Текст книги "Остров доктора Фу Манчи"

ГЛАВА VI
ОПЫТЫ ДОКТОРА ФУ МАНЧИ

Мне казалось, что я прорвался сквозь какую-то хрупкую скорлупу к лиловому свету и тишине. Окружающий мир, воспоминания о кипучей деятельности, о капающей влаге – все это быстро понеслось в мозгу. Здесь стояла тишина; на освещенном пространстве не было видно ничего и никого. Потом откуда-то издалека донесся голос доктора Фу Манчи:

– Представитель моего рода, такой мандарин, как я, связан кодексом, который прочнее стали. Для себя я ничего не прошу. У меня в руках ключ к святая святых таинственного Востока; владея этим ключом, я повелеваю армией настолько огромной, что о командовании ею не мечтал ни один смертный.

Должно быть, я бредил, поскольку вокруг не было ни души: я был один-одинешенек в фиолетовой пустоте.

– Основа моей власти на Востоке, но длань моя простирается на Запад. Я восстановлю былое величие Китая. Когда ваша цивилизация, как вы любите ее величать, уничтожит себя, когда вы обратите в пепел ваши дворцы и храмы, когда в слепоте своей вы повернете часы, которые так заботлива, настраивали, вот тогда я воспряну. Из огня восстану я. Красные сумерки падут на Запад, придет золотая заря Востока…

Голос постепенно замер, и загадочное сияние тоже померкло, словно это был мираж, созданный голосом или аурой говорившего.

Я лежал в неестественной позе на металлической кушетке в длинной узкой комнате с низким потолком; окон в комнате не было. Она освещалась плафонами и была пропитана каким-то специфическим духом, наводившим на мысли о морге. Та половина комнаты, в которой стояла кушетка, не имела обстановки, если не считать высокого шкафчика со стеклянными дверцами. В этом шкафчике хранились в банках всевозможные анатомические образцы: коллекция до того отвратительная, что я опять усомнился в реальности происходящего.

Несколько человеческих рук – черных, желтых и белых; коричневое предплечье; внутренние органы, которые нет нужды описывать; в самой большой банке, полуприкрытой марлей, лежала голова негра с ухмыляющейся во весь рот физиономией.

Другая половина комнаты представляла собой небольшую, но хорошо оборудованную лабораторию, где сейчас как раз ставился какой-то опыт. Под ретортой, снабженной конденсатором, шипел непонятный аппарат, похожий на бунзеновскую горелку, но чем-то отличающийся от нее. Слабое знание химии не позволяло мне лучше разобраться в происходящем.

Я бросил лишь один взгляд на объект, находящийся в процессе дистилляции, и отвел взор. Мне стало тошно, и я на миг закрыл глаза. Но то, что я увидел, возможно, каким-то образом объясняло фиолетовый мираж.

На верстаке поменьше стояла низкая приземистая лампа, опиравшаяся вроде бы на какой-то стеклянный кубик. Она излучала странное фиолетово-пурпурное сияние, и я тотчас вспомнил глаза Ардаты.

И с этой мыслью ко мне вернулось сознание… Ардата! Неужели она предала меня? Неужели она снова меня обманула и оставила на милость головорезов доктора Фу Манчи? Я вспомнил, что она украла мой кольт, а потом вернула его. Было ли это свидетельством ее невиновности или всего лишь мимолетным раскаянием…

Дверь в стене рядом с большим лабораторным столом беззвучно скользнула в сторону. Голова у меня закружилась, как после быстрого подъема на большую высоту. Неторопливой, невероятно похожей на кошачью поступь походкой вошел какой-то человек и закрыл за собой дверь. На нем был длинный халат из зеленой атласной ткани. Повернувшись, человек посмотрел в мою сторону.

Это был доктор Фу Манчи.

Он еще больше исхудал с тех пор, как я видел его в последний раз, а когда доктор уселся за стол, я заметил, что в его движениях чувствуется усталость. Человек, который не встречал доктора Фу Манчи, наверное, никогда не сможет понять, какая особая сила исходила от него.

Я не знал никого, кроме Найланда Смита, кто был бы способен ей противостоять. И вот теперь, оказавшись наедине с доктором в этой узкой, длинной и зловещей комнате, тишину которой нарушало только шипение горелки, я понял, что источник этой силы – его глаза, похожие на странные зеленые маяки. Они лихорадочно блестели в глубоких черных глазницах.

Его внушительная фигура, высокая, угловатая, со вздернутыми плечами, придавала ему некоторое гротескное величие; и когда он сидел передо мной – оживший скелет, облаченный в складчатый атлас, с обтянутым кожей причудливым черепом, вся его сила, казалось, воздействовала на меня. При появлении доктора я вскочил на ноги и теперь стоял, борясь со страхом, смешанным с отвращением.

Он заговорил. Речь давалась ему с огромным трудом. Я внезапно проникся уверенностью, что конец доктора Фу Манчи очень близок. Казалось, какой-то волшебник изловчился и загнал душу обратно в тело, умершее много лет назад.

– Я полагаю, вы не чувствуете ни тошноты, ни каких-либо иных неприятных ощущений. Мои молодцы – мастера по части ножей и удавок, но весьма неуклюжи, когда дело доходит до более тонких методов.

Несколько мгновений он наблюдал за мной, положив костлявую руку с длинными ногтями на зеркальное стекло, которым был покрыт стол. Как и прежде, мне показалось, что доктор проникает во все уголки моего сознания, читая все мои мысли.

Я сунул руку в карман, как бы признавая поражение, но пальцы нащупали автоматический пистолет. Меня не разоружили!

– Вы нанесли огромный урон моим планам, мистер Кэрригэн, когда застрелили моего сподвижника Остера. Доктор Остер был обладателем диплома Гейдельбергского университета, а также одной незначительной ученой степени в Лондоне. Следовательно, его квалификация была весьма невысока, однако он приносил нам пользу. Поскольку у вас довольно хорошо развиты способности к наблюдению, вы, несомненно, заметили, что его кожа отличалась необычной пигментацией.

Этот невыносимый взгляд исключал всякую возможность отрицания. Я ответил:

– Он был желтый, как лимон.

Сжимая в руке кольт, я говорил себе: «Ты же не колебался, когда речь шла о негодяе рангом помельче. Чего же колебаться сейчас?»

– Совершенно верно. Это объяснялось природой экспериментов, которые он проводил под моим руководством. Будьте добры заглянуть в шкафчик, что справа от вас, только не переступайте красную линию, которую вы, возможно, уже заметили на полу.

Раньше я красной линии не видел, зато увидел ее сейчас: полоска в дюйм шириной тянулась от стены до стены сразу же за шкафчиком с анатомическими образцами и разделяла комнату на равные части. Я двинулся вперед. Это меня вполне устраивало: доктор Фу Манчи мог оказаться на таком расстоянии, с которого я вряд ли промахнулся бы.

– Руки негра, – продолжал он тихим свистящим голосом, – представляют особый интерес. Вы со мной согласны?

Борясь с тошнотой, которая грозила накатить снова, я посмотрел на эти ужасные куски плоти. Одна из рук была конвульсивно сжата, напряженная ладонь второй была растопырена, и я задался вопросом, как умер ее чернокожий обладатель. Я приблизился и увидел, что руки, собственно, не совсем черные, даже не коричневые, а скорее того глубокого пурпурного оттенка, который присущ некоторым разновидностям тюльпанов. Я смотрел на них будто зачарованный..

– Обратите внимание на белое предплечье. Оно принадлежало моряку-индусу. Яркую желтую руку, обозначенную буквой «G», подарил мне светловолосый баварский юноша…

Я полагаю, что именно это запоздалое осознание смысла его слов, неожиданно жуткое понимание того факта, что человеческие существа всех рас были принесены в жертву ради какого-то невообразимого научного опыта, и подтолкнули меня к действиям: повернувшись к доктору Фу Манчи, я выхватил из кармана кольт, тщательно прицелился и выстрелил – не в голову, но в сердце, а чтобы быть вполне уверенным в том, что избавлю мир от чудовища, я выстрелил дважды.

Доктор Фу Манчи улыбнулся! Улыбнулся, обнажив ряд мелких, ровных, желтых зубов. Казалось, надо мной смеется мумия человека, жившего на заре юного мира. Он заговорил, но его слова доносились до меня будто из какого-то туннеля.

– Это были боевые патроны – их не заменили на холостые. Мне хотелось, чтобы вы попытались включить в собрание своих трофеев и меня, но я заметил, что вы целились мне в грудь. Сила, мистер Кэрригэн, живет в мозгу, а не в сердце. Древние египтяне знали…

Но я уже отвернулся. Я швырнул кольт на кушетку и опустился рядом с ним. Я стал свидетелем чуда, и оно потрясло меня до глубины души. Теперь оставалось найти ответ только на один вопрос: каким образом я буду умерщвлен?

Странная, не поддающаяся определению вибрация, которую я ощутил в миг его появления, неожиданно прекратилась, когда голос доктора Фу Манчи снова прорвался сквозь покрывало оцепенения, окутавшее мой мозг.

– Чувство повышенного черепно-мозгового давления, несомненно, исчезло? Вы ощущаете покой и тишину. Объяснение этому простое. Будьте любезны оставить свой пистолет там, где он лежит, и сесть вот на этот стул. Тогда мы сможем перейти к сути нашей беседы.

Я встал и повернулся к нему лицом. Глаза его покрылись поволокой, взор стал задумчивым; в зрачках больше не было того изумрудного блеска, который внушал мне чувство тревоги. Рука доктора, протянутая над столом, указывала когтистыми пальцами на металлический стул.

Будто побитая дворняга, я двинулся вперед и остановился у красной черты.

– Можете смело пересечь ее.

Я пересек линию и опустился на стул напротив доктора Фу Манчи. Если не считать шипения горелки, в комнате было тихо. Доктор подпер подбородок тощей, как мосол, рукой; сидя рядом с ним, я чувствовал оторопь, будто находился в обществе покойника.

– Вы замечаете, мистер Кэрригэн, здесь я применяю те же примитивные методы, которые дали Парацельсу отменные результаты и посредством которых Ван Гельмонт проводил свои трансмутации. Но прежде чем мы перейдем к теме моих теперешних экспериментов, представляющих для вас некоторый личный интерес, – при этих словах у меня похолодело сердце, – мне хочется объяснить, почему ваши пули не долетели до меня.

Я стиснул зубы.

– Когда вы были очень молоды, умер доктор Свен Эриксен, и в газетах было полно сообщений о луче Эриксена, который этот выдающийся физик так и не усовершенствовал. Официально объявленный мертвым, он с тех пор завершил свои исследования – с небольшой помощью с моей стороны.

Это заявление вызвало жуткие воспоминания, но я промолчал.

– Этот так называемый «луч» – по сути дела звуковая волна, или аккорд. Эриксен обнаружил, что определенное сочетание неизмеримо высоких нот, не воспринимаемых человеческим ухом, может разложить едва ли не любое вещество на его начальные составляющие. Это была чисто физическая проблема, проблема расстройства гармонического равновесия. Пояс, или занавес, из этих звуковых волн можно перебросить через комнату, просто нажав кнопку. Но продолжительное воздействие этих вибраций в высшей степени вредно. Вот почему я и отключил аппарат.

Я быстро поднял и опустил глаза. Доктор Фу Манчи наблюдал за мной, и, даже когда его зрачки были подернуты дымкой задумчивости, я не мог вынести их пристального взгляда.

– Ваши пули все еще существуют, только не как свинец и никель, а как составляющие их частицы. Они дезинтегрированы. Важность этого открытия трудно преувеличить. Мне известна только одна субстанция, способная проникнуть в зону, защищенную аккордами Эриксена…

Раздалось едва слышное гудение, и все лампочки погасли!

ГЛАВА VII
РИВЕР-ГЕЙТ

Первым делом мне, естественно, пришло в голову, что доктор Фу Манчи подал какой-то тайный знак, приказывая разделаться со мной в темноте. Горелка, шипевшая под ретортой, и ее жуткое содержимое перестали кипеть и клокотать. Я вскочил на ноги. Из непроницаемой мглы донесся властный гортанный голос:

– Пожалуйста, оставайтесь на месте. Благодаря некоторым мерам, принятым на скорую руку, электроснабжение лаборатории осуществляется от распределительного щита, и его отключили. Это означает воздушную тревогу, мистер Кэрригэн, но вы можете не волноваться.

Воздушная тревога? Так, значит, страшная мысль о том, что я был без сознания слишком долго и что эта тайная лаборатория, возможно, находится далеко от Англии, не должна больше занимать мой разум. Но я сел и сказал – так храбро, как прежде никогда не решался высказываться в присутствии доктора Фу Манчи:

– Похоже, вы опасно больны.

А призрачный голос ответил мне:

– Я доконал себя. Наука – моя госпожа, и я служу ей слишком усердно. Вы, возможно, заметили потушенную сейчас небольшую фиолетовую лампу. Состояние, в котором вы меня застали, объясняется моими экспериментами с этой лампой. Зеленый халат, что я ношу, обеспечивает некоторую защиту, но я не могу найти формулу для усиления иммунных структур человека, с тем чтобы полностью устранить ее вредоносное воздействие. У доктора Остера, моего ассистента в этих исследованиях, развилась непрозрачность хрусталиков глаз, сопровождаемая заметными пигментными изменениями; и хотя (подтверждением чему служат образцы, которые вы осмотрели) расовые типы реагируют по-разному, ни один не может выдержать этого излучения, не приобретя хронической патологии. Но вы все еще стоите…

Я сел.

То ли я себе навоображал, то ли глаза доктора, как я подозревал, и впрямь обладали какой-то исключительной способностью, только мне показалось, они наблюдают за мной, излучая во тьме зеленый свет, будто глаза крупной кошки.

– Я представил некоторые предложения мистеру Найланду Смиту, – продолжал он. – Хотя благодаря тому, что мне удалось вернуть карту, обнаруженную сэром Лайонелом Бартоном, я могу принять соответствующие меры предосторожности. Любое вмешательство в мои планы в странах Карибского бассейна способно изменить историческое развитие мира. Вы мой задолжник. Если мистер Смит откажется уплатить за вас выкуп (я полагаю, у вас есть какая-никакая ученая степень), я приглашу вас занять место соратника Остера, услуг которого вы меня лишили, и продолжить под моим руководством исследования, прервавшиеся с его смертью.

Перо бессильно передать, какой меня охватил ужас, когда я услышал эти слова. Перед мысленным взором предстали куски плоти людей, принявших мученическую смерть ради жажды познания, которая двигала этим дьяволом в человеческом обличье. И вот теперь мне было суждено пополнить число этих мучеников.

Уж и не знаю, что мне было делать и как отвечать на это чудовищное заявление. Я не заметил никакого движения, но доктор Фу Манчи покинул свое место за столом, покрытым стеклом, потому что голос его раздался уже из-за потайной двери:

– Вынужден вас на время оставить, мистер Кэрригэн. Настоятельно прошу вас не вставать с места. Многие предметы здесь смертельно опасны. Я позабочусь о том, чтобы лампы снова загорелись. Если хотите, можете курить.

Легкий стук подсказал мне, что дверь закрылась.

Я остался наедине с фиолетовой лампой, которая ослепляла, изменяла цвет кожи людей с белого на желтый, которая уничтожила сверхмогучую конституцию своего китайского создателя; наедине с ампутированными останками тех, кто пострадал ради того, чтобы мечта доктора Фу Манчи стала явью. Какова же была цель этих безжалостных экспериментов? Какая сила таилась в лампе?

Порывшись в кармане, я обнаружил, что мой фонарик на месте. Любая судьба была предпочтительнее участи, уготованной мне дьяволом-доктором. Я обвел лучом по этой внушающей благоговейный страх тихой комнате, в которой воняло, как в морге.

Луч блеснул, упав на кольт, валявшийся на кушетке. Он оживил голову негра, ухмыляющегося в большой банке, а неподвижные руки в сосудах вдруг причудливым образом задвигались.

Я шагнул к красной черте.

«Ощущения черепно-мозгового давления», о котором упоминал доктор Фу Манчи, не было: прибор Эриксена оставался отключенным. Я пересек красную линию и взял свой автоматический пистолет. В этот миг мой необычайно обостренный слух подсказал мне, что скользящая дверь открылась.

Я мгновенно повернулся, направив луч на стену за верстаком и положив палец на курок.

Несомненно, загадка лампы оживила мое воображение, поэтому я подумал, что сюда вызвали какого-то джина. Хоть я и держал это привидение на мушке, тем не менее едва не оцепенел от страха, когда луч фонарика высветил гигантскую фигуру в дверном проеме. Это оказался человек геркулесова сложения, в белом халате с красным поясом и в феске. Эти толстые губы, плоские ноздри и курчавые волосы явно принадлежали нубийцу, однако кожа у него была белой, как слоновая кость!

Здравый смысл вытеснил фантазии. Человек был душегубом, которого доктор Фу Манчи послал, чтобы разделаться со мной.

– Руки вверх! – приказал я.

«Белый негр» повиновался, подняв светлые руки, но даже не моргнув от резкого луча.

– Не так громко, сэр, – хрипло сказал он. – Себе же хуже сделаете, если будете так кричать.

То, что он говорил по-английски, причем с американским акцентом, вызвало новое потрясение. Я не доверял его напускному дружелюбию.

– Кто вы? Что вам нужно?

– Меня зовут Хассан, сэр. Я хочу помочь вам…

– С какой стати?

– Того желает Белая Леди. – С этими словами он коснулся лба. – Когда Белая Леди желает, Хассан повинуется.

У меня екнуло сердце.

– Эта Белая Леди… Ардата?

Хассан снова приложил руку ко лбу.

– Ее семье я служу, как служил мой отец, а еще раньше – его отец, очень-очень давно. Приказ Белой Леди гораздо важнее, чем приказ хозяина, гораздо важнее любого другого, кроме веления всемогущего Аллаха. Следуйте за Хассаном.

Мне хотелось задать ему уйму вопросов, ведь у этого человека, возможно, был ключ к той мучительной загадке, которая не давала мне покоя, однако требовалось принять быстрое решение, и я его принял.

– Ведите, – сказал я и шагнул вперед. – Я буду светить фонариком.

– Никакого света, – прошептал он, – никакого света. Подойдите поближе и возьмите меня за руку.

Я схватил его белую мускулистую руку, движимый отнюдь не детской доверчивостью, однако, когда я оказался рядом с нубийцем и выключил наконец фонарик, немигающие глаза великана подсказали мне единственно верный вывод: Хассан был слепцом.

– Ни звука, – тихо сказал он, – Хассан видит внутренним глазом. Доверьтесь Хассану…

Он повел меня по короткому коридору, очевидно, устланному резиной. Открыл и закрыл еще одну бесшумную дверь. Зловоние лаборатории уже не ощущалось, воздух был прохладный. Мы поднялись по каменным ступеням и постояли немного наверху. Мне показалось, что Хассан прислушивается. Сам я не слышал ни звука, не видел ни огонька.

Вдруг он крепко сжал мою руку, быстро оттащил меня шага на три вправо и снова замер.

Послышались тихие шаги… все ближе, громче. Луч желтого света блеснул у арочного прохода, не далее чем в десяти футах от того места, где мы спрятались. Я смотрел, затаив дыхание. Мечущиеся лучи высветили каменный коридор. И вот показался человек, несший фонарь, – приземистый крепыш, один из телохранителей доктора Фу Манчи, бирманец. Он нес фонарь-«молнию». За ним следовали двое других, тащившие на носилках чье-то тело.

Они прошли; звук шагов затих, свет померк, опять воцарилась кромешная тьма.

Мною овладели самые ужасные предчувствия и тошнотворный страх. Чье тело я только что видел? Что это за место с каменными коридорами, где доктор Фу Манчи устроил свое логово? Хассан, будто предугадав, что я сейчас заговорю, прошипел:

– Т-с-с! – и повел меня дальше.

Наш путь лежал в ту сторону, откуда пришли люди с носилками, и в тот миг, когда мне показалось, что я различил слабый проблеск света впереди, раздался звук, прокатившийся гулким эхом по каменному переходу, звук, из-за которого я разом превратился в труса. Это был удар гонга!

Хассан замер и наклонился к моему уху.

– Это зовут меня, – прошептал он. – Надо идти. Слушайте внимательно. Прямо перед вами находится брешь, широкая и высокая. Внизу – река, очень далеко внизу. Но за этой брешью железная лестница. Поосторожнее, сэр. Там стоит баржа, вода поднимается. Если на барже кто-то окажется, стреляйте. Потом пройдите вброд или по илу до деревянных ступенек за носом баржи.

По зданию разнесся звук второго удара гонга.

– Скорее! – прошептал Хассан. – Скорее!

Он отпустил мою руку и ушел.

Перспектива была далеко не самой приятной, но я предпочитал сломать шею, нежели покориться участи пленника доктора Фу Манчи. Я направился к тусклому огоньку вдали, мысленно представил себе эту «брешь, широкую и высокую» и, не имея особого желания бросаться сломя голову в Темзу, рискнул зажечь фонарик. При виде открывшегося зрелища все мои надежды рухнули.

Это был старый склад. Проход вел к широкой двустворчатой двери, рядом с которой я увидел поржавевший подъемник. В каждой створке было по железной решетке, а сами двери были закрыты и заперты.

Я оказался в ловушке!

Вконец пав духом, я тем не менее подошел к дверям и подергал висячий замок. Он был крепкий. Холодный сырой воздух пробивался сквозь решетку, а я, потеряв всякую надежду, смотрел наружу. Ночь была до того темной, река лежала так далеко внизу, что я не смог бы ничего разглядеть, если бы мне не помогли прожектора. Темноту прорезали серебряные клинки, чертившие на небе изменчивый узор, который отражался в маслянистом зеркале реки далеко внизу.

Судя по расстоянию до зданий, смутно различимых на противоположном берегу, который я принял за берег графства Сэрри, я находился за мостами, среди причалов. Но этой ночью мощное сердце порта почти не билось. Лишь кое-где поблескивали размытые белые огоньки или красные фонари да слышался неясный гул, похожий на жужжание попавшего в сачок пчелиного роя, – обычная вагнеровская симфония Лондона. Вверху – ищущие лучи прожекторов, внизу – тихий шум промышленного города, над которым вот-вот промелькнет тень ястреба.

Издав сдавленный стон, я оглянулся и осмотрел коридор.

Чуть дальше того места, где, по моим расчетам, прятались мы с Хассаном, каменный пол пересекала полоска света. Надо было действовать немедленно. Я на цыпочках приблизился к этой полоске. Кроме опасений за собственную судьбу меня охватили самые невероятные дурные предчувствия. Что там со Смитом? Мне пришло в голову, что этот заброшенный склад расположен близ Лаймхауза, ведь именно там Риджент-канал впадает в Темзу.

По этому мрачному водному пути с его трубами и тоннелями меня транспортировали из дома в Риджент-парке… Тело, которое я видел на носилках, пронесли тем же маршрутом.

Я споткнулся, но сумел сдержать восклицание и мягко упал. В каменном настиле оказался провал; я затаился на месте, поскольку был в двух футах от полоски света и увидел, как ее пересекла какая-то тень! Там, откуда струился желтый свет, кто-то был.

Следующие несколько мгновений я, казалось, бесконечно долго терзался сомнениями. Но, судя по всему, меня не заметили. Осторожно перебирая руками, я попытался выяснить, что лежит между мной и источником света. Вскоре я все понял: я споткнулся и упал на квадратной каменной лестничной площадке, от которой вели ступеньки вниз к утопленной в камень двери. Свет сочился из зарешеченного окна рядом с этой дверью.

Очень осторожно я мало-помалу изменил позу, принял сидячее положение и, наконец, сумел заглянуть в похожую на подвал комнату, освещенную фонарем-«молнией», стоявшим на пустом ящике. Я заметил одну странную вещь. Сперва я не смог толком разобрать, что это такое, поскольку свет был очень тусклый, а угол зрения – весьма ограниченный, но потом увидел две лихорадочно суетившиеся жилистые руки. Они проворно выполняли какую-то непонятную работу. Я видел обнаженные кисти и предплечья, но голова и тело человека, которому они принадлежали, оставались вне поле зрения. Наконец тихий треск разрываемой ткани и какое-то шипение подсказали мне разгадку: человек зашивал бесформенный парусиновый узел.

Я утратил самообладание. В почти бесшумных движениях сильных рук этого человека было нечто неописуемо зловещее.

Кто он и что делает в подвале?

Соблюдая все предосторожности, я слегка передвинулся и сумел разглядеть, что за сверток зашивает этот парусных дел мастер.

В узле лежало человеческое тело!

Начав с ног, работник довел шов на парусиновом саване до уровня груди.

Я на миг закрыл глаза, стиснул зубы, потом опустился чуточку ниже. Тело лежало на громоздком верстаке, и я по-прежнему мог видеть лишь проворные руки и локти.

Зато я разглядел лицо мертвеца!!!