Текст книги "Маска"

– Не глупи, – сказал он себе. – Она всему научилась. Меч стал продолжением ее руки. Наверное, пошла в трактир, чтобы отогнать демонов. Ты ведь и сам так всегда поступал после казни.

Раймунд закрыл глаза и погрузился в воспоминания – обычно он делал это, когда ненависть к собственному телу становилась невыносимой. Он был заперт в худшей из тюрем. И за что только Господь покарал его? Или это испытание? Раймунд не знал.

В тот день, когда тело отказало ему, стоял мороз. Наступил январь, зима мертвой хваткой сжала город, снега намело пару метров. Той зимой умерли многие горожане – старые и больные. Раймунд шел по переулку, чувствуя, что с его телом что-то не так. И дело было вовсе не в холоде. Руки и ноги казались чужими, будто не желали повиноваться ему. Раймунд думал, что скоро умрет, и волновался за Мелисанду. Как она справится без него? Но все вышло наоборот: судьба посмеялась над его опасениями и теперь Раймунд не смог бы выжить без своей приемной дочери.

За год до этого он повесил мужчину, обвиненного в убийстве, которого тот не совершал. Может быть, причина в этом? Может, Бог решил покарать палача? Но Раймунду не в чем было себя упрекнуть. Он лишь выполнял приказы городского совета. Суд приговорил громилу – он был на голову выше Раймунда – к казни через повешение. Он сознался, Раймунду даже не пришлось его пытать. Нашлись и свидетели его преступления. Все, как положено. Колоссальный вес этого великана заставил Раймунда провести в раздумьях не одну бессонную ночь. Что, если веревка порвется? Или, того хуже, рухнет виселица?

Раймунд тогда трижды ходил к мастеру, изготовлявшему веревку, чтобы убедиться в ее прочности. Да и виселицу он сам проверил – повесил на ней издохшую лошадь, чтобы посмотреть, не развалится ли деревянная конструкция. Если бы на казни что-то пошло не так, Раймунд навлек бы на себя опасность. На себя и на Мелисанду. Тогда девочке было пятнадцать, она еще не готова была занять его место. В город привезли бы другого палача, и что бы тогда делал Мельхиор?

Почувствовав влагу в промежности, он заплакал от стыда, вновь проклиная собственную беспомощность.

Раймунд всегда гордился своим телом, сильным и мускулистым. Своей выдержкой и силой. От этого ничего не осталось. Он превратился в жалкого старика, который ходил под себя, точно младенец.

И вновь Раймунд погрузился в воспоминания. Он думал о тех временах, когда Мелисанда только поселилась у него дома. После первого вечера она больше не разговаривала, будто у нее вырезали язык. И все же девочка понимала, что ее жизнь зависит от того, насколько точно она будет выполнять его указания. Она целые дни проводила в своей спальне, когда Раймунд уходил из дома. Так прошла неделя. К счастью, никто ничего не заметил. Магнус вел себя так же, как и всегда, не изменяя своим привычкам, но, тем не менее, ему все время казалось, что за ним следят. От каждого встречного он ждал судьбоносного вопроса: «Кого ты прячешь в своем доме?» Едва завидев в городе людей де Брюса, Раймунд впадал в панику, его бросало в жар, а ноги дрожали так сильно, что он едва мог идти.

Так продолжаться не могло. Нужно было принять какое-то решение. Но какое? Господь поручил ему заботиться о Мелисанде Вильгельмис, и тут уж ничего не поделаешь. Может быть, отправить ее в Ройтлинген? Там у него был знакомый мастер в гильдии, когда-то пообещавший оказать ему услугу. Но это не решение. Ройтлинген находился слишком близко к Эсслингену, там сразу заметят новую девочку с ярко-рыжей копной. Де Брюс будет в восторге.

Нет, Мелисанду нужно увезти куда-нибудь подальше. На север. Или к мадьярам. Этот народ отличается воинственностью, но им нужны трудолюбивые люди. Среди мадьяров Мелисанда найдет себе хорошего мужа. Она была красива, а приданое заставит позабыть о ее происхождении. Но как же ему отвезти Мелисанду к мадьярам? Он не мог сопроводить ее сам. Раймунд не имел права бросить Эсслинген на пару месяцев. Ему вообще нельзя было надолго покидать город. Может быть, отправить ее с караваном? Но нет, купцы любопытнее рыночных торговок, они станут задавать слишком много вопросов.

Раймунд потерял сон, раздумывая о будущем Мелисанды, и надеялся только на Господа, который мог послать ему знак.

Но шли дни, а Магнус так и не нашел решения своей проблемы. А потом однажды он обнаружил у себя в кошеле незнакомую монетку. Глядя на непривычную чеканку, он понял, как спрятать Мелисанду, не отправляя ее прочь. И как решить проблему со своим преемником. Где лучше всего прятать необычную монетку? В набитом золотом кошеле!

На следующий день он отправился в ратушу и обратился к городскому совету за разрешением поселить в своем доме племянника. Раймунд сказал, что родители ребенка – мальчика по имени Мельхиор – погибли от нападения разбойников и бедняге некуда податься. Ему напомнили о том, что тогда Мельхиору придется стать палачом.

– Это не проблема, – заявил Раймунд. – Отец Мельхиора тоже был палачом. Семейное дело, понимаете ли. Но… есть еще одна сложность… – Он неуверенно покрутил в руках гугель[19]19
  Гугель – особый колпак или заостренный капюшон из шерсти или грубошерстного сукна.


[Закрыть].

Раймунду хотелось сбежать. Он никогда в жизни так не лгал. Что, если его ложь раскроется? Нет, об этом думать было нельзя.

– Все бумаги моего племянника потерялись во время нападения разбойников.

Глава совета небрежно отмахнулся.

– Ничего страшного.

И Раймунд, вздохнув, продолжил:

– Мальчик немой, зато обучен грамоте.

Члены городского совета прыснули.

– Отличная новость! – воскликнул Конрад Земпах. – Немой палач! Чего же еще желать? Приведи его в ратушу, мы подготовим для него новые бумаги. Пускай живет у тебя. Научи его всему, что умеешь, чтобы наш город и в будущем славился лучшим палачом в этих землях. Но теперь о повышении оклада говорить не приходится, ты же понимаешь?

– Конечно.

Раймунд поклонился, вышел из ратуши и направился в трактир. Ему срочно нужно было выпить большую кружку пива. Сердце выскакивало у него из груди. В бою он не раз смотрел смерти в глаза, страх всегда отступал, стоило ему почуять запах крови. Но здесь, перед наиболее влиятельными людьми этого города, он словно оказался на Страшном суде.

Две недели спустя Раймунд остриг Мелисанде голову, одел ее в поношенные штаны и старую сорочку и отвел в ратушу. Члены городского совета с удивлением взглянули на будущего заплечных дел мастера[20]20
  Заплечных дел мастер – одно из названий палача.


[Закрыть], но ничего не сказали.

Никто не усомнился в способности Раймунда сделать из этого мальчугана настоящего мастера своего дела, умелого и надежного.

Они без проволочек выдали Магнусу новые бумаги, и Мелисанда официально стала Мельхиором, племянником палача Раймунда Магнуса. А члены городского совета перешли к более важным делам.

К тому моменту Мелисанда так и не промолвила ни слова.

Заговорила она только спустя полгода. До тех пор Раймунд не знал, что происходит у нее в голове, что она чувствует, о чем думает. Когда он объяснил девочке, что теперь ей придется выдавать себя за его племянника и нужно будет научиться его ремеслу, она лишь молча посмотрела на него. Тогда Магнус даже подумал, что Мелисанда сошла с ума. Ее лицо осталось бесстрастным, ничто не выдавало каких бы то ни было чувств.

Временами Раймунд даже думал, что так будет лучше для нее. Он поручал ей простейшую работу, и Мелисанда все выполняла, точно придерживаясь его советов и указаний. Он украдкой наблюдал, как она подметает дом, как собирает травы. На ее лице все это время неизменно сохранялось невозмутимое выражение. Однажды глашатай на рыночной площади провозгласил, что теперь семья Вильгельмисов отомщена. С того дня, как в ущелье была устроена резня, прошло три месяца; Фридрих фон Кроненбург был убит в собственном замке, а его голову насадили на зубец крепостной стены. Потом в замке сожгли все, что только могло гореть. Мелисанда подняла голову. Услышав имя своего отца, она вздрогнула, но затем спокойно продолжила путь, толкая тележку с дохлыми собаками. Она дошла до дома городского живодера.

Словно тьма объяла ее душу, приглушая все проблески чувств. Но однажды вечером вернувшийся после суда Раймунд понял: девочка изменилась. Мелисанда сидела за столом, когда он вошел в дом, и у него сразу возникло неясное ощущение, что в ней что-то не так. Казалось, изменились ее осанка, взгляд, выражение лица.

– Раймунд Магнус…

От звука ее голоса он чуть не выронил сверток с инструментами.

– Я долго думала…

Магнус сел рядом с ней, от радости у него даже слезы навернулись на глаза. Словно его девочка возродилась из мертвых.

– Я останусь с тобой и научусь твоему ремеслу. Когда я стану новым палачом Эсслингена, меня будут презирать все жители этого города. Но я готова смириться с этим, ибо настанет день, когда убийца моей семьи получит по заслугам. Тогда я открою всем свое истинное имя. И буду свободна. А до того дня, Раймунд Магнус, ты станешь моей семьей. Ты храбрый, добрый и умный, и я горжусь тем, что буду твоим… племянником.

У Раймунда от волнения не нашлось слов. Он молча встал и сжал девочку в объятиях.

С того дня она старательно делала все, чему он ее учил. Магнус чувствовал, что ей это дается нелегко, но Мелисанда никогда не жаловалась. Впервые оказавшись в пыточной, где она должна была помогать ему, Мелисанда побледнела так, что ее лицо стало цвета свежевыпавшего снега, однако рука, протянувшая ему раскаленные щипцы, не дрогнула.

Она плакала всего один раз за три года до того, как его хватил удар, вынудивший Мелисанду занять должность городского палача. Тогда она помогала ему допрашивать одного мальчишку, едва ли старше ее самой. Обвиняемый убил девочку, единственную дочь богатого ювелира. До последнего вздоха он утверждал, что это был несчастный случай, что девочка упала, что он не хотел причинить ей вреда. Тем вечером Мелисанда, не промолвив ни слова, ушла с кувшином вина в свою спальню, а ночью Раймунд услышал, как она рыдает, громко, с отчаянием. У него сердце разрывалось от жалости. Но на следующее утро Мелисанда сделала вид, что ничего не произошло, и только покрасневшие глаза выдавали ее. Он никогда не говорил с ней об этом. Да и что Магнус мог сказать? Она лучше других знала, что судьба бывает несправедлива.

Наконец-то дверь распахнулась. Гроза уже отбушевала, на небе краснело предзакатное солнце, и его лучи били в окно. Раймунд услышал шаги Мелисанды, узнал ее походку.

Войдя в дом, она повесила Нерту на балку и поцеловала отца в лоб.

– Прости, что задержалась. Ты, наверное, меня уже заждался.

Раймунд сжал ее ладонь, посмотрел в лицо. Взгляд девушки горел, под глазами пролегли темные круги. Раймунд заморгал, и Мелисанда поняла его вопрос.

– Да, ты прав. Кое-что случилось. Де Брюс пришел на казнь.

Раймунд с трудом сглотнул. Ему хотелось кричать, но с его губ сорвался только хрип.

Мелисанда опустила ладонь ему на грудь.

– Граф явился неожиданно, занес меч. Он не узнал меня, иначе меня бы тут не было. И если бы эшафот не было видно из города, я бы его не упустила. Он в тот же миг предстал бы перед Творцом.

Раймунд увидел, как ее глаза на мгновение просветлели, и нахмурился.

– Ты спрашиваешь, чего он хотел? – Мелисанда горько рассмеялась. – Ты не поверишь. Он хочет научиться у меня обезглавливанию. Сказал, что видел меня за работой и его это впечатлило. И что ему все равно, с кем показываться на людях. – Девушка погладила отца по голове. – Он спросил: «Ты, должно быть, удивлен, почему я хочу иметь дело с презреннейшим из презренных?» И расхохотался.

Раймунд дважды шевельнул пальцем.

– Ответа он не дождался, – продолжила Мелисанда и принялась мыть Раймунда. – Еще де Брюс хвалился, что, мол, он не такой напыщенный слабак, как все остальные. «Мужчина ценится по его мастерству, – заявил он. – И неважно, палач он или рыцарь». Затем он спросил, знаю ли я его. В ответ я покачала головой и, когда он гордо произнес: «Я Оттмар де Брюс, бургграф Адлербурга», – я даже бровью не повела. А он улыбнулся и говорит: «Все верно. Я вижу, что ты парень гордый, отважный и умелый. Я хочу у тебя учиться. Такого удара, каким ты отрубил приговоренному голову, мне никогда не доводилось видеть».

Мелисанда перевернула Раймунда на бок. Стиснув зубы, он терпел, пока она переодевала его, мыла, меняла простыни.

– Мы договорились о тренировках. – Мелисанда произнесла это словно невзначай, будто речь шла о ничего не значащей встрече.

Но Раймунда не так-то просто было обвести вокруг пальца. Он вновь посмотрел дочери в глаза, но девушка уставилась в пустоту.

– Мы встретимся через три дня. Если бы де Брюс знал, у кого хочет учиться обращению с мечом! Но он узнает. Узнает перед смертью. Вскоре все свершится.

Раймунд вскинул руку и схватил Мелисанду за плечо. Ему хотелось закричать: «Не делай этого! Он тебя убьет, ты и дернуться не успеешь!» Но он не мог произнести ни слова.

И все же Мелисанда понимала, о чем Магнус сейчас думает.

– Я сделаю это. Я должна. Он больше никогда не подойдет ко мне так близко. Сам Господь привел его ко мне, чтобы справедливость наконец-то восторжествовала.

У Раймунда слезы выступили на глазах.

Заметив это, Мелисанда обняла его и опустила голову ему на грудь.

– Не плачь, – тихо произнесла девушка. – Я буду жить, а де Брюс умрет. Я никогда не оставлю тебя в беде, даже после его смерти. Все будет выглядеть как несчастный случай. Ты научил меня пользоваться травами. И клинок Нерты принесет де Брюсу смерть. Не потому, что этот меч острее любого другого, а потому, что благодаря травам он попадет в смертельную ловушку. Я только задену де Брюса, оставлю на его коже крошечную царапину – такое бывает в пылу битвы. От этого граф умрет уже через день, дьявол заберет его душу. Никто не узнает, от чего именно он умер.

Мелисанда выпрямилась, но Раймунда ее слова не успокоили. Он схватил дочь за руку.

– Я уже не ребенок, помнишь? – Она высвободилась, и дрожащая рука Магнуса упала на покрывало. – Я – Мельхиор, палач Эсслингена! – Посмотрев на отца, девушка потупилась. – Мне и так нелегко, Раймунд. Думаешь, я не знаю, какой опасности нас подвергну? Но я принесла клятву. Я дала слово отомстить за мою семью. У меня нет выбора. Поэтому не надо все усложнять.

* * *

Вендель как раз собирался подать сигнал к отъезду, когда к его дому подскакал рыцарь в начищенных доспехах. Гонец из Вюртемберга? Что случилось? Может быть, началась война? У Венделя похолодело в желудке. Последняя большая война закончилась двадцать лет назад, и Вендель знал о ней только по рассказам отца. Тогда жители Ройтлингена огнем и мечом прошли по этим землям, сожгли дотла город Нуртинген и разрушили два замка.

Сейчас, невзирая на царивший в этих землях мир, вюртембержский нобилитет имел серьезные претензии к свободным городам. Вюртембержцы не только взимали со свободных городов налоги[21]21
  В Средневековье в городах взимались налоги, в первую очередь, на продажу пива, вина, зерна и мяса.


[Закрыть] и подати, но и пытались вмешиваться в их внутренние дела.

Так, наместник в Ахальме управлял и Ройтлингеном, что вызывало недовольство у многих горожан. Ходили слухи, что вскоре начнется новая война.

Венделю становилось не по себе от таких мыслей. Отправиться на войну? Кошмар, да и только. Вендель не был трусом. Ни в коем случае. Он в любое время бросился бы в бой, чтобы защитить свою семью или свой город. Нет, все было намного хуже. У него была тайна, которую никто не должен узнать.

– Вы виноторговец Эрхард Фюгер? – Голос гонца оторвал его от горестных раздумий.

– Я его сын Вендель. Что вам угодно, господин?

– Вы должны отправиться в Урах. Срочно требуется ваша помощь.

Вендель, извозчики и наемники недоуменно переглянулись. Урах подчинялся Вюртембергу, городок был небольшим, зато отличался выгодным расположением: через него проходил торговый путь из Страсбурга в Ульм и многие купцы останавливались там отдохнуть. Герцог Ульрих тоже часто ездил в Урах, и потому город был хорошо защищен: его окружали мощные крепостные стены, имелось много сторожевых башен и широкий ров. Кроме того, в городе всегда квартировалось небольшое войско. Что такого могло случиться, чтобы потребовалась помощь Фюгера?

– Уважаемый господин, – подчеркнутая любезность в голосе Венделя не могла скрыть его раздражения от столь невежливого поведения вюртембержца. – Во-первых, мне хотелось бы знать, как к вам обращаться. Во-вторых, вы так и не сообщили мне, что же за беда приключилась в городе. Когда я выясню это, не сомневайтесь, я помогу вам всем, чем могу.

– Меня зовут Райнхард фон Траунштайн-Хофберг, я рыцарь на службе у герцога Вюртемберга Ульриха III.

Он вздернул подбородок, точно собирался продемонстрировать свою точеную шею, однако же она была скрыта кольчужным воротником. Невзирая на жару, его лицо не покраснело, а посерело. «Нелегко же ему расхаживать в доспехах, которые тяжелее его самого. От такого и зимой вспотеешь, – подумал Вендель. – Как же эти бедняги летом парятся!» Он тихо радовался тому, что не был рыцарем.

– Благодарю вас, господин Райнхард фон Траунштайн-Хофберг. Я рад приветствовать вас в моем доме. Могу ли я угостить вас кружкой холодного вина? Подать вам козий сыр? Кусок хлеба? Или ломоть сочной ветчины? Вы, должно быть, проголодались и хотите пить. Да и ваш конь измучен быстрой скачкой. – Вендель кивнул на роскошного скакуна. Бока коня дрожали, бедное животное взмокло от пота. – Принесите коню воды и немного овса! – приказал Вендель, и один из слуг сломя голову бросился выполнять его распоряжение. – А вы, господин? – настаивал Вендель.

– Разбавленного вина. И кусок хлеба. Этого будет достаточно.

Его желание тут же было исполнено. В дом рыцарь заходить отказался, но набросился на хлеб, как голодный пес на жаркое. Доев, он в знак благодарности слегка склонил голову.

– Как я вижу, вы отправляетесь в путь? – Он указал на повозки. – Что вы везете? Вино?

Промолчав, Вендель едва заметно кивнул.

– Отлично. Значит, отвезете его в Урах.

Вендель был рад, что его отец так и не вышел во двор. Эрхард отличался вспыльчивым нравом и после таких слов просто запихнул бы рыцаря в бочку с вином, а потом выставил бы прямо в бочке перед городскими воротами, не забыв стянуть с него доспехи, конечно. Никто не имел права приказывать, куда, когда и кому Фюгерам везти вино. Кроме гильдийного судьи и короля, разумеется. Похоже, этот рыцарь не пользовался особым расположением своего господина, иначе он служил бы не гонцом, а капитаном стражи или советником. Он, безусловно, был невоспитан, но вдруг удастся извлечь пользу из его визита?

– Почтенный фон Траунштайн-Хофберг… – Вендель чувствовал, как напряглись его люди. Они ждали, сдастся он или поставит наглеца на место. – Значит, беда в том, что вам не хватает вина, не так ли?

– Ваш острый ум поражает воображение.

И на это оскорбление Вендель не обратил внимания. Нужно было выяснить кое-что еще, прежде чем швырнуть беднягу на растерзание Эрхарду или, напротив, повиноваться его приказам.

– Да, тем я и славлюсь, благородный рыцарь. И острый ум подсказывает мне, что вы приехали сюда неспроста. Несомненно, мы не единственные виноторговцы в этих прекрасных землях. Но поймите меня правильно. Мы не только продаем вино, но и владеем виноградниками. Мы гордимся нашим вином. Я с удовольствием продам вам мое чудесное вино, ибо я убежден: вино Фюгеров достойно герцога!

Рыцарь заметно потел.

– Герцог приказал раздобыть вино из траминера Фюгеров, и никакое другое. Больше я вам ничего не скажу.

Вендель улыбнулся. Сколько тайн из-за пары бочек вина!

– Рад это слышать. Значит, как все еще подсказывает мне мой острый ум… – Вендель обвел взглядом ухмыляющихся слуг и наемников, – у вас должны быть при себе соответствующие бумаги, касающиеся вашего заказа.

Лицо рыцаря окаменело.

– Мне просто нужна пара бочек вина, вот и все.

– Простите, но я вижу сложившуюся ситуацию в несколько ином свете. – Вендель наслаждался выражением лиц своих людей.

Повернувшись, он подошел к одной из повозок и поправил тент.

Рыцарь окончательно потерял самообладание.

– Что вы себе позволяете?! Вы осмеливаетесь противиться приказу герцога Ульриха?!

Вендель резко повернулся. Терпение наемников тоже было на пределе: стража каравана схватилась за оружие. Но Вендель жестом приказал им остановиться.

– За кого вы себя принимаете? И за кого принимаете нас? – Он топнул ногой. – Эта земля принадлежит свободному городу Ройтлингену. Вы здесь гость, а не король и не император. Убирайтесь в свой Урах и сообщите герцогу Ульриху следующее: я рад, что ему нравится мое вино. Для меня это большая честь. Но если он хочет купить несколько бочек, пускай пришлет другого гонца. Кого-то, кто знает правила вежливости и умеет вести переговоры. Иначе сделка не состоится. Продать на пару бочек больше или меньше – это для меня неважно. Я ничего не теряю.

С этими словами Вендель направился к дому.

– Подождите, господин.

Вендель не останавливался.

– Прошу вас!

Вендель замер, но так и не оглянулся.

– Простите мне мою грубость. Поездка была долгой и утомительной, меня разморило от жары. Вероятно, я неудачно выразился. Герцог выказал желание купить именно это вино. Я готов заплатить вам вдвойне…

Вендель все-таки повернулся. Приняв нарочитую позу, словно трубадур, он сверкнул глазами.

– Думаете, я мошенник? Пытаюсь обмануть вас и выторговать больше золота за мое вино? Считаете меня прохвостом? Может, безбожником?!

Венделю даже стало немного жаль этого рыцаря. Но иного тот не заслуживал.

– Нет-нет… Что вы… – пролепетал фон Траунштайн-Хофберг. – Как вы могли такое подумать? Я… Я… Простите…

Вендель, вздохнув, подошел к рыцарю, опустил ему руку на плечо и заглянул в глаза.

– Герцог Ульрих не должен пострадать, потому что прислал ко мне не того человека. Но у меня есть одно условие для нашего дальнейшего сотрудничества: сделайте меня главным поставщиком вина в Урах. Ничто не порадует меня больше, чем возможность поставлять лучшее вино нашему почтенному, я бы даже сказал, глубокоуважаемому герцогу Ульриху. А чтобы не полагаться на память людскую – она, знаете ли, иногда подводит, – мы с вами подпишем договор, который вы скрепите печатью. Герцогская печать у вас ведь при себе, верно?

Райнхард фон Траунштайн-Хофберг сглотнул.

– Но вы сможете стать поставщиком графа только с осени. Ульрих связан другим договором.

Вендель нахмурился.

– Он покупает вино Фюгеров у кого-то другого?

– Именно так.

– Вот как… – Вендель задумчиво улыбнулся. – Ну что ж, это не станет для нас проблемой, мой дорогой фон Траунштайн-Хофберг. Давайте пройдем в дом и набросаем основной текст договора. Время обсудить подробности найдется потом.

Час спустя Вендель распрощался с гонцом и приказал своим слугам загрузить бочками с вином еще пару телег. С караваном до Ураха можно добраться за день. Если не делать долгих привалов, они прибудут в город с наступлением темноты. Как хорошо, что Вендель намеревался отправиться в Адлербург, имея день в запасе! Он заключит выгодную сделку в Урахе и успеет вовремя поставить вино Оттмару де Брюсу. Но где же отец? Вендель уже дал знак ехать, когда Эрхард выбежал во двор. За ним следовал парень в легких доспехах.

– Подожди, Вендель! – воскликнул Эрхард. – На два слова…

Что еще приключилось? Вздохнув, Вендель спешился.

Отец отвел его в сторону и, чуть запнувшись, обнял сына.

– Я просто хотел сказать тебе… Ну, ты и чертяка у меня!

– Ты все слышал?

– Каждое слово. Но ты же понимаешь, что Ульрих не станет подписывать этот договор, верно?

Вендель хотел было возразить, но отец перебил его:

– Это неважно. Не о том речь. Я бы запихнул нахала в бочку и прокатил по всему городу. И наши торговые связи с Урахом оборвались бы. Ты же знаешь, я сорвиголова, а этот рыцарь оказался мерзким наглецом. Но ты его по-настоящему унизил, с этим никакое купание в бочке не сравнится. Не уверен, что это было правильное решение, конечно. Фон Траунштайн-Хофберг будет ненавидеть тебя всю жизнь и отомстит при первой же возможности. Он попытается уничтожить тебя. Уничтожить нас.

Вся радость Венделя развеялась.

– Будь осторожен, – продолжал отец. – Не оставайся в Урахе один. Я пошлю с тобой Антония. Он не отойдет от тебя ни на шаг.

– Но он твой телохранитель, папа. – Вендель посмотрел на парня в доспехах, стоявшего неподалеку от Эрхарда.

Антоний был на пару лет старше Венделя, однако мускулистое тело, умные зеленые глаза и едва заметные шрамы на подбородке говорили о том, что он уже стал опытным воином.

– В Ройтлингене я в безопасности. И я не могу позволить себе потерять сына, – возразил отец. – Это плохо для торговли, ничего больше. – Он усмехнулся.

Вендель, не сдержавшись, усмехнулся тоже.

– Ну ладно. Я буду есть и пить только то, что кто-то попробует до меня. И буду осторожен. А теперь нам пора ехать, иначе мы не доберемся до Ураха до наступления ночи, а это действительно опасно.

* * *

Мелисанда провела остаток дня словно во сне. Казалось, будто она выпила четыре кружки пива за раз. А ведь она позволила себе всего кружку вина. Раймунд больше с ней не спорил, и это ее радовало. Девушка убрала в доме, снова вымыла отца и сменила простыни. Магнус на нее даже не смотрел.

Упрямец. А что он думал? Что со временем все станет хорошо? Что время лечит?

Встреча с де Брюсом доказала ей, что это не так. Одного взгляда в его холодные глаза хватило, чтобы вспомнить о кошмаре, случившемся несколько лет назад. В какой-то миг ей показалось, что все эти ужасные события произошли только вчера. Воспоминания вернулись: серьезное лицо Рудгера, когда он отослал мать и сестер прочь, последние слова мамы, худенькое тельце Гертруды, пронзенное стрелой.

Мелисанда не могла есть, ее подташнивало, поэтому она заставила себя пососать немного меда. Ее желудку это пойдет на пользу.

Она боялась, что сегодня не сможет заснуть, но провалилась в глубокий сон, едва коснулась головой подушки.

На следующее утро Мелисанда уже чувствовала себя лучше. Как и всегда, она произнесла привычные слова утренней молитвы.

– Еще три дня, – шепотом добавила она. – Три дня, и я сдержу слово. Гибель моей семьи будет отомщена.

Позаботившись о Раймунде, она отправилась в лес собирать травы. Последние две недели были жаркими и сухими, а значит, можно накопать много кореньев: в такую погоду их сила увеличивается.

Она задумала приготовить для де Брюса кое-что особенное – кокорыш. Лекари называли это растение «цветком мертвеца». Ничем неприметное растение с белыми зонтиками было очень ядовитым.

Мелисанда уже давно начала его собирать, и у нее скопился довольно большой запас кокорыша, о котором не подозревал даже Раймунд. Зонтиков хватило бы на то, чтобы убить двух быков. А главное, яд, содержащийся в растении, начинал действовать только через несколько часов, когда уже поздно было что-то предпринимать. Помогла бы только молитва.

Отвар, который Мелисанда приготовила из цветков кокорыша, был бесцветным, густым, как мед, и совершенно не опасным, если его просто коснуться.

Но если яд попадет в желудок или через царапину в кровоток… Крошечная царапина, которую такой человек, как де Брюс, даже не заметит… И все будет кончено.

Мелисанда не увидит смерти де Брюса, но зато никто ее не обвинит. Все подумают, что де Брюс отравился мясом или рыбой.

Она прошла по Беркхаймерскому тракту, ведущему вдоль Неккара вверх, к Фильдерну. По берегу реки шли, фыркая и покачивая головами, волы, тянувшие против течения речные судна. На тракте тоже было оживленно: на запряженных лошадьми телегах в город везли дрова, крестьянки несли в корзинах птицу, овощи и циновки. Торговки трещали без умолку, но, увидев Мельхиора, тут же притихали, крестились и ускоряли шаг.

По дороге в лес Мелисанда раз за разом представляла картину: вот она показывает де Брюсу обходной маневр, вот граф оступается и она подрезает его мечом, он бранится, но не наказывает Мельхиора, ведь сам виноват в этой оплошности. Они тренируются, пока граф не устает. Он бросает Мельхиору под ноги монету и уходит вместе со своей стражей.

Вскоре в городе начинают говорить о том, что граф Оттмар де Брюс последовал за своим сыном в могилу. И никто не сможет объяснить его смерть – де Брюс никогда ничего не ел и не пил без пробовальщика. На маленькую ранку, оставшуюся после тренировок, никто не обратит внимания – она не воспалится.

Агония графа продлится долго, и ни одно противоядие, ни одна настойка и даже кровопускание ему не помогут. Все подумают, что это сам Господь призвал его к себе. А волю Божью никто оспаривать не станет.

Мелисанда прошла мимо повозки с полудюжиной огромных бочек. Долина осталась позади, предстоял крутой подъем. Лошади устали, а подгонявший их извозчик совсем взмок.

Вскоре Мелисанда свернула с тракта. Отсюда к возвышенности вела узкая тропка. Ею редко пользовались, и Мелисанда не ожидала тут кого-нибудь встретить. В тенистом лесу терпко пахло смолой и царила тишина, лишь иногда покрикивали вороны.

И вдруг Мелисанда услышала топот копыт. Всадник мчался галопом. Потрясенно прислушавшись, девушка спряталась в кустах. Сейчас лошадь вылетит из-за поворота…

У Мелисанды перехватило дыхание. На черном коне сидел Адальберт. Ее Адальберт.

А потом она услышала еще кое-что. Вепри! Они неслись вслед за всадником, проламываясь сквозь лесные заросли, – целое стадо, несколько кабаних с поросятами.

Конь встал на дыбы, и Адальберт, вылетев из седла, ударился спиной о землю. Конь отскочил в сторону, чтобы не наступить на хозяина, и опять встал на дыбы. Стадо вепрей ушло, скрывшись за деревьями. Скакун, прядая ушами, остановился. Паника отступила, и он принялся хрустеть травой, как будто ничего не произошло.

Мелисанда не знала, что ей делать. Адальберт лежал на земле в десяти шагах от нее. Ему нужна была помощь. Но что, если она прикоснется к нему, а он в этот момент придет в сознание? Такое даже представить страшно. С другой стороны, если она ему не поможет, Адальберт умрет и тогда ей не будет в этой жизни прощения.

Из ранки на затылке юноши сочилась кровь. Взяв маленький камешек, Мелисанда бросила его в сторону парня. Тот не шелохнулся, хотя девушка попала ему в нос. Почему он не приходит в себя?

Перекрестившись, Мелисанда подбежала к нему и до смерти испугалась, когда Адальберт застонал. Она нерешительно остановилась, глядя на него. Какой же он красивый! Высокий лоб, пухлые губы. А глаза… Она чувствовала тепло его взгляда даже из-под смеженных век. Тихо встав перед ним на колени, девушка осторожно ощупала его затылок. Теплая кровь – его кровь – окропила ее руку.

Мелисанда дрожала, по спине бегали мурашки.

Так, голова Адальберта, к счастью, не проломлена. Уже хорошо. Она опустила ладонь ему на грудь. Сердце билось, пусть и слабо. Грудная клетка едва заметно поднималась и опускалась. Руки и ноги, похоже, не сломаны.