Текст книги "Чертовски неправильный парень"

Меня не устраивали и мои губы – слишком большие, как мне казалось, привлекавшие внимание, которое я не желала. Я ненавидела то, как они выглядят, когда я улыбаюсь, будто кричат о том, чтобы на них посмотрели. Маска, которую я ношу, выдавала мой дискомфорт. Мое отражение будто насмехалось надо мной: каждая деталь моей внешности угрожала моей уверенности, которую я изо всех сил старалась сохранить.

Когда я посмотрела на свое тело, я увидела неровности и угловатости, которые только усиливали мои недостатки. Шея, которая должна была излучать шарм, заставляла меня чувствовать себя обнаженной, голая кожа была свидетельством моей уязвимости.

Я потянула ткань на талии: все критические высказывания в голове слились в симфонию самоуничижения. Все во мне было неправильно: мои волосы, глаза, губы, тело, каждый аспект моей внешности был объектом для безжалостной критики. Неважно, как сильно я старалась, я не могла заткнуть хор критичных голосов, эхом разносящихся в моей голове.

Дверь туалета открылась, и Мишель, моя лучшая… заклятая подруга неторопливо вошла, источая уверенность, которой мне не хватало. Ее темно-каштановые волосы ниспадали гладкими волнами на плечи, карие глаза, похожие на глаза лани, блестели озорством, а губы были накрашены яркой красной помадой. Черное облегающее платье, в которое она была одета, идеально подчеркивало все ее формы, дерзкий разрез открывал столько, сколько нужно, чтобы произвести впечатление. Она двигалась с грацией, которая завораживала и очаровывала. Ее походка была воплощением уверенности в себе, что всегда привлекало к ней людей.

– Блэйк, – поздоровалась Мишель голосом, который сочетал в себе теплоту и сарказм. Такое могла проделывать только она.

Я оторвала взгляд от зеркала, встретилась с ней глазами, а в груди было дурное предчувствие.

– Привет, Мишель.

Она облокотилась о столешницу: ее глаза пробежались по мне с озорством.

– О, вау, Блэйк. Ты выглядишь… иначе.

Я глубоко вздохнула в ответ на ее комментарий, потому что для нее это было в порядке вещей, стараясь игнорировать ее слова, которые точно в цель ударили по моему и без того хрупкому состоянию.

– Это… приятно слышать, – саркастично ответила я. Рядом с Мишель проявлять слабость было нельзя. Она была подобна акуле, постоянно охотящейся на кровь.

И я была ее любимой целью еще с тех дней, когда мы жили в приюте. Ее удочерили друзья Шепфилдов, и я не смогла отделаться от нее, к счастью или к сожалению.

Ее красные губы изогнулись в лукавой улыбке, взглядом она буравила меня.

– Ну, я никогда не видела тебя с таким большим количеством косметики на лице раньше. Такое ощущение, что ты сегодня очень сильно стараешься произвести впечатление.

Ее хлесткие слова ощущались будто пощечина, и они вновь мысленно отправили меня по протоптанному мной пути самоуничижения. Я отвела взгляд, не в силах встретиться с ней глазами вновь, в то время как узел унижения затянулся на моей груди.

– И это платье… – продолжила Мишель елейным голосом. – Они прислали тебе не тот размер?

Я сжала кулаки: ногти впились в ладонь, мне пришлось приложить много усилий, чтобы справиться с растущим внутри меня чувством злости.

– Ты тоже выглядишь превосходно, Мишель, – процедила я, отходя от зеркала и проходя мимо нее.

Она расслабленно пожала плечами и перевела свой взгляд на идеально накрашенные ногти.

– Не будь такой. Я просто говорю вслух то, о чем все думают, Блэйк. Тебе нужен такой друг.

Сделав глубокий вдох, я наконец встретилась с ней глазами со смесью боли и разочарования, которые кипели на поверхности и которые я тщательно пыталась скрыть.

– Ты права.

Она победоносно взглянула на меня.

Она знала, на какие точки нажать, на какие комплексы указать. У нее все это прекрасно получалось.

Я развернулась к ней, но мое отражение в зеркале, казалось, поддерживало все, что она только что сказала.

Мишель отодвинулась от меня и начала щебетать что-то о мероприятии. Ее голос отдавался далеким эхом в ушах.

Она даже не заметила, как я вышла, стараясь сделать все, чтобы скрыть свои слабости. Я решительно вскинула голову выше и вновь встретилась лицом к лицу с этим гала-ужином.

Кларк удивленно поднял брови, когда я вновь появилась в толпе, и тихо спросил меня, все ли у меня хорошо. Я кивнула, позволила ему взять меня за локоть и повести к нашему столу в центре зала, – рассадка, которая не могла быть еще более давящей. Стол был накрыт белоснежной скатертью и сверкающей в свете люстр хрустальной посудой. Тарелки, на которых лежали тщательно подобранные деликатесы, были поданы, как только мы сели. Они выглядели как произведения искусства. Мягкие тени от свечей танцевали на лицах присутствующих, создавая чарующее волшебство над происходящим. Я даже не сомневалась, что еда будет восхитительной на вкус.

Если я, конечно, позволю себе по-настоящему насладиться ей. Чего я, естественно, не буду делать. Иначе никогда не перестану слышать уколы от Моры.

Когда у всех на столах оказались блюда, Мора поднялась на сцену для своего приветственного слова.

– Леди и джентльмены, уважаемые гости, – ее голос, пропитанный натренированной годами изысканностью, разнесся эхом по всему залу. – Сегодня мы собрались в этом месте не только для того, чтобы отпраздновать нашу дружбу, но и направить все наши силы и коллективную помощь на дело, которое занимает место в сердце каждого из нас, – поддержку детей из малообеспеченных семей. – Каждый ребенок, независимо от его прошлого, заслуживает шанс на светлое будущее, – продолжила она, добавив в голос мягкости для большего драматического эффекта. – Все наши благотворительные организации, помогающие им подниматься по социальной лестнице, – не просто проявление филантропии; это показатели эмпатии, которая объединяет нас как общество.

Я наблюдала за ней со своего места: мои глаза внимательно следили за каждым жестом и выражением лица, сопровождающим ее слова. Она говорила с флером искренности, каждая фраза тщательно вплеталась острой иголкой в полотно ее выступления. Внутренне я постоянно закатывала глаза на каждую банальность и каждую фальшивую и заученную эмоцию, что плескалась в потоке ее речи.

– Наслаждаясь сегодняшним вечером, давайте не забывать о лицах тех, кому наша щедрость приносит благо, – продолжила Мора, ее голос эмоционально поднялся. – Дети, которые мечтают, жаждут и заслуживают шанс освободиться от цепей жизненных обстоятельств, сковавших их.

Мой разум блуждал, а мысли кружились в вихре цинизма, когда я слушала витиеватый язык, маскирующий пустую реальность. Все это было ложью. Море и дела не было до детей из неблагополучных семей. Я своими глазами видела, как она уволила свою домработницу из-за того, что та забеременела. И я никогда не забуду, как она вылила кофе со льдом на мальчика, который попросил ее дать ему немного денег в Центральном парке.

Мора продолжала говорить себе что-то под нос, и когда она закончила, в зале поднялась волна аплодисментов. Присутствующие охотно втянулись в иллюзию, которую она умело соткала.

Как только аплодисменты стихли, Кларк тут же поднялся со своего места, держа бокал в руке. Он постучал по нему: чистый звук разрезал гул разговоров как боевой клич.

Я напряглась и нахмурилась. Произносить тосты публично – совсем на него не похоже. Кларк считал это ниже своего достоинства.

– Леди и джентльмены, – начал он уверенным голосом, который заставил каждого в этом зале обратить на него внимание. – Сегодняшний вечер – больше, чем просто праздник во имя благородного дела. Для меня это вечер празднования чего-то более личного, что очень круто изменит мою жизнь.

Я сидела, застыв от шока, мое дыхание сперло, голос Кларка окутал всех нас томительным ожиданием. Мой взгляд был прикован к нему, разум лихорадочно пытался понять, о чем он говорит.

Он повернулся ко мне: смотрел со всей нежностью, которой обычно не было в его глазах…

– Блэйк, с того момента, как мы познакомились, моя жизнь круто изменилась: настолько, насколько я даже не мог представить. Ты показала мне мир, в котором все имеет значение. Мир, который я никогда бы не познал без тебя. Ты всегда была моей опорой, музой и человеком, которому можно доверять.

Мое сердце бешено забилось в груди, весь серьезный посыл его слов пробил тело разрядом тока. Весь мир вокруг замылился, мой взгляд был направлен точно на фигуру Кларка, стоявшего передо мной.

– Поэтому, – его голос стал слегка дрожать, отзываясь болью внутри меня. – Не могу представить более идеального момента, чтобы задать тебе самый важный вопрос в жизни.

Он преклонил одно колено, небольшая коробочка, словно из ниоткуда, появилась в его руках. У меня перехватило дыхание. Мой разум пытался осознать все, что сейчас происходило. Мир закружился перед глазами: грядущие последствия его действий столкнулись с моим внутренним смятением.

– Ты выйдешь за меня?

Я взглянула на него, преклоняющего колено передо мной, и на одно мгновение возникло искушение сказать «да».

Так было бы намного проще.

Но потом мои мысли непроизвольно перенесли меня в ту жизнь, на которую он просил меня согласиться. Может быть, он полюбит меня. Может быть, он попытается сделать все, чтобы я была счастлива. Но эта жизнь привела бы только к одиночеству, тщательно скрываемому за маской величия. Я бы сломалась под тяжестью такой жизни.

Фальшивая улыбка была бы приклеена к моим губам. Навечно.

И я бы всегда была одинокой. Но я никогда не перестану стремиться к чему-то большему.

Пальцы сжались в кулак при виде кольца. Я знала, что этот холодный металл будет ощущаться как якорь, который тянет меня в море отчаяния.

– Прости меня, – слова слетели с моих губ шепотом, голос был полон сожаления.

Потому что он действительно был хорошим мужчиной. И я была полной идиоткой из-за того, что отказалась от его предложения.

– Что? – Выражение лица Кларка сменилось с уверенной надежды до… шока.

Я не знала, что скажу «нет» до этого самого момента. Я бы никогда даже не подумала об этом, если честно. Но я взяла себя в руки, встретилась с ним взглядом, в котором смешались боль и решительность.

– Я не могу стать твоей женой.

Слова зависли в воздухе: мое заявление разрушило магию, которая была создана в этом месте. Вздохи и шепот тут же возникли вокруг нас: шок от моего отказа эхом разнесся по залу, подобно раскату грома.

Не говоря ни слова, я встала из-за стола и уверенным шагом покинула комнату. Стук каблуков о мраморный пол был мелодией моего побега, отчаянного рывка к свободе, которая ожидала меня за пределами этих роскошных стен. Все великолепие этого вечера превратилось в размытое пятно, как только я вырвалась наружу. Прохладный ночной воздух приятно контрастировал с охватившим меня там удушьем.

С каждым шагом тяжесть моего решения становилась легче, шепот торжественного бала затих вдали, когда я приняла возможность другого будущего, где счастье…

Было возможно.

Глава 2
Ари

Кали-черт возьми-форния.

Я сощурился из-за яркого солнца и воодушевленно вздохнул в миллионный раз с того момента, как мой самолет коснулся земли.

Я стоял на парковке спортивной арены, просто рассматривая строения вокруг. Тренировка начнется через тридцать минут. У меня есть еще куча всякого разного дерьма, которое нужно выполнить перед тем, как я выйду на лед.

Вместо этого я решил немного отдохнуть и позвонить моему старому доброму другу Линкольну.

– Как там Земля обетованная? – протянул Линкольн в тот же момент, как взял трубку.

– Фу, у тебя слишком довольный и нахальный голос. У тебя только что был секс.

– Так точно, – ответил он голосом счастливого мудака, который на регулярной основе трахается со своей второй половинкой.

– Передай привет моей самой лучшей подруге, – фыркнул я, на что он насмешливо хмыкнул.

– Она не твоя лучшая подруга, – тут же огрызнулся он в ответ. – У Монро только один лучший друг, и это я.

Я заржал в голос, потому что он всегда так реагировал, когда мы говорили о Монро. Это совсем немного успокоило и помогло почувствовать себя лучше.

– Ты стоишь на парковке, не так ли? – сказал он.

– Ага.

– Предвкушаешь встречу с Сото?

– Ага.

На несколько секунд повисло молчание.

– Этот сезон будет решающим.

Я шумно сглотнул, засунув эмоции подальше, потому что сейчас совсем не то время. Не то время для сожалений по поводу того, что я бросил жизнь мечты, чтобы провести год в Калифорнии.

Чтобы завоевать девушку моей мечты.

Окей, это того стоило.

– Я собираюсь вывести Сото из себя, – сказал я вместо реагирования на последнюю сказанную Линкольном фразу. Все потому, что я должен был повторять про себя как мантру «взрослые девчонки не плачут» и все в этом духе.

– Покажи им всем!

– Один год, – сказал я.

– Один год, – ответил он. И после звонок закончился.

Теперь, когда я получил нужную мне сейчас мотивационную речь, можно было идти на тренировку.

Я направился к колоссальных размеров зданию передо мной. У Лос-Анджелеса явно было нечто, что он хотел компенсировать размерами…

По своему строению это было изящное и практичное здание с высокими колоннами прямо у входа. Они отражали солнечный свет и пульсирующую энергию этого города. Огромные окна, на которых были наклеены эмблемы команды, позволили мне украдкой взглянуть на то, что творилось внутри – на море голубых кресел, нетронутый лед, ожидающий, когда на него вступят коньки, ощущая предвкушение, которое может создавать только ревущая толпа.

В этот момент я почти явственно ощутил и услышал отдаленные восклицания и одобрительные возгласы, звук коньков, которые разрезают лед, и приятный тяжелый удар шайбы, попадающей точно в цель.

Я сделал глубокий вдох: пропитанный солью воздух смешался с отдаленным рокотом города.

И впервые в жизни мои пальцы стало покалывать от предвкушения. Вперед, парни.

Я неторопливо вошел в раздевалку «Кобр»: буйство красок атаковало мои глаза. Все это было похоже на модную катастрофу в цирке. Серьезно, кто решил, что фиолетовый и желтый – это идеальнейшее и мощнейшее сочетание цветов? Мой внутренний модный критик объявил забастовку прямо здесь и сейчас.

Но я вынужден был неохотно признать, что это место не было похоже на свалку. Двери шкафчиков блестели так, будто они проходили кастинг для рекламы зубной пасты, а весь инвентарь расставлен настолько аккуратно, что, бьюсь об заклад, один из сотрудников точно страдает какой-то супертяжелой формой ОКР.

Пока восторженный голос кого-то из администрации бубнил рядом со мной что-то об истории команды, мой разум решил ненадолго отключиться и немного отдохнуть. Мои ноги, тем не менее, жили сами по себе и вели меня вдоль стройных рядов шкафчиков, будто знали что-то, чего не знаю я. Может быть, они думали, что где-то, в самом конце линии развешанных хоккейных игровых маек, находится спрятанный драгоценный сундук с закусками.

Я краем уха улавливал обрывки речи человека из администрации о динамике команды и следующем сезоне. Да, да, синергия, химия, бла-бла. Мой мозг обдумывал более важные вопросы вроде того, как так получилось, что я вообще оказался в этой гребаной раздевалке. Но вот он я, здесь, окруженный запахом потных яиц и дезинфицирующего средства.

А еще здесь, черт возьми, был он.

Когда я повернул за угол, Джон Сото стоял, прислонившись спиной к одному из шкафчиков. Он был моим особенным соперником или, как я любил его называть, олицетворением фразы «день отвратительно лежащих волос», выглядящий как бородавка на чей-то левой ягодице.

Не на моей левой ягодице, конечно же. У меня там все просто идеально. Но на чьей-то…

– Вам что-нибудь нужно перед тренировкой, мистер Ланкастер? – работник администрации закончил свое разглагольствование, пялясь на меня с такой надеждой, как будто я дам ему чаевые за один из самых нудных рассказов в моей взрослой жизни.

Может быть, он принимает пластинки жевательной резинки. В конце концов, это сработало у Кевина Маккалистера в фильме «Один дома 2».

– Мило с твоей стороны осчастливить нас своим присутствием, Ланкастер, –  протянул Сото, отвлекая меня от мыслей о чаевых в виде жевательной резинки и переводя внимание на свое уродливое лицо.

Сделка по моему переходу только недавно завершилась, поэтому большую часть предсезонных тренировок я пропустил. Но к черту все эти мелочи.

Надеюсь, Лайла знает, как готовить печенье, потому что я точно заслужу несколько полных противней с ними к концу года – за все мои жертвы.

Блэйк, не Лайла – я должен помнить ее нынешнее имя.

Сото усмехнулся, временно отвлекая меня от мыслей о моей второй половинке. Я театрально поежился от отвращения, глядя ему прямо в глаза.

Рыжие волосы, которые, вероятно, можно было увидеть прямо из космоса, нос, который, казалось, был создан Пикассо во время его увлечения абстракционизмом, и глаза, которые были более водянисто-зелеными, чем детский бассейн в летнем лагере, – Сото был ходячим примером генетических неудач.

Было похоже на то, что кто-то во вселенной решил собрать все странные черты, которые были в запасе, и соединить в персонаже, которого даже карикатурист не решился бы нарисовать.

Другие члены команды смотрели на нас, и я приветственно кивнул им, потому что был чертовски хорошо воспитан.

– Ад, кажется, покрылся коркой льда, парни. Ари Ланкастер в здании, – пробубнил Сото.

Его голос, клянусь, был похож на пронзительный писклявый визг сигнализации, который застрял на повторе. Знаете все эти мультфильмы, где герои вдыхают гелий и начинают разговаривать так, будто они проходят прослушивание в бурундучий хор? Что ж, Сото, должно быть, вдохнул некачественный гелий за завтраком, потому что его голос заставил бы всех этих бурундуков зарыдать.

– Кто-то должен улучшить вашу команду и придать ей элегантности, парни, –  протянул я, внимательно обведя взглядом команду, в голове подмечая все, что я знаю о них из игр против них в течение нескольких последних лет.

Начнем с Каллума, человека-стены, которого они называют защитником.

Стоит отдать ему должное: его размах рук, вероятно, мог бы закрыть целое солнце. Он мог бы получить прозвище «Проход воспрещен» с такими-то руками, но, несмотря на все его мастерство в защите, двигался он как ледник в Сахаре.

Этому парню стоит дать GPS-навигатор, потому что он чертовски сильно нуждался в указателях пути на льду. Теперь, когда я был здесь, он был понижен до второго звена, но он не смотрел на меня со злостью, за что ему большое спасибо.

Дальше Томми, нападающий с таким сильным ударом, что, вероятно, им можно было бы сбивать спутники. Его точность была подобна самонаводящейся ракете, а на его лице никогда не было никаких эмоций, чистый покерфейс, который заставил бы Леди Гагу гордиться. Но как только вы вступите с ним в схватку, он превратится в оленя, пойманного на ночной трассе в свете фар. Думаю, отработка силовых приемов не была частью его ежедневной тренировочной рутины.

И не будем забывать о Фрэнки, быстрого демона на коньках. Серьезно, если он разовьет еще большую скорость, он может превратиться в дымку и исчезнуть в другом измерении. Этот парнишка словно накачанный кофеином гепард, носящийся по льду так, будто он опоздал на свидание со своей судьбой. Но иногда он терял фокус прямо во время игры. Я клянусь, в один момент он мог мчаться по арене, а в следующее мгновение совершенно неожиданно начать исполнять на льду что-то похожее на медленный танец.

Мой взгляд вернулся к Сото. У него не было никаких сильных сторон.

Только слабости. И я не хотел напрягать свой прекрасный мозг для того, чтобы хорошенько пройтись по ним.

«Кобры Лос-Анджелеса» не то чтобы ни черта не стоили, но они совершенно не имели ничего общего с моими парнями из Далласа.

Один год.

Сото тяжело вздохнул и протянул свою руку мне.

– Мир? – неожиданно предложил он, и, честно, сдерживать смех было единственным, что я мог сделать, потому что…

НИКОГДА ЭТОГО НЕ СЛУЧИТСЯ.

Я сделал вид, будто раздумываю над его предложением и начал уже протягивать свою руку… как тут же резко отдернул ее.

– Прости, Сото. Но я не могу даже делать вид, что ты мне нравишься.

Лицо Сото скривилось в рычании, как только я отверг это притворное мудаческое предложение о мире.

– Да пошел ты нахер, Ланкастер.

Я подмигнул ему.

– Прости, сначала ужин. Твой крошечный член все равно настолько никчемный, что лучше бы сделать из него хотя бы стейк.

Раздевалка взорвалась смехом, и я был по-настоящему впечатлен. Может быть, у этих ребят действительно есть чувство юмора.

Я подошел к шкафчику, на котором было мое имя: теперь я хотя бы могу подготовиться к тренировке, удовлетворенный тем, как начался этот день. Я ощущал буравящий взгляд Сото на своей спине: он смотрел так, будто пытался пульнуть лазером мне прямо в ягодицы.

– Уолкер Дэвис, – произнес голос рядом со мной в тот момент, когда я вынул свои коньки из чехла, что взял с собой.

Я осмотрелся. Ах, Уолкер, главный предмет обожания в этой команде – до моего появления, конечно – и тот самый парень, который висит на всех плакатах у американских мальчишек. Если бы жизнь была романтической комедией, он бы получил роль стильного парня, который с легкостью крадет сердца и имеет улыбку, запечатленную на сорока миллиардах страниц в социальных сетях.

Каштановые волосы, у которых, вероятно, был собственный фан-клуб, идеальная линия челюсти, которая заставила бы всех скульпторов пересмотреть свои взгляды на жизнь, и глаза, что сияли так, будто они находились на вечной фотосессии – в общем, Уолкера можно назвать ходячим примером того самого парня, в которого была влюблена вся школа.

Я не удивлюсь, если он просыпается каждое утро под мелодичное пение птиц, которые помогают ему собраться.

Если затащить его в одну комнату со мной и Линкольном, люди штабелями начнут падать в обморок.

Он также был единственным из команды, кто участвовал в матчах звезд Национальной хоккейной лиги, до этого дня, само собой. Его навыки во многом превосходили навыки моего парнишки Бендера. Опустим, что он был намного младше Бендера.

Мы бы стали командой мечты, если бы он оказался на льду вместе со мной и Линкольном. Об этом стоит подумать позже…

– Ах, Уолкер, вратарь с лицом Елены Троянской, ради которой греки спустили тысячи кораблей на воду, – протянул я.

Он издал сдавленный смешок и протянул свою руку, словно предлагая VIP-билет на шоу «Я уведу у тебя девушку».

– Здорово видеть тебя в команде, – сказал он со всем своим очарованием диснеевского принца. Я пожал его руку, борясь с желанием спросить, всегда ли за ним ездит его личный вентилятор.

Я переоделся и последовал за ним на тренировку через коридор.

На льду я впервые поймал себя на мысли, что, кажется, вовсе не приземлился на незнакомой планете – привычный холод катка, знакомый звук скольжения лезвий коньков. Новая команда, но лед все тот же. Во время раскатки я на секунду представил себя дома, в Далласе, уже готовым свалить Линкольна на задницу.

Но тут перед моими глазами появился Сото, и я вспомнил, насколько это место отстойное. Прозвучал свисток: настало время тренировки.

Главный тренер «Кобр», Ким Палмер, представил меня всем так, будто я был звездой цирка.

– Ари Ланкастер – человек, который не нуждается в представлении после того ада, через который он провел свою команду. Он подарок бога для всего хоккея, и мы – счастливые сукины сыны из-за того, что заполучили его.

Окей, может быть, он сказал не совсем так, но что-то типа этого.

Тренер Ким сам по себе выглядел так, будто он сошел с мотивационного постера. Темные волосы с сильной проседью, жесткая линия подбородка – он был из того типа мужчин, которые в спортивных фильмах произносят ту самую речь в перерыве между таймами напряженной игры. У него была вот эта «я видел все» аура, как будто он мог предсказывать наши игры до того, как мы их вообще начинали. Я уже почти начал ожидать от него цитирования «Искусства войны» Сунь-Цзы. Он был достойным тренером, окруженным средними талантами. И ничего особо сделать с этим не мог.

Как только началась тренировка, мы стали выполнять упражнения. Скольжение, пасы, забрасывания – мы были похожи на сбитых с толку танцоров.

Единственное – у нас, в отличие от танцоров, было больше шлемов и меньше блесток.

Сото, в своем вечно энергичном настроении, решил, что будет замечательной идеей проверить меня, как будто мы были участниками НХЛ-версии ММА.

Я засмеялся, отталкиваясь от бортика.

– И это все, что ты можешь, идиот? Потому что твои пасы такие же эффективные, как рот твоей мамаши прошлой ночью.

Лицо Сото стало ожесточенно-красного цвета, что прекрасно сочеталось с его отвратительными волосами.

– Иди ты нахер! – заорал он второй раз за день, потому что его мозг размером с горошину точно не мог придумать ничего более креативного, чем это.

Он пристроился позади меня снова, когда Уолкер подъехал ближе, весь такой дипломатичный и с ямочками на щеках.

– Сото, надеюсь, ты будешь таким же резвым в играх с нашими соперниками.

Хорошо, Уолкер точно не такой плохой парень.

Сото скорчил рожу на высказывание Уолкера, но, к удивлению, ничего больше не сказал. Он просто раздраженно покатил дальше.

Я подмигнул Уолкеру, и он закатил глаза. Мы вернулись к тренировке: упражнения слились в одно большое, будто смонтированное видео с тренировки. Эхом по ледовой арене раздавался удар шайб и скрежет коньков, как саундтрек всех наших усилий и предвосхищений.

Все это ощущалось таким неправильным.

После стольких лет в одной команде я уже научился «читать» действия Линкольна и других моих сокомандников из Далласа на раз-два, предугадывать все, что они собираются сделать до того, как они это провернут.

Единственное, что я мог предсказать в этой команде безошибочно, – Сото – полный отстой.

По крайней мере, я могу утешить себя напоминанием, во имя чего все это делаю. И каков будет исход этой игры.

Когда Уолкер спросил, не хочу ли я сходить с ним куда-нибудь пообедать в неформальной обстановке, было очень просто ему отказать. Потому что сегодня… мой план по достижению конечной цели начнет осуществляться.