Текст книги "Заказное убийство"

Глава 6
В ночной прохладе

Я уронила свой кошелек подле моей двери, когда на меня напал Фредди, и попросила таксиста подняться со мной наверх, чтобы расплатиться с ним. Так как я жила на верхнем этаже, я была совершенно уверена, что моя сумка на месте. Сумка и в самом деле была на месте, а ключи торчали в двери.

Таксист попытался было возобновить свои советы, но я его сразу же остановила.

– Спасибо, – сказала я. – Но все, что мне требуется, – это горячая ванна и хорошая порция виски.

– О'кей, леди. – Он пожал плечами. – В конце концов, это ваши «похороны». Поступайте как хотите. – Он взял деньги, кинул на меня прощальный взгляд и сбежал вниз по лестнице.

Моя квартира не выдерживала никакого сравнения с великолепными апартаментами Эрла. Посреди моей маленькой прихожей, в самом центре, лежал небольшой коврик, а не палас от стены до стены; подставка для зонтиков, естественно, не могла соперничать со столиком в стиле Луи Пятнадцатого. Но зато здесь не было всей этой братии.

Я была удивлена, увидев, что еще только семь часов. Прошло всего полтора часа с тех пор, как я в первый раз поднялась по лестнице этим вечером. У меня было такое впечатление, будто я оказалась в другой временной зоне. Второй раз в этот день я заполнила ванну горячей водой и налила себе изрядную порцию шотландского. Я лежала впотьмах в настолько горячей, насколько я могла стерпеть, воде, завернув голову в мокрое полотенце. Головная боль постепенно рассеивалась. Я чувствовала себя беспредельно измученной.

Через тридцать минут лежания в ванне, куда я время от времени подбавляла горячей воды, я почувствовала, что уже могу двигаться. Завернувшись в большое полотенце, я прошлась по квартире, оберегая свои мышцы от холода. У меня было одно-единственное желание – лечь спать, но я знала, что если поддамся этому искушению, то не смогу ходить целую неделю. Я сделала несколько осторожных упражнений, подкрепляя свои силы старым виски. И вдруг, взглянув на часы, я вспомнила о своем свидании с Деверё. Было уже поздно, и можно было предположить, что он ушел.

С некоторым усилием я нашла номер ресторана в телефонном справочнике. Метрдотель был очень любезен и предложил поискать мистера Деверё в баре. Прошло несколько минут, и я уже подумала, что он отправился восвояси, как вдруг в трубке послышался его голос.

– Хэлло, Ральф.

– Надеюсь, вы запаслись хорошим объяснением?

– На то, чтобы объяснить вам все, понадобилось бы несколько часов, и вы все равно не поверили бы, – ответила я. – Подождите меня, пожалуйста, еще полчаса.

Он заколебался, я почувствовала, что на языке у него вертится отказ, уважающие себя мужчины не привыкли, чтобы их заставляли ждать так подолгу.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Но если вы приедете к восьми тридцати, то меня уже не застанете.

– Ральф, – сказала я, стараясь полностью владеть своим голосом. – Это был ужасный и совершенно пустой день. Я хотела бы закончить его приятным вечером, поговорить немного о страховом деле и попытаться забыть обо всем, что случилось. Могу я надеяться на вашу помощь?

Он был явно смущен.

– Конечно, Вики... Извините, Вик. Увидимся в баре.

Повесив трубку, я стала искать в своем гардеробе что-нибудь элегантное для «Картвиля», но свободное и развевающееся, и в конце концов нашла забытое мной пестрое мексиканское платье. Оно состояло из длинной широкой юбки и вязаной, с квадратным вырезом для шеи, блузы, перехваченной посредине поясом и со свободными полами. Длинные рукава прикрывали мои распухшие руки, а о ногах можно было не заботиться. Довершали мой наряд легкие туфли на пробковой подошве.

Когда я посмотрела на себя в зеркало, мне сразу же расхотелось появляться на публике. Нижняя губа, рассеченная перстнем Эрла, распухла, на левой челюсти расползлось пунцовое пятно, под глазом, по всей щеке, словно трещины на яйце, протянулись тонкие красные ниточки.

Я попробовала подкраситься; основание я положила не очень плотное, оно не скрывало пунцового пятна, но эффективно скрыло следы красной паутины. Плотные тени притушевали «фонари», а наложенная более густо, чем обычно, темная губная помада придала моей распухшей губе сексуальный вид – при неярком, конечно, освещении.

Ноги еще немного немели, но уже сказывались мои ежедневные пробежки, я без особого труда спустилась по лестнице. В двадцать двадцать пять проезжавшее мимо такси доставило меня в гостиницу «Ганновер-Хаус» на Оук-стрит.

Это было мое первое посещение «Картвиля». Это заведение олицетворяло для меня рестораны, куда любили захаживать ярко одетые жители Норт-Сайда, у которых гораздо больше денег, чем здравого смысла. В баре, слева от входа, было темно; стоявшее здесь пианино слишком громко наигрывало мотивы, которые вызывают слезы на глазах у выпускников Йельского университета. Как и всегда по пятницам в Чикаго, народу было много. Ральф сидел в самой глубине бара с бокалом в руке. При моем появлении он поднял глаза, махнул рукой в знак приветствия, но не встал. Я собрала все свои силы, чтобы элегантно пройти к концу стойки, где он сидел. Он посмотрел на часы.

– Как раз успели.

И как много, подумала я.

– Но вы все равно не ушли бы, пока не допили бокал.

Рядом не было ни одного пустого табурета.

– Докажите, что вы более благородная душа, чем я, отдайте мне ваш табурет и ваше шотландское.

Ухмыльнувшись, он схватил меня, намереваясь посадить на колени.

– Боже мой, Ральф! Отпустите меня.

Он тотчас же отпустил меня, встал спокойно, с достоинством и предложил мне свой табурет. Я стояла, смущенная. Я не люблю сцен, и у меня не было энергии успокаивать Ральфа. Он, видимо, был одним из тех людей, которые любят, чтобы их гладили по шерстке; очевидно, развод осложнил его отношения с женщинами. Я поняла, что мне придется рассказать ему правду и, хочу я того или нет, принять его излияния сочувствия. И я не хотела, чтобы он знал, как со мной разделался Смейссен. Плохое утешение, что он пару дней будет ощущать боль в паху.

Я переключила свое внимание на Ральфа.

– Может, отвезти вас домой? – предложил он.

– Ральф, я хотела бы вам кое-что объяснить. У вас, видимо, такое впечатление, что я капризничаю, поэтому опоздала на час и все такое. Надеюсь, вы не слишком расстроены, чтобы выслушать меня.

– Нет, конечно, – галантно сказал он.

– Могли бы мы где-нибудь посидеть? Вряд ли мы сможем поговорить стоя.

– Я проверю наш столик.

Когда он ушел, я с удовольствием опустилась на табурет и заказала старого «Джонни Уокер». Сколько надо мне выпить, чтобы мои усталые мускулы расслабились и я смогла бы уснуть, подумала я.

Ральф, вернувшись, сообщил, что наш столик освободится через десять минут. Десять минут растянулись на все двадцать. Все это время я сидела, упираясь ладонью в неповрежденную щеку, а он чопорно стоял возле меня. Я потягивала шотландское. В кондиционированном баре было слишком прохладно. Обычно я чувствую себя достаточно тепло в этом плотном хлопчатобумажном платье, но тут я стала дрожать.

– Замерзли? – спросил Ральф.

– Чуточку, – призналась я.

– Я мог бы вас обнять, – нерешительно предложил он.

Я поглядела на него с улыбкой.

– Это было бы совсем неплохо, – сказала я, – но только, пожалуйста, сделайте это как можно осторожнее.

Он скрестил свои руки на моей груди. Сперва я вздрогнула, но потом приятно согрелась. Я оперлась о него спиной. Он взглянул на мое лицо, и его глаза сузились.

– Что с вашим лицом, Вик?

Я подняла бровь.

– Ничего.

– В самом деле? – сказал он, наклоняясь. – Тут у вас порез и большой синяк; щека опухла.

– Стало быть, заметно? – спросила я. – А я-то думала, что все закрасила.

– Ну что ж, боюсь, что на этой неделе ваша фотография не будет украшать обложку журнала мод, но ничего страшного нет. Просто как страховой агент я видел много жертв автомобильных аварий. Так вы сейчас выглядите.

– И так я себя чувствую, – призналась я, – но... на самом деле, это не была...

– Вы не были у доктора?

– Вы говорите точно так же, как таксист, который отвез меня домой. Он порывался отвезти меня в больницу; я боялась, что он предложит свои услуги в качестве сиделки и начнет варить куриный суп.

– Ваша машина сильно разбита?

– Моя машина совершенно цела. – Я начинала беспричинно раздражаться, этот вопрос действовал мне на нервы.

– Совершенно цела? – повторил он. – Тогда каким же образом...

В этот момент объявили, что наш столик освободился. Я встала и пошла к метрдотелю, оставив Ральфа расплачиваться. Метрдотель повел меня к столику, не дожидаясь Ральфа, который подошел, когда я уже усаживалась. Мое раздражение передалось и ему.

– Я не люблю, когда уводят дам, не дожидаясь их кавалеров, – сказал он достаточно громко, чтобы метр его услышал.

– Извините, сэр. Я не знал, что вы с мадам, – сказал он с большим достоинством, прежде чем отойти от столика.

– Успокойтесь, Ральф, – сказала я ласково. – Мы слишком увлеклись утверждением своих «эго» – и тут мы оба виноваты. Давайте перейдем к деловому разговору.

– Прикажете подать аперитив перед обедом? – спросил подошедший официант.

Ральф посмотрел на него раздраженным взглядом.

– Если бы вы знали, сколько часов мы провели в баре, дожидаясь этого столика. Нет, мы не хотим пить, я по крайней мере. – Он повернулся ко мне. – А вы не хотите?

– Нет, спасибо. Еще пара порций виски – и я усну. И тогда вы окончательно утвердитесь во мнении, что я только и хочу избавиться от вас.

– Готовы ли вы сделать заказ? – настаивал официант.

Ральф прямо ему сказал, чтобы он подошел через пять минут. Однако последнее замечание несколько подняло его обычно жизнерадостное настроение.

– О'кей. Ви.Ай. Варшавски, убедите же меня, что вы не хотите нарочно отравить этот вечер.

– Ральф, – сказала я, внимательно на него глядя. – Вы знаете Эрла Смейссена?

– Кого? – переспросил он с непонимающим видом. – Это что, какая-то детективная игра – отгадывать имена?

– Да, пожалуй, – ответила я. – Вчера и сегодня днем я беседовала со множеством людей, которые знали Питера Тайера или его подругу – исчезнувшую девушку. Среди других – с вами и вашим боссом. Когда я вернулась сегодня домой, меня поджидали два бандита. Я подралась с ними. Некоторое время я сопротивлялась, но один из них нокаутировал меня. Они отвезли меня в дом Эрла Смейссена. Если вы не знаете Эрла, считайте, вам повезло. Десять лет назад, когда я работала общественным защитником в суде, он как раз начал взбираться к вершине своей профессии, а занимается он рэкетом, вымогательством, проституцией, – и с тех пор он неуклонно поднимался все выше и выше. Теперь он держит целую шайку крутых парней, все они вооружены пистолетами. Его никак не назовешь славным человеком.

Увидев краешком глаза, что к нам опять приближается официант, я прервала свою развернутую характеристику, но Ральф отослал его прочь.

– Во всяком случае, он велел мне перестать заниматься делом Тайера и, чтобы придать убедительности своим словам, напустил на меня одного из своих бандюг. – Я замолчала. То, что произошло затем в квартире Эрла, все еще больно бередило мои чувства. Я сознательно предпочла убедить Эрла в том, что я до смерти напугана, чем оставаться там весь вечер, подвергаясь все более грубым нападениям. И все же воспоминание о моей беспомощности, воспоминание о том, как Тони измолотил меня, точно непослушную шлюху или злостного неплательщика долгов, было для меня нестерпимо мучительным. Я машинально сжала свою левую руку и провела ею по краю стола. Ральф наблюдал за мной с каким-то неопределенным выражением. Его спокойная работа и столь же спокойная жизнь в предместье не подготовили его для подобного рода эмоциональных нагрузок.

Я покачала головой и попробовала перейти на более легкий тон.

– Однако грудная клетка у меня побаливает, поэтому я вздрогнула, когда вы обняли меня в баре. Но дело не в этом.

Меня мучает вопрос, кто именно донес Эрлу, что я веду расследование. Или, выражаясь более точно, кто был настолько обеспокоен, что попросил Эрла, а возможно, и заплатил ему, чтобы он отпугнул меня от этого дела.

Ральф все еще не оправился от потрясения.

– Вы рассказали полиции обо всем этом?

– Нет, – нетерпеливо сказала я. – Я не могу обратиться с этим к полицейским. Они знают, что я заинтересована в этом деле, они тоже, хотя и более вежливо, попросили меня не расследовать его. Если бы Бобби Мэллори – лейтенант, который возглавляет расследование убийства, – узнал, что меня избил Эрл, Смейссен категорически отрицал бы свою вину, а если бы я могла доказать ее в суде, он мог бы привести миллион объяснений, почему он это сделал, кроме одного, истинного. А Мэллори даже не проявил бы ко мне никакого сочувствия – ведь он велел мне оставить это дело.

– Может, он и прав? Расследование убийства – прерогатива полиции. Вряд ли вам стоит связываться с этой бандой.

Меня пронизала острая вспышка гнева – такой гнев я обычно чувствую, когда кто-то «наезжает» на меня. Я с трудом заставила себя улыбнуться.

– Ральф, я очень устала, у меня все болит. Я не могу объяснить вам сегодня, почему у меня такая работа, но, пожалуйста, поверьте мне, что это моя работа, я не могу переложить ее на полицию и умыть руки. Я не знаю, что именно происходит, но я знаю подлый характер такого человека, как Смейссен, знаю, чего от него ожидать. Обычно я имею дело с преступниками – белыми воротничками, но, когда я загоняю их в угол, они ведут себя почти так же, как опытный вымогатель Смейссен.

– Ясно. – Ральф задумался, на его лице вновь появилась милая ухмылка. – Должен признать, что я плохо осведомлен о разного рода мошенниках – лишь иногда сталкиваюсь с мелким жульем, которое пытается обдурить страховые компании. Но мы боремся с ними в суде, а не доказываем свою правоту на кулаках. Надеюсь, вы хорошо знаете, на что идете.

Я рассмеялась не без некоторого смущения.

– Спасибо. Я постараюсь действовать не так, как Жанна д'Арк, которая, сидя на коне, атаковала во всех направлениях.

Официант робко приблизился к нашему столику. Ральф заказал запеченные устрицы и перепелку, я же выбрала сенегальский суп и салат из шпината. Я чувствовала себя слишком измученной для чего-нибудь плотного.

Разнообразия ради мы заговорили о спорте. И тут же заспорили. Спор все еще продолжался, когда официант принес первое блюдо. Суп был чудесный – легкий, похожий на суп-пюре, с чуть заметной примесью карри. Почувствовав себя лучше, я съела его. Когда подали перепелку Ральфа, я заказала еще чашку супа и кофе.

– А теперь объясните мне, почему профсоюз не может обратиться за страховыми услугами в «Аякс».

– Может, почему нет? – ответил Ральф с набитым ртом. Прожевав и проглотив кусок перепелки, он добавил: – Но страховать он может только штаб-квартиру. Например, здание от пожара. Страхование не может простираться на всех поголовно. А вот если взять профсоюз Точильщиков – они страхуются по месту работы. Главное – профессиональные компенсации, и их выплачивает компания, а не профсоюз.

– Сюда входят выплаты за трудовые увечья? – спросила я.

– Да. Или за смерть, если она вызвана производственными причинами. Оплачиваются даже непросроченные медицинские счета. Это довольно странная система. Ставки устанавливаются в зависимости от того, чем вы занимаетесь, – фабрика, например, платит больше, чем учреждение. Но страховая компания может годами выплачивать недельную компенсацию, если несчастный случай произошел на работе. Есть платежи – к счастью, немногочисленные, – которые продолжаются с 1927 года. Но застрахованные платят все ту же страховую сумму, даже если компания вынуждена выплачивать сразу много компенсаций за увечье. Разумеется, мы можем аннулировать страховку, но мы обязаны выплачивать компенсации всем увечным работникам, которые уже оплатили страховые тарифы.

Но мы отклоняемся от темы. К сожалению, многие получают незаконные пенсии по инвалидности, продажных докторов у нас хватает. Но трудно представить себе всеобъемлющую систему мошенничества, которая принесла бы пользу кому-нибудь. – Он съел еще кусочек перепелки. – Нет, подлинный доход приносят, как вы догадываетесь, пенсии и, в известной степени, страхование жизни. Но страховым компаниям легче, чем кому бы то ни было, совершать махинации со страхованием жизни. Примеров тому немало.

– А мог бы, например, ваш босс заниматься чем-либо подобным? Составлять поддельные страховые полисы на несуществующих держателей страховых полисов, оформленных профсоюзом Точильщиков? – спросила я.

– Вик, почему вы так стремитесь доказать, что Ярдли – мошенник? В сущности, он неплохой человек; я работаю с ним вот уже три года и никогда не слышал о нем ничего плохого.

Я рассмеялась:

– Я никак не могу забыть, что он с такой готовностью согласился меня принять. Я имею довольно скудные сведения о страховании, но мне уже приходилось иметь дело с большими корпорациями. Он начальник департамента, а у них, как у гинекологов, записано на прием вдвое больше людей, чем они могут фактически принять.

Ральф схватился за голову.

– Вы сбиваете меня с толку, Вик, и делаете это намеренно. Что общего между начальником отдела претензий и гинекологом?

– Но вы же меня поняли? Почему он согласился принять меня? Он никогда обо мне не слышал, все его время расписано по минутам, а он даже велел отключить телефон на время нашей беседы.

– Но вы же знали, что Питер мертв, а он этого не знал, естественно, что он вел себя с вами как человек с больной совестью, – возразил Ральф. – Вполне вероятно, что он тревожился о Питере, ведь он обещал Джону Тайеру присмотреть за его сыном. Я не вижу ничего странного в том, что Ярдли пожелал поговорить с вами. Ведь Питер для него не первый встречный, а сын старого друга. Парень куда-то запропал на четыре дня, не отвечал на телефонные звонки – вполне понятно, что Ярдли испытывал беспокойство.

Я тщательно взвесила его слова. То, что говорил Ральф, было вполне разумно. Может, я поддалась своей инстинктивной подозрительности по отношению к слишком приветливым бизнесменам, увидела привидения там, где их нет.

– Возможно, вы и правы. Но ведь Мастерс мог бы быть замешан в какой-нибудь афере со страхованием жизни.

Ральф доел свою перепелку и стал заказывать кофе и десерт. Я попросила себе большую порцию мороженого.

– Так уж устроены страховые компании, – сказал он, когда официант ушел. – В группу «Аякс» входят тринадцать компаний. По закону, страховая компания, которая страхует от потери имущества и несчастных случаев, не может осуществлять страхование жизни, так как на каждый вид страховой деятельности необходима лицензия. Поэтому одна из компаний «Аякса» занимается страхованием жизни и пенсионными делами, тогда как другие, менее крупные, страхуют от потери имущества и несчастных случаев.

Официант вернулся с нашим десертом. Ральфу принесли кусок торта, мне – мое мороженое.

– В такой большой компании, как наша, – продолжал Ральф, – где сотрудники заняты страхованием от несчастных случаев, а также компенсацией профессиональных увечий, страхованием автомобилей от угонов и аварий, даже такие начальники, как Ярдли, мало осведомлены об обшей деятельности всей компании. Мы, разумеется, знаем ее руководителей, иногда даже обедаем вместе с ними, но у них есть своя отдельная административная структура, которая занимается их собственными делами по претензиям и т. д. Если бы мы попытались анализировать чужие дела, я уж не говорю о каких-либо махинациях с ними, реакция не заставила бы себя ждать, через какой-нибудь час нам бы уже надрали задницы. Без малейших сомнений.

Я с недоверием покачала головой и вернулась к своему мороженому. Похоже было, что здесь мне не удастся собрать никакого компромата. А я так надеялась на удачу.

– Кстати, – сказала я, – вы проверили пенсионный фонд «Аякса»?

Ральф рассмеялся.

– Я вижу, Вик, что упорства вам не занимать. Да, я позвонил своему другу, который занимается пенсионными делами. Извините, Вик. Но боюсь, что я не узнал ничего для вас интересного. Он сказал, что проверит отчетность, не проводится ли каких-либо операций через третьих лиц.

Я вопросительно вскинула на него глаза.

– Например, сотрудники «Верного союза» помогают деньгами «Дрейфусу», а «Дрейфус», в свою очередь, возвращает нам часть этих денег. Этот человек говорит, что «Аякс» не притронется к делам Точильщиков даже трехметровым шестом. Что меня ничуть не удивляет.

Я вздохнула и доела мороженое. Усталость вдруг навалилась на меня с прежней силой. Если бы в этой жизни все давалось нам легко, мы были бы лишены удовольствия гордиться своими достижениями. Так говаривала моя мать, стоя надо мной, пока я разыгрывала свои гаммы. Будь она жива, она, вероятно, относилась бы к моей работе неодобрительно, но она никогда не позволила бы мне, ссутулясь за обеденным столом, ворчать на свои неудачи. Но я была слишком усталой в этот день, чтобы попытаться сделать свои выводы из всего услышанного.

– У вас такой вид, как будто вы не можете осмыслить своих злоключений, – сказал Ральф.

На меня вновь накатила волна усталости, почти погрузив меня в сон.

– Да, я на пределе, – согласилась я. – Вероятно, мне лучше лечь спать. Хотя я и проснусь совсем разбитая. Может, я могла бы взять себя в руки и попробовать потанцевать.

– Боюсь, что вы уснете прямо на танцевальной площадке, Вик, и меня еще, чего доброго, заподозрят, что это я вас избил, и арестуют. А что, физические упражнения помогают?

– Когда вы разгоняете кровь по жилам, суставы не так сильно затвердевают.

– Но что, если совместить сон и физические упражнения? – В его глазах сквозь смущение пробивалось лукавство.

И тут я вдруг подумала, что после вечера, проведенного с Эрлом и Тони, я заслуживаю право ночевать не в обычном одиночестве.

– Почему бы и нет? – сказала я, улыбаясь в ответ.

Ральф подозвал официанта и быстро с ним расплатился. Руки его слегка подрагивали. Я хотела было воспротивиться, ведь, в сущности, это были мои деловые расходы, но почувствовала, что у меня уже нет сил на это, слишком тяжелый был день.

Мы подождали снаружи, пока швейцар не подогнал машину Ральфа. Ральф стоял совсем близко, однако не касаясь меня, но чувствовалось, что он напряжен. Я поняла, что он заранее продумал все это, но не был уверен, что его план удастся, и слегка улыбнулась во тьме. Когда машина подъехала, я села рядом с ним, на переднем сиденье.

– На Холстед, к северу от Белмонта, – сказала я и тут же уснула на плече Ральфа.

Он разбудил меня на пересечении Холстед и Белмонт, чтобы уточнить адрес. Мой район находится как раз к северо-западу от наиболее нарядной части города, здесь обычно можно легко найти место для парковки, так что он припарковался по ту сторону улицы, напротив моего дома.

Я выбралась из машины с большим трудом. Ночной воздух обдавал приятным теплом. Ральф помог мне перейти улицу, и мы вошли в подъезд. Три пролета лестницы вдруг показались мне непреодолимым препятствием, я готова была сесть на нижнюю ступеньку и, как в детстве, подождать, когда вернется мой отец и отнесет меня наверх. Конечно, я могла бы попросить Ральфа. Но это было бы полной капитуляцией. И стиснув зубы, я стала медленно взбираться вверх по лестнице. Никакой засады, на наше счастье, наверху не оказалось.

Я зашла в кухню и вынула из бара бутылку «мартеля». Достала два бокала из венецианского стекла, которые составляли часть приданого моей матери, когда она выходила замуж. Бокалы были чудесного красного цвета с витыми ножками. В моей квартире уже давным-давно никого не было, и я вдруг почувствовала себя застенчивой и легкоранимой. Я слишком много общалась с мужчинами в этот день, и у меня не было желания продолжать это общение в постели.

Когда я внесла бутылку и рюмки в гостиную, Ральф сидел на диване, рассеянно перелистывая журнал «Форчун». Он встал и, взяв у меня бокалы, выразил свое восхищение ими. Я объяснила, что моя мать уехала из Италии как раз перед тем, как война широко распространилась во всему миру. Ее собственная мать была еврейкой, и родители хотели увезти ее куда-нибудь подальше. Она завернула в нижнее белье и уложила в чемодан восемь красных бокалов, и с тех пор они занимали почетное место на любой праздничной трапезе.

Я налила коньяк.

Деверё сказал, что по происхождению он ирландец. Если бы он был французом, его фамилия писалась бы Деверо. Некоторое время мы молча пили коньяк. Ральф нервничал, и это помогало мне расслабиться. Внезапно его лицо осветила ухмылка.

– Когда я развелся, – сказал он, – я переехал в город, потому что считал, что там легко найти себе цыпочку – извините, женщину. Но по правде сказать, вы первая женщина, с которой я встречаюсь за это время, и вы не похожи ни на какую другую... – Он чуть покраснел. – Я хочу, чтобы вы знали, что я не из тех, кто все время переходит из одной постели в другую. Но я признаюсь, что хотел бы побывать в вашей.

Я ничего не ответила ему, только встала и взяла его за руку. Рука об руку, как пятилетние малыши, мы прошли в спальню. Ральф бережно помог мне снять платье и нежно погладил мои распухшие руки. Я расстегнула его рубашку. Затем он разделся, и мы улеглись на кровать. Я боялась, что мне придется его поощрять – недавно разведенные мужчины чувствуют себя недостаточно уверенно. Но он не нуждался в моем поощрении. Последнее, что я помнила, перед тем как заснуть, был его шумный выдох.