Текст книги "Литературные портреты – 2"

Мухин

Нет, не родственник той знаменитой на весь мир скульпторши. Он сам отдельно интересен, сам нашел и ведет свою тему в искусстве живописи. Его малость недолюбливают в среде калужских художников, но это от зависти, так как работы Бориса хорошо покупаются и в Калуге, и в Москве, хотя и стоят относительно недешево. Просто умеет человек поймать прекрасное мгновение в природе. У него особый талант видеть красивые уголки ландшафта и сказочно красиво их подать. Даже мне, не любящему зиму, хотелось бы иметь в доме его пейзаж с закатным зимним солнцем и волшебством зимнего леса или «Рябины на снегу». Не зря его работы хорошо покупаются в космическом Центре полетов. Видно, там, вдоволь нахлебавшись холодного, мертвого вакуума, особенно тепло относятся к красивым уголкам Земли.

Почти все его пейзажи чуть сказочны, чуть-чуть волшебны, но с полным соответствием натуре. Мы все. хоть раз в жизни, видели подобные уголки или волшебные мгновения, восхищались, запоминали. А у художника внутреннее зрение острее, он видит это гораздо чаще нас, а главное запоминает. А если момент не дотягивает, то, может быть, и чуть дополняет его в своем воображении.

Большинство картин пейзажистов, виденных мной, вольно или невольно несут подражания. А тут нечто именно свое. Абсолютно не похоже ни на Шишкина, ни на любимых мною Куинджи и Васнецова. Своя манера у человека. И очень, считаю, вовремя – при нашей серой, нищей, грязной жизни хоть у него кусочек волшебной красоты, которая к тому же где-то реально существует. Молодец, своими картинами устраивает нам праздник жизни.

Трудно писать о картинах для читателей, которые ни разу не видели картин Бориса Мухина. Их надо видеть. А после этого интересно было бы мне снова написать, а вам почитать. Сверка мыслей происходит, перекличка отношений.

Август 1998 г.

Портреты темперой

Станислав Куняев

Он выполнил задачу, поставленную его именем сполна. Ведь Станислав – славянское «стань славным». И он стал: известным русским поэтом, публицистом, лауреатом Государственной премии и главным редактором журнала российских писателей «Наш современник».

Когда я писал с него лёгкий акварельный литературный портрет, то в глубине души, на самом её донышке оставался вопрос: «Как же так, прямо перед его глазами в Москве разворачивались трагедии 1991 и 1993 годов, а где же они в стихах?». Каюсь, тогда проглядел. Впрочем, оно и не удивительно – человек за 40 (!) лет в литературе успел написать столько, что требуется теперь отдельное научное исследование его творчества. А у меня стояла скромная задача привлечь к нему внимание остатка читающей публики, наряду с другими калужскими писателями. Теперь же хотелось бы отдать персональный долг. И вызвана эта потребность сборником «Высшая воля». Изданным на дешёвой, серой бумаге, в мягкой обложке, в один цвет, за счёт средств самого автора, но в смутном 1992 году. Сейчас годы тоже не сахар, но стало ясно, куда мы шли и куда пришли: к дикому капитализму.

Тогда же, в 1991–1992 г.г. это изрядно маскировалось всеми средствами массовой информации. Хорошо помню голод тех времён на прямое, честное слово, несмотря на все возникающие каждый день газетенки. Сколько мужества надо было иметь, чтобы не отступить, продолжить свою линию на самой волне всеобщего очернительства и разоблачений советского периода истории.

 
Время ваше – пространство моё!
Вот о чём разливается в мире,
Как потоп, клевета и враньё
В жёлтой прессе и в синем эфире.
Кто вещает? Не вижу лица!
Значит, впрямь без лица бесовщина.
Слышу рёв Золотого Тельца
И шепчу про Отца и про Сына.
 

* * *

 
Ещё в душе сплошной разлад,
Ещё наркоз в крови.
Что делать? И кто виноват?
Поди-ка разбери!
 

Знаете, в каком году написаны эти два стихотворения? Ещё в благополучных 1988 и 1987 годах! Нет, не зря я писал в своё время про высокую провидческую миссию больших поэтов. Многое они могут увидеть наперёд.

 
«Споили нас!» – «Вы сами виноваты!»
«Сгноили нас!» – «Вы сами виноваты!»
«Растлили нас!» – «Вы сами виноваты!»
Но как, однако, зло объединилось!
И почему в родном своём краю
Душа болит и, словно божью милость,
О честной смерти Родину молю?..
 

Не-е, погодите молить о смерти, Станислав Юрьевич! Вы ещё не описали расстрельный 1993 год в назидание потомкам, да и для нас – надо бы опять заглянуть вперёд и сообщить куда же идти. Ведь смогли же Вы ещё в 1990 году написать:

 
Ты выбрал, русский дурачок,
Такую власть – теперь расхлёбывай,
Один урок пошёл не впрок –
Злорадствуй, митингуй, оплёвывай.
Твой урожай гниёт в полях,
А ты в толпе тысячеустовой
Питайся гласностью, земляк,
И демократией закусывай.
 

И прямо по Вашему предвиденью почти весь Союз митинговал в 1991-93 годах, а ошмётками гласности и демократии вместо хлеба с маслом мы закусываем по сию пору.

Или ещё раньше, в 1989 году писали:

 
И армия была великой,
И вширь лилась река металла,
Склонялся юноша над книгой,
А всё чего-то не хватало.
Несчастный век. Несчастная Россия!
Всё те же бесы выползли на свет!
Забыться бы… Но где анестезия?
Ни курева, ни бормотухи нет…
 

Нет бы нам услышать, задуматься и сделать правильные выводы. Сейчас нас анестезией – куревом и бормотухой, прямо завалили. А только думается мне, что из этой анестезии мы будем выбираться со страшной болью, если вообще выберемся, слишком глубоко она засосала.

Вот ещё архисегодняшние строки:

 
Как долго заседают дипломаты!
Идут глубокоумные дебаты
И безнадёжно позабыт девиз
О пролетариях всех стран и всех народов,
Идёт тусовка новых кукловодов,
Проблема въездов, выездов и виз.
Все избранные, как всегда, при деле
И трансконтинентальные отели
Давно забыли яростный призыв,
Давно возникла новая элита,
Она сидит у нового корыта
И, улыбаясь, пьёт аперитив.
 

И знаете, когда написаны эти строки? Ровно 10 лет назад! Меня поневоле кидает в дрожь, предвижу крупные заголовки в посмертных литературоведческих диссертациях: «Куняев – провидец!» Его мягкость, простота в общении, доступность, живость даже как-то мешают отодвинуться и оглядеть всю глыбу написанного.

Его, конечно, любят на родине в Калуге, но как-то по-домашнему. Не вникая особо в прозорливость его собственных стихов, не говоря уже об океане мыслей его журнала. Признаюсь, и я сим грешил. Стыдно мне. Не зря сказано в народе: «Большое видится на расстоянии».

Трагичный 1991 год он отразил вполне:

 
Лукьянов, Язов и Крючков
Забыли, с кем имеют дело.
Их провели, как дурачков,
Цинично, грубо и умело.
 
 
Политбюро и ЦРУ
Такой взаимности достигли,
Сыграв блестящую игру,
Что кэгэбэшники поникли.
 
 
Под сень Матросской Тишины
Без слов вошли гэкачеписты,
Не зная за собой вины,
Смущённые, как декабристы.
 

* * *

 
Мои друзья, вы вовремя ушли
От нищеты, разрухи и позора,
Вы стали горстью матери земли,
Но упаслись объятий мародёра.
 
 
Какая неожиданная грусть –
На склоне дней подсчитывать утраты
И понимать, как распинают Русь
Моих времён Иуды и Пилаты.
 

* * *

 
«Никто не даст нам избавленья –
Ни Горбачёв, ни Миттеран,
Ни взбунтовавшийся с похмелья
Антипартийный ветеран.
Устал Белов, молчит Распутин,
Но движутся грузовики
Сквозь заклинанья всех паскудин,
Всем мародёрам вопреки.
Несутся струи золотые
И я шепчу, не пряча глаз:
«Разор… Коррозия… Россия…
Ну выдюжи в последний раз!»
 

А с 1993 годом я чуть было опять не пролетел мимо. Да-а, за творчеством большого поэта надо следить внимательно и постоянно. Оказывается, цикл «Высшая воля» пополнился в 1993 году ещё, как минимум, тремя стихами. Почему как минимум? Потому что только три стиха включены в избранное «Сквозь слёзы на глазах» 1996 года, написано их, может, гораздо больше. Но и эти три дают достаточно много:

 
…Рептилия движением усталым
К развёрстой пасти подтянула хвост
И укусила с ельцинским оскалом.
 

* * *

 
…Пали, ребята, в глаз и бровь,
В грудную клетку, в душу, в чрево!
Отмоем всё – и кровь, и срам.
Нам не впервой. Наш стыд не долог!
 
 
Как хорошо, что мы дрожим,
Что дорога нам наша шкура…
Да здравствует крутой режим
И сердцу милая цензура!
 

* * *

 
Да здравствуют танки, чей залп заглушил
и выстрел «Авроры», и ропот могил!
Да здравствует лидер, да здравствует власть,
пусть царствует вволю, пусть властвует всласть!
Нам надобно всех его верных друзей
куда-нибудь выбрать как можно скорей,
во все кабинеты, которые есть,
повесить портреты, оказывать честь!
Пусть пьют и гуляют, пусть сладко едят,
пусть в Токио, в Рим, в Гваделупу летят.
 
 
…мой совет: из Кремлёвской стены
мы вышвырнуть всех самозванцев должны,
бронировать надо места без затей
для новых героев и новых вождей.
Нет места спокойней и лучше для вас,
тем паче, когда охраняет спецназ,
чтоб всякая шваль не могла подойтить
и слёзы у ваших надгробий пролить,
иль спьяну над прахом свершат самосуд –
взорвут или, хуже того, – обоссут…
 

Благодарим за смелость, маэстро! Вот он, тот самый исторический случай, когда ясно, что от большого поэта требуется ещё и большая смелость.

Два утешенья есть у меня в этой суровой книге. Всего два, но каких!

 
Мы пропили горы, проели леса,
Но чудом каким-то спасли небеса,
Мы тысячи речек смогли отравить,
Но душу никак не умеем пропить.
 

* * *

 
Но если миру суждено,
Чтобы для всех одна дорога,
Есть утешение одно,
Что нам – привычнее немного.
 

Ноябрь 1997 г.

Дядя Волков

Рост средний, правильная круглая голова, седой ладный чубчик. Очки на носу всё равно не могут прикрыть крутые, ломаные, но уже седеющие брови. Вообще весь овал головы, причёски, носа, губ по-отечески мягок, так и видится отец, потом дед… если б не тяжёлая, квадратная челюсть. Она-то и даёт понять, что не всё так просто и гладко, скрыто внутри что-то тяжёлое и крупное. Не зря он в стихах ещё на заре поэтической юности в 1963 году в сборнике «Солнечный бунт» писал:

 
…Силёнка вещь пустая.
Скажу тебе на этот счёт:
Не сила волю порождает,
А воля силу нам даёт!
Мы только волей создавали
Всё, чем сегодня жизнь жива!
 

Да и фамилия настораживает – Волков. А имя мягкое – Валентин. Противоречие заложено уже здесь. Наверное, нелегко такое нести.

Как и положено прозаику, мало говорит. В общении чуть глуховат, но на гармошке играет хорошо. По мнению многих коллег, является одним из самых талантливых среди писателей калужского края старшего поколения. Наверное, так оно и есть.

Во всяком случае, он единственный из знакомых, кто до самых седин пишет и издаёт поэзию вперемешку с «деревенской» прозой.

А сколько лет он возглавлял литературную студию «Вега» при Калужском отделении Союза писателей, сколько талантов взрастил? Эти люди до сих пор вспоминают период его наставничества с большой благодарностью. Начался даже налёт былинности на те времена.

Написал столько прозы и поэзии, что у меня места не хватит для сплошного цитирования, придётся взять только по одному отрывку, да и то не из каждой книжки. И тиражи старые – по 10 и 30 тысяч экземпляров. Книгу прозы «Последняя невеста» можно было приобрести даже в Болгарии.

Количеством книг сейчас, пожалуй, трудно людей удивить из-за хлынувшего потока детективов. Это раньше каждую книгу надо было выстрадать и выходить. Но вот что действительно удивительно, писательско-издательская братия, собравшись на редких дружеских вечеринках, наизусть цитирует его стихи двадцати-тридцатилетней давности. О такой издательско-писательской любви можно только мечтать.

Он рано понял одну мудрую вещь и в 1975 году писал в книге стихов «Синь-сторона «:

 
…не всё равно ей, жизни,
кто как её
на свете проживёт.
 

Силён и в прозе, пишет почти как классик. Судите сами: «Весна была в лёгком погожем настроении. Недавно она покончила со снегами, с водой, с долгой вонючей слякотью и теперь, отдыхая после работы, медленно обдумывала дальнейшие свои дни».

«… Сладко земле от торопливого движения корней. Млеет она, разбухает, становится больше, тяжелей, неповоротливей. Сокращая ночи, ластится к солнышку, теплу».

Очень поэтично, не правда ли? Это отрывок рассказа «Момент России» в сборнике прозы 1969 года «Только бы верить вместе». В его прозе вообще видно, что он глубоко поэт. Отличие от всех остальных поэтов, перешедших на серьезную прозу, в том, что он долгие десятилетия совмещает в себе поэта и прозаика. Причём и в том, и в другом почти одинаково силён. Так, в том же 1969 году у него вышел и сборник поэзии «Улица ветра». Уже там, тридцать лет назад, обозначено, какую же славу приемлет поэт:

 
Она, как дым, до облаков восходит
И тает
И расходится, как дым.
Есть слава,
Что рождается в народе,
Есть слава,
Что возводится
Над ним.
 
 
Всё будет под ногами
У народа,
Что бы ни возводилося
Над ним.
 

И вот уже тридцать лет держит эту внутреннюю установку. Ни разу за полтора года знакомства не услышал от него рассказов об успехах, хотя они, безусловно, есть, и не малые, ни разу не видел, чтоб он рвался на сцену или трибуну. По-деревенски скромным остался поэт, неброской, глубокой внутренней культуры человек. Понятия «имидж», «масс-медиа», «реклама» и тому подобное совершенно чужды ему. Хотя он сейчас и вынужден жить при этих понятиях, но ему это не нравится. Вот что он пишет в своей «Исповеди «в 1998 году:

 
Не видеть бы, не ведать бы,
какой потерям счёт.
Как новыми «победами»
обкраден весь народ.
Где Русь гремела славою,
всем нациям родня, –
короною державною
играет бесовня.
Где жизнь играла людная
недавнею порой, –
там только алчность лютая,
вельможный домострой.
Предательства. Глумление.
Валютный блуд.
Кровоточит терпение.
Надежды мрут.
 

Последний его роман «Молоко от бешеной коровы» получил областную литературную премию им. Леонида Леонова. Даже жаль, что в прозе он «деревенщик» – слишком уж мало осталось читателей у этого вида прозы. Такой язык пропадает…

Стихи его имеют гораздо большую аудиторию. Они на вечные темы.

 
Год за годом –
Зрелость на пороге.
Сердце, чуя свой заветный час,
расцветает…
Золотые сроки
пробужденья, кто забудет вас?
 

Это из книги стихов 1986 года «Как ветер сквозь огонь». Всю литературную жизнь он поёт гимн деревне.

 
Восходи же из силы в силу,
стройся, планы роя,
край мой, капля России,
свет – деревня моя!
 

И в этом я солидарен с ним, ведь в целом в деревне народ нравственнее городского.

Написал, выпустил десять книг и продолжает молча делать своё дело, а там – как история рассудит. Его история ещё пишется (62 года не возраст для писателя) и на сегодня выглядит так:

Пришёл паренёк из кузницы села Ивановское Калужской области прямо в литературу и своим трудом и талантом сделал себе имя российского масштаба.

 
…Любимым не был,
но любить любил,
и за огонь огнём судьбы
платил я,
спасибо, жизнь, что
очарован был,
что высотою
обжигались
крылья!»
 

Август 1997 г. – апрель 1998 г.

Поэтесса

В ней всего на полную катушку. Если отец – то философ. Если институт, то самый технический и самый тяжелый – МВТУ им. Н. Э. Баумана.

Если младший брат – то детский писатель.

Если муж – то изобретатель, технократ и чернобылец. Если дети – то разнополые, чтоб хлебнуть все виды детских болезней и позже – юношеских трагедий.

Если работать – то инженером-конструктором радиоэлектроники, да 20 лет на одном заводе.

Если глаза – то на пол-лица, чисто-голубые, ясные.

Если морщины вокруг них – то подчеркивающие триста лет мудрости.

Если волосы – то цвета старого золота.

Если юбка – то до пят и непременно черного цвета.

Если уж что-то на шею – то стальные цепи-вериги.

Если уж ходить – то рассекая воздух и пространство, давая отмашку левой рукой, как лейб-гвардеец. Если уж стоять – то величественно, как непреклонная Судьба.

Если уж дружить – то со всем Калужским отделением Союза писателей России, а это, поверьте мне, гораздо труднее, чем покорить Монблан.

Если уж стихи – то после тридцати, чтоб никто не мог сказать: «А-а-а, юношеская блажь…». Если уж книжка, то в сорок, чтоб никто и подумать не мог: «Молодо-зелено…». И на полную загрузку, как по количеству – по сборнику в год, так и по качеству – всё лучше и лучше, от пяти стихов классического уровня в первом сборнике до 15-ти в последнем.

Даже рост – и тот выше среднего.

Если уж недостатки, то естественно, тоже немаленькие, да еще усиленные поэтической непредсказуемостью.

Все ближние давно уже поняли, о ком речь. Для дальних и совсем зарубежных называю имя этой удивительной женщины и поэта – Людмила Филатова.

Цитировать ее можно бесконечно. Я же ограничусь только предпоследней книжкой.

 
Перед кем ты, моя воля,
Встала на колени?
Перед горькой русской долей –
Божьим повеленьем?
 
 
Нет, пред вещим русским словом,
Что души отрада…
И зачем тебе иного
Ничего на надо?
 

* * *

 
Счастье – быть в чужой желанной власти.
Это ль – не пьянящее вино?
Только власть сверх меры –
Гибель власти.
Вот и задохнулся пламень страсти,
И, что было больно,
то смешно.
 

Да, женщин, добровольно и радостно идущих в полное подчинение мужчине, теперь надо искать днем с огнем. Редкий дар.

 
…Молчат уста в обиде потаенной,
Но тысячи разбуженных примет
Вдруг позовут к любви неутоленной
И может быть, к тому,
чего уж нет.
 

А-у-у, композиторы… Где вы? Тут же романсов на полную кассету.

 
Что нам судьба велела
И плакала, веля?
Любить – так королеву!
Сразить – так короля!
 

* * *

 
Эта ненависть слаще любви.
Эта ярость – восторга дороже.
Святый Боже, спаси, отзови!
Заслони от него, святый Боже!
 

Да-а, по максимуму живет человек…

 
О сколько ласки гибнет бесполезно.
В потемках безысходности кружа,
Я сделалась не каменной – железной
И острой, будто лезвие ножа.
Иду, пространство болью рассекая,
Той болью, что надежда и стезя…
Иду к живым, пока еще живая,
Бесчувствие
отчаяньем
разя!
 

* * *

 
Загнали в угол.
Только и в углу
Нашла я трещину,
Чтобы ее расширив,
Вдохнуть от ветра,
Солнца и любви!
 

Как тут не вспомнить некрасовские строчки?

Должен поведать еще об одном, более удивительном явлении в ее жизни, чем стихи. Эта женщина играючи, даже несколько небрежно, сыплет на сборах в Союзе писателей афоризмами. И отмахивается, когда коллеги-мужчины пытаются ее убедить, что афоризмы – вершина мудрости и писательского таланта, считая, что стихи для нее главнее. Приведу запомнившееся на лету:

«Ум в женщине – это дурь».

«Благословенна глупость, ведь она – признак молодости…».

«Опасность бродит подле красоты».

«В порядке нет простора, в смуте – есть».

«Лицо яйца – еще не есть лицо».

«Все предыдущие мужчины в нашей жизни лишь для того, чтобы научится прощать последнего».

«Но ведь вина – вдвойне вина, коль по уму совершена».

Боюсь, мужчины-скептики мне скажут: «Не-е-т, таких женщин не бывает!» Я сам до недавнего времени думал также. Однако вот сподобился, узрел.

«А где же критика?», – скажут поэтессы-соперницы. «Пожалуйста», – скажу я. При той народности, любви, зрелости, тех страданиях, назвать книгу «Луна и сфинкс» – это что-то выходящее из рамок нормальной мужской логики. Очень уж отдает декадентством. Но это исправимо. Имея шесть книг стихов и песенник, не считая коллективных сборников, можно к первой же круглой дате выпустить и отборное. И тогда уж просто и с достоинством назвать: «Избранное».

И перестать быть падкой, как простые бабы, на лапшу для ушей.

Август 1997 – Октябрь 1998 г.

Игорь Русич

Высокий (182 см), статный (72 кг), кареглазый, с точеными бровями вразлет, ладные усы. Ходит размашисто, а разговаривает интеллигентно, даже изнеженно. Похож на молодого графа с примесью татарского князя пополам. Хороший семьянин был.

Этот парень уже вошел в историю. Редко о ком в 35 лет можно так смело заявить. И вошел даже не своими стихами, хотя и там, редко, но есть интересные строчки. Например, из книжки «Полутона»:

 
Проклятый штиль… Ни ветра, ни желаний.
Обвисли паруса моей мечты.
Мне долгий сон приятней и желанней,
Чем лунный мед, текущий с высоты.
 

* * *

 
А осень празднует свой первый бал,
Танцует вальсы с грустными дождями…
Кленовый лист, как чья-то жизнь, упал,
Чтобы истлеть на дне глубокой ямы».
 

* * *

 
Нет, не могу понять я жизнь аскета:
Почти не пить, не есть, почти не спать,
Ведь жизнь моя – ее, вернее, часть –
Стихи, бокал вина и сигарета.
 

Вошел не своим плотным сотрудничеством одновременно в трех газетах Калужской области – «Знамя», «Гостиный ряд», «Московские ворота» и периодически в других.

И даже не созданием Калужского отделения Союза литераторов России. Это событие – дело будущей славы. И не хвастовством в поддатом виде – тут ему еще далеко до знаменитого барона Мюнхгаузена. И не последующим мгновенным раскисанием до стадии киселя. И даже не многочисленными обещаниями напечатать, издать и так далее.

А вошел он в историю созданием журнала «Русич». Вначале самиздатовского, представьте, насколько должен загореться человек, чтобы практически в одиночку, в еще цензурном 1989 году, решиться, обдумать и издать первый номер. И на свой страх и риск (в прямом смысле этих слов), без лицензии и регистрации в течение долгих 12-ти месяцев делать первые три номера. Они печатались на обычной машинке, ксерокопировались или фотографировались по 55-105 экземпляров, сшивались, дарились или продавались по рублю. В этих номерах шли в основном материалы самого Игоря, обнинских поэтов и одного из краеведов г. Обнинска.

Какой тяжелый камень свалился у него с души, когда с 10 ноября 1993 года пошли официально узаконенные номера. Очень символично, что происходило это в Обнинске, где многое открыто и открывается впервые в мире. И с четвертого номера журнал приобрел знакомый ныне вид и тиражи 500–700 экземпляров.

Англичанин Джон Батлер – это, несомненно, находка и удача журнала. И, будем надеяться, надолго. Хорошо пишет:

«Впервые я увидел Россию из окна самолета. Снег, деревья, огромные просторы… До этого она казалась сном, жила в воображении. После самолета было холодно и неприветливо.»

«…Таинственная Россия внушала беспокойство…» «Я приехал в Россию с наследством любви и страха.» «И сейчас, пережив русскую зиму, чувствую, что понимаю больше глубокий первобытный страх зимы, изоляции, смерти и темноты, беспокойство за неудачный урожай, голод. Страх перед самой природой, которая слишком сильная, и человек не может над ней доминировать. Крайности вашего климата помогли формированию вашего характера, балансированию, неуверенности и попытки это компенсировать.»

«…Русские женщины кажутся такими ясными и уверенными в своей роли – заботясь, обеспечивая, ухаживая, любя. Даже имеющие профессию женщины остаются прежде всего женщинами.»

«Ну, а как русские мужчины? Они, кажется, потеряли свою роль. Я сочувствую. Наверное, трудно быть мужчиной в стране, где женское влияние так сильно. Они должны отказываться от слишком сильной материнской заботливости, нежности.»

«…Вы можете верить или нет, но в России вам очень везет – у вас есть земля для всех.»

«…Что проку ждать правительство или руководителей. Это поведение овец или рабов. Близость к земле возвращает нас к матери, не так ли? Родина, мать…»

Жаль, журнал не указал переводчицу, она это заслужила. Если же фантастически предположить, что Батлер смог так написать по-русски сам, то тогда уже сейчас надо вешать на стене Гуманитарного центра в Обнинске мемориальную доску в память о его пребывании.

Интересны философские беседы Виктора Аксючица. Я совершенно не согласен с ним по роли интеллигенции в истории, но прочитать надо, хотя бы для того, чтобы не быть похожим на описываемых им интеллигентиков.

А каково прочитать в журнале вот такое: «…Тонкие Миры не только клеят наше физическое тело из частиц Первоматерии, но и образуют собой биополе человека, которое состоит из Эфирного тела, Астрального, Ментального и Огненного…» Это из «Геопатагонных зон» Иосифа Петричко, нашего земляка.

Или вот такое: «…Души высокого потенциала взаимодействуют одна с другой. Потенциальный барьер между ними невелик и легко преодолеваем… Заманчиво предположить, что возникающий в результате взаимодействия Душ более высокий потенциал является не суммой, но произведением потенциалов взаимодействующих Душ.»

«…сосредоточение в едином месте людей и явлений высокого потенциала Духа приводит к появлению сверхпотенциала в данном локальном месте.»

«Событие и люди темного плана дают на топологической схеме Духа Места понижения – каверны или язвы духа.»

Это из нашего современника и земляка – Владимира Иванова «Обнинск. Дух места» в 5 и 7 номерах журнала. Он же в своем труде обильно цитирует «Розу Мира» Д. Л. Андреева: «Это есть интеррелигия… как универсальное учение, указующее такой угол зрения на религии, возникшие ранее, при котором все они оказываются отражениями различных пластов духовной реальности…»

«Каждый человек в меру своего интеллектуального и, прежде всего, духовного развития имеет тесный контакт с информационным полем своего уровня, который во многом определяет его мировую линию жизни или, проще говоря, судьбу.»

Клизовского: «Само собой понятно, что в пространстве существуют не только массы хаотической, разрушительной силы. Если бы это было так, то мир перестал бы существовать. Соединившись вместе, они могли бы его уничтожить. Но к нашему благополучию, мир управляется Высшим Разумом, установившим во всем мудрые законы.»

Эддарда Шюре: «Пифагор… стремился, прежде всего, развить в своих учениках высшую способность человека: интуицию.»

Мартынова: «…человек космичен по своей сути, и имеется масса доказательств его синхронизации как с ближним космосом – Солнцем, Луной, планетами, – так и дальним; и наши знаменитые биоритмы представляют собой не что иное, как космические биения.»

«То, что все живое окружено вполне материальными энергетическими оболочками, уже не вызывает ни у кого сомнения.»

Каково?! И написал об этом не какой-нибудь неуч-шарлатан, а кандидат технических наук, действительный член Географического общества России, закончивший в свое время знаменитый МИФИ, а ныне работающий в не менее знаменитом ФЭИ. «Лед тронулся, господа присяжные», если уж физик Иванов и математик Кулебякин начали изучать и описывать Тонкие миры. Дай-то Бог.

С пятого номера в декабре 1993 года журнал серьезно прибавил и в объеме, и в качестве. Можно сказать, открылось второе дыхание, а еще точнее будет сказать: «второе рождение».

Каждый день 1997 и последующих годов, подтверждает истины Михаила Константиновича Вавилова, изложенные в статье Михаила Дмитрука в том номере журнала о телевидении:

«Телевизионный мир иллюзий – очень тонкий наркотик, но зависимость от него возникает не меньшая, чем от героина или опиума.»

«…электронные забавы изменяют сознание людей: пребывая в мире иллюзий, они погружаются в сон наяву. А такими сомнамбулами легко манипулировать.»

И Дмитрук приводит пример своих детей: «Ребята стали быстро утомляться и выходить из себя, часто ссориться и драться без серьезных причин.»

«…у малышей резко ухудшается почерк. Раньше он был каллиграфическим, а теперь они пишут как курица лапой. Видимо, под действием телевизионного облучения у ребят разрушается зрительный центр мозга.»

Дальше он приводит результат опытов лаборатории А. Ф. Охатрина: «Оказалось, что с голубых экранов летят темные сгустки из тяжелых микролептонов, которые могут разрывать ауру зрителей и внедряться в их тонкое тело.»

А начинает он свою статью с эпической фразы:

«Князь тьмы опутывает планету электронными сетями, которыми улавливает и губит людей». И продолжает: «…с голубых экранов идет откровенная пропаганда сатанизма. По сути, теленаркоманы живут в аду, где и остаются после смерти. Вот чего добивается от нас князь тьмы. Эти дети лжи забыли о существовании Рая, ведь его не показывают по телевидению. Кажется, что скоро все человечество будет прозомбировано инфернальным миром и уничтожит само себя.»

Наше ЦТ в полной мере продемонстрировало это зомбирование во время последних выборов президента. И если мы законодательно не ограничим их теленасилие, это будет повторяться и повторяться, пока совсем не отупеем.

«Благодаря телевизорам и видеомагнитофонам в наш дом, по сути, пришел театр сатаны. Сидя у экранов, миллионы людей, сами того не зная, участвуют в религиозных ритуалах, губительных для души. Они привыкают к сценам насилия и разврата, из жизни чертей и привидений. Для зрителей становится привычным противоестественное – ненависть к людям, любовь к смерти, желание погубить душу. Неудивительно, что прошедшие телевизионную обработку американцы едут в Сан-Франциско и прыгают с моста самоубийц.»

Многого из этого я не знал наверняка, но в период творческого подъема инстинктивно не включал телевизор в течение 9 месяцев вообще. Да и сейчас стараюсь смотреть его очень осторожно и избирательно. С отвращением избегаю фильмов ужасов, боевиков, где кровь человеческая льется как простая вода. Даже американские мультики, где каждые пять секунд бьют, душат, взрывают, перестал смотреть, хотя и имею в доме два телевизора. Какой-то внутренний голос говорит мне, что это очень опасно.

Вынужден смотреть из-за программ новостей, но и там – сколько же в них совершенно чуждого, нероссийского. Как измываются они над народными избранниками. Ведь наши депутаты в сумме – это срез с народов Российской Федерации. Ведь это фактически мы с вами, мы их выбрали, мы им делегировали свои права. Получается, что ЦТ измывается над нами, даже не просто над нами, а над нашими высшими проявлениями. Преступно это или, как минимум, нецивилизованно. Настало время оградить народных избранников от инсинуаций, передержек, замалчиваний, перехлестов, а то и прямой клеветы средств массовой информации. Какая-то девица со смазливым личиком, закончившая всего-то умственно облегченный ВГИК, или неопрятный журналист-скандалист, с еще более легким филологическим, смеют поливать грязью депутата, зачастую ученого, писателя, с жизненным опытом в десятки раз большим, чем у них. Не говоря уже про звания и награды Родины.

И призы у них, даже на государственных каналах, все в долларах Соединенных Штатов, как будто они уже живут и вещают в штате Русь Америки. Какое неуважение надо иметь к своей стране, чтобы пропагандировать чужую валюту.

9 номеров за 9 лет, тиражи 500–700 экземпляров – формально кажется мало. Но если вчитаться, подсчитать количество авторов и новых идей, надо признать: журнал сделал много для просвещения умов современников. И не только Калужской области.

Журнал нужен калужской земле как глоток свежего воздуха. Он помогает молодым поэтам, публицистам, прозаикам публично родиться. Для литератора это все равно, что для обычного человека научиться ходить.

Да и зрелым мастерам это нужно всегда. Ведь от одной книги до другой проходит два-три года. А что же, в промежутке – жить в вакууме?

Журнал дает возможность показать целый пласт культуры, который не вмещается в газетные полосы из-за объема и серьезности.

В журнале можно проверить, в ту ли сторону идешь. Да, много чего дает журнал, одно перечисление займет десяток страниц. И особенно сегодня, когда государство практически отлучило свою литературу от себя. Поневоле вспомнишь знаменитый лозунг Ленина, что печать коллективный организатор, в данном случае – литераторов.