Текст книги "Materia Oscura. Темная материя"

Сантьяго Карузо
Materia Oscura. Темная материя

Santiago Caruso

MATERIA OSCURA

All the artworks are © Santiago Caruso

© Е. Шеховцова, Н. Волкова, перевод на русский язык (стихи)

© В. Богомолова, перевод на русский язык (проза)

© ООО «Издательство АСТ»

Благодарности

Кике Алькатена

за щедрые наставления;

Мартину Эвельсону за критический взгляд;

Вере Джакони за литературный вкус,

который помог отточить

написанное;

Хулии Торрес за уверенность,

которую вселяет ее слово;

и Андресу Россато за мастерство в самое

темное время. Без них эта книга

не появилась бы.

Введение

Если бы Сантьяго Карузо родился в XIX в., его имя оказалось бы в одном ряду с именами великих художников-символистов: Яна Торопа, Одилона Редона и Фернана Кнопфа. Его картины, как и картины его предшественников, скрывают истории, погружающие в тайны и неопределенность; они не вписываются в привычные рамки и из-за этого не могут считаться простыми иллюстрациями. Даже если найдется тот, кто увидит в авторе лишь иллюстратора, он не сможет отрицать, что перед ним особенный творец, чьи картины говорят о том, что прежде не было рассказано, а цвета и линии отражают загадочные космогонии и личное мифотворчество. Однако Сантьяго родился не в XIX в., а лишь на закате XХ в., а его творчество зародилось и стало крепнуть уже в XXI в.

Несмотря на подкованность в вопросах художественных традиций, его видение отличается от классического подхода XIX в. Лихорадочная изысканность fin de siècle[1]1
  Fin de siècle (от фр. «конец века») – принятое обозначение рубежа XIX – начала XX вв., ознаменовавшее смену европейской культурной парадигмы и преобладание в ней черт индивидуализма и отказа от общественной морали. – Здесь и далее прим. пер.


[Закрыть] – фактор, оказывающий влияние на его творчество, но никогда не преобладающий. В той же степени, что и ранее названные художники, в живописи он предпочитает поэтическое содержание – в самом прямом и волнующем смысле этого слова, – визуальную метафору, содержащую импульс мысли; она же представляет собой иной поиск, иной вид восприятия. Его не привлекают уже проторенные тропы, он предпочитает своей рукой наносить на карту новые. Старые мастера делали это при помощи компаса и бортового журнала, но новому веку нужны новые мечтатели. И я смело вписываю имя Сантьяго Карузо в это братство. Его эзотеризм – не игра, но неизбежный и пугающий символ: акт творения как высшее проявление магии.

Кошмары могут быть прекрасными. Их темная материя излучает тень, но вместе с ней и незримый свет.

Энрике Алькатена, иллюстратор, профессор английской литературы

Я – человек, испытавший горе от жезла гнева Его. Он повел меня и ввел во тьму, а не во свет. Так, Он обратился на меня и весь день обращает руку Свою; измождил плоть мою и кожу мою, сокрушил кости мои; огородил меня и обложил горечью и тяготою; посадил меня в темное место, как давно умерших.

Плач Иеремии 3:1–6

Темная материя

«Жизнь коротка, искусство вечно», – говорили сначала Гиппократ, а затем и Шарль Бодлер. Первый в поисках шифра к знакам тела и его закономерностям, чтобы научиться исцелять; второй, способный излечить душу, в попытках эстетизировать признаки прогрессирующего разрушения тела. Временна́я пропасть, отделяющая одного от другого, демонстрирует протяженность цепи искусства, которая здесь понимается как процесс познания, основанный на эффективном взаимодействии созерцания, памяти и воображения и имеющий в результате частичное, как правило, понимание его предмета. Оба подхода совершают путь от неясности к точности, достигая в единении некой символической абстракции. Поэтому как наука, так и искусство являются средствами на пути к овладению знанием.

Нам также известно, что весь человеческий язык основывается на незримых или неуправляемых аксиомах и связывается в систему определений, взаимодействие которых можно уподобить зеркальному лабиринту. Но тогда какую истину поймает одно из этих всегда кривых зеркал?

Как астрофизик, изучая темную материю, прибегает не к устройствам измерения спектра видимого излучения, а к собственному убеждению о воздействии незримого на зримое, так и художник, проводя аналогии между макро– и микрокосмосом, между вещью и словом, конструирует символическое отражение на собственном языке. Muta poesis[2]2
  От лат. «немая поэзия».


[Закрыть] освобождает чувство, зашифрованное известным, и поэтому я обращаюсь к ней.

Художник видит. Он останавливает взгляд и наблюдает за небом: мантия призрачных волокон окутывает тело обнаруженного; их напряжение поддерживает его где-то высоко, парящим в пустоте.

В пустоте?

Оседая на бумаге, этот туман, воплощенный в красках, удивителен: в нем улавливаются все новые фантасмагории, во взаимодействии визуального стимула красок и первого толкования непознанного. Таким способом, появляясь на бездвижной поверхности, в голове наблюдателя отражается жизнь, чтобы в дальнейшем приобрести новую форму, воссозданную в качестве эстетического эксперимента. Так или иначе художник должен отдавать себе отчет в том, что какая-то часть сокрытого всегда выйдет за рамки увиденного. В этом выражаются бесконечность поиска и невозможность полного понимания: в тени все еще таятся секреты и вопросы, которые только предстоит задать.

Логика эстетики, которую я развиваю, зиждется в пространстве, противоположном известному. Я достигаю этого посредством отрицания, обращения к иным определениям сущности. Так, как минимум, я могу сказать, что этой сущностью не является.

Тем самым взгляд старается обнажить это метафорическое тело, проявляющееся в темноте. Обнажить значить открыть. Однако открыть в корне своем значит «изобрести», обнаруживая контуры человеческого: проникнуть на уровень клетки или выйти за пределы собственного космоса и затем создать идею-отражение того, что удалось распознать. Это расширение или открытие заключается в том, что невидимое за счет проявления может быть манифестом новых чувств. Каждая работа, извлеченная из такого тумана, могла бы стать опровержением выкристаллизовавшейся в свете истины. Различить невиданное прежде и осветить его Знанием – явный успех.

Исследование этой бездны и возвращение из нее – череда сокрытого и открытого в танце, где двойственность переопределяет каждое изображение.

Темная материя – это пространство субъективизации и поэзии, увлажненная почва, в которой грибок парадокса и молчания обнаруживает необычные контуры.

Первородная рана

 
Сказано:
Баранам даны рога,
чтобы быть ведомыми Пастырем,
а агнцам – руно,
чтобы ткать белизну Его одежд.
 
 
Еще сухой,
пьет неустанно
из спокойных вод,
под личиной,
что нам являет из милости.
 
 
Но по ту сторону лика, позади ушей,
ключ проникает в рану;
его зазубренная форма взломает
улыбку и глаза кощунства.
 

ПЛЯСКА СМЕРТИ

Сграффито, 23×34 см, 2002

ПЕРВЫЕ СГРАФФИТО

Сграффито, 4×2 см кажд., 2001

YAGAN[3]3
  Здесь и далее непереведенными остаются названия картин, которые по авторской задумке представлены на иных языках (латинском, французском, немецком).


[Закрыть]

Линолеум, 12×19 см, 2001

I. БЕЛАЯ СМЕРТЬ

Сграффито, 4×12 см, 2003

II. EROS

Сграффито, 4×12 см, 2003

ВОР

Сграффито, 20×11 см, 2005

DAEMON

Сграффито, 5×14 см, 2005

КОЛЛЕКЦИОНЕР

Сграффито, 4×12 см, 2005

ТАЙНА

Сграффито, 4×12 см, 2005

СЛОМАННЫЙ ИДОЛ

Сграффито, 6×21 см, 2005

У СМЕРТИ

Сграффито, 18×12 см, 2005

ПРЯДИЛЬЩИЦА ТЕНЕЙ

Сграффито, 25×35 см, 2005

ГАРПИЯ

Сграффито, 23×23 см, 2005

ТРИ НЕСЧАСТЬЯ

Масло, 12×27 см, 2005

БЕЗДНА

Сграффито, 21×27 см, 2005

ЧЕЛОВЕК

Сграффито, 13×12 см, 2005

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

Сграффито, 21×7 см, 2005

ЛУНА

Сграффито, 25×30 см, 2005

СОЛНЦЕ

Сграффито, 30×18 см, 2005

Дрожание нерва

 
И я увидел голову из эбена
над горизонтом.
Нить ее голоса ткала
мольбу из ветра и пены:
ей вторила мелодия,
творя гармонию.
Ее надрывная песнь,
          воспламеняя мою грудь,
заставила меня сбиться
                  с ритма процессии.
Мой потаенный нерв
забился, задрожал и отозвался
чуть слышным эхом.
И я узрел улыбку…
 
 
Но воздух содрогнулся
                   в скрежете зубов,
и я отпрянул к страху,
толкаемый к побегу,
чтобы продолжить путь
гудящей череды тупых ударов
грудного колокола.
 

ТРУБАДУР

Сграффито, 18×22 см, 2005

МАРИОНЕТКА

Сграффито, 49×49 см, 2005

YIRA YIRA

Сграффито, 49×49 см, 2005

НОКТЮРН I

Сграффито, 26×37 см, 2005

НОКТЮРН II

Сграффито, 27×27 см, 2005

ЭЛЕГИЯ

Сграффито, 22×21 см, 2013

РЕКВИЕМ

Сграффито, 22×21 см, 2013

НОГТИ СВЕТА

Гуашь, 18×25 см, 2013

ПАМЯТЬ МУЗЫКИ

Гуашь, 23×23 см, 2013

Человеческая природа

 
                         Человек
построил опору среди камней, чтобы подняться.
   Но потоки слез размыли фундамент в грязь,
порывы ветра раздули почву, обнажили корень:
   поверглось тело его во власть безмолвия.
 
 
            Новые импульсы свиваются
             теперь как нежные ростки,
         переплетаясь в гибкую материю,
              что выглядит надежной.
 
 
               Песня сердца теплеет
         под бременем любви и страха.
     Это семя, посеянное за горизонтом,
  и даст свой плод вдали от кроны дерева.
     Это создание в непостижимой правде.
 

КЛЮЧ

Сграффито, 33×43 см, 2007

ЯЗВА НАСТУПАЮЩИХ ВРЕМЕН

Сграффито, 58×24 см, 2012

СНИЗУ

Сграффито, 31×23 см, 2006

КАПЛЯ СВЕТА

Сграффито, 21×28 см, 2006

ЧЕРНЫЙ КОРЕНЬ

Сграффито, 23×27 см, 2007

ФРУКТ

Сграффито, 23×32 см, 2006

конец ознакомительного фрагмента