Текст книги "Обитель зла"

Балтийское море, 1983 год – за двадцать два года до смерти Сары

Поезд остановился, двери открылись, и Сара протиснулась с чемоданом и сумками из купе. В этот момент прозвучал характерный приветственный клич Катрин, что-то среднее между йодлем и криком радости, который разнесся по всей платформе. Через пару секунд она подбежала, бросилась на Сару, обняла ее и начала целовать как сумасшедшая.

– Сладкая моя! – кричала она. – Ты здесь, ты действительно приехала! Я просто не могу поверить!

Катрин была маленького роста толстенькой особой с великолепным, пропорционально сложенным телом, просто в ней было лишних килограммов пятнадцать. И тем не менее она шла по жизни с уверенностью королевы красоты.

– Мужчины вообще не замечают, толстая ты или худая, – как-то сказала она Саре, заказывая себе огромную порцию мороженого. – Главное, ты должна уметь терпеть себя сама, и тогда они будут считать тебя неотразимой!

Летом она любила носить короткие узкие брючки или вызывающие мини-юбки, а к ним – лучше всего туфли на платформе и носки разного цвета, а задницей она виляла, как Мэрилин Монро. Она еще несколько лет назад махнула рукой на то, чтобы после стирки выбирать пару одинаковых носков. Поэтому один из ящиков ее шкафа был доверху забит носками различных цветов и узоров, которые она комбинировала в зависимости от настроения и желания. Точно также без всякой меры она увешивала себя цепочками, кольцами, браслетами, серьгами, и если даже она молчала, то уже по звону украшений было слышно, что она где-то вблизи.

– Что ты сделала со своими волосами? – спросила в ужасе Сара. Она привыкла, что Катрин каждую неделю меняет цвет прически, но таких ярких, оранжевых волос она у нее еще не видала.

– Я малость поэкспериментировала, – засмеялась Катрин, – и опять чуть-чуть не получилось. Но я считаю, что это умопомрачительно сексуально! Фрэнки это не мешает, а это самое главное. Фрэнки – такой милый парень, скажу тебе, настоящее сокровище! Да ты с ним познакомишься. Он целый день занимается музыкой и сочиняет новые мелодии. Знаешь, я так втюрилась в него, просто сил нет! Но ты тоже классно выглядишь, дорогая! И ты такая худая! – Она снова засмеялась. – Идем! Я такая голодная, что съела бы ведро спагетти!

И она, схватив чемодан Сары, потащила его к лестнице. Сара чуть ли не бежала рядом с ней, держа в руке сумку, в которую упаковала маленькую одноместную палатку.

– А твой друг не против, что я пару дней буду надоедать вам? – спросила она.

Катрин остановилась.

– Без понятия! Я его не спрашивала. Кто задает глупые вопросы, тот получает идиотские ответы. Наверное, ему это понравится, потому что он намекал, что тогда ему реже придется мыть посуду. – Она засмеялась. – Не беспокойся, дорогая!

Сара уже не могла вспомнить, когда Катрин в последний раз называла ее по имени, наверное, это было много лет назад. Наверное, она уже его и забыла.

Неделю назад Катрин позвонила Саре.

– Сокровище, – сказала она, – мы сейчас как раз живем в палатке на берегу Балтийского моря. Об этом можно только мечтать, скажу я тебе. Ты не хочешь приехать на пару дней к нам? Знаешь, я очень по тебе соскучилась, сладкая моя. Фрэнки, я уверена, это тоже понравится.

Сара раздумывала недолго. У нее не было никаких планов на отпуск, а в Берлине ей уже медленно, но верно потолок начинал давить на голову. Если быть честной, ей тоже не хватало Катрин. Они еще с седьмого класса были лучшими подругами и никогда не расставались больше чем на пару дней. Они встречались несколько раз в неделю, звонили друг другу два-три раза в день, и ни одна не могла представить себя без другой.

И Сара купила себе билет на поезд, упаковала вещи и поехала.

Фрэнки и Катрин отвоевали под свою палатку очень удобное место, на которое зарились многие, – на краю площадки для кемпинга, откуда открывался прекрасный вид на луга и поля. На горизонте виднелась серая полоска моря.

– Великолепно, – сказала Сара с восторгом, – но где мне поставить палатку? Вас же заставили со всех сторон!

Слева рядом с палаткой Фрэнки и Катрин рос толстый дуб, который давал тень и защищал от ветра, а перед ним был забор, за которым пара пенсионеров поставила свой прицеп. Справа от палатки была припаркована машина Фрэнки.

– Глупый вопрос, – сказала Катрин. – Ты, конечно же, будешь спать у нас в палатке. Это само собой разумеется.

Сара положила свои вещи, Катрин вскипятила на газовой горелке воду для спагетти, а Фрэнки нарезал чеснок для томатного соуса. До сих пор он, кроме пары приветственных фраз, не сказал ни слова.

Сара пригляделась к нему.

У него были черные волосы до плеч, такие тонкие, что, казалось, они обрамляют лицо, словно вуаль, и худощавое тело. Когда он на миг прекратил резать чеснок и поднял глаза, всматриваясь вдаль, Сара заметила легкий серебристый взгляд, который ей показался неотразимым и каким-то таинственным. «Он прекрасен, – подумала она, – великолепен, совершенен… Какого парня отхватила Катрин!»

– Катрин говорила, ты пишешь музыку? – спросила Сара.

– Хм… – Фрэнки даже не посмотрел на нее. Его отстраненность была уже почти невежливой.

– И что ты пишешь?

– А, так… Все, что угодно.

– За машиной стоит таз с холодной водой, а в нем пара бутылок вина. Открой одну в честь праздника, – сказала Катрин, почувствовав, что разговор между Сарой и Фрэнки совсем забуксовал.

Сара встала и пошла к машине. Она точно знала, что Фрэнки смотрит ей вслед. Его взгляд в буквальном смысле слова жег ей спину, она даже споткнулась о корень дерева.

Когда она разлила вино в три пластиковых стаканчика, Фрэнки наклонился и поцеловал Катрин в губы. После этого ему удалось, по-прежнему не глядя на Сару, поприветствовать ее, подняв свой стаканчик.

«Что с ним такое? – подумала Сара. – Он что, боится меня?»

Ситуация начинала ее раздражать.

Когда чеснок был нарезан, Фрэнки с гитарой отправился под дуб.

Катрин расслабленно сидела, скрестив ноги, перед пропановой газовой плитой, добавляя в томатный соус пряности.

– Как он тебе? Нравится? – спросила она шепотом, что было совершенно бессмысленно, поскольку Фрэнки был занят только собой и даже не пытался уловить хоть что-то из их разговора.

– Очень. Я понимаю, почему ты в него втюрилась.

– Я не втюрилась, – ответила Катрин и мечтательно вздохнула. – Я люблю его. Я больше ни о чем не могу думать и благодарю Создателя за каждую секунду, когда он со мной.

– И долго вы еще собираетесь здесь жить?

Катрин пожала плечами.

– Четыре недели… Шесть недель… Пока не закончатся деньги или не начнется семестр. Бесконечное божественное время! О чем еще можно мечтать? А потом мы собираемся добраться до островов… Или, может быть, нам захочется на ту сторону моря, в Швецию. Там мы поставим себе деревянную хижину и никогда больше не вернемся сюда…

Она рассмеялась так громко, что Фрэнки удивленно уставился на них.

Катрин обняла Сару и поцеловала ее в щеку.

– Нет, я так не смогу! Я была бы слишком далеко от тебя.

Сара ответила на ее объятия и, прижимая подругу к себе, украдкой посмотрела на Фрэнки, полностью погруженного в игру на гитаре. И вдруг ей в голову пришла мысль, что, наверное, самое лучшее для нее – уехать сейчас же, в этот же вечер.

Спагетти с пикантной приправой и чесночным томатным соусом были просто мечтой. Катрин проглотила три полные тарелки, и настроение у нее заметно улучшилось. Фрэнки же, наоборот, тыкал вилкой в свои спагетти без всякой охоты и не съел даже половину порции.

После еды Сара и Катрин вымыли посуду. Потом они отправились на прогулку, а Фрэнки в это время дремал на надувном матрасе перед палаткой.

От кемпинга к морю вела тропинка длиной приблизительно с километр, которая проходила через поля и луга прямо к пляжу. Когда они вышли к морю, солнце как раз садилось за горизонт, простирая последние оранжевые лучи над водой.

– Классно! Вид – с ума сойти! – сказала Катрин, сорвала с себя одежду и голая прыгнула в море.

Громко отфыркиваясь, она проплыла кролем метров двадцать, развернулась, поплыла назад, вышла из воды, температура которой была не больше семнадцати градусов, вытерлась футболкой и снова оделась.

– У меня впервые такое чувство, что я живу по-настоящему, – сияя, сказала она, переводя дух. – Ты можешь себе это представить, дорогая? Ведь мне уже скоро двадцать лет!

«Я желаю ей огромного счастья с Фрэнки», – подумала Сара и твердо решила, что завтра же как можно раньше уедет в Берлин.

Когда Сара и Катрин вернулись к палатке, Фрэнки сидел под дубом и курил марихуану. Он улыбался, но был не в состоянии контролировать свои глаза. Они у него буквально вращались и периодически закатывались под лоб.

Сара и Катрин зажгли факел, и при его свете пили красное вино и разговаривали. В половине двенадцатого они набрали воды из двадцатилитровой канистры, стоявшей за машиной, почистили зубы, сбегали в кукурузу и подготовили палатку на ночь. Фрэнки молча смотрел на них, задирая голову, чтобы выпустить дым.

Они залезли в палатку, а Фрэнки сидел под дубом и молча курил.

Около трех часов утра Сара проснулась. Катрин спала глубоко и крепко, тихонько посвистывая. Место возле нее по-прежнему было пустым. Сара выбралась из палатки, чтобы посмотреть, где Фрэнки.

Он сидел, прислонившись к дереву и закрыв глаза. Саре было холодно. Она взяла одеяло из палатки, завернулась в него и села рядом. Оказалось, что Фрэнки не спит. Он смотрел на нее.

– Что случилось? – спросила она. – Ты что, собираешься всю ночь сидеть здесь?

– Может быть, да. А может, нет.

– Неужели ты не устал?

– Еще нет. – Он протянул ей бутылку пива. – Хочешь глоток?

Сара кивнула и выпила. Когда она протянула Фрэнки бутылку, он взял ее за руку.

– Пойдем к морю!

От его прикосновения Сару будто током пронзило. А сердце ее забилось так, словно готово было выскочить из груди. Накинув одеяло на плечи, она пошла по темной тропинке вслед за Фрэнки.

И теперь, спустя много лет, Сара не раз думала, кто же в ту ночь начал первым. Может, виной всему была рука, которую она положила ему на плечи, когда ее сандалии утонули в песке. А может, его взгляд – то, как он смотрел на нее, стоя на берегу. Или решимость, с которой он притянул ее к себе и обнял. Как бы то ни было, она страстно ответила на его поцелуй. И ответила так, что в конце концов они вместе упали на песок.

– Я так и знала… – простонала Сара. – Поэтому ты весь день не мог смотреть на меня.

Катрин проснулась, потому что у нее зачесалась левая щиколотка. Она осторожно повернулась, чтобы никого не побеспокоить, и увидела, что палатка пуста. Ничего не поняв, она включила карманный фонарик и посмотрела на часы. Чуть больше половины четвертого. Только через два часа наступит рассвет. Она выбралась из палатки. Ни следа Фрэнки и Сары.

– Эй! – тихонько позвала она. – Где вы, мои сладенькие?

Ей никто не ответил. Дурное предчувствие превратилось в страх, и Катрин, прихватив фонарик, отправилась к морю.

Прибой с тихим шорохом бился о песок, мутная луна заливала пляж серым холодным светом. Безлюдная местность казалась призрачной, но совсем уж нереальными выглядели два обнаженных тела. До Катрин, которая остановилась на песчаном холме, доносились их стоны.

Сара и Фрэнки чувствовали себя свободными, словно были одни в целом свете. В этот час весь мир принадлежал им, и они даже не подумали о том, чтобы где-то укрыться.

У Катрин подкосились ноги, и она упала на колени. Несколько минут она не могла сдвинуться с места и словно загипнотизированная смотрела на то, что происходило на берегу.

Когда взошло солнце и Фрэнки с Сарой вернулись, она уже упаковала свои вещи.

– Я все видела. И не хочу ничего слышать, – сказала она.

– Проклятье! – прорычал Фрэнки и от ярости изо всех сил ударил по дубу, поранив ногу.

Сара хотела что-то сказать, но не могла. Словно сквозь плотный туман, она слышала звуки просыпающегося кемпинга: где-то плакал ребенок, хлопала дверь жилого вагончика-прицепа, гремела посуда, из пока еще закрытых палаток доносились приглушенные голоса, вдали слышались звуки радио. Она была не в состоянии обнять подругу и объяснить ей, что случилось. Она была не в состоянии просить у нее прощения. Она просто стояла и хотела, чтобы земля разверзлась и поглотила ее.

– О'кей, Фрэнки, – сказала Катрин, и голос у нее был мягким, как бархат, и более глубоким, чем обычно, – я ошиблась в тебе, вот и все. Никогда больше не попадайся мне на глаза.

Она обернулась к Саре и долго смотрела на нее.

– Жаль, – сказала она, – жаль нас.

Еще никогда Сара не видела столько печали и разочарования в глазах подруги.

Катрин схватила дорожную сумку. Ни Сара, ни Фрэнки не просили у нее прощения. Они не сказали ей «останься». Они не сказали вообще ничего, просто смотрели ей вслед – не двигаясь, молча, пока она не исчезла между палатками и жилыми вагончиками.

Уже полтора года Фрэнки жил в четырехкомнатной квартире в старом доме в Шёнеберге, рядом с парком Клейста. Фрэнки и его брат унаследовали квартиру своей тетки Ольги. Она была незамужней одинокой дамой лет пятидесяти, которая никогда не выходила из дому не накрасившись, сходила с ума от «Битлз», преподавала английский язык ученикам профтехучилища и однажды воскресным утром перерезала себе вены, слушая поставленную на бесконечный повтор песню «Yesterday». Фрэнки и его брат Уве после смерти Ольги отремонтировали квартиру, содрали со стен тяжелые матерчатые обои с золотым орнаментом и пристроили дешевую, но новую – с иголочки – кухню. С балкона открывался прекрасный вид на парк.

Три месяца назад на университетском празднике Уве влюбился в девушку из Новой Зеландии, у которой была годичная стипендия в Германии, и последовал за ней на ее родину. Он изучал машиностроение, но бросил учебу и теперь хотел испытать себя в разведении рыбы.

С тех пор Фрэнки жил один на ста пятидесяти двух квадратных метрах в четырех комнатах. На счастье, у него были терпеливые соседи, которых целыми днями не было дома и которые вечерами терпеливо сносили его многочасовую игру на рояле. Собственно, все было идеально, вот только денег катастрофически не хватало.

– Если ты не против, я буду жить у тебя, – сказала Сара. – Я все равно даже представить не могу, что выдержу разлуку с тобой больше чем двенадцать часов.

Спустя два месяца Сара отказалась от своей квартиры в Кройцберге и переселилась к Фрэнки. Места для двоих было более чем достаточно, а у Фрэнки больше не было проблем с оплатой. Того, что могла доплатить Сара, хватало на квартиру. Хотя у Фрэнки было мало времени и он с утра до вечера сидел либо за книгами, либо за роялем, чтобы подготовиться к экзаменам, Сара все равно была счастлива. Она наслаждалась тем, что сидела в своей комнате, изучала «Симплициссимус» для курса германистики и слушала через закрытую дверь музыку Фрэнки. Рояль был его единственной ценной и горячо любимой собственностью, которую он холил и лелеял, и на его гладкой, как зеркало, поверхности нельзя было найти ни пылинки.

В последнюю неделю перед экзаменом в консерватории Фрэнки не скрутил ни одной самокрутки с травкой и не выпил ни бутылки пива. Он работал практически круглосуточно, делая лишь короткие перерывы на сон и на кофе, и эти перерывы никогда не превышали трех-четырех часов.

– Ты подрываешь свое здоровье, – озабоченно сказала Сара, массируя ему затекшую спину.

Фрэнки лишь улыбнулся.

– Ты еще не знаешь, как это бывает, когда я по-настоящему убиваю себя.

Сара не обратила внимания на его слова. Она хотела только одного: чтобы экзамен состоялся как можно скорее и Фрэнки смог наконец выспаться как следует.

В день экзамена Фрэнки напоминал сверхнервное привидение. Он встал в семь утра, принял душ и выпил несколько чашек черного кофе. Он двигался по комнате, как лунатик, и Сара не могла представить, как он сможет написать хоть одно осмысленное предложение или без ошибок сыграть свои композиции, которые она считала великолепными и даже была растрогана до слез, когда он исполнял их.

– Скажешь, если какой-то пассаж тебе не понравится, – требовал он все чаще и чаще. А ей нравилось все. У нее начинало чаще биться сердце, когда он играл, и даже волоски на руках и ногах вставали дыбом… При этом она не отличала его произведения одно от другого, не говоря уже об отдельных пассажах.

В то утро он ничего не ел, только сидел за роялем, время от времени проигрывая какой-нибудь аккорд, задумываясь над ним на одну-две минуты, словно пытаясь глубоко запечатлеть этот звук в своем мозгу. Она спрашивала себя, почему он не делал этого раньше, но ничего не говорила. В половину девятого он прекратил это занятие, взял свои бумаги, папку, набитую нотными тетрадями, куртку и собрался уходить. Она на прощание крепко обняла его и символически плюнула на счастье через его левое плечо. Он устало улыбнулся и исчез. В половину шестого Фрэнки пришел домой. По тому, как поворачивался ключ в замке, она поняла, что он выдержал экзамен. Он бросился к ней, обнял, поднял на руки и закружился по комнате.

– Детские игрушки, – сказал он вне себя от счастья. – Если бы я знал, то не изводил бы себя так. Давай пойдем куда-нибудь, это надо отпраздновать.

Они засели в маленьком ресторанчике «Вельтлатерне», съели два огромных бифштекса с кровью с жареной картошкой и салатом, а к ним выпили две бутылки вина. Сара так устала, что с трудом поднялась по лестнице. Фрэнки почти донес ее на руках до кровати, где она моментально уснула. Сам он засел в своей комнате и выкурил три сигареты с травкой подряд, так что вскоре уже не мог отличать, где пол, а где потолок, упал под рояль и уснул.

Фрэнки занялся поиском работы. Первым, что ему предложили, было место органиста в церкви Святой Агнессы, но работать там у него не было никакого желания. Ему не хотелось по воскресеньям вставать бог знает в какую рань, чтобы в восемь утра уже сидеть в холодной церкви и играть церковные песни для кучки старых женщин. Проводившиеся время от времени органные концерты были бесплатными, а как пианист он еще не сделал себе имени.

Сара предложила ему попытаться поработать пианистом в баре гостиницы, но Фрэнки отказался. Каждый вечер играть «журчащую музыку», на которую никто не обращает внимания и которую никто по-настоящему не слушает, – нет, не для этого он получал высшее образование.

Итак, он оставался дома, часами сидел за роялем и без перерыва сочинял музыку. Горы листов заполнялись нотами, а Фрэнки неутомимо работал, хотя у него не было ни малейшего шанса продать хотя бы пару своих композиций.

Иногда он сочинял музыку ночами напролет. Когда Сара на следующее утро приходила в комнату, он чаще всего лежал головой на клавишах рояля и спал. Тяжелый сладковатый запах марихуаны наполнял комнату, горы пивных бутылок валялись вокруг, а расставленные по всей комнате пепельницы были до краев забиты окурками.

– Отстань, – говорил он Саре, стоило лишь ей затронуть эту тему. – Мне время от времени нужно это для вдохновения. Ты не представляешь, какие мелодии рождаются, когда я выкурю пару сигарет с марихуаной! Они гениальные. Я убежден в этом. Они сами по себе возникают в голове, и мне остается только записать их на бумаге. Не нужно считать, комбинировать, искать гармонию – они совершенны сами по себе. Это дар, Сара, так что оставь меня в покое. Я же никому ничего плохого не делаю.

Сара оставила его в покое. Она больше ничего не говорила, но ночи, когда он не ложился в постель и она находила его где-нибудь в квартире, случались все чаще.

В тот вечер в пятницу, после семинара по Бюхнеру, Сара пришла из университета в шесть часов и оглушительную музыку услышала еще на лестничной площадке. Она открыла дверь, и в нос ей ударил резкий запах марихуаны. Возле рояля как сумасшедший танцевал Фрэнки. Он вздымал руки вверх, задирал голову и вращал бедрами.

– Ты что, ненормальный? – закричала Сара. – Перестань!

Взмахом руки Фрэнки смел книги с полки.

– Ты что, совсем рехнулся? – крикнула она еще громче, но Фрэнки продолжал буянить.

Сара скрылась в своей комнате и заперла дверь.

Среди ночи она встала и пошла в кухню. Выпила стакан молока и сгрызла кусочек пармезана. «Чудесная ситуация, – подумала она, – просто великолепная!» И от всего этого ей стало просто тошно.

Сара ждала, что ей в голову придет какая-нибудь идея, как изменить жизнь, но вместо этого в кухню пришел Фрэнки, взял бутылку пива и уселся рядом с ней.

Он ничего не говорил, только смотрел на нее. После бесконечно долгого молчания он сказал:

– Давай выкладывай.

– Дерьмово, Фрэнки. Я беременна, – пробормотала она, указательным пальцем собирая крошки сыра на столе.

– Хей! – закричал он. – Это фантастика! Классно!

Он подхватил ее на руки и принялся танцевать. В конце концов у нее закружилась голова и она попросила снова посадить ее на стул.

– Ты давно об этом знаешь?

– Со вчерашнего дня.

– У меня в голове не укладывается…

Он вынул из холодильника бутылку шампанского, поцеловал Сару в губы и выстрелил пробкой в потолок.

На следующее утро он накрыл стол не просто прекрасно, а что называется по-праздничному, раздобыл цветы и поставил на стол маленькую коробочку с сережками, которые собирался подарить ей только на Рождество. Когда Сара с растрепанными волосами и в его пижаме босиком вышла к столу, он сказал, что она неотразима. Глаза ее засияли, когда она увидела сюрприз.

Она была ему бесконечно благодарна и чувствовала себя в полной безопасности. Фрэнки усадил ее к себе на колени.

– Я люблю тебя, – прошептал он ей на ухо. – И перед Богом клянусь, что никогда тебя не отпущу. Я буду с тобой и буду жить для тебя до конца своих дней.