Текст книги "Пленник реторты"

– Пятеро. Но к утру, если надо будет…

– Не надо пока – других дел по горло. Но этих шли, всех пятерых. Только пусть будут осторожнее и не попадают под стрелы.

– Будет исполнено, ваша светлость, – поклонился Лебиус.

Глава 12

Участники военного совета в молчаливом недоумении смотрели то на перепачканный глазной слизью и кровью кинжал Дипольда, то на окривевшего дохлого ворона, валявшегося посреди шатра.

– Что это значит, ваша светлость? – первым осмелился заговорить Людвиг фон Швиц.

Барон смотрел на пфальцграфа. Черная медвежья морда с гербовой коты фон Швица скалилась на мертвую птицу.

– Это значит, что Лебиус наблюдает за нами посредством черной магии и таких вот пернатых соглядатаев, – глухо ответил Дипольд. – Это значит, что Альфред Чернокнижник знает обо всех наших действиях. Это значит, что медлить нельзя. И что идти дальше следует скорым маршем, не заботясь более о скрытности передвижений.

– Но мы же сбили этого ворона, – заметил Людвиг. Барон опустил глаза на неподвижный ком перьев.

– Этого – сбили. Но ему на замену пришлют других.

– Может быть, приказать стрелкам…

– Не нужно, – отмахнулся Дипольд. – Это не поможет. Чтобы следить за перемещениями наших отрядов, птице вовсе не обязательно приближаться на расстояние арбалетного выстрела. К тому же лазутчиками Альфреда могут оказаться не только птицы. Волки, крысы, змеи, да мало ли какие твари!

Дипольд сжал кулаки. Человеческий глаз на паучьих ножках, к примеру. Или ухо с крыльями шмеля. Да, трудно даже вообразить такую мерзость. Но это вовсе не означает, что Лебиусу не под силу создать нечто подобное. С прагсбургского колдуна станется… А всю живность – малую и великую – от войска стрелами и пулями не отгонишь. Не напасешься стрел и пуль на всю живность-то. И, следовательно…

– Единственное, что мы сейчас можем противопоставить осведомленности врага – это скорость и напор, – заключил гейнский пфальцграф.

– Быстро двигаться по Оберланду у нас не получится, ваша светлость, – на этот раз свое слово вставил Арнольд Клихштейн.

Седовласый граф в глубокой задумчивости поглаживал подвешенный к поясу клевец. Изящный, но грозный кавалерийский боевой молот был излюбленным оружием Клихштейна. Крепкая и достаточно длинная рукоять с кожаной петлей на конце. Увесистое навершие, выполненное в форме стального кулака, обхватившего стальной же клин. Граненое и чуть загнутое книзу закаленное острие, способное с одного удара проломить любую броню. А тупым обушком на обратной стороне рейтерхаммера[13]13
  Reiterhammer – молот всадника (нем.).


[Закрыть] – удобно дробить черепа и кости, не прикрытые надежным доспехом.

– Почему не получится? – насупился Дипольд.

– Нидербургские равнины кончаются, а горные тропы Верхней Марки малопригодны для передвижения больших войск, – ответил Арнольд. – И потом, обоз… Он сильно задержит нас в пути.

– Задержит, но не остановит, – тряхнул головой пфальцграф. – Или у кого-то есть другие предложения?

Тишина. Молчание. И…

– Не извольте гневаться, ваша светлость, извольте выслушать. Я тут вот о чем подумал… – неожиданно подал голос и тут же осекся нидербургский арбалетчик, о присутствии которого все уже успели позабыть. Ганс, между тем, по-прежнему стоял возле мертвой птицы, раскинувшей по ковру черные крылья, и нерешительно переминался с ноги на ногу.

Дипольд скривился. Нет, определенно, этот нидербуржец дерзок сверх всякой меры. Только вот в чем причина такой дерзости? Или он смел до безрассудства, что, в общем-то, не так уж и плохо, или стрелок потерял разум от страха, что гораздо хуже. Страх в военном походе, даже зачатки страха – заразительны, а потому крайне вредны.

– Говори, – пфальцграф все же позволил капитану сказать.

О чем вскоре пожалел.

– Раз уж Лебиус этот… раз он такой… – Ганс покосился на одноглазого ворона, снова поднял глаза на пфальцграфа, затем отвел взгляд в сторону, – раз настолько… раз на такое способен… раз уже сейчас…

Арбалетчик крутил головой в поисках поддержки.

– Ну?! – грозно выдохнул Дипольд.

– Так, может быть, нам лучше…

– Что?! – голос пфальцграфа начинал дрожать. – Лучше – что?!

Стрелок набрал в грудь побольше воздуха и – как в прорубь ледяную, с головой. Затараторил быстро-быстро:

– Не пора ли возвращаться, ваша светлость?.. Покуда мы еще не переступили границ Верхней Марки… Чтобы потом – с батюшкой вашим вместе… Чтобы наверняка уже… А то ведь супротив эдакого колдовства… Сами-то со змеиным графом и магиером его можем не совладать… И напрасно только… только… только…

Говоривший вконец сбился, смешался, растерялся. Замолчал. Недоговоренная фраза палаческим топором повисла в напряженной тишине. Над шеей арбалетчика повисла. Огромный шатер, наполненный вооруженными людьми, будто вымер. Не стало слышно даже дыхания. И – ни скрипа лавок, ни звяканья доспехов.

Благородные остландские рыцари ждали, как завершит свою сумбурную речь капитан нидербургских стрелков, чья меткая стрела уже оказала им всем неоценимую услугу. Раскрыв глаза… Показав глаз… Человеческий глаз оберландского ворона.

И как ответит арбалетчику гейнский пфальцграф, они ждали тоже. И как решится участь смельчака. Ибо сейчас, в присутствии одержимого войной Дипольда Славного, трусость и смелость каким-то непостижимым образом смешивались и подменяли друг друга. Говорить и даже намекать Дипольду об отступлении было непозволительно и малодушно. И в то же время отчаянно смело.

Дипольд тоже ждал. Глаза пфальцграфа опасно сузились. Губы побледнели. Левая щека нервно подергивалась.

– И себя ведь погубите, и людей зря положите, ваша светлость, – с тоской, но с какой-то особенной, твердой, обреченной тоской, закончил Ганс, понимая, вероятно, что его словам уже не внемлют и его самого едва ли выпустят теперь из шатра. – А люди-то – они жить хотят. Зачем же их… так… на верную смерть?

– Кто еще хочет повернуть назад? – тяжелым взглядом (крепостной блок, упавший сверху и впечатывающий в землю, а не взгляд!) Дипольд обвел присутствующих. – Кого еще напугал магиерский ворон? Кому жизнь в позоре милее победы или славной смерти?

И без того беззвучная тишина сделалась вовсе глухой и густой. Как утренний туман в стылую осеннюю пору. Как вязкий холодный кисель.

Пфальцграф удовлетворенно кивнул.

– Что ж, я рад, что лишился только одного…

Пауза.

– … соратника.

Пауза.

– И обрел лишь одного…

Пауза.

– … предателя.

И – без паузы, без промедления:

– Сдо…

Движения Дипольда были молниеносными, почти неуловимыми. Стремительный шаг. Выпад…

– …хни!

Обнаженный кинжал милосердия, который все еще сжимала рука Дипольда, ударил в лицо стрелку. В глаз. В левый. Прямой и узкий трехгранный клинок утонул в хлюпнувшей глазнице, вошел в череп по рукоять, пронзил мозг, с хрустом проломил затылок.

Капитан нидербургских арбалетчиков Ганс Крухман умер мгновенно, не издав ни звука. Безмолвным тюком рухнул к ногам пфальцграфа. Тихонько звякнул на поясе стрелка железный коготь. С крюка, предназначенного для натяжения арбалетной тетивы, слетел берет, так похожий на круглую лепешку.

Одноглазый ворон и одноглазый человек лежали рядом, голова к голове. Крови на ковре стало больше.

– Убрать падаль, – распорядился Дипольд. – Унести обоих!

Оруженосцы пфальцграфа, стоявшие у входа, шагнули было вперед, но дорогу им преградил фон Швиц.

– Нидербуржцы будут интересоваться, что сталось с их капитаном, ваша светлость, – негромко произнес медвежий барон. – Да и вообще… По войску могут поползти нежелательные слухи.

– Всех недовольных и болтливых – вешать. А насчет этого стрелка… – Дипольд задумался лишь на миг: – Ганс Крухман был пьян, неловко упал и напоролся на мизерекордию. Все присутствующие здесь – тому свидетели. Или не все?

Пфальцграф вновь обвел пытливым взглядом хмурые лица своих рыцарей и союзников.

– У арбалетчиков нет мизерикордий, ваша светлость, – напомнил Арнольд Клихштейн.

Дипольд сплюнул в сердцах. Бросил окровавленный кинжал на тело мертвого капитана.

– У этого – есть. Я пожаловал. За меткий выстрел, – пфальцграф брезгливо пихнул сапогом ворона с пробитой грудью. – Так и скажите, если у кого-то возникнут вопросы. Но лучше, чтобы они не возникали. Уж вы постарайтесь. Вы все.

Дипольд гневно сверкнул очами на оруженосцев.

– Ну?! Почему падаль еще здесь?

Пока перепуганные оруженосцы выносили из шатра труп человека и тушку ворона, Дипольд сыпал приказами:

– Сворачиваем лагерь. Переходим границу. К замку Чернокнижника движемся так быстро, как это возможно. И еще быстрее. Никаких привалов без особой необходимости. Останавливаемся только чтобы дать отдых лошадям. Обозы без охраны не оставлять, бомбарды беречь пуще зеницы ока. Ночные и дневные дозоры усилить вдвое. Кто в пути выкажет страх или отстанет – тех убивать на месте как дезертиров. Выступаем сейчас же. Немедленно…

Воинский совет, на котором давать советы гейнскому пфальцграфу больше никто не осмелился, закончился на удивление быстро.

Глава 13

И снова – знакомая… до боли знакомая горная дорога. Та самая, по которой плененного Дипольда и несчастную Герду-Без-Изъяна, прикованных к повозке, везли в замок змеиного графа. Позорно, как рабов. И вдоль которой он после удачного побега скрытно пробирался назад – шарахаясь от каждой тени, обнажая меч на любой подозрительный звук, ориентируясь больше по звездам и солнцу, нежели по прихотливым изгибам узкого горного тракта.

И вот теперь этим же путем он вновь направлялся к логову Чернокнижника. По своей воле. Во главе немалого войска. Дипольд Славный ехал вершить месть за былые унижения.

Дорога шла вверх. Сначала – с пологим, почти незаметным подъемом. Дальше – круче. Тянулась, вилась через темные чащобы, по дну отвесных ущелий, по краю бездонных пропастей. Мимо покинутых (и здесь, в глубине Оберландмарки, тоже оказалось пусто и безлюдно) селений, заваленных рудников, замурованных шахт, остановленных водяных кузниц и мельниц, брошенных сторожевых вышек, остывших плавильных печей – огромных и черных от копоти, высившихся, будто одинокие крепостные башни на пожарищах…

Двигались медленно, гораздо медленнее, чем того хотелось бы – со скоростью обоза, груженого тяжелыми бомбардами, и усталой пехоты, сопровождавшей обоз. День сменялся ночью. Ночную тьму рассеивало поднимающееся солнце. Неусыпные дозоры, разъезды и караулы бодрствовали круглые сутки. А оберландцы по-прежнему никак себя не обнаруживали.

По Верхним Землям словно мор прошелся. Ни одной живой души не встречалось на пути. Никто не препятствовал продвижению пришлого воинства, никто не нападал, не устраивал засад и ловушек. Ни одной стрелы не вылетело из густых лесов предгорий. Ни одного камня не упало с отвесных скал на головы чужаков. Все было тихо, спокойно. Подозрительно тихо и спокойно. Не так представлял себе Дипольд Славный продвижение по вражеской территории. Гейнскому пфальцграфу все представлялось иначе: жестокие стычки, резня, кровь, сожженные жилища… Нет, пустые оберландские селения они, конечно, жгли. И вообще уничтожали, что возможно. Но вот пролитой крови пока не было. Ни с той, ни с другой стороны. Ни капли.

Люди нервничали от столь непривычного способа ведения войны, но в глубине души многие радовались отсрочке неизбежного. По всему выходило: Чернокнижник из каких-то неведомых соображений беспрепятственно пропускал вражескую рать к своей главной цитадели. Чтобы там дать решающий бой? Да, было похоже на то.

Они дошли…

Сначала вдали – над горными вершинами – замаячили разноцветные колдовские дымки, прямыми столбами и переплетенными друг с другом лентами уходившие вверх. Логово змеиного графа, явно, не пустовало: в замковых магилабор-залах кипела работа. Потом среди скал – за длинной, узкой и извилистой ложбиной – возникли верхушки мощных крепостных башен с выступающим столпом массивного донжона.

Ветер донес глухие отзвуки сигнального рога.

Ага, их здесь ждали. И ждали давно. И к встрече с ними готовились. Взять замок Альфреда с ходу, наскоком, как Нидербург, нечего было и думать. Тут требовалась осада – грамотная, терпеливая, упорная. Под долгий монотонный грохот орудийных обстрелов. В постоянной готовности к неожиданным вражеским вылазкам.

Дипольд остановил войско на дальних подступах к крепости. Приказал надеть полную броню, взвести арбалеты, зарядить ручницы-хандканноны, бомбарделлы, многоствольные рибодекины и малые бомбарды, из которых при необходимости можно бить прямо с повозок. Несколько конных разведчиков по приказу пфальцграфа отправились искать место для лагеря.

Подходящая площадка располагалась в небольшом распадке, откуда, собственно, и начинался подъем к единственным замковым воротам – запертым и неприступным. Хорошее место… Крепость – на виду, и в то же время оберландцам не достать осаждающих ни стрелой, ни ядром: не создано еще метательных машин и пушек, стреляющих так далеко.

К осадным работам Дипольд решил приступать не медля. Первыми к маркграфскому замку были посланы пешие нидербургские ландскнехты и большая часть черного работного люда. Передовому отряду надлежало под прикрытием арбалетчиков и щитоносцев подготовить первые артиллерийские позиции. Струсивших и отступивших – это Дипольд подчеркнул особо – ожидала смерть.

Двойной страх – перед Чернокнижником и перед Дипольдом – заставлял наемников и подневольных работников трудиться в полную силу, не покладая рук. Напротив ворот осажденной крепости нидербуржцы укладывали защитные туры из плетеных корзин, набитых землей и камнем. Из хвороста и веток вязали фашины. На скорую руку насыпали валы. Ставили наспех сбитые осадные щиты – павезы и мантлеты. Тесали бревна для частокола и рогаток. Устанавливали подставки для малых бомбард, клали бревенчатые настилы для бомбард покрупнее, рыли рвы и окопчики для больших орудий и орудийной прислуги. Растущие буквально на глазах укрепления постепенно перегораживали единственный путь, по которому можно было подняться к крепости и спуститься из нее.

Ну, а крепость… Крепость пока молчала. Не огрызалась.

По приказу Дипольда, вслед за передовым отрядом, к возводимым укреплениям поднялись с полдесятка легких бомбарделл и один многоствольный рибодекин. Пушки сопровождали двое бомбардиров, дюжина человек прислуги и десяток стрелков с ручницами-хандканнонами. Все орудия были надежно укреплены на повозках, заряжены и готовы к стрельбе с колес. Это – не для осадного боя. Это – на случай вылазки. В особенности на тот случай, если придется иметь дело с големами Лебиуса.

А вылазки все не было… Оберландцы наблюдали и выжидали.

Наверх отправился еще один воз – с припасами. Прислуга побросала ядра на землю. Порох сгрузили в яму, укрытую толстыми щитами.

Враг не мешал. Не мог, наверное. Или не видел в том смысла. Все-таки первые фортификационные сооружения возводились на приличном расстоянии от замковых стен – не всякая бомбарда достанет. Но Дипольду сейчас важно было хоть как-то зацепиться за подступы к замку, укрепиться, взгрызться в каменистую землю. На начальном этапе осады требовался мало-мальски укрепленный плацдарм, где можно без помех расположить тяжелые орудия. А уж с этой отправной точки проще будет продвигаться дальше.

Страх оказался наилучшим надсмотрщиком и погонщиком. Передовую линию укреплений нидербуржская пехота и работный люд подготовили в кратчайший срок. Теперь можно было выдвигать из лагеря и поднимать на обустроенные позиции всю обозную артиллерию.

Это, правда, оказалось непростым делом. На подступах к маркграфскому замку подъем был особенно крутым. Надсадно скрипели возы. Соскальзывали с камня шипастые подковы, оступались, падали и жалобно ржали низкорослые ширококостные тяжеловозы. Ругались, на чем свет стоит, погонщики и бомбардиры.

Ничего. Затянули же оберландцы наверх свою повозку с големом, значит, и пушки туда поднять возможно.

Вот только…

Хрусь!.. Хрясь!..

Дипольд, пожелавший лично руководить подъемом и установкой пушек, сплюнул в сердцах. Только не все орудия доедут до верхних осадных фортификаций без приключений. Вон – попала в рытвину и завалилась на бок легкая повозка с небольшой, но увесистой заряженной бомбардой. Переломилась передняя ось. Высокие колеса сложились домиком, уткнувшись коваными ободами в дощатые борта. Испуганно дернулись дурные кони, поволокли скрежещущую брюхом по камням телегу влево. Налетели на соседнюю упряжку.

И снова…

Хрусь!.. Хрясь!..

Это за поднявшийся зад поврежденной повозки зацепилась еще одна – следовавшая рядом. Тоже – разбитая, ненадежная, перевозившая две готовые к бою малые бомбарделлы, она потеряла колесо и просела под тяжестью груза. Пошла в сторону. Чуть не перевернулась. Остановилась…

М-да, все-таки голема к замку поднимали не на таких хлипких телегах. Для перевозки голема по горным дорогам была специально приспособлена крепкая шестиколесная платформа. Ладно, с застрявшими – и, похоже, надолго застрявшими – возами придется разбираться позже. А пока…

– Вперед! – прокричал Дипольд. – Тянуть! Не останавливаться! Сломанные повозки – бросить! Коней – распрячь! Отвести к другим упряжкам! Пусть помогают там!

С малой свитой, к которой присоединились несколько изнывающих от безделья остландских рыцарей и пара десятков конных стрелков охраны, пфальцграф метался между скрипучих повозок, подгоняя нерасторопную прислугу. Где – бранью, где – плетью…

За Дипольдом неотступно следовал знаменосец, и над головой неутомимого гейнца, куда бы он ни направлялся, реял боевой стяг. Остландский грифон шумно бил по воздуху золочеными крыльями на червленом полотнище, а пфальцграф без устали отдавал новые приказы и ругался до хрипоты.

Следуя воле Дипольда, обозная челядь нещадно нахлестывала впряженных в повозки лошадей и волов. Когда же у скотины недоставало сил сдвинуть с места остановившуюся телегу, люди впрягались сами. Облепив воз со всех сторон, буквально на руках выпихивали его из рытвины, ямы или проседающей под тяжестью орудийных стволов мелкой каменистой россыпи.

Больше всего суеты и шума было, конечно, возле «Кунигунды». Самая крупная бомбарда в остландском обозе и прежде доставляла уйму хлопот, но сегодняшний подъем оказался настоящей пыткой. Волами, лошадьми и людьми, сгрудившимися вокруг гигантского орудия, верховодил подвижный толстячок-нидербуржец с красным испитым лицом, обладавший, однако, славой лучшего пушечного мастера и опытнейшего бомбардира. Прозвище он носил соответствующее – Гром. Правда, его истошные и отнюдь не громоподобные вопли, непрерывно звеневшие в воздухе, скорее уж смахивали на злой бабий визг. Но зато визжал на своих подчиненных тонкоголосый Гром добросовестно и самозабвенно. И, худо-бедно, с частыми остановками, «Кунигунда» все же тащилась наверх.

Но до чего же медленно поднимался обоз!

Дипольд нервничал, то и дело поглядывая на вражескую крепость. Будь он на месте осажденных – давно бы предпринял стремительный конный рейд. Попытался бы прорваться через недоделанные еще укрепления, выбить ландскнехтов и стрелков с занятых позиций, разогнать обозную охрану, добраться до вражеских орудий. Взорвать пушки, заклепать запальные отверстия, спихнуть с повозок, изрубить бомбардиров и орудийную прислугу, перебить тягловую скотину…

Однако подозрительно беспечные оберландцы бездействовали. Странно, очень странно… На виду у змеиного графа ведутся осадные работы, а он не проявляет ни малейших признаков беспокойства. Непонятно. Непривычно. Не похоже ни на одну из осад, в которых довелось принимать участие Дипольду. И оттого – тревожно.

Бойницы внутренних замковых башен, как и прежде, курились разноцветными колдовскими дымками: видимо, Лебиус не счел нужным прекращать свои чудовищные опыты даже сейчас. На внешних стенах наблюдалось, правда, движение, но вялое и несуетливое.

Оберландцы не стреляли даже для острастки, даже в качестве предупреждения. Не кричали. Не бранились. И не атаковали. Пока артиллерийский обоз осаждающих с воплями, скрипом, конским ржанием и натужным мычанием волов полз по крутому склону, над крепостью висела зловещая тишина. Ох, не таилось бы за той тишиной сокрытого подвоха!

А может, враг просто-напросто подпускает их поближе, чтобы неожиданно встретить смертоносным залпом? В таком случае хотелось бы точно знать, насколько близко можно подойти к крепости, не подвергая себя опасности.

– Эй ты, как тебя? Гром! – Дипольд окликнул краснорожего бомбардира, бегавшего вокруг «Кунигунды» и крывшего по-черному приставленных к орудию помощников.

Нидербуржец остановился, умолк. Выжидающе замер в почтительном поклоне.

– Что скажешь об оберландских бомбардах? Как далеко они смогут достать?

– А недалече совсем, ваша светлость, – заискивающе улыбнулся щербатым ртом бомбардир. – Не извольте беспокоиться даже – до наших туров и павез их ядра точно не долетят.

– Уверен?

– Аб-со-лют-но, – отчеканил знаток огненного боя. – Моя-то крошка «Кунигунда», может, еще и добросит ядро до крепости. Но в замке я таких орудий чегой-то не вижу. А те плевательные трубки, что со стен и башен торчат… Ну, сами посудите, ваша светлость, разве ж это бомбарды! Так, баловство… По пичугам из них стрелять. И то – если близко подобраться.

Пренебрежение, прозвучавшее в словах нидербуржца, в общем-то, было вполне понятным. Крепостная артиллерия Альфреда Оберландского впечатления не производила. Бомбарды, что Дипольд видел над замковыми воротами раньше – во время своего пленения, выглядели куда как внушительнее. Эти же…

Интересно, зачем вообще вместо тех Чернокнижник поставил эти?

Гладкие, неоправданно длинные стволы и до смешного маленький калибр… Некоторые легкие бомбарды в обозе Дипольда – и те метали каменные шары посолиднее. А уж кованные из толстых железных полос, скрепленные прочными ребристыми кольцами тяжелые жерластые орудия!.. А уж «Кунигунда», в устрашающий зев которой ядро приходится не вкладывать – вкатывать, да в несколько рук, да рычагами, да по специальному помосту!.. Удар такого снаряда не выдержит ни крепостная стена, ни броня стального голема.

Ну а какой вред, позвольте узнать, способны нанести неказистые длиннорылые орудия оберландцев?

Нелепые, одинаковые, словно по одной форме литые, вражеские бомбарды густо торчали из надвратных бойниц и между массивных крепостных зубцов. Судя по всему, на этот участок стены крепостные пушки перетащили со всего замка. Но что толку, если вся их огневая мощь не стоит одного разрушительного плевка «Кунигунды»?!

Впрочем, если тут замешана магия…

Дипольд постарался отогнать неприятные мысли. Едва ли существует колдовство, способное в полете вырастить из малого снаряда большой и придать ему дополнительную скорость. К тому же никакой магиер не уследит за выпущенным ядром, а значит, не сможет им управлять. Да и сотворить мало-мальски эффективное заклинание прежде, чем снаряд достигнет цели, не в человеческих силах.