Текст книги "Мертвый рай"

Что ж, док, ладно, пусть будет по-вашему. Пусть все пока будет по-вашему. Но учтите – подобные выходки не забываются. И не прощаются. Никогда. Никому.

Офицер стоял неподвижно. У его ног неподвижно лежал мертвый солдат. Не выпуская «пленника». И свою потенциальную жертву.

– Не обижайтесь, я всего лишь продемонстрировал результат своей работы, – с невинным видом сообщил Фурцев, – Вы ведь именно этого от меня хотели?

Офицер стоял и молчал. Едва сдерживая клокочущую ярость. И боль в ноге. Неподготовленный, нетренированный человек уже орал бы и корчился от такой боли. Но Начальник Гвардии решил не доставлять такого удовольствия Фурцеву. Ни при каких условиях.

Фурцев улыбался…

– Сейчас я вас освобожу, офицер. Считайте все происшедшее шуткой. Или точнее, маленькой местью за мою безвинно пострадавшую руку. Надеюсь, теперь мы квиты?

Не дождавшись ответа, доктор ткнул в клавиатуру. Пальцы мертвеца разжались. Воронов нагнулся, помассировал ногу. Не нужно было задирать штанину, чтобы рассмотреть следы жесткой хватки. Они, следы эти, прощупывались через тонкую ткань. С недельку придется похромать. Как минимум, с недельку.

Солдат, чье разорванное снайперской пулей сердце, не билось уже несколько дней, пополз обратно к своему столу. Хотя нет, теперь он направлялся к соседнему – туда, где лежали останки милвзводовского снайпера.

Так, а это еще зачем? Воронов вопросительно взглянул на Фурцева.

– Небольшой штрих в завершение демонстрации, – пожал плечами тот, – Я дал нашему бравому бойцу новое задание.

«Бравый боец» добрался до очередной цели. Рывок…

Безжизненное тело бедняги-милвзводовца слетело на пол. Если верхняя часть трупа уже была изуродована самоликвидатором дальнобойки, то нижняя вполне подходила для эффектного заключительного «штриха».

На ногу мертвого снайпера обрушился твердый, как камень, хорошо набитый за долгие годы тренировок кулак.

Мертвец нанес один-единственный точный, профессиональный удар… Отвратительный хруст – и вышибленная из сустава коленная чашечка милвзводовца отлетела к стене. Шмякнулась о гладкую белую поверхность. Оставила кровавую кляксу с потеком.

Воронов чуть приподнял бровь. Однако же! Высший пилотаж! Подобными приемами владели немногие гвардейцы. И уж, конечно, Фурцев, эта лабораторная крыса в белом халате, не мог знать таких секретов рукопашного боя. А значит… Это означало только одно. Что расстрелянный солдат или что там от него осталось, действительно, помнит то, чему его учили при жизни. Дико, но факт. Воронов видел все своими глазами, а уж им-то он еще доверял.

* * *

– Я подумал, наш гвардеец тоже имеет право на маленькую месть, – Фурцев снова улыбался. И снова нажимал клавиши. – Вы так не считаете?

Начальник президентской Гвардии не ответил – Начальник президентской Гвардии тупо пялился на своего бывшего подчиненного. А бывший подчиненный буквально раздирал изувеченные останки милвзводовского снайпера. Только он мстил своему убийце без ярости, без боевого пыла и даже без хладнокровного расчета. Невозмутимо, как машина. Рефлекторно…

Воронов силился вспомнить имя гвардейца. Не мог. Что, почему-то, жутко расстраивало.

«Сумасшествие какое-то, – промелькнуло в голове. – Один покойник выясняет отношение с другим, а я, в компании с чокнутым ученым, наблюдаю за возней этих двух кусков мяса и страдаю от чувства вины». Начальник Гвардии пожалел, что вообще пришел сюда сегодня.

– Так вы не согласны со мной, офицер? – напомнил о себе Фурцев. – Право, а? На маленькую месть, а?

Воронов поднял глаза.

– Если уж говорить о возмездии, то, по-хорошему, на месте разбитого колена милвзводовца должна быть твоя голова, док.

Потом, вздохнув, добавил:

– Да и моя тоже. Так справедливо.

– Ну, полноте вам! Не забывайте, это всего лишь мертвое тело и восстановленные рефлексы. Сочувствовать рабочему материалу, испытывать симпатию или просто жалеть его – глупо. Но давайте, как вы любите говорить, ближе к делу. У вас есть еще вопросы ко мне?

– Есть, – офицер взял себя в руки.

Ближе к делу – вот именно! Вот то, что ему сейчас нужно! Чем ближе к делу, тем дальше от дурацкого ощущения нереальности происходящего и совершенно неуместного сейчас совестливого самоедства.

– Предполагаемый радиус действия системы управления вашим рабочим материалом?

– Все зависит от рельефа местности и мощности передатчика. Но даже при самых неблагоприятных условиях зона уверенного приема импульсных сигналов полностью накроет городской район средних масштабов.

– Способ поиска цели?

– Визуальную и аудиоинформацию на компьютер оператора передают миникамеры со встроенными микрофонами, которые маскируются под одеждой и кожей.

– Маскируются? Под кожей?

– Да, камеры спрятаны. А для лучшей ориентации в пространстве самого рабочего материала активизируются глазные и слуховые нервы.

– Оператор может подключаться к этим нервным центрам и обходиться без камер и микрофонов?

– Думаю, со временем такое будет возможно. Уже заканчиваются работы по созданию экспериментальной партии чип-маяков на гелевой основе, которые способны заменить наружные технические средства наблюдения. Но это очень дорогая технология. И не очень ненадежная. К тому же гелевые чипы пока совместимы лишь с живой тканью. Теоретически, на живые организмы их можно ставить хоть сейчас. На мертвые – еще нельзя.

– Насколько сложно управлять мертвыми солдатами?

– Не сложнее, чем играть в компьютерные игры. Как показывают опыты с учебными моделями, освоить управление на элементарном пользовательском уровне можно за несколько часов.

– Оператор лично управляет всеми действиями рабочего материала?

– Не совсем так. Правильно скоординировать отдельные движения трупа очень сложно, поэтому пришлось разрабатывать специальную схему управления.

– Принцип действия?

– Нажатием одной клавиши оператор запускает целый алгоритм комбинированных команд-заданий. Вперед, назад, вправо, влево. Идти, бежать, ползти, убить. Или, например, захватить пленника, как в случае с вами.

– Дальше?

– Дальше все делает компьютерная программа и прижизненный опыт материала. Виртуальная нервная система активизируют необходимые для достижения поставленной цели рефлексы. А рабочий материал выполнит задание наиболее привычным для него способом. Привычным до смерти, я имею в виду. Одни прыгают на врага прямо с лабораторного стола, другие скатываются ему в ноги; одни выбивают коленные чашечки, другие предпочитают выворачивать из суставов голеностопы. Боевые навыки, лучше всего усвоенные в мире живых, остаются особым индивидуальным стилем и в «Мертвом рае».

– Выходит, бойцу, которого вы натравили на меня, раньше очень нравилось драться лежа на брюхе и ползая на четвереньках?

В точку! Доктор недовольно поморщился. Воронов позволил себе улыбнуться. Немного – краешком рта. Ухмылка была мимолетной, но заметной – он постарался.

– Согласен, над нервными центрами, отвечающими за координацию движений и вестибулярный аппарат материала, следует еще поработать. – Фурцев говорил, нажимая клавиши и пытаясь заставить мертвеца влезть на пластиковый стол. Не очень, впрочем, преуспевая в этом. – Но у меня есть время, пока Президент не выбрал полигоны для полномасштабных испытаний «Мертвого рая».

– Обычно такие полигоны выбираются быстро.

– Ничего, я успею. Когда будет нужно, я поставлю ваших Гвардии покойников на ноги. Скоро вы и сами не отличите своих мертвых солдат от… хм… временно живых.

Доктор не удержался от смешка.

– Еще вопросы?

– Да, один. Когда вы все-таки планируете прекратить отстрел? Если ваши успехи, действительно, столь грандиозны, не пора ли притормозить? Недоукомплектованность Гвардии достигла критического уровня. И, если говорить начистоту, я уже начинаю опасаться, не полетит ли следующая пуля милвзводовского снайпера в меня.

Фурцев набрал побольше воздуха. Для демонстративного вздоха сожаления:

– Я все понимаю, но эксперимент не завершен. Наше с вами тайное киллерство окончится сразу, как только в нем отпадет необходимость. Не раньше и не позже. Ну, а теперь мне пора продолжать работу. Честь имею, офицер.

То есть, скатертью дорога… Так неожиданно и бесцеремонно выставлять чужаков со своей территории умел только доктор Фурцев.

Прощаться Воронов не стал. Молча повернулся, шагнул к выходу. Уже в дверях его окликнули:

– А, кстати, насчет пули, которая полетит в вас – дельная мысль! Должен же быть у мертвецов свой командир! Да и живых офицеров не мешает бы менять время от времени. Риск переворота, знаете ли…

Воронов обернулся. Глядя на его каменное лицо, доктор рассмеялся. Птичьим каким-то смехом:

– Успокойтесь. Шутка, шутка, просто шут-ка! Ступайте и спите спокойно. Живой вы пока более ценны.

Когда дверь захлопнулась (До сих пор извлечь шум из мягкого звукоизолирующего пластика не удавалось никому. Воронову – удалось), Фурцев уже не смеялся. Не улыбался даже.

Или, может быть, все-таки, не шутка? Или от мертвого Воронова пользы будет больше, чем от живого? Этот напыщенный индюк в погонах только что продемонстрировал изумительную реакцию. Определенно, таким рефлексам место на лабораторном столе «Мертвого рая».

Пальцы Фурцева все стучали по клавиатуре.

Гвардеец с простреленным сердцем, все тщился влезть на прозрачный стол. И не понять было, то ли нелепые движения покойника злили, то ли забавляли человека в стерильно белом халате.

Фурцев что-то насвистывал. Что-то нейтральное. Из классики что-то.

Часть первая
Ночь

Глава 1

Желание взглянуть на небо здесь, в Ростовске, возникает редко. Чрезвычайно редко. Небо-то – оно в клеточку! От высотки к высотке протянуты черные царапины проводов с бесчисленными переходными стыками. И вдоль, и поперек, и косым крестом протянуты. На первый взгляд – хаотичная паутина, брошенная на город небрежной рукой. Но хаос этот кажущийся. И рука отнюдь не небрежная. Аккуратно и расчетливо опутала она каждый район, каждую улицу, каждый квартал. Кому, как не Денису Замятину, знать об этом?

Нет, порядка в хитросплетении электрических, телефонных и бог весть, каких еще проводов не меньше, чем в строгих милвзводовских инструкциях. Ибо вся эта густая сеть создавалась в первую очередь ради направляющих тросов – подвесных дорог и тропинок службы наружного наблюдения.

Их Денис знал отменно и без труда, навскидку, распознавал в подвесных коммуникациях основные линии, вспомогательные, страховочные и запасные. Вот этой, к примеру, он воспользовался прошлой ночью для перехода на другую сторону Трассы. Мостик натянутых над шоссе тросов и проводов похож на двойную решетку. Впрочем, на решетки там, вверху, похоже всё. Одинарные, двойные, тройные… Решетки, решетки и еще раз решетки. Печальное, гнетущее зрелище.

Вряд ли в этих частых перекрестиях именно здесь и именно сейчас прячется мобильная камера. Вряд ли она приткнулась под карнизом той вон или этой крыши. И совсем уж маловероятно, что кто-то из коллег-операторов похерит инструкции и воспользуется «Летящим глазом» днем.

Денис все понимал, но поделать с собой ничего не мог. Снова и снова он поднимал глаза вверх, снова и снова подставлял лицо свинцовому небосводу, изуродованному рубцами проводов. Только небо могло его сейчас спасти. Небо и подвижные мини-камеры наружки.

Небо равнодушно смотрело вниз.

Направляющие тросы проводов были пусты.

* * *

– Он? Точно? – послышалось за спиной.

Вот гады! В открытую уже идут! Рядом совсем! Денис оглянулся. Быстро, воровато, поверх высокого воротника.

– Што пудов!

Шепелявил невысокий, суетливый человечек неопределенного возраста. Ни рыба, ни мясо, – говорят о таких. Юркие руки, будто бы живущие своей собственной жизнью, дерганное лицо, бегающий взгляд, уйма ненужных нервных движений. И одежонка – так себе: дешевенькая, плохонькая, безвкусная. Потертая и никчемная, как сам хозяин.

Говорил шепелявый, прикрыв рот рукой. Не то пытался приглушить шепот, не то прятал изрядную пробоину в передних зубах и уродливую родинку над верхней губой, больше смахивающую на позорную татуировку.

Гадать, о ком шла речь, не приходится. Дениса обсуждают – кого же еще. Троица из районной группировки Волков выпасала его от самого Пятачка. Группировщики… Орги… Ни поднятый воротник куртки, ни надвинутая на глаза шапка-колокол не уберегли его от цепких взглядов городских волчар.

Угораздило же долбанную видеокарту полететь именно сегодня! Да и сам виноват: потерял сноровку, разучился за месяцы безвылазной домашней работы быть серым и незаметным. Расслабился, блин, успокоился, забыл, что такое Улица. Идиот! Думал, идешь по охраняемой Межрайонной Трассе, так можно и по сторонам не смотреть?

– Мелкий он какой-то… – спокойный уверенный голос сзади.

Еще ближе!

– Да жуб даю, Колян! – снова шепот-присвист.

Смешно, кабы не было так грустно. На самом-то деле жертвовать шепелявому нечем: зубы, по крайней мере, передние отсутствовали у него напрочь.

– Щас в шледилы молодняк идет. Молокошоши хилые…ля! Кожлы доходные, шоплей перешибить можно, а бабок гребут – немеряно. Я вот помню…

– Ты что скажешь, Ахмет? – спокойный не счел нужным дослушивать невнятный бубнеж до конца.

Денис оглянулся еще раз.

– Он, – коротко бросил небритый чернявый крепыш-кавказец с поломанными ушами и носом.

И ускорил шаг – из-за неуклюжей медвежьей походки борца-ломщика тот, кого назвали Ахметом, немного отставал от спутников.

Этих двоих – беззубого волчьего шестерку и мрачного кавказца – Денис узнал еще на выходе с Пятачка. Месяца четыре назад оторваться от них удалось только чудом. Тогда его вычислили по муниципальной кредитке. Налички не хватало, и Денис имел неосторожность сверкнуть в магазине самообороны кредитной карточкой. Такой, кроме сотрудников Периметра, в наше время, пожалуй, никто и не пользуется. А следаки формально принадлежали к периметровской службе. Хоть и жили за его пределами. Как и положено операторам наружки.

В общем, очень приметную карточку Денис вытащил из кармана в самом криминальном районе города.

Эх, сглупил, протупил по-черному! Поддался идиотскому порыву, решив обзавестись оружием. Если так вообще можно назвать компактный «МУД (шдх)», в просторечье – «мудак». «Маломощная укороченная дубинка (шоковая домашнего хранения)» – символическое, но, пожалуй, единственное более-менее эффективное и, потому, достаточно дорогое средство самообороны. Из легальных, разумеется.

Сосед по сектору Игорь Зверев как-то показывал подобную игрушку. Разгуливать с ней по городу после снятия пломбы, зарядки и активизации нельзя, но использование МУД для защиты жилья от незваных гостей даже поощрялось властями. Как говорилось в инструкции, дубинка способна убить человека. Вот только максимального – смертельного – заряда «мудака» хватало бы лишь на одного гостя. А группировщики по одиночке не ходят. А пока подзарядишь снова…

Честно говоря, Денис предпочел бы иметь в ящике рабочего стола оргскую заточку. Из тех, Волчьих. Последний писк: плоская заточенная с двух сторон арматурина, похожая на короткий обоюдоострый меч. Или не на короткий. А то – и на целую пику. Ручка, обмотанная для удобства изолентой. Или, как у некоторых пижонов, запаянная в разноцветные кружочки оргстекла.

В драке такая штучка практичнее и гораздо эффективнее «мудака». Но вот если ее найдут при обыске во время поквартирного обхода… Классификация: хранение особо опасного холодного оружия. Приговор: вышка, эшафот. А рисковать жизнью ради куска металла – нет уж, увольте. К тому же Денис в группировку не входит. Значит, владеть заточкой, как следует, все равно не научится. А чтобы долбануть противника шокером особого искусства не требуется.

Короче, магазин, «мудак», кредитка… Засветил ее – засветился сам. Вели его в тот день чуть ли не до самого дома. Ситуация – сквернее некуда. И если бы не развалины Трехсотого Блок-поста…

Денис успел вовремя нырнуть в яму – в люк-провал заброшенного канализационного коллектора. И пока группировщики потерявшими след ищейками метались по трехсотке, отсиживался внизу – тихо, как мышь. Потом где-то прямо над головой раздраженно пролаял кавказец: «Сука-блать!» Потом звук удаляющихся шагов сделал Дениса самым счастливым человеком на свете.

Тогда пронесло, теперь – вряд ли.

* * *

Вообще-то больше всего Дениса тревожил сейчас третий – высокий скуластый, спокойный, как танк, незнакомец. Лет тридцати, наверное. Может, с небольшим. И не понять, почему тревожил-то. Какой-то он был… Странный, что ли. И страшный в своей холодной невозмутимости, неприступности, непробиваемости. Враждебности.

Такого не просчитать заранее. Такому не заглянуть в душу. От таких за версту веет скрытой угрозой. Таких обходят стороной, опустив глаза, и прижавшись к стене. И ведь вроде бы не псих. Вроде ничего в нем особо жуткого нет, но, поди ж ты… Пугает.

Добротная кожаная куртка. Короткий ежик темных стриженных волос. Безбоязненный уверенный взгляд колючих серых глаз. Стального такого цвета. Лицо – худое, угрюмое, жесткое. Жестокое. Давненько эта физиономия не растягивалась в улыбке. В оскале – да, быть может, а вот простой человеческой улыбки лицевые мышцы не помнили.

Фигово… Типчик отличался от рядовых Волчьих бойцов. Ну, а если в охоту включился бригадир оргов, дело принимает совсем уж дурной оборот. Когда тобой лично интересуется местный авторитет, впереди – бо-о-ольшие неприятности.

Не здесь и не сейчас, конечно. Группировщики еще чтят негласное правило: не рисковать без особых причин днем, под носом у милвзводовских нарядов. Они и не станут рисковать. Им всего-то и надо: тупо идти за Денисом, не отставая ни на шаг, не упуская его из виду. Пока жертва сама не выведет охотников к своей норе. А произойдет это скоро. Очень скоро. Минут через сорок. Столько ведь остается до начала Комендантского часа. Все очень просто: Денис боится сумерек, а те, кто идет за ним – нет. Несправедливо? Но кто говорит о справедливости в Ростовске конца двадцать первого века?

Минуты уходили, утекали безвозвратно. Денис нервничал. И все чаще смотрел назад. И по сторонам. И вверх. И не видел спасения.

Домой вернуться нужно прежде, чем завоют предупредительные сирены. Таковы правила: с наступлением темноты даже грозные милвзводовские патрули трусливо прячутся за Периметр, а в городе начинают действовать другие законы, другая жизнь, другое время. Время таких вот суетливых шестерок, молчаливых борцов с поломанными ушами и самоуверенных бригадиров в черной коже.

Нет, пока они не вызывают подозрений. Никаких. Ни у кого. Трое следуют по узкому тротуару за четвертым. Подумаешь, – случайные попутчики. А свободу дневного передвижения в Ростовске еще никто не отменял: у нас демократическое муниципальное управление. Беда в том, что ночью эти трое навестят Дениса. Хотя нет, не трое. Ночью их будет больше. Подвалят к выслеженной жертвы всей бригадой. И если первый визит окажется неудачным, если сходу вломиться не удастся, обязательно придут следующей ночью. А днем будут дежурить, сменяя друг друга. Потом – снова. Придут. И будут приходить до тех пор, пока…

– Эй, братишка… Притормози. Разговор есть. Серьезный…

Решили пообщаться. Обратился к Денису, разумеется, старшой – тот самый высокий неулыбчивый незнакомец. В меру вежлив, как и все они. Днем. Это когда стемнеет, группировщики заговорят по-другому.

Денис ускорил шаг. Инстинктивная, но совершенно бессмысленная попытка спастись.

Черная кожанка мелькнула справа, возникла впереди, загородив дорогу. Ох, и быстро же передвигаются Волчьи вожаки!

– Чего рыпаешься, следила? Никуда ты от нас теперь не денешься. Стой смирно, понял? Стой и слушай. – В голосе – скрытая угроза. Но очень скрытая и очень сдержанная. А так – никаких эмоций.

Двое других Волков в разговор не вмешивались. Встали сзади, отрезав путь к отступлению. Беззубый шестерка даже по-товарищески положил руку Денису на плечо. Другой рукой взял его под локоть.

Со стороны казалось, будто возле Трассы мирно беседуют четверо приятелей. А вот о чем беседуют… Кто их расслышит со стороны-то.

– Мы знаем, кто ты и за что получаешь бабло, – бригадир оргов смотрел сверху вниз, возвышаясь на полторы головы над Денисовой макушкой, и говорил будто о чем-то несущественном, ничуть его, на самом деле, не волнующем. – Отпираться бесполезно. Нам тоже, думаю, представляться уже не надо. Врубаешься?

Шепелявый дернул за воротник, встряхнул Дениса. Получилось нечто, похожее на кивок. Только со звонким зубовным клацаньем.

– Хорошо, что мы понимаем друг друга, – продолжал бригадир. Ни насмешки, ни радости, ни торжества, ни издевки в словах. Просто констатация факта. Якобы имеющего место быть. – А раз понимает, то сделаем так, следила. Сейчас ты назовешь свой адрес и пойдешь домой. Мои люди тебя проводят. Проверят. На всякий случай. И очень постараются не отстать. Они останутся там. Покараулят. Ночью ты услышишь звонок в дверь и радостно, вприпрыжку побежишь открывать. Для начала в гости приду я. Один. Обсудить кое-что. Потом… в общем, потом видно будет…

Денис не слушал. Денис затравлено озирался по сторонам. Плохо! Очень плохо! Патруль, что дежурит у Пятачка, отсюда уже не видать. На противоположной стороне шоссе – правда, виднеется еще одна укрепостановка, и за ней маячит башенка боевой городской машины милвзвода. Но оба пулеметных ствола БГМ смотрят не на Трассу. Патруль, как и положено, охраняет подступы к остановке со стороны городских кварталов. Участок разбитого тротуара, где орги тормознули Дениса, не попадал в сектор его ответственности.

А может, оно и к лучшему. Заподозри сейчас милки неладное, – сразу открыли бы огонь на поражение. Расстреляли бы к едрене-фене всех четверых, без разбору. Последние постановления Главы администрации предоставляют милвзводовцам особые полномочия и не ограничивают число случайных жертв.

А орги надежно блокируют тротуар. Сзади, спереди. А справа – сплошная стена двадцатиэтажек. Вот слева разве что… Бетонное ограждение слева – в половину человеческого роста. Перемахнуть можно. Но там тоже шансов мало. За ограждением – межрайонная Трасса, по оживленному шоссе снуют скоростные многотонные грузовики-контейнеры. До наступления темноты водилы стараются намотать побольше рейсов. А уж эти-то ребята прекрасно знают единственное правило дорожного движения: пешеход должен быть на тротуаре. Или под колесами.

Времена светофоров прошли. Последний трехглазый раскурочен лет двадцать назад. Так что любого бедолагу, оказавшегося на проезжей части, давят без сожаления. И безнаказанно. Ну, как, к примеру, собаку, кота или крысу. Милки при подобных ДТП даже не останавливают движения. Зачем? Дурак-пострадавший виноват сам – влез, куда не следовало. А перекрывать из-за таких идиотов единственную скоростную транспортную артерию – убытков не оберешься. К концу дня колеса размажут человеческие останки по всему району. А наутро, матерясь, будут отскребать асфальт уборщики коммунальных служб или чистильщики транспортного департамента.

Денис поежился. Лезть на Трассу не хотелось. И даже если полезешь, проскочишь если – убежишь ли?

– Эй, тормоз, очнись! – оргский вожак чуть повысил голос. Правда, более живым от этого его голос не стал. Просто – громче. Собеседник по-прежнему сдерживал свои чувства. Зачем-то. – С тобой, кажется, разговаривают. Адрес?

Денис сжал зубы. О, с каким удовольствием он впихнул бы в пасть обладателя черной куртки шоковую дубинку! По рукоять. И пустил бы разряд, да помощнее.

Увы, «мудак» сейчас лежал дома. Выносить на улицу шокер чревато.

– Я живу… живу… – начал Денис, лихорадочно соображая.

Что? Что делась?! Сказать правду – значит, обрубить все пути к отступлению. Обмануть – обречь себя на издевательства, пытки, увечья и смерть, когда отступать уже будет некуда.

Бригадир Волков кивнул шестерке. Шепелявый вновь встряхнул жертву. На тротуар посыпались оборванные пуговицы, жесткий воротник резанул по горлу, расцарапал кожу на шее.

Денис захрипел и закашлялся, выигрывая еще несколько мгновений.

* * *

Рейсовый автобус – стандартная тройная «гармошка»; вдоль бортов – внешние металлические щиты; над щитами – грязные триплексы – вырулил из-за изгиба Трассы. Неуклюжий транспорт подъезжал к укрепостановке и жался к обочине. Если не будет проблем, автобус уткнется в закрытую платформу на пять-шесть секунд. Достаточно, чтобы выплюнуть из салона одних пассажиров и заглотить других. Но маловато для эффективной диверсии. Так, по крайней мере, считают авторы транспортных инструкций.

Пять, даже шесть секунд – это почти ничего. Но все же… Не переставая кашлять, Денис боковым зрением поймал просвет в бесконечной веренице автоконтейнеров. Быстро и точно – как в экзаменационных тестах на реакцию – рассчитал маршрут. Должен успеть.

Так… Руку в карман. Ничего запретного, ничего опасного там, конечно же, нет – это известно и ему, и оргам. Есть лишь мелочь, приготовленная для подобных случаев. Носить в кармане горсть монет – не противозаконно. А швырять – удобно. В лицо! В морду! В рожу!

Бросок.

Металл весело звякнул в воздухе.

– Кожел! Пашкуда!

Беззубый шестерка взвопил от боли. Кажется, пара монеток из звонкой рассыпчатой картечи угодили шепелявому в глаз. Хватка группировщика ослабла. Одна рука поднялась к лицу. Другая еще держала. За воротник.

Денис выскользнул из куртки. Метнулся с тротуара на обочину, перепрыгнул через ограждение, выбежал на шоссе…

Крики за спиной. Высокий бампер метрах в трех от головы.

Денис проскочил. Многотонный грузовик пронесся сзади, не притормозив, не сбавив скорости, едва не зацепив. За ним – сразу – другой. Третий. Непрерывный поток автоконтейнеров отсек Волков.

Снова ограждение – уже на другой стороне Трассы. Прыжок… И – к остановке! К автобусу!

В принципе, охрана остановочного комплекса могла бы, наверное, его и пристрелить. Да на раз-два могла! Не выдержали бы нервы у какого-нибудь молодого милка, и – прощай Дениска! Милвзводовцы нынче крайне настороженно относятся к любым резким движениям. В городе действует негласное правило: как бы ты не опаздывал, к остановочной платформе Трассы подходи спокойно. Целее будешь. Дальше уедешь. Денис же несся со всех ног.

Даже если его сейчас просто задержат, – хлопот не оберешься: под свитером, во внутреннем кармане рубашки – контрабандная видеокарта. Но повезло. Не расстреляли, не задержали. Наверное, помогли поднятые руки – пассажир-торопыжка вовремя показал, что безоружен. А может, милков успокоил его вид и выражение лица. Идущие в атаку оргии все же выглядят иначе.

Узколиций милвзводовец в большой каске, восседающий на броне БГМ, мотнул головой. Дернул коротким стволом «Пса». Глаза милка ничего не выражали. Черное автоматное око и пасть надствольного гранатомета говорили: проходи, дозволяю.

Поднимать тревогу или искать защиты у парней с «Псами» Денис не стал. Себе дороже выйдет – знаем эти приколы! В лучшем случае – жди ареста и бесконечных разборок. В худшем – милки начнут без разговоров гасить всех скопом и из всех стволов – чтоб наверняка. С Дениса вот и начнут. И спасительному автобусу достанется. Ограничения по случайным жертвам с милвзвода сняты. А перед Комендантским часом люди всегда на пределе. Достаточно одного крика «орги!» и…

Нет уж. Лучше помолчать. Его пропустили, позволили забраться в салон – и ладно.

Внутри – давка. Как всегда на последних рейсах. А короткая стоянка кажется вечностью. Денис пропихнул себя к окну у кабины водителя. Через мутные заляпанные грязью триплексы увидел, как к остановке направляются двое.

Беззубый шестерка, видимо, не рискнул лезть под контейнеры, но вожак и кавказец опасное шоссе перебежали. Погнались-таки! Правда, сейчас группировщики шли к остановке скорым шагом, не срываясь на бег. Понятное дело: два бегущих амбала, да с такими рожами – уже повод для беспокойства. А стволы БГМ и «Псы» милков реагируют на любую опасность однозначно. Это Денису терять было нечего. А вот его преследователям…

Он прилип к окну. Стоит зайти в автобус хотя бы одному – кранты. Тогда от него точно не отлипнут до самого дома.

В затемненной, отгороженной от салона кабине шипели динамики. Слышались невнятные отголоски радиопереговоров. Водитель общался с патрулем на следующей укрепостановке маршрута. Если тамошние милвзводовцы заподозрят что-нибудь неладное в своей зоне ответственности, автобус может задержаться. Если прикажут выезжать – немедленно сорвется с места.

А орги уже входили в остановочный комплекс. Милки пропустили! Вот лопухи! Денис глотнул побольше воздуха и…

– Двери закрываются! – пробился сквозь хрип динамиков голос водителя.

… выдохнул.

Лязгнул металл. Двери. Денис вздрогнул. Вместе с соседями по салону. Потом вместе с ними же улыбнулся. Правда, его улыбка была все же пошире, чем у остальных.

Транспорт тронулся с места. Транспорту дали добро. Охрана Трассы гарантировала еще несколько минут спокойной жизни.

– С-с-сука-блать! – донеслось с улицы. За окном промелькнули смазанные лица группировщиков. Сегодня Волки остались без добычи.

Автобус направлялся не туда, куда нужно было Денису. Он ехал в противоположную сторону. Но это-то не важно. Это даже на руку. Это запутает оргов. Пусть теряются в догадках, где живет выскользнувшая из-под носа жертва. А вернуться домой он еще успеет.

Денис хохотнул, не удержавшись. На него почти не косились: нервишки в последнее время пошаливали у многих.