Текст книги "Утреннее сияние"

Глава 9
Пенни

Я только что убрала со стола тарелки после завтрака, поставила печься домашний хлеб к обеду – медовый из цельного зерна – и устроилась на диванчике рядом с Дексом.

– Надеюсь, ты хорошо провел вчера время?

Он даже не оторвал глаза от газеты.

– Да, вечеринка удалась.

Я знала, что он мучился от головной боли. Утром он, не успев проснуться, сразу же потянулся за аспирином.

Я улыбнулась, вспомнив о том, как вчера ночью он на руках отнес меня в спальню, вспомнила наши нежные объятия. Но прошло лишь восемь часов, и магия любви словно испарилась. Декс казался отрешенным и печальным.

Он опустил газету на кофейный столик и повернулся ко мне.

– Я собираюсь провести всю следующую неделю в мастерской, – не терпящим возражений тоном произнес он.

Я закусила губу.

– Я не понимаю…

– Что ты не понимаешь? – огрызнулся он. – Мне надо работать, вот и все.

Я встала и прошла на кухню. На глаза наворачивались слезы.

– Пенни, – позвал Декс уже более мягким тоном.

Я обернулась, потом открыла духовку и посмотрела, как там мой хлеб, который уже неплохо поднялся и приобрел прекрасный золотисто-коричневый оттенок. Я задержалась на кухне, стараясь сдержать слезы.

– Дорогая, – продолжал Декс. – Пойми, это всего лишь работа. Пожалуйста, не принимай это на свой счет.

Декс, конечно же, прав. Он ведь художник, творческая личность. А брак с художником требует терпения тибетского монаха. Разве он не твердил постоянно, что развелся с первой женой, потому что она требовала постоянного внимания с его стороны. Ну нет, я вовсе не желаю быть обузой. Но все же, так хочется, чтобы тебя любили. Неужели ему так трудно приходить ночевать домой каждый вечер?

– Прости, – сказала я, поворачиваясь к нему. – Я просто терпеть не могу, когда ты отсутствуешь так долго. Мне здесь становится так плохо.

– К тому же мой психиатр считает, что мне полезно проводить какое-то время в одиночестве.

Мне хотелось сказать: «А твой психиатр когда-нибудь советует что-нибудь, что полезно для меня, твоей жены?» Но, выждав пару минут, я согласно кивнула.

– Декс, ты же знаешь, все, что я хочу, – это чтобы ты был счастлив.

Он притянул меня к себе и поцеловал в щеку.

– Поэтому-то я и люблю тебя так сильно.

* * *

Декс ушел еще до полудня, предпочтя перекус в кафе в центре города горячему сэндвичу из свежевыпеченного хлеба с говядиной и сыром. Я старалась сохранять спокойствие и заворачивала лишний сэндвич для того, чтобы убрать его в холодильник, когда услышала тихий стук в заднюю дверь.

Я подняла голову и увидела Джимми, который стоял на палубе, прижав нос к стеклу.

– Доброе утро, милый, – сказала я.

– Можно мне войти? – спросил он, глядя на меня широко раскрытыми наивными глазами.

– А мама знает, что ты здесь?

Он пожал плечами.

– Она сегодня работает. Кроме того, ей все равно, где я, лишь бы я ей не мешал.

– Ты ошибаешься, Джимми, – сказала я не слишком уверенно.

Он прошел в гостиную и плюхнулся на кушетку.

– В твоем доме всегда так приятно пахнет, – сказал он. – Прямо как в булочной.

– Спасибо, – сказала я. – Ты голоден?

Он кивнул.

Я всучила ему сэндвич Декса, он быстро развернул его и откусил здоровенный кусок.

– А я получил отличную оценку за доклад, – сказал он с набитым ртом.

– Отличная работа, малыш, – сказала я. – Уверена, твоя мама была счастлива.

Он замотал головой.

– Она не любит жуков.

– Жуков?

– Ну да, книга была про жуков.

– Вот как?

– А она хотела, чтобы я написал доклад про дядьку по имени Фрайд.

– Ты имеешь в виду Фрейда?

– Ну да, вроде так.

Я улыбнулась.

– Честно говоря, я тоже больше люблю жуков.

Джимми торжествующе посмотрел на меня.

– А ты меня покатаешь на каноэ?

– Не знаю, – ответила я, вспомнив предостережения Наоми насчет Джимми. – Твои родители будут скоро тебя искать.

Он покачал головой. Молчаливая мольба в его глазах все же вынудила меня согласиться.

– Только недолго.

Он поднялся и обвил ручонками мою талию.

– Спасибо, Пенни.

* * *

Озеро в тот день было великолепным – сверкающее и гладкое, как зеркало. Каноэ без усилий скользило по волнам, разрезая воду, как нож, разрезающий масло.

Приплыв на середину озера, мы остановились и некоторое время покачались на волнах. Тут царило спокойствие. Джим положил весло и повернулся на сиденье, чтобы лучше меня видеть.

– Мне так хотелось бы уметь что-нибудь делать хорошо, – неожиданно сказал он.

– О, Джимми, ты же много чего умеешь делать хорошо.

Он отрицательно покачал головой.

– Я плохо учусь в школе.

– Это неправда, – сказала я. – Ты просто еще не понял, какой у тебя на самом деле талант. У всех людей есть свои уникальные способности. Просто надо выяснить, какие у тебя склонности.

Он широко открыл глаза.

– А у тебя какая фишка?

– Ну, скажем, я люблю печь пирожки.

– У тебя просто отличные пирожки!

– Мне бы хотелось когда-нибудь открыть свою пекарню.

Он на мгновение задумался, а затем улыбнулся своим мыслям.

– Понял. А я хочу рисовать комиксы.

– Джимми! – воскликнула я. – Это просто прекрасная идея!

Он вытащил кусок бумаги из кармана и протянул мне. Листок был сложен несколько раз, и я осторожно его развернула.

– Не очень хорошо получилось, – быстро произнес он.

Я изумилась, как мастерски мальчик изобразил людей и собаку в этом маленьком комиксе, и посмеялась над концовкой.

– Просто замечательно, – сказала я. – Ты обязательно должен показать это родителям.

Джимми затряс головой и быстро убрал свое творение, засунув его в карман.

– Нет. Они ничего не понимают в комиксах.

– Зато хорошо понимают, что такое талант, и будут очень тобой гордиться.

Он пожал плечами и снова отвернулся к воде, а я бросила взгляд на берег, где наш причал казался крошечной точкой.

– Пенни, – позвал он. – А у тебя когда-нибудь будет ребеночек?

Я нервно улыбнулась, застигнутая этим вопросом врасплох. Вспомнила наш последний разговор об этом с Декстером. Он похлопал меня по коленке и произнес: «Стать отцом в моем возрасте?» И все же мне безумно хотелось ребенка. Я не переставала думать о том, что, если бы у меня был малыш, мне не было бы так одиноко. Это могло бы заполнить пустоту в душе, ту маленькую трещину, где не было места Дексу. Но после трех лет брака стало ясно, что с нами что-то не так. И может быть, причина была во мне.

– Джимми, – сказала я, тщательно выбирая слова. – Мне бы очень хотелось родить ребенка, больше всего на свете. Но в этой жизни иногда не все получается так, как хочешь.

– Это несправедливо, – сказал он, нахмурившись. – Ты хочешь ребенка, и его у тебя нет, а у мамы есть я, а она никогда этого не хотела.

– Нет, дорогой, – поспешно произнесла я. – Не надо так говорить. Ты же знаешь, что это неправда. Твоя мама очень тебя любит.

Он больше не произнес ни слова на обратном пути к причалу, но потом увидел Колина в лодке, и его глаза загорелись. Колин прикреплял тонкую деревянную рейку на корме.

– Мы можем поздороваться с ним?

Я не видела никакого вреда в том, чтобы наведаться туда, поэтому согласно кивнула и изменила курс, пришвартовав каноэ у причала Колина.

– Привет всем, – сказал он, приподнимая шляпу.

Даже не спросив разрешения, Джимми прыгнул из каноэ на причал.

– А можно посмотреть вашу яхту?

– Джимми, я…

– Все в порядке, – мягко сказал Колин. – Сегодня мне не помешает лишняя пара рук.

– Правда? – просиял Джимми. – Я всегда всем помогаю.

Я улыбнулась и развела руками.

– Ну, раз вы не возражаете…

Я наблюдала, как они вдвоем прилаживают рейку к лодке. Джимми прижимал пальцами ее край с таким видом, как будто выполнял самую важную в жизни работу, и старался что было сил.

– Готово, – сказал Колин. – Остается только покрыть все лаком, чтобы не отличалось от остальных деревянных деталей. – Он всучил Джимми небольшую банку и кисточку и наблюдал, как мальчишка старательно красит рейку.

– Вот молодец, – одобряюще произнес Колин. – Из тебя получится отличный кораблестроитель.

Он мог бы стать образцовым отцом, это было совершенно ясно. Я невольно поморщилась, вспомнив, как неловко Декс вел себя с детьми. Хотя я понимала, что это не его вина. В детстве он не знал любви. Его никогда не учили общаться с другими детьми. А нужно ли этому учить? Может быть, люди с этим рождаются? И все же я не осуждала Декса. Я просто восхищалась, насколько доброжелательно Колин обращался с Джимми, и радовалась про себя.

– Ну, вот и замечательно, – сказал Колин. – Отлично получилось. Я бы не смог закончить эту часть работы без тебя.

Джимми метнул взгляд в сторону каноэ, где я все еще сидела, а потом снова взглянул на Колина.

– А можно я еще когда-нибудь вам помогу?

– А-а-а? Ты хочешь быть моим постоянным помощником? Я как раз его ищу. Мне нужен человек с сильными, уверенными руками, вот как у тебя.

– Мне бы очень хотелось стать вашим помощником, – искренне произнес мальчик.

– Ну что ж, хорошо. Давай попробуем…

Мы все обернулись, заслышав нервный стук каблуков по причалу, говорящий о крайнем раздражении их обладательницы.

Это была Наоми. Она в упор посмотрела на меня с неприязненной гримасой, а потом повернулась к сыну.

Я отчетливо ощущала напряженность Джимми.

– Джимми Аллан Клайд, – произнесла она. – Немедленно иди сюда.

Джимми быстро вылез из лодки.

– Да, мама, – откликнулся он, и я поразилась тому, как сразу потухли его глаза.

Наоми картинно вздохнула.

– Ты просто мерзкий мальчишка. С сегодняшнего дня и носа не смей показывать в гостиной. – Она щелкнула пальцами. – Пенни, отведи его домой.

Колин молча наблюдал, как Джимми перебирается в каноэ. Он взглянул на меня с виноватой улыбкой, а я молча кивнула ему в ответ.

Я отвезла Джимми к задней палубе его дома и остановила каноэ, чтобы он мог вылезти.

– Мама, – с горячностью начал оправдываться он. – Я просто помогал Колину строить лодку!

– Ты это делал первый и последний раз, – злобно бросила она. – Немедленно иди в дом.

– Но, мама, – умоляющим голосом произнес мальчик.

Она закатила глаза и указала ему на заднюю дверь. Джимми безропотно подчинился.

Наоми резко повернулась ко мне.

– Как ты посмела? – На ее лице были следы туши, размазанной от слез.

– Я всего лишь… – промямлила я. Нужные слова никак не подбирались.

– Оставь моего сына в покое, – заявила она. – Он не нуждается в твоем сочувствии.

– Но я не…

– Ты ведь думаешь, что я плохая мать, разве не так?

– Нет-нет, что вы…

– Перестань лицемерить! Это мой сын, и нечего за него цепляться.

– Хорошо, – сказала я и оттолкнула лодку от причала. Ее слова задели меня.

Я оглянулась назад, когда плыла к дому, и неожиданно увидела, что Наоми стоит на коленях прямо на палубе, обхватив опущенную голову руками. Она громко плакала, рыдания сотрясали ее тело. Я была страшно удивлена. Вот уж не думала, что когда-либо буду испытывать сочувствие в отношении Наоми – женщины, которая относилась ко мне чрезвычайно холодно с самого момента моего появления на Лодочной улице. Но в тот момент я поняла, что и ей не чужды страдания. Теперь я смотрела на нее другими глазами. Я обнаружила едва заметные трещинки в стенах ее тщательно выстроенного и приглаженного мира.

Бедный, бедный Джимми. Мне бы так хотелось помочь ему, сделать его жизнь хоть немного счастливее. Я пришвартовала каноэ к причалу. Было ветрено, я поежилась от холода. Поднявшись наверх, я вытащила желтую кашемировую кофту из кладовки, вспоминая, как Декс принес ее в один мартовский день вместе с желтыми сережками точно такого же цвета. Я сунула руки в рукава. Роскошная мягкая шерсть ласкала кожу, словно теплое масло. Декс всегда умудрялся покупать все самое лучшее. Я заметила, что платье, в котором я была вчера вечером, небрежно брошено на стул. Тут же вспомнила Колина и вытащила из кармана билет, который он мне дал. Я какое-то время подержала его в руке, разглядывая мятую бумагу и изучая текст. Пятнадцатое мая тысяча девятьсот пятьдесят девятого года. Он ходил на этот фильм в прошлом месяце. Интересно, с кем? Я вдруг почувствовала себя виноватой. Наверное, ту часть мозга, которая отвечает за такие крамольные мысли, следовало бы удалить перед тем, как приносить брачные обеты. Подойдя к люку над кроватью, я выглянула, чтобы посмотреть на домик Колина, но его уже не было на палубе. Я снова подумала, как замечательно он обращался с Джимми, и в моем сердце снова поднялось непонятное волнение. Я стояла, любуясь яхтой. Как бы мне хотелось уплыть на ней в неведомые края, но я знала, что этот путь для меня невозможен.

Я присела на корточки у шкафа и протянула руку, чтобы вытащить маленький медный ключик. Я храню его в нише под нижним ящиком. Мне никогда не нравился этот шкаф с отвратительными, на мой взгляд, ручками в виде ревущих львов, но оказывается, что его подарил Дексу на день рождения его приятель-мебельщик, и было неудобно просить его избавиться от этой вещи.

Спустившись вниз, я опустилась на колени у старого сундучка бабушки Розы, который привезла с собой в плавучий домик. В детстве я всегда считала, что в этом сундуке хранятся сказочные сокровища, и, возможно, так оно и было. Бабушка рассказывала, что была влюблена в моряка до того, как встретила деда. Легенда гласила, что именно он подарил ей этот сундук, и она сохранила его даже после того, как они с дедушкой поженились. Больше о таинственном моряке мне ничего не было известно, но я помню, как тепло бабушка говорила о нем. Я была уверена, что она до сих пор любит этого мужчину, но я не знала, из-за чего они расстались. И я так никогда и не узнаю, какие сокровища когда-то хранил этот сундук, обитый внутри красным шелком.

Специально для меня бабушка наполнила его всевозможными милыми вещицами, которые обычно так нравятся маленьким девочкам. Там лежали фарфоровые куклы различных размеров, серебряная щетка и целый набор расчесок, четыре расписанные розами чашки, старый ящичек из-под сигар с бижутерией. С годами я добавляла туда другие вещи – сборник стихов о море, письмо, извещающее о приеме в Академию мисс Хиггинс, синюю записную книжку с кулинарными рецептами.

Вначале мне казалось неправильным скрывать все эти вещи, эту часть моей жизни, от Декстера. Но ему тоже было что от меня скрывать. У него были свои тайны, и куда более серьезные, чем у меня. Я как-то обнаружила фотографию его первой жены в ящике письменного стола и их письма друг другу. Он ни слова не говорил о своем прошлом до женитьбы. Когда я наконец набралась смелости и спросила его о бывшей супруге, он лишь признался, что действительно был раньше женат, и попросил меня больше никогда не затрагивать эту тему.

Да, у Декстера были свои тайны, поэтому я решила, что тоже могу себе это позволить. Я вставила ключ в крошечный замок и подняла крышку сундука, вдыхая знакомый запах – слегка отдающий плесенью запах цветов и сырости, как в дождливую ночь. Я принялась разглядывать свои сокровища. Мои старые друзья по-прежнему находились там. Я положила в сундук, рядом со старыми фотографиями, билет, подаренный мне Колином, а потом опустила крышку и снова заперла замок.

Глава 10
Ада

Мне казалось, я могу болтать с Алексом всю ночь, и ему, видимо, тоже было легко со мной. Но было уже за полночь.

– Ну, пожалуй, мне пора идти, – сказал он, бросая взгляд на настенные часы. – Благодарю за прекрасный ужин.

– Не за что, – ответила я. – Предлагаю как-нибудь повторить.

Алекс улыбнулся.

– Отличная идея.

После того как он ушел, я поднялась наверх, размышляя о нашем необычном свидании. А было ли это свиданием? Я подумала, что совершенно разучилась общаться с мужчинами. Нет-нет, это, конечно же, вовсе не свидание, твердила я себе. Как глупо с моей стороны даже вообразить такое. Но уж если быть честной, то совершенно очевидно, что, когда я находилась рядом с Алексом, где-то в глубине моего сердца вспыхивала искорка, чего я не испытывала уже очень давно, с тех пор как… О, Джеймс…

Я поднялась по лестнице на верхний этаж и решила наконец распаковать свой чемодан и расположиться в новом доме как полагается. Я раскладывала вещи в ящиках старого платяного шкафа, пока чемодан не опустел. Джеймс умел упаковывать вещи. Перед любым путешествием я просто доставала одежду, которую хотела взять с собой, и бросала на кровать. Словно по мановению волшебной палочки он раскладывал вещи в аккуратные стопки, всегда сворачивая брюки в трубочку, чтобы они не помялись, – и мастерски укладывал их в чемодан, делая это с удивительной ловкостью. Я закрыла глаза и вспомнила нашу поездку в Париж. Мы были с ним вдвоем. Он преподнес мне этот сюрприз через неделю после того, как Элле исполнилось четыре года. Я вернулась домой с работы и увидела родителей, играющих с Эллой на полу в карты «Уно».

– Мамочка, мамочка! – кричит Элла, видя, что я вхожу в квартиру. – У папы для тебя сюрприз! Вы полетите на самолете.

Я издаю стон. Ведь только вчера я вернулась из Портленда после съемок сюжета для журнала, и последнее, чего мне хотелось, – это совершать очередной перелет. Я смотрю на Джеймса – он улыбается, указывая на чемодан, стоящий в коридоре у двери.

– Я уже обо всем позаботился, – говорит он. – Я увожу тебя в Париж.

– А как же наша дочь? – возражаю я, бросая взгляд на Эллу. Несмотря на то что мне часто приходилось совершать деловые поездки одной, я при любой возможности старалась брать Джеймса с Эллой с собой. Это будет первый раз, когда нам предстоит путешествовать без нашей малышки, и я вовсе не уверена, что смогу на это решиться.

Чувствуя мое смятение, моя мама поднимается и подходит ко мне.

– Не стоит беспокоиться, милая, – говорит она. – Поезжай и отдохни немного. Мы с отцом обо всем позаботимся.

Я машинально киваю и прохожу на кухню за стаканом воды, и тут вдруг вспоминаю, что забыла по дороге заехать в магазин за продуктами.

– Джеймс, у нас закончился твой любимый яблочный соус, – говорю я, как будто нехватка соуса была достаточной причиной, чтобы остаться дома и отвертеться от поездки в Европу.

– Я утром купил упаковку, – говорит он с улыбкой. Он обнимает меня и шепчет: – Послушай, ведь завтра годовщина нашей свадьбы, а я знаю, что ты всегда мечтала поехать в Париж. Позволь мне отвезти тебя в этот город. Давай побродим по Парижу вместе.

Я оборачиваюсь и смотрю ему в глаза, понимая, что эта поездка значит для него очень много. Пока я работаю, он изо дня в день заботится об Элле. Наконец до меня доходит, что ему это путешествие нужно гораздо больше, чем мне.

– Не возражаю, – говорю я, глядя ему в глаза.

– Вот и отлично, – отвечает он с улыбкой. – Такси будет через час.

Я все бы отдала, чтобы вернуть это мгновение, услышать веселый смех Эллы в гостиной.

Я наклонилась, чтобы закрыть нижний ящик, и вдруг услышала звон сережки, выпавшей из уха на деревянный пол. Вот проклятие! Я опустилась на колени, чтобы найти ее, шаря под кроватью, перед шкафом. Даже легла на пол, чтобы облегчить поиски, и тут вдруг заметила блеск металла под шкафчиком. Сунув туда руку, я обнаружила маленький медный ключ в нише под ящиком. Поднеся его к свету, я увидела, что это один из старомодных ключей – длинный, с дыркой на конце. Интересно, как он туда попал и что им можно открыть? И вдруг до меня дошло – это может быть ключ к сундуку в гостиной!

Спустившись вниз, я некоторое время помедлила, прежде чем дать волю любопытству, а потом вставила ключ в старый замок и покрутила немного. Замок тут же открылся, и меня от нетерпения охватила нервная дрожь.

Я подняла крышку сундука. Оттуда донесся затхлый запах, пахло плесенью. Я наклонилась, чтобы изучить содержимое, и вытянула пачку старых фотографий, перевязанных бечевкой. На верхней фотографии была изображена пара в день свадьбы. Невеста совсем юная, в шляпке по моде пятидесятых с сетчатой вуалью. Жених – мужчина аристократической внешности, напоминающий Кэри Гранта или Грегори Пека в старых черно-белых фильмах, которые я любила смотреть в компании бабушки, – выглядел заметно старше. Я положила стопку фотографий на пол и вернулась к сундуку, где обнаружила записную книжку с рецептами. На странице с рецептом рулета с корицей было написано «любимое лакомство Декса». Декс – это, наверное, тот мужчина с фотографии, подумала я.

Еще нашлись корешки двух билетов, датированные 1959 годом: один на концерт Фрэнка Синатры, другой на фильм «Незабываемый роман». Одинокая засохшая роза на белом носовом платке, которая, наверное, когда-то украшала чей-то корсаж. Когда я взяла ее в руки, лепестки рассыпались на множество крошечных кусочков, усеяв ковер, покрывавший пол гостиной. На самом дне сундука обнаружилось свадебное платье. Ткань его пожелтела и была побита молью, но я легко могла представить, что когда-то оно было ослепительно-белым и изысканно-красивым. Я подняла его, и кружева колыхнулись, словно издавая едва слышный вздох. Судя по узкой талии, его владелица была очень изящного сложения. На пол упала пара белых перчаток. Они, вероятно, скрывались в складках платья. Я осторожно сложила роскошный наряд и бережно поместила его в сундук.

Кому принадлежали все эти сокровища? И почему их здесь оставили? Я пролистала записную книжку с рецептами. Печенье, торты, десерты – эта женщина, видимо, обожала печь. Я положила книжку в сундук вместе с фотографиями, снова перевязав их бечевкой, и тут вдруг заметила в углу книгу. Это было старое издание романа Хемингуэя «И восходит солнце» в бумажном переплете. Я в прошлые годы прочитала несколько романов Хемингуэя – «Праздник, который всегда с тобой» и некоторые из его поздних произведений, – но с этим еще не успела познакомиться. Я бегло пролистала книгу и заметила, что у одной страницы был загнут уголок. Я открыла его и увидела, что там подчеркнута одна строчка. «Невозможно убежать от самого себя, путешествуя из одного места в другое».

Я посмотрела на волны озера, пытаясь осознать смысл этих слов. А не это ли я пытаюсь сделать? Убежать от себя самой? Я неотрывно смотрела на строчку в книге и думала, почему именно она привлекла внимание неизвестной женщины, которая подчеркнула ее много лет назад? Не пыталась ли она, как и я, убежать от себя самой?

Я закрыла крышку сундука и вдруг заметила, что на полу что-то лежит. Это был браслет – такой, какие выдают в больнице. Он был сделан из пластмассы, и буквы на поверхности почти стерлись и были едва различимы. Я включила лампу и поднесла его поближе к свету. На браслете было написано имя.

Я сунула браслет в карман джинсов и подумала, что мне надо найти как можно больше информации о таинственной незнакомке. А вдруг это та самая женщина, о которой упоминал продавец в магазине? Та, которая внезапно исчезла?

– Пенни, – произнесла я вслух. – Кто же ты такая?

* * *

Я проснулась и сразу же подумала об Алексе. Да, мы прекрасно провели время вместе, но не стоит, чтобы наши отношения заходили слишком далеко. Я приехала сюда, чтобы исцелиться, а не заводить роман, к которому еще не готова.

Преисполненная решимости сдержать обещание, данное себе самой, я спустилась вниз по лестнице и вдруг заметила синюю вязаную жилетку на кресле. Я подняла ее и инстинктивно прижалась к ней носом. Ткань пахла свежестью и хвоей – смесью мыла и сосновых иголок. Я почувствовала легкое волнение в груди и быстро положила жилетку на место.

Этим утром я решила покататься на каяке и заодно заскочить к домику Алекса, чтобы отдать ему забытую жилетку. Он ведь приглашал меня заглянуть, так что это не будет выглядеть неприлично. Или все же это не совсем удобно? Я закрыла глаза и подумала. Остановись, сказала я себе, не надо анализировать. Я всего лишь хочу вернуть эту дурацкую жилетку хозяину.

Тем не менее я заметила, что провела перед зеркалом на несколько минут больше, чем обычно. Тщательно расчесала волосы и попробовала уложить их тремя разными способами, а затем тронула губы блеском.

– Доброе утро, – крикнул мне Джим со своего причала, когда я застегивала спасательный жилет. – Хотите поплавать?

– Да. Похоже, погода позволяет провести утро на озере.

– У нас так всегда, – сказал он. – А я, пожалуй, выведу лодку попозже. – Он кивнул на яхту, пришвартованную у задней палубы.

– Желаю хорошего плавания, – сказала я.

– Можете ко мне присоединиться, – предложил он с улыбкой. Я покачала головой.

– Благодарю вас, может быть, в другой раз. Я просто умираю от нетерпения увидеть озеро глазами утки.

Его улыбка стала еще шире.

– На всем белом свете нет ничего лучше, поверьте.

Я забралась в каяк, сунула для удобства жилетку Алекса себе под спину и осторожно вывела лодку на озерную гладь. Появились волны, и сначала мне казалось, что лодка вот-вот опрокинется. Я ухватилась за борта каяка и задержала дыхание, уже готовая к тому, что меня вот-вот накроет вода. Но лодка не опрокинулась, и я, осмелев, поплыла дальше. Я ритмично погружала весло в воду и довольно быстро продвигалась к середине озера. Я вдруг вспомнила, как я каталась на каноэ в старших классах с парнем по имени Кори. Я и тогда была уверена, что мы опрокинемся, и, когда он наклонился ко мне, чтобы поцеловать, лодка практически перевернулась. Воспоминания согрели мою душу. Чем больше я гребла, тем дальше мне хотелось заплыть, и я просто не могла остановиться в своем стремлении вперед. Я позволила мыслям течь свободно, подобно лодке, скользящей по воде. И, конечно же, они снова вернулись к Джеймсу и Элле. Я представила, как они сидят вместе на причале лодочной станции в Ки-Ларго и болтают ногами. «Санрайз» направил меня на острова Флорида-Кис, чтобы изучить местные возможности для путешествий, и я взяла Джеймса и Эллу с собой. Мне нравилось, когда во время моих деловых поездок они находились рядом со мной. Таким образом я компенсировала чувство вины, которое невольно испытывала. Ведь обычно они оставались вдвоем в Нью-Йорке, а я ютилась в одиночестве в гостиничном номере и беспокоилась по любому поводу, начиная с того, съела ли Элла положенные ей овощи, и заканчивая тем, запер ли Джеймс окно в гостиной на ночь. Дочке было тогда всего лишь три годика, щечки были еще по-младенчески круглыми, а крохотные ладошки не потеряли очаровательную пухлость, которую я просто обожала.

– Мамочка, – нежным голоском произносит она. – Посмотри, какие замки мы с папой построили из песка. – Она указывает на два сооружения поодаль. Одно высокое, с четкими линиями, идеально симметричное. Другое выглядит так, словно по нему прошелся торнадо.

– Они оба очень красивые, – говорю я, но указываю на ее творение. – А вот этот особенно.

– А это мой, – с гордостью говорит она.

– Мы собирались пообедать в городе, – говорит Джеймс. – Не хочешь к нам присоединиться или ты еще занята?

– Я бы с удовольствием присоединилась к вам, – отвечаю я, – но мне в полдень предстоит брать интервью у мэра города.

Элла дергает меня за юбку.

– Мама, ну пожалуйста!

– Милая, ты же знаешь, что я бы обязательно поехала, если бы могла.

– Элла, не забывай, мама приехала сюда работать, – говорит Джеймс. – А мы здесь за компанию. – Я вздыхаю, понимая, как сильно я его люблю и как ценю то, что он уважает меня и мою работу.

– Желаю хорошо провести время! – Я смотрю, как они идут к машине, которая стоит неподалеку. Он одет в свою обычную майку и шорты, а она в белый льняной сарафанчик и розовые сандалии.

У меня намечено интервью с мэром Ки-Ларго в холле гостиницы, поэтому, чтобы не опоздать, я направляюсь прямо туда. Войдя в фойе, я вдруг слышу оглушительный вой сирен где-то вдалеке. «Скорая помощь»? Пожарная машина? Сирена завывает со стороны главного шоссе. Джеймс и Элла, скорее всего, поехали именно этой дорогой, чтобы пообедать в центре города. Внезапно меня охватывает дикая паника. Вдруг произошла авария? Я пытаюсь унять свою тревогу, но не могу совладать с ужасом, поднимающимся из глубины души. К ужасу примешиваются чувство вины и нестерпимое предчувствие, что я потеряла двух самых дорогих в моей жизни людей. Что, если «Скорая помощь» спешит к ним? Я бегу к стойке регистрации.

– Если придет мэр, пожалуйста, скажите ему, что произошел несчастный случай, – говорю я. – Передайте, что я вернусь, как только смогу убедиться, что с моей семьей все в порядке.

Я хочу бежать туда, к шоссе. Если Джеймс и Элла пострадали в аварии, я просто не представляю, как буду жить дальше. Я хочу одного – быть там. Добежав до пешеходной дорожки, я пытаюсь разглядеть, что происходит на шоссе, но ничего не вижу. Дрожащими пальцами набираю номер Джеймса, но он не отвечает. Набираю еще раз, но он по-прежнему молчит. Мимо с огромной скоростью проносится еще одна машина «Скорой помощи» и заворачивает за угол, где пальмовые листья низко нависают над дорогой. Вой сирены затихает. Неужели с ними произошло несчастье? У меня перехватывает горло. Что мне делать? Как жить дальше? Я ускоряю шаг, потом припускаю бегом. От места катастрофы меня отделяет лишь пара домов, но мне кажется, что я пробежала целую милю или даже больше. Я не очень-то хорошо бегаю, поэтому жутко запыхалась, в боку у меня закололо, и мне пришлось снова перейти на шаг. Я сгибаюсь пополам от боли, но потом с усилием распрямляюсь и продолжаю свой путь. Теперь я уже могу видеть мигающие огни «Скорой». Там несколько полицейских машин и две «Скорые». Все говорит о том, что произошла крупная авария. Я поднимаю голову и вижу, что в небе кружит вертолет медицинской службы. Я не слишком религиозна, но все же верю в Бога. Верю в то, что он слышит нас, а мне в этот момент было так необходимо, чтобы он меня услышал.

– Боже всемилостивый, – вслух произношу я слова молитвы, – пусть с ними все будет в порядке. Сделай так, чтобы они были в безопасности.

Я уже близко от места аварии и вижу полицейских, стоящих в оцеплении вокруг места происшествия. Я помню, что автомобиль, который мы арендовали, был синего цвета. Пока я вижу лишь черный джип. Он смят, как гармошка. Боже, помоги мне. Я перевожу взгляд дальше и вижу носилки, которые в этот момент вкатывают в «Скорую». На них лежит темноволосая маленькая девочка. Я не могу различить ее лицо, но замечаю лишь кусочек белой ткани.

– Элла, – кричу я. – Элла, мама здесь!

Вдоль дороги проезжает еще одна полицейская машина. Из нее выходит полицейский и преграждает мне путь.

– Мэм, – говорит он, – туда нельзя.

– Но там моя дочь! – кричу я. – Это моя… – Но затем я вижу микроавтобус с огромной дырой в боку. Вся дорога перед ним залита кровью. Мужчина в порванной рубашке склоняется над женщиной, которая истошно кричит, пытаясь заглянуть в «Скорую».

– Моя малышка, – рыдает она. – Моя малышка!

Я отхожу в сторону. Страх и ужас обуревают меня, но в то же время я испытываю облегчение. Мое сердце наполняется сочувствием к этой матери, чье дитя борется за жизнь, и в то же время теперь я знаю, что моя девочка сидит в целости и сохранности позади папы в машине.