Текст книги "Готикана"

Мистер Деверелл не смотрел на нее.

– Я спросил, что думаешь ты.

– Да, – призналась Корвина, ощущая возникшее между ними напряжение. – Я бы сказала, что он красив в общепринятом понимании. Я не хотела, чтобы мои слова прозвучали грубо. Извините, я не самая лучшая собеседница.

Он склонился над фортепиано, агрессивно вытягивая рукой струну, и это движение распалило что-то внутри нее. Корвина помалкивала и наблюдала за его работой, прикусив язык. Пожалуй, ей вообще не стоило ничего говорить.

– Насколько хорошо ты знаешь Джакса? – спросил мистер Деверелл спустя долгое мгновение.

– Хм…

Он хотел, чтобы она сама вырыла себе яму. Какого черта он спрашивал о Джаксе?

Корвина нахмурилась от его вопроса.

– Думаю, мы друзья.

– Друзья, которые держатся за руки? – Его вопрос был задан тихо, но прозвучал громко в последовавшей за ним тишине.

Корвина прекратила тасовать карты и посмотрела на его руку, а сердце забилось чаще, ведь она знала: он видел, как они выходили из леса. Джакс не отпускал ее ладонь, ту самую, за которую ее держал этот мужчина в библиотеке прямо перед тем, как впервые попробовал ее на вкус. Она молчала.

Внезапно мистер Деверелл отложил инструмент, вскочил со скамьи, и его долговязое, гибкое тело в три быстрых шага преодолело разделявшее их расстояние. Он остановился перед ней, наклонился и, упершись руками в камень по сторонам, приковал ее к месту. Корвина посмотрела в его грозные глаза, сердце бешено колотилось в грудной клетке.

– Что бы это ни было, оно не может случиться, – спокойно и отчетливо произнес он, и его голос прозвучал тихо, но твердо. – Ты моя студентка, а я твой преподаватель, но, что еще хуже, я опасен. Девушки, с которыми я общаюсь, устраивают пляску со смертью гораздо раньше, чем должны. Если тебе дорога твоя жизнь, не смотри на меня так. Не смотри таким взглядом. – Он наклонился ближе, окутывая ее теплым дыханием и обжигающим запахом. – Он пробуждает во мне разные желания, вороненок.

– Какие желания? – прошептала Корвина, чувствуя, как сердце подскочило к горлу, и неотрывно глядя ему в глаза.

– Например, сжать рукой твои волосы и засунуть язык тебе в рот, – резко проговорил он с напряженным выражением лица. – Например, трахнуть на глазах у парня, который держал тебя за руку, чтобы показать ему, что ты никогда не будешь ему принадлежать. Или нагнуть над столом после занятий и сказать тебе, чтобы обхватила губами мой член, как ты обхватываешь ими свой карандаш.

Ее тело, сердце, лицо – все воспылало. Никто и никогда с ней так не говорил. Она читала эти слова в книгах, произнесенные с пылом и страстью, но даже не представляла, каково будет, когда они окажутся адресованы ей.

Мистер Деверелл навис над ней, закрывая лицом весь обзор, ее грудь тяжело вздымалась от нарисованной им картины. Она хотела этого. Хотела всего. Хотела принадлежать этому мужчине, который смотрел на нее свирепыми глазами цвета ртути. Но он был опасен, незнаком, загадочен.

– Это вожделение, – прошептала она, пытаясь найти происходящему объяснение, оправдание.

– Нет, Корвина, – уголок его губ дрогнул. – Мне знакомо вожделение. Это нечто иное. Первобытная потребность обладать, уничтожать, владеть. Это безумие.

И было похоже на безумие, ведь так? Не такое, к какому она привыкла, но все равно безумие.

Корвина посмотрела на него, рука по собственной воле потянулась прикоснуться к его губам, как прикасался к ее губам он в библиотеке. Его глаза вспыхнули, руки напряглись, едва он застыл на месте. Его полные губы оказались мягкими на ощупь, когда она обвела их кончиками пальцев. Они неотрывно смотрели друг другу в глаза.

Пульс забился чаще, ее соски напряглись под тканью сорочки.

Корвину обдувал легкий ветерок, лунный свет скрылся за облаками, будто даря ей уединение, скрытность, смелость, в которых она нуждалась. Слегка приподнявшись с камня, Корвина вытянула шею и, потянувшись, приникла губами к пальцам, которые прижала к его рту. Они соприкоснулись носами, когда она слегка склонила голову и убрала руку, оставив между ними последний сантиметр пространства.

– Если это безумие, – прошептала она, почти касаясь его губ, – утопи меня в его пучине.

– Твою ж мать, – выругался он и, сократив оставшееся расстояние, набросился на ее губы.

В точке соприкосновения возник приятный трепет, разошедшийся по всему телу. Ноги так ослабли, что не смогли поддерживать тело. Корвина обеими руками вцепилась в его свитер, сжимая ткань в кулаках, чтобы удержаться на месте, не отрываясь от его губ. Он слегка отстранился, все так же нависая над ней и упираясь руками в камень по бокам.

– Если это безумие, – сказал мистер Деверелл, вторя ее словам, – то я уже зашел слишком далеко.

Он вновь обрушился на нее в поцелуе, на сей раз опустив широкую ладонь ей на поясницу и удерживая их обоих одной рукой, которой держался за камень. Слегка разомкнул губы, и, вторя ему под восхитительным напором, Корвина стиснула руками ткань его свитера. Их языки соприкасались, скользили и сливались воедино. От него пахло дымом, кофе и чем-то насыщенным, запретным, темным. Оттого что-то теплое и напряженное затрепетало у нее в животе низко, глубоко, плавно.

Их дыхание стало прерывистым, когда Корвина сильнее потянула его на себя и прильнула к нему, насколько позволяло пространство, желая оказаться как можно ближе. Грудь налилась тяжестью, соски заныли от боли, унять которую могло лишь прикосновение. Она хотела, чтобы эти умелые красивые руки прикасались к ним, обхватывали, играли с ними и воспламеняли ее. Хотела, чтобы эти безумные губы целовали ее так, словно пировали ею после безжалостного, мучительного, страстного желания прикасаться к ней там, где не касался никто. Она хотела, хотела до мозга костей, ох, как же она его хотела, даже не зная его по-настоящему, не ведая, кто он и откуда. Это безумие. Молекулы ее тела узнали молекулы его тела, безумие в ее крови распознало безумие в его крови, меланхолия в ее душе узнала меланхолию в его душе.

Они целовались, и целовались, и целовались, кружась в калейдоскопе ощущений. Корвина целовала его, вкушая интригу на его губах, тайны на его устах и секреты на языке. Углубила поцелуй, погружаясь во мрак его сущности, загадку, сокрытую в его крови. Приковав ее к месту, мистер Деверелл исследовал ее и заглядывал ей в душу, будто рассекая на части и изучая все, что таилось внутри. Не таким она представляла себе первый поцелуй, но теперь не могла вообразить его никак иначе, ведь в это мгновение он во всей своей полноте оставил на ней свой отпечаток.

Она почувствовала, как из горла вырвался какой-то звук, заставивший его замереть и отстраниться. Теплые мышцы его груди тяжело вздымались под ее руками. Долгое мгновение они смотрели друг на друга, оба пытались возобладать над своими сердцами, а затем он мельком глянул ей в глаза и отвел взгляд. Выражение его лица изменилось.

Сожаление.

Он жалел, что поцеловал ее.

Какое-то тепло совершенно иной природы разлилось по телу Корвины – чувство, которое она слишком редко испытывала и не смогла распознать. Она лишь знала, что не хотела видеть сожаление на его лице. А едва он отстранился, ей захотелось стереть из его памяти воспоминания о том, с каким распутством она его целовала, и не видеть его самого больше никогда.

В горле встал ком, и, нацепив на лицо нарочитую улыбку, Корвина отпустила его свитер из рук и села на камне. Собрала карты, упавшие в складки ее ночной рубашки.

– Не стоит беспокоиться. Все это было не всерьез. Я не жду, что это повторится снова.

Он долгий миг изучал ее взглядом, стиснув зубы и напрягши челюсти. Его губы все еще были влажными после поцелуя.

– Тебе пора возвращаться.

Корвина заправила волосы за уши, все еще краснея и чувствуя, как подрагивает нос, и отвела взгляд.

– Увидимся на занятиях, мистер Деверелл.

Если, конечно, она не провалится под землю от стыда.

С этими словами Корвина наклонилась собрать оставшиеся карты. Ее губы все еще покалывало, но она была полна решимости не обращать на это внимания и почувствовала, что мистер Деверелл пошел обратно к фортепиано. Корвина не знала, останется ли он здесь на ночь, но ей нужно было уходить и по возможности больше никогда не оказываться с ним наедине, если она хотела избежать стыда, который испытала, когда мужчина тотчас пожалел об их первом поцелуе. Как и положено первому поцелую, он был… невероятным до самого конца. Она не сомневалась, что второй ее поцелуй будет еще лучше. И, стоит надеяться, случится с кем-то, кто о нем не пожалеет.

Корвина потянулась за последними картами и замерла.

Три из них лежали на земле лицевой стороной вверх – единственные три карты.

Дьявол. Влюбленные. И башня.

Те же три карты, которые вытащила ее мать в кошмарном сне.

Глава 10

Корвина

Следующие несколько недель ей удавалось его избегать.

Она старалась. Он же не прилагал никаких усилий.

Корвина перестала ходить на руины и начала сбегать в библиотеку, где устраивалась с учебником, какой-нибудь хорошей книгой или своим дневником и попросту коротала время, уединившись в красивом подземелье в компании кофе, книг и библиотекаря – миссис Сьюки. И почти каждый раз мистер Деверелл был там, сидел в одном из кресел с вырезанными на подлокотниках львиными головами и, надев очки, занимался какой-то своей работой. Корвина проводила время с друзьями, но и тогда он каким-то образом оказывался где-то поблизости: проходил мимо, прогуливался неподалеку или наблюдал за ними из окна. Она в равной мере любила и ненавидела его внимание.

Джейд и Эрика стали ей подругами, хотя обе были совсем на нее не похожи. Джейд снова начала встречаться с Троем, а потому парни стали проводить с ними все больше и больше времени. Корвина не возражала против общества ребят, и в особенности Троя. Он был таким, какими она представляла себе братьев: порой действовал на нервы, был отчаянно заботливым и чаще всего милым. А в обществе Итана и Джакса она была более скованной, хотя они привносили в компанию приятный настрой. Корвина по-прежнему была тихоней, но начала понемногу доверять им и расслабляться рядом с ними.

По словам Эрики, Джакс особенно ею заинтересовался, но Корвине нравилось, что он не был излишне настойчив. Он с уважением относился к тому, что она не питала к нему сильной симпатии, и не создавал неловких ситуаций, и ей нравилась эта его черта. И среброглазый дьявол все это замечал. А вот им она была увлечена всерьез, хотя не должна была, в особенности по прошествии нескольких недель и того злополучного сожаления, отразившегося на его лице после их поцелуя. К счастью, у нее хорошо получалось притворяться, будто все было как обычно.

Корвина не смотрела на него во время занятий, а он совсем ее не выделял, хотя она чувствовала на себе его взгляд. Увидев его в обеденном зале и на кампусе, она уходила в противоположном направлении, бросив все попытки делать вид, будто она вовсе его не избегала, хотя порой тайком поглядывала на его мрачную, красивую фигуру.

На внезапную острую боль, которую она испытала оттого, что больше не слышала доносящиеся с башни звуки музыки, она тоже упорно не обращала внимания. Корвина не знала: то ли он попросту перестал играть на этом фортепиано и ремонтировал инструмент, стоявший в лесу, то ли обходил стороной ее башню, но ей не хватало этой музыки.

Прогнав мысли прочь, она вошла в административное крыло впервые с тех пор, как взяла там книги в первую неделю своего пребывания несколько месяцев назад. За последние недели на улице стало гораздо прохладнее, и, чтобы согреться, Корвина стала надевать высокие сапоги и шерстяную юбку. Трой сказал, что холода продержатся несколько недель, а потом снова станет теплее.

За стойкой администратора сидел молодой человек и листал книгу.

– Здравствуйте, – поприветствовала Корвина с широкой улыбкой. – Мне нужно отправить письмо.

Сегодня был ее двадцать второй день рождения, о чем не знал никто, кроме получателя письма.

Молодой человек нахмурился.

– Сегодня суббота.

– Да. – Корвина продолжила улыбаться. – Я слышала, что по воскресеньям кто-то отвозит письма в город. И просто хотела оставить свое.

Мужчина посмотрел на конверт в ее руке, а затем на нее саму.

– То было в прошлое воскресенье, мисс. Сожалею, но следующая отправка будет через две недели.

У нее на лбу выступили капельки пота.

– Хм. Но это срочно. Я не могу ждать две недели.

Мужчина окинул ее взглядом.

– Простите, но я не знаю, чем вам помочь.

Черт. Черт.

Ей нельзя было опоздать. Времени оставалось до конца недели, следующей за днем ее рождения. От отчаяния у нее встал ком в горле.

– Вы не понимаете. Это очень важно. В таком случае, могу я как-то иначе попасть в почтовое отделение в городе?

– Простите…

– Можете поехать со мной. – От звука низкого голоса, раздавшегося за спиной, все нервные окончания в ее теле вмиг напряглись, чего не случалось уже несколько недель.

Внутри нее что-то возликовало, возникло странное чувство, будто она вернулась домой после долгого отсутствия. Она не понимала его.

Приготовившись к сущему хаосу, который пробуждало в ней его присутствие, Корвина обернулась и увидела мистера Деверелла в черном тренче и с легкой щетиной на лице. Характерная седая прядь его непослушных волос вновь была зачесана назад.

Она уже позабыла, как клетки ее тела перестраивались рядом с ним, когда он сосредотачивал на ней свое внимание; как пронизывающий каждую из них электрический разряд согревал все ее тело.

Боже, она хотела его.

– Вы едете в город? – с надеждой спросила Корвина, не обращая внимания на гудящее внутри желание.

Он ответил напряженным кивком, глянув на нее.

– Встретимся на подъездной аллее через пять минут.

– Погодите, – она остановила его, бросив встревоженный взгляд на молодого мужчину за стойкой администрации. – А мне можно ехать с вами?

Мистер Деверелл спокойно пожал плечами.

– При особых обстоятельствах можно. Я сообщу доктору Грину.

Ее пронзил трепет. Прикусив губу, она согласилась и вышла из здания. И помчалась искать Джейд, чтобы сообщить о том, что поедет в город. Потратив на поиски несколько минут, она нашла ее в беседке на заднем дворе за страстными поцелуями с Троем.

Корвина прокашлялась.

– Привет, Фиолет, – с улыбкой поприветствовал ее Трой.

Корвина закатила глаза и посмотрела на свою слегка оторопевшую соседку по комнате.

– Я поеду в город отправить письмо.

Джейд нахмурилась, ее взгляд прояснился.

– Погоди, ты не можешь поехать одна. Нужно кого-то… О нет. Только не он.

– Все будет нормально, – заверила Корвина. – Это важно, а он единственный едет в город.

– А он – это кто? – спросил Трой.

– Мистер Деверелл, – ответила Корвина, а Трой вскинул брови и присвистнул.

– Повезло. У него классная тачка.

Вид у Джейд по-прежнему был встревоженный.

– Он преподаватель, и я ему не доверяю.

Корвина коснулась плеча подруги, инициируя контакт, чего не делала никогда. Среброглазый дьявол, вероятно, даже не осознавал, насколько нехарактерно она себя повела, когда инициировала их поцелуй.

Прогнав прочь мысли, она обратилась к подруге:

– Тогда доверься мне. Со мной все будет хорошо.

Порядком успокоившись, Джейд и Трой помахали ей вслед, и она, подобрав подол синей шерстяной юбки, побежала к подъездной аллее, с каждым шагом громко стуча плоской подошвой коричневых сапог по булыжнику и крепко держа в руке конверт.

На подъездной дорожке стоял черный блестящий внедорожник, водитель ждал за рулем.

Обойдя машину спереди, она открыла дверь с пассажирской стороны и забралась в салон.

– Извините, что заставила вас ждать.

– Пристегни ремень, – велел он.

Корвина взглянула на него и была потрясена тем, что мистер Деверелл надел светло-серый джемпер, задрав рукава до локтей.

– Никогда не видела вас в чем-то, кроме черного, – заметила она, положив конверт на колени, а сумку на пол между ног, и пристегнула ремень.

– А я никогда не видел тебя в светлом, – небрежно пробормотал он.

Что ж, справедливо.

– Мне нравятся темные цвета. – Корвина пожала плечами, наблюдая, как он выезжает по извилистой дороге к большим воротам. – Это ваша машина?

Он бросил на нее мимолетный взгляд.

– Да. Купил ее два года назад.

– Значит, вам разрешено покидать территорию университета, когда пожелаете? – спросила Корвина, устраиваясь в кресле.

– Это разрешено всем преподавателям, – сообщил он, притормозив, когда впереди показались главные ворота.

Где-то вдали грохотали тучи, плотным покровом застилая солнце и окрашивая все вокруг туманным серым цветом, что выглядело одновременно завораживающе и грозно.

Охранник проверил пропуск мистера Деверелла и открыл ворота, позволяя им проехать. Проведя два месяца в университетском городке, Корвина осознала, как свободно почувствовала себя, внезапно оказавшись за его пределами.

– Вы не возражаете, если я опущу окна? – спросила она, пока ее не охватил приступ клаустрофобии.

Мистер Деверелл бросил на нее слегка озадаченный взгляд, а потом нажал на кнопку, полностью опуская стекло с ее стороны. Холодный воздух трепал ее косу, и Корвина улыбнулась, когда он наполнил ее легкие. Расстояние быстро пролетало по мере того, как мистер Деверелл умело вел машину по изгибам дороги на значительно большей скорости, чем вез ее в гору таксист. И на сей раз, сидя на переднем сидении, Корвина с каждым поворотом видела пологую долину над капотом машины. Казалось, будто они могли сорваться и полететь вниз, но в последний момент успевали свернуть.

– Спасибо, что взяли меня с собой, мистер Деверелл, – искренне поблагодарила она. – Я вам очень признательна.

Помолчав некоторое время, он заговорил снова:

– Вад. Можешь называть меня Вадом, когда мы одни.

Когда. Это слово первым привлекло ее внимание перед его именем.

Вад. Желание ощутить звуки его имени на языке было непреодолимым, но пока ей удавалось ему противиться.

– Что оно означает?

– Дикий.

Корвина повернулась и бегло на него глянула.

– Да? На дикого ты совсем не похож.

Уголок его губ дрогнул, а глаза одарили пылким взглядом.

– Ты плохо меня знаешь, вороненок.

Она почувствовала, как кожу обдало жаром, несмотря даже на прохладный ветер, дувший ей в лицо.

– Ты подаешь мне противоречивые сигналы, ты в курсе? – тихо сказала она. – Когда ты говоришь мне подобные вещи – это одно. Когда предупреждаешь, чтобы держалась от тебя подальше – это другое. Тебе пора определиться, чего ты от меня хочешь.

Его ответ был не таким, какой она ожидала.

Он усмехнулся; звук был глубоким и мягким, но с ноткой прохлады.

– Кому адресовано письмо? – спросил он, меняя тему и выходя на очередной опасный поворот.

Корвина взглянула на конверт, а потом посмотрела в окно на темнеющее небо.

– Моей матери.

Она почувствовала, что он бросил на нее взгляд, который она не смогла разобрать.

– В твоем личном деле сказано, что твои родители недоступны для связи. Обычно это означает, что они мертвы.

Корвина в удивлении на него глянула.

– Ты читал мое личное дело?

Вад пожал плечами.

– Я же говорил, что счел тебя необычной. Так как же это письмо может быть адресовано твоей матери, если ее нет?

Корвина почувствовала, как сдавило горло, и сцепила пальцы в замок, размышляя, могла ли она рассказать ему и стоило ли это делать. Всю свою жизнь она была одна и никогда никому не открывалась по собственной воле. Корвина привыкла к этому. Но по какой-то причине она хотела открыться ему, хотела, чтобы он сохранил ее тайны. В конце концов, она не знала об этом мужчине ничего, кроме того, что он играл самую красивую музыку, какую она только слышала, был очень умен и целовал ее так, будто желал и лелеять ее, и растлить.

– Если скажу тебе, – она проглотила ком в горле, – это останется между нами?

Он молчал, пока они проезжали еще один поворот, а потом покосился на нее.

– Все, о чем мы говорим, останется между нами.

Корвина замерла, уловив скрытый смысл его слов: «когда они одни», «все, о чем они говорят» – все это указывало на нечто большее. Она не понимала, правда ли в них крылся такой посыл или же она додумывала лишнего. Но, как она заметила, Вад был из тех, кто осторожен в своих словах. Он не лгал ей открыто, и чутье велело ей поддаться.

– Моя мать жива, но недоступна, – сказала она, водя кончиком пальца по конверту. – Она в психиатрическом учреждении.

Она почувствовала, что Вад снова взглянул на нее.

– Почему?

Корвина моргнула, не желая признаваться во всем прямо сейчас, но и лгать ему тоже не хотела.

– Она не в состоянии жить самостоятельно. Ей необходимо постоянное наблюдение, – она открыла ему половину правды.

На краткий миг наступило молчание, а потом он тихо спросил:

– Она когда-нибудь причиняла тебе вред?

– Нет! – Корвина подняла взгляд, рьяно отрицая даже саму мысль об этом. – Господи, никогда. Мама скорее покончила бы с собой, чем причинила мне вред. Она даже пыталась это сделать.

– И как давно она в этом учреждении?

Корвина закрыла глаза.

– Три года и восемь месяцев.

Боже, как же она скучала по маме. Скучала по запаху земли и шалфея и всему, что ассоциировалось с любовью. Скучала по еде, которую она выращивала сама. Скучала по тому, как разливала воск по банкам. Пускай мама не разговаривала с ней, но Корвина никогда не сомневалась в том, что они любят друг друга. И ей этого не хватало.

– Мне жаль, – низкий, хриплый голос мягко успокоил ее внутренние раны.

Она посмотрела в окно, часто моргая и чувствуя, как подрагивает нос от желания заплакать.

– А твой отец? Он тоже жив?

Она вдохнула свежего воздуха.

– Он умер, когда мне был один год.

– Господи.

Корвина покачала головой в ответ на его восклицание, нуждаясь в возможности отвлечься.

– Ну а ты? Как ты здесь оказался?

Еще один поворот, огибающий гору.

– Наверное, как и большинство детей, которые попадают в Веренмор, – тихо сказал он. – Я вырос в приюте для мальчиков, а потом меня подростком усыновил старик, у которого не было семьи. Именно он научил меня играть на фортепиано. Я приехал сюда после того, как он скончался в мой восемнадцатый день рождения.

Вад еще никогда не рассказывал так много о себе, и, хотя произнес он это ровным тоном, Корвина чувствовала, как что-то закипало у него внутри. Он сказал о многом, но что-то скрывал. Не раздумывая, Корвина протянула руку, коснулась его плеча и сжала, чувствуя тепло и крепкие мышцы под ладонью. Руку покалывало от легких электрических импульсов.

– Мне очень жаль, – искренне сказала она.

Он крепче сжал руль и кивнул, и Корвина убрала руку.

Желая развеять окутавшую их тяжелую атмосферу, она озвучила вопрос, который хотела задать уже давно:

– Сколько тебе лет?

– Двадцать восемь. А что?

– У тебя седина в волосах.

И выглядит она знойно.

– У меня всегда была ранняя седина, – сказал Вад, умело ведя машину на очередной изгиб дороги. – Никогда не понимал, почему кто-то ожидал, что я стану ее скрывать.

– Тебе идет, – честно сказала она. – Особенно в сочетании с цветом твоих глаз.

Взгляд этих самых глаз безмолвно устремился к ней.

Дальше они ехали в комфортной тишине. Корвина смотрела в окно и наслаждалась порывами ветра, а Вад вел машину по дорогам, погрузившись в собственные мысли. Через несколько минут он настроил музыку на приборной панели, и салон наполнили тяжелые звуки гитарных струн. Корвина слушала мелодию и улыбалась, ведь впервые за долгое время оказалась там, где ее тело и разум испытывали умиротворение, да не одна, а с мужчиной, с которым меньше всего ожидала оказаться.

Часы мчались вместе со звучащей вокруг них музыкой, прерываясь случайными легкими разговорами.

Вад больше не задавал ей серьезных вопросов, не задавала их и она, сосредоточившись мыслями на письме, которое должна была отправить матери в свой день рождения. Пускай ее мама мало что помнила, но об этом дне не забывала никогда. Каждый год в день ее рождения она ждала весточку от Корвины, хотя врачи говорили, что она не хотела, чтобы дочь ее навещала.

Прозвучало бессчетное количество песен, и небо за окном стало серым, а в отдалении постепенно стал виднеться город. Местность становилась ровнее, и Корвина увидела дома, разбросанные по обочинам дороги, по которой они проносились. Детей, игравших на улице, прогуливающиеся пары и людей, занятых повседневными делами, которые казались ей такими далекими от ее реальности.

Мистер Деверелл свернул на перекрестке и сбавил скорость, когда они выехали на главную улицу города. Корвина узнала ее. В конце была железнодорожная станция, на которой она сошла.

– Я высажу тебя здесь, – сказал он, аккуратно подъезжая к небольшому одноэтажному зданию голубого цвета, на котором висела табличка с надписью «ПОЧТА». – Мне нужно съездить по делам, так что вернусь через час и заберу тебя.

Корвина кивнула.

– Хорошо. Спасибо.

Вад жестом велел ей выходить из машины, и она послушно спрыгнула с высокого сиденья. Отойдя на тротуар, когда он стал отъезжать, она стояла, пока фары его авто не скрылись за углом главной улицы.

Сделав глубокий вдох, Корвина повернулась к маленькой двери здания, которое напомнило ей о родном городе, и открыла ее.

Над головой раздался звон колокольчика, и пожилая женщина с обветренным улыбчивым лицом оторвала взгляд от старого компьютера, стоящего на столе.

– Здравствуй, дорогая, – поприветствовала она Корвину с широкой улыбкой, и ее лицо радостно просияло. – Чем могу тебе помочь?

Корвина подошла к стойке, отвечая милой женщине такой же улыбкой. Положила конверт на стол и пододвинула к ней.

– Мне нужно выслать это срочным почтовым отправлением.

Старушка поправила большие круглые очки на носу и взглянула на конверт.

– Одну минутку, моя дорогая, – сказала она и принялась медленно вводить данные, стуча морщинистыми пальцами по клавиатуре. Не желая показаться грубой, Корвина терпеливо ждала, пока она копалась.

– Как правило, из университета отправляют больше почты. И обычно для этого посылают одного милого мальчика, – заметила женщина, продолжая вводить данные в компьютер.

– Вы имеете в виду Троя, – улыбнулась Корвина.

– Да, – женщина улыбнулась в ответ. – Он хороший. Всегда помогает поднять тяжелые коробки и спрашивает, не нужно ли мне что-нибудь из магазина. Такой славный мальчик.

Корвина посмотрела на женщину, признательная за то, что она не стала спрашивать про адрес учреждения, указанный на конверте. Она вспомнила, что эта женщина, по словам Троя, была кладезем информации, но не знала, стоит ли ее о чем-то спрашивать. У Корвины было достаточно свободного времени, но никаких навыков общения, необходимых, чтобы начать подобный разговор.

– Корвина. – Женщина взглянула на ее имя, а затем на нее. – Необычное имя. Моя сестра говорит, что ты прилежная ученица.

– Ваша сестра? – озадаченно переспросила Корвина.

– О да, – пожилая женщина кивнула, глядя в монитор. – Она работает в библиотеке. Приезжает навестить меня каждые выходные. Рассказывает мне обо всем, что там происходит.

– Вы сестра миссис Сьюки?

– Я миссис Реми. Я старшая сестра, хотя, как по мне, выгляжу моложе. – Женщина усмехнулась и дерзко подмигнула ей, и Корвина невольно расплылась в улыбке.

Женщина внесла последние данные, забрала у Корвины конверт и мелочь, которую та ссыпала ей в руки.

– Как ты вернешься обратно, дорогая?

– Хм… – Корвина глянула на хмурое небо за окном, а потом на часы на стене. – Мой профессор зайдет за мной через пятьдесят минут.

– Ах, у тебя так много времени. – Миссис Реми обошла стойку и направилась на маленькую кухоньку с обеденным столом и двумя стульями. – Не желаешь ли чаю? Боюсь, что в мои-то годы у меня есть только травяные. Помогают от боли в мышцах.

Корвина поспешила выдвинуть ей стул.

– Присядьте, миссис Реми. Я с радостью приготовлю вам чай.

– Ты замечательная, моя дорогая, – сказала она, усаживаясь на стул и помогая Корвине сориентироваться на кухне. – Знаешь, однажды я знавала одну Корвину.

– В самом деле?

– Да. Когда была еще девочкой. Она жила в соседнем квартале, пока ее семья не переехала отсюда. Приятная девушка, только волосы у нее были рыжими, а не черными, как у тебя. Никогда не понимала, почему ей дали такое имя с ее-то цветом волос. В ней не было ничего вороного.

Миссис Реми продолжала болтать, пока чай быстро заваривался. Корвина налила им по чашке и села на второй стул.

– Я никогда не видела таких необыкновенных глаз, как у тебя, Корвина, – заметила миссис Реми, дуя на горячий чай. – А я многих повидала на своем веку, душечка.

– Их цвет достался мне от матери, – Корвина ответила ей легкой улыбкой.

Миссис Реми кивнула, глотнув чая, и довольно промычала.

– У нас с моей матерью тоже были одинаковые глаза.

Корвина поняла, что ей как раз представилась возможность, которая была нужна. Она отпила из своей кружки.

– Вы всегда здесь жили?

– О да, – кивнула миссис Реми. – Здесь я родилась, выросла и вышла замуж. Как и моя родня.

– Они жили здесь, когда был основан университет? – спросила Корвина, и почувствовала, как прикованный к ней взгляд пожилой женщины стал пристальнее.

– Нет, это случилось до их появления.

Корвина кивнула и замолчала, позволяя женщине решить, хочет ли она поведать ей больше. Несколько мгновений спустя миссис Реми вздохнула.

– К тому времени университет был уже основан. Не знаю, известно ли тебе о…

– Исчезновениях, – закончила Корвина, когда та замолчала в нерешительности.

– Да, – миссис Реми покачала головой, отставив чашку на стол. – Жутко это было. Моя тетя исчезла ночью, когда возвращалась из продуктового магазина, и ее больше никогда не видели. Мой отец был безутешен, благослови господь его душу.

– Но как? – вслух поинтересовалась Корвина, когда миссис Реми перевела взгляд на окно.

– Не знаю, но она была не единственная. В каждую ночь полнолуния один из жителей деревни пропадал без вести. Позже выяснилось, что ребята с горы похищали их, пытали в ходе какого-то жертвоприношения, а потом прятали тела. Разгадку мы так и не узнали.

Миссис Реми заметно содрогнулась, взяла чашку дрожащей рукой и сделала еще один глоток.

– А когда прекратились исчезновения? – спросила Корвина, дав ей минутку, чтобы прийти в себя.

– Вскоре после того, как пропала моя тетя. – Миссис Реми замолчала. – Мои родители сказали, что студенты университета разобрались с этими Палачами. Так их там называли.

Корвина кивнула, попивая чай.

– Я тоже это слышала.

– И все же как печально, что такое случилось с этими студентами, – заметила миссис Реми. – Исчезли один за другим. Поговаривают, тогда разразился жуткий скандал.

– А о том, что же могло произойти, что-то говорили? – спросила Корвина, положив ногу на ногу и откинувшись на спинку стула.

Миссис Реми ответила смешком.

– Тогда много чего говорили, дорогая. Начиная от кровожадных духов, бродящих по лесам, до злобного чудовища, черной магии и всего прочего, что только можно выдумать. Но в чем правда? Быть может, мы никогда этого не узнаем.