Текст книги "Загадка Туринской Плащаницы"

Два взгляда

Принято считать, что бесстрастный взгляд объективного наблюдателя, фиксирующий происходящее, подобно кинокамере, наиболее точно отражает реальность. С этим трудно согласиться.

Вряд ли надо доказывать, что от объективного, равнодушного взгляда слишком часто ускользают очень важные, порой решающие детали.

Когда опытный геоморфолог глядит на окружающую местность, то он читает рельеф, обращая внимание на неприметные другому особенности, осмысливая их суть, мысленно восстанавливая события минувших веков и тысячелетий, приведшие к формированию данной территории – с ее холмами, заболоченными низинами, речными террасами, оползнями…

Геолог, осматривая обнаженные горные породы в крутом обрыве, отметит скрытые под осыпями слои и разломы, определит характер и направление сил, создавших данный массив, и сможет проникнуть мыслью в даль миллионов лет, представив, как в те времена вместо нынешних гор расстилалось теплое море, и это будет не вымыслом, а реконструкцией прошлого.

Криминалист-следователь, знакомясь с местом происшествия, способен увидеть такие детали, на которые другой и не обратит внимания.

О чем говорят эти примеры? О том, что очень многое раскрывается именно при субъективном, живо заинтересованном взгляде специалиста.

Могут возразить: одно дело – научный анализ, взгляд знатока, представителя определенной профессии, а совсем другое – воображаемые картины в сознании экзальтированного человека, мистика, склонного к полетам фантазии и, возможно, галлюцинациям.

Но и в таком случае ситуация не так проста, как кажется. Многое зависит от того, какие события свершаются и как их воспринимают очевидцы.

Нетрудно согласиться с тем, что римскими воинами, казнившими Иисуса и двух разбойников, а также праздными зеваками, присутствовавшими при этом, ничего особенного не было увидено. Ну разве что запомнилась надвинувшаяся темная туча, создавшая впечатление преждевременного наступления ночи.

Совсем иначе видели происходящее родные, ученики, сторонники христианства (включая тех, кто не был при этом на Голгофе, а скрывался от властей, подобно Петру). Для них это была вселенская трагедия, мистическое действо, возвестившее о начале нового мира, о неизбежном торжестве Христа и грядущем Страшном суде над всеми живыми и умершими.

Не исключено, что в момент самой казни никто еще не верил в воскрешение Христа и торжество Его учения, ибо переживали именно казнь, еще не ведая о будущем. Павшие духом апостолы, по словам Петра, прятались. Однако через некоторое время свершилось воскрешение Христа, и ученики абсолютно уверовали в Него. Теперь вера была так тверда и абсолютна, что они шли потом на мучения и смерть во имя ее.

Кто же оказался зорче в видении казни Иисуса: равнодушные зрители или мистически настроенные апостолы? Безусловно – вторые, ибо их мистические ощущения и способность видеть оказались провидческими. Вот почему имя Христа и его учение из века в век распространялись по свету, обретая все новых приверженцев. Через полтора тысячелетия именно христианские страны по зову веры совершили великие географические открытия.

С той поры христианство обрело всемирное значение. Но не будем забывать, что его исповедует не более десятой части человечества.

В космических масштабах любые явления, происходящие на Земле, невелики. Но для человечества, для каждого из нас реальны, существенны только эти земные масштабы. Для нас несомненно величие Христа и торжество Его учения. Не это ли предчувствовали в своих духовных видениях первохристиане?

То ли по странному стечению обстоятельств, то ли по скрытой, таинственной закономерности мистики и фантазеры оказались тут прозорливее и ближе к реальности, чем бесстрастные объективные наблюдатели, не рассуждавшие и не воображавшие, не видевшие ничего, кроме обыденной действительности.

В прежние времена такую прозорливость объясняли просто: мол, человек обладает способностью видеть сокровенные истины, предугадывать будущее. Позже стали ссылаться на интуицию – не очень-то понятное свойство разума подсознательно, вне рассудка или совместно с ним делать умозаключения при недостатке фактов. Наконец, фантазеры от науки предположили существование каких-то особых информационных полей, которые способны передавать сообщения из будущего, общаться с космическим разумом… Но это уже, как говаривал М. В. Ломоносов, «сущие забобоны».

Проще и ближе к истине другое предположение. Первохристиане, пускай и не сразу, поверили в учение Христа, проникшее в их ум и сердце. Это были преимущественно люди бесхитростные, простые и честные, а таких большинство на свете.

То, что пришлось по душе этим людям, имело все шансы так же вдохновить миллионы других. Это объединяющее сходство психики людей называют коллективно-бессознательным. Оно неявно может объединять совершенно разных по характеру и интеллекту индивидов, даже не знакомых друг с другом.

Вот это коллективное подсознание подсказывало первохристианам то, что трудно было понять рассудком. Оно раскрывало им религиозную сущность происходивших событий, придавая им обличье мифа, космической мистерии. В этих грандиозных образах (сотрясалась земля, разорвалась завеса в храме Иерусалима, голова покидавшего склеп была выше неба) было больше правды и предвидения будущего, чем в обывательских рассказах о распятии двух разбойников и одного безумца, выдавшего себя за царя Иудейского.

Все это не означает, будто религиозное сознание всегда и везде имеет преимущество перед здравым смыслом или, тем более, научным методом. Известно немало примеров его обманчивости, ложности.

Во всякой секте присутствует обычно свой вождь, пастырь, выдающий себя за пророка, а то и господа-бога. В таких случаях сектантов тоже сплачивает коллективное подсознание. Порой они даже подвержены массовым галлюцинациям, впадают в единый религиозный экстаз, прорицают будущее, как им представляется. Неслучайно о таких лжепророках говорил Иисус Христос. Они сопровождают всю историю человечества, и не так-то легко их уличить в глазах их паствы.

В этом отношении научный метод значительно надежнее, хотя на его основе почти невозможно предсказать будущее для отдельных людей или общества. Научный прогноз только вероятностен, к тому же далеко не всегда реализуется наиболее вероятный его вариант. Зато научное предсказание имеет в основе своей факты, которые можно уточнять и проверять, а религиозное видение – откровение – приходится принимать на веру.

Некоторые научные прогнозы необычайно точны – например астрономические. Другие дают неплохой материал для последующих исследований и открытий – например геологические прогнозы. Третьи – сомнительны или ложны, однако их достоверность можно всегда проверить.

Но там, где превалирует главным образом человеческая психология, духовная жизнь личности или общества, приходится отдавать предпочтение той самой интуиции, которая связана с коллективным подсознанием и скрытыми возможностями разума.

Тому, кто хочет верить в непознаваемое, чудо, в сверхъестественное, вообще чуждо стремление разбираться в закономерностях нашего познания. Некоторым приятно тешить себя мыслью, что они «посвященные». Таковы экстрасенсы, колдуны, астрологи, всяческие тайноведы, оккультисты и даже популярные тележурналисты. Но уже само обилие подобных «духовных авторитетов» наводит здравомыслящего человека на мысль, что все они – лжепророки.

Есть и другая категория людей: они верят каждому слову Священного Писания, всем высказываниям евангелистов, даже противоречивым. У них остается только просить прощение за эти попытки логического анализа фрагментов Евангелий, связанных с тайной смерти и воскрешения Христа и, соответственно, с тайной Туринской Плащаницы. Впрочем, скорее всего, такие истово верующие люди и не станут читать эту книгу. Они ведь уверены, что уже постигли истину, и опасаются отворить свое сознание для сомнений.

Сведения о мучениях и смерти Иисуса, дошедшие до нас главным образом благодаря Евангелиям, более или менее сходные между собой, образуют два круга.

В первый входит, по существу, только свидетельство Евангелия от Иоанна. У него есть преимущество перед всеми остальными уже в том, что рассказано оно от первого лица, со слов свидетеля (если иметь в виду, что делал записи не сам Иоанн, а кто-то другой с его слов).

Несмотря на то что Иоанн, безусловно, был человеком глубоко религиозным, в высшей степени мистиком, непосредственно и глубоко воспринявшим учение Христа, его сообщение о смерти Учителя отличается предельной документальностью и не расцвечено никакими фантастическими, сверхъестественными или поэтически-символическими образами и явлениями. Даже не упомянуто о землетрясении (возможно, потому, что его и не было). Последнее слово Христа – «Совершилось!» – передано тоже, судя по всему, точно.

Можно, кстати, привести упоминание о казни Иисуса в «Анналах» римского историка Тацита. Рассказывая о пожаре Рима (64 год н. э.), он добавил, что император Нерон «применил самые изысканные наказания к ненавистным за их мерзости людям, которых чернь называла христианами. Виновник этого имени, Христос, был в правление Тиберия казнен прокуратором Понтием Пилатом».

Уточним: по мнению английского историка Эдуарда Гиббона, пожару Рима способствовали (или даже организовали его) иудеи в отместку за осквернение и разрушение римлянами Иерусалимского храма. Обвиняя в этом христиан (а у Нерона был иудей-советник и иудейка-любовница), они не только выгораживали себя, но и предавали мучениям и гибели ненавистных – для них, а вовсе не для религиозно индифферентных римлян – христиан, хотя большинство из них тоже были евреями.

Второй круг свидетельств составляют те, в которых реальные события казни перемежаются с мифическими (аллегорическими, фантастическими). Но тут мы имеем дело с пересказами, передачей слухов и преданий, а не с показаниями очевидцев.

Мифологизация действительности очень распространена и характерна для всех веков и народов. О том, что она во многом оправданна, мы уже говорили. Для истории Христа она, можно сказать, естественна: ведь это не обыденные, заурядные события, а высоко религиозные, затрагивающие не только материальный, но и духовный мир.

То же характерно для письменных сообщений о воскрешении Христа. Они преимущественно мифические, что и неудивительно. Ведь приводятся обросшие домыслами пересказы. Кроме того, описывается-то не просто некое событие, но чудо – нечто непонятное, недоступное человеческому рассудку.

Вспомним, однако, о Туринской Плащанице. Как погребальный саван, она уже сама по себе свидетельствует о смерти Христа (если изображение на ней принадлежит Ему) или какого-то иного человека, безымянного. Но свидетельствует ли она о воскрешении – вот в чем вопрос.

Задав его себе, мы должны, если желаем действительно всесторонне обдумать тайну Туринской Плащаницы, уяснить для себя, что же такое смерть и допускает ли она – вне чуда – воскрешение.

Нам придется ради этого отойти на некоторое время от темы Плащаницы, тем более что смерть и возможное – или немыслимое – воскрешение относятся непосредственно к каждому из нас. Туринская Плащаница вплотную подводит нас к этой теме и дает некие указания на то, как она, тема смерти и воскрешения, может решаться.

Два Священных Писания

Сделаем первоначальные выводы.

Тайна Туринской Плащаницы – это прежде всего загадка ткани, пришедшей к нам из глубины веков, и загадка изображенного на ней человека. Совершенно очевидно, что это предмет уникальный, единственный в своем роде. Он вполне земной, без следов, указывающих на какие-то неведомые космические силы, но происхождение его выяснить до конца пока еще не удалось.

Изучение Туринской Плащаницы дает противоречивые результаты.

С одной стороны, есть вполне определенные указания на то, что ее ткань была создана в I веке н. э. и находилась некоторое время в Малой Азии, даже точнее – в Палестине.

С другой стороны, радиоуглеродный анализ не подтвердил эту датировку. Об этом мы еще поговорим особо, но пока не станем обсуждать полученные данные, согласно которым возраст Туринской Плащаницы, по всей вероятности, не превышает 800 лет. Следовательно, она относится к XII–XIII векам. Если учесть, что Плащаница подвергалась внешним воздействиям, а взятые образцы могли быть существенно загрязнены, радиоуглеродный метод мог дать заниженный возраст.

Ученым снова предоставлена свобода выбора в дальнейших исследованиях: в сборе и обобщении фактов, поисках новых вариантов решений. Но такой выбор, если строго следовать научному методу (что удается далеко не всем), не должен быть субъективным. Он не должен отражать веру и желания исследователя, его пристрастия. Необходимо всесторонне изучить материальное свидетельство исторического события – Плащаницу – и основательно осмыслить весь комплекс относящихся к ней фактов. Если, конечно, мы стремимся к истине, а не преисполнены гордой уверенности, будто она и без того нам открыта.

Покров тайны над Туринской Плащаницей только лишь приоткрылся. Остается загадка места и времени ее появления на свет, а главное – того, чей нерукотворный образ на ней запечатлен. Если это – Иисус Христос (что весьма вероятно), то хотелось бы с научных позиций выяснить, насколько это возможно, тайну Его воскрешения. Только тогда мы приблизимся к пониманию того, о чем свидетельствует Туринская Плащаница.

Как мы уже убедились, она являет собой некую тайнопись. Разгадывая ее, мы получаем возможность узнать нечто несравненно большее, чем история и суть этой ткани и изображения на ней. Не исключено, что в итоге благодаря этой святыне придется пересмотреть некоторые догматы католической церкви. Не потому ли ее представители издавна отвергали мысль о подлинности Туринской Плащаницы? Да и православной церкви потребуется привести некоторые свои каноны в согласие с новыми научными данными.

Для сути учения Христа не столь уж и важно, кем считать Учителя: Богом, богочеловеком или необыкновенным великим человеком. Жить по Христу можно и вовсе не зная или не принимая во внимание Его учения формально, догматически, в соответствии с тем, чему учит христианская церковь. Жить по Христу – значит жить по совести, по справедливости, по любви. Жить по Христу – значит иметь минимальные материальные и безграничные духовные потребности.

Лжепророков, так же как лжехристиан, распознают не столько по их словам, сколько по делам, по строю мыслей и образу жизни.

К объективным, убедительно доказанным научным выводам, а тем более неопровержимым фактам верующему христианину следует относиться с благоговением. Ведь научный метод – это способ чтения и понимания Евангелия от Природы – подлинного Священного Писания. Именно в нем воплощены воля, разум, искусство Творца. Именно Природа – величайшая, исполненная множества тайн и непостижимая для нас во всей полноте Книга Жизни.

Но тут возникает непростой вопрос. Что делать, как поступать, если чтение Евангелия от Природы (материального мира, частицей которого является и Туринская Плащаница) приводит к мыслям, которые противоречат Библии (Корану, Талмуду, Ведам, Дхамападде, Дао, Авесте…)? Какому из двух или нескольких Священных Писаний разных времен и народов отдать предпочтение – составленному людьми или нерукотворному, человеческому или природному?

«Цепляние за книги, – писал индийский религиозный деятель и философ Вивекананда, – только разлагает ум человека. Можно ли вообразить богохульство более ужасное, чем заявление, будто в той или иной книге содержится познание Бога? Как смеет человек провозглашать бесконечность Бога и пытаться втиснуть Его между обложек тощей книжонки? Миллионы людей погибли, потому что не верили написанному в книгах, потому что отказывались видеть Бога на книжных страницах. Конечно, сейчас из-за этого уже не убивают, но мир и по сей день прикован к книжной вере».

Любую древнюю книгу кто-то писал, кто-то переписывал, порой с ошибками, кто-то толковал на свой лад. Все книги на свете, признаваемые священными, переделывались и дописывались. Из них – опять же по выбору людей – одни части изымались, другие признавались истинными. Они не были такими изначально, а между тем объявлялись созданными благодаря некоему озарению, вдохновению.

Как оценить характер и пределы такого озарения? Кто и как способен это определить? А если в священных книгах есть противоречия, то кому дано судить о том, какой ход мысли наиболее приближен к истине, а какой – ложен?

Подобных недоумений возникает немало, а толковых ответов на вопросы нет. Историки знают, как непросто и не одним лишь вдохновением создавались тексты, признанные позже священными, сколько в них разночтений, поздних вставок, сомнительных фрагментов. На каком основании такие тексты, насколько бы хороши они ни были, надо считать воплощением абсолютной истины, не требующей доказательств и не допускающей никаких сомнений?

Будем помнить, что любая книга несет в себе человеческое начало.

Религиозная вера не должна основываться только на книжном знании. Неужели оно – более весомо, чем жизнь, Природа? Книга материальна, и лишь ее содержание, которое можно обдумывать и толковать по-разному, восходит к миру духовному.

Туринская Плащаница ведь тоже является своеобразной книгой, нерукотворным свидетельством, быть может, священным Пятым Евангелием! Но ее толкование – задача непростая, предполагающая очень трудный выбор среди вариантов осмысления. Что уж тогда говорить о священных книгах, созданных людьми?

Священные книги разных религий отличаются друг от друга, порой очень существенно. В христианстве истины, провозглашаемые Библией, отчасти по-разному понимаются конфессиями, не говоря уж о сектантах и еретиках. Да и каждый человек читает книгу, в том числе священную, по-своему и понимает более или менее на свой лад.

Что касается Евангелия от Природы, то какие бы гипотезы и теории ни предлагали ученые по тем или иным проблемам, основы научного познания – факты и их обобщения – остаются общепринятыми.

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Богом. Оно было в начале у Бога. Все, что существует, было сотворено через Него, и без Него ничего из того, что есть, не начало существовать. В Нем заключена жизнь, и эта жизнь – свет человечеству. Свет светит во тьме, и тьме его не поглотить».

Так гласит Евангелие от Иоанна.

Не вступаем ли мы в противоречие с ним, когда доверяем книжному слову – даже из Священного Писания – меньше, чем Природе? Мне кажется – ни в коей мере.

Иоанн говорит о том Слове, которое было «в начале». Это может означать то разумное начало, которое пронизывает мироздание и воплощено в материальном мире.

На языке философии смысл примерно таков: Вселенная представляет собой единство духовного и материального. Научная формулировка может быть несколько более точной: Природа есть единство материи, энергии и информации. Материя – «сырой» материал, энергия – творческое начало, информация…

В этом научно-философском триединстве человеку отводится роль микрокосма, в котором воплощены, пусть и в крохотных масштабах, эти три ипостаси.

Религиозные искания

Отношение к любой религиозной религии или к тексту священных книг может быть двояким. Большинство верующих воспринимает их без серьезных раздумий. Мол, так принято, и дело с концом. Что тут рассуждать? Надо уверовать, вот и получишь благодать.

Такие доводы невозможно оспорить. Слепая религиозная вера – явление распространенное. Вот и в России с момента крушения СССР многие даже недавно еще воинствующие атеисты стали посещать – подчас демонстративно – церкви, мечети, синагоги. Возникло множество сект, в том числе изуверских, сатанинских. Кому-то это представляется религиозным возрождением. Увы, действительность опровергает это.

Что бы произошло, если бы граждане РФ по сути, по истине, а не по моде, приняли как жизненную установку учение Христа, Мухаммеда или Моисея?

В стране резко сократилось бы число преступлений, по крайней мере тяжких; пропала коррупция, которая как коррозия разъедает государство; не стало бы казнокрадов, клеветников на наше славное прошлое, продажных журналистов и комментаторов, проституток, наркоманов, суеверов; народ российский был бы крепок нравственно, духовно, интеллектуально и, безусловно, процветал.

«И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю…» Так сказано в Библии, так должно быть в жизни. А что происходит у нас в действительности? Все – от самого главного до мелочей – в точности наоборот. Почему?

Главные причины: лицемерие и слепое исполнение ритуалов. Отсюда и мракобесие, обращение к астрологам, гадателям, колдунам; вера в лжепророков, которых беспрестанно прославляют и демонстрируют СМРАП (средства массовой рекламы, агитации, пропаганды).

Кое-кто грозит строго пальчиком: мол, Бога забыли, покайтесь! Да еще обращается с таким призывом ко всему народу русскому. Тут уж поистине поверишь в пришествие Антихриста, сладкоречивого и нечистого, лукаво извращающего учение Иисуса Христа, разжигающего непримиримую рознь между поколениями, теистами и атеистами, представителями разных религиозных вер.

Вот и выходит, что в атеистическом (преимущественно) СССР, добившемся великих побед в труде и сражениях, Бог был на нашей стороне. А теперь, когда Его постоянно поминают и славят, не благоволит он нашему многострадальному обществу (если не считать всяческих олигархов и прочих поклонников золотого тельца, от которых с отвращением отвернулся бы – или отворачивается? – Иисус Христос). Об этом надо помнить, об этом надо задуматься всерьез каждому из нас.

Но как бороться с религиозным невежеством?

Порой полагают, что для этого достаточно повторять молитвы и читать священные книги. Но в таком случае об осознанной разумной вере говорить не приходится. Наивно думать, будто за столетия, прошедшие со времен создания и последнего редактирования этих книг, в мире ничего нового не произошло. Окружающий нас материальный мир и духовная культура обновились чрезвычайно.

Надо отрешиться от здравого смысла и рассудка, чтобы не замечать и не учитывать произошедших перемен. Не говоря уже о всяческом техногенном комфорте, включая электричество, важнейшим элементом духовной культуры стала наука. Знание, просвещение – вот свет, рассеивающий тьму мракобесия, суеверий, религиозного невежества.

Безусловно, вера в традиционные непоколебимые догмы – фундамент любой религии (включая атеизм). Но она приносит пользу лишь в одном случае: если человек исполняет неукоснительно нравственный закон, а не отмаливает свои постоянные грехи, заглушая голос совести (она-то и есть голос Бога, который присутствует в нашей душе).

К христианству следует относиться не косно, а творчески, осознанно, видя в нем могучее течение религиозной мысли и крупное общественное движение. Современные богословы стараются избегать острых и сложных проблем, которые могут поколебать те или иные догмы, пусть даже заведомо обветшалые. А ведь были времена иные, когда христианские мыслители стремились к познанию, не испытывая духовной сытости. Они старались постигать учение Христа. Оно обрело авторитет и популярность именно благодаря их интеллектуальным усилиям.

Чудесным образом по мере того, как вымирали различные иудаистские секты, первохристианство крепло и овладевало сердцами сначала десятков, затем сотен, а там и тысяч людей. Оно преодолевало границы государств, разобщенность сословий и народов. Его не смогли сломить жесточайшие и несправедливые гонения. Это определенно свидетельствует о том, что именно в нем нуждались многие люди. Оно выразило нечто очень важное, необходимое, глубоко человечное и в то же время возвышенное, божественное.

Существенный факт: зародившись в еврейской среде, находясь в оппозиции к официальной идеологии, христианство сравнительно быстро было воспринято греками, римлянами, сирийцами, армянами, – представителями разных культур и религиозных традиций. Так могло произойти потому, что Иисус предстал как идеал «всечеловека».

В христианстве отразились идеи некоторых греческих мыслителей, а также отголоски восточных религий, в частности зороастризма, индуизма. Скажем, иранский культ бога Митры включал учение о загробной жизни, бессмертии души, посмертном воздаянии за земные деяния, представления о конце мира, когда будут повержены силы зла и восторжествует свет, добро, справедливость. Подобные взгляды нашли отражение в Апокалипсисе святого Иоанна Богослова.

Новый Завет окончательно оформился сравнительно поздно и был утвержден церковью только в VI веке. Значительная часть произведений раннехристианского времени не вошла в канон. Эти апокрифы до сих пор вызывают интерес исследователей. А для религиозных целей самое главное, чтобы канонические сочинения содержали как можно меньше противоречий (избавиться от них вовсе так и не удалось). Хотя именно противоречия могут свидетельствовать о правдивости авторов. Реальная жизнь, как известно, не лишена противоречий, а изложение событий отдельными авторами (как в Евангелиях) предполагает разные точки зрения, которые не могут во всем быть согласованными.

Одна из важнейших особенностей христианства: сосредоточенность на преимущественно религиозных, а не философских вопросах бытия. Теология у Платона, Будды и Конфуция подчинена философии, является ее частью (к тому же необязательной). Христианство, напротив, обращено почти исключительно к человеческой личности, к насущным интересам, нравственным проблемам.

Вера христиан в бессмертие души, равенство людей перед Богом, любовь и сострадание меняли отношение к личности. Отвергалась абсолютная зависимость человека от человека и утверждалось высокое достоинство личности вне национальной и социальной принадлежности. Торжество христианства предопределяло отмену рабовладения, хотя и не окончательную.

Кризис античного общества содействовал росту мистических переживаний. По справедливому замечанию Ф. Ницше («Веселая наука»), для религиозных натур выражение «закон природы» звучит богохульством. Мировоззрение Средневековья признавало абсолютное главенство «законов Бога». Конечно, это не лишало людей здравого рассудка («На Бога надейся, а сам не плошай»). Но даже использование на практике природных закономерностей представлялось действиями, разрешенными свыше («Человек предполагает, а Бог располагает»).

Древние цивилизации, склоняясь к упадку, порождали мыслителей, обращенных к познанию души и признающих безмерную цену личности. Сословные, классовые, национальные признаки отступали на второй план, а на первом оставались символы веры, нравственные идеалы. Революционной новизной отличалась заповедь, призывающая уважать права и достоинства любого человека: не делай ближнему того, что не желаешь себе; отвечай добром даже на зло, дабы не увеличивать зла в мире. Об этом еще до Христа говорили Сократ, Будда, Лао Цзы, Конфуций. Подобные идеи рано или поздно должны были взорвать изнутри общества, не ориентированные на высшие нравственные идеалы, не признающие изначальное равенство людей перед Богом. Разрушение психологии раба и рабовладельца содействовало уничтожению этого института больше, чем экономические факторы.

В государственных системах, достигших стабильности, продолжают развиваться философские воззрения, научные знания, этические учения, религиозные принципы. В результате они «разрывают» общество изнутри. Важным становится изменение отношения к Природе, Богу (богам), искусству, познанию, обществу, личности. Это подчеркнули, в частности, С. С. Аверинцев и Г. М. Бонгард-Левин: «Именно в лоне древних цивилизаций, в ходе того уникального по размаху духовного брожения, которое отличает I тысячелетие до н. э. – рождение конфуцианства и даосизма в Китае, буддизма и джайнизма в Индии, зороастризма в Иране, этического монизма пророков в Палестине, философских школ в Греции – впервые и с первозданной простотой и силой были провозглашены два принципа: всечеловеческое единство и нравственное самостояние личности».

Но как бы ни были велики перевороты в обществе (религиозные, политические, экономические), их реальные последствия ощущаются не сразу. Так, христианство проявило себя как значительное общественное явление через два-три века после проповедей Христа, а в мировом масштабе раскрылось лишь через несколько столетий. Пророк Мухаммед проповедовал в начале VI века, а расцвет арабской культуры, связанный с распространением ислама, относится к IX–XI векам. (Нечто подобное наблюдается в истории науки и техники: теоретические открытия на десятки, а порой и сотни лет отстоят от времени их широкого практического использования.)

В Европе торжество христианского вероучения с полным основанием можно считать эпохой господства веры над знанием. Однако такое положение сложилось после острой идеологической борьбы, которая затрагивала все формы духовной культуры. Христианство предложило высокие нравственные ориентиры не только на словах, но и на трагическом и светлом примере Спасителя.

Античная культура высоко вознесла человеческую личность. Но по отношению к богам люди оставались существами ограниченными, зависимыми, ничтожными. Христос явился олицетворением божественной, а не только земной природы человека. И отношение к Христу, его учению, страданиям и чудесному воскрешению для верующего – личностное, непосредственно переживаемое, а не только рассудочное. По мнению немецкого философа Вильгельма Виндельбанда: «Существенная черта христианского мировоззрения заключается в том, что ядром действительности оно считает личность и отношение личностей друг к другу» (добавим – и к Богу).

Поначалу христианские мыслители отличались значительным разнообразием мнений, концепций. Происходило становление этого религиозно-философского учения как системы теологии, а также как особой организации (церкви). Это время называют периодом патристики – от латинского «патер» (отец), ибо тогда творили «отцы Церкви». Они вырабатывали христианскую догматику, обрядность, социальную структуру (в ее взаимодействии с другими формами общественных систем, главным образом – государственными). Требовалось отстаивать принципы новой веры от язычества, иудейства, материалистических концепций античности.

Первую серьезную попытку разработать теоретические положения христианства предприняли во II веке гностики (от греческого слова «гнозис» – знание). Эта школа появилась на востоке Римской империи, испытывая влияние мифологических представлений египтян, вавилонян, индоиранцев. Согласно гностикам, природа Мироздания двойственна, подобно человеческой; происходит постоянная борьба света и тьмы, животворного духа и косной материи, добра и зла.