Текст книги "Утреннее сияние"

Глава 2

Я открыла глаза и какое-то время пребывала в блаженном и в то же время пугающем неведении, не понимая, где нахожусь. Потом я услышала тихий плеск волн за окном, и мир наконец обрел ясные очертания.

Я лежала на диванчике, прикрывшись тонким белым покрывалом. На ногах были сандалии, а большой черный чемодан все еще стоял у двери. Я оглядела комнату в плавучем домике, как будто видела ее впервые. Часы показывали без четверти шесть – значит, на Восточном побережье уже почти девять. Осознав это, я испытала шок, поскольку уже много лет не просыпалась так поздно.

Я поднялась с дивана и прошла на крохотную кухню. Пробежав руками по кухонной стойке, нащупала медный ключ, лежавший на извещении с шапкой агентства недвижимости «Уэнтуорт»: «Добро пожаловать в Сиэтл», – прочитала я. – Это запасной ключ. Если Вам что-либо понадобится, позвоните нам». Я сунула ключ в карман. Взгляд упал на кофеварку. Я налила свежую воду в контейнер, засыпала молотый кофе «Старбакс Брекфест бленд» и стала наблюдать, как из дребезжащего аппарата с шипением вытекает темная струя.

Я заглянула в кухонный шкафчик, открыла несколько ящиков, с удовольствием отметив, что в них полно всяческой посуды. Целый набор кастрюлек и сковородок, явно не новых, висел на крючках над плитой. Да, на этой кухне готовили много еды. Винные бокалы выстроились в ряд на открытой полке, а на соседней красовались бокалы для шампанского. Я подумала о том, сколько людей прикасались губами к тонкому стеклу, – и, казалось, услышала звук трещоток и радостные крики «С Новым годом!», увидела, как толпа веселых людей радостно распевает на палубе новогодний гимн «Старое доброе время»[4]4
  «Старое доброе время» (Auld Lang Syne) – шотландская песня на стихи Роберта Бёрнса, написанная в 1788 г. Известна во многих странах, особенно англоязычных, и чаще всего поется при встрече Нового года, сразу после полуночи. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Были ли они счастливы здесь? Буду ли счастлива здесь я?

Сняв с полки кувшинчик, я наполнила его кофе, поднесла к носу… кажется, пахнет неплохо. Я отпила немного и прошла в большую комнату, где напротив белой книжной полки у стены стояли кресло с подставкой для ног и маленький столик для компьютера, на котором можно было бы разместить ноутбук. На полке стояли книги, очевидно доставшиеся в наследство от прежних жильцов – Мейв Бинчи, Стивен Кинг. Я улыбнулась, заметив среди них «Автостопом по Галактике»[5]5
  «Автостопом по Галактике» (англ. «The Hitchhiker’s Guide to the Galaxy») – серия сатирических научно-фантастических романов английского писателя Дугласа Адамса. (Прим. ред.)


[Закрыть] – когда-то одну из любимых книг Джеймса.

Крепко зажмурившись, я прошла дальше за угол, где нашла компактную стиральную машину, сушилку, бельевой шкаф и крохотную ванную комнату с душевой кабинкой и застекленным потолком. Крошечное квадратное окошечко выходило на причал и простирающееся за ним озеро. Мимо проплыла небольшая моторная лодка, в которой сидела молодая семья – маленькая девочка в розовом надувном жилете и мальчик постарше на корме рядом с отцом. Я отвела глаза, не в силах смотреть на них.

На обратном пути я заметила на стене картину с изображением старого парусника. Прищурив глаза, разглядела название «Каталина», выведенное синими буквами на его борту. Я вспомнила островок неподалеку от побережья Сан-Диего. Девять лет назад – через год после свадьбы – я побывала там по заданию «Санрайз». Мне нравилось наблюдать, как морские птицы, парившие над волнами бухты, стрелой устремлялись к волнам в поисках добычи. Джеймс сопровождал меня в этой поездке. Мы обожали лакомиться панини в маленьком прибрежном кафе… Глубоко вздохнув, я с усилием заставила себя вернуться к картине. Надутые ветром паруса кораблика гордо реяли над деревянным корпусом. Судя по яркой синеве волн, судно бороздило тропические моря. Возможно, где-то в районе Багамских островов или в другом месте Карибского моря. Куда держит путь это суденышко под названием «Каталина»? Оно выглядело так, будто устремилось в бесконечность, оно было наполнено жизнью и бесстрашно неслось вперед. Никакие якоря, никакие опасения не могли остановить его на этом пути. Я протянула руку и прикоснулась к холсту. Знаю, не стоило злоупотреблять гостеприимством и хватать все руками, но я просто не смогла удержаться. Волшебная картина словно притягивала меня. Я пробежала пальцами по очертаниям корабля, чувствуя текстуру краски, нанесенной кистью художника.

За спиной я обнаружила лестницу – она скорее походила на судовой трап, – ведущую на верхний этаж. Пригнув голову, я поднялась по ней… и через несколько секунд под моими ногами заскрипели еловые половицы верхней комнаты, служившей спальней. Там я увидела двуспальную кровать, покрытую накрахмаленным ослепительно-белым бельем, которое выглядело свежевыстиранным и тщательно выглаженным. В углу стоял старомодный комод с медными ручками в виде львиных голов. Над деревянным изголовьем постели находился иллюминатор. Он был распахнут, и я почувствовала дуновение прохладного утреннего ветерка, услышала пронзительные крики пролетающей мимо парочки диких гусей, которые на бреющем полете почти касались лапами поверхности озера.

Я осторожно спустилась вниз по лестнице в гостиную. Через застекленную створчатую дверь я разглядела покачивающуюся на волнах яхту. В офисе арендного бюро мне ничего не сказали о яхте. Ее деревянный корпус был покрыт пятнами цвета меда. Она выглядела старой, но довольно ухоженной. Я отперла дверь и вышла на палубу. У плавучего домика слева от меня я заметила мирно дремлющего золотистого лабрадора. В это время в Нью-Йорке я бы уже сидела за письменным столом в офисе и, поглощая вторую чашку эспрессо, просматривала бы оригинал-макет журнала. Я бы занималась этим до часа, пока кто-нибудь из сотрудников не утащил бы меня на ланч в кафе за углом. Там бы я что-нибудь съела, почти не чувствуя вкуса, а потом стремглав помчалась бы на рабочее место. Как обычно, просидела бы на работе до девяти вечера, когда уже появлялась команда уборщиков, и медленно потащилась бы домой. Моя пустая квартира пугала меня.

Я опустилась на деревянное кресло-лежак, откуда можно было любоваться западным побережьем озера Юнион, где на водной глади уютно расположились лодки и плавучие домики. Справа простирались покрытые изумрудной травой холмы, повсюду высились заброшенные промышленные сооружения, которые выглядели почти как скульптурные группы. Вспоминая сведения, почерпнутые из путеводителя, который я пролистала в самолете, я решила, что это, очевидно, был Гасуоркс-парк, разбитый на месте старого газоперерабатывающего завода. Потом я целый час наслаждалась зрелищем скользящих по водной глади яхт. Ветер доносил протяжные звуки скрипки, но понять, откуда они раздаются, было совершенно невозможно. Я вспомнила, как Джеймс как-то сказал, что звуки, распространяющиеся над поверхностью воды, обманчивы, и иногда можно слышать шепот, произносимый на расстоянии в полмили. Я как зачарованная внимала чудесной мелодии, когда она вдруг прервалась. За спиной послышались шаги, и мужской голос произнес:

– Генриетта!

В его голосе слышалось беспокойство, и на какое-то мгновение я испугалась, уж не произошло ли какое-нибудь несчастье. Я осторожно прошла на край палубы, чтобы посмотреть, что творится на причале. Мужчина стоял ко мне спиной. Он был высокого роста и довольно строен для своих преклонных лет. Он повернулся. Судя по усталому взгляду, ему было никак не меньше шестидесяти. Седые волосы, разделенные косым пробором, падали на лоб, как у Эрнеста Хемингуэя на фотографиях в музее в Ки-Уэст, придавая ему довольно лихой моложавый вид и своеобразную привлекательность.

Наконец он меня заметил.

– О! Вы, должно быть, наша новая соседка. – Его лицо осветила приветливая улыбка. – Прошу прощения за яхту, – продолжил он, указывая на суденышко, пришвартованное у моей палубы. – Я собирался убрать ее оттуда до вашего приезда. Понимаете, я нанял людей, чтобы починить палубу своего дома, и мне пришлось…

– Не волнуйтесь, все нормально, – ответила я, направляясь в его сторону. – Меня зовут…

– Джим, – представился он.

– Ада, – сказала я, пожимая его руку. – Я приехала вчера вечером. Сняла этот дом.

Он улыбнулся.

– Ну что ж, позвольте мне первому поприветствовать вас с прибытием на Лодочную улицу.

Я взглянула на него с недоумением.

– О, мы так называем наш причал, – пояснил мой новый знакомый.

Я улыбнулась.

– Простите, не сразу поняла. Я вижу, вы кого-то ищете? Кажется, вы звали Генриетту?

Улыбка мгновенно исчезла с его лица, он нахмурился.

– Ах да, – он потряс головой. – Хейнс, где ты там, старичок?

Я ждала, что произойдет дальше, окончательно сбитая с толку. Через минуту из-за угла робко выглянула голова селезня. Он вразвалочку поковылял к Джиму, остановившись на мгновение, чтобы посмотреть на меня.

– Понимаете, у этого самого Хейнса есть жена – прекрасная уточка по имени Генриетта. К сожалению, эта парочка часто ссорится, и прошлой ночью они учинили жуткий скандал.

Джим говорил безо всякого сарказма, словно нисколько не сомневался в том, что любовные отношения пары уток заслуживали исключительно серьезного отношения. Я с трудом сдерживала улыбку, но в конце концов рассмеялась.

– Думаете, она от него сбежала? – спросила я, изо всех сил стараясь вновь стать серьезной.

– Да нет, – ответил Джим. – Она просто сидит в каком-то уголочке и дуется. На прошлой неделе я нашел ее в каяке. Она отсутствовала целых два дня, и Хейнс был сам не свой от горя.

Джим опустился на колени перед селезнем, который тут же нахохлился и громко крякнул.

– Вы знаете, утиные пары неразлучны всю жизнь.

– Я слышала об этом, – ответила я. – Это так трогательно.

– Как бы то ни было, – продолжил он, поднимаясь на ноги, – мы надеемся, что хоть в этом году появится выводок утят.

Я невольно повторила с улыбкой: – Утят?

Он озабоченно кивнул.

– Они вместе уже целых пять лет, и пора бы уже иметь наследников.

– Будем надеяться, что в этом году у них появится желанное потомство, – тихо проговорила я.

– Вполне возможно. Во всяком случае, если увидите Генриетту, дайте мне знать. Я живу через четыре домика от вас.

– Вот как? – произнесла я, вспоминая садик, мимо которого я прошла прошлым вечером. – Значит, это вы посадили все эти цветы. Надо сказать, они просто великолепны.

– Нет, это не я, – поспешно сказал он. – Это сад моей матери. Мои родители живут в соседнем от вас домике. А я вырос на этом причале. – На несколько мгновений он погрузился в раздумье. – Я надолго уезжал отсюда, но когда в прошлом году соседний домик был выставлен на продажу, я решил его купить.

Джим пристально смотрел на причал, словно восстанавливая в своей памяти картину пятидесятилетней давности.

– Когда я уехал, то поклялся, что больше никогда не вернусь. Полагаю, в восемнадцать лет все так думают. – Он пожал плечами. – За эти годы я усвоил лишь одну истину – время все лечит. – Джим сделал вид, что внимательно изучает цветы перед родительским домом. – Несмотря ни на что, дом есть дом. И сердце всегда принадлежит ему.

Я неуверенно кивнула в знак согласия, думая о родительском доме. Уже много лет я не была в Канзас-сити. Мне неприятно было вспоминать о причине, по которой я избегала поездок туда, я старалась вытеснить ее из своего сознания, словно заливала тлеющие угли водой. Нью-Йорк… Нет, он теперь тоже не может считаться моим домом. В настоящее время я не привязана ни к одному месту в мире.

– Во всяком случае, мне просто необходимо было вернуться. У родителей плоховато со здоровьем. Прошлой осенью мама сломала бедро. Слава богу, сейчас она уже на ногах, но все еще очень слаба. А у отца проблемы с памятью. Правда, временами наступает улучшение.

– Мне очень жаль, – искренне произнесла я, вспомнив о собственных родителях, и на минуту почувствовала раскаяние из-за той стены молчания, которую я невольно выстроила между нами. Просто я не могла сейчас слышать их голоса, видеть их лица – на них ясно отражалась та боль, которую я испытывала сама. За год до того, как произошла трагедия, мы летом навещали их… Я на секунду прикрыла глаза и отчетливо увидела Эллу…

Туманный, обычный для Среднего Запада теплый вечер… моя девочка весело прыгает по двору, пытаясь поймать светлячков. Вот она подбегает ко мне со сложенными вместе ладошками. «Смотри, мама, – ее звонкий голосок отчетливо раздавался в моей голове, как будто это происходило в действительности. – Я одного поймала! Как мы его назовем?»

Я улыбаюсь и отвожу ее в дом. Там на кухне в буфете мы находим старую стеклянную банку с крышкой, и я показываю дочери, как правильно оборудовать домик для светлячков, положив на дно несколько веточек и листьев и проделав отверстие в металлической крышке с помощью острого столового ножа, чтобы крошечное создание могло дышать. «Ну вот, – говорю я, – теперь у тебя есть собственный светлячок». Она прижимает носик к стеклу. «Можно мы возьмем его домой в Нью-Йорк?». Я качаю головой. «Нет, милая, – мягко говорю я. – Пусть он живет здесь».

Мне не пришлось тогда пускаться в долгие объяснения – она все понимала. Элла понимала жизнь гораздо лучше других маленьких девочек ее возраста. Я вздыхаю, вспоминая о том волшебном лете, о Джеймсе, моих родителях, которые установили на заднем дворе новые качели специально для Эллы – своей единственной внучки. Нет, я просто не могла видеть родителей. Поэтому когда они позвонили, я не сняла трубку, и повторяла это много раз. В конце концов я написала им письмо, где пообещала, что позвоню, когда буду готова. Но я представить себе не могла, когда это случится.

Джим посмотрел вниз на селезня Хейнса и расплылся в улыбке.

– Знаете, как бы то ни было, хорошо, что они рядом со мной.

– Конечно, – безучастно ответила я.

– А как насчет вас? – неожиданно спросил он. – Что вы считаете своим домом?

Мой взгляд устремился вдаль, как будто я и в самом деле могла рассмотреть свою квартиру на Манхэттене за очертаниями высоких зданий Сиэтла, а затем повернулась и взглянула своему собеседнику в лицо.

– Мне приходилось жить во многих местах, – ответила я.

– Понятно, – произнес он. Его глаза как-то таинственно светились, как будто бы он понимал, о чем идет речь, как будто бы у него была собственная тайна. – В таком случае вам должно здесь понравиться.

– Надеюсь на это, – ответила я. – Кстати, не подскажете, где тут ближайший магазин, где можно было бы купить самое необходимое?

Джим понимающе кивнул и указал на улицу прямо за причалом.

– Магазин Пита, – ответил он. – Через несколько кварталов отсюда. Он его держит уже тысячу лет. Между прочим, там прекрасное вино. И, учтите, если вам что-то срочно понадобится, вы всегда можете заскочить ко мне. Мы здесь привыкли помогать друг другу и всегда готовы поделиться хлебом, яйцами или молоком.

Я не могла не улыбнуться.

– Благодарю вас.

Я снова повернулась к озеру, а затем обратила взгляд на улицу, идущую вдоль причала.

– Вчера вечером, когда я приехала, было темно, поэтому я еще плохо ориентируюсь. Не могли бы вы пройтись со мной и показать, что где находится?

Он согласно кивнул.

– Охотно. Лучшая кофейня в Сиэтле находится как раз на холме в Истлейк, и советую вам обязательно наведаться в итальянский ресторан «Серафина».

– Звучит весьма заманчиво, – сказала я. Если бы Джеймс был сейчас здесь, он бы уже разыскал этот ресторанчик и заказал бы столик на двоих на этот вечер.

– На всем Восточном побережье вы не найдете более дружелюбных соседей, чем у нас.

Он повернулся к Хейнсу, который, казалось, внимательно слушал нашу беседу.

– Ну что ж, я, пожалуй, продолжу поисковую экспедицию, – произнес Джим и, порывшись в кармане, извлек оттуда корочку хлеба. – Его любимое лакомство – черствая итальянская лепешка.

– Надеюсь, вы найдете его подругу, – произнесла я. Хейнс наклонил голову, как будто понял, о чем я говорю.

Джим улыбнулся в ответ.

– После обеда я отгоню яхту на свой причал.

– О, пожалуйста, не беспокойтесь, – ответила я. – Мне она ничуть не мешает. И даже придает определенный колорит.

Он потер лоб.

– Ну, если вы не возражаете…

– Я даже настаиваю, чтобы вы ее здесь оставили, – уверила его я.

– Наша «Каталина» стала достопримечательностью этих мест. У нее своя история.

Я недоуменно посмотрела на собеседника. Видимо, название яхточки было написано на другой стороне. Но я тотчас же вспомнила картину на стене. «Каталина»?

Он широко улыбнулся.

– В моем домике, – медленно произнесла я, указывая на застекленные двери, – висит картина…

– Я знаю, – поспешно сказал он, и я увидела, как сверкнули его глаза. – Ну что ж, буду рад снова вас видеть, соседка.

Глава 3
Пенни Уэнтуорт

Сиэтл, 8 июня 1959 года

Декстер снова ушел. Я поднялась, вышла на палубу перед плавучим домиком и опустила ноги в холодную воду. Палуба, как всегда в утренние часы, покачивалась. В это время лодки покидают южную часть озера и направляются к шлюзам. Почему-то когда это происходит, я чувствую себя одинокой и покинутой.

Я посмотрела направо, где мой новый сосед из ближайшего домика возился с новой лодкой, он сам ее строил. Сейчас он полировал рейки песком, и движения его были размашистыми, но плавными. Я наблюдала за ним, словно загипнотизированная, пока он внезапно не поднял на меня взгляд и не расплылся в улыбке. От смущения я покраснела и поспешила отвести взгляд. Еще слишком рано, и по негласным правилам в эти утренние часы люди обычно занимаются личными делами на причале. Я довольно долго смотрела на волны озера, а потом снова взглянула на причал, где трудился Колин. На нем была белая майка с треугольным вырезом, на которой проступали пятна пота. Я могла различить очертания его груди, мускулы, выступающие под тонкой хлопковой тканью. Он вытер лоб тыльной стороной ладони. Я быстро отвела взгляд, чтобы наши глаза не встретились. И принялась болтать ногами в прохладной воде озера – темного, как чаша, наполненная кобальтово-синей, местами даже черной краской. Я наклонилась вперед и попыталась, как не раз это делала, проникнуть взглядом под поверхность воды, в ее темную глубину. Напрасные усилия – я снова увидела лишь свое отражение, расплывчатое и искаженное. Я едва узнала себя, и в этот момент снова задумалась о том, что, возможно, мне суждено закончить свои дни здесь, в этом плавучем домике в полном одиночестве.

* * *

А ведь с Декстером я познакомилась абсолютно случайно. Этого бы никогда не произошло, если бы он не забыл дома свой портфель. Или если бы я не вышла за кофе для учительницы ровно в девять тридцать утра. Или если бы строительная бригада на Пятой авеню не перегородила Мэдисон-стрит. Или если бы не пошел дождь. Если бы не все эти обстоятельства, наши пути никогда в жизни бы не пересеклись.

9 марта 1956 года Декстер Уэнтуорт въехал в мою жизнь прямо на такси. Он опустил окно.

– Садитесь – незачем мокнуть под дождем. Я отвезу вас, куда вам надо.

Он был лет на двадцать старше меня и просто пугающе красив – с мужественным подбородком, точеными чертами лица и густыми темными волосами. Голос его был ровным и низким. Спокойный и уверенный в себе мужчина с внешностью киногероя.

– Но мне надо лишь добежать до кафе за углом, – пыталась сопротивляться я, приглаживая взлохмаченные волосы. Что на этот счет подумала бы мисс Хиггинс? Несомненно, в частной школе для девушек из приличных семей было запрещено даже разговаривать с незнакомым мужчиной, не говоря уж о том, чтобы сесть с ним в одно такси. Но дождь все усиливался, а он открыл дверь автомобиля и протянул мне руку.

– Ну, хорошо, – сказала я. – Благодарю вас.

В такси было тепло и приятно пахло смесью одеколона и сигарного дыма.

– Что такая прекрасная девушка делает на улице под проливным дождем?

– Я пошла за кофе, – сказала я. – Для моей учительницы.

Было заметно, что наш разговор его забавляет.

– Учительницы?

– Ну да, – сказала я. – Я учусь в Академии мисс Хиггинс.

Он улыбнулся еще шире.

– Это школа-пансион для девушек, не так ли?

Мои щеки вспыхнули. Мне не понравился тон, которым он произнес эти слова. И, если начистоту, мне не нравилась сама мысль о том, что я училась в этом заведении. Это мама настояла на моей учебе в пансионе. Она утверждала, что для девушки из южной части Сиэтла единственный шанс выйти замуж за приличного человека – это поступить в Академию мисс Хиггинс. Выйти замуж. А я никогда не думала о замужестве. Но мама хотела, чтобы я получила в жизни все, чего была лишена она сама. Поэтому я подчинилась ее воле.

– Это у вас сегодня задание такое – сходить за кофе?

Я нахмурилась, не зная, что ответить, и в этот момент такси остановилось рядом с кафе «У Бетт».

– Спасибо, что подбросили, – сказала я, протягивая руку к двери.

– Подождите, – произнес он. – Я вовсе не хотел вас обидеть. Послушайте, позвольте мне угостить вас кофе.

Я испуганно посмотрела на него.

– Нет, благодарю вас, мистер…

– Уэнтуорт, – уточнил он. – Декстер Уэнтуорт. – Почему его имя показалось мне таким знакомым?

Я кивнула и вышла из такси.

– Не торопитесь, – сказал он, опуская окно. – Вы не можете уйти, не назвав мне своего имени.

Я помедлила. Впрочем, чем мне это грозит? Я же его больше никогда не увижу.

– Меня зовут Пенни, – представилась я. – Пенни Лэндри.

– Рад с вами познакомиться, мисс Лэндри.

* * *

Я не стала ничего рассказывать подружкам в классе о встрече с Декстером Уэнтуортом, но они сами начали что-то подозревать, когда после обеда в тот день в пансион доставили огромную вазу с роскошными темно-розовыми лилиями, которые вызвали всеобщее восхищение. К букету была прикреплена записка. «Приглашаю на ужин в «Олимпик» сегодня вечером. Заеду за вами в восемь. Декстер».

Сначала я возмутилась его бесцеремонностью и подумала, что этот тип проявляет изрядную самоуверенность, рассчитывая, что я соглашусь на встречу. Потом девочки столпились вокруг меня, охая и ахая от восхищения. Тут мисс Хиггинс – высокая, худощавая, с седыми волосами, уложенными в тугие локоны, и безупречно наложенной губной помадой, удосужилась прочитать текст на визитной карточке. Скептическое выражение на ее строгом лице внезапно улетучилось.

– Ты же знаешь, кто этот мужчина, не так ли, Пенни?

Я непонимающе замотала головой.

– Это Декстер Уэнтуорт, – продолжила она. – Художник. Его картины выставлены в галереях по всему миру. Самый завидный жених в Сиэтле. – Она недоуменно потрясла головой, словно пытаясь понять, каким же образом мне удалось поймать такую добычу.

– Мы познакомились сегодня утром, – заявила я вызывающим тоном. – Он подбросил меня до кафе. – Девочки просто рты пооткрывали от удивления. – Потому что шел дождь, – добавила я.

– Ну, я сейчас просто позеленею от зависти, – воскликнула Сильвия. – Подумать только, ведь это я могла пойти за кофе вместо тебя. Везет же некоторым!

Мисс Хиггинс похлопала Сильвию по спине.

– Пусть это послужит тебе уроком, – сказала она. – Пенни превосходно справилась с курсовой, и, посмотрите, какую награду она получила!

Я усмехнулась. Ну, конечно же, мисс Хиггинс никогда не упустит возможности прочитать нравоучения!

– Сильвия, а тебе, пожалуй, после обеда стоит попрактиковаться, как правильно наносить макияж. Видишь ли, ты с завидным упорством накладываешь румяна слишком высоко на скулах, и из-за этого лицо кажется слишком угловатым.

– Да, мэм, – сказала она, поспешив удалиться в туалетную комнату.

– Вивьен, – обратилась мисс Хиггинс к самой младшей девочке-толстушке, которой только-только исполнилось семнадцать.

– Да, мисс Хиггинс? – пропищала Вивьен тоненьким голоском.

– Я заметила, что ты снова лакомишься пирожными, – с упреком в голосе произнесла директриса. – Мне кажется, мы с тобой уже обсуждали новый режим питания.

– Да, мэм, – промямлила девочка, опустив глаза.

– Что ж, придется тебе лишний час заниматься гимнастикой.

– Конечно, мисс Хиггинс, – покорно согласилась Вивьен, направляясь к лестнице.

– Что касается тебя, Пенни, – сказала мисс Хиггинс, умильно складывая ладони и одаривая меня такой улыбкой, словно я была лучшей ученицей в классе и ее любимицей. – Мы проведем остаток дня в подготовке к этому очень важному событию в твоей жизни.

* * *

Когда три месяца спустя Декстер сделал мне предложение руки и сердца, я не стала отказываться. Если подумать, какой у меня был выбор? Когда мужчина опускает бриллиантовое ожерелье в вашу ладонь со словами: «Примерь-ка это – оно будет смотреться на тебе потрясающе», конечно же, вы улыбнетесь и приложите его к шее, с восторгом любуясь своим отражением в зеркале. Поэтому я, не раздумывая, приняла его предложение, возможно, даже не успев понять, влюблена ли я в Декстера Уэнтуорта на самом деле или мне просто нравилась сама мысль о влюбленности. После того как головокружение первого этапа ухаживания несколько утихло, я смогла увидеть его таким, каким он был на самом деле: чувствительным, безумно талантливым и очень заботливым человеком, который искренне меня любил и которого я тоже полюбила. Мы расскажем об истории нашей любви своим детям, и они будут смеяться, слушая нас. Мы просто обречены жить долго и счастливо, как в сказке, – по крайней мере, так мне тогда казалось…

Я чуть не лишилась чувств, когда мама затягивала шнуровку моего свадебного платья.

– Вот дитя воды и приплыло к своему берегу, – сказала она мне, пока я разглядывала свое отражение. Помнится, я тогда быстро отвела глаза от зеркала.

После свадебного торжества Декстер на руках перенес меня через порог, который слегка покачивался. У него был дом на Куинн-Энн-Хилл, но он предпочитал жить в плавучем домике на озере Юнион. Декс утверждал, что здесь ему легче творить, волны озера улучшают творческий процесс и помогают думать. Я помню ощущение качки, когда он опустил меня на пол, хотя, возможно, дело было не только в озерной ряби – просто у меня кружилась голова. Разглядывая гору холстов и других атрибутов художника, письменный стол темного цвета, расставленные по углам весла, покрытые яркой краской, и вырезанные из дерева фигурки рыб – подарки от друга-художника, потомка американских индейцев, я задумалась о том, каким образом может такая женщина, как я, вписаться в этот очень мужской антураж. Но в этот момент Декстер повернулся ко мне.

– Не беспокойся – ты можешь здесь все изменить. – Он всегда был щедр и великодушен.

Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить, как он смотрел на меня тогда, с какой любовью и страстью.

В этот момент из кухни раздался звон таймера духовки, это отвлекло меня от воспоминаний. Я совсем забыла о булочках с черникой. Вытащив ноги из воды, я вбежала в дом, поспешно схватила кухонную рукавицу и вытащила из плиты пышущие жаром булочки, распространяющие умопомрачительный аромат. На прошлой неделе я поведала Декстеру о том, что мечтаю открыть булочную-пекарню, но он лишь рассмеялся в ответ.

– Да ты уже через пять минут возненавидишь это занятие, – сказал он, напрочь отметая эту идею.

– Это неправда, – возразила я. Он похлопал меня по коленке.

– Дорогая, я тебя знаю. Это занятие тебе очень быстро наскучит.

Я не могла объяснить ему, что уже давно испытываю смертельную скуку. У Декстера была его живопись. А у меня… ровным счетом ничего. Мама всегда говорила, что я должна быть благодарна судьбе за возможность не утруждать себя работой. Она твердит, что любая женщина пошла бы даже на убийство, чтобы оказаться в моем положении. Но мне так хочется найти себе хоть какое-то занятие. Закончив убирать дом, чинить одежду и гладить белье, я начинаю просто маяться от безделья. Мне нужно что-то гораздо большее.

Я застыла, уставившись на противень с булочками. Меня мучила мысль – а вдруг Декстер прав? Что я вообще знаю о том, как вести свое дело? Я тряхнула головой и переложила булочки с противня на охладительную решетку, выбрала три и завернула их в белоснежное кухонное полотенце. Угощу-ка ими Колина, нового соседа по Лодочной улице. Мне одной не съесть столько, и кто знает, когда Декс вздумает вернуться домой, а зачем добру пропадать?

Я побежала к задней двери, чтобы обуться, и вдруг услышала шарканье ног по палубе.

– Привет! – сказала я, выглядывая из задней двери. – Кто там?

Я увидела маленького Джимми Клайда, который сидел, прислонившись к стене домика. Он подтянул колени к груди и спрятал в них лицо. Джимми был восьмилетним сыном Наоми и Джина Клайдов, которые жили за три плавучих домика от меня, если идти вдоль причала. В выходные Джимми любил сидеть с удочкой на палубе прямо перед моим окном. В прошлую субботу ему удалось поймать форель, и я помогала ему ее почистить. Пока я жарила форель на чугунной сковороде, он сидел, болтая ногами, на высоком табурете за кухонной стойкой. Я подала рыбину на обед с маслом и петрушкой, и Джимми сказал, что это самый вкусный обед, который он когда-либо ел. Это был прекрасный комплимент, учитывая, что его мать готовила просто божественно.

– О, дорогой, – сказала я, бросаясь к нему. – Что случилось?

– Мама меня ненавидит, – произнес малыш, вытирая слезы.

– Этого не может быть, милый, – сказала я, гладя его по голове. – Как можно тебя ненавидеть?

– А почему она сказала папе, что хочет отослать меня в интернат?

Я покачала головой.

– Уверена, что она вовсе не это имела в виду.

Он посмотрел на меня.

– Но она же это сказала. Они не знали, что мне все слышно из верхней комнаты, когда они разговаривают внизу.

Джимми – единственный ребенок на нашем причале. Совершенно понятно, что он не вписывается в мир своих родителей – мир вечеринок с коктейлями, карьерных достижений, где все тщательно спланировано. Однажды мне довелось видеть его мать, Наоми, когда она случайно наступила на одну из игрушек Джимми, валявшуюся на кухонном полу во время званого ужина. Я была потрясена выражением ее лица – оно до сих пор стоит у меня перед глазами. Создавалось такое впечатление, что у нее аллергия на собственного сына.

Джимми внезапно поднял голову.

– Я знаю, что делать! – воскликнул он.

– Что же? – спросила я, стараясь улыбнуться как можно беззаботнее.

– Я могу перейти жить к тебе. Ты будешь моей мамой.

Мое сердце чуть не разорвалось. Я крепко сжала его ручонку.

– Я была бы счастлива, если бы могла быть с тобой все время, но твои родители слишком тебя любят, чтобы отдать тебя кому-то другому. Ты же сам это знаешь, милый.

Он послушно кивнул, но взгляд был отсутствующим. Этот мальчик безумно одинок. Как и я.