровенность, Стелла, но у тебя есть только один способ решить эту проблему – пересилить себя и лечь с мужчиной в постель.

Стелла почувствовала, что краснеет. Интересно знать, не на себя ли он намекает? Она всегда находила своего босса привлекательным муж-чиной, и в самом начале их знакомства он пытался ухаживать за ней, пока не услышал о Марти, разумеется. Дэвид к тому же был всегда доброжелателен по отношению к людям, его окружавшим, умел расположить клиентов к себе, поэтому не случайно Стелла раскрыла ему свою тайну и даже привела на вечеринку к Марти, где Дэвид познакомился с Евой. Правда, после знакомства с Евой Дэвид больше не проявлял к ней интерес как к женщине. И вдруг такое двусмысленное заявление! Тут было над чем задуматься…

Дэвид вылез из мягкого кресла и, обойдя вокруг стола, приблизился к Стелле вплотную.

Как славно, подумала Стелла, что Глории сегодня нет в офисе. Они с Говардом отправились в загородный вертепчик старшего компаньона фирмы справлять свой очередной шабаш и не вернутся в город до понедельника.

– Стелла, я говорю то, в чем искренне убежден. Тебе стоит попробовать хотя бы еще раз. Ради собственной пользы, ради будущего. И не надо быть психоаналитиком, чтобы давать подобные советы. Решайся, дорогая моя. Ты же умная женщина.

Он положил ладонь ей на плечо, и девушка ощутила надежное тепло его руки сквозь тонкую блузку.

– Он надежный человек, мой босс, и действительно добрый, – промелькнула мысль в ее голове, – и он на самом деле переживает за меня. В сущности, Дэвид – настоящий друг, и из всех мужчин, окружающих ее, Стелла для эксперимента в кровати выбрала бы только его одного. И еще – он такой привлекательный, настоящий красавец! Уж в этом у Стеллы никаких сомнений не возникало. Не сомневалась она и в том, что Дэвид может быть очень нежным и заботливым с женщиной и не болтливым. И у нее, и у него было что терять в случае, если кто-нибудь догадается об их своеобразных отношениях.

– Думаю, ты прав, Дэвид. Мне действительно придется испытать себя в сражении с мужчиной, – Стелла улыбнулась краешками губ и посмотрела на Дэвида со значением.

В тот вечер они вышли из офиса по отдельности, но позднее Дэвид встретил Стеллу на одной из больших стоянок, где она его поджидала, и повез к себе домой. Квартира Дэвида источала покой и уют, которые также исходили от самого хозяина. Стелла не ощущала никакой вины ни перед Марти, ни перед Евой, оказавшись контрабандным путем в квартире своего босса. Марти в последнее время разыгрывала из себя снежную королеву; что же касается Евы, то она слишком часто стала бегать на всевозможные банкеты и вечеринки в компании самых разных мужиков. Впрочем, Стелла не собиралась говорить об этом Дэвиду прямо сейчас. Он сам узнает обо всем, но после. Сегодня же перед Стеллой стояла куда более важная задача – решить, наконец, для себя, сможет ли она в будущем испытывать радость от близости с мужчиной. Ей было и страшно, и любопытно до чертиков – как все это в ней обернется. Стелла выжидательно смотрела на Дэвида, но тот, казалось, и не думал спешить. А когда задуманное осуществилось во многом благодаря нежности Дэвида, его умению подойти к женщине, напиткам, крепким, но вкусным, которыми он ее угощал, – она уже и представить себе не могла, чего она, в сущности, боялась столько времени.

Для начала Дэвид пристроился у ее бедер и дал волю языку и губам, исцеловав и обласкав чуть ли не каждый сантиметр ее тела. Он гладил Стеллу руками, припадал ртом к самым нежным и чувствительным складкам ее кожи. Стелла сама не заметила, как поддалась обаянию Дэвида и стала невольно стонать и трепетать, не ожидая того, что мужчина в состоянии вызвать у нее столь острые эмоции. Дэвид и сам любил период, предварявший совокупление, ничуть не меньше, чем финальную стадию соития. У него был особый дар отдавать всего себя партнеру и при этом испытывать не меньшее наслаждение. Дэвид, ко всему прочему, отличался тонкой наблюдательностью и никогда не пропускал тот заветный момент, когда женщина подобно цветку раскрывалась навстречу ему целиком. В подобные мгновения женщина, полностью раскрепощаясь, теряла контроль над собой и лишь постанывала и вскрикивала, умоляя его продолжать. Совершенно сознательно и оттого очень тонко и умно Дэвид разыгрывал сейчас перед Стеллой настоящий спектакль, центром которого являлась она, Стелла. Он применил элементарный, но весьма действенный прием, внушив и себе, и ей, что она девственна и невинна и происходящее с ней сию минуту – ее первый опыт сексуальной жизни. Он выждал момент, когда Стелла, наконец, избавилась частично от своих страхов и начала расслабляться, и лишь тогда, медленно и осторожно, вошел в нее. Дэвид понял, что самая опасная часть эксперимента позади и решил предоставить Стеллу ее собственным, природным реакциям на развившееся возбуждение. Стелла обладала удивительно красивым и пропорционально сложенным телом, и Дэвид получал истинное наслаждение, занимаясь любовью с нею. Единственно, что он не позволял себе, так это входить в нее слишком глубоко, поскольку интимный орган Стеллы оказался маленьким и тесным.

Когда завершилась первая стадия урока, Дэвид начал обучать Стеллу, как ей следует возбуждать мужчину ртом. К этому моменту ласки и вино совершенно избавили Стеллу от былой скованности, и они отлично чувствовали себя в своей маленькой компании. Дэвид пришел в восторг от возможности научить женщину некоторым секретам любви.

Подумать только, думал он, да была ли в его жизни хоть одна девчонка, которая бы не знала, как ублажить мужчину ртом! Он ощущал себя чуть ли не профессором в делах любви, читающим лекцию послушной и внемлющей каждому его слову аудитории. И Стелла, действительно, показала себя способной ученицей, преодолев первоначальную сдержанность. Она, в частности, заявила Дэвиду, что никогда не брала в руки даже такое популярное издание по части полового образования, как «Ра дости секса». Конечно, в теории она кое-как разбиралась, но все же, все же…

– Не так уж и плохо, как я боялась сначала, – честно сказала Стелла и вдруг вспыхнула: – Я имела в виду…

Дэвид засмеялся и притянул ее к себе опять, стараясь добиться от нее нового витка возбуждения. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как она, на этот раз вполне осознанно, распахнула для него ноги и стала тереться своими грудками о его сильный торс.

– Ты настоящая женщина, Стелла, чувственная и страстная, – шепнул он ей в самое ушко и, перевернув ее на бок, снова вошел в нее, повторяя обводы нежного тела девушки своим, крепким и сильным. При этом обе руки Дэвида оставались на свободе и могли играть грудью Стеллы. Время от времени Дэвид касался пальцами возбужденного и чрезвычайно чувствительного крохотного бугорка между бедер своей ученицы, отчего по ее телу пробегали волны наслаждения, заставляя Стеллу двигаться в унисон с Дэвидом, распаляя и его, и себя все больше и больше.

Стелла удивлялась, почему она раньше не могла взять в толк, что мужской орган, находясь внутри организма женщины, в состоянии доставить ей огромную радость. Подобным же образом руки и пальцы мужчины могли быть не менее умными и чуткими, чем женские.

Стелла вполне отдавала себе отчет в том, что ее приключение с Дэвидом – не более чем эксперимент для них обоих, а ни в коем случае не начало большого всепоглощающего чувства. Но она была чрезвычайно благодарна Дэвиду за его терпение, доброту и квалифицированные уроки любви. Оставалось надеяться, что Джордж, когда он окажется с ней в сходной ситуации, поведет себя столь же достойно и мудро. Как бы то ни было, она ощутила растущую и крепнущую уверенность в своих женских чарах. Дэвид сказал ей, что теперь она вполне в состоянии прибрать Джорджа к рукам, и не только прибрать, но еще и научить его доставлять ей удовольствие. Пожилыми мужиками всегда легче управлять, чем молодежью. Стелла еще более уверилась, что у них с Дэвидом складываются превосходные дружеские отношения. Кто знает, может быть, встреча, подобная этой, еще повториться как-нибудь. И действительно, почему бы и нет? Главное – лишь крепко хранить все, что случилось, в секрете.