Текст книги "Французский шелк"

Сандра Браун
Французский шелк

Sandra Brown

FRENCH SILK

Published by arrangement with Maria Carvainis Agency, Inc. and Prava i Prevodi. Translated from the English FRENCH SILK

Copyright © 1992 by Sandra Brown

First published in the United States by Warner Books, New York

© Литвинова И., перевод на русский язык, 2009

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2010

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Пролог

Голубая сойка впорхнула во дворик и примостилась на каменной стопе херувима. Не снизойдя до того, чтобы плескаться с воробьями в фонтане, сойка лишь глотнула воды и улетела. Казалось, безмятежность, царящая в этом оазисе, окруженном толстыми кирпичными стенами, увитыми цветущей виноградной лозой, навеяла тоску на залетную гостью. Трудолюбивые шмели звонко гудели, роясь в нежных цветках винограда. Корзины с папоротниками еще не просохли после предрассветного ливня. На восковых листьях филодендронов и кустах камелий в ярком солнечном свете поблескивали капельки дождя.

– И тогда Рапунзель распустила свои роскошные золотистые волосы, и, ухватившись за них, принц взобрался по отвесной каменной стене башни.

Клэр, внимательно слушавшая мать, недоверчиво взглянула на нее:

– Но это ведь больно, мама?

– Нет, в сказках не больно, милая.

– Как бы я хотела иметь длинные золотистые волосы. – Девочка с грустью вздохнула.

Мэри Кэтрин Лоран погладила непослушные рыжевато-каштановые кудри пятилетней дочурки:

– Твои волосы так хороши, что их не опишешь словами.

Спокойствие внутреннего дворика было внезапно нарушено шумным появлением тетушки Лорель.

– Мэри Кэтрин, они опять здесь! И на этот раз у них с собой разрешение забрать Клэр.

Мэри Кэтрин безучастно уставилась на тетю Лорель.

– Кто это?

Клэр знала кто. Даже если мать не помнила, то Клэр не могла забыть того мужчину в темном костюме, от которого пахло ментоловыми пастилками и жирным кремом для волос. Он уже дважды приходил в их дом, наполняя гостиную тетушки Лорель отвратительными запахами. С ним вместе всегда приходила женщина с большой кожаной сумкой. Они беседовали с тетей Лорель и Мэри Кэтрин именно о ней, Клэр, но так, будто она была глухой или вообще отсутствовала.

Клэр не понимала значения всех слов, которые они произносили, но улавливала смысл их бесед. Визиты этих людей всегда приводили тетю Лорель в отчаяние, а мама тяжко страдала. В последний раз она три дня не вставала с постели, беспрерывно рыдая. Это был один из наиболее тяжелых приступов, и тетя Лорель переживала еще сильнее, чем всегда.

Клэр притаилась за железным стулом, на котором сидела мать. Она старалась казаться маленькой, незаметной; в испуге прижимала она к горлу сжатый кулачок, и сердечко неровно билось в груди.

– О, дорогая! О, дорогая! – все повторяла тетушка. Дрожащий подбородок выдавал ее сильное волнение. В пухлых руках она комкала носовой платок. – Не знаю, что и делать. Мэри Кэтрин, что же делать? Они говорят, что могут забрать ее.

Первым вошел мужчина и хищным взглядом окинул дворик. Он казался таким же самодовольным, как и та сойка, что залетала сюда недавно. Наконец его взгляд остановился на Мэри Кэтрин, сидевшей в глубине двора.

– Доброе утро, мисс Лоран.

Выглядывая из-за своего укрытия, Клэр обратила внимание, что мужчина улыбается. Ей не понравилась его улыбка. Она была неискренней и походила скорее на ухмылку на тех масках, что надевали в последний день карнавала на Масленицу. Даже на свежем воздухе Клэр ощущала приторный запах волос и леденцовое дыхание вошедшего.

Слова тетушки Лорель ужаснули девочку. Забрать ее? Куда? Она никуда не пойдет. Если вдруг ее заберут, кто будет присматривать за мамой? Кто будет похлопывать ее по плечу и тихонечко напевать, когда ей становится грустно? Кто будет разыскивать ее, когда она во время очередного приступа ускользнет из дома?

– У вас нет иного выбора, – говорила, обращаясь к Мэри Кэтрин, тусклая женщина в уродливом сером платье. Ее голос звучал хрипло, а тяжелая кожаная сумка оттягивала руку. – Это неподходящее место для вашего ребенка. Вы ведь хотите для дочери только хорошего, не так ли?

Тонкая рука Мэри Кэтрин потянулась к груди, и пальцы нащупали нитку жемчуга, лежавшую поверх кружевного воротничка.

– Я не понимаю. Все это так… странно.

Мужчина и женщина переглянулись.

– Не волнуйтесь, мисс Лоран. О вашей малышке позаботятся. – Мужчина кивнул своей спутнице. Женщина обошла стул и схватила Клэр за руку.

– Нет! – Клэр вырвалась из потных горячих рук женщины и отбежала в сторону. – Я не хочу идти с вами. Я хочу остаться с мамой.

– Пойдем, Клэр, – делано улыбаясь, заворковала женщина. – Мы отведем тебя в дом, где много других ребятишек, ты сможешь играть с ними. Тебе там понравится. Обещаю тебе.

Клэр не верила этой женщине. У нее был острый нос и глазки точь-в-точь как у тех крыс, что рылись в мусорных кучах в аллеях квартала. Она была неприятна, резка, от нее плохо пахло, и, хотя она и старалась говорить мягко, голосу ее было далеко до мелодичных материнских ноток.

– Я не пойду, – объявила Клэр с упрямством пятилетнего ребенка. – Я никуда не пойду без мамы.

– Боюсь, что придется.

Женщина вновь схватила Клэр. На этот раз она держала ее крепко, хотя Клэр и пыталась освободиться.

– Нет! Нет!

Ногти женщины, царапая кожу, впились в руку девочки.

– Отпустите меня! Я останусь с мамой и тетей Лорель!

Клэр извивалась, брыкалась, размахивала руками, упиралась каблучками своих черных туфелек во что только можно, лишь бы вырваться, но все было тщетно.

Тетя Лорель принялась укорять мужчину за то, что ребенка отлучают от матери.

– Да, Мэри Кэтрин страдает меланхолией, но с кем этого не бывает? Приступы, правда, у нее проходят тяжело, но она прекрасная мать. Клэр обожает ее. Уверяю вас, болезнь Мэри Кэтрин совершенно безобидна.

Не обращая внимания на мольбы тети Лорель, женщина тащила Клэр к кухне. Девочка оглянулась на мать, которая все так же сидела на стуле.

– Мама! – закричала Клэр. – Мама, не разрешай им уводить меня!

– Прекрати кричать! – Женщина так тряхнула Клэр, что та нечаянно прикусила язык и вскрикнула еще громче, теперь уже от боли.

Крики дочери вывели Мэри Кэтрин из оцепенения, она вдруг осознала, что Клэр в опасности. Она вскочила со стула, отшвырнув его с такой силой, что, ударившись о стену, он выбил из нее пару кирпичей. Мать подбежала к двери, но в этот момент рука мужчины опустилась на ее плечо.

– На этот раз вам не удастся помешать нам, мисс Лоран. У нас есть разрешение забрать вашу дочь.

– Но сначала я убью вас. – Мэри Кэтрин схватила со столика вазу с розами и опустила ее на голову мужчины.

Тяжелый хрусталь раскололся, оставив глубокую рану на виске мужчины. Темный костюм его оказался залитым водой. Розы рассыпались по земле.

Мужчина взвыл от боли и гнева.

– Да уж, совершенно безобидна! – выкрикнул он в лицо тете Лорель. Та бросилась вперед, пытаясь сдержать Мэри Кэтрин.

Клэр продолжала бороться с женщиной, которая тащила ее через дом. Мужчина ковылял за ними, прижимая к кровоточащему виску носовой платок. Ругался он последними словами.

Клэр неотрывно смотрела на мать. Лицо Мэри Кэтрин, которую тетя Лорель держала в цепких объятиях, было искажено мукой. Руки тянулись к дочери, словно в мольбе.

– Клэр, Клэр! Моя девочка!

– Мама! Мама! Мама!

…Клэр резко откинула одеяло на своей широкой кровати. Грудь словно сдавили обручем, дышалось тяжело. Во рту пересохло, а горло саднило от надрывных криков во сне. Ночная рубашка взмокла и прилипла к влажному телу.

Она подтянула колени к груди, уткнувшись в них лбом, и не поднимала головы, пока не рассеялся ночной кошмар и демоны памяти не погрузились обратно в обитель подсознания.

Клэр встала с постели, спустилась в гостиную и подошла к комнате матери. Мэри Кэтрин мирно спала. Вздохнув с облегчением, Клэр глотнула воды из крана в ванной и вернулась в свою спальню. Переодевшись в свежую ночную рубашку, расправила смятую постель. Она знала, что заснет теперь не скоро.

В последнее время ее часто мучили дурные сны, возвращая вновь и вновь к самым тяжелым воспоминаниям несчастливого детства. Клэр знала, откуда пришли эти кошмары. Для нее это не было загадкой.

Она думала, что эти душевные муки остались в прошлом и никогда уже не вернутся. Но их воскресил пришелец. Его появление было угрозой всем, кого так любила Клэр. Он нес с собой погибель.

И если она не вмешается, не изменит ход событий, этот человек разрушит будущее, которое она себе начертала.

1

Его преподобие Джексон Уайлд был убит тремя выстрелами – в голову, сердце и половые органы. Последнее обстоятельство натолкнуло Кассиди на мысль, что здесь можно искать разгадку убийства.

– Проклятье! – произнесла доктор Элвира Дюпюи, медицинский эксперт.

Мягко сказано, подумал Кассиди. По его предположениям, стреляли из револьвера тридцать восьмого калибра, причем с близкого расстояния. Убийца словно хотел разнести в пух и прах свою жертву. Матрас насквозь пропитался кровью, но тело, изрешеченное пулями, не было обезображено. Все равно – зрелище не из приятных, хотя Кассиди повидал и более отвратительные.

Особую пикантность в случившееся вносила личность убитого. Утром, пробираясь на машине сквозь уличные пробки, Кассиди услышал по радио ошеломляющую новость о совершенном преступлении. Он немедленно развернулся, нарушив правила движения, и помчался к месту происшествия, хотя и не имел на то официального указания. Полицейские, оцепившие отель «Фэрмон», узнали его и, естественно, предположили, что Кассиди представляет нью-орлеанскую окружную прокуратуру. Ни у кого не вызвало удивления и его появление в гостиничном номере «Сан-Луи» на седьмом этаже, где сейчас толпились следователи, которые так усердствовали в сборе улик, что, похоже, лишь теряли их.

Кассиди подошел к медицинскому эксперту.

– Что скажешь, Элви?

Доктор Элвира Дюпюи была полной, крепкой женщиной с волосами пепельного цвета. Ее личная жизнь всегда была объектом сплетен, но никто из сплетников не мог похвастаться собственным опытом сексуальных отношений с Элви. Нравилась она лишь немногим, зато вызывала презрение у большинства. Впрочем, оспаривать ее профессиональные качества не брался никто.

На судебном процессе Кассиди хотел бы иметь именно такого свидетеля обвинения. На четкие и чистосердечные показания Элви можно было рассчитывать. Когда она клялась на Библии, в ее искренности можно было не сомневаться. Элви всегда производила впечатление на присяжных.

В ответ на заданный Кассиди вопрос Элви глубокомысленно поправила очки на своем квадратном лице и произнесла:

– Сначала я предположила, что причиной смерти явилось ранение в голову. Пуля разрушила почти все серое вещество мозга. Рана в груди, пожалуй, далековата от сердца, так что я не могу считать ее смертельной, хотя с уверенностью сказать нельзя, пока не произведут вскрытие. Выстрел в яички вряд ли стал причиной смерти, во всяком случае, не мгновенной. – Элви взглянула на Кассиди с озорной ухмылкой. – Но, бесспорно, оборвал его сексуальную жизнь.

Кассиди поморщился.

– Интересно, какой выстрел был первым?

– Не могу сказать.

– Мне кажется, в голову.

– Почему?

– Ранение в грудь, если оно не было смертельным, парализовало бы его.

– Его легкие тогда бы заполнились водой. Ну и что?

– Если бы мне целились в промежность, я бы чисто рефлекторно попытался прикрыть это место.

Элви кивнула головой.

– У Уайлда руки были раскинуты в стороны. Никаких признаков борьбы или сопротивления. Мне кажется, он был очень хорошо знаком с тем, кто напал на него. Возможно даже, что он спал и не видел убийцы.

– Жертвы редко видят своих убийц, – пробормотал Кассиди. – В котором часу, по-вашему, это произошло?

Элви взяла правую руку убитого и согнула ее в запястье, проверяя степень окоченения.

– В полночь. Может быть, чуть раньше. – Отпустив руку, она спросила: – Могу я забрать его прямо сейчас?

Кассиди кивнул, в последний раз окинув взглядом изуродованное тело.

– Заходите потом ко мне.

– Я прослежу, чтобы вам передали копию протокола вскрытия, как только он будет готов. Не звоните и не давите на меня, пока я не закончу, иначе все только затянется.

Доктор Дюпюи была в полной уверенности, что именно Кассиди будет заниматься расследованием. И хотя официального назначения еще не было, она знала, что это лишь вопрос времени. Дело достанется ему.

Кассиди отошел в сторону, чтобы не мешать работе судебных экспертов, и начал осмотр номера. Все предметы на ночном столике в спальне были уже покрыты порошком для снятия отпечатков пальцев. Многие предметы были аккуратно уложены в отдельные пластиковые пакеты и замаркированы. Грабеж как мотив убийства абсолютно исключался. Среди прочих предметов на ночном столике лежали наручные часы «Ролекс».

Полицейский фотограф делал снимки. Другой полицейский, в хирургических перчатках, стоя на четвереньках, исследовал ковер.

– Кого-нибудь из прессы уже допускали сюда?

– Никого, – ответил ползавший по полу полицейский.

– Держите их подальше отсюда как можно дольше и постарайтесь ничего пока не разглашать. Позже, когда будем знать факты, мы в прокуратуре подготовим заявление для прессы.

Полицейский согласно кивнул.

Кассиди прошел в гостиную. Окна по обеим стенам закрывали темные шторы, так что в комнате царил полумрак, хотя интерьер был выполнен в светлых, пастельных тонах. В уголке дивана, обитого плюшем персикового цвета, свернулась калачиком молодая женщина. Головой она уткнулась в колени, закрыв лицо руками, и тихонько всхлипывала. Рядом сидел молодой человек. Он тщетно пытался успокоить женщину и выглядел взволнованным, даже испуганным.

Им обоим задавал вопросы следователь отдела убийств нью-орлеанской окружной полиции. Говард Гленн работал в отделе уже более двадцати лет, хотя был отъявленным плутом и коллеги его не особенно жаловали. Внешность его не располагала к общению и дружбе. Был он неряшлив, весь какой-то всклокоченный, курил одну за другой сигареты «Кэмел» без фильтра и вообще смотрелся как персонаж гангстерских фильмов сороковых годов. Но тем не менее среди профессионалов его уважали за упрямство и настойчивость, с которыми он проводил расследования.

– Привет, Кассиди, – завидев подошедшего коллегу, произнес Гленн. – Ты быстро добрался. Тебя прислал Краудер?

Энтони Краудер был окружным прокурором, шефом Кассиди. Кассиди проигнорировал вопрос Гленна и кивнул в сторону парочки, сидевшей на диване.

– Кто это?

– Ты что, не смотришь телевизор?

– Только не религиозные программы. Никогда не видел выступлений этого проповедника.

Гленн повернул голову и тихо – так, что только Кассиди мог его расслышать, сказал:

– Очень жаль. Теперь уж не увидишь.

Кассиди взглянул в сторону спальни, откуда под присмотром Элви Дюпюи выносили тело.

– Это Ариэль Уайлд, жена проповедника, – сообщил Гленн. – И его сын Джошуа.

Молодой человек посмотрел на Кассиди. Тот протянул руку и представился:

– Помощник окружного прокурора Кассиди.

Джошуа Уайлд пожал протянутую ему руку. Пожатие оказалось довольно крепким, хотя рука была мягкая, гладкая, ухоженная – не рука труженика. У Джошуа были выразительные карие глаза и темно-коричневые вьющиеся длинные волосы. Короче, он был хорош собой, даже немного слащав. Родись он пару веков назад и на другом континенте, быть бы ему завсегдатаем модных салонов, наверняка к тому же пописывал бы романтические стишки. Кассиди даже подумал, что Джошуа вряд ли играл когда-либо в бейсбол, ночевал на открытом воздухе или кутил с приятелями.

Речь его отличалась правильностью и мягкостью.

– Найдите этого злодея, мистер Кассиди.

– Я как раз и намереваюсь сделать это.

– И заставьте его ответить перед судом.

– Его? А вы уверены, мистер Уайлд, что убийцей вашего отца был мужчина?

Джошуа разволновался:

– Вовсе нет. Я лишь имел в виду… Я сказал это в общем смысле.

– Тогда вполне можно допустить, что это была женщина.

До этого момента вдова не проявляла интереса к разговору, она лишь плакала, комкая в руках бумажный носовой платок. Внезапно женщина откинула назад светлые прямые волосы и уставилась на Кассиди диким, фанатичным взглядом. В лице ее краски было не больше, чем в белой гипсовой лампе, стоявшей на краю столика, но на нем выделялись глаза удивительной красоты – голубые, опушенные длинными ресницами, на которых мерцали слезинки.

– Так в этом и состоит ваш метод расследования убийств, мистер… не могли бы вы еще раз назвать себя?

– Кассиди.

– Вы расследуете преступления, занимаясь пустопорожней болтовней?

– Бывает и так.

– Тогда вы ничем не лучше этого детектива. – Она презрительно ухмыльнулась, кивнув на Говарда Гленна. – Вместо того чтобы искать убийцу, он расспрашивает нас с Джошем.

Кассиди и Гленн обменялись многозначительными взглядами. Детектив пожал плечами, тактично разрешая Кассиди вмешаться.

– Прежде чем начать искать убийцу, миссис Уайлд, – объяснил Кассиди, – мы должны с точностью установить, что же произошло с вашим мужем.

Она махнула рукой в сторону залитой кровью постели в соседней комнате и закричала:

– А разве еще не ясно, что произошло?

– Не все.

– Ну, хорошо, мы не знаем, как это случилось. – Театральным жестом она поднесла платок к бескровным губам. – Если бы мы знали, что прошлой ночью готовилось убийство, неужели, вы думаете, мы бы оставили Джексона одного в номере?

– Прошлой ночью вы оба покинули номер преподобного Уайлда. Где же вы были? – Кассиди присел на краешек дивана. Он внимательно посмотрел на вдову и ее пасынка. С виду оба выглядели не больше, чем на тридцать.

– Мы были в моем номере. Репетировали, – ответил Джош.

– Репетировали?

– Миссис Уайлд поет во время службы в церкви, – подсказал Гленн. – А мистер Уайлд аккомпанирует ей на фортепиано.

«Как разумно со стороны Джексона Уайлда – превратил свое пастырство в семейное предприятие», – подумал Кассиди. У него уже давно сложилось предвзятое отношение к телевизионным проповедникам, и до сих пор ничто не могло его изменить.

– Где ваш номер, мистер Уайлд? – спросил Кассиди.

– Дальше по коридору. Отец забронировал все номера на этаже.

– Зачем?

– Так уж сложилось. Это гарантировало его спокойствие. Поклонники отца чего только не придумывали, лишь бы оказаться поближе к нему. Он любил людей, но в перерывах между службами ему требовались покой и отдых. Они с Ариэль жили в этом номере. Я же занимал другой, такой же большой номер, где бы могло поместиться мое пианино.

Кассиди повернулся к новоиспеченной вдове.

– В этом номере две спальни. Почему вы не спали со своим мужем?

Миссис Уайлд презрительно фыркнула.

– Он уже спрашивал меня об этом. – Она снова бросила пренебрежительный взгляд в сторону детектива Гленна. – Прошлой ночью я вернулась поздно и не хотела нарушать покой Джексона. Он был так измотан, и я легла в соседней комнате.

– В котором часу вы вошли в номер?

– Я не обратила внимания.

Кассиди вопросительно посмотрел на Джоша.

– А вы заметили, в котором часу она покинула вас?

– Боюсь, что нет. Поздно.

– После полуночи?

– Значительно позднее.

Кассиди решил пока оставить этот вопрос.

– Вы разговаривали с мужем, когда вошли, миссис Уайлд?

– Нет.

– Просто вошли и поцеловали его, пожелав спокойной ночи?

– Нет. Я сразу прошла в свою спальню. Мне следовало бы зайти к нему, посмотреть, как он, – всхлипывая, произнесла она. – Но я думала, что он мирно спит.

Кассиди бросил строгий взгляд на Гленна, словно предупреждая его об очевидной несуразности. Будто не замечая этого, детектив сказал:

– К сожалению, миссис Уайлд обнаружила тело мужа лишь сегодня утром.

– Когда он не откликнулся на звонок будильника, – уточнила она. Голос ее дрогнул. Смятым бумажным платком она вытерла нос. – Он был там все это время… мертвый… пока я спала в соседней комнате…

Словно теряя сознание, она привалилась к Джошу. Он обнял ее за плечи и что-то нежно нашептывал, уткнувшись ей в волосы.

– Думаю, на сегодня достаточно. – Кассиди поднялся.

Гленн проводил его до двери.

– Подозрительно все это, ты не находишь?

– Трудно сказать, – ответил Кассиди. – Внешне все выглядит вполне правдоподобно.

Гленн непроизвольно фыркнул, выуживая из кармана рубашки мятую пачку «Кэмел».

– Ты меня разыгрываешь? Все же ясно. Они друг от друга без ума и убрали священника, чтобы не мешал.

– Может быть, – уклончиво ответил Кассиди. – Но, может, и нет.

Гленн, закуривая, хитро взглянул на него.

– Ты случаем не подпал под обаяние этих милых голубых глазок, а, Кассиди? И всего этого маскарада? До того, как ты приехал, они оба молились во весь голос. – Гленн глубоко затянулся сигаретой. – Ты ведь не думаешь, что они говорят правду?

– Конечно же, я им верю. – Уже в дверях Кассиди обернулся и добавил: – Ровно настолько, насколько возможно пописать на ураганном ветру.

Кассиди спустился в лифте в вестибюль, который напоминал растревоженный улей. Вестибюль отеля «Фэрмон» был огромен, длиной едва ли не в целый квартал.

Обычно он казался эталоном изящества и роскоши – матовые черные стены, красная плюшевая мебель, золотая инкрустация. Но сегодня утром он был заполнен возбужденными, гневными людьми. Полиция тщетно пыталась не обращать внимания на агрессивных репортеров, которые сновали в поисках новых фактов, касающихся ошеломляющего убийства Джексона Уайлда. Постояльцы отеля, еще раньше приглашенные полицией в бальный зал для опроса, один за другим выходили оттуда; по их лицам было заметно, что выходили они с облегчением, однако тут же давали волю своему гневу. Обслуживающему персоналу тоже приходилось отвечать на вопросы полиции, а потом еще пытаться успокоить раздраженных клиентов.

Кассиди, усердно работая локтями, пробрался сквозь бурлящую толпу. Какая-то женщина со среднезападным акцентом громко высказывала свою версию о том, что в отеле скрывается психопат и всех их ждет участь быть расчлененными в собственных постелях.

Какой-то мужчина кричал во весь голос, что «они» услышат обо всем этом, хотя оставалось неясным, кто же такие «они» и о чем «они» услышат.

Ученики преподобного Джексона Уайлда, прослышав о смерти своего наставника и собравшись в вестибюле отеля, громко плакали и читали молитвы, пели церковные гимны, призывая Господа покарать нечестивца, осмелившегося поднять руку на его слугу.

Пробираясь к выходу на Юниверсити-стрит, Кассиди пытался избежать внимания репортеров, но тщетно. В одно мгновение он оказался в плотном кольце.

– Мистер Кассиди, вы видели?..

– Ничего не видел.

– Мистер Кассиди, а…

– Никаких комментариев.

– Мистер Кассиди?..

– Позже.

Он маневрировал, прокладывая себе дорогу, увертываясь от камер и протянутых к нему микрофонов, отказываясь от интервью, пока не получит назначения от окружного прокурора Краудера официально заниматься расследованием дела об убийстве Уайлда.

Он полагал, что такое назначение от Краудера получит.

Нет, никаких предположений. Он просто обязан его получить.

Кассиди так стремился заняться этим делом, что даже чувствовал его на вкус. Более того, ему это было необходимо.

Ясмин величаво прошествовала через автоматические двери нью-орлеанского международного аэропорта. Носильщик, который рядом с ней казался пигмеем, завороженный видом ее длинных ног, открывавшихся из-под кожаной мини-юбки, тащился следом, толкая тележку с двумя чемоданами.

Заслышав гудок автомобиля, Ясмин отыскала взглядом «Шевроле Ле Барон» Клэр, запаркованный, как и договаривались, у обочины. Чемоданы переложили в багажник, который Клэр открыла нажатием кнопки на приборной доске автомобиля; носильщик, получив чаевые, удалился, и Ясмин, мелькнув загорелыми бедрами, юркнула на пассажирское сиденье, наполнив салон парфюмерным запахом гардении.

– Доброе утро, – сказала Клэр. – Как долетела?

– Можешь поверить в то, что произошло с Джексоном?

Клэр Лоран бросила взгляд через левое плечо и бесстрашно ринулась в хаотичный поток автобусов, такси, автофургонов, доставляющих и встречающих авиапассажиров.

– Что же он натворил на этот раз?

– Ты что, не слышала? – изумленно спросила Ясмин. – Боже, Клэр, чем ты занималась сегодня утром?

– Просматривала счета и… А почему ты спрашиваешь?

– Ты не смотрела новости по телевизору? Не слушала радио? – Ясмин прислушалась: в машине звучала кассета.

– Я специально избегала сводок новостей на этой неделе. Не хотела, чтобы мама наткнулась на очередное высказывание Джексона Уайлда в наш адрес. Кстати, мы получили еще одно приглашение на теледебаты с ним, я опять отказалась.

Ясмин все смотрела с изумлением на свою лучшую подругу и делового партнера.

– Ты действительно ничего не знаешь?

– Что? – рассмеялась Клэр. – Очередные нападки на «Французский шелк»? Что он сказал на этот раз – что мы будем гореть в аду? Порекомендовал исправиться или еще что-нибудь? Сетовал, что я разлагаю мораль американцев своим порнографическим изданием?

Ясмин сняла большие темные очки, которые она носила, когда не хотела быть узнанной, и взглянула на Клэр своими тигриными глазами, которые вот уже целое десятилетие украшали обложки бесчисленных модных журналов.

– Преподобный Джексон Уайлд уже больше ничего не скажет о тебе, Клэр. Он больше не будет оскорблять «Французский шелк» и наш каталог. Он уже ничего не сделает, дорогая. Этот тип заткнулся навсегда. Он отбросил копыта, – сказала она, переходя на жаргон своего детства.

– Он мертв? – Клэр резко затормозила.

– Мертвее не бывает, как говаривала моя мать.

Уставившись на подругу, побледневшая Клэр недоверчиво повторила:

– Мертв?

– Он явно кого-то утомил своими проповедями и наставлениями. Утомил настолько, что бедняге пришлось убить его.

Клэр нервно облизала губы.

– Ты имеешь в виду, что его убили?

Проезжавший рядом водитель разгневанно нажал на клаксон. Другой, объезжая их автомобиль, выразил свое раздражение красноречивым жестом. Клэр с трудом сняла ногу с тормоза и нажала на акселератор. Машина дернулась.

– Что с тобой? Я думала, ты захлопаешь от восторга. Хочешь, я поведу машину?

– Нет-нет, все в порядке.

– Ты выглядишь не лучшим образом. Откровенно говоря, просто дерьмово.

– У меня была тяжелая ночь.

– Мэри Кэтрин?

Клэр покачала головой:

– Нет, мучили плохие сны.

– Что за сны?

– Неважно. Ясмин, ты уверена насчет Джексона Уайлда?

– Я слышала в аэропорту, пока ждала багаж. У них там стоял телевизор. Вокруг столпились люди. Я спросила у кого-то, что происходит, думала, опять что-то стряслось – вроде взрыва «Челленджера». А тот мужчина мне и сказал: «Этот телепроповедник договорился до того, что получил пулю в лоб прошлой ночью». А поскольку у меня особый интерес к одному такому проповеднику, я, естественно, пробралась поближе к телевизору и сама услышала новости.

– Его убили в «Фэрмоне»?

Ясмин удивленно взглянула на подругу.

– Откуда ты знаешь?

– Я слышала, что он там остановился. От Андре.

– А, Андре. Я совсем забыла о нем. Бьюсь об заклад, у него сегодня утром опять истерика. – Прежде чем Ясмин смогла продолжить свои рассуждения об их общем приятеле, Клэр задала еще один вопрос:

– Кто обнаружил тело?

– Его жена. Сегодня утром она нашла его в постели с тремя пулевыми ранениями.

– О боже. И в котором часу это было?

– В котором часу? Господи, откуда ж мне знать. Они не сказали. Да и какая разница? – Ясмин сняла с головы шарф и тряхнула длинными, словно у Афродиты, волосами, которыми она так славилась. Из огромной сумки выудила несколько браслетов и нанизала их на свои изящные руки. Затем настала очередь гигантских серег-колец. И вот, без каких-либо косметических ухищрений, возник образ самой популярной «цветной» фотомодели.

– Кого-нибудь уже арестовали?

– Нет. – Ясмин нанесла на губы коралловый блеск. Слегка подкрасив румянами щеки, она придирчиво осмотрела себя в зеркальце.

Хотя час пик уже прошел, движение на автостраде было, как всегда, интенсивным. Клэр умело преодолевала заторы и чувствовала себя уверенно. Она прожила в Нью-Орлеане всю жизнь. Поскольку Ясмин теперь приходилось делить свое время между Новым Орлеаном и Нью-Йорком, Клэр обычно встречала ее в аэропорту.

– Убийца оставил какие-нибудь следы? Нашли его оружие?

Ясмин в нетерпении захлопнула зеркальце.

– Это была лишь сводка новостей, понимаешь? Детали не обсуждались. Репортеры там охотились за каким-то парнем из прокуратуры, добивались, чтобы он сделал заявление, но он так ничего и не сказал. А почему это тебя так интересует?

– Мне не верится, что он мертв. – Клэр слегка запнулась, прежде чем произнести последнее слово, как будто вымолвить его ей было не под силу. – Вчера вечером он еще читал проповедь в Домском соборе.

– В новостях как раз показывали сюжет об этом. Он был снят крупным планом – лицо красное, белые волосы дыбом, кричит что-то об огне и потопе. Призывает каждого американца встать на колени и молить о прощении. – Ясмин нахмурила красивые брови. – Как Господь Бог может услышать чьи-либо молитвы, если этот Уайлд так орет? – Она поморщилась. – Я рада, что его наконец заткнули. Теперь он не будет маячить на нашем пути.

Клэр сурово посмотрела на Ясмин:

– Тебе не следует так говорить.

– Почему нет? Я так чувствую. Естественно, я не собираюсь рыдать и притворяться, что оплакиваю его уход, – саркастически заметила Ясмин. – На их месте я бы медаль вручила тому, кто избавил эту страну от такой заразы.

Преподобный Джексон Уайлд, выступая со своими проповедями по телевидению, вел крестовый поход против порнографии. Свой телевизионный выпуск он объявлял священной миссией и торжественно клялся вырвать с корнем безобразие и бесстыдство из душ американских граждан. Гневные проповеди Уайлда ввергали в исступление тысячи его приверженцев. Нападкам подвергались художники, писатели – вообще деятели искусства; их работы запрещались, а кое-где подвергались осквернению.

Многие сходились на том, что крестовый поход, объявленный телеевангелистом, – угроза пострашнее, чем простой запрет порножурналов. Его рассматривали как ущемление прав человека. Юридических определений того, что считать непристойным, как таковых не существовало, Верховный суд США так и не преуспел в разработке четких понятий, и потому зачастую точка зрения Уайлда принималась за критерий при оценке того или иного произведения. Против этого и протестовали оппоненты неистового проповедника.

Разразилась война идей и мнений. В городах, больших и малых, сражения шли в кинотеатрах, книжных магазинах, библиотеках, музеях. Несогласные с преподобным Уайлдом были объявлены «неверующими язычниками», еретиками, ведьмами и предавались анафеме.