Текст книги "Эксклюзивное интервью"

Глава 5

– Ты сказала, что будешь через полчаса!

– Не порти мне настроение, лучше руку подай. – Барри бережно держала в руках президентский букет, две бутылки вина и бумажный пакет с продуктами.

– Ты что, обокрала свежую могилу? – спросил Дэйли Уолш, глядя на цветы.

– Очень остроумно, – язвительно заметила Барри. – На-ка, почитай.

Он вынул из букета открытку и, прочитав, присвистнул.

– Впечатляет!

Она весело улыбнулась.

– Что и следовало ожидать.

– Какие у тебя планы?

– Для начала «обмыть».

– Прекрасная идея!

Они вместе прошли на кухню – самое привлекательное место в этом исключительно уродливом доме.

– Ну, как ты? – заботливо спросила она.

– Как видишь, пока жив.

Однако Тед Уолш, или, как его еще называли друзья, Дэйли, выглядел так, словно каждый вздох для него мог стать последним. У него была прогрессирующая эмфизема, вызванная бессчетным количеством выкуренных сигарет за то долгое время, что он обеспечивал население новостями.

Закончив среднюю школу, он подрядился на работу в одну из ежедневных газет, отсюда и прозвище. Работал он много и на разных должностях, в результате чего стал шефом отдела новостей на телевидении города Ричмонда. Однако ему пришлось оставить этот пост в связи с болезнью.

По возрасту ему еще не полагалось социальное обеспечение – возможно, он никогда ничего и не получит, – и потому жил он на скромную пенсию. Мясо уже почти разморозилось и лежало на разделочном столе. Пока Барри готовила ужин, Дейли, плеснув себе вина, наслаждался его букетом.

Откатив переносной кислородный баллон, чтобы он не мешал Барри, Дэйли произнес:

– У Кронкрайта сегодня будет праздник желудка. От таких костей с мясом и потенция повысится!

– Вряд ли, он бесплоден.

– О, я совсем забыл! Ты кастрировала даже его. Она раздраженно стукнула крышкой от сковородки по разделочному столу и повернулась к бывшему шефу.

– Не заводись!

– Но это правда. Ты открутила яйца всем мужчинам, с которыми встречалась. Таким способом ты стараешься оттолкнуть их от себя прежде, чем это сделают с тобой.

– Я тебя не отвергала.

– Я не в счет, – с трудом усмехнувшись, произнес Дэйли. – Во всяком случае, я слишком стар и болен и поэтому не представляю угрозы. А если серьезно, то тебе не следует тратить свои вечера на встречи со мной. Если ты считаешь, что я самый лучший на свете мужчина, то мне искренне тебя жаль.

– Но я люблю тебя, Дэйли. – Она приблизилась и чмокнула его в щеку.

– Выбрось это из головы. – Он мягко оттолкнул ее. – И смотри не пережарь мясо! Я люблю, чтобы с кровью.

Барри не обращала внимания на его грубость. Их привязанность друг к другу была взаимной. В свое время они тяжело сближались, но теперь ничто не могло разрушить их дружбу. Он и достигли в общении такого уровня, когда неодобрение или осуждение равносильно выражению нежности.

– Я двадцать лет жизни убил на сигареты, – заметил Дэйли после ужина, когда они пили кофе в спальне. Он откинулся в кресле, вставил две пластиковые трубочки, подсоединенные к переносному кислородному баллону, лежащему у ног.

Барри, устроившись на диване поудобнее, подложила себе под голову подушку.

– Недавно я встретилась с человеком, у которого был никотиновый приступ. Ты даже представить себе не сможешь, кто это!

– Ну и кто же?

– Это секрет.

– Кому я расскажу? Кроме тебя, ко мне никто и не заходит.

– Стоит тебе захотеть, и у тебя появилось бы множество друзей. Ты сам никого не приглашаешь.

– Не выношу жалости!

– Тогда хорошо бы примкнуть к кому-то.

– Кто захочет проводить время с больными, которые всасывают воздух через трубочки?

– Мы уже говорили об этом, – монотонно произнесла Барри. – Давай не будем снова поднимать эту тему.

– Ладно, – проворчал он. – Кто он – этот загадочный курильщик?

Поколебавшись, она ответила:

– Наша первая леди.

От удивления брови его поползли вверх.

– Она нервничала перед тем, как дать интервью? – спросил он.

– Нет. Это было в тот день, когда мы встретились с ней за чашкой кофе в ресторане.

– Ну а теперь, после того как ты поговорила с ней с глазу на глаз, ты все еще считаешь, что она глупа?

– Я никогда так не считала.

Он пристально посмотрел на нее.

– Ты частенько ее так называла, сидя именно на этом диване. Красавица из Миссисипи. Не ты ли придумала для нее такое прозвище? Раньше ты говорила о ней, как о женщине, у которой никогда нет своего, отличного от других, мнения. Говорила, что ее взгляды формировались мужчинами, перед которыми она преклонялась, то есть отцом и мужем. А еще ты не раз повторяла, что она пустая и скучная. Может, я что-то забыл?

– Нет, конечно. – Барри вздохнула и рассеянно потянулась за кофе. – Я до сих пор так считаю, но в то же время мне ее очень жаль. Все-таки у нее умер ребенок.

Барри задумалась, глядя в одну точку.

– Ну и что?

Вопрос Дейли заставил ее встрепенуться.

– О чем ты? – спросила она.

– Судя по всему, ты мучаешься какой-то очень важной проблемой. Я весь вечер ждал, что ты откроешься и выложишь мне все без утайки, но…

Она могла скрыть свои переживания и эмоции от любого, включая и самое себя, но ничто не могло ускользнуть от острых глаз Дэйли. Когда она оказывалась в затруднительном положении или находилась в стрессовом состоянии, он своим внутренним радаром всегда улавливал изменения в ее настроении. Благодаря этой своей способности он и стал великолепным репортером.

– Я не знаю, что это, – честно призналась она. – Это как…

– Зуд. Как будто хочется чесаться.

– Да, что-то наподобие.

– То есть ты хочешь сказать, что ходишь вокруг да около, но только непонятно, около чего?..

Дэйли, сидя в кресле, наклонился вперед, и глаза его зажглись жизнью. Щеки порозовели, он выглядел лучше, чем в прошлый раз, если можно так сказать, учитывая всю тяжесть его болезни.

Барри стало как-то не по себе. Возможно, в этой истории ничего особенного не было, и поэтому Дэйли мог сильно разочароваться. Но, с другой стороны, что плохого, если она поделится с ним своими мыслями? Возможно, Дэйли сможет что-то разглядеть, а нет – так прямо скажет об этом.

– Сериал о СВДС вызвал большой интерес к проблеме со стороны общественности, – начала она. (Благодаря спутниковому телевидению сериал был показан на всю страну.)

– Карьера обеспечена, – отозвался Дэйли. – Что ты и хотела, разве нет? Ну так что тебя волнует? Она посмотрела на свой уже остывший кофе и продолжила:

– Впервые встретившись с ней, я почувствовала, что она в чем-то винит себя, и мне пришлось ее успокаивать. Разве она виновата в этой смерти – уж так случилось. Она как-то странно отреагировала, просто спросила: «Правда?» Этот вопрос и то, с какой интонацией она его задала, побудили меня заняться СВДС. На глаза мне попалась странная история о женщине, у которой было четверо детей, и все они умерли от этого синдрома. Впоследствии оказалось, что синдром здесь ни при чем.

– У нее был… как его…

– Синдром Мюнхгаузена, – подсказала Барри. – В настоящее время расследуются несколько случаев такой детской смертности во время сна. Матерей обвиняют в убийстве их собственных детей, а они делали это ради того, чтобы привлечь к себе внимание. – Глубоко вдохнув и задержав дыхание, она посмотрела на Дэйли.

Выдержав ее взгляд, он наконец произнес:

– Ты полагаешь, что первая леди Соединенных Штатов Америки убила своего ребенка?

Барри поставила кофейную чашечку на столик и поднялась.

– Я этого не говорила.

– Но прозвучало именно так.

– Я вовсе не это имела в виду, Дэйли. Клянусь!

– Тогда почему ты такая озабоченная сегодня?

– Не знаю! Но что-то здесь не так. – Она снова опустилась на диван и обхватила голову руками. – За последние несколько недель я дважды встречалась с Ванессой Меррит. Во время первой встречи она вела себя как наркоманка. Казалось, эта женщина находится на грани нервного срыва. А в день интервью она была совершенно другим человеком. Высокомерная. Спокойная. Правильная. Каждое движение выверено, каждое слово продумано.

– Интервью получилось хорошим.

– Бесстрастное интервью, Дэйли, и ты это знаешь. – По выражению столица Барри поняла, что он согласен. – Это интервью с миссис Меррит замышлялось самым ярким эпизодом во всем сериале, а оказалось самым неинтересным. Она смотрелась неестественно! Если бы во время нашей первой встречи она вела себя так же, то я, возможно, ничего и не заметила бы, но этот контраст между первой и второй Ванессой Меррит был просто ошеломляющим!

– Думаешь, она перед интервью чего-то наглоталась? – недоуменно спросил Дэйли.

– Возможно. Мне показалось, что во время приема миссис Меррит находилась под воздействием лекарств или же была просто пьяна. Великолепна, как всегда, и в то же время какая-то рассеянная… Почти… Ну не знаю… боюсь… президент отнесся… – Она запнулась. – Ладно, это уже другая тема. В общем, Меррит приветствовал меня так, словно мы с ним давным-давно знакомы. Мне, конечно, польстило внимание с его стороны, но все это как-то странно. Он одинаково одобрительно отозвался о сериале как до, так и после его выхода в эфир. Опять же эти цветы… Наверное, цена букета нанесла невосполнимый урон национальному бюджету.

– Значит, все твои измышления несостоятельны? Он бы изменил свое отношение к тебе и к твоему «произведению», если бы фильм выставлял его жену в неприглядном свете.

– Просто удивительно! Я уже давно не давала материалов о Белом доме, и вдруг теперь, после показа моего фильма, мы с президентом становимся хорошими друзьями. С чего бы это?!

– Все очень просто, Барри. На будущий год состоятся президентские выборы, он хочет быть переизбран на новы и срок. И потому надо задобрить журналистов, а ты ведь из этой братии. Победишь в прессе – выиграешь на выборах.

С Дэйли трудно не согласиться. Дэвид Меррит еще тогда, когда впервые избирался в конгресс, уже знал, как расположить к себе средства массовой информации. Эта взаимная любовь продолжалась и во время его предвыборной кампании. Несмотря на то что пресса и телевидение по-прежнему благосклонны к нему, связь эта несколько ослабла. Впрочем, Барри Трэвис была мелким репортером и не имела практически никакого влияния. Почему же в таком случае он выказал ей свое расположение?

После первой встречи с Ванессой Меррит голова ее раскалывалась от головоломок и загадок, невозможно было сосредоточиться ни на одной из них, ибо в каждой чувствовалась опасная западня.

– Возможно, я и проигнорировала бы эти нестыковки и продолжала бы спать по ночам спокойно, – отозвалась девушка. – Однако меня смущает одно обстоятельство: после интервью Ванесса крепко меня обняла. Меня!

– Просто-напросто хотела поблагодарить.

– Нет, это был предлог.

– То есть?

– Обняв, она шепнула мне на ухо так, что никто не мог услышать: «Барри, пожалуйста, помоги мне. Разве ты не понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать?"

– Черт!

– Я совершенно точно знаю, Дэйли, что это был первый и единственный раз, когда она осмелилась на эмоции. В голосе ее звучало отчаяние! Как думаешь, что она имела в виду?

– Откуда, черт подери, мне знать? Это могло, например, означать: помоги моему мужу остаться на второй срок. Или: помоги обратить общественное сознание к проблеме СВДС. Или: помоги мне преодолеть мое горе. В этой фразе либо заключено очень многое либо ничего.

– Ничего так ничего, – подхватила Барри. – В любом другом случае факты могут оказаться взрывоопасными.

Он покачал головой.

– Не верю. Зачем ей убивать своего ребенка, да еще если он такой долгожданный?

– Мы вроде уже выяснили это: синдром Мюнхгаузена!

– Вряд ли, – возразил он. – Женщины, страдающие этим расстройством, как правило, жаждут симпатии и внимания. Ванесса Меррит привлекает куда больше внимания к своей персоне, чем любая другая женщина на земле.

– А как насчет внимания одного-единственного, которого следует иметь в виду в первую очередь?

– Президента? Думаешь, она, ощутив себя заброшенной, пыталась таким образом обратить на себя внимание?

– Почему бы и нет?

– Маловероятно.

– Но возможно, – вздохнула Барри. – Вспомни всеобщую симпатию к Джеки Кеннеди, когда умер ее малыш Патрик. На нее чуть ли не молились! Икона да и только.

– На то была масса других причин, а отнюдь не смерть ребенка.

– Тем не менее именно эта трагедия способствовала созданию ореола вокруг ее имени. Возможно, нынешняя первая леди хотела бы создать что-то подобное и вокруг себя.

– Следующую версию, – произнес Дэйли, сопровождая фразу резким взмахом.

– А что, если один из супругов вирусоноситель? Ребенок мог быть инфицирован. Миссис Меррит рисковала быть униженной, если бы об их сексуальной жизни узнал весь мир.

– Опять маловероятно, – покачал головой Дэйли, – ибо носителя вируса вовремя выявили бы, например, в период беременности Ванессы. Президент прошел медосмотр. К тому же такого рода секреты не долго остаются в тайне.

– Наверное, ты прав, – немного подумав, произнесла она. – Мы явно проглядели что-то очевидное. Что, если мотивом ее поступка послужила обыкновенная, накапливаемая ежедневно злоба? Она производит впечатление женщины, которая привыкла все делать по-своему и не терпит отказов.

– Ну и что дальше?

– Она убила своего сына, тем самым наказывая президента за его любовные связи.

– За слухи о любовных связях.

– Перестань, Дэйли, – вздохнула Барри – Ни для кого не секрет, что он слаб по части женского пола. Пусть даже его еще ни разу не застукали в постели с какой-нибудь голой девицей.

– А поскольку этого не произошло и вся творческая бригада передачи «Шестьдесят секунд» вместе с Майком Уолсом еще не запечатлела сие на пленку, то все, что говорят о президенте, остается слухами.

– Миссис Меррит должна знать.

– Ну конечно, знает. Впрочем, будет притворяться, что знать не знает, как и любая другая жена государственного деятеля, муж которой ей изменяет.

– И тем не менее я считаю, что мотивация таких женщин достаточно сильна. Дэйли задумчиво произнес:

– Барри, эта история привлекла к тебе большое внимание. Положительное на сегодняшний день.

– Этот успех для меня ровным счетом ничего не значит.

– Ой ли?! Сериал был так хорош, что временно оттеснил на второй план другие важные события. Ты заслужила всеобщее признание, но остерегайся оказаться прожорливой. Ты в самом деле не искусственно разжигаешь свой неожиданный интерес, выдумывая новую историю? Возможно, таким образом ты хочешь вырваться из плена профессиональной безызвестности?

Ответ уже готов был сорваться с ее языка, но она почему-то еще раз все проанализировала. Подгоняла ли она факты и обстоятельства под свои собственные цели? Придала ли своей объективности амбициозный оттенок? Может, вместо того чтобы открыть новые волнующие истории, она ухватилась за старую, сделав неверное заключение?

– Нет, я взглянула на этот случай объективно и со всех сторон. Женщина потеряла ребенка, и в этой связи мои симпатии на ее стороне. Но так ли уж невозможно, что вместо жертвы безжалостного рока она стала жертвой необъяснимой злобы, которая вынудила ее совершить ужасное преступление? Именно этот вопрос засел у меня в голове, и я никак не могу найти вразумительного ответа. Все очень сомнительно с самого начала, – продолжила Барри после долгой паузы. – Почему она позвонила и пригласила меня на встречу? Она никогда не делала этого ни с одним из знакомых мне журналистов. А во время нашей беседы у меня сложилось впечатление, что она пыталась сообщить мне что-то, о чем никак не могла заявить. Что, если это «что-то» было признанием? Она еще помолчала, потом снова заговорила.

– Не будь она первой леди, я не стала бы ждать так долго, а давно бы уже приступила к расследованию. Я считаю, что надо копнуть поглубже. И как бы банально и высокопарно это ни звучало, я должна сделать такой шаг ради нашей страны.

– Ну ладно, – откликнулся Дэйли. – Позволь задать тебе всего лишь один вопрос.

– Валяй.

– Что, черт подери, ты тут делаешь?

Глава 6

После недели усердной и безуспешной работы Барри немного поостыла. Результаты поиска причин смерти Роберта Раетона Меррита разочаровали ее.

Она исследовала каждый возможный вариант, который ранее обсудила с Дэйли, но это ни к чему не привело. Ситуация складывалась веселенькая: дело требовало более глубокого расследования и потому всеобщей огласки.

Вдобавок ко всему положение усугублялось состоянием здоровья Хови – у него опять обострилась простата, и он, конечно же, не упустил возможности поведать Барри самые противные подробности, – и поэтому он был сварливее, чем прежде. Снедаемый завистью, Хови поручал теперь Барри готовить такие репортажи, от которых отказывались все остальные журналисты, а затем пускал их в эфир в самое неудобное время. Она без разговоров бралась за работу и старалась как можно быстрее справиться, чтобы всю себя без остатка посвятить единственной загадке, которая по-настоящему ее волновала.

Версия о том, что первая леди задушила своего ребенка, тоже казалась не правдоподобной. Наказание за измену? Публичная смертная казнь? Пожарные меры?

У Барри начались психические расстройства. Иногда ей казалось, что она превращается в Ванессу Меррит, и это ее пугало. Ей слышались разные голоса, она искала скрытый смысл в любом явлении. Надо было выбросить эту историю из головы и сконцентрировать все свои усилия на поручениях Хови. Ведь ее звезда, вспыхнувшая после выхода сериала, могла в любой момент трансформироваться в черную дыру, способную погубить и ее, и ее карьеру.

Но она не сдавалась, не в силах забыть о происшедшем. Что было бы, если бы Бернштейн и Вудворт после ряда неудач в свое время отказались от Уотергейтского дела?!

Сидя за рабочим столом, Барри изучала сделанные ею записи, пытаясь по-новому взглянуть на волнующую ее тему, как вдруг раздался голос редактора вечерних новостей.

– Привет, Барри. Ты уже подготовила сегодняшний репортаж?

– А что случилось?

– Какой-то шум в микрофоне. Хови настаивает на прямом эфире.

Она взглянула на настенные часы. До прямого эфира восемь минут.

– Вы, видимо, не обратили внимания, но сегодня во время съемок я вымокла до нитки. Волосы до сих пор мокрые!

– Ваши глаза компенсируют все… – Его жест был весьма красноречивым. – В любом случае или вы выйдете в эфир, или конец всему… Хови говорит, что для вас как для новой звезды это огромный шанс.

– Мне не нравится такой подход, но ради спокойствия в коллективе, я согласна. – Она взяла со стола сумочку. – Если меня будут искать, я в женском туалете.

– Я стану молиться о чуде, – кивнул редактор, когда Барри проходила мимо.

После передачи Барри вернулась на свое место и стала просматривать поступившие на ее адрес сообщения. Какой-то чудак просил ее срочно помочь, ибо несколько лет назад он стал принимать слабительное, от которого у него возник хронический запор, и сейчас он предъявлял претензии создателям этого лекарства. Было еще несколько подобных писем, заинтересовало ее лишь одно. Оно пришло от Анны Чен, ее информатора из окружной больницы.

– Анна?

– Привет.

Голос Анны звучал приглушенно и боязливо. Барри подумала, что ей не следовало называть Анну по имени: та и так узнала бы ее голос. Журналистка машинально приготовила блокнот и карандаш.

– Помните то дело, о котором мы разговаривали несколько дней назад? – спросила Анна.

– Да.

– Так вот, нет ни одной копии.

– Ясно. – Барри замолчала, чувствуя, что та должна сказать что-то еще.

– Этой процедуры не было.

У Барри учащенно забилось сердце.

– Не было? Это… ну… необязательная процедура? То есть в связи с необычными обстоятельствами?..

– Мы всегда делаем это, но в данном конкретном случае лечащий врач решил, что нет никакой в том необходимости, дал указания, и процедуру отменили.

Доктор Джордж Аллан – личный врач президента дал распоряжение не проводить аутопсию. Барри с силой надавила на карандаш, стержень сломался.

– Вы уверены?

– Мне надо идти.

– Еще несколько вопросов!..

– Извините.

Анна Чен повесила трубку. Барри засунула исписанный листок в сумку и, схватив плащ и зонтик, устремилась к выходу.

Анна Чен, конечно, не обязана ждать ее в своем кабинете в больнице, и тем не менее Барри была сильно разочарована, обнаружив, что света в комнате нет и дверь заперта. По пути к машине она достала сотовый телефон.

– У тебя есть телефонный справочник? – спросила Барри, как только в трубке раздался голос Дэйли.

– И тебе добрый вечер.

– Не до любезностей?

Он сразу же все понял и спросил:

– Метро? Отсюда начать?

– Да. Найди лист с фамилией Чен. Анна Чен.

– Кто она?

– Не могу сказать.

– О? Информатор. Что случилось?

– Слишком долго объяснять по телефону.

– Видел тебя в вечерних новостях, – бросил Дэйли. В трубке было слышно, как он листал страницы справочника.

– Как я выглядела?

– Бывало и хуже.

– Это плохо?.. Ну что, нашел?

– Анны нет, но есть А. Чен.

– Диктуй скорей. Телефон и адрес, пожалуйста.

Служащая больницы проживала в недавно отреставрированном здании в богатом районе города. В доме не было лифта, и Барри пришлось подниматься на третий этаж пешком. Чтобы не дать возможности Анне Чен отказаться от встречи, Барри не стала предупреждать ее заранее. Подойдя к двери и услышав звук работающего телевизора, она успокоилась.

Барри позвонила в дверь. В тот же момент телевизор отключили. Журналистка почувствовала, что ее разглядывают в дверной глазок.

– Пожалуйста, Анна. Нам надо поговорить. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем послышался звук открывающегося замка и дверь приоткрылась, насколько это позволяла цепочка, – хозяйка предусмотрительно не сняла ее. Сквозь образовавшуюся щель Барри увидела только половину симпатичного лица Анны.

– Что вы тут делаете? Вам не следовало сюда приходить.

– Ну раз уж пришла, могу войти?

– Что вы хотите?

– Что хочу? И вы еще спрашиваете? Я хочу узнать, почему отменили аутопсию…

– Я закрываю дверь. Пожалуйста, не беспокойте меня больше.

– Анна! – Барри заклинила дверь своей ногой. – Я ничего не понимаю! Позвонить мне, обрушить на меня информацию, а затем так просто…

– Не понимаю, о чем вы.

Барри недоверчиво взглянула ей в глаза.

– Анна, что происходит? Я не могу… И вдруг все стало ясно: в красивых миндалевидных глазах женщины застыл страх.

Снизив голос до шепота, Барри спросила:

– Вас проинструктировали не разговаривать со мной?

– Пожалуйста, уходите.

– Кто-нибудь предостерегал вас? Вам угрожали? Кто, Анна? Ваше начальство в больнице? Доктор Аллан? – Барри продолжала настаивать, правда шепотом. – Ваше имя не будет упомянуто. Вы ведь мой информатор. Клянусь! Просто кивните мне головой, и все. Доктор Аллан дал указание отделу по расследованию причин насильственной и скоропостижной смерти не проводить аутопсию? Это распоряжение поступило лично от президента?

Перепугавшись до смерти, молодая женщина снова попыталась закрыть дверь, зажав, словно в тисках, ногу Барри.

– Анна, пожалуйста, скажите все, что знаете.

– Я ничего не знаю. Уходите. Оставьте меня в покое!

Женщина всем телом навалилась на дверь, пытаясь закрыть. Барри благоразумно убрала ногу. Она все еще стояла на лестничной площадке и, разглядывая дверь с номером ЗС, размышляла о том, кто заставил молчать Анну Чен. И почему.

Ванесса Меррит выключила телевизор в своей спальне. Чуть раньше, переключая каналы, она обнаружила вечерние новости с Барри Трэвис. И почему эта девчонка была такой глупой? Почему не восприняла намек?! Впрочем, Ванесса успокоилась и даже обрадовалась этому обстоятельству.

В душе ей хотелось, чтобы все осталось в тайне, но, с другой стороны. Ванесса не знала, как долго еще сможет скрывать это, боялась, что ее же секрет убьет ее.

Ванесса налила себе еще бокал вина. К черту все эти замечания доктора, отца и мужа! Откуда им знать, что ей делать и чего не делать? Они и представить не могут, как она страдала! Они все объединились против нее. Они…

Она не успела додумать, как мысль пропала. Что-то очень часто происходит подобное. Похоже, она не может сконцентрироваться даже на несколько секунд.

О чем она думала?

О ребенке, да. Всегда. Но было еще что-то…

Она снова взглянула на экран и сразу вспомнила. Барри Трэвис. Глупая сучка. Почему она ничего не сделала? Не поняла намека? Или поняла, но слишком испугалась и не стала действовать? Глупая, трусливая? Как бы то ни было, результат один и тот же. С этой стороны ждать помощи не от кого.

Раньше Ванесса думала, что самым лучшим выходом из положения было бы использовать на своей стороне журналиста. Идея эта родилась, когда она увидела Барри на недавней пресс-конференции на восточной лужайке Белого дома. Разве не эта женщина поведала миру о «смерти» судьи Грина? Разве не она задала на пресс-конференции немыслимо глупый вопрос, который вызвал шквал хохота?

Барри Трэвис со своей репутацией простофили как нельзя лучше подходила для целей Ванессы, которая хотела ограничиться несколькими намеками этой безответственной на первый взгляд журналистке, с тем чтобы та в дальнейшем повсюду стала задавать нелепые вопросы. Те, кому нужно, смогут обо всем догадаться. Использовать более известных репортеров – значит подвергать себя опасности, а Ванесса хотела раскрыть свою тайну, но только без своего участия.

Ванесса так надеялась! Барри Трэвис не оправдала ее надежд. Эта журналистка оказалась не только неосторожной, но и глупой.

Куда теперь ей обращаться?

По привычке Ванесса подошла к телефону.

– Привет, папа.

– Здравствуй! – сказал сенатор. – Я собирался звонить тебе чуть позже. Как дела?

– Прекрасно.

– Спокойный домашний вечер?

– Дэвид готовит речь к очередному съезду профсоюзов. Я забыла, где он состоится.

– Хочешь, чтобы я приехал и составил тебе компанию?

– Нет, спасибо. – Она не смогла бы пить так много, если бы отец был рядом.

– Дорогая, тебе не следует оставаться одной.

– Дэвид возвращается ночью, но, несмотря на поздний час, обещал меня разбудить.

После паузы, в течение которой она могла представить себе его недовольно сдвинутые брови, он сказал:

– Может, тебе снова посетить своего гинеколога? Пусть пропишет тебе какие-нибудь гормональные препараты или что-нибудь еще. – Сенатор считал, что все женские болезни, случаются из-за несоответствия гормонов.

– У Джорджа испортится настроение.

– К черту Джорджа с его настроением! – выпалил отец. – Мы сейчас говорим о твоем здоровье. Джордж – прекрасный парень и, полагаю, весьма компетентен в таких вопросах, как боли в животе и грипп. Но тебе нужен специалист, тебе нужен психиатр.

– Нет, папа, нет, он мне не нужен. Все под контролем.

– Потеря маленького Роберта внесла хаос в систему твоего жизнеобеспечения.

Ванесса осторожно отхлебнула, чтобы заглушить острый приступ жалости, вызванный его словами.

– Дэвид не одобрит.

– Сделаем конфиденциально. К тому же что плохого, если тебе окажут своевременную помощь? Я поговорю с Дэвидом.

– Нет!

– Девочка моя…

– Пожалуйста, папа, не беспокой его! Я скоро приду в норму. Просто мне нужно больше времени, чем мы думали.

Она заручилась его обещанием не давить на Дэвида по поводу ее здоровья.

Чтобы успокоить себя, проглотила таблетку валидола и запила вином. Затем прошла в ванную и переоделась в ночную рубашку, сверху накинула халат. Потом легла в кровать и попыталась читать новый бестселлер – все вокруг только о нем говорили, – но ей было трудно сконцентрироваться и следить за сюжетом, Ванесса уже собиралась положить книгу и выключить свет, как вдруг послышался стук в дверь. Она встала с постели и прошла через комнату.

Открыла дверь.

– Здравствуй, Спенс.

– Ты спала?

– Еще нет, но собиралась. – Она пригладила рукой волосы. – Что ты хотел?

– Президент просил меня справиться, как ты себя чувствуешь.

– Неужто? – отозвалась она с сарказмом.

– Он сожалел о том, что вынужден был оставить тебя одну сегодня ночью.

– Отчего эта ночь должна отличаться от других? Спенсер Мартин даже бровью не повел. Чтобы рассердить его, требовал ось гораздо больше, чем просто дерзость. Даже будучи чем-то раздражен, он все равно не подал бы виду. Специально тренировался.

В администрации Никсона в свое время работал Гордон Лидди. У него на ладони был примечательный шрам – он держал руку над свечой до тех пор, пока не обуглилась кожа. И тем не менее Лидди уступал Спенсеру. От общения с Мартином волосы вставали дыбом. Вместе с тем он был бесценен для президента.

– Могу я чем-нибудь быть полезен? – спросил он вежливо, вернее, абсолютно равнодушно.

– А чем именно?

– Все что угодно.

– Не стоит беспокоиться.

– Это не беспокойство, уверяю тебя. Как ты себя чувствуешь?

– Превосходно, черт подери. А как себя чувствуешь ты?

– Ты расстроена, позволь мне позвать доктора Аллана.

– Он мне не нужен! – выкрикнула Ванесса. – Все, что мне нужно… – Она выдержала паузу, чтобы собраться с духом. – Все, что мне нужно, так это то, чтобы все эти люди вокруг осознали, что у меня был сын, а сейчас он мертв.

– Все осознают это. Ванесса. Сколько можно жить этим? Ну что это даст – постоянно возвращаться к факту, что твой сын?..

– Ты, ублюдок! Называй его по имени. – Она стремительно двинулась вперед и схватила его залацканы пиджака. – Вам с Дэвидом трудно называть его по имени, так ведь? Совесть не позволяет, да?! – Она перешла на крик. – Ну, скажи! Прямо сейчас!

В комнату стремительно ворвался агент Секретной службы.

– Что-то случилось, мистер Мартин?

– Первая леди плохо себя чувствует, – отозвался тот. – Немедленно вызовите доктора Аллана.

Спенсер увлек Ванессу в комнату и закрыл дверь.

– Собираешься запереть меня в комнате. Спенсер?

– Не совсем. Ты хочешь устроить спектакль на глазах у обслуживающего персонала? – спокойно откликнулся он.

Ванесса молча подошла к столику и с вызовом налила себе еще вина. До прихода доктора она уже успела осушить бокал и налила еще.

– Она пьяна, Джордж, – заметил Спенсер. Ванесса оттолкнула доктора, когда тот попытался осмотреть ее.

– Вам нельзя так много пить во время лечения, – заметил он.

Затем Спенсер обратился к нему с просьбой дать ей что-нибудь успокоительное, чтобы она замолчала.

– Хорошо бы не делать этого. Для того чтобы лечение оказалось эффективным, я должен увеличить дозу.

– Меня не волнует, что вы должны делать, – стальным голосом произнес Спенсер. Ванесса, засучив рукав, обнажила руку.

– Дайте мне этот чертов наркотик! Только во сне я чувствую себя спокойно. А сейчас, как правильно заметил Спенсер, я не спала, а всего лишь напилась.

В тот момент, когда лекарство подействовало, в комнату вошел Дэвид. По всей видимости, он был взбешен той сценой, которая произошла в его отсутствие.

"Все чертовски плохо, мистер президент», – подумала Ванесса, не в состоянии что-либо произнести. Глаза ее медленно закрылись, она почувствовала, что проваливается в сон.

Дэвид, Спенсер и доктор Аллан возбужденно разговаривали около ее кровати. Перед тем как забыться, она словно издалека услышала слова Спенсера: