Текст книги "Французский шелк"

– Вы что же, собираетесь арестовать нас на основании своих подозрений? – надменно спросила Ариэль.

– Без каких-либо доказательств? Вы ведь так же хорошо, как и я, знаете, миссис Уайлд, что в этом случае мне не удалось бы выдвинуть никакого обвинения.

– Это уж точно. – Она повернулась и с важным видом удалилась.

Джош остался, но он разделял ее негодование.

– Ваше обвинение беспочвенно, мистер Кассиди. Вместо того чтобы огорчать мою мачеху своими гнусными заявлениями, лучше бы искали настоящего убийцу.

– Да будет тебе, Джош. – Кассиди как бы невзначай сменил официальный тон на дружеский. Уж если он и собирался кого сломить из этой парочки, так только Джоша. – Я знаю, что ты спишь с ней. Мне было бы наплевать на это… если бы ты не убрал своего старика ради того, чтобы продолжать эту связь.

– Прекратите!

– Тогда расскажи мне все, черт побери! – Он стукнул ладонями по столу.

После напряженной паузы Джош угрюмо спросил:

– Что вы хотите знать?

Кассиди умерил свой пыл, интуитивно чувствуя, что Джош опять замкнется, если с ним обойтись грубо.

– Посмотри на все это с моей стороны, Джош, и подумай, какие напрашиваются выводы. Ариэль молода, мила, талантлива, влюблена в своего молодого, красивого, талантливого пасынка, который отвечает ей взаимностью. Только есть одна загвоздка. Она замужем. Нелюбимый муж дает ей повод – какой, не знаю. И у нее единственной, кроме твоего отца, был ключ от номера.

– А что вы скажете о горничных? О персонале отеля? Профессиональным взломщикам, между прочим, ключи не требуются. Они в любое время входят в запертые гостиничные номера.

– Джексон был убит кем-то из знакомых, кого он не стеснялся, лежа в постели раздетым.

– Это была не Ариэль.

– Тогда ты?

Молодой человек побледнел.

– У нас с отцом были разногласия, но я не убивал его.

– Он знал о твоих отношениях с его женой?

– Я не знаю, что вы имеете в виду.

Кассиди резко выпрямился на стуле:

– Не води меня за нос, Джош. Так он знал?

Под твердым взглядом серых глаз Кассиди молодой человек смутился. Пожав слегка плечами, отвернувшись, он произнес:

– Нет. Не думаю.

Ага. Теперь-то у Кассиди было подтверждение этой тайной связи. Однако он не подал виду, что безумно рад этому.

– Вы думаете, что были достаточно осмотрительны, скрывая это от отца, если я через тридцать секунд после нашего знакомства догадался обо всем?

– Дело вовсе не в нашей осмотрительности, – невесело рассмеялся Джош. – Просто отец был на редкость самовлюбленным человеком. Он бы никогда не заподозрил Ариэль в том, что она может предпочесть ему меня.

Кассиди внимательно посмотрел Джошу в глаза и поверил.

– Он был хороший сукин сын, не так ли?

– Да.

– Ты ненавидел его?

– Иногда.

– До такой степени, что мог бы убить?

– Иногда да. Но я не убивал… Я бы не смог. У меня не хватило бы смелости.

Кассиди поверил и в это. Джошуа Уайлд был назван так в честь древнееврейского воителя, но совсем не оправдывал этого имени. Несомненно, Джексон Уайлд, громогласный, с темпераментом ангела-мстителя, был весьма разочарован своим мягкотелым тихоней-сыном. Юноша вполне мог с годами ожесточиться против своего неистового, вечно недовольного родителя. И более любящих, чем Джексон Уайлд, родителей, случалось, отправляли в мир иной их доведенные до отчаяния дети. Но Кассиди не думал, что Джош способен всадить пулю в голову человека.

– А что скажешь о ней? – спросил Кассиди, кивнув головой в сторону двери, через которую вышла разгневанная Ариэль. – Подумай, прежде чем ответить, Джош. Мы в любой момент можем обнаружить весьма важные улики, которые до сих пор оставались без внимания. Выгораживая Ариэль, ты тем самым становишься сообщником, от наказания все равно не уйти. Итак: она убила его?

– Нет.

– Она могла это сделать втайне от тебя. Ты с ней провел ту ночь, Джош?

Он опустил глаза, но не колеблясь ответил:

– Да.

– Она выходила ночью из твоего номера хотя бы ненадолго?

– Нет. Только когда уже уходила совсем, перед самым рассветом.

Слишком поздно для убийства, которое, как рассчитала Элви Дюпюи, произошло между двенадцатью и часом ночи.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

– Ты подозреваешь ее в убийстве?

– Нет. – Джош так яростно замотал головой, что несколько прядей волос упали ему на брови.

– Откуда такая уверенность?

Джош поднял голову и твердо встретил взгляд Кассиди.

– Мой отец был для Ариэль своего рода лотерейным билетом – без него же она никто, ноль.

Это был тупик. Оба были виновны, это несомненно. Загвоздка же состояла в том, что Кассиди не знал, в чем их вина – только ли в адюльтере, или на них лежал грех пострашнее. Но даже если они и убили Уайлда, доказательств, позволяющих задержать их, все равно не было.

– Что ж, счастливого пути, – коротко произнес Кассиди.

Джошуа Уайлд опешил.

– Вы хотите сказать, что мне можно идти?

– Только если вы не собираетесь подписать признание.

– Мне не в чем признаваться, и Ариэль тоже. Клянусь вам, мистер Кассиди.

– Эта возможность вам еще представится – в суде. А пока – до свидания.

Кассиди проводил его взглядом, задавая себе вопрос – не отпускает ли он сейчас убийцу? Хотя, рассудил он, единственная опасность, которую представляли Ариэль и Джош для общества, состояла лишь в том, что они именем Господа отбирали у верующих их с трудом заработанную наличность.

Раздраженный и в обиде на весь свет, он схватил телефонную трубку, едва только заслышав звонок.

– Кассиди слушает.

Звонил Краудер. Результаты допроса его не очень-то порадовали.

– Все закончилось тем, что они ушли, – подытожил свой доклад Кассиди.

Краудер не удержался от комментариев в адрес вдовы, а также по поводу того шума, который она наделала своим бдением у гроба.

– Она улетает в Нэшвилл, благоухающая, словно роза, чистая, как великомученица, оставляя нас разгребать эту кучу дерьма. Кассиди, ты слушаешь меня?

– Что? О да, конечно же, простите. Дерьмо. Совершенно верно.

– Что с тобой?

Кассиди изумленно уставился на пухлую папку, которую Говард Гленн только что занес в его кабинет и с торжествующим видом швырнул ему на стол.

– Я перезвоню. – Кассиди повесил трубку, оставляя Краудера в недоумении, и взглянул на Гленна, который стоял с самодовольной улыбкой на небритом лице.

– Эй, Кассиди. Это как раз может быть тем звеном, которого нам так недостает. Поехали.

7

– Это ваше, не так ли, мисс Лоран?

– Откуда это у вас? – спросила Клэр, обращаясь к малоприятному человеку, который стоял перед ней в позе гладиатора.

– Один из моих людей нашел это в мусорном контейнере за несколько кварталов отсюда. Вы, наверное, не рассчитывали, что мы будем проверять содержимое всех помоек поблизости от дома каждого, кто замешан в деле Уайлда?

– Я не замешана, – спокойно ответила Клэр.

– Эти документы говорят об обратном.

Он помахал папкой перед ее носом. Клэр отстранилась.

– Перестань, Гленн, – резко сказал Кассиди. Гнусный следователь нахмурился, но отступил на пару шагов. Кассиди повернулся к Клэр: – Честно говоря, я думал, что вы умнее. Почему вы просто не вышвырнули эту папку в реку вместе с орудием убийства?

Клэр думала, что в стенах своего дома, такого светлого и просторного, она всегда будет чувствовать себя в безопасности. Но стоило появиться Кассиди, да еще в сопровождении полицейского, который сразу же вызвал у нее нескрываемую неприязнь, своды словно сомкнулись над ней. Детектив был ей омерзителен, и не столько из-за своей неопрятной внешности, сколько из-за гнусной, подозрительной ухмылки.

Когда же Клэр заметила, что было у него в руках, сердце у нее замерло, и ладони стали влажными. Она почувствовала себя в ловушке, но твердо решила не показывать виду.

– Давайте начистоту, мисс Лоран. Что вы скажете об этом? – Детектив Гленн швырнул папку на стойку бара в кухне. На блестящую поверхность высыпались десятки газетных вырезок.

Клэр ненавидела, когда ее загоняли в угол, да еще если это удавалось кому-то из официальных лиц. Инстинктивно ей хотелось сразу же завязать драку, как это делала она еще пятилетней девочкой. Но детство давно прошло. Сейчас она уже не могла себе позволить кусаться, царапаться, вырываться. Бесполезно было и лгать. Она была в их руках. Они это знали. Знала это и она. Единственное, что ей оставалось в данной ситуации, это бесстыдно смотреть им в глаза.

– Это моя папка, – призналась она. – Но, поскольку преподобный Уайлд был убит, я подумала, что с моей стороны было бы неосмотрительно хранить ее.

– Неосмотрительно? – фыркнул Гленн. – Это не то слово. Такое бы только психу пришло в голову.

Глаза Клэр зажглись яростью. Она выпрямилась.

Кассиди встал между ней и Гленном.

– Извините нас, – сказал он Клэр, подтолкнув детектива к двери. До Клэр донесся их яростный шепот. Затем Гленн метнул на нее злобный взгляд и вышел, шумно хлопнув дверью.

– Спасибо, – сказала она Кассиди. – Мне кажется, еще секунда – и я бы не сдержалась. На редкость неприятный человек.

– Я это сделал не ради вас. Скорее для себя. Мне нужно задать вам много вопросов. Совершенно ясно, что Гленн ничего бы от вас не добился, так что я попросил его дать мне возможность самому побеседовать с вами.

– Что за вопросы?

– Вопросы! У нас против вас серьезные улики, мисс Лоран.

– Коллекция газетных вырезок? – усмехнулась Клэр. – Слабовато, мистер Кассиди. Кстати, я как раз собиралась перекусить. Вы не откажетесь?

Не сводя с нее глаз, Кассиди откинул полы пиджака и уперся руками в бока. Он сверлил ее взглядом, словно пытаясь разгадать, кто же она на самом деле.

– Вы хладнокровный противник, это уж точно, – наконец произнес он. – И не менее хладнокровная лгунья.

– Вы никогда не спрашивали меня, веду ли я досье на Джексона Уайлда.

– Меня удивляет, что вы не стали отрицать, что вообще видели это. – Он жестом указал на ворох вырезок на стойке бара.

Клэр обошла бар и направилась к холодильнику.

– Отрицать это – значило признать себя виновной, не так ли? Как вы относитесь к салату из креветок?

– Прекрасно.

– Хлеб белый или ржаной?

– Господи, – пробурчал он, – вы когда-нибудь остановитесь со своим южным гостеприимством?

– Почему вы так против этого возражаете?

– Потому что Гленн там, внизу, ждет, чтобы арестовать вас, а вы рассуждаете, какой хлеб подать.

– Вы меня не арестуете, мистер Кассиди, и мы оба это знаем. – Достав из холодильника все необходимое, она, все еще стоя спиной к Кассиди, готовила сандвичи. Она надеялась, что он не заметит, как дрожат ее руки.

Со стороны, конечно, попытка избавиться от этой злосчастной папки казалась отчаянным шагом замаранного кровью убийцы. Клэр совершила явную глупость, выбросив ее в помойный ящик. Нельзя было надеяться на случай. Почему она не сделала так, как только что подсказал Кассиди, – не выбросила папку в реку? Но тогда, на следующий день после убийства, все завертелось так быстро, что времени на раздумья просто не оставалось. Здравый смысл подвел ее, и эта ошибка обошлась ей дорого.

Она к тому же недооценила Кассиди и серьезность его вопросов, заданных еще при первой встрече. Эти вопросы настораживали, но оснований для паники не было. Теперь же, когда нашли папку, все изменилось. Кассиди уже не просто интересовался ее отношением к Уайлду. Он откровенно подозревал ее в убийстве. Отныне он будет следить за каждым ее словом, жестом, поступком, вылавливая все новые улики. Но у Клэр был богатый опыт сопротивления властям. Первой заповедью, которую она усвоила, было: ни в коем случае не поддавайся запугиванию и угрозам.

Клэр повернулась к Кассиди:

– У вас нет достаточных оснований для моего ареста, мистер Кассиди. Да, я собирала кое-какие материалы о Джексоне Уайлде. Но это вряд ли можно считать криминалом сродни еще дымящемуся пистолету, к примеру.

– Пистолет уже давно на дне залива, – сказал он, подцепив оливку с тарелки, которую подала ему Клэр. – И отнесен течением бог знает куда.

– Скорее всего. – Поскольку стойка бара была завалена вырезками, Клэр кивком головы указала Кассиди на стеклянный столик в столовой: – Вам чаю или минеральной воды?

– Чаю.

– С сахаром?

– Нет.

Вернувшись с двумя стаканами ароматизированного ментолом чая со льдом, она села напротив. Кассиди взял полсандвича и крепко впился в него зубами.

– Некоторые статьи уже довольно старые.

– Мой интерес зародился несколько лет назад.

– Вы настолько интересуетесь религией?

– Нет, мистер Кассиди, – с застенчивой улыбкой ответила она. – Я рождена в католической вере, но никогда не принадлежала ни к одной организованной религиозной ветви. И уж конечно, не испытывала благоговения перед этими вдохновенными телеевангелистами. Уайлд привлек мое внимание, поскольку его я считала одним из самых опасных людей в Америке.

– И вы сочли своим гражданским долгом покончить с ним?

– Вы намерены выслушать мои объяснения или нет? – огрызнулась она.

Кассиди жестом попросил ее успокоиться.

– Вы очень грубы, мистер Кассиди.

– Да, я знаю.

Их взгляды встретились. Клэр не собиралась сдаваться и продолжала:

– В отличие от других телепроповедников Уайлд угрожал лишить людей не их денег, а более ценного и значимого – их прав. К тому времени, как вышел первый номер каталога «Французский шелк», он уже начал свой крестовый поход против всего, что считал порнографией. Так что с самого начала его проповеди раздражали меня.

– Потому что могли повредить вашему бизнесу?

– Нет, просто я никогда не хотела оказаться в такой ситуации, когда все время приходится защищать свою работу. К тому же я чувствовала, знала, что права. Кстати, мое предсказание оправдалось. «Французский шелк» не имеет ничего общего с порнографическими и близкими к ним журналами, но тем не менее был причислен к ним и осуждался с той же нетерпимостью. Преподобный Уайлд повел самую настоящую войну против свободы прессы.

– Но свобода не может быть безграничной, мисс Лоран. Она подразумевает и ответственность.

– Согласна. – Она отложила сандвич и слегка подалась вперед. – Когда я думаю о том, что мужчины, женщины, дети торгуют своим телом и кто-то еще на этом наживается, мне становится не по себе, но эту преступную деятельность не остановишь, убрав из музеев и с библиотечных полок эротические произведения. Цензура – это личное дело каждого, подсознательно она в наших сердцах, умах, душах. Если ты не одобряешь порнофильмы, потрать свои семь долларов на что-нибудь другое. Если ты против каких-либо телешоу, переключи канал и не покупай продукцию тех фирм, которые финансируют подобные передачи. Но дай возможность тем, кто не разделяет твоих взглядов, смотреть то, что им хочется. Никто – ни правительство, ни комиссии так называемых экспертов, ни тот же проповедник – не вправе диктовать людям – взрослым, заметьте, людям, – что им можно смотреть, а что нельзя. Когда Гитлер пришел к власти, первое, что он сделал, – это сжег книги, которые ему были неугодны.

– Так что же получается – всех, кто, скажем, не воспринимает роман «Над пропастью во ржи», можно считать неонацистами?

– Прошу вас, мистер Кассиди. Не надо утрировать. Аналогия с фашистами распространяется лишь на тех, кто пытается силой навязать свое мнение всем остальным. – Клэр почувствовала, как кровь прилила к щекам. Эта тема всегда задевала ее за живое, и, случалось, она даже позволяла себе высказываться так же бескомпромиссно и по-диктаторски, как и Уайлд. – Я ввязалась в эту схватку не по своей воле, мистер Кассиди. Будь у меня выбор, я бы никогда не стала связываться с ним. Меня втянул в эту войну сам Уайлд, когда начал публично клеветать на меня со своей кафедры. Я старалась игнорировать это, отклоняла его назойливые приглашения участвовать в публичных дебатах, хотя однажды они все-таки должны были бы состояться.

– И вы вооружались, собирая эти газетные материалы.

– Совершенно верно. Единственное, о чем свидетельствует эта папка, так это о том, что я скрупулезно изучала личность своего оппонента, чтобы при встрече с ним, если бы она состоялась, быть готовой к любым неожиданностям.

– Почему же вы мне не показали эту подборку вчера вечером, не объяснили ничего?

– Но я к тому времени уже выбросила ее.

– Вы могли хотя бы упомянуть о ней.

– Могла бы, да. Но на вас же постоянно давят со всех сторон, требуя отыскать убийцу, заставить его предстать перед судом. Я же не хочу быть козлом отпущения, пусть даже временно. Сам факт допроса в прокуратуре, хотя бы и формального, уже отозвался бы неприятными последствиями на моем бизнесе, да и в семье тоже.

– Но я ведь могу прибегнуть к этому.

– Только потеряете время. Я вам уже сказала все, что знаю.

Он пристально посмотрел на нее.

– Так я понимаю, эта красная черта, выделившая дату приезда Уайлда в Нью-Орлеан, – чистое совпадение?

Ее опять обдало жаром, кровь прилила к лицу.

– Да, я вспоминаю, что действительно подчеркивала это место. Могу объяснить почему. Читая заметку, я вертела в руках красный карандаш. – Она слегка пожала плечами. – Машинально и подчеркнула.

Кассиди быстро доел свой сандвич и отставил пустую тарелку. Вытерев рот салфеткой, он положил ее рядом с тарелкой.

– На первый взгляд все это чертовски логично. Я имею в виду ваше объяснение, мисс Лоран. Такое впечатление, что вы все это заранее отрепетировали на случай, если папка вдруг попадет к нам в руки.

– Не выпьете ли чашечку кофе, пока фантазируете?

Его губы тронула легкая улыбка.

– Нет, спасибо.

Клэр отнесла пустые тарелки на кухню.

– Я думала, этим занимается Гарри, – как бы между прочим заметил он ей вслед.

– Да, обычно она. Но сегодня она с мамой на прогулке.

– Как удобно.

– Что вы имеете в виду? Какое отношение имеют прогулки моей матери к вашим поискам?

– Мне бы хотелось узнать от нее, где вы были в ночь убийства Джексона Уайлда.

У Клэр перехватило дыхание.

– Я не разрешу допрашивать мою мать, мистер Кассиди. Поймите меня правильно и не тратьте понапрасну силы и время. Мама не помнит, что произошло сегодня утром, не то что много дней назад. Если же она что-то и скажет, то это вряд ли будет ответом, заслуживающим доверия. А любое давление на нее лишь усилит ее депрессию, и я этого не допущу.

– Не думаете же вы, что ваши хлипкие доводы устроят нас с Гленном в качестве вашего алиби.

– У вас все равно нет выбора, – ответила она, слегка поморщившись при упоминании имени Гленна. – Вам придется довольствоваться моими словами. Так вот: в ту ночь я была дома.

– Вы совсем не выходили?

Холодный блеск его глаз смутил Клэр. Она нервно отбросила со лба упавшие пряди волос.

– Возможно, выходила. Но если и так, то буквально на минутку, ведь я не могу оставлять маму одну надолго, особенно ночью. Откровенно говоря, мистер Кассиди, я не помню. К датам я невнимательна.

Кассиди пристально посмотрел на нее, потом спросил:

– А где Ясмин?

– Она вчера вернулась в Нью-Йорк. – Как и предполагала Клэр, наутро после их стычки Ясмин была само раскаяние, просила о прощении. Подруги обнялись в знак примирения, вместе занялись уборкой, а потом усердно поработали над проектом нового каталога. Несколько раз Ясмин бросалась в свою спальню к телефону. Пару раз, до своего отъезда в Нью-Йорк, она не ночевала дома, возвращаясь на следующее утро подавленной и опустошенной. Но отношения Ясмин с ее женатым любовником касались лишь ее одной, и Клэр не вмешивалась.

У нее хватало своих проблем, и все они были связаны с человеком, который сейчас так внимательно смотрел на нее, напоминая ей чиновников муниципальной службы «Людские ресурсы», которые когда-то так же разглядывали ее, словно она была объектом для изучения психических отклонений в личности и поведении.

– Что это? – заинтересовался вдруг Кассиди, жестом указывая на вставленный в рамку исписанный листок бумаги, висевший на стене в кухне.

– Это рецепт тети Лорель, рецепт «Французского шелка».

Кассиди недоуменно взглянул на Клэр.

– У меня никак не рождалось название для моего каталога, – объяснила она, улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям. – Мы с Ясмин несколько месяцев ломали над этим голову, но так и не могли ни на чем остановиться. Однажды холодным, промозглым днем мне вдруг ужасно захотелось шоколадного пирога, и я начала перебирать коробочку с рецептами тети Лорель. «Французский шелк», – прочитала Клэр название рецепта, выведенное курсивом на листке в рамке. – Наткнувшись на это название, я тут же поняла, что нашла именно то, что нужно. Тетя Лорель была очень довольна, узнав, что я назвала свою фирму по ее рецепту. Она сразу же почувствовала себя компаньоном, как будто на самом деле внесла свой… – Взгляд Клэр омрачился. – Всего через несколько недель после этого она умерла.

Подойдя поближе, Кассиди прочитал:

– «Постепенно добавляйте сахар и ваниль в приготовленную смесь масла и расплавленного шоколада, все время потихоньку взбивая ее». Звучит вкусно.

– Это на самом деле вкусно. Мягкий, нежный, обволакивающий язык крем – я хочу, чтобы и мое белье, соприкасаясь с обнаженным телом, рождало такие же богатые, чувственные эмоции. Само название располагает к какому-то внутреннему комфорту, желанию потворствовать своим капризам.

Замолчав, Клэр вдруг заметила, что они как-то сблизились в этот момент – оба безмолвные, неподвижные; он всматривался в ее рот, глаза, и, если слух его был столь же острый, сколь и зрение, он наверняка слышал биение ее сердца.

Кассиди прокашлялся, словно намекая, что молчание затянулось.

– Все это интересно, но я возвращаюсь к тому, что привело меня сюда. Если я правильно понял, причина вашей неприязни к Джексону Уайлду заключена в том злосчастном списке?

– Совершенно верно.

– И ничего более того?

– К чему вы клоните, мистер Кассиди? Это что, ваш метод расследования – палить в темноте, пока не подстрелите кого-нибудь? По-моему, это не слишком экономный способ расходования средств налогоплательщиков. С гораздо большей пользой вы могли бы потратить свое время на розыски настоящего убийцы. А мое время…

– Вы с Ясмин состоите в любовной связи?

Вопрос обрушился как снег на голову. Ошеломленная, Клэр уставилась на Кассиди – рот раскрылся, глаза округлились от изумления.

– С чего вы взяли?

– Итак, я задал вопрос. – Когда же она начала хохотать, он сразу помрачнел.

– Уайлд вел шумную кампанию за нормальные сексуальные отношения, и ему здорово доставалось за это от сексуальных меньшинств.

– Понимаю. Так вы думаете, он числился моим врагом по двум пунктам сразу? – весело спросила она. – Честно говоря, я смеюсь не над вами, мистер Кассиди. Я лишь представила себе, как Ясмин отреагировала бы на ваш вопрос. Вы разве не читаете бульварную прессу? У Ясмин были толпы любовников – и сплошь мужчины, что и принесло ей заслуженную репутацию роковой женщины.

– Но это может быть лишь вывеской.

– Ясмин была бы шокирована, услышав от вас такое. Даже если вы подозреваете меня в склонности к лесбиянству, как вы могли подумать такое о Ясмин?

– Здешние декорации натолкнули меня на эту мысль, вот в чем дело.

– Декорации?

– Ну, я имею в виду ваше предприятие.

– А что именно? – с искренним любопытством спросила Клэр.

– Я здесь уже второй раз и до сих пор не увидел ни одного мужчины. Я знаю отъявленных головорезов, которые в страхе убежали бы от той амазонки, которая охраняет дверь внизу. Но все работники, кого я здесь видел, – женщины. Они и ящики пакуют, и погрузчиками управляют. Что вы имеете против мужчин?

– Ничего.

– Вы замужем?

– Нет.

– А были?

– Нет.

– Помолвлены?

Поколебавшись, она ответила:

– Нет.

Он поднял вверх указательный палец, словно уловив в ответе ложь.

– Подумайте еще раз.

Клэр вспыхнула.

– Не слишком ли вы любопытны, мистер Кассиди?

– Нет, я просто выполняю свою работу. Расскажите мне о ваших отношениях с Дэвидом Алленом.

– Черт бы вас побрал! Вы что, и его расспрашивали?

– Пока не было необходимости в этом, но она возникнет, если не заговорите вы.

Клэр кипела. Кассиди выиграл в соревновании нервов.

– Это было давно, – бросила она. – До «Французского шелка». Он хотел жениться на мне.

– И что же случилось?

Она начала было выговаривать ему, что это его совсем не касается и ни к чему совать нос в чужую жизнь, но потом подумала, что любая враждебность с ее стороны лишь осложнит ситуацию. Ясмин, более искушенная в общении с мужчинами, предупреждала, что Кассиди вряд ли поддастся на уловки и воспримет серьезно женский треп. Клэр подумала, что подруга, возможно, права. Да и, кроме всего прочего, тема, которую затронул Кассиди, вовсе не была опасной. И ее можно было обсудить безболезненно.

– Дэвид хотел, чтобы я определила маму в клинику для душевнобольных, – тихо сказала Клэр, опустив глаза. – Я и слышать об этом не хотела. Он предъявил мне ультиматум, в ответ я вернула ему обручальное кольцо.

– Вы не любили его столь же сильно, как любите свою мать?

– Очевидно, нет.

– И с тех пор никаких серьезных увлечений?

– А разве вы не знаете?

– Нет еще. Я могу, конечно, продолжить свои поиски, но будет лучше, если вы сбережете мои силы, а себя избавите от ощущения неловкости и просто расскажете мне обо всем.

– Неужели моя личная жизнь имеет какое-то отношение к вашему расследованию?

– Может быть. Давайте поговорим и посмотрим, куда это нас приведет. – Он взгромоздился на стул у стойки бара и сложил руки, весь внимание.

Всем своим видом демонстрируя отвращение к обсуждаемой теме, она в конце концов выпалила:

– С тех пор как мы расстались с Дэвидом, у меня были увлечения, но ничего серьезного. Это вас удовлетворит?

– Пока да. – Он отвернулся и сделал вид, что углубился в изучение вырезок, разбросанных по стойке бара. – А где ваш отец, мисс Лоран?

– Я уже говорила вам. Он умер вскоре после моего рождения.

– Вы его не помните?

– Нет. Я же была совсем крошкой.

– От чего он умер?

– По-моему, от сердечного приступа.

Не отрывая взгляда от Клэр, Кассиди встал со стула и медленно направился к ней, пока не подошел совсем близко, так что ей пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы смотреть в его колючие глаза.

– Вы опять мне лжете. В вашем свидетельстве о рождении в графе «Имя отца» стоит жирный вопросительный знак.

– Сукин сын. – Она замахнулась, чтобы влепить ему пощечину, но он вовремя перехватил ее руку. В глазах у Клэр заблестели слезы ярости и возмущения. – Вы не имеете права копаться в моей личной жизни.

– Труп с тремя пулевыми ранениями дает мне такое право.

Клэр высвободилась из его железной хватки и прижала руки к груди.

– Ну раз уж вы такой проницательный, мистер Кассиди, что еще вы выискали, выполняя свою мерзкую миссию?

– Лораны, ваши дед и бабка, входили в элиту нью-орлеанского света – старинный род и к тому же со старинным богатством. Но подлинным сокровищем для них была их единственная дочь Мэри Кэтрин, в которой они души не чаяли. Она посещала самые престижные частные школы и воспитывалась сообразно своему положению в обществе. Но во время одного из котильонов, о которых, кстати, она упоминала на днях в нашем разговоре, ее соблазнил один богатый молодой джентльмен. Вскоре она забеременела. Узнав об этом, она обо всем рассказала родителям, но назвать имя отца ребенка отказалась. К сожалению, он так и не заявил о своей причастности к происшедшему и ответственности за ребенка. Родители сделали то, что, по их мнению, было справедливым, – лишили свою дочь и имени, и наследства. Лишь ее тетя Лорель, сестра отца, приняла бедную племянницу. В обществе разразился страшный скандал, который не мог не отразиться на семье Лоран. Через два года родители Мэри Кэтрин скончались, и, как поговаривали, в муках стыда. Перед самой смертью ее отец завещал свое огромное поместье церкви.

– Которая тоже мою мать отвергла, хотя и проповедовала идеи добра, милости и всепрощения, – вставила Клэр.

– Но церковь тем не менее разрешила незаконнорожденной дочери Мэри Кэтрин посещать приходскую школу.

– Нет, мистер Кассиди. Я училась христианству у тетушки Лорель. Она была старой девой, со странностями. Многие считали ее никчемной. Но она бескорыстно любила мою мать и меня. Когда у мамы случались приступы, именно тетя Лорель успокаивала меня, вселяла надежду; она ухаживала за мной, когда я болела, помогала преодолеть все беды и невзгоды, которые случаются с нами в детстве. Она была единственным человеком из всех, кого я когда-либо встречала в жизни, кто действительно жил по-христиански – так, как учил Иисус. Она не читала проповедей. Она была живым примером.

– Но я точно пересказал историю вашей матери?

– Даже слишком. Ее кузен Чарльз всегда был пунктуален до противного.

– Откуда вы узнали, что моя информация исходит от него?

– Потому что он единственный, кто остался из этой ветви Лоранов.

– Вы с ним общаетесь?

Она горько рассмеялась.

– Нет, слава богу. Он такой же важный и напыщенный, как и все они. После того, что рассказала мне об этой семье тетя Лорель, я уже не удивлялась, что они отвергли мою мать, когда она больше всего нуждалась в их поддержке.

– Она ведь была почти ребенком.

– Семнадцать лет. – Клэр склонила голову набок. – Вы допускаете промашку, мистер Кассиди. В вашем голосе появились нотки сочувствия.

– Господи, это же было начало шестидесятых.

– Если точнее, конец пятидесятых. Эйзенхауэр еще был президентом. Америка еще не лишилась невинности. Благовоспитанные молодые люди еще не имели эрогенных зон.

Кассиди неодобрительно покачал головой:

– Но даже тогда родители не отказывались от своих дочерей из-за того, что те беременели.

– Лораны – другое дело. Мои дед и бабка так никогда больше и не заговорили с мамой. Для них она перестала существовать, впрочем, как и я.

– Она так никогда и не назвала вашего отца?

– Нет.

– И он не признал вас, даже втайне?

– Нет. Я уверена, он боялся последствий. Он принадлежал к тому же светскому кругу и, вероятно, наслаждался всеми привилегиями своего положения. Он видел, как обошелся свет с моей матерью, и не хотел такой же участи для себя. Я его вовсе не виню.

– Дерьмо.

– Простите?

– Но ведь не в человеческой природе прощать такое.

Клэр, чувствуя себя букашкой, которую вот-вот пришпилят к пробковой доске, предусмотрительно отступила.

– Куда вы клоните, мистер Кассиди?

– Кто бы ни был убийцей Уайлда, у него был особый счет к мужскому полу.

– Ах вот к чему вы пришли? Как умно.

– Я бы не сказал, что очень. Просто это напрашивается в качестве единственного объяснения того лишнего выстрела, который был сделан в Уайлда.

– Вы имеете в виду выстрел в пах?

– Откуда вы знаете?

– Во всех газетах было расписано, что Уайлду стреляли в яйца. – Она тряхнула копной волос и дерзко взглянула на Кассиди. – Итак, поскольку я рождена вне брака и на службе у меня заняты лишь женщины, вы и пришли к такому гениальному заключению, что именно я спустила курок, расправившись таким образом с Джексоном Уайлдом.