Текст книги "Поцелуй дочери канонира"

XXIII

Джоан Гарленд рыдала. Когда Вексфорд услышал в трубке истеричные всхлипы, он смягчился и вместо того чтобы пригласить Джоан в участок, сказал, что приедет к ней в Брум-Вэлли.

Первый же вопрос инспектора вызвал новый приступ плача – Вексфорд с Вайном опустились в кресла, а миссис Гарленд рыдала, уткнувшись лицом в диванный валик.

Когда Джоан открыла им дверь, Вексфорд сразу обратил внимание на синяки на ее лице. Синяки были старые, они уже проходили, но вокруг носа и рта еще оставались желто-зеленые разводы, а на лбу и под глазами – сизо-черные ссадины. Слезы не могли скрыть этих следов, и это явно не были следы плача.

Где она была? Вексфорд задал этот вопрос, едва они вошли в комнату, и сразу выбил ее из колеи.

– В Америке, в Калифорнии, – давясь слезами, ответила Джоан и рухнула ничком на диван.

Выждав немного, Вексфорд сказал:

– Миссис Гарленд, возьмите себя в руки. Я сейчас принесу воды.

Она резко выпрямилась. Слезы лились ручьями по испятнанному синяками лицу.

– Не надо воды! – сказала она Вайну. – Лучше налейте мне виски. Вон в том шкафчике. А стаканы там. Налейте и себе тоже.

Конец фразы был смазан новым истерическим всхлипом. Она потянулась к объемистой кожаной сумочке, лежавшей на полу, извлекла пачку разноцветных бумажных платков и принялась отирать слезы.

– Простите, я сейчас успокоюсь. Только выпью. Боже, какой удар…

Барри приподнял бутылку содовой, которую нашел в шкафчике, Джоан в ответ яростно замотала головой и глотнула неразбавленного виски. О том, что предлагала выпить и детективам, она тут же забыла, хотя те, конечно, все равно бы отказались. Виски, несомненно, пришлось кстати. Но пила Джоан не так, как обычно пьют спиртное, она будто бы утоляла алкоголем жажду – ту, которую не утолить водой. Виски действовало. Глоток-другой принесли видимое облегчение. Она взяла новый платок и более тщательно промакнула лицо. Вексфорд подумал, что для своих пятидесяти четырех лет она удивительно молодо выглядит. Или, вернее, у нее удивительно гладкое лицо. Даже усталая и побитая, она смотрелась лет на тридцать пять. Только руки были старше – перевитые сеткой жил и вспухших вен.

Джоан была одета в болотно-зеленый шерстяной костюм и увешана бижутерией. У нее были золотые волосы теплого ровного тона, ноги безупречной формы и стройная – едва ли не хрупкая – фигура. Любой назвал бы миссис Гарленд привлекательной женщиной.

Она отпила еще виски и задышала ровнее. Вынув из сумки пудреницу и помаду, занялась своим лицом. Вексфорд видел, что она рассматривает самый большой синяк – под левым глазом. Потрогав его кончиком пальца, Джоан стала его запудривать.

– Миссис Гарленд, мы хотели бы о многом вас спросить.

– Да, конечно. – Она замялась. – Вы понимаете, я же ничего не знала. Не имела ни малейшего понятия. В американских газетах не печатают заграничных новостей – а ведь это для них заграница. Если только война или что-то такое… Там ничего не писали. Я узнала обо всем, только когда позвонила этой девочке, дочке Наоми. – На этом имени у нее задрожали губы. Джоан сглотнула слюну. – Бедняжка. Вот кого надо пожалеть. Нужно было что-то сказать – выразить соболезнования… Но я просто онемела, так меня придавила эта новость. Это меня убило.

Тут заговорил Вайн:

– Уезжая, вы никому не сказали ни слова. Не сообщили ни матери, ни сестре.

– Наоми знала.

– Возможно. – Вексфорд хотел сказать, что Наоми умерла, и они никогда не смогут проверить это заявление, но удержался – не хватало только нового водопада слез. – А теперь не скажете ли вы нам, куда и зачем вы ездили и когда покинули город?

– А это обязательно нужно? – по-детски спросила она.

– Боюсь, без этого мы не обойдемся. И вам, пожалуй, стоит обдумать ответ. Видите ли, миссис Гарленд, вы поставили нас в трудное положение, вот так вот растворившись в воздухе.

– Пожалуйста, налейте мне еще немножко. – Она протянула Вайну пустой стакан. – Да все в порядке, не надо так смотреть. Я люблю виски, но я не алкоголичка. А когда стресс, особенно тянет выпить. Разве это так ужасно?

– Я здесь не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы, миссис Гарленд, – сказал Вексфорд, – а только для того, чтобы вы могли ответить на мои. То, что я к вам пришел – это лишь мое доброе отношение, и я хочу, чтобы вы были в состоянии отвечать. Хорошо?

Он слегка покачал головой, глядя на Вайна, застывшего c видом затюканного слуги со стаканом в руке. Джоан онемела от изумления и возмущения.

– Вот и отлично. Как-никак, дело наше серьезное. Итак, скажите, когда вы вернулись домой и что делали после этого?

– Вчера вечером, – в ее голосе звучала обида. – Вообще-то самолет из Лос-Анджелеса прибывает в Гатуик в половине третьего, но рейс задержали. Таможню мы прошли не раньше четырех. Я собиралась добраться домой на поезде, но слишком устала, так что до самого дома ехала на такси. Приехала около пяти. Опрокинула стаканчик, ну, два, может быть, три. – Джоан сурово посмотрела на инспектора. – Поверьте, мне было нужно. И легла спать. Проспала всю ночь до утра.

– А сегодня утром вы отправились в магазин и увидели, что он закрыт и, похоже, закрыт уже давно.

– Да, так. Я разозлилась на Наоми, да простит меня бог. Конечно, я могла бы у кого-нибудь спросить, позвонить сестрам. Но мне это не пришло в голову, господи, прости меня, я сразу подумала, что Наоми опять забросила бизнес. Ключей у меня при себе не было – я ведь рассчитывала, что магазин будет открыт, – пришлось тащиться обратно домой. Из дому я позвонила Дейзи. То есть звонила-то я Наоми, собираясь разнести ее в пух и прах. И Дейзи мне все рассказала. Бедный ребенок! Ведь ей как будто пришлось снова все пережить.

– Одиннадцатого марта, в день, когда вы уехали, вы навещали мать в интернате “Кейнбрук”. Вы там были с пяти вечера до половины шестого. Расскажите, пожалуйста, что вы делали после этого.

Она вздохнула, кинула взгляд на пустой стакан, который Барри Вайн поставил обратно на стол, облизнула подкрашенные губы кончиком языка и начала:

– Я закончила собирать вещи. Мой самолет был на следующий день, двенадцатого марта. Рейс в одиннадцать, в полдесятого надо быть на регистрации, и я решила, что лучше поехать в Лондон вечером – вдруг утром поезд опоздает? Мне это как-то вдруг пришло в голову, когда я укладывала чемодан. Я подумала – позвоню-ка в гостиницу в Гатуике, узнаю, есть ли места. Места были. Я обещала заехать к Наоми, хотя мы уже решили все дела днем. И бухгалтерию мы в тот вечер проверять не собирались. Наоми сказала, что сама подсчитает НДС. Но я все равно сказала, что заеду – ну, показать, что готова помочь. – Голос Джоан Гарленд задрожал. – Да, в таком роде. Собиралась заехать в Танкред на полчасика, а потом домой за вещами и – на станцию. У меня от дома пять минут ходу до вокзала.

Вексфорд, которому этот факт был известен, ничего на это не сказал. Но Барри Вайн хотел докопаться до сути дела:

– Не понимаю, зачем вам понадобилось уезжать вечером. В этом не было нужды, если рейс только в одиннадцать утра. Ладно, в девять тридцать нужно быть на регистрации, но ведь отсюда на поезде никак не больше получаса езды.

Она искоса обиженно посмотрела на Вайна. Сержант ей явно не понравился.

– Если уж вам так нужно это знать, я не хотела рисковать, не хотела, чтобы утром меня кто-нибудь увидел.

Лицо сержанта Вайна сохраняло непроницаемое выражение.

– Да не напрягайтесь вы так! Это не так трудно понять. Я не хотела, чтобы меня видели с чемоданами, задавали вопросы, да вдруг бы кто-то из сестер позвонил.

– Давайте пока оставим ваше волшебное таинственное путешествие, миссис Гарленд, – сказал Вексфорд. – В котором часу вы отправились в Танкред-хаус?

– Без десяти восемь, – не задумываясь, ответила она. – Я всегда знаю время, я его чувствую. И никогда не опаздываю. Наоми пыталась заставить меня приезжать позже, но это была придурь ее матери. Она оставляла свои просьбы на автоответчике, но я к этому давно привыкла – я не слушаю его по вторникам. Чего ради мне подстраиваться под капризы леди Давины? Боже, зачем я так говорю! Ее нет больше… Вот. Как я сказала, я поехала без десяти восемь. В восемь десять была там. Если точно, в восемь одиннадцать. Я посмотрела на часы, когда звонила в дверь.

– Вы звонили?

– Несколько раз. Я знала, что они меня слышат, знала, что они там. О боже, то есть я думала… думала, что они слышат. – Краска сбежала с ее лица, оно стало белым, как бумага. – Они все уже были мертвы! Это случилось только что, да? Господи!

Вексфорд наблюдал за ее лицом. Джоан прикрыла глаза и сглотнула слюну. Вексфорд ждал.

– В столовой горел свет. Да простит меня бог, я решила, что Наоми сказала Давине, что мы все уже сделали, и Давина сказала: “Раз так, настало время проучить эту женщину – будет знать, как отрывать меня от обеда”. Она была такая, она могла бы такое выдать.

Вспомнив, что за участь постигла Давину, Джоан тут же испуганно прикрыла рот ладонью. Предупреждая новые взывания к богу, Вексфорд быстро спросил:

– И долго вы звонили?

– Я позвонила три или четыре раза, потом попробовала заглянуть в окно столовой, но шторы были задернуты, и я ничего не разглядела. Знаете, я на них рассердилась – ужасно это теперь говорить, дико звучит. Я сказала себе – о’кей, я не стану отираться под дверью – и уехала домой.

– Вот как? Вы приехали в такую даль, и когда никто не открыл дверь после нескольких звонков, вы сразу отправились восвояси? – спросил Вайн и получил в ответ откровенно неприязненный взгляд.

– А что мне оставалось? Ломать дверь?

– Миссис Гарленд, а теперь вспомните хорошенько: не встретилась ли вам на лесной дороге какая-нибудь машина?

– Нет, это точно.

– Какой дорогой вы ехали?

– Какой дорогой? Разумеется, через главные ворота. Я всегда там езжу. То есть я знаю, что есть еще одна, но ею я никогда не пользуюсь. Эта боковая дорожка – всего лишь узкая просека.

– И вы не видели никаких машин?

– Нет, говорю же. Да мне там никогда никто не встречался. Ну, однажды я встретила Джона. Как там его? Габбитас. Но это было несколько месяцев назад, а одиннадцатого марта я точно никого не видела.

– А на обратном пути?

Она покачала головой.

– Никого не встречала и не обгоняла ни по дороге туда, ни на обратном пути.

– А в поместье? Около дома стояла какая-нибудь машина, фургончик или вообще какое-нибудь транспортное средство?

– Нет, конечно, нет. Они всегда отгоняют свои машины… О-о, я поняла, о чем вы говорите… Господи!

– Вы не заходили за дом?

– Не обходила ли я столовую? Нет, нет.

– Вы ничего не слышали?

– О чем вы? Не понимаю, что я могла услышать. Ах, да. Выстрелы. Боже мой, нет…

– И когда вы уезжали, было… Сколько, четверть девятого?

– Я ведь говорила, что всегда знаю время, – упавшим голосом ответила она. – Шестнадцать минут девятого.

– Вы можете выпить еще, если это поможет делу.

Если Джоан Гарленд думала, что Барри Вайн обслужит ее, то она ошибалась. Выразительно вздохнув, она встала и шагнула к шкафчику.

– Вы, конечно же, не будете?

Предложение явно было адресовано одному Вексфорду. Тот покачал головой.

– А откуда у вас эти синяки на лице?

Она сидела на диване, выпрямив спину, поставив ноги на пол и баюкая на коленях стакан с виски. Вексфорд пытался прочесть что-нибудь в ее лице. Смущение ли он видел? Стыд ли? Но в любом случае, непохоже было, что вопрос заставил ее вспомнить о какой-то неприятности или обиде.

– Уже почти прошло, – наконец ответила она. – Почти не видно. Я не ехала домой, пока не убедилась, что они поблекли.

– Их видно, – резко сказал Вексфорд. – Уверен, я ошибаюсь, но это выглядит так, будто вас кто-то хорошенько отделал три недели назад.

– Ну, в дате-то вы не ошиблись.

– Вы должны нам рассказать, миссис Гарленд. Вы многое должны нам рассказать, но давайте начнем с того, что случилось с вашим лицом.

Она заговорила торопливо:

– Я сделала пластическую операцию. В Калифорнии. Я ездила к подруге. Там все это делают. Ну, не каждый, конечно. Подруга сделала – и предложила мне обратиться в ту же клинику. Приехать, остановиться у нее.

Вексфорд перебил ее:

– Вы сделали подтяжку?

Единственный знакомый ему термин из этой области.

– И это тоже, – ответила она недружелюбно. – Еще мне поправили веки и верхнюю губу, кое-что по мелочи. Понимаете, я не могла сделать это здесь. Все бы знали. Мне хотелось съездить куда-нибудь. Где тепло. Вдобавок, если уж вам так нужно это знать, я была недовольна своим лицом. Я привыкла с удовольствием смотреть в зеркало, и вдруг мне перестало нравиться, что я там вижу. Вот так.

Итак, картина моментально начала проясняться. Вексфорд задумался, наступит ли такой день, когда Шейле захочется сделать что-нибудь такое, и к своему неудовольствию понял, что это вероятно. В конце концов, кто станет насмехаться над Джоан, презирать или осуждать ее? Она могла себе позволить эту операцию, и результат, судя по всему, вполне оправдал ее ожидания. Инспектор хорошо понимал ее нежелание сообщать об этом соседям или родным и становиться предметом злых сплетен. И впрямь благоразумнее сразу предстать перед ними с новым лицом, и пусть они объясняют это ее хорошим здоровьем или думают, что время, вопреки обыкновению, иногда может пощадить.

Другое дело – чудаковатая и замкнутая Наоми. Ей-то можно и нужно было все рассказать – оставить на нее магазин, доверить оборону форта. Нет никого лучше Наоми – она и бизнес знает изнутри, и на подтяжку обратит не больше внимания, чем обычно женщины обращают на новую прическу подруги или новый цвет ее волос.

– Не думаю, что вы видели мою мать, – сказала Джоан, – это маловероятно. Но если бы вы ее видели, вы бы поняли, почему я не хочу, чтобы она узнавала обо мне такие вещи.

Вексфорд промолчал.

– Теперь вы закончите меня пытать?

Вексфорд кивнул.

– На время. Мы с сержантом собираемся пообедать, а вам, миссис Гарленд, наверное, не помешает немного отдохнуть. Увидимся позже. У нас временный штаб в Танкред-Хаусе. Приезжайте туда… ну, к примеру, в четыре тридцать.

– Сегодня?

– Сегодня в четыре тридцать, будьте любезны. И еще одно – на вашем месте я бы позвонил Фреду Харрисону. Не стоит садиться за руль, когда выпил больше положенного.

У ворот их встретил новый венок – на сей раз из темно-красных тюльпанов. Их было, как прикинул инспектор, штук сорок, и уложили их так, чтобы на виду оставались только головки, а стебли прятались под ними. По форме венок, лежавший на основе из зеленых веток, напоминал конфету-подушечку. Барри прочел вслух надпись на карточке:

– “И плиты каменные засочились кровью”[24]24
  Уолтер Рэли, “Сонет к королеве фей”.


[Закрыть].

– Все чудесатее и чудесатее, – сказал Вексфорд. – Барри, когда я закончу с нашей дамочкой, я хочу, чтобы мы с тобой поставили один опыт.

Пока ехали до усадьбы, Вексфорд позвонил Доре, чтобы предупредить, что вечером задержится на работе.

– О нет, Рег, только не сегодня! Ты забыл, что сегодня у Сильвии новоселье?

Он забыл. Когда их ждут? Самое позднее в полдевятого.

– Если управлюсь пораньше, к восьми буду дома.

– Я пойду что-нибудь куплю. Шампанского, если ты не присмотрел ничего другого.

– Только подушку из сорока красных тюльпанов, но, думаю, Сильвии больше понравится шампанское. Шейла, конечно, не звонила?

– Я бы тебе сказала.

Лес оживал, светился весенней зеленью. Далеко заметные белые и желтые звездочки цветов усеивали траву под деревьями. Дикий чеснок – жесткие малахитовые стрелки и похожие на лилии соцветья – испускал острый запах. Пронзительно крича, низко под ветвями дуба пролетела пестрая розово-голубая сойка. Мерно падавший дождь наполнял лес тихим шелестом.

Пересекли лужайку и въехали во двор. Дождь внезапно усилился, будто тучи вдруг лопнули. На плитах мостовой на глазах разливались лужи, струи хлестали по окнам машины. Сквозь текучую водяную мглу за ветровым стеклом Вексфорд увидел, что у дома снова стоит машина Джойс Вирсон. Инспектор вдруг почувствовал приближение какой-то беды, но отогнал зловещее предчувствие – пустое, подобные ощущения ничего не значат.

В конюшню он вошел, раздумывая о загадочных букетах, о Джоне Габбитасе, который ни разу не упомянул о своих планах покупки нового дома, о бегстве Харрисонов и о чудной полоумной женщине, которая подслушивает за дверью. Имела ли хоть одна из этих странностей какое-нибудь отношение к делу?

Приехала Джоан Гарленд, и он усадил ее в углу, куда были задвинуты два Дейзиных кресла. Джоан успела положить на лицо слой румян и пудры. Она слегка стушевалась перед Вексфордом, потому что теперь он знал, зачем она ездила в Америку. Опустившись в кресло, Джоан напряженно посмотрела на инспектора и подняла руку к лицу, пытаясь прикрыть самый заметный фиолетовый синяк.

– Гаррет Джонс, Канонир Джонс – знаете такого?

Пожалуй, он стал слишком уж простодушен. Чего он ждал? Что она зальется краской? Или новыми потоками слез? Миссис Гарленд посмотрела на него так, как посмотрел бы он сам, если б его спросили, знаком ли он с доктором Перкинсом.

– Я уже много лет его не видела, – сказала она. – Когда-то знала. Мы были одна компания: он с Наоми и мы с Брайаном, это мой второй муж. Но, говорю вам, Канонира я не видела с тех пор, как они с Наоми разошлись. Правда, пару раз я ему писала – чувствую, вы к этому подбираетесь, да?

– В своих письмах вы убеждали его вернуться к Наоми?

– Это он вам такое сказал?

– А это неправда?

Она на миг задумалась. Ярко-красным ногтем поскребла лоб. Возможно, у нее зачесался незаметный глазу шов.

– И правда, и неправда. Первый раз я писала об этом, да. Наоми, знаете, что-то загрустила, захандрила. Раз-другой она заговаривала со мной о том, что напрасно не постаралась удержать Гаррета. Что угодно было бы лучше такого одиночества, вот я ему и написала. Он не ответил. “Каков душка!” – подумала я. Я поняла, что не очень-то удачно все это затеяла. Слишком поторопилась… Бедняжка Наоми – она не была создана для брака. Да и вообще – для каких-нибудь серьезных отношений. Не подумайте, что она предпочитала женщин, я не о том. Лучше всего ей было в одиночестве – возиться со своими пустяками, своей живописью и всем таким.

– Но в конце лета вы опять написали письмо Канониру?

– Да, но уже на другую тему.

– О чем же?

Сколько раз инспектору приходилось слышать слова, которые она произнесла в следующий миг! Он заранее знал их. То была расхожая формула.

– Это не имеет никакого отношения к делу!

И он ответил, как всегда:

– Позвольте мне об этом судить.

Она вскинулась:

– Я не стану вам говорить! Это некрасиво! Поймите, эти люди умерли, и теперь все это не имеет значения. Просто знайте, что речь не шла ни о каком – как бы это сказать? – насилии или оскорблении. Понимаете, это смешно, и все. Двое этих стариков… Боже, это такие глупости. Я устала. Говорю вам, это никак не связано…

– Я хочу услышать от вас, что было в том письме, миссис Гарленд.

– А мне нужно повидать Дейзи, – сказала она – Я пойду в дом и поговорю с ней. Скажу, как мне жаль… Помилуй бог, я была ее матери лучшей подругой.

– А была ли она – вашей?

– Почему вы все время выворачиваете мои слова наизнанку? Вы поняли, что я имела в виду!

Он понял.

– У меня масса времени, миссис Гарленд, – сказал он, хотя времени у него не было – вечером новоселье Сильвии, где ему нужно быть, даже если небо упадет на землю. – Мы будем сидеть в этих удобных креслах, пока вы не захотите мне все рассказать.

Настала минута, когда ему уже не терпелось узнать, что она пыталась скрыть – независимо от того, насколько это связано с убийством. Своими увертками Джоан не просто разбудила в нем любопытство – она разожгла его до крайней степени.

– Насколько я понял, лично вас это не касается. Значит, стыдиться вам нечего.

– Хорошо, я вам выложу все. И вы поймете, как это некрасиво. Кстати, Канонир и на это письмо не ответил. Отличный отец, правда? Да, в общем, того и следовало ожидать. С тех пор как смотался, ни разу не проявил ни малейшего интереса к судьбе несчастного ребенка.

– Так это касается Дейзи? – Вексфорд воодушевился.

– Да, Дейзи.

– Наоми мне рассказала, – начала Джоан. – Понимаете, надо было знать Наоми, чтобы немного представлять, какой она была. Наивная – не совсем точное слово, хотя это тоже в ней присутствовало. Она была не как все. Отстраненная. Она не замечала, что происходит вокруг. Кажется, я непонятно говорю. Она поступала не как все и, думаю, по сути дела, не знала, как живут люди, и не понимала, когда делали что-то… ну, неправильное, неприличное или даже откровенно гнусное. Так же, как не понимала, когда кто-то поступал умно или необычно или достигал успеха… Вы что-нибудь поняли?

– Думаю, да.

– Она заговорила об этом в магазине. Понимаете, запросто. Как будто речь шла о том, что Дейзи завела нового приятеля или едет с классом за границу. В таком вот тоне. Она сказала – я попробую вспомнить ее точные слова – да, она сказала: “Давина считает, что было бы здорово, если бы Харви переспал с Дейзи. Посвятил ее, как выразилась Давина, стал бы ее первым мужчиной. Потому что он чудесный любовник, и ей не хочется, чтобы у Дейзи было так же, как в свое время было у нее”. Я же сказала вам – это некрасивая история.

Вексфорд понимал, насколько дико все это звучит, но его самого некрасивая история не потрясла.

– И что вы ответили Наоми?

– Погодите. Еще не конец. Наоми сказала дальше, что дело в том, что сама Давина уже слишком стара для… наверное, нет необходимости произносить вслух? В смысле – физически. Понимаете? И это ее беспокоило – она якобы сама в этом признавалась, – потому что Харви-то был еще молодым и полным сил мужчиной. “Фу, – подумала я, – какая мерзость”. Очевидно, Давина и вправду думала, что это понравится обоим, и они с Харви тут же подступили с этим к девочке. Сначала Давина рассказала ей свой замысел, и в тот же день Харви вроде как подкатил…

– Что же Дейзи?

– Насколько я могу представить, велела ему убраться. Наоми так рассказывала. Видите ли, Наоми нисколько не возмущалась, ничего такого. Она только сказала, что Давина всегда была помешана на сексе, но ведь нужно понимать, что не все такие, как она. Да, Наоми вела себя совсем не так, как вела бы себя я, если бы такое произошло с моим ребенком – ну, если бы он у меня был. Она сказала просто, что это дело Дейзи – так, будто мы с ней не сошлись во мнении по какому-то рутинному вопросу – например, выставлять ли в галерее одежду. Я вскипела. Наговорила много всего о том, в какой морально опасной ситуации девочка оказалась, да, впрочем, все впустую. Тогда я отправилась прямо к Дейзи. Перехватила ее на выходе из школы. Сказала, что у меня сломалась машина, и попросила подвезти домой.

– И обо всем с ней говорили?

– Она посмеялась, но было видно, что ей… в общем, противно. Харви ей никогда не нравился, и теперь она, как мне показалась, полностью разочаровалась в своей бабке. Дейзи много раз повторила, что не ожидала такого от Давины. Она рассказала мне все без всякого смущения, она была очень мила – она вообще милая, – и оттого вся эта история почему-то выглядела еще гнуснее. Они собирались все вместе ехать куда-то на каникулы, и это не давало мне покоя. Я не знала, что предпринять. И все время представляла, как старый Харви… как он насилует Дейзи. Глупо, конечно, я знаю – все же не думаю, чтобы он был на такое способен. Кем бы ни были эти люди, это не их стиль.

Вексфорд не вполне понял, о каком стиле она говорит, но не стал перебивать. Джоан Гарленд, увлеченная и возбужденная рассказом, оставила недавние смущение и скрытность.

– Они вот-вот должны были вернуться, когда я столкнулась с этим парнем, Николасом – Вирсон, так, кажется, его фамилия? Я знала, что он что-то вроде ухажера у Дейзи – то есть был к этой роли ближе других. И я подумывала, не рассказать ли ему. Слова рвались у меня с языка, но он же такой надутый осел… Я представила, как он побагровеет и будет возмущенно восклицать… И не сказала. А сказала Канониру – послала ему письмо. В конце концов, ведь он ей отец. Я думала, в такой ситуации даже этот негодяй Гаррет не сможет не вмешаться. Но я, конечно, ошиблась. Ему было совершенно плевать. Оставалось надеяться только на Дейзи – на ее здравый смысл. Она ведь была уже не ребенок – в семнадцать-то лет. Но этот Канонир – да какой он, к свиньям, отец?!

Согласно желтым страницам, только в одном Кингсмаркэме проживало семь оружейников – пять в Стовертоне, и три в Помфрете, а еще двенадцать набиралось по окрестным деревням.

– Это просто чудо, что у нас еще остались какие-то звери в лесах, – сказала Карен Малэхайд. – А что мы, собственно, ищем?

– Того, у кого подрабатывал, у кого научился перенарезать стволы и у кого брал инструменты Кен Харрисон.

– Вы шутите, сэр, или как?

– Боюсь, что да, – ответил инспектор Бёрден.