Текст книги "Хранительница историй"

Глава 15. История, старая, как мир

Майк уходит неожиданно рано. Пробегая мимо Дженис по лестничной площадке, он взмахивает у нее перед носом охапкой папок:

– Ничего не взял, все забыл.

Дженис отвечает на бородатую шутку дежурной улыбкой. Она по-прежнему не знает, что затеял муж. Похоже, что ему как минимум назначают собеседования: он то и дело убегает на встречи. Она рада, что он ушел. Теперь спальня в ее полном распоряжении, и можно спокойно выбрать, что надеть.

Задача предстоит нелегкая. С одной стороны, нужна одежда, которую не жалко испортить, когда драишь чужие унитазы, а с другой – что, если ее увидит водитель автобуса, он же учитель географии? – наряд должен говорить: «Я женщина приятная. Красавицей никогда не стану, но надеюсь, что моя внешность не совсем уж безнадежна. Люблю гулять на природе и, может быть, даже осилю подъем на Сноудон, если, конечно, не будешь карабкаться слишком быстро. Ну и разумеется, я не из тех, кто может, не подумав, ляпнуть что попало». А еще нельзя выглядеть взрослой теткой, вырядившейся как девочка. И при этом он не должен заподозрить, что она оделась покрасивее ради него.

Кэрри-Луиза приветствует Дженис словами: «Ну… признавайтесь, дорогая… я же вижу, вы что-то… поменяли в своей… внешности. Обновили прическу? В любом случае… одобряю!» Дженис едва не заключила старушку в объятия. Сегодня за рулем автобуса сидел «ангел ада» («Утро доброе, красавица»). Дженис испытала одновременно и разочарование, и облегчение. Однако сейчас у нее других забот по горло: Мэвис придет пить кофе, а значит, надо что-нибудь испечь.

Дженис откладывает автоматический молоток для забивания гвоздей и плотнее натягивает обивку на скамеечке для ног, которую чинит для Кэрри-Луизы. Дженис работает в столовой, и, хотя раздвижные двери, ведущие в смежную гостиную, закрыты, ей хорошо слышен разговор Кэрри-Луизы и Мэвис. Слушать их беседу – занятие увлекательное, однако справедливости ради Дженис вынуждена признать, что Мэвис ведет по очкам. Печенье «флорентини», поданное на лучшем подносе, – ход достойный, однако Мэвис уже успела похвастаться и предстоящим путешествием на Восточном экспрессе, и поездкой в Глайндборн, и даже не постеснялась сообщить, что ходит на занятия танцами. Кэрри-Луиза отразила атаку: «О боже… Пять дней в поезде с Джорджем… Ах, что я говорю… Хорошей тебе поездки… дорогая». Но затем Мэвис разыграла козырную карту и достала из сумочки новенький смартфон. Кэрри-Луиза боится современной техники. Мэвис тут же принялась рассуждать о преимуществах разных приложений, например Audible. «Тебе бы оно очень пригодилось, ведь ты теперь почти из дому не выходишь».

В этот момент телефон Мэвис зазвонил («Ring My Bell» Аниты Уорд).

– Джош такой шутник! Все время меняет мне рингтон.

Это коронный удар Мэвис. Ее внуки живут в Уэртинге, а внуки Кэрри-Луизы – в десяти тысячах миль отсюда, в Мельбурне. Некоторое время Мэвис весело болтает по телефону с дочерью. Довольно-таки невежливо с ее стороны, отмечает Дженис. Может, пора облачиться в белый передник и подать кофе? Она даже готова опять сделать книксен, чтобы повеселить Кэрри-Луизу.

Однако Дженис напрасно за нее беспокоилась. Мэвис заканчивает телефонный разговор, и Кэрри-Луиза снова вступает в игру:

– Дорогая… ты сейчас была… прямо на себя не похожа.

– Когда?

– Только что… когда… по новому телефону… разговаривала.

– Правда? – спрашивает озадаченная Мэвис.

– Да… совсем… не похожа.

– В каком смысле?

– Ну, понимаешь… с дочкой… ты как-то по-другому разговаривала.

– Как? Как – по-другому?

– Даже не знаю… просто по-другому, и все, – напускает еще больше туману Кэрри-Луиза.

– Нет, ты мне объясни, что значит – по-другому? – Мэвис уже начинает сердиться.

– Ну-у… ты разговаривала…

– Как? – торопит ее Мэвис.

– Оказывается, ты можешь быть такой… такой… милой.

Дженис снова берется за молоток, чтобы подруги не услышали ее смех. Убедительная победа. В конце боя Кэрри-Луиза собралась и отправила Мэвис в нокаут.

Дженис приезжает к миссис Би пораньше, чтобы успеть зайти в привратницкую и поболтать со Стэном. Она принесла ему немножко печенья «флорентини» от Кэрри-Луизы. За кофе они проходятся по светским темам: как «Арсенал» вчера вечером сыграл с «Ливерпулем», пойдет ли снег, кто будет танцевать главную партию в «Сильфиде». На выходных Стэн и его жена Галина идут в Ковент-Гарден; супруги обожают балет. Наконец Дженис заводит разговор про мистера Би.

– Вы, наверное, знали его, когда он был здесь магистром?

– Еще бы не знать. Он много лет эту должность занимал. Приятный человек. Только замкнутый. Впрочем, это естественно – после такой-то службы. При нем ввели кучу дополнительных мер безопасности.

– Он ведь раньше тоже здесь жил? Там, где она сейчас?

Дженис кивает в сторону дома миссис Би. У Дженис язык не поворачивается называть ее «леди», но и «миссис Би» звучит как-то неуважительно. При Стэне это прозвище использовать нельзя.

– Да, – кивает Стэн, – они тут вдвоем жили. Вы не поверите, но в те времена характер у нее был не такой уж несносный. Конечно, спеси у нее и тогда хватало, но они были одной из тех пар, которые… как бы это сказать… – (Дженис ждет.) – Им как будто никто не был нужен, кроме друг друга. – (Дженис молчит; она чувствует, что будет продолжение.) – Я всегда немножко жалел их сына. Спору нет, тот еще козел, но иногда казалось, что родители его в упор не видят.

– Не знаете, как получилось, что после смерти мужа ей разрешили остаться здесь?

– Точно не скажу. На прежнем месте она живет то ли по завещанию, то ли по договору. Там какая-то сложная история. Подробностей не спрашивайте.

Дженис задает еще один вопрос:

– Когда я здесь не работаю, за ней кто-нибудь присматривает? Навещает ее?

– Да не особенно. Сын заглядывает примерно раз в две недели. Раньше приезжала его жена, но ее светлость показала невестке, где раки зимуют, и с тех пор та сюда носа не кажет.

– А если что-нибудь случится? В доме есть пожарная сигнализация и все в таком духе?

– Естественно, – кивает Стэн. – В исторических зданиях очень строгие правила безопасности. Они во всех колледжах действуют. – Он прочищает горло и ерзает на стуле. – Наша леди, конечно, ни сном ни духом, но, когда я дежурю, всегда проверяю, как она там. Иду мимо и заглядываю в окно: вдруг упала или еще что-нибудь стряслось? Так что вы за нее не тревожьтесь. – Дженис показалось, что Стэн хотел ободряюще похлопать ее по руке, но передумал и вместо этого принялся энергично потирать ладони. – А знаете что? С тех пор как вы стали приходить, она как будто взбодрилась. Наверное, старушке все-таки скучновато сидеть одной.

Дженис гадает, чем миссис Би заслужила доброе отношение человека, имени которого даже не потрудилась запомнить. Она встает, собираясь уйти, и вдруг принимает решение:

– Спасибо за кофе, Стэн. Боюсь, теперь мы с вами будем видеться чаще. Я тут надумала разбить график, вместо одного раза в неделю буду приходить два или три. Мне так удобнее.

Стэн глядит на Дженис исподлобья, но молчит.

Вытирая полки на галерее, Дженис вспоминает разговор Тиберия с женой. Миссис Би сегодня особенно ворчлива. Сейчас она читает внизу, в своем любимом кресле. Может, опять не выспалась? Дженис задается вопросом: а вдруг старухе и впрямь тяжело жить в таком доме? Что, если ее сын прав? Но как обсудить этот вопрос с миссис Би, когда Дженис сама же наотрез отказалась докладывать о том, что услышит в доме Тиберия? Миссис Би сразу поймет: что-то изменилось. Возможно, она даже заподозрит, что Дженис разговаривала с Тиберием за ее спиной.

Дженис спускается с галереи, чтобы вытереть пыль в гостиной, и вдруг чувствует на себе взгляд миссис Би. Через некоторое время старуха объявляет:

– Вы сегодня в новом образе.

Не произнося ни слова, Дженис продолжает работать.

Когда она подходит ближе к креслу хозяйки, миссис Би лукаво осведомляется:

– Для мужа нарядились? У вас сегодня планы на вечер? Наверное, идете играть в лото, а потом в паб, потому что там сегодня стейки со скидкой?

Дженис понимает, что миссис Би нарочно ее провоцирует. Но тут старуху ждет разочарование.

– Кажется, по четвергам в пабе другая акция: две порции по цене одной.

И Дженис невозмутимо продолжает вытирать пыль. Но что-то в ее лице и поведении явно насторожило опытную хищницу.

– Так, значит, прихорашивались вы не для мужа. Ах вот оно что.

Хорошего настроения как не бывало. Дженис сразу почувствовала себя вульгарной дешевкой, по глупости напялившей нарядный красный свитер и новые джинсы. Она так и застыла с метелкой из перьев в руке.

– Пойду уберу в ванной, – только и сказала она.

Дженис возвращается в гостиную, собираясь заняться сортировкой книг, и тут видит, что миссис Би сварила для нее горячий шоколад. Но, пока несла его к столу, почти весь расплескала. Дженис не может заставить себя дотронуться до чашки.

– Итак, Бекки вот-вот станет матерью, – начинает миссис Би.

Дженис чувствует на себе взгляд хозяйки, но отказывается смотреть на старуху, только что укравшую у нее редкий кусочек счастья – кусочек, который принадлежал одной только Дженис, и больше никому.

Когда миссис Би начинает рассказ, голос ее непривычно тих.

– Вряд ли роды запомнились Бекки как приятный опыт, если, конечно, роды вообще могут быть приятными. А Бекки вдобавок рожала в одной из худших больниц Парижа. Если бы Чарльз Диккенс увидел, как шестнадцатилетняя Бекки с трудом входит в дверь, то радостно потер бы руки и схватился за перо. Но дело было в тысяча девятьсот седьмом году, и Чарльз уже сорок лет как скончался.

Дженис невольно отмечает, что миссис Би говорит о Чарльзе Диккенсе, будто о близком друге. Она уходит работать в другой конец комнаты, чтобы, насколько возможно, держать дистанцию.

Голос миссис Би зазвучал громче:

– Интересно, как она доехала до больницы. Может быть, отец отвез ее в том же экипаже, в котором возил пассажиров? Одному ему известно, о чем он думал по дороге. Но как бы там ни было, Бекки произвела на свет здоровую девочку. Поневоле задумываешься: как бы все сложилось, будь ее ребенок мальчиком? Возможно, златокудрому внуку нашлось бы место в доме ее родителей. Однако Бекки родила дочь. Можете себе представить, как «обрадовала» эту семейную пару перспектива обзавестись еще одной Бекки в миниатюре. Поэтому младенца в кратчайшие сроки спровадили с глаз долой, в деревню, на ферму подальше от Парижа. Так они одним махом избавились и от ребенка, и от позора. Ну а Бекки попросту выкинули на улицу.

Миссис Би наклоняется и включает электрический камин.

– Полагаю, в этот момент Бекки не посочувствовал бы только человек с каменным сердцем. Но, как говорится, то, что не убивает нас, делает нас сильнее. На улицах Парижа Бекки стала зарабатывать на жизнь единственным доступным для нее ремеслом: пополнила ряды представительниц древнейшей профессии. Отвоевать себе место под солнцем среди других проституток, расположиться в темном переулке, обслужить первого клиента – и все это с улыбкой на лице. Не могла же Бекки в самом деле допустить, чтобы шлюхи увидели ее плачущей! Для всего этого потребовалось огромное мужество. Похоже, монахини все-таки не зря учили ее терпению. Но, как я уже сказала, то, что не убивает нас, делает нас сильнее.

Вскоре Бекки сообразила, что в мире, в котором она отныне живет, существует определенная иерархия, и Бекки была бы не Бекки, если бы не захотела вскарабкаться на верхушку пирамиды. И тут ей посчастливилось: всегда есть женщины – будем называть их «мадам», – которые прочесывают дно в поисках предприимчивых девушек вроде Бекки. Юная особа имеет шанс из la prostituée professionnelle[5]5
  Профессиональная проститутка (фр.).


[Закрыть] превратиться в la fille d’occasion[6]6
  Так называли проституток, работающих в заведении (фр.).


[Закрыть] и наконец стать la crème de la crème[7]7
  Лучшая из лучших (фр.).


[Закрыть], la courtisane[8]8
  Куртизанка (фр.).


[Закрыть].

Дженис любопытно спросить, в чем разница между этими тремя категориями, но она упорно молчит.

Миссис Би выдерживает паузу и, не дождавшись вопросов, продолжает:

– После того как Бекки наняла одна такая мадам, образование нашей героини началось всерьез. Элегантное, неброское на вид заведение в Шестнадцатом округе Парижа стало ее школой. Я знаю, о чем вы сейчас подумали, Дженис, но – нет, я говорю не про обучение интимным премудростям, хотя такие уроки, несомненно, тоже входили в программу.

Дженис не столько кладет, сколько бросает книгу на верхушку стопки, которую только что собрала.

– Главное, чему она обучалась, – это искусство красиво говорить, одеваться, танцевать и делать прически, которые подчеркивают достоинства и скрывают недостатки. Бекки узнала, как выбирать блестящие туфли на каблуке, чтобы привлечь внимание к своим изящным щиколоткам, какие экзотические ароматы подходят для разных случаев и на какие участки кожи их следует наносить. Бекки наслаждалась своей новой, непривычной ролью. В первый раз в жизни она стала самой способной, самой талантливой ученицей в классе. Она все схватывала на лету, постепенно открывая для себя тайны своей новой профессии: в какой именно момент нужно медленно опустить ресницы, как томно вытянуть руку, давая мужчине возможность увидеть внутреннюю сторону белоснежного запястья, когда и под каким углом вскинуть подбородок, чтобы искоса бросить на клиента игривый взгляд. Бекки с огромным удовольствием осваивала все эти тонкости. Единственное, чему мадам не пришлось ее учить, так это пению: тут постарались монахини, к тому же у Бекки от природы был красивый голос.

Девушка вроде Бекки, работающая в качестве la fille d’occasion, должна была «развлекать» клиентов заведения, но этим ее жизнь не ограничивалась. При желании она могла отправиться на прогулку в Булонский лес: руководство одобряло, когда девушки таким образом привлекали клиентов. А еще мы с вами должны помнить, что в Париже было не принято стыдливо скрывать своих любовниц. Наоборот, клиенты с гордостью выставляли девушек напоказ. И Бекки это более чем устраивало. Ее обычный день начинался с верховой прогулки в Булонском лесу – Бекки обожала лошадей, – затем она обедала в «Кафе де Пари» и отправлялась на скачки. Никогда в жизни Бекки столько не веселилась. А к вечеру она «заступала на дежурство» в доме без вывески в Шестнадцатом округе, где клиенты наносили ей визиты. В Париже это называется une cinq à sept[9]9
  С пяти до семи (фр.).


[Закрыть].

Миссис Би умолкает. Дженис перестает вытирать пыль. Что у хозяйки на уме? Та явно хочет что-то ей сказать. И вот они снова играют в молчанку. Но только Дженис сейчас не до игр.

– Вот вы как думаете, кем лучше быть – проституткой или уборщицей? – вдруг огорошивает ее вопросом миссис Би.

А ведь иногда разница невелика, думает Дженис. Хотя нет, что за глупости? Нечего разыгрывать из себя бедную-несчастную: убирать за людьми – одно дело, а торговать телом – совсем другое. А следующая мысль приходит ей в голову, будто незваная гостья. Что хуже: продавать себя за деньги или жить с мужчиной, думающим, будто твое тело – вещь, которую берут, чтобы сбросить напряжение, а потом откладывают в сторону? Но Дженис больше не в силах об этом думать, меньше всего ей хочется вспоминать вчерашнюю короткую возню в темноте. Миссис Би не сводит с нее глаз, но Дженис будет брать пример с Бекки: ее слез не увидит никто, и особенно эта старуха. Не отвечая на вопрос, Дженис лишь молча отворачивается.

– Дженис, вы ведь понимаете, что вы выдающаяся женщина? – (Дженис удивленно оглядывается.) – Я вас не знаю, поэтому навешивать на вас вульгарные ярлыки – ошибка, и я прошу за это прощения. Однако я имею полное право судить о вас по известным мне фактам. Один из них заключается в том, что вы выдающаяся уборщица. Кроме того, я считаю, что и женщина вы тоже выдающаяся. Но для начала давайте разберемся с конкретными доказательствами. – Миссис Би сухо продолжает: – Полагаю, вы себя недооцениваете, но вряд ли вы прислушаетесь к моему мнению. Вы ведь неоднократно убеждались, что я грубая, бестактная старуха, поэтому изложу только факты и оставлю свое мнение при себе. А факты таковы: вы прекрасная уборщица, которая к тому же великолепно печет. Вы умеете работать с паяльником, многофункциональными инструментами и даже, если верить одному из источников, с бензопилой и применяете эти навыки на практике. Азы обивочного ремесла вам тоже знакомы, вдобавок вы способны своими руками смастерить миниатюрные приспособления для уборки, вот только я искренне не понимаю, зачем наводить порядок в кукольном домике. Даже мою невестку глубоко впечатлила ловкость, с которой вы разбираете и чистите все рабочие части ее навороченной кофемашины, а ведь эта задача не под силу ни ей, ни Тиберию. Один из ваших нанимателей отметил, что с вами самые разные люди чувствуют себя легко и непринужденно, при этом он особенно хвалил вас за умение гасить конфликты. Я могла бы процитировать многочисленные рассказы о вашей удивительной чуткости и доброте, но не стану вас смущать.

– Откуда вы все это узнали? – воскликнула Дженис.

– Мой муж возглавлял МИ-6. Я и сама некоторое время участвовала в секретных операциях. Неужели вы думали, что я пущу в дом постороннюю женщину, не ознакомившись с рекомендациями? Я должна была провести свое расследование. – (Дженис старается сохранить каменное лицо, но невольно расплывается в улыбке.) – Ну в самом деле, Дженис! Как уборщицу я оцениваю вас высоко, однако ваш интеллект иногда вызывает у меня сомнения. – Но при этих словах уголок рта миссис Би предательски подрагивает.

– Хотите горячего шоколада?

Это первое, что приходит в голову Дженис. Сейчас она совершенно не готова размышлять обо всем, что сказали о ней клиенты.

– Да, хочу, и, пожалуйста, сварите шоколад и для себя тоже. Сегодня я хотела вас угостить, но бо́льшую часть пролила на пол.

Усевшись за стол с горячим шоколадом, Дженис наконец спрашивает:

– А что такое une cinq à sept?

– Это один из эвфемизмов, которым описывали род занятий Бекки. Именно в эти часы, с пяти до семи вечера, мужчины наносили визит в дом без вывески в Шестнадцатом округе и выбирали девушку, с которой желают провести вечер. Насколько мне известно, клиентам показывали альбомы с фотографиями девушек в разных позах, чтобы те выбрали, скажем так, компанию на вечер по своему вкусу. Затем посылали за нужной девушкой, и она развлекала гостя.

– Прямо как заказ в «Аргосе», – не удержавшись, вставляет Дженис.

– «Аргос»? А-а-а, это тот самый магазин, где товары продают по каталогу? Да, принцип тот же, что и в «Аргосе». Насколько мне известно, фотографии Бекки в данном каталоге демонстрировали ее готовность пригласить в спальню еще одну девушку и поучаствовать в играх со связыванием. Правда, кто кого связывал, Бекки клиента или он ее, сказать не могу. – Вдруг миссис Би замолкает и погружается в задумчивость. – А впрочем, нет, могу, – медленно произносит она. – Бекки нравилось доминировать, причем не только в постели. – Взглянув на Дженис, старуха загадочно добавляет: – Запомните эту ее черту. Позже она сыграет свою роль в нашей истории. – Миссис Би делает глоточек горячего шоколада. – А теперь пришло время рассказать о том, как Бекки перешла из la fille d’occasion в la courtisane. La fille d’occasion привязана к конкретному заведению, но Бекки поставила себе цель стать независимой куртизанкой. Однако смена роли – дело небыстрое, это постепенный процесс. Бывает, девушке легкого поведения вроде Бекки удается заинтересовать мужчину на длительное время. Клиент желает, чтобы его видели с ней даже по истечении часов cinq à sept. Он обедает с ней в ресторанах, водит ее в оперу. Старается наносить ей визиты почаще, ходит с ней на ланч, появляется в ее обществе на скачках, иногда даже снимает для нее апартаменты. Так этот клиент становится для девушки «особенным». Однако в подобных отношениях верность друг другу соблюдали редко, и, даже когда женщина становилась полностью самостоятельной куртизанкой, не зависящей от одного-единственного мужчины и не подчиняющейся мадам, она время от времени заглядывала в свое «родное» заведение, чтобы, если можно так выразиться, немножко «подзаработать».

– Значит, у Бекки появился «особенный» клиент?

– И не один, а множество. Чаще всего она поддерживала отношения с несколькими одновременно, но иногда на ее пути встречались выдающиеся экземпляры. Приведу пример. С одним таким мужчиной она познакомилась в начале своего перехода в куртизанки. Сорок лет, женат и явно прекрасно обеспечен. Его семья заработала состояние на торговле вином, и, насколько мне известно, он даже поставлял свой товар в Ватикан. Уверена, при одной только мысли об этом Бекки расплывалась в улыбке, а если бы ее знакомые монахини знали об этом, то поперхнулись бы вином для причастия. Этот мужчина поселил Бекки в одной из своих роскошных вилл, где у него была превосходная конюшня. Я ведь уже рассказывала, что Бекки очень любила ездить верхом? Он брал ее с собой, когда ездил в Марокко и Венецию. Кажется, я уже упоминала, что для мужчины выйти в свет с прекрасной куртизанкой было знаком престижа. У Бекки были великолепные каштановые волосы, чувственный рот и фигура, которая заставляла молодых людей краснеть, а их матерей креститься. Она не была красавицей в классическом смысле, но…

– Харизмы у нее было много, – не удержавшись, произносит Дженис.

Миссис Би вздрагивает от неожиданности:

– Так вот, перед чарами Бекки было трудно устоять. Но, прежде чем перед нашим мысленным взором возникнет образец совершенства, о котором мечтают все мужчины, напомним себе, что речь идет о Бекки. Характер у нее был ужасно вспыльчивый, к тому же единственное, что ее по-настоящему интересовало, – это собственная персона.

– Так получилось у нее что-нибудь с виноторговцем?

– Страсти пылали так, что только искры летели. Даже на людях они прибегали к рукоприкладству, и дело доходило до драки. А один раз виноторговец так разозлился на Бекки, что запер ее на вилле. Но Бекки с ним за это поквиталась: она выпустила из конюшен всех его лошадей и загнала их в дом. Так и вижу, как она в красивом шелковом платье со смехом гоняет коней из комнаты в комнату. Может быть, она даже скакала на одном из них верхом. Только представьте: Бекки-всадница перепрыгивает через шифоньер эпохи Людовика Пятнадцатого так, будто берет барьер! Но в конце концов виноторговец устал от ее буйного нрава, и они расстались. Тем не менее он продолжал выплачивать ей солидное содержание.

– Даже когда она ему надоела?

– Да, и этот факт, так же как и игры со связыванием, еще всплывет в нашей истории. Важно отметить, что отношения девушек с клиентами регулировались строгими правилами.

«Как и моя работа», – подумала Дженис.

– Если у мужчины возникала особенно тесная связь с представительницей ремесла Бекки, он осыпал ее щедротами даже после расставания.

«Нет, при моей работе так не бывает», – продолжила мысль Дженис.

– Итак, о Бекки говорит весь Париж, так давайте же пока оставим ее на гребне успеха. Пусть еще немного побудет в блаженном неведении, пока у нее над головой незаметно сгущаются тучи. Скоро разразится война. А еще вам давно пора уходить. Бегите, а то на автобус опоздаете. – (Дженис бросает взгляд на часы – и не верит своим глазам.) – Надеюсь, вы не рассчитываете, что я заплачу вам за лишний час? – снова суровым тоном спрашивает миссис Би.

– Ну что вы, миссис Би. Конечно нет.

Вот у хозяйки снова дрогнул уголок рта.

– Может быть, все-таки разрешите мне обращаться к вам «миссис Пи»? Звучит неплохо. Вам идет.

Дженис не удостаивает этот выпад ответом.

А когда она идет за пальто, миссис Би объявляет:

– Я дозвонилась до Майкрофта. Он приедет ко мне через две недели. Думаю, вам интересно будет с ним познакомиться.

Выходит, присутствие Дженис обязательно. Миссис Би затеяла боевые действия и включила ее в военный комитет.

Вот Дженис надевает пальто и забирает деньги. Закрывая дверь, она думает о Тиберии, о его, по всей видимости, оправданной тревоге за мать и о женщине, которая сегодня и унизила ее, и растрогала до глубины души. Дженис гадает: если дело дойдет до войны, на чью сторону она встанет?