Текст книги "Пленник реторты"

Глава 14

Оберландский маркграф и прагсбургский магиер наблюдали за передвижением вражеских войск с надвратной площадки. Альфред был облачен в полный боевой доспех. Лебиус как обычно кутался в магиерский балахон, прикрывая лицо широким куколем с двумя смотровыми прорезями. За спиной колдуна маячили фигуры неотступных стражей с обнаженными мечами.

Из широких артиллерийских бойниц на осаждающих смотрели новые длинноствольные орудия. «Змеи», как с легкой руки Лебиуса их именовали бомбардиры маркграфа. Возле лафетов аккуратными пирамидками лежали тщательно рассортированные снаряды. Небольшие – двумя ладонями обхватить можно – гладкие чугунные шары в свинцовой оболочке. Тяжелые литые цельные ядра и пустотелые гранатусы, помеченные красной, белой, темно-синей и зеленой краской. Из деревянных пробок-заглушек гранатусов торчали фитили – толстые, короткие, с особой алхимической пропиткой, воспламеняющиеся от малейшей искры. Такие даже поджигать не нужно: в момент выстрела фитили вспыхивают сами и лишь сильнее разгораются в полете.

Каждый фитильный снаряд представлял собой сосуд с утрамбованной смертью. Что именно, какая адская смесь спрятана за тонкими округлыми стенками, не знал никто, кроме Лебиуса и его разупокоенных мертвецов-помощников, которые изготовляли и начиняли ядра в замковых мастераториях. Но оберландцы хорошо усвоили одну вещь: если гранатус взорвется или хотя бы просто расколется, вблизи лучше не стоять. А потому с магиерскими снарядами орудийная прислуга обращалась осторожнее, чем с пороховыми бочонками.

На стенах крепости царила тишина. А вот остландцы, подтягивающие к горной цитадели артиллерийский обоз, глоток не жалели. Ветер доносил до ушей осажденных крики, ругань, громкие команды и натужное уханье работного люда, облепившего повозки. Обоз вражеская рать привезла немаленький. Да и сама армия осаждающих многократно превосходила по численности оберландский гарнизон.

Копошившееся внизу воинство было разбито на три отряда. Первый – не очень большой, но очень деятельный – состоявший из ландскнехтов, легкой пехоты, небольшого количества стрелков, щитоносцев и работников-простолюдинов – заканчивал возведение осадных фортификаций напротив замковых ворот. За фашинами и турами уже можно было различить нескольких легких орудий, уложенных на повозки и нацеленных на крепость. Видимо – для защиты от вылазок.

Второй отряд – побольше, но тоже, в общем-то, невеликий – сопровождал и прикрывал прочую остландскую артиллерию, только-только поднимающуюся к обустроенным позициям. По крутому склону медленно тянулись возы и телеги – большие, средние, малые. Вокруг каждой повозки толпились люди, кони, мулы. Здесь были и орудийная прислуга, и охрана, и помогающие, и просто любопытствующие. Остландское знамя с грифоном, раскинувшим потемно-красному полю золотые крылья, маячило там же – на подъеме. Сейчас Дипольд Славный со своей свитой как раз крутился возле огромной ребристой бомбарды, уложенной на две соединенные друг с другом повозки. Чудовищное орудие едва умещалось даже на этой восьмиколесной платформе. Упряжка из восьми волов, в помощь которым впрягли еще с полдюжины лошадей-тяжеловозов, еле-еле волочила неподъемный груз. Сзади и с боков сдвоенную повозку подталкивала обозная челядь.

Третий отряд – самый крупный и боеспособный: тяжеловооруженная конница, элита вражеского войска – расположился лагерем в тесной низине-распадке, на месте стрельбища. Остландские рыцари со своими слугами и оруженосцами пока отдыхали у костров, издали наблюдая за осадными работами и дожидаясь своей очереди. Битвы, вылазки или штурма. Среди разноцветных шатров пестрели яркие штандарты, вымпелы, разукрашенные щиты и гербовые котты. По всему выходило: в поход за гейнским пфальцграфом отправилось немало представителей известнейших родов, значительная часть мелкого рыцарства и множество наемников.

– Дипольд… – процедил сквозь зубы Альфред Оберландский. – Какой он, однако…

Помедлив немного, Альфред добавил:

– Деятельный какой…

Забрало маркграфского шлема было поднято. Через смотровую трубку Лебиуса Альфред наблюдал за всадником, нагрудную котту и щит которого украшал тот же златокрылый зверь, что бился и на остландском боевом стяге.

Впрочем, маркграф узнал бы своего бывшего пленника и без всякой геральдики. Дипольд тоже пока забрала не опускал, а магиерская трубка позволяла видеть гейнца так хорошо, будто Альфред стоял перед мордой пфальцграфова коня.

– Ваша светлость, – негромко, скрипуче и вкрадчиво заговорил Лебиус. – Помните: Дипольд не должен пострадать. Он еще не готов. Недостаточно готов…

– Да помню я все, помню… – отмахнулся Альфред. – Он не погибнет и не попадет в плен. Сегодня этому гейнцу дадут возможность спасти свою благородную шкуру, хотя, сказать по правде, я бы с бо́льшим удовольствием снова бросил его в темница. И с еще бо́льшим – отправил бы к праотцам.

– Но, ваша светлость…

– Успокойся, колдун, – отмахнулся Альфред. – Я приказал бомбардирам не стрелять по Дипольду. В остландского грифона они целить не станут.

– Но как же засада? – встревожился Лебиус. – Ваши застрельщики?

– Им велено свалить коня под пфальцграфом, если Дипольд будет в седле. Только коня. Пусть его светлость возвращается в Остланд на своих двоих, – маркграф усмехнулся. – Это позволит нам выиграть больше времени.

– А големы? – осторожно спросил магиер. – Они предупреждены?

Лебиус глянул вниз. На выложенном камнем замковом дворе в молчаливой неподвижности ожидали приказа механические рыцари. Стальные великаны, закованные в несокрушимую броню, были разбиты на пятерки. Первый полудесяток стоял у самых ворот. А там, где пройдет первый, вряд ли понадобится второй.

– Сейчас ими командуете вы, ваша светлость, и…

– Големы получили соответствующее распоряжение, – в голосе Альфреда зазвенели нотки сдерживаемого раздражения. – Не волнуйся, они тоже не тронут Дипольда.

– А…

– И оставят в живых кого-нибудь из его свиты, как ты и просил, – сухо оборвал маркграф. – Все? Теперь ты доволен, колдун?

– Вы поступаете мудро, ваша светлость, – низко склонился магиерский капюшон.

– Надеюсь. Но, вообще-то, пока я лишь следую твоим советам. И в твоих интересах, чтобы советы эти оказались благоразумными. Иначе…

Альфред выдержал должную паузу и закончил:

– Советники, которые совершают ошибки и меня подталкивают к тому же, мне не нужны. Понимаешь, о чем я?

Отведя смотровую трубку от лица, маркграф улыбнулся дружелюбнейшей из улыбок.

Лебиус ответил судорожным кивком.

– Ну вот и славно. А теперь к делу. Твои «змеи» готовы жалить? – сменил тему разговора Альфред.

– Да, конечно, все готово, ваша светлость, – зачастил Лебиус. – Вон те орудия, – магиер указал вправо, – нацелены на передовые позиции Дипольда. Их задача сбить бомбарды у туров и очистить путь големам. А эти, – магиерский куколь качнулся влево, – которые наводят сейчас, обстреляют обоз остландцев. Мы постараемся уничтожить артиллерию Дипольда прежде, чем начнется вылазка.

– Хорошо, – одобрил Альфред. – Очень хорошо. А вон те пушки с задранными стволами?

Маркграф кивнул на верхние башенные площадки, ощетинившиеся длинноствольными орудиями:

– Куда направлены они?

– Они ударят по остландскому лагерю, – ответил Лебиус.

Альфред снова поднес к глазам смотровую трубку.

– По лагерю, говоришь? – недоверчиво хмыкнул маркграф. – Ты уверен, колдун, что они смогут достать так далеко?

– Смогут, ваша светлость, – убежденно проговорил Лебиус. – К шатрам остландцев полетят самые легкие, но и самые опасные гранатусы. Поверьте, от таких снарядов спасутся немногие. Для ваших застрельщиков в засаде, работы почти не останется. Все, что нужно, сделает артиллерия.

– М-да? – Альфред по-прежнему скептически кривил губы.

– Орудийная прислуга ждет приказаний, ваша светлость. Одно слово – и вы убедитесь сами…

– Ну что ж, колдун, – кивнул Альфред Оберландский. – Считай, что слово сказано и приказ отдан. Пусть твои «змеи» меня сегодня не разочаруют.

Глава 15

Чистый горный воздух над оберландским замком сотрясли громовые раскаты среди ясного неба. Первый залп с крепостных стен грянул внезапно, когда уверившиеся в своей недосягаемости и неуязвимости остландцы ожидали обстрела меньше всего.

Диковинные длиннорылые бомбарды Чернокнижника дружно ударили по только что возведенным осадным укреплениям.

И как ударили!

Неказистые пушчонки оказались вовсе не столь безобидны, как уверял Дипольда краснорожий нидербуржский бомбардир.

Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах!

Повалились пузатенькие приземистые туры. Рухнули, брызнув щепой, тяжелые осадные щиты. Попадали заостренные бревна частокола. Взметнулась земляными фонтанами и каменной крошкой невысокая, но плотная насыпь-вал. Набросанные друг на друга охапки хворостяных фашин – сносная защита от стрел, но никчемная от ядер – разлетались целыми вязанками, осыпая мечущихся людей хрустким градом из ломаных веток.

Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах!

Под первые выстрелы осажденных попали и малые бомбарды, уже поднятые на позиции. С треском осели и перевернулись пушечные повозки. С гулким звоном приняли на себя вражеские ядра кованые стволы орудий. Приняли и развалились изломанные и искореженные. Рассыпался смятыми, раздавленными органными трубками многоствольный рибодекин. В одной из бомбарделл сдетонировал заряд. Выплюнутое из развороченного ствола ядро отлетело, точнее, откатилось совсем недалеко. Застряло в земляной насыпи. Сам ствол вырвался из разбитых креплений и, отброшенный сильной отдачей, закрутился в клубах пыли и дыма. Кого-то сшиб с ног. Кому-то ноги переломал.

Оберландский снаряд, влетевший через разбитые заслоны на остландские позиции, упал точно в пороховую яму. Дымящийся шар разворотил защитный навес и…

Ба-ба-ба-бах!

Взрыв. Грохот. Огонь. Дым. Куски дерева и лохмотья тлеющей ветоши. Люди и части людей. И всё – вверх. Кувыркаясь в грязном черном воздухе. В пыли, в гари…

Половина попавшего под обстрел передового отряда остландцев спешно покидала разгромленные укрепления. Авангард не отступал даже – бежал со всех ног. Назад. Вниз. Прочь. Врассыпную. Забыв об угрозах Дипольда.

Бежал работный люд, побросав лопаты, кирки и заступы. Бежали ландскнехты, швыряя наземь алебарды, пики и мечи. Бежали щитоносцы, скинув большие – в рост человека – щиты. Бежали стрелки, теряя заряженные арбалеты и ручницы-хандканноны.

А следом за бегущими веселыми дымящимися мячиками по каменистым склонам скакали ядра. Небольшие, но тяжелые, раскалывающие по пути валуны, разбивающие дерево, сминающие металл и дробящие кости.

Впрочем, не все ядра, выпущенные из крепости, прыгали и катились вниз. Были, как выяснилось, у оберландцев и иные снаряды. Один такой ударил в основание насыпи напротив ворот. Врылся в рыхлую землю и каменную сыпь. А в следующий миг как будто еще одна пороховая яма разверзлась под осадным валом с косым зубьями частокола наверху. Вал, бревна и всех, кто находился поблизости, смело и разметало. Словно гигантская рука… словно невиданных размеров кирка пробила проход в земляной преграде.

Второе ядро, наполненное неведомой гремучей смесью, застряло между большими турами, обложенными камнем и фашинами, обставленными толстыми мантлетами и павезами и ощетинившимися заостренными кольями.

Обломки укреплений взлетели на воздух.

Еще один снаряд угодил в толпу бегущих. Прогремел новый взрыв. Вверх взмыли куски тел и искореженные доспехи. Землю окрасили кровяные фонтаны.

Несколько ядер ударило по флангам. Эти шары раскололись почти бесшумно, извергнув поистине адское пламя – жидкое, жгучее, беспощадное. Зажигательных снарядов по осадным укреплениям оберландцы выпустили не больше полудюжины, однако выплеснутый ими огонь яростно набросился на дерево, камень, землю. И на человеческую плоть.

В несколько секунд фортификации осаждающих охватили две стены сплошного гудящего пламени – справа и слева. К небесам потянулся черный копотный дым. Трещали бревна, доски, тугие связки веток и хвороста. Дико кричали немногие оставшиеся на позициях и теперь сгоравшие заживо люди. Рвались заряды в брошенных бомбарделлах и хандканнонах, ярко вспыхивал порох в поясных сумках мертвых стрелков.

Вражеские пушки били размеренно и часто. Причем – не все. Пока обстрел вела лишь часть крепостной артиллерии, однако странные длинноствольные бомбарды противника перезаряжались с необъяснимой скоростью. И стреляли снова, снова, снова…

Едва обретенный, укрепленный и обустроенный осаждающими плацдарм для дальнейшего наступления, погибал на глазах. А вместе с ним гибли люди. Остландское войско, прошедшее всю Оберландмарку без единой стычки несло первые потери. И потери немалые.

Дипольд Славный ругался – громко, скверно, яростно и зло.

Но даже лютая брань не могла дать выхода чувствам, обуявшим гейнского пфальцграфа. Странные, непонятные это были чувства. И знакомые, почти родные в то же время. Опьянение битвой? Исступление? Ослепляющий транс берсеркера, почуявшего кровь? И да, и нет. И нет – все же, скорее. Дипольд отчетливо ощущал начало чего-то иного… Большего. Яркого, мощного. По-настоящему могучего. В чем-то – даже приятного. Под грохот вражеских бомбард, под крики раненых и стоны умирающих пробуждалось нечто особенное – не только и не столько вокруг, сколько внутри него. Дипольд ощущал, улавливал ЭТО глубинным чутьем, но не мог объять разумом и не умел дать ЭТОМУ рационального объяснения. Оно просто начиналось и ширилось. Оно просто было – и все. Оно будоражило и волновало, как любовная страсть, только сильнее, многократно сильнее. Оно требовало выхода и побуждало к действию.

Дипольд, оглушенный собственной руганью, тряхнул головой и замолчал, стиснув зубы, унимая дрожь в руках и стук крови в висках. Он уже окунулся в свою злобу по самую макушку и вынырнул, как из черной ледяной топи зимнего торфяника – обновленный, перерожденный, закаленный. С опущенным забралом кровавой пелены на глазах. Этот багровый туман ничуть не препятствовал взгляду, наоборот – позволял видеть предметы четче, яснее. И предметы, и лица.

Лица рыцарей и оруженосцев, окружавшей пфальцграфа, были бледны.

Все! Хватит понапрасну сотрясать воздух и пугать без того перепуганную свиту. Следовало не сокрушаться о потерянном, подобно истеричной девице, а подумать о деле. О предстоящей битве. Об уже начавшейся битве. Неожиданно и совсем не так, как предполагал Дипольд, начавшейся, но разве это что-то меняло? Ничего. Как и то, что враг пока недосягаем. Пока…

Похоже, осажденные добились своего! Укрепления напротив крепостных ворот – срыты начисто, бомбарды, способные задержать врага – уничтожены, авангард остландского войска перебит и разогнан. Справа и слева от широкой бреши в осадном валу бушует пламя, препятствующее фланговому обстрелу. Уцелевшие нидербуржцы в панике бегут с передовых позиций на обоз. А внизу, в лагере царит смятение.

Идеальный момент для вылазки и решительного удара по ошеломленному противнику. И вылазка будет непременно. Должна быть, по всем правилам воинского искусства.

– Стоять! – жутко, по-звериному, взревел Дипольд Славный.

Бросил коня вперед – навстречу бегущим. Обезумевшим, оглохшим, ослепшим от страха.

– Назад, песье отродье! На-зад!

Ни стоять, ни поворачивать назад никто, однако, не собирался. Пфальцграфа не замечали и не слышали.

Дипольд рванул из ножен меч.

– Назад! Изрублю!

Это были не пустые слова. Гейнский пфальцграф Дипольд Славный не имел привычки бросаться словами впустую.

Длинный рыцарский клинок опустился на шею пробегавшего мимо человека. Судя по отсутствию доспехов и оружия – простолюдина, подневольного арбайтера. Как тот ни вжимал голову в плечи, но…

Влажный чавкающий звук, хруст – и голова эта, будто еще одно оберландское ядро, забрызганное красным и оплетенное ветошью колтунистых волос, скачет впереди тела, фонтанирующего кровью и совершающего еще по инерции свои последние шаги.

Раз шаг, два шаг…

Тело без головы споткнулось, рухнуло.

А под руку и под меч пфальцграфа уже попадает еще один беглец. Ландскнехт. Солдат. Но – тоже без оружия. Ну, а раз бросил свое оружие, так какой же ты после этого солдат?!

Этого в сердцах – напополам, от плеча.

Ах, хорошо, ах, славно! – бурлят нездоровая, неуместная, необъяснимая веселая злоба и злое веселье.

Чужая кровь брызжет на доспех, на гербовую котту, на опущенное забрало шлема. А ведь он предупреждал! С самого начала – предупреждал! Убоявшимся и отступившим – смерть!

Ярость и что-то еще переполняют душу. Но с каждым новым взмахом меча – обретают выход.

– Стоять!

И карающий клинок Дипольда вновь возносится вверх. И пфальцграф даже рад поводу рубить хоть кого-то. Хоть за что-то рубить…

– Ваша светлость! Там нельзя! Там бомбарды! Колдовство! Ваша све… – третья жертва пфальцграфа – арбалетчик без арбалета – успел быстро-быстро прокричать на бегу несколько отрывистых фраз, успел поднять на Дипольда расширенные, полные ужаса глаза, успел даже вскинуть руки навстречу свистящей полоске стали.

И осекся на полуслове. И больше ничего не успел. Упал с отрубленными кистями, с расколотым надвое черепом.

О, теперь беглецы видели и слышали Дипольда! Хорошо видели, прекрасно слышали. Понимали, что их ждет. Но все равно – не останавливались. Сворачивали, старались обогнуть стороной страшного всадника с грифоном на груди и с длинным окровавленным клинком в руке. Норовили добежать до обозных повозок, смешаться с охраной и орудийной прислугой, проскользнуть между и увлечь за собой. И – добраться до лагеря. И – дальше. И – быстрее.

– Остановить! – буйствовал Дипольд, нещадно избивая тех, кого мог достать. – Стрелки! Г-товсь! По нидербургским трусам – бе-е-ей!

Ослушаться беснующегося пфальцграфа не посмел никто.

Стрелки из обозной охраны и свиты Дипольда выдвинулись вперед, вскинули взведенные арбалеты, подняли заряженные ручные бомбарды. Защелкали спусковые скобы. Уткнулись фитили в затравочные отверстия. Свистнули в воздухе короткие оперенные болты. Бухнули хандканноны.

Ударил недружный растянутый залп: стрелы вперемежку с пулями. Первый залп остландцев. Не по врагу – по своим, бегущим от врага.

– Бей! – требовал Дипольд. – Остановить! Не пропускать! Никого!

Стрелки отошли. Замелькали копья, мечи, секиры.

Большую часть отступавшей нидербургской пехоты пришлось перестрелять и изрубить, чтобы задержать меньшую. Лишь пара десятков беглецов вняли-таки доводу пуль, арбалетных болтов и отточенной боевой стали. Остановились, растерянно оглядываясь.

– К повозкам! – приказал им Дипольд. – Живо! Быть при бомбардах. Помогать орудийной прислуге. Кто побежит дальше – получит стрелу в спину.

Беглецы растворились среди обозного люда. Вниз, к лагерю не спускался уже никто.

И, слава Богу, что паническая волна не докатилась до стана, не смела и не растоптала его. Там, сзади, внизу, в тесных проходах между большими и малыми шатрами уже закончилась бестолковая суета и намечалось предбоевое шевеленье. Предводители крупных отрядов скликали вассалов к своим штандартам. Благородные рыцари собирали в «копья» и «знамена»[14]14
  «Копье» и «знамя» – малые и крупные подразделения, боевые единицы в феодальном войске. Отряды слуг, оруженосцев и вассалов, подчинявшиеся одному предводителю.


[Закрыть] верных воинов и слуг. Оруженосцы седлали лошадей и помогали синьорам облачиться в доспехи. Рыцарская конница готовилась к сражению. Но когда еще она сможет выступить? Успеет ли до вражеской вылазки?

Счет шел не на минуты даже, на секунды…

Пфальцграф вновь окинул взором разгромленные передовые позиции, горящие осадные укрепления. Глянул на вражеский замок, чьи очертания сейчас едва просматривались сквозь клубы дыма и пыли.

Канонада стихла. Крепость молчала. Дым рассеивался, оседала пыль. Видимо, оберландцы оценивали работу своих бомбардиров.

Что ж, хорошая, надо признать, работенка. Пробитая перед воротами брешь, расчищенный путь, безопасные фланги… Но вот почему крепостные ворота по-прежнему заперты? Почему нет вылазки? Почему Альфред Чернокнижник медлит? Странная заминка. Ничем не оправданная…

Впрочем, раз уж неразумный и нерешительный враг дарит время, грех не воспользоваться этим подарком.

– Развернуть повозки! Распрячь лошадей! Малые бомбарды – к бою! Стволами на замок! – проревел Дипольд.

Малые – потому что все они уже заряжены и могут бить прямо с колес, без лафетов и бревенчатой крепи. И только они способны сейчас встретить рыцарей и големов змеиного графа. Тяжелые орудия, включая грозную «Кунигунду» сегодня, увы, оказались бесполезным грузом. Бомбарделлы, легкие бомбарды и многоствольные рибодекины – лишь на эту слабосильную артиллерию была теперь вся надежда.

– Ма-лы-е! – передавали по обозу, от телеги к телеге, приказ пфальцграфа. – По-во-ра-чи-вай! Рас-пря-гай! К бо-ю-у! На за-а-амок!

Рыцари из свиты Дипольда и обозная охрана руганью, кулаком в латной перчатке, а кое-где – и мечом плашмя подгоняли впавшую в ступор орудийную прислугу. Не отличавшаяся отвагой обозная челядь, тем не менее, хорошо понимала язык угроз, болезненных тычков и звонких шлепков. Дело делалось. Повозки с малыми бомбардами разворачивали. Лошадей распрягали. Кое-где уже дымились фитили в пальниках…

Самый благоприятный момент для вылазки противник бездарно упустил. И что теперь? Кто из оберландцев полезет в рукопашную? Кто рискнет теперь выйти за замковые укрепления и атаковать обоз, до которого не смогли и не смогут достать даже дальнобойные бомбарды Чернокнижника?

Стоп! А действительно ли не смогут?

Или… Все же…

Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах!

Со стен крепости грянул очередной залп. И Дипольд понял: смогут.

Еще как смогут.