Текст книги "Очарованная луной"

Сара Аллен
Очарованная луной

Sarah Addison Allen

The Girl Who Chased The Moon

© 2010 by Sarah Addison Allen

© И. Тетерина, перевод, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018

Издательство Иностранка®

* * *

Памяти знаменитого доброго великана Роберта Першинга Уодлоу (1918–1940).

На момент смерти в возрасте двадцати двух лет его рост составлял 2 метра 72 сантиметра.

Этот рекорд не побит до сих пор.

Глава 1

Эмили не сразу поняла, что автомобиль затормозил. Она оставила в покое браслет с подвесками, который задумчиво крутила на запястье, и выглянула в окно. Два могучих дуба перед домом походили на всполошившихся придворных дам, застывших в реверансе. Их накрахмаленные зеленые платья-кроны покачивались на ветру.

– Приехали? – спросила она водителя такси.

– Шелби-роуд, шесть. Маллаби. Можете вылезать.

Эмили поколебалась, потом расплатилась и вышла из машины. В воздухе ощущался сладковатый запах томатов и терпкий аромат орешника – приятно и непривычно. Безотчетно Эмили провела кончиком языка по губам. Уже смеркалось, но фонари еще не зажглись. Вокруг было так тихо, что у Эмили даже голова закружилась. Ни уличного шума. Ни гомона ребятишек. Ни музыки, ни звука работающего телевизора. Ее охватило чувство оторванности от мира, словно она очутилась где-то в невообразимой глуши.

Пока водитель вытаскивал из багажника две битком набитые дорожные сумки, Эмили успела немного оглядеться. Вдоль улицы тянулись элегантные старинные особняки; едва ли не каждый был шедевром в духе классических голливудских кинокартин про жизнь американского Юга.

Водитель поставил сумки на тротуаре рядом с ней, кивнул, сел за руль и уехал.

Эмили проводила машину взглядом, заправила за ухо выбившуюся из короткого хвоста прядь волос, ухватилась за ручки сумок и поволокла их по дорожке во двор, под сень раскидистых деревьев. В тени было сумрачно и прохладно, и она ускорила шаг. Однако едва Эмили вынырнула из-под деревьев с другой стороны, как застыла на месте при виде открывшегося ее взгляду зрелища.

Дом ничем не напоминал прочие здания в округе.

Вероятно, некогда он был белоснежным, но давно уже посерел; стрельчатые окна в стиле неоготики были пыльными и мутными. Этот дом прямо-таки бахвалился своим возрастом – о нем в полный голос кричала облупленная краска на стенах и щербатая кровельная дранка. Весь первый этаж опоясывала просторная терраса, крыша ее служила балконом второго этажа; все обильно усеивали сухие дубовые листья, явно копившиеся не один год. Если бы не расчищенный проход в самом центре ступеней, могло бы показаться, что в доме никто не живет.

Так вот, значит, где выросла ее мать?

У Эмили задрожали руки. Наверное, сказала она себе, это от тяжести сумок. Она поднялась по ступеням на террасу, волоча за собой поклажу и целую охапку листвы. Там она поставила сумки и, подойдя к двери, постучала.

Ответа не было.

Она постучала еще раз.

И вновь тишина.

Она снова поправила волосы и оглянулась через плечо, как будто рассчитывала найти сзади какой-то ответ. Потом открыла ржавую сетчатую дверь и позвала:

– Эй! Есть тут кто-нибудь?

Звук получился гулкий, как в бочке.

Вновь никакого ответа.

Эмили нерешительно переступила порог. Свет не горел, но последние отблески дня еще проникали в дом сквозь окна столовой слева от входа. Богато изукрашенная темная мебель в столовой казалась неимоверно огромной, как будто была сделана для великана. Справа от входа явно располагалась еще одна комната, но сводчатый проход закрывала складная дверь-гармошка. Прямо напротив начинался коридор, ведущий в кухню, и широкая лестница на второй этаж. Эмили приблизилась к ступеням и крикнула в проем:

– Есть тут кто-нибудь?

В это мгновение складная дверь распахнулась, и Эмили отскочила от неожиданности. Из комнаты выглянул старик с серебристыми волосами; чтобы не удариться головой, ему пришлось пригнуться. Он был невероятно высок ростом и передвигался какой-то деревянной походкой, как будто вместо ног у него были ходули. Старик выглядел до крайности нескладным, как небоскреб, выстроенный из мягкой древесины вместо бетона. Казалось, он вот-вот переломится пополам.

– Ну наконец-то. Я уже начал волноваться.

Этот тягучий южный говор она помнила по их первому и единственному телефонному разговору, который состоялся неделю назад, однако его обладатель оказался совершенно не таким, каким она его себе представляла.

Чтобы взглянуть ему в лицо, ей пришлось задрать голову.

– Вэнс Шелби?

Старик кивнул. Казалось, он ее побаивается. Мысль о том, что такой великан может чего-то бояться, привела Эмили в замешательство, и она поймала себя на том, что следит за своими движениями, чтобы не напугать его.

– Здравствуйте. – Она медленно протянула руку. – Я Эмили.

Он улыбнулся. Потом улыбка переросла в смех, вернее, трескучий рев, как от большого костра. Ее рука полностью утонула в его ручище, когда он пожал ее.

– Я знаю, кто ты, детка. Вылитая твоя мама в таком же возрасте. – Его улыбка померкла так же стремительно, как и появилась. Он опустил руку и принялся неуклюже оглядываться по сторонам:

– А где же твои чемоданы?

– Оставила на крыльце.

Возникла неловкая заминка. До недавних пор они даже не подозревали о существовании друг друга. Как же вышло, что темы для разговора исчерпались так быстро? Ей столько всего нужно было узнать.

– Что ж, – произнес старик наконец, – весь второй этаж в полном твоем распоряжении. Мне-то туда уже и не подняться. Артрит. Я теперь вот куда перебрался. – Он указал на складную дверь. – Можешь занимать любую комнату, какую захочешь, но мама твоя жила в самой дальней, справа. Расскажешь мне потом, что там на обоях. Хочу узнать.

– Спасибо. Обязательно, – пообещала она.

Но он уже удалялся в сторону кухни, громко шаркая ногами в невероятного размера туфлях.

Озадаченная, Эмили проводила его взглядом. И это все?

Она вернулась на крыльцо и втащила в дом сумки. На втором этаже обнаружился длинный коридор, пахнущий шерстью и теснотой. Из коридора вели куда-то шесть дверей. Эмили двинулась вперед, со скрежетом волоча сумки за собой по дубовому полу.

Дойдя до последней двери с правой стороны от лестницы, она выпустила сумки и пошарила рукой по внутренней стене комнаты, нащупывая выключатель. Первое, что бросилось ей в глаза, когда вспыхнул свет, были обои в мелкий лиловый цветочек, похожие на ароматизированную бумагу. В комнате и в самом деле пахло сиренью. У стены стояла кровать с балдахином; рваные остатки тюлевого полога болтались на стойках, словно поникшие флажки на флагштоках.

В изножье кровати стоял массивный белый сундук. На нем затейливой вязью было вырезано имя: Далси. Так звали мать Эмили. Она мимоходом провела рукой по крышке. На кончиках пальцев осталась густая пыль. Сквозь запустение, как вода из-под ледяной корки, просачивалось исходившее от этой комнаты отчетливое ощущение привилегированности.

Бессмыслица какая-то. Эта комната не имела ничего общего с ее матерью.

Эмили распахнула двустворчатые французские двери и вышла на балкон. Под ногами захрустела сухая дубовая листва, которой оказалось по щиколотку. После того как мамы не стало, все представлялось таким шатким, непрочным, как будто Эмили ступала по картонному мосту. Бостон она покидала с надеждой в душе; думалось, стоит только приехать сюда, как все уладится само собой. Мысль о возвращении в места маминой юности, о воссоединении с дедом, о существовании которого она прежде и не подозревала, по-настоящему ее согревала.

А вместо этого, словно в насмешку, она очутилась в этом до странности безлюдном месте.

У нее не было ощущения, что она дома.

В поисках утешения Эмили привычно потянулась к запястью, но пальцы встретили одну только голую кожу. Она с испугом вскинула руку.

Браслет исчез.

Она опустила глаза, огляделась вокруг. Потом принялась в отчаянии расшвыривать ногами палую листву, пытаясь найти браслет. Все было тщетно. Эмили бросилась в комнату, втащила из коридора сумки. Может, браслет зацепился за какую-нибудь из них и попал внутрь? Она торопливо вывалила из сумок всю одежду и уронила на пол ноутбук, завернутый в ее белое зимнее пальто.

Браслета нигде не было. Эмили выскочила из комнаты, сбежала по лестнице и вылетела на крыльцо. Под сенью деревьев было уже так темно, что ей пришлось замедлить шаг, пока сквозь листву не начал просачиваться свет уличных фонарей. Тогда она выбежала на дорогу.

После десятиминутных поисков стало очевидно: либо она обронила браслет на тротуаре и кто-то уже успел его подобрать, либо он свалился у нее с руки в такси, когда она теребила его, и теперь находился на пути обратно, в Роли, где она поймала такси у автобусного вокзала.

Браслет достался ей от матери. Далси любила его, особенно подвеску-амулет в виде полумесяца. Она так часто поглаживала ее, глядя перед собой с отсутствующим видом, что металл стерся и стал совсем тонким.

Эмили медленно побрела к дому. У нее в голове не укладывалось, что она потеряла браслет.

Послышался какой-то звук, как будто хлопнула дверца сушильной машины, и из кухни показался ее дед.

– Сирень, – произнесла она, поравнявшись с ним в передней.

Ей пришлось остановиться и подождать, пока он заметит ее, чтобы не напугать его. До чего же странно: ведь это он великан, а чувствует себя какой-то не такой почему-то она.

Он поглядел на нее с подозрением, как будто она задумала обвести его вокруг пальца.

– Сирень?

– Вы спрашивали, что на обоях в бывшей маминой комнате. Сирень.

– А-а. Когда она была маленькой девочкой, там всегда были цветы. Главным образом розы. Но когда она подросла, все изменилось. Помню, как-то раз там появились молнии на угольно-черном фоне. А в другой раз они покрылись голубыми чешуйками, как на драконьем брюхе. Далси была вне себя, но ничего не могла с ними поделать.

Эмили против воли улыбнулась:

– Это совсем не в ее духе. Помню, как-то раз…

Вэнс отвел взгляд, и она умолкла. Ему было неинтересно. В последний раз он видел свою дочь двадцать лет назад. Неужели ему даже не любопытно? Уязвленная, Эмили отвернулась от него:

– Пожалуй, я пойду лягу.

– Ты не проголодалась? – спросил он, следуя за ней на почтительном расстоянии. – Я утром ходил в магазин, купил кое-какой подростковой еды.

Эмили поднялась на первую ступеньку лестницы и обернулась. Старик попятился.

– Спасибо, но я в самом деле устала.

– Ну ладно. – Он кивнул. – Может, завтра.

Эмили вернулась в спальню и бросилась на кровать. Над матрасом взвилось облако затхлого запаха. Она лежала и смотрела в потолок. На свет налетели мотыльки и вились вокруг подернутой паутиной люстры. Ее мать выросла в комнате с люстрой? И это та женщина, которая строго выговаривала дочери всякий раз, когда Эмили забывала где-нибудь выключить за собой свет?

Она подобрала с пола какую-то одежду и зарылась в нее лицом. От вещей исходил привычный запах маминых благовоний. Эмили изо всех сил зажмурилась, чтобы не расплакаться. Пока рано еще говорить, что решение приехать сюда было ошибкой. А даже если и было, теперь уже все равно ничего не поделаешь. Уж год-то она здесь как-нибудь выдержит.

На балконе ветер зашуршал сухой листвой. Звук вышел в точности такой, как будто по ней кто-то бродил. Эмили оторвала лицо от одежды и выглянула в открытую балконную дверь.

Свет падал на кроны ближних к дому деревьев на заднем дворе, но их ветви были неподвижны. Эмили села на постели, потом сползла на пол. Очутившись на балконе, она принялась с опаской озираться по сторонам.

– Кто здесь? – спросила она.

И что она будет делать, если кто-нибудь ей ответит?

Внезапно что-то привлекло ее внимание. Она поспешно приблизилась к балюстраде. Ей показалось, что в густых зарослях под балконом что-то промелькнуло.

Вот! Вот опять! В просвете между деревьями мелькнул яркий белый огонек – мимолетная ослепительная вспышка. Свет постепенно мерк, все больше удаляясь в чащу леса, пока не погас совсем.

Добро пожаловать в Маллаби, штат Северная Каролина! На родину призрачных огней, великанов и похитителей украшений.

Она развернулась, чтобы идти обратно, и остановилась как вкопанная.

На старом садовом столике поверх слоя опавшей листвы лежал ее браслет.

Еще несколько минут назад его там не было.

Это все вино.

Не надо было Джулии столько пить.

Когда завтра утром она увидит Стеллу, то так ей и скажет: «Да, кстати, я вчера наговорила тебе бог знает каких глупостей про Сойера… в общем, не принимай всерьез. Это все вино».

В тот вечер, поднимаясь в свою квартирку, Джулия испытывала легкую панику, а вовсе не приятную истому, как это обычно бывало после их со Стеллой вечерних посиделок с вином на заднем крыльце. Всего шесть месяцев оставалось до того дня, когда она снова будет свободна от этого города, шесть месяцев, которые обещали пролететь быстро и незаметно, заключительный этап ее двухгодичного плана. Но, наболтав лишнего, она своими руками вырыла себя яму. Если ее слова дойдут до Сойера, он ее в покое не оставит. Уж она-то его знает.

Добравшись до верха лестницы, она открыла дверь и очутилась в тесной прихожей. Второму этажу Стеллиного дома даже не пытались придать сходство с квартирой. Из прихожей открывались четыре двери. Одна вела в ванную, другая – в спальню Джулии, третья – еще в одну комнату, приспособленную под кухню, а четвертая – в третью крохотную комнатушку, которую Джулия использовала вместо гостиной.

Много лет назад, после того как теперь уже бывший муж Стеллы растранжирил средства ее трастового фонда, он решил поправить свое материальное положение, сдавая часть дома внаем, и, повесив на верху лестницы длинную штору, провозгласил: «Вуаля! Квартирка готова!» Когда желающих снять ее почему-то не обнаружилось, это стало для него полнейшей неожиданностью. Когда сперва делаешь, а потом думаешь, последствия всегда бывают неожиданными, любила повторять Стелла. В последний год их со Стеллой брака он начал оставлять мелкую черную пыль на всем, к чему прикасался; Стелла утверждала, что это свидетельство черноты его души. После того как Стелла начала находить эту черную пыль на других женщинах – она припорашивала их лодыжки, когда летом они облачались в шорты, и уши, когда они забирали волосы кверху, – она наконец выставила его из дома. Она попросила брата установить на площадке второго этажа дверь, а в одной из верхних комнат – раковину и плитку, в надежде на то, что из затеи ее непутевого экс-муженька выйдет хоть какой-то прок. Так у нее и поселилась Джулия.

Поначалу мысль о том, чтобы снимать жилье у одной из своих бывших школьных обидчиц, пугала Джулию. Впрочем, выбора у нее все равно не было. Квартирка Стеллы – единственное, что оказалось ей по карману, когда она вернулась в Маллаби. Однако, к ее изумлению, несмотря на все их былые разногласия, они со Стеллой неплохо поладили. Джулия сама до сих пор не до конца понимала, как вышло, что они подружились. В старших классах Стелла была одной из самых популярных девушек, состояла в обществе «Сассафрасс»[1]1
  Сассафрасс – американский лавр. Все части дерева отличаются сильным ароматом, корни выделяют токсичное вещество, что способствует подавлению другой растительности. – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть] – так эта избранная группа расфуфыренных красоток именовала себя. Джулия же принадлежала к числу тех, кого соученики в школьных коридорах сторонились. Она была нелюдимой, резкой и странной. Волосы красила в ядерно-розовый цвет, носила кожаный ошейник с шипами и так густо подводила глаза черным карандашом, что они казались подбитыми.

А ее отец изо всех сил делал вид, что ничего не замечает.

Джулия двинулась по коридору в спальню. Однако не успела она даже щелкнуть выключателем, как заметила свет в доме Вэнса Шелби, расположенном по соседству. В темноте она подошла к открытому окну и выглянула наружу. За все время, что Джулия прожила в доме Стеллы, за все бессонные ночи, которые просидела у этого окна, она ни разу не видела, чтобы в окнах второго этажа в этом доме горел свет. На балконе стояла девочка-подросток. Просто стояла, неподвижная, будто вылепленная из снега, и смотрела в заросли за домом Вэнса. Она была тоненькая, как ивовый прутик, с копной желтых волос, и такой грустью веяло от этой беззащитной фигурки, что в ночном воздухе разливался запах кленового сиропа. Лицо у нее было смутно знакомое, и тут Джулия вдруг вспомнила. К Вэнсу должна была приехать внучка. Всю неделю в ресторане у Джулии только об этом и говорили. Одни с любопытством, другие со страхом, третьи с нескрываемой злобой. Не все простили мать девчонки за то, что она сделала.

При мысли о том, как несладко девочке здесь придется, Джулии стало не по себе. В душе поднялось неясное беспокойство. И собственное-то прошлое искупать нелегко, что уж говорить о чужом.

Завтра утром, решила Джулия, она испечет в ресторане лишний торт и занесет новой соседке.

Джулия разделась и легла в постель. Наконец соседский дом погрузился в темноту. Она вздохнула, повернулась на бок и стала ждать, когда можно будет перечеркнуть в календарике еще один день.

Когда почти два года назад умер ее отец, Джулия отпросилась с работы на несколько дней, чтобы съездить в Маллаби и привести его дела в порядок. Она намеревалась быстро продать его дом и ресторан, забрать деньги, вернуться с ними в Мэриленд и наконец-то воплотить в жизнь свою мечту – открыть собственную кондитерскую.

Однако события пошли не совсем так, как она рассчитывала.

Очень быстро выяснилось, что ее отец по уши погряз в долгах, а дом с рестораном заложены и перезаложены. Продав дом, Джулия расплатилась по закладной за него и частично за ресторан, но даже после продажи ресторана она с трудом наскребла бы денег, чтобы погасить всю задолженность перед банком. Так и появился на свет ее злополучный двухлетний план. Она жила очень скромно и не покладая рук работала в «Джейс барбекю», рассчитывая за два года расплатиться с банком, после чего продать ресторан с хорошей прибылью. Своих намерений Джулия ни от кого в городе не скрывала. Она проведет два года в Маллаби, но это не значит, что она здесь останется. Она тут просто в гостях. И ничего более.

Когда она приняла бразды правления рестораном, «Джейс барбекю» имел небольшой, но преданный кружок завсегдатаев – благодаря ее отцу. Он умел сделать так, что они уходили из ресторана совершенно счастливые, окутанные желтым дымным ореолом, который тянулся за ними, точно шлейф. Однако по количеству подобных ресторанов на душу населения Маллаби опережал все города штата, так что конкуренция была ожесточенной. Джулия понимала, что теперь, когда на отцовское обаяние рассчитывать больше не приходится, ресторану нужна какая-то изюминка, которая выгодно отличала бы его от остальных. И тогда она начала печь на продажу торты и пирожные – что-что, а это она умела, – после чего дела незамедлительно пошли в гору. Вскоре «Джейс барбекю» уже славился не только своим барбекю по-лексингтонски[2]2
  Лексингтон – город в штате Северная Каролина, носит неофициальный титул столицы барбекю. Барбекю по-лексингтонски готовят из свинины на углях из твердых пород дерева в специальной яме.


[Закрыть], но и лучшей выпечкой в округе.

Джулия неизменно появлялась в ресторане еще затемно; раньше ее приходил на работу только повар, разводивший огонь в яме для барбекю. Они редко разговаривали. У него была своя работа, у нее – своя. Повседневное руководство рестораном она отдала на откуп людям, которых выучил и которым доверял ее отец. Несмотря на то что этот бизнес был у нее в крови, она старалась оставаться как можно более от него отстраненной. Она любила отца, но давно уже не мечтала быть на него похожей. В детстве, еще до того, как превратиться в угрюмого подростка с розовыми волосами, Джулия каждый день забегала к нему на работу перед уроками и с радостью помогала во всех делах, начиная от обслуживания посетителей и заканчивая подбрасыванием дров в коптильную яму. С «Джейс барбекю» были связаны многие из лучших ее воспоминаний. Но с тех пор столько всего произошло, что она и помыслить не могла о том, чтобы снова когда-нибудь почувствовать себя здесь как дома. Поэтому она приходила спозаранку, пекла свои торты и уходила сразу же, едва в ресторан начинали тянуться к завтраку самые ранние пташки. В удачные дни она даже не сталкивалась с Сойером.

Сегодня, как выяснилось, день был неудачный.

– Ни за что не догадаешься, что мне вчера вечером рассказала Стелла, – с порога объявил Сойер Александер, входя в кухню.

Джулия заканчивала возиться с яблочным тортом, который собиралась отнести внучке Вэнса Шелби. На миг она зажмурилась. Стелла, должно быть, кинулась звонить ему, едва за Джулией закрылась дверь.

Сойер подошел к ней и остановился почти вплотную. Он был как свежий морозный воздух. Его считали хладнокровным и гордым, но прощали ему это за обаяние, которое брызгало от него во все стороны, точно солнечный свет. Синеглазый и светловолосый, он был красив, умен, богат и приятен в общении. Вдобавок ко всему прочему он был еще и до отвращения добр, как и все мужчины в его роду, воспитанный в лучших традициях Юга. Каждое утро Сойер привозил в ресторан Джулии своего деда, чтобы тот мог позавтракать в обществе старых друзей.

– Посторонним запрещено находиться в кухне, – бросила она, водружая последний корж поверх слоя сушеных яблок с корицей.

– Ну так пожалуйся на меня хозяйке. – Он заправил волосы ей за левое ухо, на миг задержав в пальцах тонкую прядку, которую она по старой памяти упорно продолжала красить в розовый цвет. – Неужели ты не хочешь узнать, что мне вчера рассказала Стелла?

Она резко мотнула головой, продолжая выкладывать поверх коржа остатки яблочно-коричной смеси.

– Стелла была пьяна и могла наплести тебе что угодно.

– Она сказала, что ты печешь свои торты из-за меня.

Джулия знала, что сейчас услышит именно эти слова, но все равно замерла с кондитерской лопаткой в руке. Потом поспешно принялась размазывать яблочно-коричную пропитку дальше, надеясь, что он ничего не заметил.

– Она считает, что у тебя заниженная самооценка. И пытается ее поднять.

Он в своей самодовольной манере вскинул одну бровь:

– В чем меня только ни обвиняли, но в заниженной самооценке – первый раз.

– Трудно, наверное, быть таким красивым.

– Не то слово. Ты действительно ей это сказала?

– Не помню. – Джулия бросила лопатку в пустую миску из-под пропитки и понесла и ту и другую в мойку. – Я тоже была пьяна.

– Ты никогда не бываешь пьяной.

– Ты не настолько хорошо меня знаешь, чтобы разбрасываться подобными утверждениями.

До чего же было приятно так его отбрить. Восемнадцать лет отсутствия не прошли даром. «Вот как я теперь умею», – хотелось ей сказать.

– Верно. Зато я знаю Стеллу. Даже выпив, она никогда не говорит неправду. Зачем ей рассказывать мне, что ты печешь торты из-за меня, если это неправда?

– Я пеку торты. А другого такого любителя сладкого, как ты, в городе еще поискать. Возможно, эти два факта каким-то образом переплелись у нее в голове.

Джулия нырнула в кладовку за коробкой для торта и задержалась там в надежде, что он сдастся и уйдет.

– Ты что, собралась забрать торт с собой? – удивился он, когда она все-таки показалась на пороге с коробкой.

Он не сдвинулся с места. Все это время в кухне кипела работа – сновали туда-сюда официантки, переходили от стола к столу повара, без устали стучали ножи, – а он стоял не шелохнувшись. Она поспешно отвернулась. Слишком долго смотреть на мужчин из семейства Александер было все равно что вглядываться в солнце. Образ запечатлевался на сетчатке. Даже закрыв глаза, ты все равно продолжал его видеть.

– Хочу отнести его внучке Вэнса Шелби. Она вчера вечером приехала.

Он даже рассмеялся:

– Ты в самом деле собралась встречать кого-то пирогами?

До нее только теперь дошла вся абсурдность происходящего.

– Сама не знаю, что на меня нашло.

Он внимательно смотрел, как она упаковывает торт в картонную коробку.

– Этот цвет очень тебе идет. – Он коснулся рукава ее белой блузки.

Она немедленно отдернула руку. Полтора года Джулия старалась держаться подальше от этого мужчины, и вот пожалуйста, надо же было ей выболтать Стелле то единственное, что будет притягивать его к ней, как сила всемирного тяготения. Он только и ждал этого повода с того самого момента, как она вернулась в город. Он спал и видел, как бы подобраться к ней поближе. Она это знала. И ее это злило. Как после всего, что случилось, он может даже думать о том, чтобы снова начать все с того самого места, на котором они закончили?

Джулия захлопнула окошко над столом. Это было последнее, что она делала на своем рабочем месте каждое утро, и порой от этого ей становилось грустно. Еще один день, еще один призыв, так и оставшийся без ответа. Она взяла коробку с тортом и, не говоря больше ни слова, вышла в зал.

Обстановка в «Джейс барбекю», как и в большинстве подобных ресторанов на Юге, была самая незатейливая: линолеум на полу, клеенчатые скатерти на столах, массивные деревянные кабинки. Дань традиции. Взяв бразды правления в свои руки, Джулия сняла было с дальней стены видавшую виды автогоночную атрибутику, которую повесил там ее отец, но это нововведение вызвало такие протесты, что ей пришлось вернуть все на место.

Она поставила коробку с тортом и сняла со стойки грифельную доску. На ней она принялась выводить названия десертов, которым предстояло войти в сегодняшнее меню. Из традиционных для Юга – торт «Красный бархат» и фунтовый кекс с персиками, а из экзотики – миндальное печенье с зеленым чаем и медом и пончики с клюквой. Она знала, что более экзотические десерты разойдутся первыми. На это у нее ушел почти год, но она все-таки покорила своих завсегдатаев мастерством в уже привычных им вещах, так что теперь они готовы были пробовать все, что выходило из ее рук.

Сойер показался как раз в тот момент, когда она устанавливала грифельную доску на стойку.

– Я обещал Стелле зайти к ней сегодня с пиццей. Ты будешь дома?

– Я всегда дома. Послушай, почему бы вам двоим не переспать наконец и не покончить с этой канителью?

С тех самых пор, как Джулия вернулась в Маллаби, каждый четверг Сойер неизменно появлялся на пороге у Стеллы с пиццей в руках. Стелла клялась, что это чисто дружеские посиделки. Джулия считала ее наивной.

Сойер склонился к ее уху:

– Мы со Стеллой действительно как-то раз переспали. Три года назад, сразу после ее развода. И чтобы ты не подумала, что я неразборчив в связях, скажу, что в последнее время я стараюсь быть пай-мальчиком.

Он удалился, и она проводила его пронзительным взглядом. Его непринужденное, почти небрежное признание застало ее врасплох и оставило где-то внутри ощущение едкого холодка, как когда она впервые попробовала лайм.

Джулия не могла винить его в том, что много лет назад он повел себя как напуганный подросток, узнав, что она забеременела в результате их единственной ночи на футбольном поле. Она сама тогда тоже была напуганным подростком. И они приняли единственное решение, которое могли принять в тот момент. К счастью или к несчастью.

Возмущало ее то, с какой легкостью он вернулся к своей прежней жизни. Для него это была всего лишь одна ночь. Одна злополучная ночь с непопулярной девицей «с приветом», с которой он за все время учебы хорошо если парой слов перемолвился. С девицей, которая была влюблена в него по уши.

О господи. Нет, второй раз на эти грабли она не наступит. Только этого не хватало.

Еще полгода с небольшим, и она навсегда покинет этот безумный городишко. И никогда больше не вспомнит о Сойере.

Если ей будет хотя бы немного сопутствовать удача.