Текст книги "Обитель зла"

После обеда приехала Эльза. Она, как только вошла в дом, молча бросилась отчиму на шею. Романо тоже не сказал ни слова. Какую-то минуту он держал ее в объятиях и просто нежно гладил по голове.

– Откуда ты узнала? – наконец спросил он.

– Norma [10]10
  Бабушка (итал.).


[Закрыть] позвонила мне.

Конечно. Еще в тот момент, когда задал этот вопрос, Романо понял, насколько он излишен. Его мать, конечно же, позвонила не только Эльзе, но и всем своим подругам и знакомым, которые только пришли ей в голову, так что в настоящий момент, наверное, не было в селе и окрестностях человека, который не был бы самым лучшим образом информирован о том, что случилось.

Эльза бросилась в свою бывшую комнату и захлопнула за собой дверь.

Романо пошел в кухню, чтобы посмотреть, что делает Эди.

Эди с самого утра сидел на корточках на полу, окруженный горами посуды. Он пытался по-новому скомплектовать сервизы и расставить все в кухонном шкафу, но это ему не удавалось, поскольку требовало намного больше места. Он строил из плоских тарелок, суповых тарелок, тарелок для завтрака, тарелок для десерта, из блюдечек для компота, из чайных чашек и чашек для эспрессо башенки и ставил их в ряд на полку. Если рядом помещалось не более трех башенок, он впадал в отчаяние, снова вынимал их, мыл, сушил в десятый раз и строил новые, но в каких-то мелочах уже измененные башенки.

Тереза сидела за столом, читала молитвы, как всегда, перебирала четки и при этом смотрела на Эди.

– Как хорошо ты это делаешь, – сказала она в тот момент, когда Романо зашел в кухню. Она устало посмотрела на сына.

– Что нового? – спросил он.

– Ничего.

Обыск дома не дал результата. Полиция не нашла ни ножа, ни окровавленной одежды или чего-то подобного.

У Нери был разочарованный и сердитый вид, и он уехал, сказав лапидарное:

– Мы еще позвоним. Будьте готовы, что мы вас вызовем. Тереза в очередной раз бормотала молитву «Аве Мария».

Эди сосредоточенно складывал посуду и что-то довольно шептал. Ему было семнадцать лет, он весил сто двадцать килограммов и обладал медвежьей силой, которую едва ли мог контролировать. Еще в пятилетнем возрасте у него после тяжелой аллергии выпали волосы, и сейчас по-прежнему не было ни одного волоска на теле. Отсутствие ресниц и бровей придавало ему какой-то своеобразный голый и мягкий вид. У него были толстые кривые ноги, и передвигаться он мог только медленно. Если же он пытался бежать, то раскачивался из стороны в сторону, как корабль, борющийся с волнами. Романо обнял его за плечи.

– С тобой все о'кей, Эди?

Эди, продолжая громоздить тарелки друг на друга, кивнул и улыбнулся. Он настолько увлекся, что, похоже, не слышал ничего из того, о чем говорили Тереза и Романо. Романо налил остатки эспрессо в маленькую чашку. Кофе был холодным, но его это не смутило. Он сел возле матери, которая взяла его за руку и прошептала:

– Чем я могу помочь тебе, Романо? Я готова сказать, что ночью приходила и будила тебя, чтобы попросить таблетки от мигрени. Ты можешь полностью на меня положиться. В конце концов, я твоя мать.

Романо обескураженно посмотрел на нее.

– Что ты вообразила? – тоже шепотом ответил он. – Ты думаешь, что это я убил Сару? Неужели ты всерьез веришь, что я мог поехать ночью к тому дому и перерезать ей горло?

Тереза подняла брови.

– Я ничего не вообразила, ничего не думаю и ничему не верю. И прежде всего, я вообще ничего не знаю. Я просто хотела тебе помочь, вот и все.

Романо встал и не говоря ни слова вышел из комнаты. На первом этаже он увидел Энцо в инвалидном кресле, в котором он обычно смотрел телевизор и из которого не мог выбраться без посторонней помощи. Казалось, он спал с открытыми глазами.

– Тебе лучше? – спросил Романо и взял холодную как лед руку Энцо.

Энцо вырвал ее так резко, как будто к нему прикоснулась рептилия. Он посмотрел на Романо взглядом, исполненным страха и одновременно ненависти.

– Исчезни и не показывайся мне на глаза, – прошипел он.

Было без четверти час, когда Марчелло вошел в свой дом в Сан Мартино. Его жена закрывала страховое бюро в двенадцать часов, и обычно без нескольких минут час в семье Ванноцци обед уже стоял на столе. До обеда в страховое бюро приходили лишь те, кому необходимо было заявить о каком-то ущербе. Настоящие прибыльные договоры заключались в пятницу вечером либо в субботу с утра, когда крестьяне не работали в поле, а занимались своими делами. Тогда они вместе с женами отправлялись в супермаркет, делали срочные покупки или заказы, отдавали инструменты в ремонт, платили за страховку или заключали новую. И в большинстве случаев это происходило тогда, когда что-то уже случилось. Марчелло обычно не отказывался оплатить старый ущерб, если в качестве встречного хода заключалась новая страховка. По этой причине он по пятницам и субботам был в бюро постоянно, зато в остальные дни появлялся там изредка.

Сейчас его жена Пиа и дочери Джина и Мария сидели в кухне, но пахло там не жареным чесноком и луком, не тушеной vitello [11]11
  Телятина (итал.).


[Закрыть] и вареной рыбой, а дымом, потому что Джина курила одну сигарету за другой и пепельница была уже набита окурками до отказа.

Он поставил корзину посередине кухонного стола, но белые грибы, которые он купил у уличного продавца в Ливане, остались без внимания. Даже если бы у каждого гриба на шляпке была табличка с ценой, его женщинам это не бросилось бы в глаза.

– Ты уже слышал? – выдохнула Пиа.

– Что? – спросил Марчелло, и сердце у него забилось так, что готово было выскочить из груди, потому что он сразу понял, что так взволновало женщин.

– Сара Симонетти мертва, – сказала Пиа. – Какой-то сумасшедший перерезал ей горло в доме в лесу. Алессио нашел ее. Представляешь?

Марчелло упал на стул, который стоял к нему поближе.

– Нет, – выдохнул он, – этого не может быть.

Что это произойдет так скоро, что ее так быстро найдут – об этом он даже не подумал.

Джине и Марии было соответственно двадцать и двадцать два года. Две прекрасные молодые женщины, которые притягивали к себе взгляды, когда заходили в бар на Пьяцца. У них был только один недостаток: их голоса были пронзительными и острыми, как терки.

– Всю жизнь я была спокойна и довольна, я чувствовала себя в полной безопасности, но сейчас я боюсь, – заявила Джина. – Это невыносимо – знать, что где-то рядом бродит сумасшедший.

– У него на примете была Сара, до тебя ему нет дела, – заявила Пиа.

– Откуда тебе знать? – возмутилась Мария.

– Убийца, в конце концов, не случайно встретил ее в лесу, а проник в дом, чтобы убить ее. Именно ее, Сару Симонетти. И никого другого.

– Когда это случилось? – прошептал Марчелло.

– Наверное, сегодня ночью. Мы знаем об этом только от Джульетты, а она узнала от своей подруги Терезы из Монтефиеры. – Пиа встала. – Переоденься, – сказала она. – Мы поедем к Романо, чтобы выразить соболезнование.

«Я этого не выдержу, – подумал Марчелло, – я не смогу».

В этот момент ему стало ясно, что он сделал очень большую ошибку, которую уже невозможно исправить. Ему нужно было сразу пойти в полицию, тогда он был бы просто человеком, который нашел труп, и ничего бы не произошло. А сейчас у него была тайна, которая повисла на нем тяжким бременем, словно невозвращенный долг. Нечистая совесть владела каждой его мыслью. Ему нет покоя и никогда больше не будет, потому что если обнаружится, что до Алессио в доме побывал он, то у него будут проблемы. Он никогда не сможет объяснить жене, почему ничего не сказал ей, почему не сообщил в полицию. Он обманул ее доверие. Во всяком случае, она воспримет это именно так. И будет предполагать больше, чем было на самом деле, и не поверит ни одному его объяснению. Из-за идиотизма он поставил под угрозу свой брак! Теперь в деревне будут неделями говорить о нем и высказывать разные предположения. И даже имидж порядочного человека он сегодня утром легкомысленно поставил под угрозу. Не говоря уже о проблемах с полицией. Полицейские возьмут его под подозрение, потому что его поведение необъяснимо. Ни один человек, и уж тем более ни один полицейский, не поймет, почему он нашел труп и промолчал. Собственно, было только одно объяснение: он молчал не потому, что нашел Сару, а потому что это он убил ее.

Марчелло бросило в пот. Он встал, подошел к кухонному шкафу и проглотил две таблетки от боли в сердце.

– Что случилось, папа? – спросила Мария. – У тебя проблемы с сердцем из-за того, что убили синьору Симонетти?

Марчелло кивнул.

Пиа пришла в недоумение и призадумалась. Потом она встала, подошла к Марчелло, который стоял к ним спиной, взяла его за плечи и повернула к себе, так что он вынужден был посмотреть ей в лицо.

– Что с тобой, Марчелло? Ты хотел что-то сказать?

Марчелло покачал головой, но на душе у него было скверно. В какой-то момент он подумал, что можно еще исправить ситуацию, если подробно и детально все рассказать и признать свою глупость. Может быть, жена поверит ему и даст какой-нибудь совет. Вместе было бы легче молчать перед полицией. Было еще не слишком поздно. Он мог еще сделать Пиу своей сообщницей и уменьшить тяжесть, свалившуюся на его плечи… Но Марчелло ничего не сказал. У него не хватало мужества, и он приходил в отчаяние от собственной трусости, потому что чувствовал, что не в состоянии бороться с водоворотом, который неотвратимо затягивал его в пучину.

– А ну-ка оставьте нас на минуточку вдвоем, – сказала Пиа дочерям, и обе молча вышли из кухни, хотя им очень хотелось узнать, что же творится с отцом. – Ты что-то скрываешь от меня, Марчелло? Есть что-то, связанное с этой синьорой, чего я не знаю?

Марчелло снова покачал головой.

– С каких это пор у нас появились тайны друг от друга?

– Ничего, действительно ничего. У меня нет тайн от тебя, Пиа. Просто я чувствую себя сегодня не очень хорошо. Еще с утра в лесу у меня кружилась голова. Мне, похоже, нужно прилечь.

Он оставил жену в кухне и пошел в спальню, чтобы лечь в постель. Обстановка в кухне была невыносимой. Но сейчас все закончилось. Возврата назад уже не было. Он упустил свой шанс. Он совершенно точно знал, что Пиа ему не поверила. Она была чрезвычайно чувствительна к его настроению. Он никогда не умел врать, а обмануть Пиу вообще было крайне тяжело. Ему придется действовать в одиночку и стараться, чтобы по его виду никто ничего не заметил. Оставалось только надеяться, что он, возможно, излишне беспокоится – все-таки существовала возможность, что никогда не всплывет то, что произошло сегодня утром.

Раздеваясь и укладываясь в постель, он пытался убедить себя в этом. Он не совершал никакого преступления, он ни в чем не виноват, он не убивал Сару, почему же ему, собственно, так волноваться? Конечно, это все из-за той истории, что произошла два года назад и которую он уже успешно вытеснил из памяти. Теперь она во всех деталях стояла у него перед глазами, и было ясно, что именно по этой причине он сегодня ударился в бегство. Он больше не хотел, чтобы что-то связывало его с Сарой. И чтобы это ни в коем случае не выяснилось в столь щекотливой ситуации, а именно – при обнаружении ее трупа.

Был теплый майский вечер две тысячи второго года. Пиа уже давно была дома, а Марчелло еще оставался в бюро, когда зазвонил телефон.

– Это Сара Симонетти, – сказала синьора мягким голосом. – Извините, что беспокою, но не могли бы вы приехать в мой дом? Ремонт закончен пару дней назад. Я хотела бы застраховать дом, но будет мало толку, если я приду к вам, потому что вы не будете знать, о чем мы говорим. В конце концов, вы сами должны это увидеть.

– Да, – сказал Марчелло, – в принципе, это, конечно, возможно. Вам удобно завтра около трех или послезавтра в десять утра?

– Ни то ни другое, – уверенно сказала Сара. – Я в это время не могу. Я только изредка бываю в лесу и очень волнуюсь, что дом не застрахован. Если вас это интересует, вы должны приехать немедленно.

– Немедленно? – спросил он, не веря своим ушам – Но уже почти девять!

– Немедленно, – повторила Сара. – Мне и вправду ужасно жаль…

– О'кей, приеду, – решительно ответил Марчелло, хотя ему стало как-то не по себе. – Вы можете объяснить, как найти ваш дом?

– Конечно. – Ее голос снова был теплым и нежным, как раньше. – У вас джип? – Марчелло только кивнул. – Хорошо. Вы доедете до Солаты, проедете через село и дальше в направлении Нусенны. Прямо перед кладбищем дорога возле небольшого пруда поворачивает влево, она там довольно ухабистая. Приблизительно через двести метров влево уходит широкая дорога. Но вы должны ехать не по ней, а по узкой дороге, которая ответвляется от широкой снова влево. Если вы будете внимательны, то заметите ее. По этой узкой лесной дороге вы проедете приблизительно километр. Вблизи того места, где дорога делает поворот направо, вы оставите машину и пойдете пешком по правой дороге в гору. Вам придется идти по дороге, которая довольно сильно заросла. Я надеюсь, что у вас достаточно крепкая обувь, потому что в это время года в лесу много змей. Через пятьсот метров вы должны увидеть крышу моего дома. – Она сделала паузу и глубоко вздохнула. – Приезжайте. Я жду вас. И возьмите с собой карманный фонарик, иначе вы не найдете дорогу обратно. – И она положила трубку.

Марчелло позвонил Пие и сказал, что должен поработать подольше и что не хочет есть. Когда он закончит, то зайдет еще выпить вина в баре на Пьяцца, где геометр хотел поговорить с ним по поводу страховки второй машины своей жены. Пиа не должна ждать его, потому что это будет довольно поздно. Она же знает геометра, тот не ограничится одним бокалом вина.

Марчелло пытался говорить обыденным тоном, но увидел, что карандаш в руке дрожит.

Пиа сказала пару раз «Va bene» [12]12
  Хорошо, ладно (итал.).


[Закрыть], и голос ее звучал вполне спокойно. Марчелло надеялся, что она не заметила его неуверенность.

Потом он закрыл бюро, оставив свет включенным. Все должны думать, что он еще работает.

Узкую полевую дорогу, которая вела к дому синьоры, он нашел сразу. Было двадцать минут десятого, когда он припарковался. Марчелло загнал машину как можно дальше в кусты, чтобы никто не заметил ее с дороги. Стемнело, но у него был карманный фонарик. В туфлях на тонкой кожаной подошве ему приходилось идти медленно и осторожно. Несколько раз он наступал на колючки, разорвал брюки о заросли ежевики, ветки деревьев били его по лицу. «Что я здесь делаю? – спрашивал он себя. – Я ночью пробираюсь через лес к клиентке и обманываю свою жену? Зачем все это, собственно?»

Чувство недовольства собой еще усилилось, когда ниже террасы, на которой он сейчас стоял, Марчелло заметил крышу небольшого дома.

Он глубоко вздохнул и начал спускаться. Из окна кухни пробивался слабый луч света. Марчелло видел, что синьора сидит возле стола и читает книгу. На ней был тонкий шелковый утренний халат, и она сидела, закинув ногу за ногу. Марчелло заметил, что под халатом на ней ничего не было.

Он затаил дыхание. Сердце его билось как бешеное. Еще было время повернуть назад, а утром позвонить ей, извиниться за то, что не пришел, и согласовать новый срок визита. Но ситуация будоражила его. Все было абсурдным и нереальным. Темный лес вокруг, тишина, одиночество и почти голая женщина, которая пригласила его под каким-то предлогом. У Марчелло возникло ощущение, что перед ним открывается самое большое приключение в жизни, и он постучал в дверь.

– Войдите! – воскликнула она высоким радостным голосом.

– Permesso? [13]13
  Разрешите? (итал.)


[Закрыть] – сказал он и вошел в дом.

– Как мило, что вы пришли! – Она подала ему руку. – Садитесь и выпейте бокал вина со мной. Потом я покажу вам дом.

Она наполнила два бокала из уже открытой бутылки и подала ему один.

– Salute! [14]14
  За здоровье! (итал.)


[Закрыть]

– Salute, – прошептал Марчелло и выпил. Его руки дрожали.

– Какой прекрасный май! – сказала она и покрутила бокал в руках. – Вы слышите, как стрекочут цикады? Даже сейчас, в темноте. И это в мае! Как удивительно! Обычно пение цикад начинается в конце июня, когда уже летают светлячки. Вы тоже обратили на это внимание?

– Нет, – сказал он, и сам себе показался глупым мальчишкой. – Я не обращаю внимания на такие вещи, даже когда вечером сижу на своей террасе. Нет, мне это не бросилось в глаза.

– Ничего, – ответила она улыбаясь. – Зато здесь, в тишине, очень хорошо слышны звуки природы.

– А вы не боитесь? Одна… А если что-то случится? Здесь вам никто не сможет помочь.

– А что может случиться? – Она засмеялась. – Я боюсь лесного пожара. Если лето снова будет жарким и сухим, а гуляющие будут всюду бросать окурки… Вот этого я боюсь. Поэтому и хочу как можно скорее застраховать дом. А так… Нет, я не боюсь. Наоборот, мне кажется, что этот спрятанный в лесу дом – самое безопасное место на земле. Мне больше нравится здесь, чем в маленькой квартире в Риме, Палермо или Неаполе.

– Возможно, вы правы, – сказал он, – но для женщины это все же необычно.

– Может быть. – Она одним глотком выпила свое вино, поставила бокал и встала. – Идемте. Давайте проведем маленькую экскурсию. Значит, здесь кухня, как вы сами видите. У меня тут всего немного. Плита, маленькая печка, посуда. Я здесь не для того, чтобы готовить. И конечно, не буду приглашать сюда гостей на обед. А здесь, – она открыла дверь в соседнюю комнату, – мой маленький склад. Немножко инструментов, чуть-чуть продуктов, больше ничего. В конце концов, мне нужно иметь хоть небольшой запас, поскольку отсюда до следующего магазина Alimentari [15]15
  Продукты (итал.).


[Закрыть] довольно далеко.

– Это точно. – Марчелло постепенно расслабился.

– Идемте наверх.

Она пошла впереди него по узкой винтовой лестнице, и у него закружилась голова от аромата, когда он направился следом.

В гостиной были только два удобных кресла, полка для книг, маленький письменный стол и мольберт, перед которым она и остановилась.

– Это моя рабочая комната. Здесь спокойно, и в голову приходят свежие идеи.

Он некоторое время рассматривал картину, которая стояла на мольберте. На ней был изображен большой кролик в халате, который показывал маленькому кролику в пижаме, как надо чистить зубы.

– Как мило, – сказал он, – и как реалистично.

Это он сказал совершенно искренне, потому что ее способность рисовать действительно произвела на него большое впечатление. Женщина нравилась ему все больше. И вечерами на своей террасе он будет думать о том, что она сидит здесь и рисует кроликов.

– А это моя спальня, – сказала она и открыла дверь. – Идемте.

Сара Симонетти не давала никаких объяснений по поводу этой комнаты, а сразу же легла в постель.

– Ты это знал и все же приехал, – сказала она, улыбаясь. – Это мне нравится.

Марчелло стоял в дверях и медлил. Его лицо горело, его кожа горела, как будто ее смазали пастой из перца чили, удары сердца гремели в ушах так, что он едва понимал, что она говорит.

– Иди сюда, – прошептала она. – Забудь мир, который остался снаружи. Просто не думай хотя бы минуту о своей семье, о своем доме, о своей работе. Здесь все по-другому. Эта маленькая хижина – своеобразный космос, и ничего из того, что здесь происходит, никогда не выйдет в нормальную жизнь. Никто не знает, что ты здесь, и никто никогда об этом не узнает. В поселках, в деревнях и городах действуют иные правила игры. Здесь никаких правил нет. Если мы встретим друг друга случайно, ничего не будет иначе, чем было раньше. Ты синьор Ванноцци, я синьора Симонетти. И если мы увидимся, так только в ufficio [16]16
  Офис, бюро (итал.).


[Закрыть] в Монтеварки, чтобы подписать страховой полис или внести деньги. Понимаешь?

Марчелло медленно кивнул. Он верил ей и чувствовал, что действительно готов забыть все, что значила его жизнь за стенами этого дома. Она всего лишь парой слов устранила его сомнения и успокоила его совесть. Кровь, которая до этого момента, казалось, собралась в голове, потекла вниз, наполняя его теплом и силой. Уважаемый гражданин, верный супруг, любящий отец, который до сих пор даже в фантазиях не решался представить себе подобную ситуацию, был готов на все. Он не мог понять, что с ним происходит, но он верил ей. Его рот наполнился слюной, и приходилось постоянно ее сглатывать.

Он глубоко вздохнул и начал раздеваться. Он сам удивлялся, как легко это получалось. Она наблюдала за ним, но его это не стесняло. Он чувствовал себя почти великим. «Я, Марчелло Ванноцци, сорока восьми лет, бросаюсь в самое большое приключение в своей жизни, причем не знаю, как оно закончится. Но мне все равно. Хочешь чувствовать себя живым – нужно идти на риск. Это тоже какая-то степень свободы».

Обо всем, что произошло потом, Марчелло позже мог вспоминать лишь с большим трудом, потому что месяцами, и днем, и ночью, при каждой возможности он, если не говорил с кем-то, пытался забыть случившееся, – так ему было стыдно. Он совершенно точно знал, что той ночью в нем проснулась исчезнувшая, казалось, с годами чувственность. Жадно, как изнывающий от голода щенок, он сосал ее грудь, глотал сок ее тела и сжимал ее так крепко, как не обнимал еще ни одну женщину. Она стонала от наслаждения и требовала, чтобы он взял ее еще крепче, еще грубее, и он потерял контроль над собой. Он обвил длинные светлые волосы Сары вокруг спинки кровати, так что она не могла двинуться с места, и легонько шлепнул ее. Сначала как бы в шутку, потом все сильнее и сильнее. Сара, закрыв глаза, дышала коротко и быстро. Удары становились все сильнее, он словно сошел с ума. Наконец рассудок приказал ему остановиться, чтобы не произошло несчастье. И тогда он так мощно, с криком вошел в нее, что даже собака, заскулив, убежала в гостиную.

После этого повисло невыносимое молчание. Сара набросила халат и завернулась в него. После, не говоря ни слова, зажгла сигарету и принялась смотреть в окно, выпуская дым в ночное небо. Марчелло молча оделся. Ему было так плохо, как еще никогда в жизни. Ему хотелось обнять ее, попросить прощения и в первый раз за этот вечер нежно погладить, но он этого не сделал.

И он ушел, сказав дежурное:

– До вторника я подготовлю полисы.

Она ничего не ответила, не предложила ему бокал вина, не попросила остаться еще на пару минут. Но она улыбнулась, когда он уходил.

Несколько минут спустя он бродил в темном, хоть глаз выколи лесу, натыкаясь на дикие розы, вереск и корни деревьев, и с помощью карманного фонарика, который давал жалкий свет, искал свою машину.

– Прости меня, Сара, – бормотал он. – Мне очень жаль.

Ему было дурно от осознания того, какие темные инстинкты, оказывается, таились в его душе, чего он раньше не знал, не говоря уже о том, чтобы ощущать их в жизни.

И с того дня он старался убедить себя в том, что это Сара соблазнила его, что она совратила его, а он сделал только то, что миллионы людей делают каждый день, считая, что это вполне нормально. Это был обычный неуклюжий «квики», быстрый секс, как он пытался для себя это сформулировать, ничего особенного – не стоять же ему было в сторонке, как закомплексованному идиоту. И больше он не собирался ломать голову над этим.

Но вот это ему как раз и не удавалось. Он был идиотом и чувствовал себя, как идиот. Несколько недель он не мог смотреть жене в глаза, и нечистая совесть причиняла ему почти телесные страдания. С того дня он стал ходить пригнувшись, чтобы хоть чуть-чуть уменьшить колющую боль в груди, которую он стал ощущать почти ежедневно после ночи в доме Сары.

Однажды теплым, солнечным июньским утром около девяти часов тридцати минут он поехал в Сиену к клиенту. Дорога была узкой, изобиловала поворотами и частично очень сильными уклонами. Кроме того жаркое, яркое, почти белое солнце слепило Марчелло, хотя на нем были темные очки. Машина еле ползла, потому что из-за яркого света он не мог сразу уловить поворот дороги. Возможно, это обстоятельство и спасло ему жизнь. Марчелло был в дороге приблизительно пятнадцать минут, когда ему вдруг показалось, что колеса потеряли контакт с дорогой и машина едет словно по вате. У него начало мелькать в глазах, он был не в состоянии различать повороты. Он потерял всякое чувство скорости: она никак не могла быть высокой, а ему казалось, что машина буквально летит. Колющая боль в груди вернулась и стала намного сильнее – такой, что у него перехватило дыхание. Сердце словно сдавило в тисках. Марчелло охватила паника. Он попытался затормозить, но не смог шевельнуть ногами – такой резкой была боль в груди. Страх смерти был самым сильным чувством, которое он когда-либо испытывал, но продолжалось это всего лишь миг, затем все стало черным.

Когда он потерял сознание, машина вместо поворота направо поехала прямо, съехала по склону и ударилась об кедр, который и остановил ее.

Марчелло повезло. Водитель машины, ехавшей вслед за ним, все видел и тут же вызвал «скорую помощь». Марчелло вернули к жизни прямо на месте происшествия и отвезли в больницу в Сиену, где ему наложили два байпаса на сердце.

Через три недели после того, как Марчелло выписали из больницы, в его бюро в Монтеварки появилась Сара.

– Buona sera, синьор Ванноцци, comme va? [17]17
  Добрый день, как дела? (итал.)


[Закрыть] – дружески приветствовала она его.

– Bene. Grazie [18]18
  Хорошо. Спасибо (итал.).


[Закрыть].

– Я слышала, вы были больны?

– Да, но сейчас мне уже лучше.

– О, я так рада. Как дела у вашей жены и дочерей?

– Очень хорошо. Спасибо. А как ваши дела, синьора? Вы уже освоились в своем доме?

– Да, конечно. С каждым днем я чувствую себя все лучше и лучше. Теперь мне для полного счастья не хватает только страхового полиса. Он готов?

– Конечно.

Она по-деловому прочла полис пункт за пунктом, при этом не посмотрев ему в глаза ни разу, но и не избегая его взгляда. Она была нормальной, какой вообще может быть нормальный человек. Он нервничал, наблюдая за ней, и ожидал хотя бы малейшего раздражения, но ничего подобного не было.

И с этого дня он старательно приучал себя к мысли, что все это случилось только в его воображении, что это был всего лишь сон. После инфаркта ему была подарена новая жизнь, и пришла пора стряхнуть с себя призраки прошлого. Через пару недель ему это удалось. Воспоминания, которые он больше не допускал к себе, бледнели все сильнее и сильнее. В конце концов, он был человеком – служителем права, который до сих пор не сделал ничего плохого, и никто ни в чем не мог упрекнуть его. С каждым днем ему становилось все легче и легче. Наконец он смог снова смотреть жене в глаза, а она была с ним нежной, исполненной любви, как никогда прежде. Дело в том, что все эти недели она спрашивала себя, что случилось с Марчелло. Пару раз она даже высказывала свои подозрения, но никогда не получала ответа. Поскольку она была убеждена, что состоит в браке с самым верным мужем, который только может быть под солнцем, то списала его изменившееся поведение на больное сердце. Кроме того, она утешала себя мыслью, что у мужчин тоже бывает переходный возраст и тогда они не могут держать свои чувства под контролем.

Теперь он стал таким, как прежде, и она пыталась начать все сначала, ничего не говоря об этом мужу.

А синьора, когда случайно встречала Марчелло в супермаркете, и дальше вела себя совершенно обычно. Они пережили сдержанно-дружеский роман, и Марчелло вздохнул с облегчением. Так что не было ничего необычного в том, что он разговаривал с ней о грибах или собирал грибы вокруг ее дома, где их было очень много.

Но когда он увидел ее труп, лежавший там, где произошло все то, что он так успешно вытеснил из головы, воспоминания нахлынули снова. И у него возникло ощущение, что все, что случилось тогда, станет явным, если он признается, что нашел ее тело. Полиция начнет копаться в его прошлом, все раскроет, и его жизнь закончится.

Постепенно до него стало доходить, что прошлое выплывет наружу именно потому, что он снова солгал, промолчал, что-то утаил. Страх, как колющая боль, пронзил его. Марчелло закрыл глаза и подумал, что лучше бы в то июньское утро два с половиной года назад врач «скорой помощи» не заставил его сердце биться снова.