Текст книги "Обитель зла"

Берлин, 1987 год – за восемнадцать лет до смерти Сары

13

– Наверное, у меня есть квартира для тебя, – сказал Романо и был счастлив, как еще никогда в жизни. Весь свой свободный день он посвятил тому, чтобы убрать квартиру, застелить постель свежим бельем, повесить пару фотографий со своей родины, сделать покупки, побриться, вымыться в душе и ожидать ее. И она действительно приехала. Она стояла перед его дверью, как будто это было самой нормальной вещью в жизни, и улыбалась. Без Эльзы, зато со множеством чемоданов.

– Не бойся, – сказала она. – Я не буду надоедать тебе. Это всего лишь на пару дней, пока я что-нибудь найду. А потом ты от меня избавишься.

Сначала она пошла под душ. Он сидел в гостиной, слушал, как журчит вода, и чувствовал себя в раю.

Когда она вышла из ванной, на ней был только его купальный халат. Она уселась на ковер и принялась вытирать волосы полотенцем.

– Две комнаты, – сказала она. – Больше мне не нужно. Одна комната для меня, одна – для Эльзы.

– Мой коллега как раз выселился из квартиры, – сказал Романо. – Он уезжает назад в Италию. Ты, наверное, можешь получить эту квартиру. Недорого и недалеко.

– Это было бы классно!

Потом они сидели напротив друг друга, улыбались и молчали.

– Чем ты занимаешься? – спросил Романо.

– Я студентка, изучаю германистику.

Романо кивнул.

– Когда я накоплю достаточно денег, я открою маленькую тратторию. В доме моих родителей. Там достаточно места.

– А где это?

– В Монтефиере. Это маленький городок в Тоскане.

– Классно, – сказала Сара. – Я о таком только мечтала.

Романо посмотрел на нее, но ничего не сказал.

Вечером он сварил спагетти трапанезе с тунцом, оливками, чесноком, помидорами и маслом, а после ужина она села к нему на колени. Ее рука блуждала по его телу, и Романо не знал, находится он на пути в рай или в ад.

В конце концов он не выдержал и отнес ее в постель.

Через час он голышом прошел через комнату и принес ей пепельницу, хотя ненавидел, когда в квартире, а что еще хуже – в его постели, курили.

Она прижалась к нему, выпуская дрожащие кольца дыма.

– Я люблю Италию, – сказала она тихо, гася сигарету в пепельнице. – И мне кажется, я люблю тебя тоже.

Романо искал слова, чтобы выразить свои чувства, что по-итальянски было таким легким делом и таким непростым на немецком языке. Но прежде чем он смог что-то сказать, он увидел, что она уже уснула.

14

У Фрэнки случился настоящий приступ бешенства, когда он пришел домой и увидел, что Сара забрала свои вещи и вещи Эльзы. Он швырнул полный бокал пива в зеркало в ванной, потому что видел в нем Сару – как она чистила зубы и улыбалась ему. Он слышал, как она говорила: «Фрэнки, тебе не мешало бы побриться». Или: «У тебя слишком длинные волосы, ты ужасно выглядишь». Или: «Лучше надень темно-синий пуловер, в этом ты похож на утопленника». Пуловер на нем был цвета беж, и он без раздумий выбросил его в мусорное ведро.

Зеркало вылетело из рамы, моментально уничтожив всякие иллюзии.

Теперь никто не стоял позади него. Сара не брызгала водой ему в лицо, не щипала его за задницу. Ее просто не было. И это приводило его в бешенство.

Он направился в гостиную, сорвал трубку телефона и позвонил ее родителям.

– Сара у вас? – спросил он.

– Нет, – ответила Регина, и голос у нее был удивленный. – Что случилось? Почему ты спрашиваешь? Вы что, поссорились?

– Нет, но у меня ее нет. А где еще она может быть?

– Не знаю. Извини, Фрэнки, но я ничем не могу тебе помочь.

В этот момент Эльза начала вопить.

– Ага, – сказал он, – значит, Эльза у вас. Уже легче. Поэтому прекратите врать и скажите, где Сара.

– Послушай, – сказала Регина, четко выговаривая слова, словно учительница, которая хочет успокоить разбушевавшийся класс. – Я не знаю, что случилось и что у вас там произошло. Это, собственно, меня и не касается. Могу тебе сказать, что Сара привезла Эльзу к нам на пару дней. Может, на пару недель. Посмотрим. Она сказала, что у нее есть какие-то дела. Переселиться, найти новую квартиру… Не знаю. Думаю, ты скорее, чем я, выяснишь, где она.

Фрэнки ничего не ответил, только хмыкнул.

– Ты знаешь, я всегда помогала вам. Еще ты знаешь, что нравишься мне и что я на твоей стороне. Но ты должен рассказать мне, что случилось, иначе я ничего не смогу сделать.

– Ничего не случилось. Я только хочу знать, где она.

– Она собирается уйти от тебя.

Фрэнки положил трубку.

– Дурная корова, – пробормотал он и пошел в кухню, чтобы открыть новую бутылку пива.

Хоть Регина и была дурной коровой, но врала она очень умело, Фрэнки был убежден в этом. Матери всегда знают, где их дочери и что они делают. Если бы они этого не знали, то искали бы и звонили до тех пор, пока не узнают. Не может быть, чтобы Регина не имела представления, где Сара. Ему захотелось пойти к ним и заставить ее сказать правду, действовать ей на нервы до тех пор, пока она не развяжет язык. Но мысль об Эльзе сдерживала его. Он был рад хоть на время избавиться от ее крика.

Фрэнки тщательно обыскал всю квартиру. Он хотел понять причину ее ухода. Возможно, обнаружится какой-то намек на другого мужчину. Какое-то личное письмо, какая-то запись в дневнике, необдуманно написанная фраза, фотография, непонятный счет из ресторана или со стоянки – то, что он не мог бы объяснить себе. В общем, хоть что-нибудь. Но не нашел ничего. Ни одной мелочи, которая могла бы насторожить его.

Он сидел больше в недоумении, чем в отчаянии, не понимая ничего, думал о Саре и пил четвертую бутылку пива. Он ужасно тосковал по ней, так тосковал, что даже живот сводило. Он попытался выразить свое настроение в музыке, но это ему не удалось. Он нервно захлопнул крышку рояля и решил ждать здесь до тех пор, пока она не придет, чтобы забрать свои вещи и любимую пишущую машинку. Ему было обидно, что он изрезал простыни в спальне и ни за что ни про что разбил зеркало в ванной. В конце концов он уснул.

Она пришла через три дня в половине седьмого утра. У Фрэнки на лице была трехдневная щетина, темные круги под глазами – и ни одной бутылки пива в холодильнике. Он так долго ждал и так долго повторял то, что хотел сказать ей, что сразу все забыл. Его мозг словно кто-то вычистил, ему было почти стыдно. А когда он, три дня не умывавшийся, пьяный и голодный, увидел ее, настроенную столь решительно, то просто впал в отчаяние. Она ходила из комнаты в комнату, осматривала вещи критическим взглядом, брала то одну, то другую книжку с полки, уложила в сумку скатерть, которую вышила ее бабушка, и фигурку из алебастра, изображавшую голую женщину, которая собиралась купаться в озере и брызгала на себя холодной водой. Фигурку, которую они несколько месяцев назад купили на блошином рынке на улице 17 июня, потому что одновременно влюбились в эту статуэтку.

– Это нет! – сказал он громко в полной тишине. – Все, что угодно, но ее не трогай.

– Хорошо, – сказала Сара. Это было первое слово, которое, она произнесла. – Хорошо, я от нее отказываюсь.

Ему стало немного легче, но потом он увидел на ее лице какую-то странную улыбку. Она с фигуркой в руках прошла через комнату, открыла дверь, вышла на балкон и протянула руку вперед. И ее улыбка стала еще радостнее.

– Пожалуйста, не надо, – умоляющим голосом сказал он.

– Ни тебе, ни мне, никому, – сказала она нежно и торжественно. Ее голос прозвучал так, словно она собиралась не уничтожить статуэтку, а благословить ее. Она выпустила алебастровую купальщицу из рук. Фигурка была очень крепкой, но пять этажей не выдержала даже она. На тротуаре прекрасная обнаженная женщина превратилась в кучу обломков.

– Посиди со мной, – почти умолял он, когда она вернулась в комнату, – не уходи, не объяснив, что значит весь этот театр.

– Хватит, Фрэнки, – сказала она, – действительно хватит. Думаю, тебе не надо рассказывать, что происходило в последние годы. Когда-нибудь наступает день, когда все заканчивается. Вот он и наступил. Все закончилось. Я ухожу. Фрэнки молчал.

– Кто он? – наконец спросил он бесцветным голосом. – Я его знаю?

– Зачем тебе это?

– Чтобы я мог выбить ему зубы.

– Вот это типично для тебя.

– Но почему? – Фрэнки вскочил и изо всех сил ударил кулаком в стену. – Кто он?

– Ты его не знаешь.

– Кто-то из университета?

– Нет. Пожалуйста, Фрэнки, прекрати. Не спрашивай меня, ты все равно никогда этого не узнаешь. Я познакомилась с ним совершенно случайно. Он стал последним толчком, чтобы закончить отношения с тобой, но не он был причиной.

– А что же? – Фрэнки стал красным как рак. – Что тогда? Мои волосы в ванной? Я что, храплю? Или я слишком много ем? Я слишком много пью? Я слишком много курю? Я работаю слишком часто? Я что, недостаточно часто носил тебя на руках? Я тебе изменял? Я тебя обманывал? Я недостаточно интересен для тебя? Я плохой любовник? Я забывал твои дни рождения? Я что, был недостаточно мил с твоей мамой? Я недостаточно занимался Эльзой? Ну? Что тогда? Выбери что-нибудь из этого.

– Оставь меня в покое, Фрэнки, пожалуйста. Я не хочу об этом говорить. Через пару недель, может быть, но не сейчас.

– Еще чего! – заорал Фрэнки. – Ты оставляешь за собой право просто бросить меня! Ты уходишь и оставляешь меня, как надоевшую собаку, и даже не говоришь, кто этот парень, который тебя сейчас трахает?

– Прекрати, Фрэнки. – Она встала и направилась к двери. – Ты поможешь мне вынести вещи?

Фрэнки демонстративно скрестил руки на груди и сжал губы. Он еле дышал.

– Ну хорошо, – вздохнула Сара и отнесла оба ящика вниз. Когда она вернулась, чтобы забрать пишущую машинку, Фрэнки в комнате уже не было. Сару это не обеспокоило. Она решила, что он в ванной. Но когда она уже была на пороге, он внезапно появился сзади.

– Не уходи! – попросил он. – Пожалуйста, не бросай меня. Пожалуйста, Сара. Мы можем все изменить. Все, что тебе не нравится. Я перестану пить, я больше не буду курить, я буду заботиться об Эльзе, я сделаю все, что ты захочешь… Прошу тебя, останься со мной.

У Фрэнки был такой вид, словно он в любой момент разразится слезами, и это тронуло Сару. Но ей было настолько трудно решиться подвести черту в их отношениях, что сейчас она не хотела сдаваться.

– Всего хорошего, – прошептала она – Береги себя. Мы можем созваниваться время от времени. Если я найду квартиру и у меня будет телефон, я позвоню.

Она ушла. Фрэнки замер посреди комнаты. Только когда Сара вышла из дома, он подошел к двери, пнул ее и несколько раз ударился головой о стену так, что не устоял на ногах.

15

Романо нашел для Сары квартиру на Прагерштрассе в хорошо сохранившемся старом доме на третьем этаже. С правой стороны дома был внутренний дворик, где с утра сияло солнце. В квартире были две просторные комнаты, маленькая кухня возле заднего входа и узенькая каморка для слуг рядом с тесной ванной комнатой. Раньше здесь жил его коллега Мауро. Он тосковал по жене и детям, хотел вернуться в Сицилию и мечтал о том, чтобы наконец увидеть, как солнце садится в море, а не исчезает за съемными домами. Два месяца назад, проработав пять лет в Германии, он вернулся домой.

В квартире Сара обнаружила полбутылки оливкового масла, две бутылки кьянти, которое уже превратилось в уксус, и четыре банки самодельного томатного соуса, которые Мауро по каким-то причинам оставил здесь. Скорее всего, он их просто забыл.

Романо взял отпуск на неделю, выкрасил квартиру в охрово-желтый цвет, потому что Сара так захотела, повесил лампы и полки, в спальне поставил кровать с балдахином, а в соседней комнате – кроватку для Эльзы.

Сара была на седьмом небе от счастья. Все ее проблемы, казалось, разрешились.

На новоселье Романо подарил ей маленькое оливковое дерево, которое Сара поставила перед большим эркерным окном гостиной. В душе она молилась, чтобы утреннего солнца оказалось достаточно и деревцо выжило в условиях холодной немецкой зимы в отапливаемой квартире с очень сухим воздухом. Сара пообещала Романо при первой же возможности поехать с ним в Италию, и он написал домой: «Мама, ты можешь не поверить, но у меня есть жена. Она красивая, как ангел, и добрая сердцем, как Мадонна. Ты полюбишь ее, как и я».

Мать Романо, Тереза, в ответном письме никак не затронула эту тему. Она молчала, словно и не прочла эти слова, и Романо это обидело. В своих письмах он больше не упоминал о Саре, но в душе надеялся, что его мать при первой же встрече всем сердцем полюбит ее.

Эльза днем была в детском саду, а Сара посещала занятия в университете. Каждое утро, когда Сара сдавала Эльзу воспитательнице Кирстен, та стонала, словно ночами лелеяла надежду, что Эльза наконец заболеет ветрянкой, корью или свинкой и несколько недель не будет появляться в детском саду. Но Эльза не доставляла Кирстен такого удовольствия. Даже если детский сад наполовину пустовал, потому что многие дети были простужены, болели гриппом или какой-то еще инфекционной болезнью, она, розовощекая и довольная, сидела за столиком, стуча кубиками друг о друга и время от времени от всей души вопя от удовольствия, или часами таскала ta собой пожарную машину с сиреной, единственную в детском саду, пока у Кирстен не лопалось терпение и она не отбирала игрушку. После чего Эльза орала уже без остановки. Когда Сара приходила после обеда, чтобы забрать дочь, Кирстен не удостаивала ее даже взгляда, а только кивала на прощание. Но Сара видела по бледному пятну на лбу Кирстен, что та на грани нервного срыва.

Когда Сара приходила домой, то надевала наушники и читала Катерину фон Георгиен, Бюхнера или Гауптмана, писала рефераты и с нетерпением ожидала Романо, который каждый вечер после работы приезжал к ней и оставался на ночь.

Это продолжалось недолго. Вскоре Романо отказался от своей квартиры и переехал к Саре. Сара все равно не могла бы приезжать к нему, боясь встретить Фрэнки, а Романо говорил, что заходит в свою квартиру лишь для того, чтобы переодеться.

Прошло шесть недель. Романо и Сара жили как супружеская пара, у которой был постоянно орущий ребенок. У Романо нервы были, как стальные тросы. Он баюкал кричащую Эльзу до тех пор, пока та не засыпала от усталости. Сара восхищалась им и была счастлива. Все в ее жизни начинало изменяться в лучшую сторону. О Фрэнки она ничего не знала и не думала, что когда-нибудь еще услышит о нем. Она попросила родителей ни в коем случае не давать ему ее новый адрес и номер телефона, и Регина поклялась ей в этом.

Сара полагала, что находится в полной безопасности и думала, что спокойно сможет закончить учебу, чтобы потом вместе с Романо и Эльзой уехать в Италию.

Тоскана, октябрь 2005 года – через несколько часов после смерти Сары

16

Романо не знал, сколько он уже стоит у двери. Никто, казалось, не замечал его, никто им не занимался. «Весь дом забрызган ее кровью, – думал он. – Кровью, которая текла в ней… Я снесу этот дом, я сровняю его с землей! Люди забудут, что здесь когда-то был дом, в котором убили мою жену… Сегодня, – думал он, – сегодня, двадцать первого октября, моя жизнь закончилась. Моя жизнь закончилась. У меня больше нет будущего».

Эльза и Эди, наверное, уже обо всем знают. Конечно, Тереза позаботится о них, это не проблема. Главная же проблема состояла в том, чтобы жить дальше, когда земля уходит из-под ног. Специалисты-трассологи закончили свою работу, и Иво из местного похоронного бюро зашел с одним из своих сотрудников в дом. Они занесли в комнату серый гроб и раскрыли его рядом с кроватью.

– Ч-ч-а-о, Романо, – заикаясь сказал Иво, – я о-о-очень с-с-о-болезную!

«Не верю я ни одному твоему слову, – подумал Романо. – Ты целыми сутками сидишь в своем магазинчике напротив пьяццы и только и ждешь, что наконец кто-то умрет и его надо будет хоронить. Трижды в день ты ходишь в бар, где выпиваешь одну чашку кофе за другой. Ты бледен как смерть, ты еле таскаешь ноги, и многие в деревне выглядят здоровее тебя. Каждое воскресенье ты молишь смерть о милости, но только не к себе, а к своим согражданам, однако она слышит тебя нечасто. А сейчас ты пришел сюда, в дом Сары, забираешь ее тело и говоришь, что тебе очень жаль. Ни черта тебе не жаль, Иво! Но я не обижаюсь на тебя, потому что в принципе ты хороший парень. Неудачник, но приличный человек».

Романо отрешенно смотрел, как Иво и его помощник подняли тело Сары и уложили в фоб. Иво искоса взглянул на Романо и закрыл крышку гроба.

Наверное, только сейчас, в этот момент, Романо понял, что не сделает ничего противозаконного, если прикоснется к жене. Комиссары и их коллеги не будут кричать на него, ругаться и спрашивать, что это взбрело ему в голову. Поэтому он бросился к Иво, оттолкнул его в сторону и открыл гроб. Он упал на колени, поцеловал испачканное кровью лицо Сары и прошептал что-то, чего не понял никто из находившихся в комнате, потому что он шептал только ей в уши, нос, глаза: «Я скоро приду к тебе, здесь меня ничего не держит, я люблю тебя, слышишь? Ti amo, carissima» [9]9
  Я люблю тебя, дорогая (итал.)


[Закрыть].

Он неподвижно стоял перед гробом на коленях и смотрел на жену так, словно хотел, чтобы эта страшная картина запечатлелась в его душе. Прошло несколько мучительных секунд. Никто не сказал ни слова. Наконец чья-то рука легла на плечо Романо. Прикосновение было легким, словно перышко, но Романо вздрогнул.

– Синьор Симонетти, – медленно произнес чей-то низкий голос, – пойдемте с нами, вставайте.

Романо медленно поднялся. Иво и его помощник снова закрыли крышку гроба и вынесли Сару. Романо через окно смотрел, как серый гроб задвигали в катафалк. Иво закрыл машину, и Романо больше не видел гроба, потому что стекла автомобиля были затемнены. Сара исчезла.

– Синьор Симонетти, – повторил низкий глубокий голос, – можно с вами поговорить? Меня зовут Нери. Донато Hери. Я комиссарио.

Романо удивленно уставился на мужчину, который взял его под руку и вывел из комнаты. На вид комиссару было лет пятьдесят, и у него была прическа ежиком, которая делала круглое лицо еще круглее. В его усах, которые скорее можно было отнести на счет небрежности в уходе, чем моды, было несколько седых волосков. Романо был уверен, что никогда прежде не видел Донато Нери.

– Куда вы ее увозите?

– В патологоанатомический институт в Ареццо, – ответил Нери. – На вскрытие. Мы пока не знаем, что здесь могло произойти. Мы обследуем ее и, я уверен, получим важную информацию.

– Я смогу еще увидеть ее? Я должен так много сказать ей. Я не могу просто так отпустить ее… – У Романо сорвался голос.

– Я посмотрю, что можно сделать, – сказал Нери, на которого этот человек произвел трогательное впечатление, хотя он и знал, что следует остерегаться таких чувств. Слишком много убийц оказывались великолепными лжецами и еще лучшими актерами.

– Где мы можем спокойно поговорить? – спросил Нери.

– Не здесь. Здесь я не выдержу.

– Я понимаю.

– Я хочу домой. Я нужен детям.

– Хорошо, – сказал Нери. – Не возражаете, если я провожу вас? Я поеду за вами в своей машине.

– Как хотите.

Конечно, Романо был против, но он знал, что не сможет долго избегать разговора с комиссаром.

Они отправились не через лес, поскольку машина Нери не была внедорожником, а выбрали гораздо более длинный путь через Ченнину и Амбру. Когда они приехали в Монтефиеру, дом выглядел вымершим. Эльзы и Терезы нигде не было видно, Эди тоже не показывался на глаза.

Романо пригласил комиссара в свою квартиру.

Нери осмотрелся, уселся в кресло и поблагодарил за стакан воды, который Романо поставил перед ним. Какое-то время он, потирая руки, рассматривал сидящего напротив Романо, как будто не знал, что сказать.

– Синьор Симонетти, – начал он подчеркнуто спокойным голосом, – вашу жену сегодня ночью убили. Мы пока не знаем точного времени смерти. Вы можете сказать, где провели вчерашний вечер и ночь?

Романо кивнул.

– Я работал в траттории. Последние посетители ушли только в половине первого. Молодая пара, я их ни разу здесь не видел… Это туристы, но я не знаю, где они живут.

– Это мы узнаем. А потом?

– Потом я пошел в нашу квартиру. Эди был в своей комнате и спал, а Эльза больше не живет с нами.

– Вы посмотрели, дома ли Эди, когда поднялись из траттории наверх?

– Нет. Все было тихо, и я не хотел будить его. Он спит очень чутко. Иногда достаточно открыть дверь, чтобы он испугался и проснулся.

– А почему вы так уверены, что он был в постели?

– Проклятье, а где же он должен быть? У него нет друга, нет подруги, и он еще никогда не ночевал вне дома. Кроме того, он инвалид.

– Что значит «инвалид»?

– Ему семнадцать, но его умственное развитие на уровне пятилетнего ребенка.

Нери кивнул, но Романо видел, что абсолютно не убедил его.

– А ваша дочь Эльза? Может быть, она приехала домой и была в своей комнате? – продолжал докапываться Нери.

Романо решительно покачал головой.

– Нет. Она с подругой уехала на неделю на термальные воды в Сатурнию.

– Ваши жена и дочь хорошо понимали друг друга?

Романо помедлил.

– В некоторой степени.

– Что это значит?

– Ничего не значит. Время от времени они расходились во взглядах. Эльза еще очень молода и любит поспорить с матерью. Вот и все.

– Сколько ей лет?

– Двадцать один год.

– Хм… – Нери что-то записал.

Романо разозлился на себя за то, что просто не сказал, будто мать и дочь прекрасно понимали друг друга. Это было глупостью. Теперь Нери наверняка за это ухватится.

Нери, наоборот, решил пока оставить эту тему. Однако на его лице появилась скептическая улыбка, и Романо понял, что комиссар не удовлетворен его ответом.

– А у вас были сердечные отношения с дочерью? – подчеркнуто дружелюбно спросил Нери.

– С моей приемной дочерью? Да. Я не родной ее отец, но мы понимаем друг друга очень хорошо.

– А кто ее родной отец?

– Немец. Он умер.

– Ага.

Эта тема была для Нери исчерпана, и он снова принялся за вчерашний вечер.

– А что вы делали потом?

– Я включил телевизор и сделал громкость потише, чтобы Эди не проснулся. Чтобы быстрее заснуть, я всегда выпиваю один-два стакана красного вина. Я открыл бутылку, а в половине второго поговорил с Сарой по телефону.

– Откуда вы знаете, что было половина второго? Вы посмотрели на часы?

– Да. Я смотрел американский триллер, и там как раз был перерыв на рекламу, которую я терпеть не могу. Я посмотрел на часы, чтобы узнать, сколько еще будет идти фильм.

– А часто бывает, что вы среди ночи говорите с женой по телефону?

– Не часто, но периодически.

– О чем вы с ней говорили?

– Ни о чем конкретно. Она сказала, что утром приедет домой, чтобы приготовить Эди завтрак. А потом мы пожелали друг другу спокойной ночи.

Нери записывал ключевые слова карандашом в маленьком блокноте в клеточку. Для человека, который пару минут назад целовал труп своей жены, Романо казался ему на удивление спокойным и собранным.

– Что, собственно, ваша жена делала в лесу? В одиноко стоящем доме без телевизора и других удобств?

– Она рисовала. Картинки для детей. Сара иллюстрировала детские книги, а для этого ей нужно было место. И время от времени – просто покой.

Романо посмотрел прямо в глаза Нери. Похоже, он был горд, что дает жене такую свободу.

– И вас не смущало, что ваша жена предпочитает уединение? – ни с того ни с сего спросил Нери и подумал, что развелся бы, если бы его жена выставляла подобные требования.

– Нет, – ответил Романо. – Она была необыкновенной женщиной, и у нее были необыкновенные идеи. Если бы она не была такой необыкновенной, я бы ее так не любил.

Нери поперхнулся и, как ему показалось, покраснел.

– Понимаю, – пробормотал он. – А что вы делали после того, как поговорили с женой по телефону?

– Ничего. Я улегся в постель и спал до утра. До тех пор, пока мой отчим не начал кричать.

– Это кто-нибудь может подтвердить?

– Я думаю, нет, – вздохнул Романо. – Разве у кого-то есть человек, который наблюдает, как он спит?

Нери чувствовал, насколько сильно этот разговор его утомил. Ситуация была для него пока что непонятной. Он не мог поставить себя на место этих людей, и ему трудно было следить за ходом их мыслей. Внезапно он почувствовал голод, и ему захотелось вегетарианской лазаньи, которую так великолепно готовила его жена Габриэлла. Ему захотелось чокнуться с ней бокалом красного вина в знак благодарности за хорошую еду и чтобы возникло ощущение, что все в порядке. Но ничего не было в порядке. Ничего. Абсолютно ничего. И это его угнетало.

– Разрешите вопрос? – тихо спросил Романо, и Нери удивленно кивнул. – Кто ее нашел?

– Алессио Казини. Охотник из Бучине.

Романо покачал головой.

– Я его знаю. А что ему нужно было возле дома моей жены? В радиусе ста метров вокруг дома охота запрещена!

– К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос. Во всяком случае, он был там с собакой, охотился на зайцев и фазанов. Когда он проходил мимо дома вашей жены, то удивился, что дверь распахнута. Его собака начала лаять как сумасшедшая, и он зашел в дом, чтобы посмотреть, все ли в порядке.

«Что я, собственно, делаю? – подумал Донато Нери. – Подозреваемый расспрашивает меня о подробностях дела, и я добровольно даю информацию. У меня, наверно, что-то с головой не в порядке».

– Скажите, синьор Симонетти, были ли какие-то изменения в поведении вашей жены в последние дни? Она о чем-то беспокоилась? Чего-то боялась?

– Нет, – уверенно ответил Романо. – Если бы она боялась, то сказала бы мне. И она точно не поехала бы в тот дом. Она осталась бы со мной, там, где с ней ничего не могло случиться.

«Ну, мы еще посмотрим, соответствует ли это действительности», – подумал Нери, и вдруг Романо перестал быть ему симпатичен.

– А когда вы видели жену в последний раз?

– После обеда, в четыре часа. Незадолго до того, как она уехала и я начал готовить ужин в траттории.

– Разве жена не помогала вам в ресторане?

– Почему же, помогала. Если случалось много работы. Но сейчас, в конце сезона, было не так уж важно, чтобы она работала. Поэтому после напряженного лета я дал ей возможность отдохнуть.

– Как благородно! – Нери не смог скрыть насмешки.

– Да. – Романо почувствовал, как на лбу выступили капельки пота. – Я уже говорил вам, что любил ее. А птицу, которую любят, не закрывают в клетке. Ее отпускают полетать.

– А ваша жена? – задал Нери провокационный вопрос. – Она вас так же сильно любила?

Романо сжал руку в кармане брюк в кулак.

– Вы закончили? – спросил он бесцветным голосом.

– Сейчас, – сказал Нери. – У меня только одна просьба. Я хотел бы осмотреть тратторию, вернее, кухню.

Романо пожал плечами и встал.

– Пожалуйста.

«Идеально прибранная кухня», – с удивлением констатировал про себя Нери. С блестящим хромированным рабочим столом, с газовой плитой, на которой не осталось ни пятнышка жира, с вычищенной до блеска раковиной для посуды, с висящими на стене сверкающими сковородками, рассортированными по размерам. Стеклянные дверцы шкафа для посуды сияли на солнце, на них не было и следа брызг. И такими же безукоризненно чистыми выглядели гладкие плиты кафеля на полу. «Здесь действительно можно есть с пола, – подумал Нери, – а вот у Габриэллы дома сплошной свинюшник».

Однако все внимание Нери было приковано к большой подставке для ножей, которая стояла слева, рядом с машинкой для нарезания колбасы.

Обычно в этой подставке торчали пятнадцать высококачественных, крепких и, очевидно, очень дорогих ножей – друг возле друга, в чистоте и порядке, рядом с ножницами.

Сегодня их было только четырнадцать. Самый большой нож отсутствовал. Предусмотренное для него место пустовало. Даже Нери был удивлен. Такого попадания в яблочко он не ожидал. Романо потрясение смотрел на подставку для ножей.

– Здесь не хватает одного ножа, – сказал Нери, что, впрочем, было излишним. – Вы не знаете, где он может быть?

– Нет.

Собственный голос показался Романо чужим, будто он слышал себя впервые. Механически, ни о чем не думая, он открыл посудомоечную машину. Она была пуста.

– Моя мать убирает в кухне по вечерам, – пробормотал он. – Может быть, она взяла нож с собой, чтобы что-то нарезать.

– Она часто так делает?

Романо лишь дернул шеей.

– Мы ее спросим.

Нери в душе торжествовал.

Романо открыл все шкафчики и ящики. Ему не понадобилось много времени, чтобы убедиться, что огромный нож для мяса отсутствует.

– Не понимаю. Я действительно ничего не понимаю. Не может быть, чтобы он исчез.

– Кто, кроме вас, мог его взять?

– Не знаю.

Романо почувствовал, как по спине пополз холодок страха. Нери вытащил из кармана мобильный телефон.

– Полагаю, что вы не будете возражать против обыска в доме. Я предупрежу коллег, и сегодня вечером, возможно, мы будем знать больше.

Романо покачал головой и сгорбившись вышел из кухни. Кто-то сейчас занимался тем, что вытаскивал камень за камнем из пирамиды, которая когда-то была его жизнью.