Текст книги "Маленькая голубая вещица"

Я испустила умиротворенный вздох. Теперь мне нужно просто ждать, чтобы узнать, испытывает ли и он ко мне такое же чувство. Я бесшумно встала на ноги и подошла к нему со спины. Он все еще вглядывался в реку и не заметил моего приближения.

Внимательно проверяя все в зеркальце, я встала рядом с местом, на котором он стоял, совместила свой амулет с его амулетом, так что они оказались в одном положении, и почувствовала, как по моей руке пробежало уже хорошо знакомое ощущение покалывания. Задумчивость на его лице внезапно сменилась радостью.

– Привет! Ты проснулась. Я скучал. – Его улыбка растрогала мое сердце.

– Кэллум, не следовало позволять мне спать. Должно быть, тебе было скучно.

– Ты что, шутишь? Да это был, наверное, лучший день в моей жизни! – Он развернулся и попытался крепко меня обнять, но, разумеется, обнял лишь воздух. – Даже если у меня не получается тебя обнять, – сказал он, сияя, – я все равно не могу поверить своему счастью.

Я улыбнулась, внезапно ощутив смущение. Теперь, после того как я наконец смогла дать название своим чувствам, я нервничала. Как будет ужасно, подумала я, если он не чувствует ко мне того же, что и я к нему.

– И для меня этот день лучший в жизни, – призналась я, держа зеркальце так, чтобы видеть его реакцию на мои слова. Она была искренней, бурной, в ней не было даже намека на сдержанность – все его лицо просияло, голубые глаза засверкали в солнечных лучах.

– Правда?

– Что же здесь можно не любить? – спросила я беспечно, процитировав строку из песни и все-таки рискнув сказать это слово. Мое сердце наполнил ужас: наверное, он не чувствует того, что чувствую я, и я совершила жуткую ошибку. Я быстро опустила глаза в землю.

– Алекс, пожалуйста, посмотри на меня! – Его голос звучал хрипло и был полон чувства.

Я подняла зеркальце, так что наши лица оказались рядом. Внезапно я почувствовала надежду.

– Я не хотел пугать тебя и говорить что-то раньше, но сейчас… я вижу, у меня, быть может, все-таки есть основание надеяться… – Я устремила на него вопросительный взгляд. – Надеяться на то, что и ты можешь испытывать ко мне какие-то чувства. – Вид у него был открытый и доверчивый. – Я люблю тебя, Алекс. – И в это мгновение я почувствовала, что мое сердце наполнено до краев.

– Правда? – прошептала я, внезапно ощутив смущение.

– Я люблю тебя. – Он улыбнулся. – Я знаю, все это произошло слишком быстро, и не хочу пугать тебя, но это правда – я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – призналась я. – Я была твоей с той самой минуты, когда увидела в соборе. Просто я поняла это только сейчас.

– О Алекс, прошептал он, – ты не представляешь, что это значит для меня. – Я почувствовала, как по спине пробежал электрический разряд, когда он погладил меня по волосам, и видела в зеркале, как он поцеловал меня в макушку. Как же мне хотелось тоже прикоснуться к нему. Но я отогнала от себя эту мысль, сосредоточившись на том, что у меня уже было. Его чудное лицо лучилось счастьем, мое было также полно восторга.

– Я никогда и не мечтал, что это может случиться, что это вообще возможно, – продолжал он. – Я был бы счастлив и сознанием того, что я люблю тебя, но знать, что и ты любишь меня, – это намного, намного больше, чем я заслуживаю.

– Как ты можешь такое говорить? С какой стати решил, что не можешь иметь кого-то, кто тебя любит?

На мгновение на его лице отразилась тревога.

– Это сложно, но я расскажу тебе все. Я знаю, что должен это сделать.

– Что бы ты мне ни рассказал, это не может быть более странным, чем то, что я пережила за последние дни. И моих чувств к тебе не сможет изменить.

Он немного расслабился.

– Надеюсь, так оно и есть. Но кое-что из того, что я должен тебе рассказать… довольно трудно понять.

Я постаралась придать себе такой уверенный вид, какой только могла:

– Я могу справиться с любой проблемой, если речь идет о тебе. Теперь ты это знаешь. Новым для меня стало только это чувство.

Его лицо рядом с моим в зеркале стало серьезно и печально.

– Ты уверена? Ты действительно хочешь узнать обо мне все?

Я сглотнула. От чего он пытается меня уберечь? Когда я это узнаю, пути назад уже не будет – я не смогу перестать вспоминать правду. Но я любила его и чувствовала, что мне необходимо знать о нем все. Я глубоко вздохнула.

– Я совершенно в этом убеждена. Расскажи мне все. Ведь ты все обо мне знаешь, посему это будет только справедливо. – Я попыталась улыбнуться, но почувствовала, что мои губы дрожат.

– Ну, что ж, тогда я начну, но прошу, прерви меня, если почувствуешь, что не можешь больше слушать. Я это пойму. – Его улыбка была такой же неуверенной, как моя. – С чего мне начать?

Но тут вдруг послышалась громкая музыка – мобильный зазвонил, заставив нас обоих вздрогнуть.

– Как не вовремя, – пробормотала я, взглянув на экран. – Это займет всего ничего. – Я открыла телефон. – Привет, Грейс.

Я изо всех сил старалась закончить разговор побыстрее, но это оказалось нелегко сделать, не показавшись грубой: обыкновенно мы с Грейс болтали по телефону часами. Кэллум вновь начал гладить меня по волосам, и я обнаружила, что пока он делает это, мне трудно отвечать. В конце концов я выключила телефон, пообещав ей рассказать обо всем, когда мы увидимся завтра. По ее голосу было слышно, что она огорчена. Раньше у меня никогда не было от Грейс тайн, но как объяснить все это? Будет гораздо проще оставить всю эту историю при себе. Но я пообещала, что искуплю свою вину перед ней утром.

– Это нечестно – так отвлекать мое внимание. Я совершенно не могла сосредоточиться на том, что говорила. – Я посмотрела на Кэллума, надув губы, и убрала телефон в рюкзачок. Он засмеялся и продолжил ласковое поглаживание. Но на этот раз его нежное прикосновение оказало на меня совершенно иной эффект – не прошло и нескольких минут, как я обнаружила, что у меня перехватило дыхание и пылают щеки. В этот миг я отдала бы все за возможность повернуться и почувствовать, как его руки обнимают меня.

Я открыла глаза и увидела в зеркале: он наблюдает за мной.

– Думаю, будет лучше, если ты прервешься, – задыхаясь, вымолвила я. – Мне кажется, это не доведет до добра ни тебя, ни меня.

– Возможно. Но сейчас ощущаю твою близость острее. Это не то же самое, как когда я дотрагиваюсь до кого-то в моем собственном мире, но теперь я чувствую соприкосновение с твоей кожей. – Он провел пальцем линию по моей руке, и я почувствовала легчайшее прикосновение.

– Ощущение стало сильнее, чем вчера. – Меня пробрала дрожь. – Как ты думаешь, почему?

– Это странно. – Он нахмурился – теперь я уже знала, что сдвинутые брови означают: он в глубоком раздумье. – Может быть, это оттого, что я все больше и больше настраиваюсь на твою волну. А может быть, дело в амулете. Будем надеяться, что так пойдет и дальше. Возможно, к Рождеству я смогу тебя поцеловать.

– Я тоже на это надеюсь, – прошептала я, все еще не решаясь взглянуть на него. При мысли о том, что когда-нибудь я смогу по-настоящему ощутить прикосновение его губ к моим, у меня опять перехватило дыхание. – Но только что, – твердо сказала я, – ты собирался ответить на кое-какие вопросы.

Зависнувшие

– Верно, – сказал он, расправив плечи и глубоко вздохнув. – Спрашивай.

– Давай поговорим об этом. – Я слегка приподняла руку, и амулет заблестел на солнце, а темно-голубой камень вспыхнул.

– С чего же начать? – Его голос звучал так кротко, словно он задал этот вопрос самому себе. – Рассказывать надо много.

– Давай вернемся к истоку. Ты сказал, что этот амулет – что-то вроде устройства связи. Что же он тогда делал в реке?

– Для меня это загадка. Я понятия не имею, как ответить на этот вопрос.

– Ну хорошо, а каким образом ты явился ко мне в видении, когда браслет был на моей руке?

– Думаю, эти два амулета как-то связаны. – Он удрученно вздохнул. – Как бы мне это объяснить, чтобы ты поняла?

Он выпрямился и запустил свободную руку в волосы.

– Наверное, мне следует поведать, что со мной произошло, когда ты нашла его, – начал он. – Я занимался своими делами, когда мою голову вдруг пронзила слепящая боль, и в ней возник образ прекрасной девушки с озадаченным выражением на лице. – Он улыбнулся, а я смущенно покраснела, когда услышала, как Кэллум называет меня прекрасной.

– Затем все прекратилось, и я уже начал думать, что это был сон. Но позже в тот же вечер твой образ снова начал урывками появляться в моей голове. Я не знал, кто ты и как получается, что я тебя вижу, – он на секунду замолк, слегка смутившись, – но я сразу же понял, что мне надо будет это выяснить. Чем дольше я видел твое лицо, тем яснее осознавал: выбора у меня нет – почему-то у меня было такое чувство, будто во мне будет чего-то не хватать, пока я тебя не отыщу. Тогда я не знал, что эти видения приходят к нам обоим. Я знал одно – мне необходимо разыскать тебя, но я не представлял, как смогу это сделать. Неужели, думал я, мне придется целую вечность бродить по улицам, вглядываясь в лица прохожих, в надежде, что наши пути пересекутся?

Но тут, на следующий же день, ты сама явилась в собор Святого Павла и предстала прямо передо мной, как будто знала, что я тебя жду.

– Не виновна, ваша честь. – Я коротко рассмеялась, не желая отвлекать его от рассказа.

– Я не мог поверить своему счастью: стало быть, мне не придется тратить годы на то, чтобы отыскать тебя, – ты сама пришла. Затем ты улыбнулась, и я понял, что ты можешь меня видеть – ты, настоящая девушка из плоти и крови, улыбалась мне! И тогда все остальное стало неважно, захотелось одного – поговорить с тобой. Ведь я так долго не говорил ни с кем из плоти и крови. – Когда он произносил эти последние слова, его голос превратился в тихий шепот.

Он замолчал и невидящим взглядом посмотрел на лес. Неподалеку на траве сидело лисье семейство и глядело на него.

Наконец Кэллум глубоко вздохнул и продолжил:

– Когда я увидел на твоей руке точно такой же амулет, как тот, что ношу я, мне вдруг все стало ясно. Случившееся было неправильно, но ясно. На твоей стороне, в твоем мире, не должно быть этих амулетов. Я был потрясен и не знал, что делать. Потом ты вдруг перестала меня видеть. Я следовал за тобой, пока ты была в соборе, потом пошел к твоему микроавтобусу и увидел на его борту название школы. – Он виновато посмотрел на меня. – Вот тогда я и начал следить. Я последовал за микроавтобусом и…

– Погоди. Каким образом тебе удалось последовать за автобусом? И почему ты просто в него не сел? Ведь тебя бы все равно никто не увидел.

– Ну когда ты можешь проходить сквозь предметы, это значит также, что предметы могут проходить сквозь тебя. Лестницы и стулья мне нипочем, я могу пользоваться и теми и другими, но никакими видами транспорта.

– А, понимаю. Думаю, это логично. Но как ты добрался до школы? Да еще так быстро.

– Когда можешь двигаться по прямой, это делает путь намного более коротким, а я к тому же еще и неплохо бегаю. – И он виновато пожал плечами.

– Могу себе представить, – согласилась я, вспомнив о том, какой он мускулистый. – И что же, оказалось, что тебе известно, где находится моя школа?

– Нет, но на микроавтобусе было написано «Хэмптон», а я знал, где это, так что просто отправился туда, а когда подошел ближе, то почувствовал твой амулет. Я знал, что он где-то рядом, и он вроде как притягивал меня к тебе: ты оказалась идеальным проводником для его энергии. Поэтому-то ты и видишь меня так четко.

Мне было до странности приятно думать, что между моим браслетом и мною, похоже, существует взаимосвязь.

– Но здесь я по-прежнему могу видеть тебя только в зеркале. А в соборе Святого Павла ты стоял прямо передо мной. Как так получилось?

– Точно не знаю, но, возможно, это оттого, что я там вроде как живу, поэтому именно там мое бытие в твоем мире ощущается наиболее сильно. А купол… купол – это особая статья. Возможно, он фокусирует это бытие – и ведь ты находилась тогда прямо под его центром, верно? Но это только моя догадка. Вообще-то, мне известны не все правила.

– Ты живешь в соборе Святого Павла?

Он вздохнул.

– Мне надо столько всего тебе рассказать, ты должна столько всего узнать, чтобы понять… Мне еще никогда не приходилось кому-нибудь это объяснять.

Я постаралась успокоиться, чтобы не выглядеть такой обескураженной.

– Может быть, тебе стоит начать еще раз и сказать мне, кто ты – или кем был – и как оказался в своем нынешнем положении.

Несколько секунд он смотрел на реку, как будто его внимание было отвлечено небольшой флотилией маленьких моторных лодок, проплывающих мимо. Но на самом деле его взгляд был устремлен вовсе не на них – он вспоминал.

– Мне известны только две вещи о моем прошлом, – прошептал он. – Я знаю, что меня зовут Кэллум. Но я не помню никаких других имен или фамилий, не помню, откуда я, сколько мне лет и все остальное, что я, по идее, должен бы был знать. И еще я знаю, что у меня есть сестра. Ее зовут Кэтрин. Ей не так… комфортно, – произнося это слово, он поморщился, – в той жизни, которой мы живем теперь.

– Но откуда же тебе известно, что она твоя сестра, если все остальное неизвестно? – недоуменно спросила я. – И где она сейчас? – Я вдруг ощутила приступ паники – неужели эта не знакомая мне девушка незримо была с нами весь день, слушая наши признания в любви?

– Не беспокойся: она осталась в Лондоне. Она не знает, что я здесь, и, вероятно, это к лучшему. Не думаю, что она бы все это одобрила. Я просто знаю, что она моя сестра, и знаю, что мы с ней были вместе, когда начали эту… жизнь. Но я понятия не имею, откуда мне это известно. – Выражение лица у него стало страдальческое – было видно, ему тяжело говорить об этих вещах. Его взгляд вновь обратился к реке, где к повороту приближалось несколько гребных лодок-восьмерок. Не прошло и нескольких минут, как они двинулись обратно и вскоре превратились лишь в крошечные пятнышки, виднеющиеся вдали. Я смотрела на Кэллума, надеясь, что смогу уговорить его продолжить рассказ.

– Значит, ты не помнишь, как случилось, что ты стал таким, какой ты сейчас? – спросила я наконец.

– О нет, это я помню совершенно точно. Ты уверена, что хочешь знать, как это произошло?

– Я хочу знать абсолютно все, – твердо сказала я. – Я хочу знать, на что способна эта штука, – я подняла руку с браслетом, – хочу знать, что ты представляешь собой теперь, как живешь, короче, все.

– Ты имеешь право узнать все. – Вид у него был печальный, и в его голосе слышалась мука.

– Расскажи мне все с самого начала, все, что ты помнишь, – мягко сказала я. Он глубоко вздохнул.

– Я понятия не имею, кем я был раньше. Когда с тобой происходит такое, из сознания уходит все – твою память словно стирают. – Он снова перевел взгляд вдаль. Я подождала несколько секунд и уже собиралась подтолкнуть его к продолжению рассказа, когда он снова посмотрел на меня.

– Я знаю, что был вместе с Кэтрин, и знаю… – Он замолк и на секунду закрыл глаза. – Я знаю, что она хотела покончить с собой. Мы стояли на мосту Блэкфрайерз, и первое, что я помню, – это то, как я протягивал к ней руки, пытаясь помешать броситься вниз. Раньше я все тщился вспомнить, почему мы с нею были на этом мосту, и даже приходил туда в надежде на то, что смогу что-нибудь вспомнить, но в моей памяти так ничего и не всплыло. Темза там довольно глубока, а ее течение быстро, так что, если прыгнуть в нее во время прилива, шансов остаться в живых нет никаких. Сестра уже стояла за ограждением, и я видел на ее лице отчаяние и решимость. Мне казалось, я сумею остановить ее, оттащить от края моста… но я опоздал. Я помню, как закричал кому-то, чтобы вызвали подмогу, так что мы там были не одни, но я не помню, кто еще стоял на мосту. Я знаю, что прыгнул в воду вслед за ней и поплыл туда, где, как мне казалось, она могла находиться. Я нырнул глубоко в мутную воду и после нескольких попыток действительно нашел ее. Но она схватилась за меня и потащила на глубину. Я пытался вытолкнуть нас обоих на поверхность, но это оказалось так трудно… слишком трудно. – Он снова закрыл глаза и содрогнулся, вспоминая. – Течения были слишком сильны, и я не мог с ними справиться. Мы погружались все глубже и глубже, тьма становилась все более непроглядной. Я понимал, нужно как можно скорее выбраться на поверхность. Но не знал, где она, в какую сторону плыть. Я осознавал только одно – Кэтрин по-прежнему крепко держит меня. Я пытался не поддаваться панике, но чувствовал, что легкие сейчас лопнут. Мое время было на исходе – и я не мог не пытаться отыскать хоть капельку воздуха. Легкие втянули в себя холодную воду, и я почувствовал, как она обожгла меня внутри. – Он на мгновение замолк.

Но несмотря ни на что, я был убежден, что все-таки сумею спасти ее. Ведь она как-никак моя сестра, и я не мог дать ей умереть. Нога на что-то наткнулась, и я ухватился за эту штуку свободной рукой. Кэтрин все так же держала меня мертвой хваткой, так что мне было ох как нелегко цепляться, но я держался, продолжая тащить ее за собой. Внезапно вода стала теплее, как будто мы оказались в каком-то другом течении, и я подумал, теперь мы сможем спастись. Я вдруг осознал, что нас каким-то образом отнесло к самому берегу и что то, за что я держусь, – это старая ржавая лестница. Лестница! Значит, мы спасены! Я пытался подтянуть нас обоих к следующей перекладине, когда мою грудь разорвала страшная боль…

Я была потрясена – это звучало так ужасно. Мое горло сжалось, и по щекам потекли слезы. Он рассказывал мне сейчас, каково это – умирать.

– В глубине моих глазниц вспыхнул яркий свет, и все тело сотрясала неимоверная боль. Затем, когда мне казалось, что хуже уже быть не может, мою голову, словно молния, расколола еще более обжигающая боль, а потом на меня вдруг навалился серый туман.

Когда туман осел, я осознал, что боль прошла. Я плавал в глубине реки. Вода больше не казалась мне холодной, но она была очень мутной, поэтому я почти ничего не видел. Я также осознавал, что Кэтрин по-прежнему сжимает мою руку, но потом эта хватка ослабла.

Он опять сделал паузу, потом горестно посмотрел на меня.

– Тогда я и осознал, что могу без всяких проблем дышать под водой. – Его лицо омрачило воспоминание о пережитой боли. Я потянулась к нему в тщетной попытке утешить.

– Тебе нет нужды рассказывать мне все детали, – прошептала я.

– Нет, дело в том, что тебе легче будет нас понять, если я ничего не пропущу. – Я чувствовала, как он берет себя в руки, чтобы продолжить.

– Я знал, что что-то не так, ужасно не так. Мы не сумели подняться по лестнице, посему, надо полагать, я был трупом, болтающимся в воде, но я чувствовал себя… совершенно нормально. Вокруг меня вихрилась вода, рядом со мной была Кэтрин, и я увидел выражение паники на ее лице, когда мы оказались рядом в илистой воде. Я нащупал ее руку, затем оттолкнулся ногами, чтобы проверить, можем ли мы выбраться на поверхность. Когда наши головы оказались снаружи, я не испытал ни облегчения, ни чувства освобождения. Мы не выкашливали из легких воду, и от пребывания на воздухе нам не стало ни лучше ни хуже.

Я огляделся по сторонам и увидел, что мы все еще находимся рядом с лестницей, поэтому мы поплыли к ней. Вокруг была куча народу, и я ожидал, что кто-нибудь закричит, когда увидит, как мы плывем к лестнице, что нам бросят спасательный круг или пошлют лодку, но нас так никто и не заметил.

Мы с трудом выбрались на набережную, но на нас по-прежнему никто не реагировал, даже пробегающие мимо дети. Я наблюдал за одной из групп людей, когда услышал вскрик, полный потрясения и ужаса. Рядом стояла Кэтрин, и от нее убегала маленькая девчушка.

– Она пробежала прямо сквозь меня! – в ужасе вскричала сестра, и тут к нам подбежала еще одна стайка детей. Они играли в пятнашки и все время уклонялись от рук друг друга и бросались то туда, то сюда. Один мальчик оказался совсем рядом. Я разглядел веснушки на его носу и немного кривоватые зубы, когда он стал смеяться над своими приятелями. Он вдруг повернулся и бросился в сторону, прямо на меня. Я протянул вперед руки, чтобы не дать ему врезаться.

И тут я ощутил странное покалывание, и он оказался за моей спиной, все так же смеясь и бросаясь то в одну сторону, то в другую. Он пробежал прямо сквозь меня, и ему было совершенно невдомек, что я здесь.

Кэллум опять замолчал, вспоминая.

– Тогда-то я наконец и осознал, что уже не… живой. – Он перевел взгляд на меня. – Но я никак не мог понять, кем же я стал.

– Что с нами произошло? – услышал я шепот Кэтрин. – Я хотела умереть, а теперь снова на берегу, и дети не видят и не слышат меня. Что ты сделал? – Ее голос сорвался на визг. – Что ты со мной сделал? Что ты сделал? – Я огляделся по сторонам, но на нас по-прежнему никто не обращал ни малейшего внимания. Я так на нее разозлился. Это из-за нее мы оказались в этой ситуации. Мне захотелось уйти и оставить ее предаваться истерике. Но у меня была только она, а у нее – только я… – Его голос печально затих.

Я протянула руку, чтобы попытаться утешить Кэллума, но ничего не могла ни сказать, ни сделать, чтобы облегчить его боль. И я продолжала беспомощно ждать. Наконец он возобновил свой рассказ.

– Она долго не могла успокоиться, а когда немного пришла в себя, мы принялись бродить. Мы бесцельно брели по городу, не зная, что нам теперь делать. Ни она, ни я не помнили ничего из того, что было до… падения в реку. Кэтрин знала, что хотела умереть, я знал, что пытался ее спасти, и еще знал, что она моя сестра, но кроме этого, мы не знали ничего. Мы не имели ни малейшего представления о том, кем были раньше, где жили и что делать дальше.

Я увидел купол собора Святого Павла и ощутил необъяснимое желание пойти туда. Я не знал, почему меня так тянет внутрь, а знал только, что должен пойти именно туда. Я повел Кэтрин в ту сторону, что было нетрудно, поскольку она почти совсем уже перестала обращать внимание на то, куда мы идем.

Подойдя к собору, мы очутились в гуще толпы. Ощущение было странным – тело пронизывало чувство покалывания, когда сквозь меня кто-то проходил. Я пристально вглядывался в этих людей, но они явно ничего не замечали. Иногда кто-то из них вроде бы вздрагивал, но этим все и кончалось.

К этому времени Кэтрин уже совсем расклеилась. У нее были безумные глаза, и она постоянно бормотала себе под нос, что должна умереть. Я продолжал крепко держать ее за руку, боясь, как бы она не убежала. Толпа еще больше выводила нас из колеи. Чем больше людей проходило сквозь нее, тем больше она заводилась, и, наконец, начала истошно кричать на них. Они продолжали идти, не видя ее и не слыша воплей.

Я пытался удержать сестру, оберегая ее от нее самой, поскольку было очевидно, что другие люди не могут причинить нам никакого вреда. Думаю, это также дало мне какую-то конкретную задачу – я должен был заботиться о ней вместо того, чтобы думать о том чудовищном положении, в котором мы оказались. Я заставил ее остановиться и посмотреть на меня, убедить, что, крича на людей, она своему горю не поможет. В конце концов она немного притихла, и мы стали подниматься по лестнице, ведущей к главному входу в собор. Здесь тоже было многолюдно.

Я помню, как посмотрел на скульптуры, украшающие фасад собора, и подумал: почему же меня так тянуло сюда? – Кэллум улыбнулся этому своему воспоминанию и слегка тряхнул головой. Когда он снова посмотрел мне в лицо, я увидела в глубине его глаз страдание.

– Тогда я и увидел тени впервые, их было не меньше сотни, стоящих на верхней ступеньке лестницы – длинная вереница таких же, как мы.

Я ахнула.

– Как ты смог это определить?

– Они все смотрели на одно и то же – на нас. А ведь с тех пор, как мы вылезли из воды, никто из остальных не удостоил нас даже беглым взглядом. Но еще больше меня потрясло то, что все они стояли совершенно неподвижно, между тем как сквозь них шли и шли туристы. Я сжал руку Кэтрин и показал ей на них, и она бросилась бежать к ним по ступенькам, плача и умоляя бесстрастную вереницу ответить. Она перебегала от одного из них к другому, дергая за одежду и непрестанно крича одно и то же: «Что вы сделали? Что со мной случилось»? Они стояли и терпеливо ждали, когда она утомится и перестанет кричать. Я сначала смотрел, а потом подошел к ней, когда она бессильно опустилась на каменные плиты перед этим рядом незнакомцев.

Они все чем-то похожи друг на друга. У них одинаковые выражения лиц, и хотя одежда оказалась разная, поверх нее все они были одеты в одинаковые плащи с капюшонами. – Он пощупал свой плащ. – У всех них был целеустремленный вид, как будто их объединяла какая-то общая цель, и никому в соборе не было ни малейшего дела до стенаний Кэтрин.

Когда она наконец затихла, из центра вереницы вышел приземистый мужчина и поднял руку, словно для того, чтобы сразу отмести любые наши вопросы.

– Мне жаль, что вы столь многое потеряли, но здесь вы желанные гости, – объявил он. – Среди нас уже много лет не появлялись новые лица. Постарайтесь успокоиться. В том, чтобы вести себя подобным образом, нет никакого смысла.

Я осторожно приблизился к нему, стараясь не показывать страха и, приветствуя его, говорить так твердо, как только смогу. Ко мне он, похоже, отнесся с большим сочувствием, чем к Кэтрин. Позднее я выяснил: он терпеть не может бурные проявления эмоций, так что поначалу мы произвели не очень-то благоприятное впечатление. – И Кэллум улыбнулся мне печальной улыбкой.

Я попыталась улыбнуться в ответ, но у меня не очень-то получилось. Все это было слишком странно, слишком чудовищно и слишком… невероятно. Но он рассказывал это с такой страстью, что я ни на секунду не усомнилась в его словах.

– Эти люди проводили нас внутрь собора и объяснили, что с нами произошло. – Он снова замолчал и посмотрел прямо мне в лицо. – Насколько им стало известно, все они были людьми, утонувшими в реке Флит. Как и мы.

Я уставилась на него непонимающим взглядом.

– Но… но ты же сказал, что бросился в Темзу. И, ради бога, где именно находится эта самая река Флит?

– Именно таков оказался и мой первый вопрос. Флит когда-то была большой рекой, которая текла из Хэмпстеда и впадала в Темзу, но с годами ее постепенно застроили, и теперь на ней стоят здания и проходят дороги. В наше время она почти совсем не видна.

Я продолжала вопросительно смотреть на него:

– Но тогда как же…

– Я понимаю, – перебил он, – все это ужасно чудно. Похоже, вся вода, которая еще течет по реке Флит, вливается в Темзу через водопропускную трубу, находящуюся точно под мостом Блэкфрайерз. Когда я схватился за лестницу и подтащил к ней сестру, я перенес нас обоих из Темзы в более теплые воды Флита, и этого оказалось довольно. – Он опять сделал паузу и посмотрел на меня перед тем, как опустить глаза. – Что-то в этой воде, какое-то ее свойство не дает тебе умереть сразу. Вместо этого ты застреваешь в том чудовищном полубытии, в котором я пребываю сейчас.

Так что мы с Кэтрин не были ни живыми, ни мертвыми, мы просто зависли между двумя мирами. Но хуже всего то, что нам было суждено существовать вечно с тем чувством обреченности, которое мы испытывали, когда осознавали, что тонем. Нечто, содержащееся в водах реки Флит, обрекает нас чувствовать себя глубоко несчастными, до самого скончания времен.

Меня возмутила несправедливость всего этого.

– Но ты же пытался спасти жизнь другого человека. Разве это справедливо?

– Поверь мне, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать этот вопрос. Зато, – тут он неожиданно издал короткий смешок, – все остальные на самом деле жалеют, что я оказался среди них. Похоже, поскольку в тот момент, когда утонул, я был так твердо уверен, что спасусь, я чувствую себя далеко не таким несчастным, как все остальные. Они никогда прежде не имели дела с более или менее довольным Зависшим. И просто не знают, что со мной делать.

– Зависшим?

– Так мы называем несчастных, застрявших в этом нашем полубытии, не находясь ни среди мертвых, ни среди живых.

– Выходит, вы обречены провести вечность, борясь с чувством глубокой несчастности? Неужели у вас нет никакого выхода? – Говоря это, я пыталась скрыть испытываемый мною ужас.

– Что ж, это весьма интересный вопрос, – признал он. – Именно его я задал одним из первых. Ключ ко всему этому вот здесь.

И он поднял руку к моему лицу, чтобы я увидела амулет на его запястье. Камень переливался и играл в солнечном свете.

Я вопросительно подняла брови.

– В твоем амулете? Но как?

– Когда мы познакомились с остальными, они показали нам их. Все время, пока мы с Кэтрин блуждали по городу, амулеты уже надели на нас, мы просто не осознавали этого, потому что они были скрыты под нашей одеждой. – Он замялся. – Их невозможно снять, они не снимаются; я, например, свой даже не чувствую. Он как будто стал частью меня.

Эти слова вызвали у меня приступ паники.

– Значит, и мой амулет сделает то же самое со мной? – прошептала я. – Не следует ли мне снять его, пока я еще могу это сделать?

– Не знаю. – Его голос был тих, и в нем звучала тревога. – Думаю, поскольку ты получила амулет не обычным способом, не так, как мы, с тобой не случится ничего дурного, но этот вопрос я еще не решился задать никому.

Он отвел глаза, как будто не смея встретиться со мной взглядом.

– О, – выдала я вполголоса, удивленная как тем, что он сказал, так и его странной реакцией. Казалось, он что-то скрывает, что-то про амулет. – Так почему же они есть у всех вас? – спросила я. – Вы пользуетесь ими, чтобы общаться с другими Зависшими?

– Да нет. То есть… ну немного; мы чувствуем, когда кто-то из нас рядом. Так остальные узнали, что мы скоро придем к собору. – Он украдкой бросил на меня взгляд, потом снова отвел глаза.

– И это все, что делают амулеты? – подтолкнула его я, проводя пальцем по своему браслету. Сейчас он выглядел безвредным, поверхность камня была спокойна.

По его лицу стало видно, что в нем борются противоречивые чувства. Это явно самый важный вопрос, и было очевидно, что ему ужасно не хочется на него отвечать. Мы несколько секунд просидели молча, пока он боролся с собой. Наконец он откашлялся, словно приготовившись произнести речь.

– Мы пользуемся нашими амулетами… – Он снова замолк, потом, видимо, пришел к окончательному решению. – Мы пользуемся амулетами, чтобы забирать у людей радостные мысли и счастливые воспоминания, – торопливо выпалил он. – Если мы перестаем делать это регулярно… – его голос понизился до шепота, – то впадаем в состояние невероятной тоски.

Он понурил голову, словно ему было стыдно.

Он явно чего-то недоговаривал – то, что он сказал, было совсем не так ужасно. По правде говоря, я чуть не рассмеялась – так нелепо это звучало, – но вид его понуренной головы остановил меня. Стало очевидно, что он считает это очень серьезным.