Текст книги "Эксклюзивное интервью"

Глава 11

Грэй отвернулся от нее, беззвучно выругавшись. Такие, как она, вцепляются прямо в глотку. Она брала интервью с таким напором, словно закручивала гайки.

Уже перед тем, как разбудить, он узнал в ней репортера, с которой Ванесса общалась в студии несколько недель назад. Видимо, она не получила от этого интервью всего, чего хотела. Он нисколько не сомневался, что она или кто-то такой же обязательно появится и заново начнет поливать его грязью. Неделями он копил злость против неизбежного вторжения.

Поэтому он не чувствовал никакой вины за происшедшее. Он хотел переспать с ней, был груб, но она поддалась его желанию. При такой постановке вопроса обязательно что-нибудь да получится.

На самом деле соблазнение не было ее первоначальным планом. Длинная юбка, свитер и ботинки вряд ли способствуют сексуальным фантазиям. Глаза ее еще были припухшими ото сна, ресницы «потекли», губная помада давно сошла с губ, а волосы сбились в колтун, Но голос! Какой голос! Ее голос навевал жаркие мечты, и не столько обещал потрясающий секс, сколько сам являлся наслаждением.

Но она сильно ошибается, надеясь, что происшедшее ослабит его позицию. Сейчас он ненавидел ее еще больше, чем раньше. Презренная!

Выпив кофе, Грэй потянулся к кастрюле со сковородой и поставил их на газовую плиту. Затем взял из шкафчика банку соуса чили, открыл ее, выгреб содержимое на сковороду и разбил в чашку несколько яиц. Взбив яйца, налил себе еще чашечку кофе и стал медленно потягивать, пока разогревался чили.

– Можно мне? – Она протянула пустую кружку.

– Действуйте. Вы же сами приготовили кофе. И я не хочу отвечать за то, что вы уснете за рулем на обратном пути.

Он вдруг заметил, что она едва обхватила огромную кружку очень маленькими ладошками. Почувствовав его взгляд, она подняла на него глаза.

– Прошу прощения за то, что вас ударила. Я в жизни никого не била. Вы жуткий провокатор, мистер Бондюрант!

– Не вы первая это говорите. – Он помешал чили. – Как вы меня отыскали?

– Через своих людей в Вашингтоне. Не бойтесь, я была осторожной.

– Я никогда не боюсь, мисс Трэвис. Вы мисс? Или вы только что изменили мужу?

Это замечание куда сильнее, чем само происшедшее и предыдущие оскорбления, вывело ее из себя. Глаза девушки вспыхнули гневом.

– Нет, я никому не изменяла. Где уж мне тягаться с вами!

Грэй повернулся к плите, положил в кастрюлю ложку масла и включил горелку. Пока масло таяло, он раздумывал, как избавиться от назойливой журналистки, не выдворяя ее силой. Он вспомнил дюжину способов, как, не напрягаясь, убить человека быстро, бесшумно и безболезненно. Но одна только мысль о том, чтобы физически расправиться с женщиной, вызывала у него тошноту.

– У вас красивое поместье, – заметила Барри, выводя его из раздумий.

– Спасибо.

– Сколько акров?

– Около пятидесяти.

– Вы здесь один?

– Был до сегодняшнего утра.

– Вы наверняка знаете, что поблизости есть городок под названием Бондюрант. Является ли…

– Нет, это совпадение.

– Есть ли у вас скот, кроме тех лошадей, что в загоне?

– Да, я держу небольшое стадо быков.

– Так вот откуда мясо в вашем морозильнике! Грэй недоуменно уставился на девушку.

– Я всего лишь слазила за льдом для воды, – заявила она, вызывающе выпятив подбородок.

– Что вы еще тут вынюхали?

– Я ничего не вынюхивала.

Грэй опять отвернулся, размазал растаявшее масло по дну кастрюли, потом вылил яйца. Заложив в тостер два кусочка хлеба, взял из шкафчика тарелку и стал мешать яйца. Наконец выложил яичницу на тарелку, вылил на нее шипящий и пузырящийся чили, посыпал изрядным количеством табаско. Как по команде выпрыгнули тосты. Прихватив оба куска и вилку, Грэй поставил блюдо на стол и сел на стул, широко расставив ноги.

Краем глаза он наблюдал за Барри. Девушка расположилась напротив. Перестав обращать на нее внимание, он с наслаждением поглощал пищу. Лишь проглотив и отхлебнув кофе, он спросил:

– Голодна?

– Похоже.

– Хочешь?

Она с сомнением посмотрела на его тарелку.

– Не знаю.

Грэй пожал плечами.

– Еда на плите.

Барри вышла из-за стола и через несколько мгновений вернулась с маленькой порцией завтрака. Он наблюдал, как она осторожно попробовала яичницу, пожевала, проглотила и принялась за еду.

– Здесь очень глухой уголок, – заметила Барри. – Вам не бывает одиноко?

– Нет.

– Скучно?

– Никогда.

– Перед вашим, э-э, уединением вы вели жизнь, полную приключений. Вы не скучаете по развлечениям Вашингтона?

– Если бы скучал, то вернулся бы.

– Как вы проводите время?

– Так, как мне нравится.

– Чем зарабатываете на жизнь?

– Это нескромный вопрос.

– Ничего страшного! Вы же все равно считаете всех репортеров продажными. Итак? – Она вопросительно приподняла брови.

– Я развожу скот.

Видимо, этот простой ответ удивил ее.

– Скот? – Он кивнул. – В самом деле? Хм. И вы знаете, как это делать?

– Я научился этому с детства.

– Где?

– Там, где жил мой отец.

– Это мне ни о чем не говорит.

– А вам и ни к чему, мисс Трэвис. Она разочарованно вздохнула.

– Вы хорошо проявили себя в тайных военных операциях и были советником президента. Определенно нет ничего будоражащего кровь в разведении скота. Трудно поверить, что вы нашли что-то занимательное в вашей новой деятельности.

– Меня не волнует, во что вы верите.

– Значит, вы живете здесь один и целый день скачете на лошади?

Он даже не потрудился ей ответить.

– Просто пасете скот, как жалкий пастух?

– Да. Когда надо.

– Именно этим вы и вчера занимались? Ушли из дома пасти скот?

– Нет. Вчера я ездил в Джексон-Хоул.

– И я приехала оттуда. Мы наверняка встретились на дороге. – Она отодвинула пустую тарелку. – Прекрасный завтрак, спасибо.

Он засмеялся.

– Да будь это коровья лепешка, вы бы и ее с удовольствием съели.

– Зачем бы мне это делать?

– Потому что вам от меня что-то нужно. Так как секс не привел к цели, вы пробуете завязать дружбу. Может, вся эта болтовня, очередная попытка меня обезоружить? Если честно, мисс Трэвис, первое действие мне понравилось больше.

– Это не было попыткой. Я уже говорила, это было…

– Просто случайностью. Скажите, вы прыгаете в кровать к каждому встречному?

– Послушайте…

– Ваш папа любил вас?

Она опустила взгляд, затем снова посмотрела на Грэя.

– Видимо, я не могу винить вас за столь низкое о себе мнение.

– Ага, сейчас мы превращаемся из друга в раскаивающегося грешника!

– Будьте вы прокляты! – выкрикнула она и встала. – Я была честна с вами. Он тоже встал.

– Нет, мисс Трэвис, вы были или храбры, или глупы. Так или иначе, я не собираюсь разговаривать с вами ни о себе самом, ни о семье Мерритов. И мне также неинтересного, что вы можете поведать мне о них.

– Вы слышали то, что я сказала о смерти их ребенка?

– Слышал. Не верю и никогда не поверю. – Он собрал тарелки, отнес их в раковину и пустил воду.

– Почему?

– Потому что это из тех слухов, которые вы, репортеры, распускаете в надежде, что на них клюнет какой-нибудь простофиля.

– Вы думаете, я сделала такое серьезное заявление ради шумихи?

Он выключил воду и повернулся к ней лицом.

– Да. За то короткое время, которое мы провели вместе, у меня есть причины думать, что ради карьеры вы готовы на все. Вместо того чтобы связываться со мной, почему бы вам не переспать с телевизионным продюсером?

– Потому что не один телевизионный продюсер не был, насколько я знаю, любовником Ванессы Меррит.

Он испугался своей ярости. Чтобы сдержаться, обошел ее и двинулся в комнаты. Сзади послышались шаги. Она двигалась так быстро, что внезапно очутилась перед ним и руками уперлась ему в грудь.

Она тяжело дышала.

– Думаете, я пришла сюда за «жареными» фактами в обмен на секс? Ничего подобного. Я очень раскаиваюсь, что скомпрометировала себя и свою профессию. Вы меня не знаете, но поверьте на слово, мне так хочется укрыться за этой дверью и мне очень неловко даже смотреть на вас.

Что-то в ее голосе заставило его замереть.

Она опустила руки.

– То, что я еще здесь, свидетельствует о том, как все это серьезно, мистер Бондюрант. Не только для меня и моей карьеры. Для всех. Пожалуйста, выслушайте меня. И если затем вы велите мне уехать, я уеду. Безоговорочно. Пять минут, ладно?

Хороший ход, подумал он, но не слишком. Его врожденная осторожность подкреплялась богатым опытом по части того, что нельзя доверять кому-либо или чему-либо по внешнему виду. Опыт подсказывал, что журналисты – грязные искатели мусора. Они без зазрения совести могут выставить на посмешище всю вашу подноготную, а затем оставить голого и беззащитного ради следующей жертвы.

Однако, несмотря на убеждения, интерес Бондюранта к тому, что знала или предполагала Барри Трэвис о смерти ребенка Ванессы, вырос.

Он знал, что это напрасная поблажка, и, лишь надеясь, что позже не раскается, согласился на пять минут.

– Выйдем из дома.

Он занял кресло-качалку. Она уселась на верхнюю ступеньку лестницы, обхватила колени руками. Ей, видимо, было холодно, но он без колебаний отбросил всякие сантименты.

Сейчас, когда он согласился ее выслушать, она, казалось, не торопилась начинать.

– Как здесь хорошо!

В это утро на долину упал туман. Горы еле виднелись за дымкой, но близкий восход окрасил пелену розовым. Воздух же был холодным и бодрящим.

– Амбар, похоже, постройка более старая, чем дом и гараж.

Надо же какая внимательная!

– Он уже стоял здесь, когда я купил этот участок. Дом построили на месте старого жилища. Я лишь немного обновил его.

В загоне, догоняя друг друга, резвились лошади.

– Как их зовут? – спросила она.

– У них нет кличек.

Он заметил ее удивление.

– Лошадей никак не назвали? Как грустно! Но почему?

– Это и есть ваше интервью, мисс Трэвис? Она удивленно покачала головой.

– Я никогда не встречала людей, оставляющих своих животных безымянными. Кличка Кронкрайта составляет часть его личности. – Ее лицо смягчилось и оживилось. – Большой, привязчивый, испорченный ребенок! Завели бы себе собаку, – протянула Барри. – Она бы составила вам прекрасную компанию.

– Мне нравится мое одиночество.

– Вы ясно дали это понять.

– Ваше время истекает.

Наконец она выдала то, что он ждал. Из двух стволов сразу.

– Я думаю, Ванесса Меррит убила своего ребенка.

Грэй сжал зубы, чтобы не сорваться. Она говорила без умолку еще несколько минут, он не знал точно сколько, но наверняка больше пяти. Она подробно перечислила мотивы первой леди, потом описала свои шаги в расследовании и поведала о трудностях.

– Сейчас миссис Меррит уединилась. Вам не кажется это странным?

– Нет, – солгал он.

– Когда она удалилась от общественной жизни после смерти ребенка, это было понятно. Джеки Кеннеди когда-то поступила так же. Но это могло длиться лишь некоторое время, этот период уже миновал. Если она всего только отдыхает, как настаивают в Белом доме, то почему она не с отцом? Или почему бы ей не поехать, например, к себе домой, на Миссисипи?

– Откуда вы знаете, что это не так?

– Не знаю, – согласилась она, нахмурившись. – Но во всеуслышание объявили, что она под присмотром доктора Аллана и до сих пор в Вашингтоне. Непонятно, зачем так сильно секретить.

– Никто и не секретит.

– Тогда как вы объясните странное поведение Анны Чен? Она была надежным источником, охотно сотрудничала со мной…

– Вы никак не могли ее задеть?

– Мы недостаточно близко знакомы для этого.

– Я вас совсем не знаю, но уже зол.

– Она была напугана, – упрямо заявила Барри. – Я видела страх в ее глазах, когда пришла к ней.

– Хорошо, может быть, и так, – нетерпеливо прервал он. – Может, она увидела мышь. И может, поведение Ванессы немного необычно, но не заслуживает ли она печального уединения без всяких ваших расследований?

Эта Барри Трэвис, репортер с чувственным голосом, подняла те же вопросы, которыми мучился и он сам! К горлу подступила тошнота, он встал у самого порога.

– Боже, что ей пришлось вынести. – Он пригладил рукой волосы, прикрыл глаза и попытался прийти в себя.

Прошло еще несколько минут, прежде чем он вспомнил о Барри. Она смотрела на него в упор со странным выражением на лице.

– Это была не просто забава. Вы и в самом деле любили ее, да? – сказала она тихим голосом. – И до сих пор любите.

Ругая себя за уступку, он нагнулся и второй раз за утро поднял репортерскую кожаную сумку и сунул ей в руки.

– Время истекло.

Подав Барри руку, он рывком поднял ее на ноги.

Чтобы удержаться, ей пришлось схватиться за балку навеса.

– Итак, даже после всего, что я рассказала, вам нечего сказать?

– Вы идете по ложному следу, ведущему в никуда, мисс Трэвис. Все ваши выдумки – лишь искажение фактов, и они связаны между собой только вашим извращенным воображением и амбициозным умом ради создания очередной сенсации. Советую вам оставить это дело, пока вы не рассердили кого-либо из администрации президента, кто действительно может причинить вам неприятности. Забудьте о ребенке и о том, как он умер.

– Не могу. Что-то в его смерти настораживает.

– Действуйте как хотите. Но в любом случае – без меня. – Он вошел в дом и закрыл дверь на ключ.

Глава 12

Когда Хови вызвали в кабинет к генеральному управляющему, у него сразу схватило живот. Покинув туалет, он спустился к начальнику на второй этаж. Надменная секретарша заявила, что его уже ждут и следует появиться немедленно.

Дженкинс сидел за своим столом, какой-то незнакомец стоял у окна, еще один расположился в кресле.

– Входите, Хови, – произнес Дженкинс. С дрожью в коленях Хови вошел. Обычно подобная незапланированная встреча означала плохие новости, к примеру, резкое падение курса акций, большое урезание бюджета или страшную головомойку.

– Доброе утро, мистер Дженкинс, – сказал он, пытаясь выглядеть спокойным. Хови специально смотрел лишь на начальника, а не на тех двух типов, осматривающих его с ног до головы. – Чем могу служить?

– Эти люди из ФБР.

Сердце у Хови екнуло. Последние три года он не регистрировал возврат некоего денежного поступления.

– Они хотят задать вам несколько вопросов о Барри Трэвис.

Хови чуть не засмеялся от облегчения, в то же самое время обливаясь холодным потом.

– Слушаю.

– Вы посылали ее в командировку? – спросил Дженкинс.

– А…

Это был вопрос с подвохом, и Хови требовалось время обдумать ответ. Если он ответит утвердительно, а Барри по уши в грязи, тогда и он загремит туда же. Ответив отрицательно, в случае удачи он потеряет свою долю успеха.

Он взглянул на агента ФБР, стоящего у окна. Парень выглядел очень серьезным, впрочем, и его напарник тоже.

– Нет, – ответил Хови. – Она попросила разрешения отлучиться на несколько дней для какого-то расследования, но сам я ей не приказывал.

– Какого расследования? – поинтересовался гость Дженкинса.

– Не знаю. Она сама готовит материал.

– Она не обсуждала материал с вами? – вмешался второй агент.

– По существу нет – не сам сюжет. Она только пообещала, что что-то получится.

– И вы ни малейшего представления об этом не имеете?

Проигравший в баре той ночью тоже задавал этот вопрос.

– Нет, сэр.

– Весьма сомнительно.

– Нет, правда, – стал доказывать Хови. – Я постарался выудить информацию, но у нее пока нет ничего конкретного.

– Вы ее непосредственный начальник, верно?

– Да, сэр.

– И вы понятия не имеете о том, что за материал разрабатывает ваш репортер?!

Хови почувствовал, что позиция его ослабла, и потому перешел к обороне.

– Вы должны понять мою философию в вопросе управления, которая заключается в том, чтобы подчиненные проявляли некоторую инициативу. Когда репортер считает, что он напал на что-то «жареное», я даю ему послабление. Но предполагается, что в обмен на свое великодушие, я могу рассчитывать на чертовски хорошую работу!

На Дженкинса этот словесный поток не произвел никакого впечатления. Он практически перебил Хови.

– Мисс Трэвис будет отсутствовать до конца недели?

– Да. Она уехала, дайте подумать, позавчера и, возможно, не вернется до конца недели. Один из агентов спросил:

– Интересно, куда бы она могла поехать?

– Она мне не сказала.

Агенты обменялись многозначительным взглядом. Хотелось бы Хови знать, что это значит.

– Оплачивает ли компания ее расходы? – спросил Дженкинс, за последние несколько минут помрачнев еще больше.

– Если только материал действительно стоящий. – Хови рассказал про сделку с Барри. – Незачем транжирить средства компании впустую. – Такой подход должен был дать Хови несколько очков форы.

– Что бы вы сказали о ее взглядах? Хови повернул голову к агенту.

– Взглядах?

– Политических взглядах. Она склоняется влево или вправо?

Хови на секунду задумался.

– Думаю, она скорее всего придерживается либеральных взглядов. Знаете ли, она всегда берет сторону слабых. Женщины, батраки, иностранцы и подобные… Она голосовала за президента Меррита. – Он одарил улыбкой мрачную группу. – Президент недавно прислал ей цветы. Она прямо-таки свихнулась на этом!

Ни кто из агентов не прореагировал. Тот, что сидел в кресле, спросил:

– Является ли мисс Трэвис членом какой-нибудь группы активистов, религиозной секты?

– Да, – ответил Хови. – Она методист.

Один из агентов повращал глазами. Другой сказал:

– Вы бы назвали ее религиозным фанатиком?

– Нет, она не склонна загораться от одного слова или чего-либо в этом духе.

– Симпатизирует ли она определенной радикальной организации?

– Насколько я знаю, нет. Но она участвовала в некоторых манифестациях.

– Против чего?

– Запреты книг. Уничтожение тропических лесов. Поедание морской свиньи вместо тунца. Всякая чепуха.

– Ничего подрывного?

– Абсолютно ничего.

– Как насчет личной жизни?

– Она не распространяется.

– Дружки?

– Никого постоянного.

– Приятельницы, живущие с ней?

– Она живет одна.

– Близкие друзья? Он покачал головой.

– Я никогда не слышал, чтобы она о ком-то упоминала. Знаете, она из тех женщин, кто обручается со своей карьерой.

– Что с ее родителями?

– Умерли.

– Вы знаете, как их зовут? Где они жили?

– Извините, они скончались до того, как она начала здесь работать.

В своем желании выглядеть важным и полезным Хови почти забыл, что они обсуждают Барри, а отнюдь не закоренелого преступника. Его, правда, немного заедала совесть: пусть Барри и заноза в заднице, но, обсуждая ее личность с агентами, он чувствовал себя неуютно.

– У нее неприятности? Она сделала что-то не так?

– Так, обыкновенная проверка. – Агент поднялся. – Просто по телефону она справлялась о здоровье первой леди, выказывая, как могло показаться, нездоровый интерес к миссис Меррит и ее окружению.

Хови расслабился.

– О, черт! Она звонила как друг. Он и стал и достаточно близки после того, как Барри взяла у нее интервью.

Второй агент сказал:

– Белый дом старается быть начеку, когда кто-нибудь начинает сильно интересоваться жизнью президента и его семьи.

Парочка поблагодарила Дженкинса с Хови за то, что любезно удел ил и им время, и удалилась. Хови же не удалось с легкостью улизнуть.

– Вы о чем-нибудь умолчали, Хови? – спросил Дженкинс.

– Нет, сэр.

– Что это за «жареные» факты у Барри?

– Только то, что я уже сказал, мистер Дженкинс. Клянусь Богом, не знаю, но Барри говорит, что эта история затмит Уотергейт.

– Так это связано с политикой?

– Она не уточняла. Заявила только, что дело громкое.

Дженкинс наставил на Хови указательный палец.

– Я не потерплю, чтобы на моей телестудии работали радикальные лунатики.

– Барри не лунатик, сэр. Она хороший репортер. Вы же сами ей об этом сказали в своем меморандуме.

– Я не посылал ей никакого меморандума. О чем это вы болтаете?

– Джордж?

Ванесса произнесла это так тихо, что засомневалась, услышали ли ее, но доктор, взглянув, улыбнулся ей в ответ.

– Рад видеть вас очнувшейся. Как себя чувствуете?

– Не очень хорошо. – Ее поташнивало, и было трудно сосредоточиться, лицо доктора плыло у нее перед глазами. Ванесса смутно припомнила отвратительную сцену, затем Джорж сделал ей укол, чтобы успокоить. Как давно это было. – Что со мной? Где Дэвид?

– Мы с президентом пришли к выводу, что вы нуждаетесь в полноценном отдыхе, поэтому поместили вас сюда. – Он похлопал ее по руке, но она и не почувствовала бы его прикосновения, если бы не посмотрела на свою руку, в вену которой через иглу номер четыре по капле втекал какой-то раствор.

Внимание Ванессы привлекло движение с другой стороны кровати. Ей улыбалась медсестра.

– Меня, зовут Джейн Гастон. Сиделке исполнилось пятьдесят пять или около этого. У нее было широкое приятное лицо и короткие светлые волосы.

– Миссис Гастон будет с вами круглые сутки, – пояснил Джордж. – Она прекрасно заботится о вас, и до сих пор вы были идеальным пациентом.

Ванесса смутилась и как-то разом растерялась. Комната казалась знакомой, но она не могла вспомнить, где видела ее раньше.

– Почему мне вкололи иглу номер четыре?

– Чтобы предотвратить обезвоживание, – объяснил доктор. – Ваш организм не задерживает жидкость.

Сиделка измеряла ее кровяное давление.

– Я больна? – спросила Ванесса, внезапно охваченная паникой. Почему они ей не говорят? Может, она пострадала в аварии и покалечилась? Или у нее смертельная стадия рака?! А может, на нее покушались?

Эти жуткие случайности были мгновенно замещены ужасающей реальностью – сюда ее поместил Дэвид.

– Где Дэвид? Я хочу с ним поговорить.

– Сегодня президент уехал в Вест-Коут, – ответил Джордж с милой улыбкой. – Полагаю, вечером он вернется. Вы наверняка сможете побеседовать.

– Зачем мне сиделка? Я умираю?

– Нет, конечно, миссис Меррит. Да вы ложитесь, ложитесь – сказал Джордж, легонько надавливая ей на плечи, когда она попыталась сесть. Он взглянул на Джейн Гастон. – Хорошо бы дать ей еще дозу.

– Но, доктор Аллан…

– Пожалуйста, миссис Гастон.

– Конечно, доктор. – Она покинула комнату.

– Где мой отец? – спросила Ванесса. Голос ее звучал слабо и отдаленно даже для ее собственных ушей. – Я хочу видеть папу. Позвоните ему, скажите, чтобы он забрал меня отсюда.

– Боюсь, это невозможно, Ванесса. Я не смогу этого сделать без одобрения Дэвида.

Вернулась сиделка со шприцем и сделала инъекцию ей в бедро.

– Вы выздоровеете быстрее, если расслабитесь и позволите нам о вас заботиться, – ласково произнес Джордж.

– Что со мной? Ребенок еще не родился? Джейн Гастон посмотрела на доктора Аллана.

– Бедняжка. Она думает, что еще беременна. Джордж хмуро кивнул.

– Мой ребенок, – всхлипнула Ванесса. – Вы приняли моего ребенка?

– Давайте выйдем. Пусть она отдохнет.

– Нет, пожалуйста, – прошептала Ванесса. – Не покидайте меня! Вы все меня ненавидите, я знаю. Почему вы молчите? Мой ребенок умер, да?

Доктор Аллан сделал знак сестре выйти из комнаты. Миссис Гастон тихонько закрыла дверь.

Ванесса мучительно пыталась что-то вспомнить. Это что-то было очень важным, но она никак не могла за него ухватиться. Надо думать, надо вспомнить! Обязательно!

И вдруг из глубины души ее вырвался стон. Она вспомнила безжизненное тельце, которое она подняла из колыбели, услышала отголоски своего крика в коридорах Белого дома в ту ночь.

– Мой ребенок, – всхлипнула она. – Мой ребенок! О Господи. Как больно!

Вместо того чтобы лишить воли, мучительное воспоминание взбодрило ее. Она не думала, что с ней будет дальше, и была уверена лишь в одном: ей нельзя больше здесь оставаться. Не замечая боли, Ванесса стала отрывать ленту, придерживающую иглу в вене. Сорвав ленту, она сглотнула подступившую к горлу тошноту и выдернула из вены катетер.

Она попыталась сесть, но у нее на груди будто лежала наковальня. Собрав все оставшиеся силы. Ванесса в конце концов заставила себя принять сидячее положение. Комната накренилась. Казалось, деревья, которые она видела через окно, росли под углом в сорок пять градусов. Ее стошнило.

Мозг, похоже, был неспособен посылать приказы ногам. Ей понадобилось минут пять невероятных усилий, чтобы подтащить ноги к краю кровати. Затем ноги болтались над полом, а она в это время боролась С тошнотой и постоянными волнами головокружения. Постепенно Ванесса набралась храбрости и соскользнула с матраса.

Ноги не держали ее. Она мешком рухнула под кровать, долго лежала, всхлипывая и тяжело дыша, слишком слабая, чтобы стоять, слишком слабая даже, чтобы позвать на помощь. Сейчас она желала лишь смерти.

Ну уж нет! Да будет она проклята, если так просто сдастся! Упорная в своем стремлении. Ванесса медленно подползла по полу, словно примитивная инфузория, используя все части своего тела.

Когда она наконец достигла двери, пот тек с нее ручьями, волосы и ночная рубашка прилипли к телу. Ванесса свернулась калачиком и замерла, дрожа от слабости.

В конце концов она подняла голову и посмотрела вверх, на дверную ручку. Та показалась ей столь же недосягаемой, как и луна. Ванесса попыталась постучать, но ее пальцы издавали лишь слабые шлепки. Тогда она оперлась ладонями о холодное дерево и стала карабкаться по двери вверх, напрягая мускулы рук и груди, пока наконец не подтащила одну ногу, потом другую, а затем и встала на колени.

Передохнув, она схватила дверную ручку обеими руками и повернула ее, одновременно наваливаясь всем телом. Дверь резко распахнулась, и Ванесса упала в коридор, приземлившись на плечо, жуткая боль тотчас пронзила руку.

– Миссис Меррит! О Господи! Доктор Аллан! Крики, бегущие шаги. Чьи-то руки подхватили ее под мышки.

Безвольная, опустошенная, она раскачивалась между агентами Секретной службы, пока они несли ее к кровати, Джордж Аллан отвел агентов в сторону.

– Спасибо, джентльмены.

– Может, вызвать «скорую помощь», доктор Аллан? – спросил один из них.

– В этом нет необходимости. – Он приложил к груди Ванессы стетоскоп. – Миссис Гастон, пожалуйста, принесите еще капельницу.

Кто-то из агентов спросил, не позвонить ли президенту или мистеру Мартину. Доктор ответил, что он позвонит сам, как только состояние миссис Меррит стабилизируется. Оба агента вышли в коридор.

– Давайте-ка наденем на нее смирительную рубашку, – бросил Джордж сестре. – На руки и на ноги.

– Не слишком ли сурово?

– Мы здорово рискуем. А вдруг она снова встанет и упадет, миссис Гастон.

– Я была бы рада помочь ей, если она захочет подняться, доктор Аллан. Вполне возможно, что ее самочувствие улучшится, если она встанет с кровати. Я думаю, она получила слишком большую дозу успокоительного.

– Благодарю за предложение, – отозвался Джордж совсем не благодарственным тоном, – но мне лучше знать, что подходит для моего пациента. Пожалуйста, выполняйте мои распоряжения, которые одновременно являются приказами президента Соединенных Штатов. Ясно?

– Да, доктор Аллан.

Ванесса лежала с закрытыми глазами, но она уловила большую часть их разговора, хотя некоторым словам было трудно приписать какое-либо значение. Почему она не может встать, если хочет?

Где Дэвид?

Где отец?

Где она сама наконец?

В аду, может быть.

Да, точно в аду.

– Где?

– Вайоминг.

– Черт!

Выдав плохие новости президенту, Спенс умолк и потом уже бежал за ним, не проронив ни слова. Последовавший словесный поток был цветистым и выразительным. Меррит использовал словарный запас, который позаимствовал у своего отца, работавшего на овчарне в Билокси.

Происхождение Меррита ни для кого не было секретом еще во время первой его предвыборной кампании за место конгрессмена. Ко времени его гонки за президентство избиратели хорошо знали, что он рос отнюдь не в роскоши и богатстве. Мать его работала в системе государственного образования, но их семья, несмотря на то что оба родителя работали, едва сводила концы с концами. У них никогда не было своего дома. Детство Дэвида Меррита прошло в сдаваемых внаем вагончиках во второразрядном парке трейлеров. Вместо того чтобы скрывать сие скромное происхождение, предвыборный комитет выставлял его биографию как воплощение американской мечты. Он был Авраамом Линкольном двадцать первого века. Он преодолел невероятную пропасть, чтобы держать в своих руках самый могущественный кабинет в мире. Опека сенатора Армбрюстера, конечно, стала неоценимой помощью, но в первую очередь именно ум и упорство Меррита привлекли к нему внимание Клета.

Что не выставлялось напоказ, так это то, что бедность юного Меррита была отвратительна. Не предавалось широкой огласке, что оба родителя его были алкоголиками и он стал самостоятельно заботиться о себе задолго до того, как они окончательно спились. Только раз в жизни он позволил себе выпить – вдень похорон отца. Напился, празднуя свою свободу от двух людей, которых презирал и ненавидел с тех пор, как себя помнил.

Спенс искоса взглянул на президента. Обычно вспышки недовольства его быстро проходили. Это время Спенс выбрал потому, что дело было важным и требовало полной конфиденциальности. Вряд ли их разговор мог быть подслушан агентами Секретной службы, которые след о вал и поодаль. Они знали, что лучше не подходить слишком близко, когда президент разговаривает со Спенсом. Все, абсолютно все было регламентировано.

– Как вы узнали, что Барри Трэвис уехала в Вайоминг? – буркнул президент.

– Два дня ее не было дома. Пес находится в собачьем питомнике.

– Я не спрашиваю, уехала ли она из города! – взбесился президент. – Я спрашиваю, как вы узнали, что она поехала в Вайоминг?!

– Когда вы были в Калифорнии, я разговаривал с ее шефом. – И Спенс рассказал Мерриту о встрече с Хови Фриппом в местном баре. – Парень себе на уме. Но даже если итак, вряд л и он знает ее местонахождение, ибо вчера утром на телестанции он выдал агентам ФБР ту же самую информацию. Говорят, он чуть ли не вонял от страха. Если бы он что-то знал, то наверняка рассказал бы.

– Ее дом обыскали?

– Официально – нет, – ответил Спенс. – У нас нет ордера и ни малейшего повода для его получения.

– А неофициально?

– Неофициально обыск был произведен профессионалом! – гордо доложил Спенс с холодной улыбкой. – Ему показалось, что она пыталась замести следы. Он не нашел ни записки, ни клочка бумаги – ничего, что указывало бы на ее поспешный отъезд или на причину отъезда. Он нашел лишь несколько просроченных книг из библиотеки, касающихся женских психических расстройств и СВДС.

Меррит вытер вспотевший лоб.

– Она все еще расследует это дело.

– Я тоже так думаю. Мы обнаружили ее машину на стоянке Национального аэропорта, затем провели полную проверку информации о пассажирах всех рейсов за последние несколько дней. Под собственным именем она не путешествовала, оплата по ее кредитной карточке не производилась.

Президент остановился, Спенс тоже. Секретные агенты позади держали дистанцию.

– У нее навязчивая идея, чуть ли не паранойя, – заметил Меррит.

– Точно. Не найдя ее имени ни в одном из списков, мы опросили всех агентов по продаже билетов, пока не нашли того, кто продал ей билет. Трэвис путешествует под псевдонимом и оплатила свой билет до Джексон-Хоула наличными. Работник авиаагентства узнал ее по фотографии. Она поехала повидаться с Грэем. – Тон у Спенса был такой же мрачный, как и у президента. – По крайней мере это следует предположить.