Текст книги "Мед его поцелуев"

Глава седьмая

В конце концов, он знал свой долг.

И обед в кругу семьи подтвердил это, как ничто другое. Его братья доверяли ему, мать его обожала. Как он может сказать им, что посчитал женщину важнее их благосостояния?

Однако при всем этом Эмили идеально им подходила. Она была красива, гладко вела разговор, показывала безупречное владение манерами, и, похоже, ей нравилась его семья. Ответ Фергюсона на его вопрос прибыл сразу после обеденного гонга и ничем не намекал на скандалы.

Поспешно нацарапанный ответ содержал недвусмысленное предупреждение: «МакКейб, не женись на гарпии. Ф.».

«Не женись» было подчеркнуто три раза.

Очень четкое свидетельство того, что Эмили и Фергюсон друг друга не любят. Но они оба были сильными личностями – Малкольм отлично понимал, как просто они могли довести друг друга до бешенства. Так было ли мнение Фергюсона основано на фактах?

Малкольм разорвал записку и бросил ее в огонь, проклиная лаконичность Фергюсона. Будь с этим связаны какие-либо законные сожаления, Фергюсон бы их упомянул. Малкольм подозревал, что Эмили и Фергюсон просто не нравятся друг другу. Но что, если восприятие Фергюсона окажется прозорливее интуиции Малкольма? Более точным, чем желание, державшее его на грани в ожидании ее шагов в коридоре?

Карманные часы показывали 10:43. Он захлопнул их крышку и отвернулся от французской двери в дальнем конце библиотеки, чтобы рассмотреть портрет Иана МакКейба, первого графа Карнэч. Малкольм, с его темными волосами, серыми глазами и телосложением воина, невероятно напоминал своего предка, за исключением слегка искривленного носа, который плохо сросся после тренировки с близнецами в прошлом году. Битвы с тех пор, как не стало отца, были маловероятны, но последние веселые годы перед долгим соответствием титулу он развлекался как мог.

Иан был основателем клановой традиции жениться на англичанках. Эта стратегия позволила МакКейбам обзавестись нужными связями и избежать худших нападений со стороны английских монархов. Свою невесту Иан, естественно, выкрал – у политических трюков того времени были свои особенности.

Он улыбнулся. Если верить семейным преданиям, первая графиня влюбилась в Иана еще до конца первой недели. Он не сомневался, что с ним и Эмили произойдет то же самое, если она хоть ненадолго опустит свое оружие и даст ему шанс завоевать ее сердце.

Но если Малкольм ее украдет, Солфорд наверняка прикончит его до конца церемонии. И если под ее милым личиком действительно скрыта опасность, Малкольм не может позволить себе этого. Он был настроен на реальность, не на поэзию и истории из книг. Брак по любви – или, по крайней мере, по страсти – был бы отличным предметом для сентиментальных сплетен, но не смог бы ни прокормить его клан, ни спасти горцев от иммиграции в Америку.

Он был бы рад унаследовать от предка его безжалостность вместо страсти к бунтарству. И он готов справиться с безумием, которое охватило его при виде Эмили, сказать ей, что она не должна приходить. После отбытия гостей он отправится в Лондон и расширит поле поисков. Если после этого он никогда не увидит Эмили, никогда не коснется ее прекрасного тела, тем лучше.

Дверь в другом конце зала открылась. Он услышал, как дверь закрывается с тихим щелчком, затем следует шепот. Малкольм сосредоточился на портрете первого графа, не позволяя себе обернуться к почти бесшумным шагам за спиной. Он знал, что не сможет смотреть на то, как покачиваются при ходьбе ее бедра, и при этом помнить о своем решении отказаться от нее.

Эмили остановилась рядом, не говоря ни слова. Он посмотрел вниз и увидел носки ее домашних тапочек.

– Вы собирались подкрасться ко мне?

Голос его был тихим, но смешок, долетевший в ответ, еще тише. И все же в их голосах звучало возбуждение, отчетливое, как боевой клич с горной вершины.

– Каблучки слишком громко стучат по деревянному полу. Вам стоит добавить ковров, милорд. Иначе вы никогда не сможете принимать здесь столичных гостей.

– У меня не было причин их принимать.

– У меня тоже. Но вам придется, как только вы войдете в палату лордов. Леди будут виться вокруг вас, и вы тогда поблагодарите меня за идею ковров.

Он обернулся к ней, оставив предка молчаливо наблюдать за игрой.

– А вы вскоре забудете меня, леди Эмили?

Она выдержала его взгляд.

– Вы знаете, что я не могу, милорд.

Предательская рука сама поднялась погладить ее по щеке, отметая предостережение Фергюсона и собственную решимость. Она не была гарпией. Она была богиней, которая спустилась к нему с Олимпа.

Она шагнула прочь. Он последовал за ней, ловя ее запястье.

– Не можете? Или не станете?

Ее тапочки слетели с ног.

– То и другое. Мы не предназначены друг другу, Малкольм. Вы женитесь на Пруденс, как велит вам долг. А я вернусь домой, как мой долг велит поступить мне.

Ее голос боролся с ним, но она не пыталась освободить руку.

– Я не женюсь на Пруденс. Даже если бы я хотел, она меня не примет.

Эмили взглянула на дверь.

– Она согласится…

– Она согласится, – прервал он ее. – И выйдет за меня, чтобы сбежать от матери, но мне этого недостаточно.

Он поднес ее руку к губам, коснулся поцелуем ее пальцев, намекая, что не отпустит, что готов для нее на все.

– Мне нужна умная, очаровательная, умеющая говорить. А не любительница мрамора с познаниями о древних греках.

Ее пальцы напряглись в его руке.

– Вам нужна еще и покорность, если я правильно помню. Пруденс в этом намного меня превосходит.

– Но умеет ли она лучше вас целоваться?

– Откуда мне знать, – ответила она. И опустила взгляд, пытаясь надеть слетевшую тапочку. От вида ножки, показавшейся из-под платья, его опалило желание.

Эмили подняла взгляд.

– Женись на ней, Малкольм, как и предполагалось. И прекрати обо мне думать.

Он не мог не думать о ней. Его плоть, натянув бриджи своей каменной твердостью, знала, чего он хочет, несмотря на все отрицания мозга.

Он шагнул ближе, оставляя между ними лишь пару дюймов, и протянул руку, не позволяя Эмили отойти.

– Да, я пригласил ее сюда с мыслью о будущем браке. Но я хочу тебя, Эмили, и ради тебя самой, не из-за лунного света, виски или десятка других причин, о которых мы думали этим утром. Пруденс может войти сюда, в эту дверь, в компании сотни лучших шлюх Лондона, но ни одна из них не отвлечет меня от тебя.

Эмили приподняла брови.

– Это предполагалось как комплимент?

Ее голос остался чертовски холодным, и все же она не сделала ни малейшей попытки отстраниться. Он поднял пальцами ее подбородок. Ее глаза говорили «прощай», но губы приоткрылись так, что это нельзя было не воспринять как приглашение.

– Это не комплимент. Это правда, – сказал он. – И если ты пока не осознала этой правды…

Он прижал ее к себе. Ей хватило бы упрямства умереть, но не признаться, однако он видел, как за ее защитным фасадом пылает яростное притяжение. Ее глаза расширились. Губы приоткрылись.

И он не стал ждать ее протестов. Он поцеловал ее, быстро, настойчиво. Он чувствовал, как она воюет сама с собой, как борются ее страсть и верность обещаниям. Она сжала губы, но все ее тело стремилось к нему. В тот миг он понял, что однажды ее завоюет – даже если ему не удастся завершить начатое сегодня.

А в следующий миг открылась дверь.

Отпустить ее было не легче, чем вырваться из трясины. Эмили отшатнулась с потрясающей скоростью, пронзая его взглядом.

Но скорость ее не спасла. Пруденс стояла в проеме двери, и ее искаженное в ужасе лицо четко виднелось в свете свечи, которую она держала. С ней не явились лондонские шлюхи, зато рядом стоял Алекс, готовый взорваться.

Малкольм предпочел бы шлюх. Но не было времени жалеть о появлении Солфорда. Малкольм шагнул вперед, закрывая собой Эмили, готовясь ее защитить. Она попыталась встать между мужчинами, но Малкольм рукой отодвинул ее за спину.

Солфорд занес кулак. Малкольм не двинулся с места. Он заслужил хороший удар от ее брата, но от второго готов был защищаться.

Удара не последовало. Солфорд опустил руку. Но скалиться не прекратил.

– Я пощажу тебя сейчас, Карнэч. Это зрелище не для леди.

– Ради меня сдерживаться не стоит, – сказала Пруденс, закрывая дверь. – Если ты справишься с Карнэчем, я возьму на себя Эмили.

Когда она приблизилась, Малкольм увидел ту искру, которая сделала Эмили и Пруденс такими преданными подругами. Искру, которая грозила опасностью не хуже огня на пороховом складе.

– Прю, я не хотела, чтобы так получилось, – сказала Эмили.

– Никому из нас оправдания не нужны, – отрезал Солфорд.

Малкольм знал, что должен сказать. И он сказал бы – но только ей, не ее брату. Слова во рту ощущались странно, словно поднимались со дна океана, холодные и безразличные, колышущиеся на волнах.

– Я поступлю так, как велит мне долг, Солфорд. Мы с леди Эмили поженимся, как только закончим с необходимыми приготовлениями.

Эмили рассмеялась, но звук затих в том же океане, который грозил утопить его.

– Ничего не случилось, Алекс. Определенно ничего такого, что требовало бы нашей свадьбы. Если вы с Пруденс будете молчать, никто в Лондоне даже не узнает.

Ее голос был просящим. Малкольму это не понравилось.

– Я не хочу, чтобы меня принимали за совратителя невинных, – сказал он.

– А ты соблазнял и других невинных? – поинтересовалась Эмили.

– Конечно же, нет.

– Значит, Карнэч соблазнил только тебя, Эмили? – смешался Солфорд. – Ответ меня не удовлетворяет.

– Он меня не соблазнил, – ответила Эмили. Даже с расстояния трех футов Малкольм слышал, как сжались ее зубы.

– И все же ты здесь, без обуви, в темноте, наедине с ним, а когда мы вошли, он тебя целовал.

– Вы с Пруденс тоже были бы здесь одни, если бы не застали нас, – заметила Эмили. – Ты собирался ее соблазнить?

– Пруденс? Не говори глупостей.

– Благодарю, Солфорд, – сказала Пруденс.

Малкольм почувствовал сарказм в ее голосе, но Солфорд лишь наклонил голову, словно принимая искреннюю благодарность.

– И все же брака тут ничто не предполагает, – настаивала Эмили. – И не смей на этом настаивать, потому что вы с Пруденс сами довольно поздно…

Алекс поднял книгу, прерывая ее речь.

– Пруденс сказала, что ей в библиотеке назначили встречу, мы с ней обсуждали архитектуру и до последних пяти минут находились под присмотром наших матерей. Естественно, я предложил проводить ее. Если бы ты здесь была одна, никто ничего бы и не подумал.

– Никому не придется ни о чем думать, если ты промолчишь, Алекс! – сказала Эмили.

Малкольм поднял руки ладонями вверх.

– Давайте отложим обсуждение до утра, когда все успокоятся.

Эмили развернулась к нему.

– Мы не будем обсуждать это утром, потому что обсуждать нечего! Пусть это выглядело подозрительно, но больше подобного не случится.

– Ты обещала это и раньше, Эмили, – напомнил ей Солфорд.

– Какого дьявола это значит? – спросил Малкольм, глядя, как Эмили заливается румянцем.

Пруденс захихикала:

– Эмили будет вам замечательной политической парой, лорд Карнэч. Такой послушной, такой правильной…

Эмили прервала ее:

– Алекс, мы все совершаем ошибки. Не стоит винить меня за мои лишь потому, что сам до сих пор не собрался с духом.

Последовала мертвая тишина. Солфорд оценивающе смотрел на Эмили. Пруденс смотрела себе под ноги, явно пребывая мыслями очень далеко. Малкольм страстно желал узнать, какими были прежние проступки Эмили, но теперь, когда их застали за поцелуем, у него впереди вся жизнь на то, чтобы с ними ознакомиться.

Солфорд моргнул первым.

– Я тоже совершал ошибки, Милли. После того дела с Мадлен и Фергюсоном весной…

Он замолчал. Нет, этот человек определенно сведет Малкольма с ума намеками на непристойности и моментальной сменой темы. Малкольм знал, что брак Фергюсона с кузиной Эмили был слишком поспешным, но какую роль во всем этом сыграл Солфорд?

Солфорд снова заговорил:

– Я не буду угрожать тебе ссылкой. Насколько я знаю тебя, ты будешь этому только рада. Но я не могу игнорировать то, что увидел сегодня. Если Карнэч не согласится взять тебя в жены, я найду способ уничтожить его, не привлекая тебя.

– Я уже сказал, что женюсь на ней, – повторил Малкольм.

– А я уже заявила, что ни за кого не собираюсь выходить замуж, – ответила Эмили.

– А я говорила, что выйду за лорда Карнэча, но это, видимо, не считается, – сказала Пруденс.

Солфорд и Эмили заговорили одновременно, но сильный голос графа победил:

– Тебе будет лучше без этого прохвоста, Пруденс. Ты заслуживаешь кого-то с острым умом, а не с развязными руками.

Она пристально посмотрела на него.

– Мужчины из общества не отличаются остротой ума, Алекс.

Алекса это задело. Эмили не замедлила нанести следующий удар.

– А я, значит, заслуживаю пройдохи? Даже для тебя подобное проявление братской заботы слегка чересчур.

– Хватит, – отрезал Солфорд. – У тебя были все возможности жить так, как ты хочешь, но ты слишком часто ими рисковала. Вероятно, Карнэч сможет сдержать тебя в том, в чем я не сумел.

Малкольм мог бы сказать, что подобные слова неуместны. Для того, кто известен как коллекционер женщин, Солфорд вел себя с ними совершенно неподобающим образом. Вздрогнула даже Пруденс, которая была отнюдь не на стороне Эмили.

Эмили ахнула, глядя на брата. Малкольм ощутил укол симпатии. Что бы она ни натворила, она не заслуживала унижений на глазах у него.

– Я не позволю тебе так говорить с моей будущей женой, Солфорд, – сказал Малкольм, шагая к Эмили и беря ее руку в свою. Ее пальцы напряглись, лишенные прежней страсти, но руку она не отняла.

Настал черед Солфорда ахнуть. После чего он поклонился сестре.

– Прости, Эмили. Ты знаешь, как сложно мне даются слова, когда я вне себя.

Она не ответила. Малкольм слегка сжал ее пальцы. Эмили отняла руку. И когда заговорила, голос ее был ледяным.

– Я не забуду этого, ты же знаешь.

– Я и не жду. Карнэч, если ты подождешь меня утром, мы сможем обсудить приготовления.

Эмили нагнулась, подобрала свои тапочки и направилась к ближайшему пуфику, чтобы сесть и надеть их. Малкольм всей кожей чувствовал холод, который она излучала, произнося:

– По крайней мере, пообещай, что если мы с Карнэчем не сойдемся, мы сможем разорвать помолвку.

Она не смотрела вверх, а потому пропустила то, что заметил Малкольм, – слабую мягкую улыбку, с которой ответил ей Солфорд:

– Развод не обсуждается. Но свадьба не обязательно состоится в ближайшие дни. Если вы действительно не сойдетесь, я не стану на ней настаивать.

Улыбка Эмили была до странности торжествующей. Малкольм решил игнорировать это. Они подходили друг другу, по крайней мере, физически. И даже глухой мог услышать жар их препирательств. Если скандалы, на которые намекал Солфорд, были ужасны, Эмили была именно той, с кем ему не следовало связываться. Но что хуже, рискнуть и жениться на ней, или рискнуть навлечь на себя ярость Солфорда в тот самый момент, когда он пытается обрести влияние в Лондоне?

Эмили посмотрела вверх и встретилась с ним взглядом. Ее улыбка была откровенно едкой. Он читал скрытые за ней мысли. И хотя на кону была его честь, не смог не ответить такой же улыбкой.

Она попытается от него ускользнуть – чтобы доказать, что они не пара.

И дьявол внутри него уже предвкушал, как будет ее разубеждать.

Глава восьмая

Эмили была разгневана, удручена, взбудоражена – она могла целый день писать список подобных определений, и, наверное, так и сделает, когда сможет сесть с пером и бумагой.

Но она ощущала и вину. И стыд. Она собиралась найти способ избежать этого обручения, как бы ни были настойчивы Малкольм и Алекс. Но выдержит ли это испытание ее дружба с Пруденс?

Она отвела взгляд от улыбки Малкольма и заставила свои непослушные пальцы справиться с завязками тапочек.

– Не стоит ли нам вернуться к себе и оставить джентльменов в покое? – спросила она у Пруденс, закончив с обувью. Спросила так, словно ничего между ними не изменилось, словно это один из множества других вечеров.

– Могу ли я взять с собой книгу или ты и ее у меня украдешь?

Эмили вздрогнула. Она услышала, как брат сдерживает смешок, но сегодня у нее больше не было сил с ним пререкаться.

– Я не хотела, чтобы это случилось, Прю. Карнэч поцеловал меня, а не наоборот.

Пруденс изогнула бровь.

– Это правда, – настаивала Эмили. Она начинала паниковать, но пыталась сдержать дрожь в голосе. – Он не против тебя, если ты все еще хочешь с ним обручиться.

Малкольм уставился на нее, но Пруденс пожала плечами.

– Нет, Алекс был прав. Мне нужен мужчина, чей интеллект способен опознать в стоящей перед ним женщине то, что она из себя представляет. Ни один мужчина в моем окружении не способен на это.

Одной фразой она сознательно впечатлила всех присутствующих. Эмили зааплодировала бы, будь у нее право голоса, но Пруденс уже отвернулась к двери.

Алекс нахмурился, когда Эмили поднялась, чтобы догнать подругу.

– Ты уверена, что хочешь пойти за ней, Эмили? Похоже, она не в себе.

Эмили фыркнула:

– Она права. Ты совсем ее не знаешь. Если я не извинюсь сейчас…

Она оборвала себя и помчалась за Пруденс. Чтобы разозлить Пруденс, требовалось очень долгое время. Но если она все же злилась, ее ярость сжигала все на своем пути. Когда пламя угаснет, сердце ее настолько окаменеет, что Эмили больше к нему не достучаться.

Пруденс почти бежала, но Эмили могла шагать шире и догнала ее. Она схватила подругу за руку, как только они поравнялись с главным залом.

Пруденс резко обернулась, выкручивая руку из хватки Эмили.

– Не здесь, дурочка, – зашипела она.

Вокруг никого не было, но главный зал настолько терялся в тени, что в его нишах и проемах альковных окон свободно могла укрыться и дюжина лакеев. Огромная двойная дверь была заперта и задвинута засовом, железные бляшки гвоздей странно светились в лунном свете. Эмили вздрогнула. Древний зал давил на нее, проникал холодом в самое сердце.

Сколько вынужденных свадеб играли здесь за последние пятьсот лет?

Возможно, больше, чем ей хотелось бы знать. Но она не позволит себе стать следующей. И ни за что не потеряет дружбы с Пруденс из-за дурацкого брака.

– Ладно, – шепнула Эмили. – Твоя комната или моя?

Пруденс не ответила. Эмили последовала за ней мимо главного зала, затем по лестнице в гостевое крыло. Но как только она попыталась войти вслед за Пруденс в комнату, подруга загородила ей путь.

– Мне нечего тебе сказать. И ты не скажешь ничего, что я хотела бы услышать.

Эмили скрестила руки на груди.

– Если ты не впустишь меня, я начну говорить так громко, что испорчу репутацию нам обеим, – пригрозила она. – А внизу только один граф готов жениться, так что рисковать не стоит.

– Внизу два графа, если считать твоего брата, – упрямо поправила Пруденс. Но шагнула прочь от двери, пропуская Эмили перед собой.

– Если тебе нравится Алекс, ты можешь выйти за него… хоть я и не понимаю, зачем выходить за такого зануду, – сказала Эмили, неловко переминаясь в центре комнаты, пока Пруденс вынимала шпильки из своей высокой прически. – Он вот уже второй раз за полгода заставляет женщину, вверенную его опеке, выходить замуж.

– Мадлен хотела выйти за Фергюсона, насколько я помню, – сказала Пруденс, ссыпая шпильки на маленькое керамическое блюдце, стоящее на туалетном столике. – Судя по тому, что я видела в библиотеке, ты и Карнэч отлично притретесь друг к другу. «Притретесь» тут самое верное слово.

На миг, когда Пруденс улыбнулась своей шутке, Эмили показалось, что между ними все как прежде. Но затем Пруденс вспомнила, что натворила Эмили, и улыбка исчезла.

Эмили переплела пальцы. Костяшки щелкнули в тишине, словно ломающиеся сосульки.

– Я пришла в библиотеку не для того, чтобы с ним целоваться, и ты это знаешь. Я хотела свести вместе вас, чтобы ты поняла, возможна ли между вами симпатия.

Подруга никак не отреагировала на извинения. Последние шпильки отправились в блюдце, и Пруденс позволила волосам свободно рассыпаться. Они были волнистыми и доставали до талии, а свет камина придавал им золотистый оттенок, которого никогда не видело общество, придерживающееся чепцов и шиньонов. Пруденс встряхнула свободной гривой, а затем начала лихорадочно ее расчесывать.

Эмили вздрогнула, когда подруга вырвала гребнем одну из спутавшихся прядей.

– Может быть, стоит подождать служанку?

– Я привыкла расчесываться сама. Служанкам и без того достаточно работы, – сказала Пруденс. С каждым движением волосы потрескивали от электричества. – Поскольку Карнэч нас уже не спасет, мне самой придется идти в служанки.

– Я уверена, что до этого не дойдет.

– Нет, конечно. Вначале я попробую устроиться гувернанткой.

Она перестала расчесываться и склонила голову. Волна волос скрывала ее лицо от Эмили, но не скрыла тихого всхлипывания. Эмили неуверенно потянулась к плечу подруги, но та стряхнула ее руку.

– Зачем ты сделала это, Эмили? – спросила Пруденс, поворачиваясь к ней лицом. – Я думала, что он тебе даже не нравится.

Эмили застыла. Слова, которые обычно давались ей так легко, теперь замерзли, замерли и просто не шли на ум. Как объяснить притяжение, которого она не понимала и не хотела?

Она прислонилась спиной к кровати Пруденс. Посмотрела на тапочки, которые доставили ей столько неприятностей. Не потеряй она их в библиотеке, она бы справилась с Алексом.

– Он мне не нравится. И я не хотела его целовать. То, что произошло с нами в библиотеке, было безумием и больше ничем. Это было как… как молния, а я была деревом на равнине. Молния ударила в меня, и я не успела вовремя среагировать.

– Ты никогда не используешь подобных штампов, наверное, переволновалась, – заметила Пруденс. И сузила глаза. – Поэтому ты сегодня так настраивала меня против него? Чтобы самой его получить?

– Нет! – воскликнула Эмили. – Нет. Ты знаешь, что я не хочу замуж.

Пруденс внимательно изучала ее лицо.

– Я знаю. Но ты не настолько можешь противостоять мужчинам, как притворяешься. И когда появился этот со своими поцелуями, ты не подумала, что можешь причинить мне боль.

Эмили сжалась.

– Это неправда. Я пыталась его остановить.

– Когда я вошла, все выглядело совсем иначе. И как далеко ты собиралась зайти?

– Это был просто поцелуй! Больше ничего не случилось – и не случилось бы, если бы Алекс пришел в себя.

Пруденс обеими руками вцепилась в волосы. В боли и злости она была похожа на фурию, готовую вершить свою месть.

– С тобой не может быть просто поцелуя, Эмили. После всех тех лет, что ты держала свою оборону, поцелуй означает, что он действительно разбудил в тебе чувства.

Эмили помотала головой, отрицая.

– Это могло случиться сегодня с тобой, окажись ты там, на моем месте. Я думала, что если ты встретишься с ним сегодня…

– Что? Молния ударит в меня вместо тебя? – спросила Пруденс. – Молния никогда больше в меня не ударит. Скорее я выйду за безумного короля Георга, чем испытаю подобное влечение снова.

Эмили прищурилась, глядя на подругу. Та снова распустила волосы, но в ее глазах светилось нечто, чего Эмили раньше не замечала.

– Снова? А когда ты испытывала его раньше?

Пруденс покачала головой и указала на дверь.

– Иди, Эмили. Мне нужно решить, как сказать матери о моей неудаче с браком, а я не могу думать, когда мне так хочется стукнуть тебя.

– Прости, Пруденс. Я найду способ все это уладить.

– Как? Наймешь меня своей гувернанткой? – Смех подруги был горьким, таким горьким, что Эмили чувствовала эту горечь на собственном языке. – Я буду благодарна, если ты больше не станешь пытаться мне помогать.

Она отвернулась и начала лихорадочно выдвигать и задвигать ящички, словно пытаясь найти в них ответы. Эмили хотела сказать что-то, что угодно, но разве слова могли ей помочь? Либо Пруденс понадобится больше времени, чтобы простить, либо прощения ей вовек не дождаться.

И она вышла, тихонько притворив за собой дверь, прежде чем неверными шагами отправиться к себе. Звуки сердитой деятельности Пруденс затихли. К утру подруга справится с раскаленной яростью. Но следующая фаза, холодная, непрощающая фаза, может никогда не закончиться.

Глаза жгло. Эмили подпрыгнула, чтобы сесть на кровати, затем легла на спину и уставилась в потолок. Она не хотела будить служанку, особенно после заявления Пруденс, но без Уоткинс не могла справиться с платьем. Бесконечный ряд пуговиц на спине был не по силам одному человеку.

Это не имело значения. Вряд ли она уснет. Ей нужно время подумать, до рассвета, до встречи с Пруденс, с братом или с Малкольмом. Снова.

Малкольм. Почему она не может думать о нем «Карнэч», или «граф», или «этот ужасный мужчина»? Что-то произошло между ними, навсегда изменив ее. Она упрямо цеплялась за свою фразу о молнии, хотя Пруденс и высмеяла это определение как штамп.

Потолок над кроватью терялся в темноте. Закрытые шторы скрывали луну, и единственный свет шел от янтарных углей камина напротив кровати. В темноте, в одиночестве, Эмили все равно не могла признаться себе в том, что уже осознала как истину.

Прикосновения Малкольма очаровали ее. От поцелуя с ним слабели колени и воля. Но она не хотела изучать свои реакции после того, как десяток лет скрывалась от внимания мужчин. Куда безопаснее было назвать это кратковременной вспышкой безумия и забыть обо всем.

Она села, чтобы стянуть тапочки, затем соскользнула с высокой кровати ровно настолько, чтобы вынуть шпильки из волос и убрать покрывала. Думать ей больше не хотелось. Ей хотелось уснуть, чтобы можно было притвориться, что она проснется утром и Малкольм – Карнэч – не станет делать заявлений, не назовет ее своей.

Платье испортится безнадежно, и она не сможет отдохнуть, заснув в одежде, но лучше уж так, чем притворяться спокойной в присутствии горничной. Эмили взобралась на постель. Если поутру это не окажется простым кошмаром, придется придумать план.

Свернувшись клубочком, она мрачно улыбнулась. Ее ум уже перебирал альтернативы. В планах она преуспела. План свести Пруденс и Малкольма был неудачен.

Но Эмили Стонтон дважды не ошибается.

* * *

Заключать договор о женитьбе оказалось легко. До смешного легко. Частный поверенный завершит формальности, но переговоры оказались куда цивилизованнее того, что они вчера наговорили друг другу в библиотеке.

Малкольм не чувствовал себя цивилизованным, когда его руки скользили по телу Эмили, когда его рот наслаждался ее губами. И уж точно не чувствовал себя таковым, когда их прервали – или когда поцелуй превратился в предложение брака, которого она так старалась избежать.

Но дневной свет требовал светскости, наносил патину респектабельности на мрачную реальность их помолвки. Малкольм все еще не чувствовал себя светским, но мог притвориться.

Солфорд сидел по другую сторону стола и делал заметки в журнале. Если Малкольм достигнет того политического влияния, к которому так стремится, придется привыкнуть к сомнительным переговорам в дальних кабинетах, к сделкам без свидетелей, но с тайными угрозами.

Впрочем, в графе Солфорде не было ничего сомнительного. По общепринятому мнению, он был идеальным переговорщиком в сфере антиквариата. Малкольм подозревал, что мало кто мог похвастаться тем, что выторговал у него лот. Он был не из тех, кто станет терпеть глупцов или попытки себя обмануть. Так что когда Солфорд назвал цифру приданого Эмили, на которое истекала слюной не одна сотня охотников на невест, Малкольм лишь приподнял брови.

– Учитывая обстоятельства, я не рассчитывал на столь щедрое предложение, – сказал он.

Солфорд откинулся на спинку стула, чувствуя себя совершенно расслабленно в кабинете Малкольма, несмотря на щекотливую тему.

– Я хочу знать, что она счастливо устроена.

– Вчера она не казалась счастливой.

– Так постарайся убедить ее в обратном, – ответил Солфорд. – Дай ей время привыкнуть к новой рутине, и Эмили с комфортом устроится где угодно.

«Комфортно» не означало «счастливо», но Малкольм не стал заострять этот вопрос.

– На что ты намекал вчера Эмили?

Солфорд не напряг ни единого мускула, лишь взгляд темных глаз стал резче.

– Ни на что. Я злился и наговорил лишнего.

– Я не могу позволить себе жену, которая меня опозорит, – предупредил Малкольм.

– Подобного не случится. Ее поступки вне порицаний. Это неудачливые женихи доставили много проблем. На самом деле я должен поблагодарить тебя за то, что выводишь ее с ярмарки невест и мне больше не придется развлекаться с прошениями ее руки.

Малкольм сплел пальцы под подбородком.

– Не настолько безопасно, как хотелось бы.

– Либо женись на ней, либо отказывайся, – ледяным тоном отрезал Солфорд. – Но если ты бросишь ее, я уничтожу тебя вернее любых сплетен и слухов.

Малкольм плохо реагировал на угрозы. Он ощутил, как закипает кровь, словно у загнанного в угол лиса, как каждый мускул готовится к атаке. Но предки-берсерки были плохой подмогой в мире современной политики. Он стиснул зубы и заставил себя вздохнуть.

А затем заговорил, приемлемо спокойным тоном:

– Если леди согласится на мое предложение, я с радостью выполню свой долг. Но я не стану ее принуждать. Если же это станешь делать ты, то ты отнюдь не тот, о ком я слышал.

Слова оказались опасно близки к смертельному оскорблению. И нервный тик на скулах Солфорда свидетельствовал о том, что опасность сильна.

– Думаю, ты не хочешь видеть меня своим врагом. Но позволь заверить, что я пекусь об интересах сердца Эмили, пожалуй, даже больше ее самой.

– Эмили показалась мне женщиной, которая сама способна принять решение.

Солфорд искренне рассмеялся:

– О да, она такова. И решений своих не меняет. Прими мой совет, Карнэч, убеди ее в том, что она тебя любит, и она пойдет за тобой до самого края земли. Но если не сможешь, вы оба до конца своих дней не будете знать ни секунды покоя.

Малкольм умел соблазнять женщин. Но любовь была материей иного порядка. Он думал о браке по расчету, основанном на взаимоуважении и полезном для его карьеры политика, но никак не о страсти, которая будет его отвлекать.

– Солфорд, ты выдал мне задачу для Геракла.

– Не хуже авгиевых конюшен, – ответил тот, обращаясь к мифу, который наверняка знал наизусть. Солфорд помолчал, глядя на Малкольма так, словно и он, как Пруденс, заботился о сердцах и умах, а не о холодных камнях и артефактах древности.

– Учти, я не простил тебя за это и ничего не забуду. Но Эмили может быть упрямой. Если ты приложишь все усилия, а она откажет, я не стану настаивать. Общество могло бы осудить тебя за то, что обольстил ее, но я не стану.

Малкольм прищурился.

– И отчего же ты передумал?

Солфорд пожал плечами и начал собирать документы.

– Ты не попытался отказаться от ответственности. Попробуй ты отвертеться, я бы тебя пристрелил. – С предельной серьезностью Солфорд собрал стопку документов и сунул ее в саквояж. Но когда он поднял глаза, Малкольм с удивлением увидел, что он улыбается. – Эмили будет либо упрашивать меня, пока я не уступлю, либо начнет искать другой способ сбежать от сделки. Не жди, что она покорно пойдет под венец ради брака, которого вы оба вполне заслуживаете. Если она преуспеет, я не стану винить тебя за то, что ты, со своей стороны, исполнил все обязательства.