Текст книги "Свободная. Там, где нет опасности, нет приключений"

Кажется, снаружи происходит что-то страшное. Достаточно было приоткрыть застежку всего на пару сантиметров, чтобы понять, что это настоящий кошмар! Худшее, что может быть, как я подумала на тот момент (но будущее убедило меня в обратном). Всего в нескольких метрах отсюда в мою сторону движется темная стена града – худшего врага палатки! Я быстро надеваю ботинки, чтобы эвакуироваться в случае необходимости. Когда я обулась, мой тряпичный домик начал натягиваться у основания. Я открываю молнию и в ужасе вижу оползень, который сметает все на своем пути. Мгновенно меня переполняет адреналин. Мне нужно действовать очень быстро. Палатка издает звуки, которых я никогда раньше не слышала: она сражается. Изо всех сил бросаю рюкзак на соседний выступ. Я не могу в это поверить! Я напрягла каждую клеточку своего тела, чтобы втянуть наверх тележку до того, как этот монстр поглотит ее и меня вместе с ней. Я сражаюсь, меня так просто не взять. Бросаюсь на землю, встаю на четвереньки и изо всех сил вцепляюсь руками в одну из ручек своей тележки. Сила оползня просто неимоверная. Земля под ступнями осыпается, я раз за разом хватаюсь за ручку, которая выскальзывает из рук. Это длится всего несколько минут, но мне кажется, что прошла целая вечность. Затем все внезапно останавливается, гроза прекращается так же резко, как и началась. Мягкий спокойный дождь омывает мое лицо. Монстр ушел! Я расслабляюсь и всем телом расползаюсь по земле. У меня не осталось сил, но я не выпускаю из рук тележку, которая, кстати, в полной целости и сохранности. Я издаю победный крик! Я выиграла эту битву.

Я кричу: «Монголия, тебе меня не взять!»

Я смогла спасти свой рюкзак и тележку. Все произошло так быстро. Промокшая и измазанная серой глиной, я нахожу свою палатку, наполовину погребенную в земле.

От нее мало что осталось – грязная мокрая тряпка. Куски града размером с мяч для пинг-понга уничтожили ее, у палатки просто не было шансов. Она отважно держалась. Я откапываю ее, чтобы посмотреть, что можно спасти, но спасать-то толком и нечего.

Я достаю свою видеокамеру, чтобы запечатлеть этот момент безысходности: девять часов вечера, у меня нет крыши над головой, я не знаю, где буду спать, мне холодно, и адреналин уже покинул мои вены.

Я решаю делать то, что умею: идти, чтобы согреться и, возможно, найти скалу, которая сможет защитить меня от ветра. Сейчас мне просто нужно пережить эту ночь, все остальное я решу завтра.

Я делаю первый шаг. Команды здесь нет, моей палатки тоже, я промокла, а вскоре ночное покрывало накроет темнотой все вокруг. С концентрацией кота, который сидит перед мышиной норой, я тороплюсь найти любой намек в рельефе, как неожиданно появляется кочевник на лошади. Впервые я рада видеть кочевника после девяти часов вечера! Он жестом указывает следовать за ним, в ответ я просто киваю. Мы движемся вперед – он на лошади, я толкаю тележку. Мы приближаемся к реке. Он показывает на свои юрты, которые стоят на другом берегу. Я понимаю, что в сегодняшнем списке дел я упустила одну очень важную вещь – поплавать! Я улыбаюсь. Подумать только, два часа назад я думала, что этот день уже закончился!

Река переполнена и продолжает разбухать прямо на наших глазах. Я передаю рюкзак на спину всадника, которому это совсем не нравится, но тем не менее он делает первую переправу и выносит мою поклажу на другой берег. Вода настолько высока, что его лошади приходится плыть. Он возвращается за тележкой, потом за мной.

Но последняя переправа верхом на лошади слишком опасна: уровень воды продолжает расти, а течение становится все сильнее. Кочевник отказывается брать на себя такую ответственность, и я его прекрасно понимаю. Мне остается только плыть самой. И чем быстрее, тем лучше. Я ухожу на триста метров вверх по течению. Думаю, этого достаточно. Я рассчитываю свою примерную траекторию: принимая во внимание силу потока, я должна выплыть прямо перед юртами. Я уже почти собираюсь лезть в воду, когда слышу свист с другого берега. Улыбающийся молодой человек на лошади устремляется в воду. Животное плывет с трудом, раздув от напряжения ноздри. Все еще улыбаясь, всадник оказался на моем берегу и готовит свою лошадь к обратному путешествию. Не говоря ни слова, я направляюсь к нему, он хватает меня за руку и с невероятной силой забрасывает на спину лошади. Он приказывает мне держаться за его талию, поскольку я сижу на крупе лошади. И как же это несчастное животное будет сражаться с потоком с двумя всадниками на спине? Мы переправляемся на другой берег, нам навстречу выбегают возбужденные зрелищем дети, собаки приветствуют нас лаем, а глава семьи улыбается. Я сердечно благодарю всех, включая лошадь. Небольшая группа людей устремляется в юрту, а я тащу свои вещи. Улыбаясь, говорю себе, что хотя бы сумела избежать ледяной ванной. Грязь забралась и в юрту. Весь пол покрыт толстым слоем грязи, а по нему ползает женщина с длинными черными волосами с ведром и лоскутом ткани в руках. Она очень худая и слабая, волосы прилипают к мокрому от пота лицу. Ей никто не помогает. Я останавливаюсь, чтобы поприветствовать ее и подать ей руку, но младшие девочки решительно останавливают меня. Все они – и мужчины, и дети – позволяют ей одной ломать спину в течение часа, пока она убирает пол юрты.

Мне очень жаль ее. Несколько сантиметров грязи на полу нетрудно было бы убрать хорошей метлой, но в ее распоряжении есть только лоскуток.

Гораздо позднее эту сцену объяснили мне следующим образом: женщины отвечают за то, что происходит в юрте, а мужчины – за то, что происходит за ее пределами, и никто никогда не вмешивается в дела другого.

Девочки десяти и двенадцати лет играют роль хозяек и задают мне сотни вопросов, для них мой приход – настоящее событие. Я достаю свой небольшой словарь, все усаживаются в круг на небольшие пеньки перед входом в юрту. Вокруг нас повсюду грязь, а дневной свет потихоньку гаснет. Незадолго до того, как ночь полностью вступает в свои права, женщина просовывает руку в единственное отверстие в юрте и дает нам знак, что можно заходить. Она развела огонь, и на небольшой печке в центре жилища стоит и дымится большое блюдо, которое источает запах теплого молока. Женщина просит девочек что-то принести ей, затем садится на землю, чтобы растолочь плитку прессованного чая. В правой руке она держит гладкий, не раз использованный камень, которым умело и методично дробит чай, собирая россыпь на кусочек ткани. К моему большому удивлению, молодой человек, который пришел мне на помощь со своей лошадью, не является членом семьи, поскольку сидит на гостевой стороне. Мне холодно, я истощена и промокла. Девочки возвращаются с высушенным навозом и разжигают огонь. Как только они справляются с этим, сразу же подсаживаются ко мне: младшая кладет голову мне на колени, а старшая – на плечо. Мне кажется, что это очень удручило молодого человека, который посадил меня на свою лошадь. Я не привыкла так близко общаться с незнакомыми мне людьми. Жизнь в клане очень сильно отличается от моего одиночного образа жизни.

Чай готов. Его подают в миске, поэтому приходится ждать, пока чай выпьет кто-то один, а затем передаст миску дальше. Таким образом все, кто укрылся здесь в эту неспокойную ночь, могут насладиться миской горячего чая. В течение всего этого ритуала я не вижу и тени нетерпения на лицах присутствующих. Миску много раз наполняют жидкостью, которая приятно согревает горло. Теплый пар, который поднимается от блюда с молоком, обогревает юрту изнутри, и здесь заметно теплеет. Я очень хочу спать, глаза закрываются сами собой, хотя я пытаюсь удержаться от этого. Решаю поблагодарить хозяйку и знаками объясняю ей, что не буду есть, так как засыпаю на ходу. Не дожидаясь ответа, быстро разворачиваю свой матрас в дальнем левом углу у двери. Я знаю, что они не проснутся до девяти утра, а мне придется уйти гораздо раньше. Поворачиваюсь к ним спиной и стараюсь уснуть. Я слышу, как хозяйка дома гремит кастрюлями: она собирается накормить восемь человек отварной бараниной. Все ложатся спать около двенадцати с полными животами. Когда звуки стихают, я наконец проваливаюсь в глубокий сон. Внезапно чувствую, как чья-то рука ползет по спальному мешку и хватает меня. Я вскакиваю и поворачиваюсь быстрее, чем блинчик на сковородке: это рука моего соседа, который спал рядом со мной. Я грубо, но тихо отталкиваю его. Через пять минут после первого инцидента он повторяет свою попытку, но на этот раз я лежу с открытыми глазами. На его языке приказываю ему остановиться. Через несколько минут мои глаза снова слипаются, но тут я слышу кваканье. Передо мной огромная жаба. Она неподвижно сидит прямо возле головы и смотрит на меня. Видимо, она пробралась под краем юрты, который слегка приподняли над землей, чтобы высохла грязь.

От перевозбуждения я начинаю истерически смеяться, поэтому приходится зарыться в своем спальном мешке, чтобы никого не разбудить.

Подытожим: если я повернусь направо, то найду сексуально озабоченного молодого монгола, а если повернусь налево, то увижу доисторическую жабу размером с мою ладонь. Как раз в это время по моей спине опять начинает бродить чужая рука. Время действовать! Не поворачиваясь, я изо всех сил ударяю кулаком в сторону своего соседа. Я не знаю, куда я ударила, но, судя по его болезненному стону, попала точно в цель. Продолжаю смотреть на жабу, которая, несмотря на слизь, кажется мне все лучше и лучше. Я сделала свой выбор без лишних колебаний: я выбираю жабу.

И все же я рада провести ночь в сухом месте под крышей. Позволяю себе упасть в объятия сна, который давно меня ждал. Моя последняя мысль в этот день: «Спасибо, что я сплю под крышей!»

Наконец закрываю глаза, как и все остальные, но тут со стуком открывается дверь. Хозяйка дома подскакивает со своего места и включает фонарик. Два толстых монгола в щеголеватых городских костюмах расселись у огня и стали кричать, по привычке не обращая внимания на позднее время и людей, которые спят. Женщина садится, разводит огонь и готовит им еду. Я снова открываю глаза и слышу, как трещит огонь. Слышу, как мужчины рассказывают о своих приключениях, и понимаю, что они оказались в затруднительном положении, потому что не смогли пересечь мост выше по течению. «Там повсюду вода», – кричит более низкий из двоих. Муж хозяйки тоже просыпается и присоединяется к группе у огня.

До восхода они едят и развлекаются.

Ложатся спать лишь с первыми лучами солнца. Я желаю доброго утра своей жабе, которая за ночь не сдвинулась с места, и поворачиваюсь. К моему большому удивлению, моего соседа нет на месте. Почти сразу я слышу, как лошадь галопом удаляется от юрты. Может быть, я поставила ему синяк. Выбираюсь из юрты как можно тише и нахожу свою тележку там же, где ее и оставила, – под брезентом. Я ищу набор для шитья, который взяла с собой как раз для таких случаев.

В это время одна из собак подходит поприветствовать меня, и я останавливаюсь, чтобы погладить ее. Дверь открывается, и наружу выглядывает женщина: «Что вы делаете на улице так рано? Скорее заходите внутрь, здесь тепло. Я приготовлю вам чай».

Я отказываюсь с вежливой улыбкой, благодарю ее за гостеприимство на ломаном монгольском, которым с горем пополам смогла овладеть, затем жестом прошу ее вернуться в юрту и еще немного поспать. Она улыбается мне в ответ. Я даю ей набор для шитья, резиновую повязку и несколько платков. Женщина благодарит меня и несколько раз обматывает ими голову. Теперь она выглядит совсем иначе, привлекательно, несмотря на недостаток сна. Она помогает мне надеть рюкзак и провожает меня несколько сот метров. Дальше я иду одна.

Я направляюсь на север. Согласно моим предположениям, мне нужно пройти несколько километров по грунтовой дороге. Здесь все затоплено, и, чтобы продолжать свой путь, мне нужна палатка. По пути я взвешиваю все «за» и «против» и решаю вернуться в лагерь своего франкоговорящего друга. Оттуда я смогу связаться со своим посредником из Улан-Батора и попросить его выслать мне новую палатку.

Я добираюсь до лагеря к концу дня. Везде плавают обломки, все погрузилось в разруху. Юрты, которые расположены на холме, избежали наводнения, но гроза снесла три другие. Владелец как раз сидит на крыше одной из юрт и пытается укрепить ее при помощи веревок. Я снимаю свою поклажу и бегу, чтобы подать ему руку. Снова поднялся ветер, и любое движение стало опасным. Когда последняя юрта снова установлена, хозяин приглашает меня внутрь, чтобы выпить чаю, и рассказывает мне про грозу, град и молнии. «Весь регион затопило, вы не сможете никуда пойти. Машины не ездят, дорога закрыта», – поясняет он. Он тихий и грустный. Я рассказываю ему о своих приключениях, о том, как пересекла реку на лошади и как выбрала жабу, а не молодого человека. Он тут же начинает смеяться так громко, что забывает о собственных неудачах. Затем говорит: «Добро пожаловать в Монголию!»

Я остаюсь у него на три дня, пока жду запасную палатку. Погода плохая, будут еще грозы и дожди. Он предлагает мне выбрать другой маршрут, где не бывает наводнений: на запад до мини-перевала, а затем на юг. Через несколько километров я выйду на тропу, которая приведет меня в Хархорин. По моим картам он показывает мне, как далеко разлилась вода, и предлагает подбросить меня до станции. Там я уже буду в безопасности, но мне придется подождать, пока вода немного сойдет, чтобы мог проехать его полноприводный внедорожник с высокой подвеской. Тщательно изучив карты, я понимаю, что это мой единственный выход. Я не хочу застрять здесь на три месяца! Новый маршрут длиннее на пятьдесят километров, но я хотя бы смогу отсюда выбраться. Тем временем мой монгольский консультант не нашел ни единого транспортного средства, которое движется в мою сторону. «Люди не сумасшедшие, никто не хочет ехать туда, где потоп!» Но по своей инициативе он послал одного из своих парней на машине, чтобы передать запасную палатку, которую он обычно использует для своих походов. Кажется, все прекрасно складывается.

Ранним утром через два дня мой монгольский друг просит у меня денег, чтобы заправить машину, на которой он собирается отвезти меня до станции. Ему нужно отправиться на восток в небольшой городок и вернуться с наполненным баком. Только потом можно будет ехать.

После обеда того же дня с многократными остановками из-за сомнительного проезда мы наконец добираемся до станции, которая, согласно моему GPS, расположена в 75 километрах западнее лагеря. Водитель высаживает меня, не заглушая мотор, и сразу же поворачивает обратно из страха, что вода поднимется выше и он не сможет добраться домой. Когда мой друг уезжает, он машет мне рукой в открытое окно машины. Я смотрю, как автомобиль медленно удаляется и исчезает за горизонтом. Вокруг меня расстилается бескрайняя степь. Наводнение осталось позади.

Я готова броситься в открывшуюся передо мной равнину, как бросаются в море на спасительном плоту. На несколько сотен километров впереди нет никакого убежища: ни скал, ни деревьев, ни деревень.

Дни сменяются ночами, и вскоре я теряю им счет. О времени, которое мне нужно знать, меня информирует только луна. Какая польза мне от того, что я буду знать, что сегодня вторник? Постоянный ветер иссушает меня изнутри, словно червь. Ветер настолько сильный, что по ночам я прикрепляю к палатке утяжелители, чтобы ее не унесло. Меня может сдуть в любой момент. На мне начинает негативно сказываться недостаток сна, как физически, так и духовно. Я борюсь, терплю, медитирую и сражаюсь изо всех сил. Сражаюсь час за часом и жду, что дневной свет избавит меня от этих мытарств.

Но именно эти события, вместе взятые, крепкими и невидимыми нитями привяжут меня к этой земле. Каждый день я вижу табуны. Часто просыпаюсь под топот галопирующих вокруг моей палатки лошадей, иногда они сопровождают меня по несколько километров и радуются моей компании. В определенные моменты я даже чувствую себя частью их табуна, словно меня приняли за свою. Представляю, как свободным галопом несусь по степи без рюкзака и тележки. Даже чувствую, как ветер развевает мою гриву. Вот такие у меня мечты.

Я обожаю этих животных, они великолепны. Я много времени провела, наблюдая за ними (интересно, люди, которые едят конское мясо, хоть раз смотрели им в глаза?), и все же я слабею, оставшись наедине с этим огромным пространством и ветром, который действует мне на нервы. Но как будто мне было мало всех этих экстремальных условий, вдобавок ко всему приближается новая гроза.

Сегодня я никуда не иду и ни с кем не борюсь, а сижу в своей палатке и счастлива. Я расположила палатку прямо на ветру и знаю, что он еще трижды сменит направление, последний раз около девяти часов вечера. Мой тряпичный домик ничем не защищен: нет ни скалы, ни углубления в земле. В эту ночь мне опять придется смириться с ветром.

Я сижу, скрестив ноги, перед палаткой, у моих ног кипит чай. Внезапно я подпрыгиваю, потому что справа от моей палатки оказывается всадник на галопирующей лошади, которую он резко осаживает. Лошадь ухоженная, с карамельного цвета шерстью, я сама не замечаю, как улыбаюсь ей. Затем обращаю свой взгляд на всадника. Это молодой мужчина в потертой коричневой накидке. Я с трудом распознаю восемь традиционных фигур в форме бриллианта. Пояс, который скрепляет накидку, ярко-оранжевый.

На нем высокие кожаные ботинки и шапка, защищающая от солнца. Он садится к огню без приветствия, как здесь принято, и смотрит за тем, как я готовлю. Молча приближается ко мне и рассматривает мое лицо. Судя по всему, ему не нравится то, что он видит. Мужчина отстраняется с презрением, словно съел что-то невкусное. Я устала, и мне надоело, что на меня пялятся, как на обезьяну. Внезапно мне приходит в голову идея. Я достаю фотоаппарат и делаю его снимок. Результат не заставил себя ждать: «Оп, я уже снова в седле» и «Оп, я галопом уезжаю в степь». Вскоре я вижу лишь точку на горизонте и хихикаю. Я только что нашла секретное оружие, которое изменит мою жизнь в степи.

Внезапно я вижу, как мой походный котелок удаляется от меня в степь, катясь на боку вместе с гречкой с чесноком, которую я только что в нем приготовила. Ужасный порыв ветра. Я оборачиваюсь и слышу, как мои губы шепчут: «Бог ты мой!» На меня надвигается красная стена из песка. Последний раз, когда я такое видела, было в кино.

Укрыться негде, нет ни одной скалы, за которую можно спрятаться или схватиться, нет ничего. Я чувствую себя бессильной. Прежде чем этот кошмар свалится на мою голову, мне абсолютно необходимо успеть снять растяжки с палатки. Я успеваю только отвязать их, но не вытащить из земли. Падаю, прижимая палатку к земле всем телом из страха, что все мое снаряжение улетит в степь и останется там навеки. Я босиком, в одной футболке, моя куртка Gore-Tex в рюкзаке внутри палатки, ее невозможно достать. Надеюсь, что моего веса достаточно, чтобы удержать вещи на земле. Дождь такой сильный, что колет мою кожу острыми иглами, но это самая меньшая из моих тревог. Земля дрожит. Вот что меня беспокоит. Вокруг меня бьют молнии, всего в нескольких метрах от меня. Голубые полосы падают с неба с завидным постоянством. Я замираю на месте.

Мне холодно. Я прячу лицо в ладонях и стараюсь дышать спокойно. Я думаю: «Это пройдет, все проходит, и это пройдет». Закрываю глаза и жду. Земля продолжает сотрясаться, неподалеку от меня снова бьет молния. А напоследок, как хорошо отрепетированный третий акт, меня обжигает песчаная буря. Я сжимаю челюсти еще сильнее, я знаю, что это скоро пройдет. Затем все стихает. Поднимаюсь. Воздух чист и прозрачен, словно и не было никакого напряжения. Поворачиваю голову в небо: «Правда? И это все, на что ты способно? Все, что ли?»

Кругом стихло. Песок перемешался с водой, а я промокла до костей. Тут же замечаю, что печка улетела вместе с котелком. Вокруг настоящий постапокалипсис: сквозь черные облака виднеются куски яркого неба. Я стою и понимаю, что выжила только благодаря счастливой случайности. Меня переполняет благодарность. Спасибо, спасибо…

Внезапно отдаленный удар грома заставляет меня поднять голову. Как дикий зверь, я напрягаю все органы чувств и прислушиваюсь к степи. Замечаю, что ветер переменился. Гроза возвращается? Да, она возвращается. «Ладно, надо идти», – говорю я сама себе вслух. Звук моего голоса придает мне силы.

Хорошо знакомыми движениями запихиваю вещи в тележку и надеваю куртку Gore-Tex прямо поверх мокрой одежды. Когда все сложено, решаю отправиться на поиски пропавшей печки и моего единственного котелка. Я кричу от радости: через пятьсот метров нахожу и то и другое под одним из редких степных кустиков. Мне повезло: ничего не сломано и не потеряно.

Тем временем опять начинается дождь. Я понимаю, что внезапно наступила ночь, по крайней мере у меня создалось такое впечатление. Вооружившись налобным фонариком, быстро иду вдоль тропы, чтобы найти какое-то убежище. Изо всех сил толкаю перед собой тележку и согреваюсь благодаря движению. Гром раздается ближе. Мысли проносятся в голове. Сегодня я не смогу разбить палатку, поэтому мне придется идти всю ночь, даже в грозу, идти до самого рассвета, если будет нужно. Но мне придется остановиться, если опять ударит молния!

Примерно через час в свете моего фонаря возникает юрта в окружении десятков светящихся глаз. Тут же направляюсь туда. Когда до нее остается метров двадцать, я кричу, чтобы уведомить кочевников, которые там живут, о своем появлении. Безумно лает пес, которого я не вижу. Представляю себе, что он готовится к нападению. Овцы вторят лаю какофонией блеяния. Они ошалели и обезумели от грозы. Внезапно в моем поле зрения возникает человеческий силуэт, который присматривается ко мне. Я не вижу лица. Человек кричит на собаку, и она, к моему удивлению, замолкает. Это женщина. Она приближается. Она неспокойна, я чувствую, как она нервничает. Женщина останавливается на некотором расстоянии, а я жестами объясняю, что со мной произошло. Через пару секунд размышлений она жестом приглашает меня внутрь. Я благодарю ее столько раз, что она подсовывает мне под нос чашку чая, чтобы я замолчала. Здесь я в безопасности, я это чувствую. Спасибо тебе, спасибо тебе…

В юрте спят трое детей. Оглядываясь, я обнаруживаю целый новый мир. Лошадиные недоуздки расположены в строгом порядке, все вокруг очень чисто. Кожаные пояса, готовые к использованию, также висят через равные интервалы на круглой перекладине, на которой крепится юрта. Хозяйка носит красивое традиционное платье-накидку, спадающее к полу, темно-синего цвета с красивой вышивкой черной нитью.

Она красива и стройна, ее внешность говорит о том, что родом она не отсюда, а почти наверняка с гор на западе, которые граничат с Казахстаном. Ее кожа на солнце приобрела бронзовый оттенок, местами гладкая, местами в морщинах. В уютной атмосфере при свете небольшой печки она рассказывает, почему они живут здесь. Во время гроз животные пугаются, бесследно пропадают или в них ударяет молния, если рядом никого нет. Поэтому так важно быть вместе с ними и петь им песни о солнце и голубом небе. «Это успокаивает животных и приободряет их». Я в доме настоящих кочевников! Какая невероятная удача.

Она подтверждает мои предположения: ее муж сейчас находится со стадом. Потом она некоторое время проводит в молчании. Совершенно ясно, что она волнуется.

Гораздо позже я узнала, что в такие летние грозы нередко бывают несчастные случаи и многие мужья, мужчины и молодые парни не возвращаются домой после ночных происшествий. Она очень часто выходит наружу и вглядывается в ночь. Я выхожу с ней. Снаружи молния играет главную роль в ночном концерте. Женщина внюхивается в непроглядный воздух так, словно это способ общения с мужем, словно она может учуять его запах, не сказав ни слова. Но на ее лице не отражается никаких эмоций. Внезапно она жестом просит меня зайти внутрь. Я смотрю на ночной спектакль: вспышки молнии возникают так часто, что их невозможно сосчитать.

Внутри мы почти ничего не слышим, кажется, что все тихо. Дети все еще спят.

Я снова поражаюсь удивительной конструкции этой цилиндрической палатки. Она опять восхищает меня, на этот раз своей прочностью.

Ночью я сплю неспокойно. Женщина остается на своем посту у огня. Печка освещает ее напряженные черты лица. На рассвете на пороге появляется измученный мужчина. Не было ни поцелуев, ни жестов, они лишь обменялись взглядами, но самое важное было выражено в этой тишине. После нескольких глотков чая женщина стала объяснять мужу, почему я здесь. Он взглянул на меня, а я воспользовалась этой возможностью, чтобы приветствовать его кивком головы. Жестом он приглашает меня присоединиться к трапезе, и я сажусь возле него у огня. В меню рис с молоком. Это единственное блюдо, которое я могу съесть (без мяса)! Я улыбаюсь и опустошаю тарелку к большому удовольствию хозяйки.

Начался день, и я прощаюсь с этой прекрасной семьей. Вместе со своей тележкой прокладываю себе путь через овечье стадо, окружившее юрту. Воздух чист и свеж. Оглядываюсь. Вся семья смотрит, как я ухожу, они улыбаются. Слова бессмысленны. Спасибо вам, спасибо… вы настоящие кочевники!

Ноги сами находят нужный ритм, степь расстилается передо мной, насколько хватает глаз, пейзаж освещает мягкий солнечный свет. Все последующие дни тоже заканчиваются грозой. Но все же с этого момента все стало иным. Каждый вечер после четырех часов вечера я начинаю исследовать горизонт в надежде найти укрытие для овец. К моему большому счастью, они иногда встречаются в складках рельефа. Это всего лишь несколько досок, наскоро сколоченных для зимы, но для меня это настоящее убежище, которое защищает от свирепых гроз.

И вот однажды на горизонте появляется небольшой город Хархорин, расположенный у подножия гор. Порадовавшись тому, что нашла его, я начинаю опасаться встречи с моими сородичами – людьми.

Я знаю, что передо мной еще одна пыльная дыра, где будет трудно раздобыть еду. Я так голодна, что у меня нет выбора, мне нужно использовать Хархорин в качестве заправочной станции. Много дней я ограничивала себя лишь тарелкой риса в день, разделяя ее на две половины: утром смешивала белый рис с молотым кофе, а вечером – со щепоткой соли. Мне кажется, что мое появление в городе напоминает хорошо отрепетированный спектакль. Мне нужно будет поесть, принять душ, поспать, купить еду и уйти.

В этих основных потребностях нет ничего необычного. Не считая того, что под монгольским небом каждый этап этого процесса представляет собой настоящее испытание.

Я всегда стараюсь прийти в город задолго до наступления темноты. Этого времени мне хватает, чтобы найти туристический лагерь на окраине города, где я могу поспать.

Оставляю свои вещи в небольшой юрте с ярко-оранжевым интерьером. Тяжело падаю на кровать и лежу, не открывая глаз, несколько секунд. Лишь спустя некоторое время открываю глаза. Когда ты находишься в постоянном движении, очень приятно полежать неподвижно под надежной крышей. Я обожаю лежать и рассматривать потолок из толстых крашеных деревянных палок, которые наверху скрепляются толстым круглым кольцом из дерева, одновременно служащим и надежной опорой конструкции, и окном.

Такие круглые переносные жилища можно встретить повсюду вплоть до Гималайского плато. Я даже видела их в Бурятии, в тайге южнее Сибири.

Главное место в юрте занимает очаг, и это меня не удивляет. Когда я веду сидячий образ жизни, то часто провожу вечер у огня.

Невозможно описать словами, какое умиротворение дарит мне наблюдение за пламенем. Оно успокаивает, заряжает энергией, но главнее всего то, что оно умеет останавливать время.

Здесь древесину уже давно заменили на кизяк. Когда я впервые увидела женщину с корзиной на спине и странной, слегка согнутой палкой, которая зигзагами ходила по степи, мне стало интересно, что она собирает. Она вслепую нанизывала что-то на свою палку и бросала в корзину позади себя. Я несколько минут наблюдала за ней через бинокль, пытаясь понять, что же представляет собой ее добыча… пока она не промахнулась мимо корзины и я не увидела, как в воздухе летит большой кусок дерьма! Я до сих пор смеюсь при воспоминании об этой сцене. Мне нравится изучать жизнь кочевников подобным образом: наблюдать за ними, пытаться интерпретировать их жесты и каждый день находить новые ответы.

В юрте я располагаюсь поближе к печи. Добавляю в огонь несколько кусков кизяка и зажигаю огонь при помощи газовой горелки, точно такой же, как мы используем дома. Кто бы мог подумать…

Я захожу в дом, похожий на курятник. Местные кирпичные постройки бросают вызов законам природы: нет ни одной прямой стены или угла.

Но когда я думаю об этом, то вспоминаю, что местная детвора не играет в «Лего», они мастерят домики из овечьих костей… Так что во всем есть свой смысл.

Кочевники выглядят просто, с лицом, не обремененным умом. Проведя здесь год, я узнаю, что это может быть даже преимуществом.

Стена душа серая и недоделана.

Из нее едва сочится кипящая вода. Единственное, что я могу сделать, – это свариться. Возвращаюсь в юрту за своим титановым котелком, который собираюсь использовать, чтобы развести воду. Полностью раздевшись, я набираю немного кипятка и разбавляю его холодной водой, которую беру из другого крана у самой земли. Согнувшись, стараюсь помыться, насколько это возможно. Последний раз я мылась много недель назад. И давно об этом мечтала. Обычно приходится принимать душ несколько раз, чтобы смыть все слои пота. Но я уже чувствую себя относительно чистой. Я удачно помыла волосы, что уже очень приятно, потому что мне больше не придется чесать свою голову. Временами мне начинало казаться, что у меня завелись блохи, а волосы превратились в дреды. Кажется, вода решила все мои проблемы. Наконец под всеми слоями пота показалась женщина, которой я являюсь. Когда я чувствую, как вода бежит по моему телу, то словно смываю память о всех прошедших неделях, которые были очень трудными.

В последний раз наполняю котелок кипятком, который забираю с собой в юрту. Сюда я бережно опускаю драгоценные яйца, которые купила на улице у какой-то старушки. Думаю, что они приготовятся довольно быстро.

Я просплю до обеда следующего дня… Я сплю сутками, когда очень устаю. Мое тело возьмет именно то, что ему требуется: побольше сна, а яйца как раз готовы!

Мне нужно выспаться хотя бы пару дней, прежде чем отправиться дальше.