Текст книги "Охотники на людей"

Глава 14

Работа была сделана. Хутор – зачищен. Добыча – погружена в тресовозки. Ее оказалось не так много, как рассчитывали хэдхантеры, но все же больше, чем после первого сафари.

Борис был в числе тех, кому достались заветные трес-баллы, однако ни радости, ни удовлетворения он от этого не испытывал. Общаться ни с кем не хотелось. Борис сидел один, в сторонке, привалившись спиной к колесу трес-транспорта. Хэдов поблизости не было, и это его устраивало вполне. Из головы не выходила та девчонка, разбившаяся об асфальт.

– Эй, пятнистый!

Борис вздрогнул. Огляделся. Рядом – никого. Зато над головой в борту тресовозки темнело окошко, забранное решеткой.

Такие окошки предназначались для вентиляции и наблюдения за пленниками во время стоянок. Но через них же дикие тоже могли видеть своих конвоиров. Вот, Бориса и увидели…

– Сколько заработал на этот раз?

Борис разглядел за стальными прутьями знакомое лицо. Ну конечно! Чернявая! Дикарка опять будет капать ему на мозги?

– Заткнись! – шикнул Борис.

И без нее сейчас паршиво. Да и вообще… Разговаривать с пассажирами тресовозок не положено.

Но как же, заткнется такая!

– Что, неудачная охота? – в голосе дикарки послышалась насмешка. – Мало народу настреляли? С личными баллами напряженка? Поэтому ты такой злой, да?

– Слушай, пасть закрой, а! – огрызнулся он.

– А может, уже противно стало то, на что подписался?

Борис скрежетнул зубами. В точку, сучка! В самую точку попала!

– А ведь твоя служба только начинается, пятнистый.

Он молчал. Однако от тресовозки не отходил. Слушал…

– И дальше будет только хуже.

– Откуда тебе знать, как будет дальше? – процедил Борис.

Да, говорить с дикими запрещено, но слова рвались наружу сами. После этой охоты хотелось выговориться. Хотя бы так. Хотя бы здесь. В конце концов, никто из сослуживцев его сейчас не видит и не слышит.

– Я знаю, как будет… – интригующе улыбнулась она.

– У тебя была бурная жизнь, но разве ты была хэдхантером? – фыркнул Борис.

– Не-е-ет, такого грязного пятна в моей биографии не было, – теперь в ее голосе звучало презрение.

Грязного пятна?! Вот сука! Сука-сука-сука! Он сжал кулаки.

– Но мне приходилось общаться с начинающими охотниками, – как ни в чем не бывало, продолжала чернявая. – Они мне многое нарассказывали.

Врет? Нет? А если нет, то…

Борис содрогнулся. Он понял, при каких условиях хэды рассказывают диким то, что те хотят услышать. Хэды – диким, а не наоборот. Такое возможно только если хэдхантер попадает в плен. Бр-р-р! Не дай бог!

– Первые две-три охоты ломают человека, – говорила дикая. – Я имею в виду охотника. И сдается мне, ты сейчас на грани того.

Сочувствие? Издевка? Нет, первого в ее голосе быть никак не могло.

– Что-то случилось, ведь так? – она через решетку старалась заглянуть ему в глаза. – Что-то такое, чему ты совсем не рад, пятнистый. Чего не можешь себе простить. Потому и сидишь здесь один, дерганный весь такой и с кислой миной. Разве я не права?

Права, еще как права! Но кто ты такая, чтобы тебе о таком докладываться? Священник-исповедник? Психолог-мозговед? Батяня-командир? Любящая жена? Верная боевая подруга?

Нет, прозорливая сучка, ты всего лишь…

– Сегодня я подстрелил ребенка… – снова вырвалось само собой. – Девчонку одну.

Какая глупость! Ну зачем?! Зачем он ей-то об этом говорит?

Борис тряхнул головой. Наверное, потому, что так нужно. Сказать хоть кому-то. Не с Ухом же это обсуждать. И не со Стольником.

– Она погибла… – начав говорить, остановиться было трудно.

– Ты бы предпочел, чтобы она выжила, стала треской, а тебе за нее выплатили бы бонус?

Предпочел бы? Да он бы предпочел, чтобы было так. И не в бонусе дело. Не в нем одном, наверное.

– Ей было лет тринадцать или четырнадцать. Вот и все.

Действительно, все. Вот и…

Дикая в тресовозке заткнулась. Но лишь на пару секунд.

– Мне в тринадцать лет поставили клеймо и продали в домашний гарем одного богатенького ставродарского ублюдка. В пятнадцать я убила хозяина. В шестнадцать пахала в городском Коллекторе. А там, под землей, знаешь ли, крысиные нравы. Чтобы выжить, нужно уметь постоять за себя. Наверное, я хорошо дралась. В семнадцать меня заметили и продали в колизей.

«Наверное, выбросившейся из окна девчонки, на самом деле, повезло?» – подумал Борис.

– И кто же научил семнадцатилетнюю соплюшку так хорошо драться, что ею заинтересовались колизейские ребята? – спросил он.

– Нашлись добрые люди, – уклончиво ответила чернявая.

– В Коллекторе-то? – Борис усмехнулся. – А чем ты расплачивалась за их доброту?

Догадаться об этом было не трудно. Молодая симпатичная треска, побывавшая к тому же в секс-рабстве, могла платить только собственным телом.

Дикарка раздраженно фыркнула.

– Не важно чем. Важно, что меня купили колизейские.

– Ну-ну. И часто ты выходила на арену?

– Только один раз.

– А потом? Сбежала? После первого боя?

– Да, – голос дикарки стал тише и глуше.

Неприятные воспоминания? Ну что ж, раз пошла такая пьянка, то давай, подруга, не молчи, выкладывай все… Откровенность за откровенность.

– Как тебе это удалось?

Раньше Борис вообще не представлял, что такое возможно – сбежать из колизея.

– Ты, действительно, хочешь это знать, пятнистый?

– А ты, действительно, можешь рассказать всю правду?

Она размышляла недолго.

– К гладиаторам иногда пускают посетителей, – начала чернявая. – За большие, за очень большие деньги.

– Зачем? – не понял Борис.

– Интимные встречи, пикантные свидания… – дикая скривилась. – Есть любители острых ощущений, которым в кайф поразвлечься с теми, кого завтра ждет смерть на арене. Давняя, между прочим, традиция. К мужчинам-гладиаторам приходят женщины, к женщинам-гладиаторам – мужчины. Хотя иногда бывают и исключения. Ну, разные встречаются извращенцы… Гладиатора заковывают в наручники, чтобы чего не вышло, и оставляют наедине с клиентом или клиенткой в комнате без видеокамер и прослушки. Охрана ждет снаружи.

Борис молча слушал.

– Меня посетил один такой перед боем, – продолжала чернявая. – Думала, озабоченный денежный мешок. Оказалась – нет, не озабоченный. Просто денежный мешок. Бизнесмен, мать его! Он ко мне даже не притронулся. Зато предложил кое-что, от чего глупо было бы отказываться.

– Хотел тебя выкупить? – попробовал угадать Борис.

– Он хотел на мне заработать. Дал две таблетки. Очень дорогие и редкие препараты, как он объяснил. Одна пилюля полностью снимает болевой порог. Другая – мощнейший допинг. Если принять обе перед боем… В общем, у меня были все шансы выжить на арене и оказаться в числе победителей.

– А ему-то с того какая выгода? – не понял Борис.

Из зарешеченного окна раздался нервный смешок.

– Знал бы ты, какие деньжищи он на меня поставил! Участники гладиаторских тотализаторов выкупают у колизейских копии досье на бойцов, изучают их, делают ставки. На меня не ставил никто. А когда неприметный аутсайдер вдруг выходит в фавориты, делаются состояния. Теперь понятно?

Борис кивнул.

– Но те таблетки, которые он тебе дал… Это, наверное, незаконно?

– А кто и как о них узнает? Гладиатор, победивший в боях, никогда не расскажет об истинной причине своей победы. За использование допинга предусмотрено наказание. Причем, наказывают только бойца. Хотя я не удивлюсь, если организаторы боев получают свой процент от подобных неожиданных выигрышей. Тогда и вовсе все получается шито-крыто.

– Так значит, ты победила в том бою и… И что?

– Я не победила, пятнистый. Я приняла только одну пилюлю. Обезбаливающую. В бою подставила голову под удар. Так, чтобы не насмерть, конечно. Но получила свое хорошенько. Притворилась мертвой. Наверное, мой клиент был очень расстроен.

– И тебе поверили? – с сомнением проговорил Борис.

– Вся башка была в крови – почему нет? Потом проверяли ошейником…

Борис вспомнил жуткий шрам на шее девушки.

– Как?

– Как обычно. Включали и жгли шею. В гладиаторском ошейнике вмонтирована быстроразогревающаяся спираль. Как в кипятильнике.

Дикая улыбнулась улыбкой, похожей на оскал:

– Когда тебя палят – запашок еще тот… Но пилюля действовала. Боли я не чувствовала.

– Что было потом?

– Меня вывезли из колизея вместе с трупами. Привезли к Печке.

– Куда? – не понял Борис – к какой еще печке?

– ГМК. Городской мусоросжигательный комплекс. При нем и крематорий тоже есть. Трупы в Ставродаре обычно сжигают.

– Но тебя, как я понял, заживо не сожгли?

– Повезло, – уклончиво ответила она. – Пригодилась вторая пилюля. В общем, я выбралась из города.

– Как? Вылетела через трубу крематория, что ли? Как ведьма?

– Что-то вроде… – хмыкнула чернявая.

Борис понял: подробностей побега он от нее не дождется. Если они вообще есть, эти подробности. Если девчонка не сочиняет.

– Потом, уже за городом начался отходняк, – продолжала она. – Голова, шея. И так, вообще…

Борис поморщился:

– То, о чем ты говоришь, невозможно.

– В этой жизни возможно все, пятнистый. Возможно выбраться из такой ямы, откуда обычно не выбираются. Возможно туда же упасть с самой вершины. Возможно даже люто возненавидеть работу, о которой так мечталось совсем недавно. Разве нет?

М-мать твою! Он и не заметил, как его подцепили на крючок взаимной откровенности. Установили незримую связь и снова заводят непонятный, мутный и скользкий какой-то разговор.

– То, что я замочил дикую малолетку, еще ничего не значит, – угрюмо пробормотал Борис. – Просто с непривычки…

– Значит, еще как значит, пятнистый… – с ласковой ехидцей перебила она. – И именно потому что с непривычки.

– Хватит, – Борис раздраженно мотнул головой. – Я больше не хочу об этом говорить.

– Но все же говоришь. И чего тебе нужно от этих разговоров? Прощения? Отпущения? Понимания?

Нет, ну какого, в самом деле, она ковыряется у него в душе?! Пытается хотя бы так отомстить за свое пленение?

– А чего хочешь ты? Почему цепляешься ко мне, как клещ?

Она помедлила. Немного, самую малость.

Прозвучавший затем ответ оказался неожиданным для Бориса. Более чем неожиданным.

– Потому что мы можем помочь друг другу. И еще неизвестно кто кому поможет больше.

Вот в чем дело! Вот для чего затеян этот гнилой разговорчик по душам! Борис усмехнулся. Не зря все же охотникам запрещено общаться с добычей. Добыча может оказаться хитра и изворотлива. Так что нужно подобрать сопли, встряхнуться, взять себя в руки и не поддаваться на провокации.

– Ты хочешь сказать, что я могу помочь тебе сбежать? – медленно, проговаривая каждое слово, произнес он.

– А я – тебе, – быстро и коротко, словно трехпатронную очередь из автомата, вставила чернявая.

– Че-го?!

Такой наглости Борис не ждал даже от нее.

– Без меня ты сдохнешь в диких землях.

Он даже не разозлился: настолько велико было удивление.

– А с чего ты вообще взяла, что я собираюсь в дикие земли?

В конце-концов, девчонка, вывалившаяся из окна, того не стоит. Подумаешь! Одной дикой больше, одной – меньше. Борис старался себя в этом убедить. Не очень получалось вообще-то, но он очень старался. А депресуха пройдет. Он привыкнет к этой работе. Человек ко всему привыкает. И он настреляет столько баллов, сколько нужно, чтобы не затевать больше подобных бесед. Ни с кем не затевать.

Она вздохнула.

– А если я скажу, пятнистый, что однажды у тебя не окажется другого пути?

Странные намеки. Чернявая словно что-то скрывала. Или нет, скорее, недоговаривала чего-то. Девчонка словно присматривалась к нему и изучала его, прежде чем на что-то решиться. Такое впечатление, будто она знает нечто важное, чего не знает он, однако делиться этим знанием не спешит. Это беспокоило и даже пугало. Зря он вообще ввязался в этот разговор.

– Если я скажу, что тебе лучше пойти со мной, а не с теми, за кем ты идешь сейчас?

Да что за чушь она несет, в самом-то деле?! Борис тряхнул головой. Мысли о малолетке, выпрыгнувшей из окна, его уже не тревожили. Чернявая отвлекла, заставив размышлять о другом и… И теперь он был почти в норме. Странно, но именно дурацкий разговор с пленной дикой отрезвил и привел Бориса в чувство.

– Я уже выбрал свой путь и не вижу причин сожалеть об этом, – сказал он.

– Пятнистый, ты врешь себе или мне?

Борис покачал головой.

– Ни то, ни другое. Я просто не вижу причин верить тебе. Меня предупреждали, что вы, дикие, мастаки вешать лапшу на уши, и, вижу, предупреждали не зря.

Повисла пауза.

– Твое недоверие может выйти тебе боком, пятнистый.

– Глупо доверять дикой, которая спит и видит, как бы со мной расправиться.

Она долго смотрела на него сквозь решетку.

– Знаешь, желания имеют свойство меняться. Одни уходят, другие приходят. А те, что остаются – ослабевают.

– В самом деле? – усмехнулся он.

– Ты ведь сам уже не так сильно хочешь быть хэдхантером?

А если бы даже и так…

– Но я и не настолько ненавижу эту работу, чтобы отказаться от нее.

– А может, ты просто боишься отказаться?

Может быть. Скорее всего. Больше всего на свете он боялся сейчас оказаться среди дичи, спасающейся от охотников. А в этом мире самый верный способ не стать дичью – самому быть охотником. Ну а неприятные мысли, глупые сожаления и душевные терзания – дело проходящее.

Борис шагнул от тресовозки. Правила – правильные. Их придумали не дураки. Охотнику ни к чему общаться с дичью.

За решеткой тяжело и шумно вздохнули. Так вздыхает человек, осознавший свою ошибку и не скрывающий разочарования.

– Да, пятнистый, вижу, ты еще не созрел для серьезных разговоров и важных решений. Жаль. Очень жаль. Когда-нибудь ты будешь готов к этому. Но не было бы поздно.

– Лучше поздно чем никогда, верно? – хмыкнул он.

– Не верно. Желания ведь могут не только слабеть и изменяться. Они могут усиливаться.

– Ты о том, как сильно хочешь меня убить?

– Да. Я сейчас говорю об этом.

– Что ж, спасибо, что напомнила, – хмыкнул Борис. – А то я уж подумал, что меня простили великодушно.

Молчание… Ну и чудесно! Последнее слово в этой беседе осталось за ним. Неприятное чувство, не дававшее покоя после охоты в заброшенном Хуторе, как-то само собой развеялось. Жизнь продолжалась.

Возле командирской машины толпится народ, и Борис поспешил туда. Потребность в одиночестве пропала. Сейчас, наоборот, ему нужно было общество таких же, как он.

Судя по всему, намечалось собрание хэдхантеров и лучше быть там, с охотниками. Да, там – лучше, спокойнее и безопаснее.

Чем здесь, с дичью.

Глава 15

– Три с половиной десятка голов, – Стольник, окруженный пятнистыми фигурами, подводил итог охоты. Особой радости в его словах не слышалось. – И это с учетом диких, настрелянных на сафари.

– Негусто, – к взводному протолкнулся Ухо. – Я бы даже сказал – очень негусто.

Борис был согласен с сержантом.

– Странно, что дикие прутся в буферку небольшими группами, – добавил Ухо.

Действительно, это более чем странно. Раньше, насколько знал Борис, такого не случалось. По крайней мере, на их Хутор нападали более многочисленные отряды.

– Любой странности есть объяснение, – задумчиво произнес Стольник.

– Ладно, по фиг! – беззаботно махнул рукой Ухо. – Если посмотреть с другой стороны, так нам здорово повезло. Рейд только начинается, мы еще не выехали из буферки, а уже кое-что настреляли.

– Да, рейд только начинается, – вяло, без энтузиазма согласился взводный.

Борис насторожился

– Но вот как он продолжится? – произнес Стольник. – И чем закончится?

– Ты что-то знаешь? – быстро спросил Ухо.

Взводный кивнул:

– Пока вы зачищали Хутор, я заставил тут кое-кого говорить… – он кивнул на тресовозку.

Как заставил? Кого заставил? Это сейчас хэдхантеров мало интересовало. Всех волновало другое: что удалось узнать командиру.

И все же Стольник счел необходимым внести ясность:

– Мать с ребенком, – сказал он.

Да, Борис помнил. Были такие. Их подстрелила на сафари группа Уха.

– Я забрал пацана у матери и сказал, что больше она его не увидит, если не ответит на мои вопросы.

Значит, обошлось без пыток? Ну да, опытный хэдхантер не станет без надобности портить товар.

– Ну и? – Ухо вперился в Стольника нетерпеливым взглядом.

Остальные ждали молча.

– Она ответила, – сказал взводный. – Рассказала все. И я полагаю, она говорила правду.

Конечно, кто бы сомневался! Ради спасения ребенка, мать скажет все, что от нее требуется. Материнский инстинкт – дело такое. Стольник не случайно выбился в командиры. Тонкий психолог, знаток человеческих душ, тудыж его налево!

– Да не томи, Стольник, выкладывай, – взмолился Ухо. – Что случилось-то? Какого лешего дикие прут в буферку такими маленькими группами? Что это за вторжение?

– Это не вторжение, – покачал головой Стольник. – Дикие спасаются.

– Не понял, – растерянно захлопал глазами Ухо. – От кого?

– А от кого может спасаться дичь? – вопросом на вопрос ответил Стольник. И помолчав немного, добавил: – От охотников. От хэдхантеров.

– От нас что ли? – нахмурился Ухо. – Но как они…

– Нет, не от нас, сержант, – взводный недобро прищурился. – Кто-то еще работает на нашей территории.

– Пираты? – вскинулся Ухо. И выдал длинную непечатную тираду.

Стольник кивнул.

– Диких уже пару недель гоняют по нашему сектору. Самые умные просочились в буферку. Сообразили, что здесь, под Хуторами их будут искать в последнюю очередь. Им просто не повезло наткнуться на нас. Но вот остальные… – Стольник вздохнул. – Остальные теперь нам вряд ли достанутся.

Лица хэдов-старичков помрачнели. Неприятная новость: добыча ускользала в чужие руки.

– И нахрена мы тогда покупали рейдовую лицензию?! – сплюнул Ухо. – Зачем сектор за собой столбили?!

– Не скули, – отмахнулся Стольник. – Что, мы сами мало пиратствовали по чужим секторам?

– Но нас-то не ловили!

– Их тоже за руку не поймаешь. Такое нарушение недоказуемо.

– Да потому что никому не нужны доказательства! – со злостью пробормотал сержант. – Главное, чтоб тресов побольше везли, а откуда они, как и на каком маршруте добыты – всем давно уже по фигу!

– Так-то оно так, – согласился взводный. – Но ведь и нам пустыми возвращаться нельзя.

– Тоже полезем в чужие сектора? – Ухо вцепился взглядом в командира.

Стольник покачал головой:

– Не думаю, что в этом есть смысл. Если соседи шарят у нас, значит, у них самих сейчас – полная задница.

– Ну и че делать-то? – Ухо не отводил глаз от взводного. – Работаем по резервному плану?

Повисла пауза. Хэдхантеры-старички посерьезнели и переглянулись. Взгляды охотников были быстрыми и понимающими. Новобранцы только растерянно лупали глазами. Их в резервные планы группы пока никто не посвящал.

Стольник размышлял пару секунд – не больше.

– Резервный план от нас никуда не денется, – задумчиво проговорил он. – Пираты в чужом секторе вряд ли сунутся дальше буферки.

Борис слушал внимательно, но не понимал, о чем говорил взводный. Ох, неприятное это чувство, когда от тебя утаивают что-то важное, о чем знают другие.

– Ну и что ты предлагаешь, Стольник? – спросил Ухо.

– Сначала проверим сектор. Потом… В общем, потом видно будет.

– А чего там проверять-то? И как проверять? – Ухо был расстроен новостью о пиратах, и, похоже, ему не нравилось задержка с непонятным резервным планом.

– Дикая, – взводный кивнул на тресовозку, – ну, мамаша которая, она рассказала, как найти ее клан. Это не очень далеко от буферки. Группа, которую мы настреляли на сафари, двигалась в авангарде. Клан шел за ними.

– Шел да не дошел, – буркнул Ухо.

– О его судьбе пока ничего не известно, – осадил сержанта взводный. – Может быть, эти дикари станут нашей главной добычей.

– Ну а эти – из Хутора? – Ухо мотнул головой в сторону заброшенного селения. – Они кто такие?

– Их мамаша не знает. Наверное, другой клан. Вернее, то, что от него осталось.

Сержант почесал в затылке.

– М-да, если дикие рвутся в буферку целыми кланами, и если от кланов остаются такие жалкие группки, значит, в секторе совсем паршиво.

– Я хочу в этом убедиться, – сухо произнес Стольник. – Прежде чем переходить к резервному плану, нужно проверить слова нашей мамаши.

Борис подумал, что Стольник стал командиром группы еще и потому, что привык не доверять никому. Даже матери, спасающей собственного сына.

Обсуждение было закончено.

– По машинам! – приказал взводный. – Выезжаем немедленно!

Препираться с командиром никто не стал. Недолгая суета – и через пару минут хэдхантерская колонна уже мчалась прочь от заброшенного Хутора. Теперь уже заброшенного и обезлюдевшего окончательно.

Разведка, снова выдвинулась далеко вперед и скрылась из виду.

– Слышь, сержант! А что это за резервный план такой? – поинтересовался Борис у Уха.

Они сидели на броне, и приходилось кричать, чтобы тебя услышали сквозь рев мотора и вой ветра.

– Узнаешь, – угрюмо отшил его Ухо. – Потом. Когда придет время.

Сержант заглянул в люк к водителю. Рявкнул зло:

– Дистанцию держать!

«Увиливает от разговора», – понял Борис: машина и так держалась в колоне идеально.

Ехать пришлось долго. А из-за нескончаемой тряски, казалось – еще дольше. Но даже самый долгий путь рано или поздно заканчивается.

Разведка доложила, что обнаружила лагерь диких, в котором не наблюдается признаков жизни. Однако Стольник запретил разведчикам самим соваться на опасную территорию и велел дождаться колонны.

Машины прибыли к указанному месту. Остановилась в отдалении. Охотники спешились. Подкрались ближе. Окружили лагерь. Еще полчаса наблюдения ничего не дали. Даже в мощную оптику не было видно никакого движения.

Дикие жили убого и неприметно. Тесные, наскоро вырытые и похожие на звериные норы полуземлянки, прикрытые сверху ветками, низенькие шалашики, штопанные засаленные палатки под цвет сухой травы и грязи… Такие жилища не жалко бросить в случае чего.

Собственно, дикие всегда были легки на подъем. Но окончательно к кочевому образу жизни они перешли, когда охота за живым товаром стала столь же популярным, сколь и выгодным промыслом, а мобильность оказалась единственным спасением от хэдхантерского чеса.

Из-за буферки дикие земли видились необъятными и бесконечными, но на самом деле, они вовсе не были таковыми. Кланы постоянно делили территорию между собой. Теснили друг друга, прихватывали друг у друга кочевья, вступали в конфликты и заключали союзы.

А где-то далеко-далеко, должно быть, проходили другие буферные зоны. Какие-нибудь чужие, забугорные. Неизвестно, что они из себя представляли, но эти кордоны явно препятствовали переселению диких, так что деваться потенциальным тресам, по большому счету, было некуда. А может, они и сами не стремились уходить слишком далеко. Им тоже нужно было соседство с буферкой. Остатки цивилизации всегда сладки. Особенно для варваров.

Вот и крутились дикие кланы кругами, зигзагами, да замысловатыми петлями где-нибудь поблизости, периодически совершая набеги на ничейную территорию, а порой – заходя дальше. В результате этих отчаянных вылазок гибли слабые приграничные Хутора, а буферная зона медленно, но неумолимо расширялась.

Пока у диких было горючее, они передвигались на машинах. Пока был домашний скот и хватало кормов – использовали вьючную и тягловую скотину. Но сейчас обнищавшие, затравленные и обозленные кланы все больше топчут землю пешкарем и перетаскивают нехитрый скарб на собственных плечах.

Как они жили? Чем? Этого Борис не знал. Никто этого толком не знал. Охота, наверное, рыбалка… Ну, собирательство там какое-нибудь, как у первобытных. И, конечно, вечное копошение в мусоре, остающемся от отступающей цивилизации. Ковыряние в былой роскоши человечества, чуть не сдохнувшего от безудержного обжорства. Одичавшие поля и сады, заброшенные Хутора, покинутые города – там всегда можно перехватить что-нибудь полезное.

Доподлинно известно было только одно. Жили дикие хреново. Иначе бы, наверное, не совались, пренебрегая опасностью, на сельхозугодия окраинных Хуторов. Но при этом они все же дорожили своей полуголодной свободой и добровольно сдаваться в тресы не спешили. Впрочем, это-то как раз понятно: жизнь современного раба была еще хуже, чем жизнь современного варвара. По крайней мере, те бедолаги, которым светил трес-ошейник, предпочитали бежать в дикие земли. Да, бежать пытались многие, но немногие туда добирались.

В лагерь диких, казавшийся еще более пустынным и мрачным, чем заброшенный старый Хутор, хэдхантеры вошли одновременно, с разных сторон.

С автоматами наизготовку.

Борис шагал в первых рядах. Впрочем, все новобранцы шли сейчас впереди, создавая некое подобие живого щита для старичков. Стольник опасался засады и, видимо, не хотел терять проверенных ветеранов.

Борис держал указательный палец правой руки на спусковом крючке калаша. Палец левой поглаживал спуск подствольного ампуломета. Могильная тишина, царившая в дикарском стане, пугала больше, чем крики и стрельба в Хуторе. Борис старался вертеть головой на триста шестьдесят градусов. Смотрел. Удивлялся. Запоминал…

На краю безлюдного становища валялась пара мертвых собак – крупные волкодавы с оскаленными пастями. На узких улочках (если так можно было назвать извилистые тропки, петлявшие между землянками, шалашиками и палатками) лежали человеческие трупы. С полдесятка, не больше.

Видимо, эти дикари сопротивлялись так отчаянно, что убить их оказалось проще, чем пленить.

Еще троих мертвецов нашли в центре лагеря. Две старухи и дряхлый дед. Неликвидный товар…

И люди и псы были застрелены. Над раздувшимися трупами роились мухи. В застывшей крови виднелись отпечатки рифленых подошв. На восточной окраине лагеря остались следы от широких протекторов хэдхантерской техники.

Живых в селении не было. А мухи все жужжали и жужжали.

…Еще одно совещание длилось недолго. И снова говорили только Стольник и Ухо. Борис уже понял: реально в группе решения принимают только эти двое. Остальные хэды – так, статисты, массовка на общем собрании. Демократия в отряде была весьма условная. Казачий круг у охотников за головами и трес-баллами не прижился.

– Нас опередили, – хмуро начал Стольник. – Кто-то побывал здесь раньше и притом кто-то из крутых.

– Эт-точно, – скривился Ухо. – Нехилая группка похозяйничала.

Борис внимательно прислушивался к каждому слову. Хэдхантерская работа оказалась не столь простым делом, как он предполагал.

– Судя по следам, у пиратов не меньше двух десятков машин, – продолжал взводный. – И народу вдвое-втрое больше, чем у нас. Это как минимум.

– И что нам теперь, крохи за ними подбирать по сектору? – ощерился сержант.

Стольник покачал головой:

– Крох не будет. Такие после себя не оставляют ничего. Такие выгребают все подчистую. Как здесь.

Взводный окинул взглядом пустой лагерь.

Сержант тоже огляделся.

– Тут можно было бы набрать половину тресовозки, – вслух прикинул он. – А то и целый транспорт забили бы под завязку.

– Вот кто-то и забил! – медленно и тихо процедил Стольник. —

Ухо замолчал, выжидательно глядя на командира. Все сейчас молчали и ждали решения Стольника.

– Ладно, – досадливо махнул рукой взводный. – Может, когда-нибудь и сочтемся с гадами, а сейчас здесь ловить нечего. По сектору шариться тоже смысла не вижу. И гоняться за пиратами, – дохлый номер. Они здесь побывали давно. Не найдем уже.

«Ого! – удивился Борис. – Неужели Стольник, действительно, бросился бы в погоню за превосходящими силами?»

– Возвращаемся к буферке, – приказал взводный.

Возвращаемся? К буферке? Борис встревожился. А как же рейд? А как же трес-баллы? Неужели Стольник удовлетвориться той малой добычей, которую они уже захватили? В это как-то не очень верилось.

– Резервный план? – осклабился Ухо. Вот он сейчас выглядел вполне довольным.

– Да, – ответил Стольник. – Раз такое дело – тоже попиратствуем немного.

Улыбка взводного была сейчас очень похожа на кривой оскал сержанта.

– Номера с машин снять, – бросил он. – Опознавательные знаки – закрыть.

Ухо молча мотнул головой. Несколько старичков кинулись к колонне выполнять приказ командира.

Борис окончательно запутался. Странные приготовления. Без номеров и опознавательной символики, действительно, можно только пиратствовать.

Но о каком пиратстве идет речь, если Стольник распорядился вернуться в буферную зону? Или они теперь будут отлавливать по всей буферке диких, которых спугнули из сектора коллеги-хэдхантеры? И делать это они будут, уже не взирая на границы секторов?

Разведка доложила, что следы конкурентов, разоривших лагерь диких, теряются в заболоченных, изрезанных речушками и ручьями низинах на востоке.

Стольник приказал повернуть на запад.

– Там сейчас больше шансов настрелять добычу, – пояснил взводный.

И, хищно прищурившись, добавил:

– К тому же есть там одна подходящая точка. Давно уже к ней присматриваюсь…

«Что за точка?!» – молча недоумевал Борис.

– Сделаем крюк, потом вернемся на маршрут. Надеюсь, с пустыми руками не останемся, – многообещающе закончил Стольник.