Текст книги "Ответственность за финансирование терроризма: уголовно-правовое и криминологическое исследование"

А.В. Петрянин
Ответственность за финансирование терроризма. Уголовно-правовое и криминологическое исследование

© Богомолов С. Ю., 2018

© ООО «Проспект», 2018

Введение

Отсутствие в современном праве эффективных механизмов и методов противодействия финансированию терроризма порождает резкий всплеск как самого терроризма, так и деяний, сопряженных с ним, ставящих под угрозу не только безопасность конкретного государства, где они совершаются, но и всего мирового сообщества.

В настоящее время противодействие финансированию терроризма – это одна из наиболее актуальных стратегических задач, стоящих как перед Россией, так и перед всем цивилизованным миром.

Это подтверждается следующими факторами:

– во-первых, потребность активизации борьбы с финансированием терроризма закреплена в руководящих документах страны, определяющих стратегию дальнейшего развития государства и обеспечение безопасности Российской Федерации. Так, Концепция противодействия терроризму в Российской Федерации, Стратегия национальной безопасности Российской Федерации, Послания Президента России Федеральному Собранию РФ ставят задачи по повышению качества противодействия финансированию террористической деятельности, что предопределяет потребность в научном осмыслении данной проблемы;

– во-вторых, изучение современных статистических данных о состоянии преступлений террористической направленности в целом и финансирования терроризма в частности показало существенный их прирост. Это позволяет сделать вывод о том, что эти деяния по своему количественному и качественному уровню принимают угрожающую форму;

– в-третьих, в процессе межгосударственного сотрудничества осознана потребность в консолидации усилий в области противодействия терроризму и его финансированию. Так, в ноябре 2015 г. под эгидой Российской Федерации создана коалиция в области противодействия экстремизму и терроризму на территории стран СНГ. Совершенствование сотрудничества в области предупреждения преступлений террористической направленности с зарубежными государствами, а также внутригосударственной системы свидетельствует о том, что угрозы этих деяний будут не только сохраняться, но и расти;

– в-четвертых, учитывая глубокую экономическую составляющую финансирования терроризма, актуализируется вопрос подрыва экономических основ организованной преступности террористической направленности;

– в-пятых, переход ряда международных террористических организаций (ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусра» и др.) на самофинансирование указывает на укрепление их позиций и одновременно выступает фактором, влекущим рост совершаемых ими деяний.

Еще одним веским аргументом, подтверждающим актуальность проведенного исследования, служат изменения, внесенные в ст. 205¹ УК РФ «Содействие террористической деятельности» Федеральным законом «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части установления дополнительных мер противодействия терроризму и обеспечения общественной безопасности», положения Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 3 ноября 2016 г. № 41 «О внесении изменений в постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 февраля 2012 года № 1 «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности» и от 28 июня 2011 года № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности», а также принятый в 2016 году Федеральный закон «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации», заложившие новые признаки финансирования терроризма и механизмы противодействия ему.

Представленные выше факторы не являются исчерпывающими, однако именно они в большей степени и обусловливают потребность как в совершенствовании национальных механизмов уголовно-правового и криминологического противодействия финансированию террористической деятельности, так и практики применения положений Уголовного кодекса РФ в данной области, требующих глубокого доктринального обоснования.

Вышеизложенное доказывает актуальность заявленной темы и подтверждает необходимость проведения комплексного уголовно-правового и криминологического теоретико-прикладного исследования.

Монография включает в себя введение, три главы, объединяющие десять параграфов, а также заключение, список использованных источников, список иллюстративного материала и приложения[1]1
  Основной задачей проведенного исследования является разработка уголовно-правовых и криминологических механизмов противодействия финансированию террористической деятельности. По этой причине работа объективно перенасыщена таким термином, как «противодействие», без использования которого невозможно выразить научную и концептуальную особенность проведенного исследования. Учитывая данное обстоятельство, а также отсутствие в русском языке достаточного количества синонимов слова «противодействие», считаем методологически допустимым использовать термины «борьба» и «предупреждение» как синонимичные (при этом автор осознает частично иную содержательную (семантическую) сторону данных терминов). Данный прием также будет использоваться при употреблении таких понятий, как «финансирование терроризма» и «финансирование террористической деятельности».


[Закрыть].

Глава 1
Ретроспективное и сравнительно-правовое исследование ответственности за терроризм и его финансирование

§ 1. Гносеологические основы становления и развития ответственности за терроризм и его финансирование в России.[2]2
  В данном параграфе использована ранее опубликованная статья Богомолова С.Ю. Ретроспективный анализ дифференциации и индивидуализации ответственности за преступления террористической направленности в дореволюционной России // Дифференциация и индивидуализация ответственности в уголовном и уголовно-исполнительном праве: материалы Междунар. научно-практ. конф. (11 января 2015 г.). Рязань: Академия ФСИН России, 2015. С. 205–212; статья Богомолова С.Ю. А нужен ли компромисс с террористом // Компромисс в праве: теория, практика, техника: сборник статей по материалам Международной научно-практической конференции (Н. Новгород, 29–30 мая 2014 г.): в 2 т. / под общей ред. В.А. Толстика, В.М. Баранова, А.В. Парфенова. Н. Новгород: Нижегородская академия МВД России. 2014. Т. 1. С. 220–224.


[Закрыть]

Учитывая, что финансирование терроризма – это лишь составная часть террористической деятельности, которая не может существовать без самого террора, считаем целесообразным рассмотреть гносеологические предпосылки возникновения и развития ответственности за деяния, содержащие в себе признаки этого сверх общественно опасного явления. Изучение становления и развития права, доктрины в области противодействия преступности через призму исторического толкования выступает в качестве эффективного средства понимания современной правовой системы[3]3
  См.: Таганцев Н.С. Курс уголовного права. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1874. Вып. 1. С. 21.


[Закрыть], что и подчеркивает необходимость проведения такого исследования. Выявление концептуальных признаков, раскрывающих сущность терроризма, на различных исторических этапах развития российской государственности позволит выработать направления по дальнейшему совершенствованию национального антитеррористического законодательства, в том числе и в вопросах борьбы с финансированием терроризма. Актуализирует необходимость проведения ретроспективного исследования и отсутствие в современной науке единого мнения о времени возникновения терроризма[4]4
  Богомолов С. Ю. Ретроспективный анализ дифференциации и индивидуализации ответственности за преступления террористической направленности в дореволюционной России / С. Ю. Богомолов // Дифференциация и индивидуализация ответственности в уголовном и уголовно-исполнительном праве: материалы Междунар. научно-практ. конф. (11 января 2015 г.). Рязань: Академия ФСИН России, 2015. С. 205–212.


[Закрыть].

Первая группа ученых отождествляет этот момент с закреплением в национальном законодательстве однокоренных дефиниций[5]5
  См.: Максина С.В. Терроризм: криминологические и уголовно-правовые аспекты: дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2003. С. 74.


[Закрыть]. Определяя дискуссионность такого подхода, полагаем, что он может ассоциироваться лишь с зарождением самостоятельного направления юридической техники, давшего начало использованию в нормотворчестве однокоренных с террором понятий. Например, в России понятие террора впервые было закреплено в Постановлении Совета Народных Комиссаров от 5 сентября «О красном терроре»[6]6
  О красном терроре: постановление Совета народных комиссаров от 5 сентября 1918 г. // Собрание узаконений РСФСР. 1918. № 44. Ст. 533.


[Закрыть]. Однако само рассматриваемое явление зародилось намного раньше, что и будет нами представлено, а также аргументировано в этом параграфе.

Согласно следующему подходу зарождение терроризма как самостоятельного феномена связано с Французской революцией 1793 года. В частности, представители якобинской диктатуры, установившейся на тот исторический момент во Франции, ввели в оборот слово «террор», употреблявшееся ими при характеристике публичного захвата власти[7]7
  См.: История Французской революции / пер. с англ. Ю.В. Дубровина и Е.А. Мельниковой (ч. 1). М.: Мысль, 1991. С. 27; Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь: в 86 т. М.: Терра, 1890. Т. 65. 1993 (репринтное издание). С. 69–80.


[Закрыть].

Предлагаемая точка зрения интересна тем, что она открывает этап зарождения и использования понятия «террор» в мировой научной и законодательной практике. Однако, по нашему мнению, это лишь констатирует переход рассматриваемого явления на новый уровень, в рамках которого была предпринята попытка систематизировать его признаки и дать название.

Поскольку террористическая деятельность уходит своими корнями в глубокую древность, в доктрине сформировалось мнение о том, что терроризм выступает в качестве неотъемлемой части борьбы за власть, и поэтому его зарождение связывается с моментом появления института государственности[8]8
  См.: Сорока Е.Ю. Особенности и тенденции эволюции современного терроризма: дис. … канд. юрид. наук. М., 2006. С. 65; Новикова Г. Сильная стратегия слабых // Власть. 1999. № 12. С. 55.


[Закрыть]. Это наиболее распространенная точка зрения. Именно поэтому к ранним формам противоправной деятельности, содержащей в себе признаки терроризма, целесообразно относить деяния, направленные на свержение власти и убийство политических лидеров.

В целом разделяя вышеназванный подход, который на соответствующих исторических этапах обретал и правовое закрепление преступлений террористической направленности (и Россия также не стала исключением), хотелось бы подчеркнуть, что возникновение терроризма следует связывать с образованием государств и разделением общества на классы.

Институт государства породил легализацию власти меньшинства над большинством, приносящей материальные выгоды и дающей возможности достижения целей всеми средствами, доступными на конкретном историческом этапе. Это обстоятельство стало причиной появления несогласных с политикой меньшинства, стоящего во главе государства.

Желание овладеть властью оправдывало любые средства, применяемые террористами, например, такие как взрыв, поджог, убийство и иные общеопасные способы. Использование радикальных методов противостояния усиливало позиции террористов, подрывая при этом авторитет правящих сил и безопасность государства.

Например, П.А. Кропоткин считал, что терроризм в России был порожден политической борьбой, происходящей на конкретном историческом этапе: «Он жил и умер. Он может вновь воскреснуть и вновь умереть»[9]9
  Кропоткин П.А. Записки революционера. М.: Мысль, 1990. С. 266.


[Закрыть]. Именно поэтому российский террор имеет свою историю, неразрывно связанную с историей государства в целом, а также особенностями общественного и государственного развития. Он всегда сопровождался огромными масштабами применяемого насилия.

По мнению же А.А. Королева[10]10
  См.: Королев А.А. Террор и терроризм в психологическом и идеологическом измерении: история и современность. М.: Московский гуманитарный университет, 2008. С. 10.


[Закрыть], история террора в России связана с жизнью революционеров, так называемых «бомбистов», использующих насилие для достижения своих целей[11]11
  К «бомбистам» относились организации или личности, достигающие своих целей путем систематического использования насилия. К таким относят Дмитрия Каракозова, выстрелившего в Александра II; Веру Засулич, стрелявшую в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова, организацию «Народная воля» и др.


[Закрыть].

Учитывая вышеизложенные обстоятельства, следует констатировать, что «террор» всегда имеет политический оттенок и особым образом проявляется в периоды обострения политических и социально-экономических противоречий. Именно поэтому рассматриваемое явление можно обозначить как фундаментальную проблему, существующую на протяжении всей истории развития человечества.

Первые проявления терроризма в древнерусском государстве совпали с возникшей после смерти Владимира Святославовича борьбой князей за власть. Противостояние наследников породило народные восстания, подорвавшие авторитет Киевского княжества и усилившие власть отдельных феодалов.

Чаще всего свое проявление он находил в совершении убийств политических лидеров государства. Так, убийство князей Бориса и Глеба, спланированное их братом Святополком, предоставило ему возможность стать главой княжества[12]12
  См.: Калинин Г.С., Гончаров А.Ф. История государства и права СССР. М.: Юрид. лит., 1972. С. 77.


[Закрыть].

На том историческом этапе под охрану закона во главу угла ставились интересы государства. Именно поэтому в основной своей массе наказуемыми были деяния, причиняющие ущерб правящему классу. К ним относились: измена, восстание против князя, переход на сторону врага. Подчеркивая высокую общественную опасность преступлений, посягающих на государственную власть, законодатель рассматриваемого исторического периода установил наиболее суровый вид наказания за их совершение – смертную казнь[13]13
  Российское законодательство X–XX веков: в 9 т. М.: Юрид. лит., 1984. Т. 1: Законодательство Древней Руси. С. 287.


[Закрыть].

На основе вышеизложенного можно сделать вывод, что уже в то время преступления, содержащие в себе признаки терроризма, приняли огромный размах и причиняли серьезный ущерб наиболее значимым ценностям и благам. Но тогда еще не существовало совершенной правовой базы, регулирующей эту сферу отношений, поэтому единственным вариантом предотвращения негативных проявлений было ужесточение ответственности.

Хотя правовые акты периода до XVI в. содержали определенную регламентацию таких деяний, более совершенные законодательные решения в области противодействия антигосударственной преступности приходятся на эпоху развитой государственности.

Уже в Русской Правде можно усмотреть закрепление признаков деяний террористической направленности. Так, Краткая редакция Русской Правды в ст. 19 устанавливала ответственность за убийство княжеского подданного[14]14
  См.: Чернявская Т.А. Русская Правда (с комментариями): учебно-методическое пособие. М.: Изд-во Гуманитарного института, 1995. С. 6.


[Закрыть]. Отдельной уголовно-правовой охране были подвержены и лица, не являющиеся представителями княжеской власти, но находящиеся от князя в непосредственной зависимости[15]15
  Ст. 22 Русской Правды Краткой редакции устанавливала ответственность за убийство княжеского тиуна (слуги князя, бояре, лица, занимающие государственные административно-хозяйственные должности).


[Закрыть]. Схожие нормы имелись и в Пространной редакции Русской Правды, но уже в существенно большем объеме. Так, например, ст. 3 закрепляла аналогичную вышеназванной форму преступного поведения. Однако в отличие от Краткой редакции убийство представителя княжеской власти наказывалось вдвое суровее, чем убийство «простого человека»[16]16
  За убийство «княжеского мужа» – 80 гривен; за убийство «простого человека» – 40 гривен.


[Закрыть]. Этот подход дает нам возможность с уверенностью утверждать о том, что виновный, посягая на жизнь официального представителя княжества, затрагивает и безопасность государства, что и легло в основу такой дифференциации. При этом не только усилилась, но и расширилась ответственность за убийства других представителей княжества, таких как: княжеские слуги, конюхи, приказчики, повара (ст. 11–15 Пространной редакции Русской Правды)[17]17
  См.: Чернявская Т.А. Русская Правда (с комментариями): учебно-методическое пособие. М.: Изд-во Гуманитарного института, 1995. С. 10–13.


[Закрыть]. В рассматриваемых нормах ясно и четко выражены основные принципы феодального права – права привилегий.

Исследование Русской Правды в двух самостоятельных ее редакциях показало происходящие на рассматриваемом историческом этапе социальные и правовые сдвиги в области охраны интересов правящего класса. Основной причиной усиления ответственности за совершение деяний, непосредственно посягающих на государственную безопасность и содержащих в себе признаки террора, стало углубление классовых противоречий.

Следующий этап развития законодательства в области борьбы с преступлениями, содержащими в себе признаки терроризма, был ознаменован принятием Судебника 1497 г. Его отличительной чертой от ранее действующих источников права является четкая кодификация норм в области борьбы с антигосударственными деяниями.

Судебник стал эффективным инструментом легитимной борьбы с проявлениями, ставящими под угрозу становление нового политического образования. Защищая интересы правящего класса, Судебник ввел повышенную ответственность за нарушение феодального правопорядка. Так, в частности, выделялись самостоятельные категории лиц, выступающих против феодального гнета, – «ведомые лихие люди», «крамольники». Крамольники характеризовались совершением преступлений, основанных на политической мотивации и ставящих под угрозу безопасность государства. Ведомые лихие – это лица с заранее сформированным умыслом, выступающие против господствующего класса и совершающие деяния, содержащие в себе признаки душегубства, повторной татьбы, убийство государя, господина или землевладельца, поджог и другие деяния[18]18
  См.: Памятники русского права: Памятники права периода образования русского централизованного государства, XIV–XV вв. / под ред. Л. В. Черепнина. М.: Госюриздат, 1955. Вып. 3: Судебник 1497 года. С. 20.


[Закрыть]. Они обладали принципиально отличающимся друг от друга уровнем общественной опасности, но при этом карались только смертной казнью. До казни в качестве обязательной меры к виновным применялись пытки. Считаем это беспрецедентной мерой по причине применения исключительной меры наказания, не в зависимости от тяжести совершенного преступления, а лишь основанной на характеристике виновного. В данном случае мы соглашаемся с мнением профессора Л.В Черепнина, отметившего, что все это свидетельствовало об усилении классового террора[19]19
  См.: Памятники русского права: Памятники права периода образования русского централизованного государства, XIV–XV вв. / под ред. Л. В. Черепнина. М.: Госюриздат, 1955. Вып. 3: Судебник 1497 года. С. 384.


[Закрыть].

Ярким примером преступлений террористической направленности может быть «крамола», закрепленная в ст. 9 Судебника 1497 г[20]20
  См. Указ. соч. С. 347.


[Закрыть]. Анализируемая норма была включена в Судебник из Псковской судной грамоты[21]21
  Схожее деяние было закреплено в ст. 7 Псковской судной грамоты. Однако ст. 9 Судебника 1497 г. значительно расширяла и дополняла признаки этого деяния.


[Закрыть]. К крамоле относились два принципиально отличающихся друг от друга деяния: измена родине и посягательство на монарха. Причем само посягательство становилось преступным уже на стадии обнаружения умысла, что свидетельствовало о соответствующей расстановке объектов уголовно-правовой охраны и приоритете государственных интересов. Причиной усиления репрессий за выступления против феодального строя стала государственная централизация, характеризующаяся укреплением аппарата власти.

Анализируемый правовой памятник впервые в истории развития Русского государства взял под охрану непосредственно государственную безопасность. Была предпринята попытка определения круга деяний террористической направленности, подчеркнувшая значимость законодательной охраны государственного строя. Причем причиной такой жестокой борьбы за политическую стабильность являлось классовое противостояние, которое усиливалось не только в сельской местности, но и в городе.

Следующий исторический этап развития российского уголовного законодательства был связан с разработкой и принятием Судебника 1550 г. В целом в его основу был положен Судебник 1497 г. Однако основной отличительной его чертой стало усиление ответственности за преступления, содержащие в себе признаки терроризма, по причине обострения классовой борьбы. В качестве основной идеи Судебник определял охрану феодального порядка и господствующего класса. На это указывают следующие признаки, закрепленные в статье 61 Судебника: «государьскому убойце…», «градскому здавцу…», «подметчику…», «коромольнику…»[22]22
  См.: Чернявская Т.А. Законодательные памятники России до 1917 г.: учебно-методическое пособие. М.: Изд-во Гуманитарного института, 1995. Ч. 1. Судебник 1497 г. С. 29.


[Закрыть].

Полагаем, что в основу их криминализации были положены соответствующие мотивы и цели, которые могут быть вычленены исходя из специфики построения объективной стороны. Именно они непосредственно указывают, что посягательства происходят на интересы государственной власти. В отличие от ст. 9 Судебника 1497 г., в рамках анализируемой нормы криминализировались два новых деяния, включенных в вышеназванный перечень деяний. К ним относились «сдача города врагу» и «подмет»[23]23
  Подметчик – клеветник.


[Закрыть].

В рассматриваемый исторический период эта статья представляла собой универсальную, унифицированную норму, берущую под охрану государственную безопасность. В первую очередь об этом свидетельствует безальтернативное наказание, закрепленное в ней, – смертная казнь.

Об актуальности и целесообразности расширения репрессий в отношении лиц, совершающих преступления, содержащие в себе признаки террора, могут свидетельствовать ряд исторических фактов.

Яркий пример – введенная в 1564 г. опричнина Ивана IV. Поход опричников на Новгород в 1570 г. подорвал авторитет власти и создал благоприятные условия для посягательств со стороны противников, в результате чего началась война с Ливонией[24]24
  См.: История России: Полный энциклопедический справочник. М.: Олма-пресс, 2003. С. 28.


[Закрыть].

Проведенный анализ средневекового законодательства приводит к выводу об отсутствии четко сформированного антитеррористического законодательства по следующим причинам. Во-первых, инструменты юридической техники, используемые при разработке нормативных актов, в основной своей массе были построены на принципе унификации, а не систематизации деяний. Во-вторых, террор по своей сути был инструментом государственного управления[25]25
  Яркими примерами могут служить опричнина Ивана Грозного, убийство Бориса Годунова, убийство Лжедмитрия и т. п.


[Закрыть] и поэтому в полном объеме не мог рассматриваться как противоправный.

В рамках Судебника 1589 г.[26]26
  Считается законопроектом, не введенным в действие.


[Закрыть], в целом сохранившего положения Судебника 1550 г., наметилась тенденция разделения деяний по признакам субъекта преступления. Это имело особое значение и при правовой оценке преступлений, содержащих в себе признаки террористической деятельности[27]27
  См.: Рогов В.А. История уголовного права, террора и репрессий в Русском государстве XV–XVII вв. М.: Юристъ, 1995. С. 69.


[Закрыть].

Следующим правовым памятником, устанавливающим ответственность за деяния террористической направленности, стало Соборное Уложение 1649 г. Анализируемый нормативный правовой акт можно назвать первым систематизированным источником права в России, включившим в себя главы, посвященные регулированию конкретных спектров общественных отношений. Перечень норм в нем имел системный характер.

В основу его построения была положена значимость регулируемых правоотношений[28]28
  Схожий прием реализован и в действующем УК РФ.


[Закрыть]. При этом охране государственных интересов придавалось особое значение. Правовое регулирование обеспечения государственной безопасности закреплялось во второй главе Уложения. Так, статьи с первой по четвертую содержали составы государственных преступлений. Полагаем, что расположение норм в Уложении четко дает нам представление о характере и степени общественной опасности этих деяний. С учетом концепции, заложенной в главе 2 Уложения, уголовно-правовой охране были подвержены жизнь и здоровье государя[29]29
  См.: Чернявская Т.А. Законодательные памятники России до 1917 г. Н. Новгород: ВШ МВД РФ, 1995. Ч. 1: Соборное уложение 1649 года. С. 6.


[Закрыть].

О таком приоритете свидетельствовал и момент окончания преступления. В частности, преступным считалось обнаружение умысла на посягательство против жизни или здоровья государя[30]30
  Наказуемость обнаружения умысла впервые закреплена в качестве преступного деяния в Соборном Уложении 1649 г.


[Закрыть].

Статья 2 Уложения включала в себя признаки преступлений, ранее закрепленных в ст. 9 Судебника 1497 г. и ст. 61 Судебника 1550 г. и в отличие от ранее действующих исторических памятников, по аналогии с первой статьей, деяние признавалось преступным на более ранних стадиях его совершения (обнаружения умысла и приготовления к преступлению).

Измена и сдача городов были самостоятельно криминализированы в ст. 3 Соборного Уложения. Поджог двора или города с целью сдачи неприятелю также выделен в отдельный состав преступления. В отличие от простого поджога[31]31
  Ответственность за простой поджог установлена в гл. X ст. 223, 224 Соборного Уложения 1649 года.


[Закрыть], который нес лишь материальное взыскание, совершение вышеназванного деяния не влекло наложения экономических санкций.

Весьма интересна система наказаний за совершение преступлений, содержащих в себе признаки измены. Особые условия его назначения отдельно прописывались в ст. 5 и 6 анализируемого исторического памятника[32]32
  См.: Чернявская Т.А. Законодательные памятники России до 1917 г. Н. Новгород: ВШ МВД РФ, 1995. Ч. 1: Соборное уложение 1649 года. С. 7.


[Закрыть].

Во-первых, впервые в российском уголовном законодательстве деяния, содержащие в себе признаки террора, начали включать в себя и экономические санкции, например, поместье и имущество виновного в полном объеме изымалось в доход государства. При этом их применение стало обязательным, что переводило их в разряд безальтернативных.

Полагаем, что применение этого инструмента стало началом в области подрыва экономических основ преступности террористической направленности.

Во-вторых, в случае пассивного соучастия[33]33
  Лицо знало о намерениях виновного.


[Закрыть] близких родственников в совершении деяния они также подвергались смертной казни, вне зависимости от их возраста.

В целях усиления охраны государственного строя противоправным стало и недоносительство о готовящемся государственном преступлении, вне зависимости от наличия или отсутствия семейно-родственных связей (ст. 19 Уложения).

Все рассмотренные нормы в качестве наказания предусматривали лишь смертную казнь, что указывает на сохранение правовых традиций в области охраны государственной безопасности.

Для укрепления своих позиций власть пошла по пути создания и поощрительных норм. В частности, ст. 15 Уложения устанавливала вознаграждение за убийство или поимку государственного изменника[34]34
  См.: Чернявская Т.А. Законодательные памятники России до 1917 г. Н. Новгород: ВШ МВД РФ, 1995. Ч. 1: Соборное Уложение 1649 года. С. 7.


[Закрыть]. Причем объем «жалования» в законе определен не был и устанавливался по усмотрению государя исходя из полученного имущества, изъятого у виновного.

Самостоятельно наказывались и посягательства на должностных лиц и органы государственного управления (ст. 21 Соборного Уложения).

Подводя итог исследованию Соборного Уложения 1649 г. в области регламентации ответственности за деяния террористического характера, хотелось бы подчеркнуть, что в нем впервые в российском законодательстве была разработана целостная система запретительных и поощрительных норм, направленных на противодействие таким преступлениям. Мы полностью разделяем мнение М. Ф. Мусаелян о том, что именно Соборное Уложение 1649 г. в Средневековье и заложило базу противодействия террористическим проявлениям[35]35
  См.: Мусаелян М.Ф. Террористический акт: уголовно-правовой аспект: дис. … канд. юрид. наук. М., 2007. С. 32–33.


[Закрыть]. Все вышеизложенное дает нам основание констатировать, что Соборное Уложение 1649 г. открыло новый этап развития российского уголовного законодательства в области противодействия терроризму.

Следующим значимым периодом развития российской политики, экономики и права стала реформаторская деятельность Петра I, в том числе и в сфере уголовного судопроизводства. На данном историческом этапе обострялась классовая борьба. Именно по этой причине Петр I усиливал противодействие террору[36]36
  Ярким примером может служить жестокое подавление восстания крестьян под руководством К. Булавина на Дону.


[Закрыть]. Приоритетным в рассматриваемой области стало уголовное право, устанавливающее наиболее суровые наказания за посягательства на царя и основы феодального строя.

По личному решению Петра I, утвержденному указом от 1723 года, все преступления разделялись на две группы: государственные и другие[37]37
  См.: Воскременский Н.А. Законодательные акты Петра I. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1945. Т. 1. С. 129.


[Закрыть].

Артикул Воинский включал в себя три главы, в рамках которых были сосредоточены и систематизированы деяния, посягающие на основы абсолютизма.

Наиболее тяжкими преступлениями, содержащими в себе признаки террора, являлись посягательство на императора, измена и бунт. Лиц, их совершивших, называли «чрезвычайными ворами»[38]38
  См.: Памятники русского права / под ред. К.А. Софроненко. М.: Госюриздат, 1961. Вып. 8: Законодательные акты Петра I. С. 487.


[Закрыть]. При этом обнаружение умысла также признавалось преступным[39]39
  Обнаружение умысла признавалось преступлением в трех случаях. Артикул 19 «Кто умышлять будет царское величество полонить или убить, или учинить ему какое насильство». Артикул 127 «Кто какую измену или сему подобное учинить намерится». Артикул 99 «Многие умыслят к неприятелю перебежать».


[Закрыть].

К виновным в совершении антигосударственных деяний применялась смертная казнь и конфискация имущества как обязательные и безальтернативные наказания.

Следует отметить, что в названном нормативном акте было продолжено развитие поощрительных норм в области противодействия преступлениям террористической направленности. Так, например, лицу, сообщившему о возможных посягательствах на императора, либо о готовящемся бунте или измене, устанавливалось вознаграждение[40]40
  См.: Российское законодательство X–XX веков: в 9 т. М.: Юрид. лит., 1987. Т. 4: Законодательство периода становления абсолютизма. С. 345.


[Закрыть].

Развитие репрессивных методов борьбы с преступлениями террористической направленности характерно и для Морского устава[41]41
  См.: Памятники русского права / под ред. К.А. Софроненко. М.: Госюриздат, 1961. Вып. 8: Законодательные акты Петра I. С. 523.


[Закрыть], что указывает на сохранение концепции, заложенной еще в Соборном Уложении 1649 г. Однако отличительной чертой Артикула Воинского стало закрепление рассматриваемой группы деяний в нескольких главах, что свидетельствует о зарождении нового направления систематизации уголовного законодательства и о переоценке значимости объектов уголовно-правовой охраны. Исходя из названий глав 3, 16 и 17 Артикула, можно сделать вывод о том, что террористические деяния посягали на следующие три самостоятельные группы общественных отношений в сфере: 1) обеспечения безопасности императора (глава 3), 2) государственной безопасности (глава 16) и 3) общественной безопасности и общественного порядка (глава 17).

Дальнейшее развитие и систематизация преступлений, содержащих в себе признаки террора, продолжились в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (в ред. 1866 и 1885 гг.).

Произошедшая переоценка ценностей повлекла за собой разработку нового алгоритма построения уголовного законодательства. На первое место в области уголовно-правовой охраны, как и раньше, были поставлены интересы государства[42]42
  См.: Российское законодательство Х – ХХ веков: в 9 т. М.: Юрид. лит., 1991. Т. 8: Судебная реформа. С. 387.


[Закрыть]. Так, например, ст. 249 Уложения устанавливала ответственность за бунт. Причем, в отличие от одноименных норм, встречающихся в предшествующих исторических памятниках, эта статья содержала ряд признаков, присущих современному понятию терроризма. В частности, конструктивным признаком деяния стало наличие оружия, а также цель совершения деяния (свержение правительства, смена формы правления и изменение основного закона)[43]43
  См.: Таганцев Н.С. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года. СПб.: Гос. типография, 1892. С. 209.


[Закрыть]. Приготовительные действия по организации бунта наказывались отдельно по ст. 250 Уложения[44]44
  См.: Таганцев Н.С. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года. СПб.: Гос. типография, 1892. С. 209.


[Закрыть].

Уложение 1845 года заложило основу принципиально нового направления в области противодействия терроризму и экстремизму. Впервые в уголовном праве России происходит криминализация деяний, содержащих в себе признаки публичных призывов к свержению существующего государственного устройства. По конструктивным признакам, а также по объекту уголовно-правовой охраны ст. 251 и 252 Уложения схожи с закрепленной в сегодня действующем УК РФ ст. 280 «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности».

Считаем это серьезным прорывом в области повышения качества противодействия активно развивающемуся террору на рассматриваемом историческом этапе[45]45
  См.: Богомолов С.Ю. Ретроспективный анализ дифференциации и индивидуализации ответственности за преступления террористической направленности в дореволюционной России // Дифференциация и индивидуализация ответственности в уголовном и уголовно-исполнительном праве: материалы Международной научно-практической конференции (11 января 2015 г.). Рязань: Академия ФСИН России. 2015. С. 205–213.


[Закрыть].

Хотя среди населения антигосударственный настрой и находился на критически опасном уровне, однако наказания за совершение преступлений, содержащих в себе признаки террора, перестали быть безальтернативными. Это стало еще одной отличительной чертой от ранее действующих правовых памятников в области уголовного права. По традиции, к виновным применялась смертная казнь и лишение собственности. Однако смертной казни была введена альтернатива в виде лишения свободы на определенный срок. Считаем это существенным достижением уголовной политики, направленной на возможность частичной индивидуализации и дифференциации наказаний.

Завершая анализ Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., хотелось бы подчеркнуть, что во время его действия террористическая и экстремистская активность требовала от государства принятия ранее неизвестных, нетрадиционных форм и методов противодействия. Включение в уголовное законодательство ранее неизвестных форм преступных деяний, непосредственно затрагивающих безопасность государства, была не только востребована, но и весьма эффективна. Именно поэтому Уложение 1845 г. заложило новые стандарты борьбы с активно развивающимся террором, как в области формирования новых преступлений, так и в структуре наказаний, назначаемых за их совершение.

Уголовное уложение 1903 г., сменившее Уложение 1845 г. было более совершенным. С учетом реализации принципиально нового подхода при систематизации уголовно-правовых норм Уложение в качестве самостоятельных структурных элементов выделяло разделы и включенные в них главы.

Деяния, содержащие в себе признаки террора, присущие современному террористическому акту, были закреплены в главе пятой «О смуте».

Так, например, ст. 123 Уложения устанавливала ответственность за участие в скопище[46]46
  См.: Таганцев Н.С. Уголовное уложение 22 марта 1903 года. СПб.: Библиотечный фонд, 1904. С. 192.


[Закрыть]. Одним из его признаков являлось использование для совершения преступления взрывчатых веществ или снарядов.

Гуманистический подход к наказуемости вышеназванного деяния исключал традиционное применение смертной казни и закреплял лишь срочную каторгу.

Существенным пробелом Уложения 1903 г. в области борьбы с преступлениями террористической направленности, активно набирающим обороты, стало придание им характера деяний, затрагивающих только интересы императора. Именно это и не давало возможности своевременно и эффективно реагировать на возникшие угрозы.

Еще одной отличительной чертой Уложения 1903 г. стал отказ законодателя от применения экономических санкций. Полагаем, что на ранних исторических этапах уже была доказана их эффективность в области подрыва экономических основ преступности, непосредственно затрагивающей безопасность государства, что стало еще одной причиной активизации криминальной активности.

В этот период не только Россия стала заложником террористических группировок. Деяния, содержащие в себе признаки террора, стали выходить на межгосударственный уровень. Развивающиеся революционные движения, использующие для достижения своих целей террористические методы борьбы, потребовали от мирового сообщества переоценки их опасности. Именно поэтому в 1904 году Россия стала участницей международного соглашения[47]47
  Участницами этого соглашения стали Россия, Германия, Австрия, Дания, Румыния, Сербия, Швеция, Турция и Болгария.


[Закрыть] в борьбе с революционными движениями и терроризмом.

Это дало старт новому направлению в области противодействия терроризму, выведя его на принципиально новый, ранее неизвестный российскому праву международный уровень. Полагаем, что подписание вышеназванного соглашения дает нам основание констатировать, что, трансформируясь, террористическая деятельность приобрела признаки международной, транснациональной преступности. Однако дальнейшее развитие международного сотрудничества было прекращено на длительный срок по причине перехода России на иные политические и экономические рельсы.

Смена ценностей и приоритетов породила новый этап развития российского национального законодательства в области борьбы с преступностью в целом. Этот период характеризовался отсутствием кодифицированного законодательства, в том числе и в рамках уголовного права. Это стало причиной роста противоправных деяний. Правовая регламентация ответственности за различные формы посягательств, содержащих в себе признаки террористической деятельности, регламентировалась декретами, обращениями Совета Народных Комиссаров и другими нормативными правовыми актами.