Текст книги "Убить Ангела"

15

Коломба пошла по обрамленной точечными светильниками бетонированной дорожке, настороженно присматриваясь, не движется ли что-то среди зеленых заграждений, но ничего не увидела и не услышала. Подтолкнув переднюю дверь, она вошла в пустую приемную, освещенную неоновыми софитами. За широкой красно-белой стойкой с логотипом фирмы никого не было, но на спинке стула висела темная куртка, а на столешнице стоял еще теплый термос с кофе. С другой стороны комнаты был установлен турникет с ридером для магнитных пропусков.

Всю стену за стойкой занимали фотообои с изображением системы водоснабжения. Разделенный на шесть квадратов монитор наблюдения демонстрировал различные помещения компании. Все коридоры были пусты, но на полу одного из них Коломба заметила широкую темную полосу, исчезающую за колонной. Наложенная надпись указывала на второй этаж.

Коломба перепрыгнула через турникет и, проигнорировав лифт, взбежала по лестнице. Следуя по стрелке с надписью «Дирекция и администрация», она попала в коридор, который видела на экране. Полоса оказалась не темной, а красной – свежая кровь. Стараясь дышать ровно, Коломба вынула пистолет и пошла вдоль полосы. За колонной лежал седой мужчина в форме охранника. Его тело было испещрено ножевыми ранениями, а горло расцвело широкой улыбкой. Рядом с трупом лежал пульт сигнализации, которую кто-то отключил вместо него.

«Прости, что опоздала», – подумала Коломба, борясь с тошнотой. На несколько секунд ей пришлось присесть, держась за живот и заставляя себя успокоиться. «Скоро все закончится. Так или иначе».

До ее слуха донесся женский стон, за которым последовало что-то похожее на мужской шепот. Обеими руками держа пистолет на уровне лица, она осторожно двинулась к источнику звука и оказалась перед кабинетом с надписью «Дирекция». За закрытой дверью снова застонали. Кто-то шепотом приказал женщине замолчать. Стараясь держаться под прикрытием стены, Коломба медленно открыла дверь.

Первым, что она увидела, был еще один труп – полный мужчина в темном костюме ничком лежал в луже крови. В дальнем углу комнаты Коломба заметила женщину в юбке и на высоком каблуке. С перекошенным, залитым слезами лицом она стояла на коленях возле марокканского парнишки лет двадцати, который держал нож у ее горла. Муста. Его лицо и одежда были забрызганы кровью, а с грязных кудрявых волос стекал пот.

Выставив перед собой оружие, Коломба вошла в кабинет.

– Полиция! – закричала она. – Отпустите ее!

Секретарша вскрикнула, но Муста даже не шевельнулся.

– Нет, – спокойно, чуть невнятно сказал он. – Не отпущу.

– Пожалуйста… – взмолилась секретарша.

Парень закрыл ей рот той же рукой, которой держал нож. На блузку закапала кровь.

– Тсс… – сказал он.

– Тебя зовут Муста, да? – спросила Коломба; левую руку парня загораживала секретарша.

Муста слишком резко кивнул, забрызгав паркет кровью.

«Он пьян. Или под кайфом», – подумала Коломба.

– Я не хочу в тебя стрелять, Муста. Давай придумаем, как нам всем выйти отсюда живыми.

Муста улыбнулся:

– Видите там на полу господина Коэна?

– Вижу, – сказала Коломба, не отводя взгляда от своей мишени.

– Ну вот. Для того чтобы все выжили, уже слишком поздно.

– Для женщины еще не поздно. Что она тебе сделала?

– Ничего. Она вообще не должна была тут находиться. – На лице Мусты мелькнула растерянность. Затем его черты расслабились, и он снова улыбнулся. – Но теперь она здесь.

– Позволь ей уйти, – сказала Коломба.

– Не могу.

– Почему?

– У меня есть задание. Важное задание. – Муста опять шутливо улыбнулся, но в его улыбке было что-то нездоровое. Он оттолкнул секретаршу, и та упала, выставив вперед ладони. Потом поднял левую руку. Из кулака под джинсовку тянулся какой-то провод. Муста раскрыл куртку. В обхватывающий его талию широкий ремень были вшиты две металлические плитки размером с бруски мыла. От одной из них отходил черный кабель, зажатый у Мусты в кулаке.

– Знаешь, что это? – спросил парень.

У Коломбы сжались легкие.

– Бомба.

– Мне стоит только чуть-чуть нажать. Так что, секретарша, не пытайся сбежать, иначе мы все взлетим на воздух. И ты тоже, по… – Он запнулся, безуспешно пытаясь выговорить слово «полицейская».

Секретарша отползла к стене и закрыла лицо руками. Коломба держала на мушке лоб Мусты. Успеет ли она убить его, прежде чем он приведет в действие детонатор? Ему достаточно слегка нажать на кнопку. Но с Мустой что-то происходило. Его бормотание превратилось в тремор, а улыбка – в гримасу.

– Пожалуйста, не делай этого, – сказала Коломба. – Все, что хочешь, я тебя слушаю…

– Я должен был уже… – Муста снова запнулся. – Уже должен был это сделать. Взорвать себя, как только зашел в этот… ка… ка… кабинет. – Он указал ножом на секретаршу. – Я сомневался. Из-за нее… Не должна тут быть. Охранник мертв?

– Да. – У Коломбы болели руки и плечи. Прицел на лице Мусты колебался.

– Ты не знаешь, у него были… дети… внуки?

– Не знаю, но, скорее всего, были.

– Когда мы встретимся по ту сторону, я попрошу у него прощения.

Увидев, как Муста стиснул зубы, Коломба поняла, что он готов нажать на детонатор.

– Подожди! Пожалуйста! Одну минуту.

– Все займет только миг. Потом нам всем станет лучше. Поверь. Я… всего лишь хочу отдохнуть.

– Ты не можешь знать, как все будет. – Коломба прочистила горло, стараясь не выдавать ужаса. – Я уже через это проходила. Я находилась в ресторане, где один человек взорвал бомбу крупнее и мощнее, чем твоя.

– И осталась жива…

– Мне повезло. Как и тем, кто умер на месте. – Коломба старалась встретиться с парнем взглядом, но его глаза бегали в тысяче направлений. – А вот остальным… Один из тех, кто находился ближе всего к эпицентру, выжил. Но потерял руки и ноги. Другой умирал долго и мучительно. Ему разворотило живот. Смерть не будет быстрой, Муста. Ты будешь страдать. Мы все будем страдать. Ради чего? Я знаю, что ты не террорист.

Муста наконец взглянул на нее. Его глаза были полны слез.

– Я им не был, – пробормотал он.

– Мы можем найти решение.

– Слишком поздно! Я дал слово! – Муста выронил нож и вытер слезы. – Если я этого не сделаю, она… последует за мной… даже туда. Затащит меня в ад. – Он добавил что-то по-арабски, но Коломба его не поняла.

– Мы тебя защитим, – сказала она.

– Ты не можешь меня защитить. – Муста разревелся. Его утративший сонные интонации голос стал казаться детским.

– Муста, пожалуйста… отпусти детонатор. – Она опустила руки, и пистолет чуть не выскользнул из ее вспотевших ладоней. – Я не застрелю тебя, обещаю.

Муста невидящим взглядом посмотрел на нее, и Коломба подумала, что ей конец.

– Подумай о Марио. Твоему брату не терпится снова тебя обнять.

Муста заколебался, и его взгляд прояснился.

– Марио… Я делаю это и для него… Не хочу, чтобы она пришла за ним.

– Мы защитим вас обоих, – поспешно сказала Коломба. – Никто не сделает вам ничего плохого.

– Это невозможно, – сказал Муста, но его рука, сжимающая детонатор, заметно дрожала.

– Давай попробуем. Что тебе терять? Дай мне возможность тебе помочь. Доверься мне.

С минуту Муста стоял неподвижно. Пот застилал Коломбе глаза, и она была уже почти не способна прицелиться. Затем он разжал кулак и выронил маленький поршневой выключатель. Коломба закричала, но детонатор повис на проводе, не долетев до пола.

– Пожалуйста. Не кричи, – сказал Муста.

– Да-да. Прости, – отозвалась Коломба. В ушах бухало сердце. – Это я от неожиданности.

Воспользовавшись тем, что Муста отвлекся, секретарша, поскуливая, как раненый зверек, на четвереньках отползла к двери и исчезла в коридоре, оставив после себя только туфлю с порванным ремешком.

– Теперь иди сюда, Муста. Дай мне посмотреть, что на тебе надето. Но держи руки подальше от тела, хорошо? – сказала Коломба.

Муста вытянул руки и шагнул к ней.

– Я не хотел… Все было как во сне… Может, я и сейчас сплю.

– Спокойно, продолжай идти. Все почти позади. Расскажи мне о женщине, которая тебя сюда послала.

Муста забормотал:

– Allahumma inni ‘a ‘udhu bika mina lkhubthi wa lkhaba’ith. Allahumma inni ‘a ‘udhu bika mina lkhubthi wa lkhaba’ith.

– Что это значит? – спросила Коломба. – Что ты сказал?

– Это молитва. Надо было молиться чаще. Тогда бы она до меня не добралась. – Он снова шагнул вперед. Теперь их разделяло меньше метра. – Она не женщина.

Коломба перехватила пистолет в левую руку, а правой потянулась к Мусте. Все ее внимание приковывал болтающийся на проводе детонатор, но она знала, что должна продолжать говорить, чтобы не оборвать установившуюся между ними эмоциональную связь.

– Если она не женщина, то кто?

Муста посмотрел на нее широко раскрытыми глазами с почти незаметными зрачками.

– Ангел, – сказал он.

Будто в подтверждение этого слова зазвенело разбитое стекло, раздался свист пули, и голова Мусты взорвалась.

Кровь брызнула Коломбе в лицо, и она застыла на месте, глядя, как его тело оседает на пол. Она сплюнула и с криком упала на колени. Так она и стояла, когда в кабинет, крича, ворвались вооруженные автоматами оперативники из отдела по борьбе с терроризмом. Коломбу скрутили и, обезоружив, бросили на пол с заломленными за спину руками в наручниках. Силовики были заняты обыском комнаты, и прошло пара минут, прежде чем один из них догадался проверить, в каком она состоянии. Догадливым оперативником оказался тот самый симпатяга Лео Бонаккорсо. Сняв маску, он нагнулся над ней и немедленно позвал на помощь.

Коломба перестала дышать.

16

Такие сильные приступы паники Коломба испытывала не чаще пары раз в жизни, и наручники, сковывавшие ее руки, когда легкие взрывались от нехватки воздуха, только обострили ее симптомы. Стоило Лео поставить Коломбу на ноги и снять с нее наручники, как она принялась молотить кулаками о стену, сдирая кожу с костяшек пальцев, и не останавливалась, пока снова не начала дышать. Ее вывели на улицу, чтобы она немного пришла в себя, и Коломба в изнеможении прислонилась к стене здания «СРТ», все подъезды к которому были заставлены автомобилями и бронефургонами. На этот раз приказ никуда не уходить был более чем серьезным, и ей оставалось лишь дожидаться, пока кто-то ею займется. Через несколько минут показался и Лео с торчащей из-под закатанной маски сигаретой.

– Позвони мне и дай знать, как ты. Я серьезно. – Он сунул Коломбе в руку визитку с гербом Итальянской Республики.

– Где Данте? – спросила она, с трудом шевеля языком.

– Твой друг? Ребята его задержали.

– Ему нельзя находиться в замкнутых помещениях, – пробормотала Коломба.

– Не волнуйся, с ним хорошо обходятся. Сейчас думай только о себе, о’кей?

Лео собрался было уйти, но Коломба, не выпуская из пальцев визитку, остановила его вопросом:

– Как вы добрались сюда так быстро?

– Анонимная наводка. Кто-то видел, как он проник в здание, и позвонил нам из телефонной будки неподалеку.

– Звонил мужчина или женщина?

– Это важно?

– Для меня – да.

– Женщина.

Коломба кивнула:

– Спасибо.

– Не потеряй мой номер, ладно? – сказал Лео и пошел прочь.

Она положила визитку в карман. Ей пришлось прождать еще полчаса, прежде чем ее посадили в служебный автомобиль и доставили в центральный участок.

К счастью, Коломба была так измучена, что большинство событий следующих двадцати четырех часов прошло мимо нее. Время изгибалось и раскалывалось, стирая из памяти немалую часть происходящего. В большинстве случаев она говорила правду, но несколько раз солгала – главным образом, чтобы выгородить своих людей и Данте, – неизменно придерживаясь версии, которую они сочинили у магазина. Ей разрешили несколько часов отдохнуть на диване мобильного подразделения, но ее мучили кошмары. Коломбе не хватало душа и собственной кровати, но о том, чтобы поехать домой, не могло быть и речи, пока из нее не выжали все, что она могла сказать.

Хуже всего был не очередной допрос у Спинелли, где при помощи назначенного полицией адвоката она почти не открывала рта, и даже не ночной дебрифинг с сотрудником спецслужб, который, казалось, хотел прибить ее всякий раз, как она отвечала на вопрос. Хуже всего была встреча с Курчо, на лице которого отражалось разочарование. Было шесть часов вечера – со смерти Мусты прошел целый день, хотя Коломба утратила всякое чувство времени. С их прошлой встречи Курчо не менял рубашку и не брился. Отросшая седая щетина старила его на много лет.

– Если вы знали, куда направлялся Фауци, почему сразу мне не сказали? – спросил ее он.

– Как я объяснила магистрату, в тот момент я ничего не знала. Я полагалась только на догадку Данте.

– Очередное наитие. Какое совпадение, – холодно сказал Курчо.

Облизнув растрескавшиеся губы, Коломба принялась импровизировать:

– До того как он разбил компьютер, въехав в него на машине, он кое-что там увидел. Карту Рима. Но все было так неопределенно, что мы поехали проверить, прежде чем забить тревогу.

– Вы отдаете себе отчет, как звучит эта история?

«Да уж, отдаю, – подумала Коломба. – Звучит как брехня». Но правда была еще невероятнее.

– Простите. Можно мне выпить кофе? У меня ужасно болит голова.

Курчо приказал принести ей кофе и упакованную булочку, которую Коломба даже не открыла.

– Это не допрос, Коломба. Я просто пытаюсь понять, что творилось в вашей голове, когда вы решили, что не стоит мне доверять, – сказал он.

Коломба мяла в руках упаковку.

– А вы бы поверили, если бы я явилась к вам с рассказом, что подозреваю, будто Фауци и Юссеф – только козлы отпущения?

– Чьи?

«Ангела».

– Перед смертью Фауци говорил о какой-то женщине. Он ее боялся.

– Возможно, она была их связной с халифатом.

– Они не были игиловцами.

Курчо пришлось напрячь всю волю, чтобы не разразиться ругательствами.

– Коломба… Сейчас принадлежность к ИГИЛ – не больше чем формальность. Достаточно объявить себя игиловцем. Это настоящая террористическая франшиза. Если, дав присягу, ты что-то натворишь, другие члены ИГИЛ примут ответственность за теракт. Не важно, были они безумцами или правоверными, завербованными после многолетних молитв. И потом, отпечатки Фауци найдены на месте убийства его сообщника. Мы конфисковали в квартире Фауци деньги подозрительного происхождения… Вы можете себе представить, чтобы кто-то подложил все эти улики?

Слушая Курчо, Коломба чувствовала, что ее поймали с поличным. Все, во что она еще недавно верила, в свете суровой реальности казалось сумасбродным заблуждением.

– Я не знаю.

– Лично мне кажется более вероятным, что террорист убил своего друга, охранника фирмы и ее владельца-еврея, который, должно быть, и был его первоначальной целью. Фауци был обвязан поясом смертника, который, к счастью – и в том числе благодаря вам, – не взорвал.

– Мусту заставили. Он сам мне сказал перед тем, как его застрелили.

– Да-да, загадочная женщина. Которая, возможно, была порождением его больного воображения.

– А как насчет женщины, которая позвонила в полицию и сообщила, что видела Фауци, ровно через две минуты после того, как его фотография появилась в Сети? – сказала Коломба.

– Случается и такое, госпожа Каселли. Бывает, даже один из нас срывается и перестает отличать реальность от фантазий. – Курчо покачал головой. – Но я сам виноват, что вернул вас на линию огня, и готов понести за это наказание.

– Спецслужбы считают меня изменницей, а вы думаете, что я потеряла рассудок, – без выражения сказала Коломба. Ее глаза были пусты, как донышки бутылок. – Никто и мысли не допускает, что я просто выполняла свой долг.

Курчо пригладил несуществующие усы:

– Я предложил объявить вашим людям благодарность. Если были совершены нарушения, то отвечают за это не они.

– А что насчет меня?

– По вашему собственному заявлению ваше отстранение превратилось в отпуск по состоянию здоровья. В отчете я подчеркну, что вы страдаете от недиагностированного посттравматического синдрома, обострившегося в результате перестрелки с Хоссейном.

Коломба стиснула зубы:

– Спасибо, у меня все в порядке с головой.

Курчо тяжело вздохнул:

– Коломба, вы понимаете, что для вас это единственная возможность не попасть под суд?

– За что? За то, что разыскала двух террористов?

– Фарида Юссефа убили максимум за час до вашего приезда. Вы уверены, что, если бы рассказали все, что знаете, целевая группа не прибыла бы на место раньше?

– Уверена.

– А как насчет смерти директора «СРТ»? Вы уверены, что мы не смогли бы его спасти?

– Да.

– Хорошо. Только Спинелли вашей уверенности не разделяет. Если бы секретарша погибла, магистрат уже выписала бы ордер на предварительное заключение вас под стражу. Но знаете, что хуже всего? Вы продолжаете настаивать, что действовали на свой страх и риск, чтобы не терять время, но я думаю, что истинная причина в другом.

Коломба молчала. Она слишком устала оправдываться.

– Вы нам не доверяете. Вы не доверяете силам правопорядка, потому что Торре запудрил вам мозги.

– Это не так, – пробормотала Коломба, зная, что по меньшей мере отчасти лжет.

– Не важно. Вас ждут шесть месяцев отпуска, по истечении которых вы предстанете перед комиссией для психической и физической оценки, после чего получите новое назначение.

– Новое назначение…

– Другого выхода нет, Коломба.

В этот момент Коломба, несмотря на окутавшую ее пелену усталости, осознала, что ее карьере пришел конец. Даже если ей позволят вернуться на службу, исполнится мечта Спинелли: ей придется просиживать задницу, перебирая бумажки и штампуя паспорта. Или – почему бы и нет? – учить каких-нибудь новичков-пингвинов, как снимать цифровые отпечатки пальцев.

– Коломба… – сказал Курчо, и она поняла, что, погрузившись в мысли, даже не заметила, как начальник протянул ей руку на прощание; она торопливо, даже испуганно обменялась с ним рукопожатием. – Прежде чем уехать домой, загляните в отдел персонала, чтобы уладить этот вопрос. Бумаги уже готовы. И верните, пожалуйста, удостоверение, – сказал Курчо.

– Боитесь, что я стану им злоупотреблять?

– Я бы сказал, что не хочу рисковать.

Коломба положила удостоверение на стол.

Не запустить им в стену и не хлопнуть за собой дверью стоило ей невероятных усилий.

17

Для Данте все прошло гораздо более гладко. Его тоже допрашивали и магистрат, и сотрудники спецслужб, однако в немалой степени благодаря его адвокату и другу Роберто Минутилло с ним обходились вежливо и держали на одном из балконов прокуратуры.

Несмотря на усталость, давая показания, он не отступал от разработанной ими с Коломбой версии событий, которой никто ни на секунду не поверил. Минутилло горячо противился даже его задержанию, ведь его клиент всего лишь «исполнял долг добропорядочного гражданина». В три часа ночи Данте отпустили и отвезли в гостиницу «Имперо». Поспав несколько часов, он купил новый мобильник, заявился в офис мобильного подразделения за новостями о Коломбе и скандалил с охранником, пока к нему не вышли Эспозито и Гварнери. Данте отвели во внутренний двор, куда выходили покурить полицейские, и усадили за стоящий неподалеку от переполненных пепельниц стол, где он и оставался до конца смены двух амиго, которые по очереди спускались, чтобы его проведать.

– Что с Коломбой? – спросил Данте ближе к вечеру, когда оба полицейских наконец смогли подсесть к нему и поговорить. – Ее уволят?

– Ее не могут уволить, не предъявив серьезных обвинений, – ответил Эспозито.

– Жаль, – сказал Данте. – На этой работе она растрачивает себя попусту.

Эспозито достал из пачки Данте сигарету.

– Вы правда думаете, что эти сукины дети невиновны?

– Один из них был насильником, а значит, точно не воплощением невинности, а другой убил двоих. Но они были не террористами, а орудием в чужих руках.

– Это вам ясновидение подсказало?

– Нет, всего лишь глубокое знание человеческой природы.

Гварнери покачал головой:

– Я признаю, что вы отлично читаете эти… как их?

– Микродвижения.

– Но людей нельзя свести к примитивной схеме. Они непредсказуемы.

– Не настолько, как вам кажется, – ухмыльнулся Данте. – Я попадаю в яблочко в девяноста процентах случаев.

– Бум! – сказал Эспозито.

Данте пожал плечами:

– Могу продемонстрировать.

– Один из ваших фокусов? – Глаза Гварнери блеснули.

– Найдется колода карт?

– Кажется, у меня есть колода из тех, что распространяли американские войска в Ираке[15]15
  Иракская колода, или колода смерти, – известная комбинация игральных карт, выполненная в виде портретов самых разыскиваемых администрацией США иракцев. Использовалась в течение иракской войны для поиска свергнутых иракских лидеров.


[Закрыть], – сказал Эспозито.

– Подойдет.

Эспозито исчез, а через десять минут вернулся с упакованной в пластик покерной колодой.

– Пришлось перевернуть ящик стола вверх дном. Я даже нашел потерянные ключи от дома.

– Вот видите. Значит, уже недаром потратили время. – Данте разорвал упаковку и бросил колоду на стол. – Новенькие. Прекрасно.

– Причем настоящие, а не итальянские подделки, – сказал Эспозито. – Вы с ними поаккуратней.

– Вы могли бы продать их на eBay. Уйму денег бы заработали. Сколько получает инспектор?

– Мы вам не скажем, а то плакать будете, – сказал Гварнери.

Данте снял с больной руки перчатку:

– Мне понадобятся обе руки. Вы ведь уже привыкли?

– Никаких проблем, – сказал Гварнери.

Дома у Мусты ему не представился случай хорошенько разглядеть руку Данте, зато теперь он смотрел во все глаза. Вопреки его предположениям все пальцы Торре были на месте, но они были искривлены, прижаты к ладони и вдвое меньше, чем у взрослого человека. Почти нормальными выглядели только большой и указательный пальцы Данте, и он даже мог ими шевелить, но ногти на них отсутствовали. Всю его руку покрывала частая сетка шрамов.

Гварнери покачал головой:

– Позвольте спросить, почему Отец бил вас только по левой руке?

– Потому что я правша, а значит, она была менее полезной. И он никогда меня не бил. – Данте обеими руками выбрал две карты: пикового туза с Саддамом Хусейном и червового туза с Кусеем Хусейном – его младшим сыном и руководителем службы безопасности. – Я предпочел бы красивую женщину, но будем довольствоваться тем, что имеем, – сказал он, отложив карту с червовой дамой – командующим Специальной республиканской гвардией Барзаном аль-Гафуром Сулейманом аль-Маджидом. – Да, мрачновато: все трое мертвы. Не то чтобы я по ним слезы лил.

– Разве вы не говорили, что Отец вас пытал? – настойчиво спросил Эспозито.

– Я сам наказывал себя розгой по его приказу, но Отец никогда ко мне не прикасался. По крайней мере, мне так кажется, потому что мои воспоминания о силосной башне немного недостоверны. – Данте выложил три карты в ряд и закурил. – Готово.

Эспозито презрительно взмахнул рукой:

– Только не говорите, что будете показывать фокус с тремя картами.

– Именно. Вот тузы, а вот да-а-а-ма, – заключил Данте тоном ярмарочного зазывалы и, перевернув карты рубашкой кверху, ловко перебросил из одной руки в другую. – Кто из вас двоих желает попытать удачу?

– Я, – сказал Эспозито и дотронулся до центральной карты; он угадал. – Неужто вы правда думаете одурачить меня этим трюком?

– Мы просто разминались, а теперь будем играть всерьез, – сказал Данте. На этот раз он тасовал карты гораздо быстрее, и увечье ему нисколько не мешало. Однако Эспозито заметил, что угол дамы испачкан упавшим с сигареты Данте пеплом. – Надо определить ставку.

– Десять евро? – от души развлекаясь, предложил Гварнери.

– Пфф! Я приближаюсь к черте бедности, но еще не настолько обнищал. – Данте улыбнулся уголками рта. – Стимулирующие препараты, конфискованные на таможне?

– Вы и без того на взводе, – сказал Эспозито. Пятнышко пепла было почти неразличимо, но с его места метку было прекрасно видно. – Как насчет вопроса?

Данте разложил карты лицом вниз.

– Вопроса?

– Если я угадаю, ответите правду.

– Любопытно. О’кей. Где?

– Первая слева, с моей стороны.

Данте перевернул карту: Эспозито угадал. Он растерянно вскинул брови:

– Как вы это сделали?

Эспозито торжествующе улыбнулся:

– Знали бы вы, сколько шулеров я повязал.

– Выкладывайте свой вопрос.

– Что у вас с госпожой Каселли?

– Эспозито, ну ты и шельма! – расхохотался Гварнери.

– Договор есть договор. – Данте почесал в затылке здоровой рукой. – Ничего. Скажем так: мы хорошие друзья. Хотя в последнее время виделись редко.

– Не врете?

– Я человек слова. Дайте мне отыграться. – Он снова перетасовал карты. Теперь его руки двигались еще быстрее. – Интересный вопрос. Уж не питаете ли вы романтические надежды в отношении начальницы?

– Я женат, – смутился Эспозито.

– И правда, где это видано, чтобы женатый человек поглядывал на сторону, – с иронией сказал Данте. – Валяйте.

Эспозито поискал глазами меченый край:

– Опять левая.

Снова верно. Данте удрученно покачал головой:

– Что за черт… Выставил себя на посмешище. Пожалуй, надо было попробовать что-нибудь другое.

– У меня еще один вопрос.

– О’кей.

– Что за история с каким-то звонившим вам родственником? Я знаю, что госпожа Каселли приказывала его разыскать.

– Несколько месяцев назад какой-то тип позвонил мне, назвался моим братом и дал понять, что знает, кто я такой. Какое-то время я забавлялся идеей, что это правда. Я даже надеялся, что это так, – беззаботным тоном сказал Данте.

– А на самом деле? – спросил Гварнери.

Лицо Данте оставалось непроницаемым.

– Похоже, очередной обман. Я ошибался. Как и сейчас, когда решил испробовать на вас свой фокус.

Эспозито рассмеялся:

– Вы обещали доказать мне, что безошибочно разбираетесь в людях. Но кажется, пока все наоборот.

Молниеносно перемешав карты, Данте снова разложил их на столе. Карта с испачканным краем оказалась посередине.

– Да ладно вам, хватит. Мне уже совестно, что я так легко вас обыгрываю, – сказал Эспозито.

– Тогда я повышу ставку. Сто евро.

Эспозито жадно улыбнулся:

– Только учтите, я вам должок не спущу.

– Если проиграю, то расплачусь сполна.

– Гварнери, ты свидетель. – Эспозито перевернул центральную карту. Это был пиковый туз – Саддам Хусейн. – Какого…

– Взгляните и на остальные.

Эспозито перевернул карты. Дамы среди них не было.

– Он тебя сделал, – сложившись пополам от смеха, заявил Гварнери.

Данте вытащил даму из-под лежащей на краю стола перчатки.

– Я стер пятно с загаданной карты и испачкал другую. Да и помечена она была не случайно.

– Надувательство! – раздраженно проворчал Эспозито.

– А промолчать о том, что карта крапленая, – не надувательство? – спросил Данте, закуривая очередную сигарету. – Вы хотели покрасоваться, но не слишком присматривались, потому что стеснялись глазеть на мою руку. Я лишь предположил, что вы считаете меня более неуклюжим, чем на самом деле, и не преминул этим воспользоваться. – Данте раскрыл веер из карт больной рукой и снова надел перчатку. – Видите? Человеческие существа гораздо менее сложны, чем принято считать. Их поведение можно с достаточной уверенностью предугадать.

– Вы тоже человек, – сердито сказал Эспозито.

– Но не всегда себя им ощущаю. – Данте сложил карты в стопку и вернул ему. – С вас сто евро.

– Разбежались.

– Так и знал… Что такое? – спросил он: какой-то полицейский подошел к Эспозито и зашептал ему на ухо.

– Госпожа Каселли выходит, – ответил инспектор.

Данте вскочил:

– Вы позволите мне с ней поговорить?

– Пожалуйста.

Данте побежал к главному входу. Несколько мгновений спустя через проходную, устало помахав охраннику, прошла Коломба. На ней была вчерашняя одежда, и Данте понял, что его подруге даже не разрешили заехать домой, чтобы переодеться. Она чуть не столкнулась с ним лоб в лоб.

– Данте… Что ты здесь делаешь?

– Тебя ждал. Как с тобой обращались? Тебя хоть кормили?

– Все хорошо, я просто устала. Иду домой, – без выражения сказала она.

Данте пятился перед Коломбой, заглядывая ей в лицо:

– Скажи только, когда мы снова увидимся. Как ты знаешь, следы имеют свойство остывать.

Коломба остановилась:

– Ты о чем вообще?

– О расследовании. Мы проиграли бой, а не войну.

– Совсем с ума сошел? Нет никакого расследования, можешь ты это понять?

– А как же ангельская дамочка? Мы что, позволим ей и дальше весело порхать? И может, убить кого-нибудь еще?

– Тебе что, дали прочитать мои показания?

– Только спросили, что я думаю на этот счет. Я ответил, что, по-моему, она существует.

– Поздравляю.

– КоКа… Это не шутки. Твои начальники слишком тупы или продажны, чтобы это понять. Но ты не такая.

– Очень жаль. В противном случае жить мне было бы гораздо легче. – Коломба оттолкнула его с дороги. – Я иду спать. Обсудим в другой раз.

Она исчезла вдали, а Данте так и остался стоять на тротуаре, закипая от сочувствия и разочарования. К нему подошел Гварнери:

– Все хорошо?

Данте опомнился:

– Конечно. Коломба сказала, что я могу у вас кое о чем спросить. Что вы точно можете помочь, – солгал он.

– Что вы хотите знать?

– Все просто. Кто занимается трупом Мусты?