Текст книги "Внутри клетки"

А если не вышло на этот раз, значит, выйдет в следующий! Главное, по их мнению, не дожидаться паринирваны: либо самому вниз головой с обрыва сигать при первой возможности, либо – что предпочтительнее! – сначала перебить столько народу, сколько сможешь. Из сострадания, разумеется, исключительно из сострадания… Ну, и животными, понятно, брезговать не правильно: каждое из них в прошлом перерождении могло являться кем-то из твоих друзей или, скажем, родителей, так что – как говорится, «не проходите мимо»…

– Но вы-то… Вы же, надеюсь, понимаете, что это чушь собачья и профанация?!

– Мы-то понимаем, – Гарик тяжело вздыхает. – А что толку… Собственно говоря, выявив главных баламутов, мы изгнали их из общины, с позором изгнали. И что в итоге? Теперь они укрываются в горах. Регулярно совершая набеги на окрестные поселения. Практически каждый день не досчитываемся двух-трёх наших: бегут… Есть подозрение, примыкают к отступникам, – да и куда им ещё податься, в этих-то дебрях! Видал, какая у нас тут охрана? Так вот, раньше её не было, – но после пары случаев…

– Ладно, мужики, – вмешивается Рудик. – Что это вы на ночь глядя такие разговоры затеяли! Кошмары сниться будут… Пора на боковую, серьёзно: завтра необходимо встать пораньше – с тем чтобы вплотную заняться этими красавицами. Чует моё сердце, история будет иметь продолжение… Жёстко будет иметь, помяните слово.

* * *

Глубокой ночью здание потряс мощный удар, а над восточным крылом взметнулось облако искр и раскалённого пара. Лично я имел возможность наблюдать это безобразие во всех подробностях – потому что незадолго до этого проснулся от непонятной тревоги… Поворочался немного, попытался вызвать в памяти прерванный сон, понял, что в ближайшие полчаса у меня ничего не выйдет, а раз так, то лучше самому выйти во двор и покурить на свежем воздухе, под навесом… что и сделал. Посидел, посмотрел на звёзды… потом на штабеля шпал возле забора… Собрался вернуться к себе – и тут началось…

Кстати, никаких кошмаров, вопреки мрачным прогнозам Анируддхи, не снилось. Наоборот, снилась Пилле, – та, прежняя… Будто сидим мы с ней в лаборантской, запертые в наказание за… Не помню, за что, какая-то совершенно невинная проделка… Что самое интересное, я, не в пример ей, сильно изменился: сделался тучным таким, дородным, живот – тот вообще раздулся, как опухоль…

И я обнимаю мою ненаглядную за плечи – одной рукой, а ладонью другой закрываю ей глаза: чтоб не увидела ненароком… А вот чего ей там не стоило видеть, не запомнил… Все стеллажи пусты и чисто вымыты, словно вылизаны. Странное сияние разливается по стенам. Какие-то отблески… При этом – ощущение безграничного счастья! Или нет, скорее чувство глубокого удовлетворения, этакой метафизической сытости. (И лишь небольшая ложка дёгтя засела в моей замечательной бочке: Пилле – плачет. Безудержно.)

Ну так вот, собрался к себе вернуться – а тут вдруг такое…

Вскочил как ошпаренный: куда бежать, к кому обратиться?! Не знаю… Да и, если хорошенько подумать, подобает ли столь важной шишке – и вдруг на помощь звать?.. Это ведь, пожалуй, ко мне люди должны спешить за помощью в экстремальной ситуации, а не наоборот, иначе – грош цена мне и всем моим выступлениям… Ничего не поделаешь, харизму надо отрабатывать. Натурой отдавать кредит доверия, угу.

Ладно… Вон колокол, – так пойду-ка я, что ли, сигнал тревоги подам, пока кто-нибудь более прыткий не сориентировался… Нет, ну это ж надо! – опередили: прибежал какой-то мальчонка и ну трезвонить… Чем бы мне всё-таки заняться в этом хаосе? А, вот… Вот и первые пострадавшие высыпали кашляя наружу… Ну да, пострадавшие! Так не оказать ли мне им первую помощь?.. Нет, не по чину вроде бы… Лучше поспешу к Нагарджуне: создадим вместе с ним и Анируддхой штаб спасения… или нет, комитет помощи… Тьфу! Не важно, – по пути название поизящнее выдумаю. Что ж это стряслось там, ну?.. И, кстати, не наших ли девочек работа?! Нет, к чёрту. Вон, кажись, Юкка выскочил, пускай он и…

* * *

Где я? Почему темно? И почему всё болит?.. Почему, наконец, ни рукой, ни ногой двинуть не получается? Уйма вопросов, требующих немедленного ответа, – однако, чую, придётся мне потерпеть, ой придётся…

Единственное, чего терпеть уже мочи нет, это: хочется «по-маленькому». Ирония, да? – мóчи нет, но мочи… Видимо, потому я и очнулся. И вот – не в силах пошевелиться даже слегка.

Если продолжать сдерживаться, пузырь лопнет… Всё, больше не могу! Вот так… Уф… Что тут скажешь… Ко всему нужно относиться философски… И – спать, спать… Будем надеяться…

* * *

Что это?.. Уберите свет!.. Не надо меня трогать, я сам встану… А-ааааааааааааааааааааа!!

* * *

Мы стоим посреди залитого солнцем помоста (жаль, сутра подходящая на ум не приходит), «мы» – это я, Анируддха и Сарасвати. И люди кругом. Толпа покрывает весь пятачок голой земли, неряшливо отгороженный от затихшего леса стволами поваленных криптомерий. Голые по пояс тела как попало разрисованы чёрными полосами.

Рослый оборванец с автоматом Дегтярёва через плечо, одной рукой рассеянно поигрывая брелоками на поясе, в другой держит какую-то маляву. Запинаясь, с трудом разбирая написанное, он зачитывает некоторый текст, – смысл которого доходит до меня не сразу:

«…была переполнена. Доведённые до крайности, мы встали на путь вооружённой борьбы – дабы не допустить дальнейшего раскола общества, а также защитить наш Путь от хитроумных посягательств агентов чужеродного влияния. Но и теперь, когда нами обретёно убежище в этих диких местах, мы не можем чувствовать себя в безопасности! – до тех пор, пока нога последнего из драконов в человеческом обличьи попирает древнюю страну Бо.

Взгляните на этих несчастных. Первый из них, именуемый Анируддха (сомневаюсь, что имя подлинно), в течение долгого периода принимал самое непосредственное участие в организации объединённого сопротивления железнодорожников давлению со стороны официального Тибета, хм… Вы знаете, конфронтация была спровоцирована не нами! – мы-то искренне желаем нормализовать ситуацию… Тем непростительнее деяния этого человека, который, прикрываясь личиной борца и при этом добиваясь своих собственных, сугубо практических, целей, внёс немалую лепту в идейное разложение членов нашего священного союза (судя по тому, что нам с вами пришлось разбудить наших бывших братьев насильно, данный процесс приходится признать практически завершённым). Пришёл срок… покарать его? Отомстить? Ни в коем случае: не наказывать падщих, но пробуждать их надлежит праведникам…

Второй, прозывающийся Посохом Дэшаня… Опираясь на донесения наших бесстрашных разведчиков, можно утверждать, что его роль в управлении преступной децентрализацией Сопротивления не является существенной… или, оговоримся сразу, не успела стать таковой, – так как пребывание вышеупомянутого Посоха на территории общины было слишком кратковременным. Тем не менее ловкий проныра уже успел охмурить бóльшую часть ранее обманутых его подельщиками, – которые, в свою очередь, почли за лучшее принять новичка в их грязную игру и даже назначили юношу зицпредседателем некоего мифического президиума. Но, как бы то ни было, теперь игра окончена… Значит ли это, что в новых условиях мы можем позволить себе быть снисходительными? Тысячу тысяч раз нет. Не снисходительность является истинным благом для ущербных, а сострадание. Высшее сострадание…

И наконец – она. Все мы её знаем… И, вероятно, каждый из братьев испытывает к ней некоторую, не побоюсь этого слова, признательность за… за услуги, которые периодически… э-э… Впрочем, если и уместно вспомнить, что Сарасвати изредка снисходила до общения с рядовыми борцами – не стоит забывать, что уж кучке заправил, погрязших в рукарукумытии, она отдавала себя всю без остатка! Что наводит на размышления… И вот эта девушка – моральный облик которой, мягко говоря, небезупречен – будучи захваченной в ходе проведения вчерашней операции, демонстрирует неподдельную на первый взгляд солидарность с нами, уверяет, что уже и сама собиралась примкнуть, – просто не успела: как раз вещмешок собирала, когда мы к ней ворвались (вещмешок был предъявлен без промедления, что правда, то правда) … Всё выглядит достаточно убедительно, не правда ли? Да, это так. В таком случае мы, вероятно, можем доверять нашей новоявленной стороннице? Нет. «Доверяй, но проверяй!» – учит нас мудрость предков.

Несравненная Сарасвати! Мы, Белые тигры Искоренения реальности, устремляем на тебя пытливые взоры. Без сомнения, тебе известны особенности толкования Пути теми, на чью сторону ты собираешься перейти, – я о Правиле, сформулированном нашим старшим товарищем, бескомпромиссным соратником, пламенным борцом за очистку Учения от примесей рассудочности, несравненным Бодхитхупой, – самоотверженно трудившимся в расположении лагеря противника ради победы нашего общего дела и, как выяснилось, на днях пробудившимся при весьма странных обстоятельствах, хоть это сейчас и не важно… Итак, Правило Принудительной Провокации Пробуждения – или «четыре П», как ещё его называют…

Рядом с тобой пара заблудших… баранов, скажем так… И – чувство сострадания ко всем живущим тебе, полагаю, не чуждо? Так выполни же свой долг! Поднимись над мирскими представлениями о милосердии, возвысься над своей иллюзорной человеческой природой и прими дхарму: окажи милость… ну, допустим, суемудрому Посоху! – дай ему шанс обрести сознание Будды в нынешнем перерождении, ибо без постороннего вмешательства у него и подобных ему молодчиков, судя по всему, ни малейшего шанса на это нет и не будет…»

С этими словами оратор нагибается и подбирает некий предмет, на который я до сих пор не обращал внимания: длинный, еле заметно изогнутый меч с узким лезвием. (Собственно, правильнее назвать это саблей.) Ловко перехватив оружие – гардой вперёд протягивает его Саре. Тотчас кто-то подскакивает ко мне сзади и, схватив за руки, заламывает их с такой силой, что я вынужден упасть на колени, низко подавшись вперёд всем корпусом. Над самой головой вновь звучит голос, а я… а я теперь могу рассмотреть ботинки его владельца: армейские… Грубые, но надёжные, шик…

«Истинно говорю тебе, человеческое тело – не более чем один из вариантов коллективных представлений о мире как о реалистическом феномене. Лишь развеяв их туман в своём сознании, презрев законы якобы материального мира, не существующего, да и никогда не существовавшего в действительности, ты сможешь вернуть Изначальную Буддовость, слиться с Нерождённым, чтобы… пробудиться! пробудиться сверхчеловеком! – которому никакая помощь уже не требуется…»

Голос умолкает, и я слышу, как ветер шумит в кронах деревьев. Слышу, как позвякивают брелоки в задумчивых пальцах глашатая истинного Учения… Слышу, как высоко-высоко – будто в необъятной заоблачной дали – часто дышит моя Пилле. Клинок в её руке, направленный книзу, плавает перед моими глазами.

– Ну что ж… – чтец-декламатор с явным сожалением комкает робко расправляющую крылышки тишину. – С глубоким прискорбием должен констатировать, что в данном случае мы не можем признать это молчание – вкупе с бездействием – знаком согласия. Боюсь, милая, ты сама нуждаешься в экстренном участии…

Сабля исчезает из моего поля зрения. Я слышу звуки возни, сдавленный девичий крик, короткий залихватский посвист, словно голубь пролетел у самого уха… но это не голубь.

Голова Пилле вываливается из-за границы невидимого и видимого и катится, катится… словно собираясь улизнуть… но яркая волна догоняет её и захлёстывает. И солнечные зайчики

* * *

…пляшут по векам. Открываю глаза. Тут же сознание моё спазматически сжимается от ужаса… который, как ни странно, немедленно уступает место более привычному ощущению: чувству голода.

Спускаю ноги на пол и – вот, сижу на постели, тупо оглядывая незнакомое купе… пока до меня не доходит, что напротив сидит Анируддха… или, вернее, судя по европейскому покрою его теперешнего костюма, снова Юкка, не кто иной.

Моя спецодежда, мой маскарадный костюм, за исключением шубы, – вот он: аккуратно сложенный, покоится на постели. Ах да! Кроме шубы не хватает моих потрясающих сапожек (к которым, кстати, я успел привыкнуть). Вместо них обнаруживаю ботинки. Пару отличных ботинок армейского типа.

Перехватывая мой вопросительный взгляд, герр Ваарма, поясняет:

– Главное в нашем деле – вовремя смыться. А для этого жизненно необходима практичная обувь. Вот я и подобрал… наиболее подходящее из имевшегося в наличии. А прохоря твои выбросил: уж очень от них разило. Наповал просто…

* * *

Вот так. Мы сидим друг напротив друга и задумчиво улыбаемся. Жизнерадостные голоса, доносящиеся из радиоточки, обсуждают сравнительные достоинства «Гордона» и «Бифитера» – «которые вы можете заказать в нашем вагоне-ресторане».

Быстро одеваюсь, ёжась от смущения… Напяливая левый ботинок, чувствую, как что-то острое впивается в лодыжку. С удивлением извлекаю чужеродный предмет. Им оказывается кусочек дерева, застрявший в отвороте штанины. Небольшой такой, со следами светло-серой краски, – плотный, толстый и почти гладкий с одного конца, тонкий и зазубренный – с другого… Надо же! С момента взлома той вагонной двери прошло всего четверо суток, – а мне уже и не верится, что всё это случилось со мной.

Машинально засовываю щепку в карман. Солнце облизывает глянцевитый пластик. Стучат на стыках колёса.

* * *

Поздний вечер. На столике разложена снедь, которую где-то надыбал мой спутник. «Сколько я тебе должен, старина?» – «Расслабься и получай удовольствие. Я не платил.» Так-так, допустим.

…Когда прогремело в первый раз, Нагарджуна был у себя. Вместе с Лакшми, их и придавило одной балкой… Но умерли они не от этого: задохнулись в дыму возникшего на месте взрыва пожара. Будем надеяться, у них было достаточно времени, чтобы мобилизовать внутренние резервы и обрести сознание Будды. Будем надеяться…

Каким образом обо всём стало известно Юкке? А очень просто: Тигры водили его к трупам – с целью опознания… «Я же по образованию врач, Чарли, если помнишь. Определить причину смерти могу с расстояния двух метров!» Да… Такие дела. Он-то, оказывается, в процессе суматохи спал без задних ног (мы все, что ни говори, накануне отменно нагрузились). И первый взрыв проспал, и второй – ну, когда меня обломком стены оглушило… Так и дрых до победного, пока его пинками с кровати не согнали.

…Когда Тигр «разбудил» Пилле, Юкка понял, что нам с ним тоже ничего хорошего не светит, вскочил, отшвырнул охранника, схватил меня в охапку и стартовал – с места в зенит, фьюить! – мы ведь подготовку с ним вместе проходили… А любой рядовой сверхназовец, по ныне рассекреченным сведениям, может транспортировать по воздуху груз весьма значительного веса. Хотя и не большего, разумеется, чем свой собственный: «Надо же, как оно вышло! Пилле-то – она, если подумать, легко упорхнуть могла… А вот не бросила. Ничем помочь не могла, ни нам, ни себе, более того, знала об этом, но всё же, всё же!» – резюмирует мой старший товарищ, и тут…

– Тут ты ошибаешься, – не выдерживаю я. – Мне-то она как раз помогла, и весьма существенно.

– Это чем же?

– Чем? Да тем, что башку сохранила, хряк ты бесчувственный!

– Ну, между прочим, далеко не факт, что это что-либо для тебя изменило бы, если б не я… И, потом, братишка, ты всё-таки не забывайся. Мы с тобой, конечно, старые друзья-приятели, но я и обидеться могу. Ты возьми в расчёт следующее: завтра пересекаем границу, далее самолёт: пересадка в Бахытовске… К вечеру будем дома, ещё через час – в штабе… А, чтоб ты знал, от моего рапорта твоя судьба зависит: миссия-то провалена, если начистоту… Во всяком случае, выглядеть это будет именно так. Разве что я решу словечко замолвить… А ты мне тут вместо благодарности сцены устраиваешь. Кто тебя оттуда вынес, забыл уже?!

– Ладно, извини, – говорю.

Выпили, закусили… Постепенно потекла беседа. Неторопливая такая, степенная, как бы равного с равным… За окошком ни огонька. Даже хребтов на фоне неба не различишь, – темень кромешная… Оно и понятно: откуда в горах фонарям взяться! А если б даже и были, всё равно – зачем зажигать? Все порядочные люди спят давно… Потому и тишина такая царит в вагоне. Радио-то Ваарма ещё днём вырубил: достало… Вот и тихо теперь… Сами не заметили, как перешли на шепот. Чтоб никого не разбудить, видимо.

– Сам-то я деревенский, – делится Юкка, – из местечка Кохтла. Места там глухие. А тоска такая, что хоть волком вой… От тоски-то этой зелёной я в город и сбежал в конце концов, – мне тогда двадцать пять было, как раз к мобилизации подоспел… Не важно.

Да, жизнь в глуши… Единственное развлечение – посиделки, мы их ежевечерне устраивали: на площади, перед управой, – там кругом скамеечки были расставлены…

Придёшь, бывало (само собой, уже под мухой) … Крали рядком сидят, нарядные, как пирожные… Ну-ка, давай ещё по чуть-чуть, вот так… Твоё здоровье!.. О чём это я? А, ну вот… Одна из девушек моей считалась: кто ей улыбнётся – тому сейчас от меня в табло, во как.

…Скрипки поют, гармоника… Бывало, заиграют польку, так ноги сами в пляс пускаются! Хорошо было… Парни байки травят, барышни шушукаются… Шутки, прибаутки… Хотя, конечно, если разобраться, скука смертная: ни тебе боулинга, ни тренажёрного зала, о секс-шопах никто и слыхом не слыхивал… И зазнобы все наперечёт. Оглянешься на чужую ненароком – обратно, в пачку кастетом зарядят, а то и месырем кто махнёт, и нет тебя… Обидно. Ну, и надерёшься с горя: как же без этого! Такой уж обычай… А потом домой: на противоположный край деревни, за милую душу, – только в путь…

– Слушай, старина, а скажи-ка… Вот, к примеру, гулянье заканчивается, расходиться пора, и ты со своей девушкой, значит, тово… провожать её идёшь? Ну, шуры-муры, туда-сюда, сначала забредёте не в ту степь, потом, глядишь, лёжа в стогу, на звёзды засмотрелись… И так каждый вечер? Я к чему клоню-то: папа с мамой её – как к этому относились, лояльно? А ежели, скажем… накладка какая произойдёт, по пьяни… тогда как?

– Ты что! – Юкка в притворном испуге машет руками. – Мы об этих делах и не помышляли даже… Знаешь, какие у неё родители были строгие?! Отец – председатель управы, мать – учительница… Не-а, никаких провожаний. Каждый сам по себе домой возвращался… Если ещё с каким товарищем по пути было, тогда да, вместе шли: до развилки… А так – всегда поодиночке!

– И что, почти каждый день тебе вот так, одному, домой возвращаться приходилось, – без компании?

– Ну да… А что особенного?

– Боязно, должно быть…

– Чего-о? С какой стати?! – меня там каждая собака знала… Давай ещё по одной… Оп-па!.. А если б и не знали… у меня разговор короткий: чуть что – сразу в торец. И тому, и другому, и крайнему слева… Могли, конечно, и впятером навалиться… Да только, если разобраться, зачем?.. Кому я там был нужен-то?!

– Ну, не знаю… Вот, например, в городе человек вроде бы тоже никому не нужен, – а ведь многих именно так и тормозят: во время возвращения домой из кабака какого-нибудь, с другого конца города…

– Сравнил! В городе у каждого карман полон, вот и грабят их… Вообще, невелика разница: будто я и в городе таким же манером не развлекался! Бывает, хряпнешь с ребятами, а потом пешкодралом до хаты, – чтобы проветриться…

В деревне – оно ведь как: идёшь себе, вокруг ни души, всё как вымерло… Ну, конечно, порой о корень запнёшься, на куст налетишь, поцарапаешься или нос расквасишь, – так ведь оно и понятно: пьяный, границы восприятия сужаются… Не видишь вокруг ни хрена, вот и валишься в первую же канаву. Бывает, и память потеряешь… А потом отлежишься, выберешься, и давай дальше… Каждый вечер – как приключение! То шавки бродячие потреплют, то в болото забредёшь… Однажды от лося еле унёс ноги… Или, был случай, хорёк за ногу укусил! – хорошо, не бешеный…

В городе то же самое: никто на пути не помеха… Разве что по собственной дурости наткнёшься на кого-нибудь, а так не-ет… Люди же всё равно что элементы пейзажа! Ты идёшь, а они навстречу попадаются…

Этот – столб фонарный: ты его не трогаешь, и он тебя не тронет… Этот как забор: нельзя обойти – зато повалить можно… Эта – типичная мокрая курица… и больная к тому же. Сочувствие вызывает, но чем ты ей, дуре, поможешь?! Ничем… Этот – типичный хорёк, вот-вот, лучше не трогать: если в палец вцепится, тут уж не вдруг стряхнёшь его… Вот лиса. Может хороший воротник получиться, а может и тяпнуть… Это – свинья. Умнее, чем думают, – в этом преимущество данного вида. И запачкаться не боится, что тоже плюс… Лось? Гордый тип… Красивый, сильный… и глупый. По рассеянности налетит на тебя – с испугу затопчет! – ну его… Гусь. Бесстрашный – до безрассудства, вроде тебя. Такому шею свернуть – плёвое дело! Хоть и жалко… Медведь, хитрая мразь… Никогда не знаешь, чего от него ждать. Разозлишь – пожалеешь…

Ты не подумай, что в деревне каждый вечер такой зоопарк по дорогам разгуливает, – просто к слову пришлось… В городе-то выбор животных побогаче будет… Налей-ка!

…Явная змея, самое лучшее, что можно сделать, – держаться подальше… Типичная лошадь: взнуздал, оседлал, поскакал… Но куда? Не имею ни малейшего представления… Тут у нас корова, о ней и сказать нечего… А вот эта мадам… это сложнее: она – как коровий хлев! Понимаешь?.. Ну, вот добрался ты до дома. Калитки не нашёл, через плетень перелез, – тут силы и кончились. Лишь на то и хватило их, чтобы до хлева доползти… В принципе, перекантоваться можно: до утра… но в доме-то, на печке, не в пример лучше! Понял? Во-от… Этот парень – он как та самая калитка: увидишь такого, и сердце радуется… а не увидишь – ищешь, ищешь… пока не увидишь! – да поздно уже: плетень разорён вдрызг… А э-этот… вот это как раз волк (что большая редкость) … Нет, не волк, пёс одичалый: эти-то гораздо чаще попадаются… и они – опаснее волков. Потому как всем скопом нападают… И волки, конечно, тоже, да… в голодные годы… Смотри-ка! Должно быть, от своих отбился… Придушить его надо бы, да возни много… Потом, собак почему-то всем жалко! – ещё лось какой-нибудь вступится или матушка-гусыня… Плесни-ка! Киитос… А вот голубь…

Смолкла речь: Юкку прибило. Прямо так, сидя, и заснул – голову запрокинув. Ещё и храпеть начал, почти сразу же…

* * *

Смотрю на него, спящего… Стоп, а ну-ка… Словно искорка какая-то в голове проскочила: какое-то понимание… Так… О чём я там себе думал-то? Ага, вот! Кого сам герр Ваарма мне напоминает, по его же собственной классификации? Вероятно, медведя. Хитрый ведь, а?.. Да ты посмотри на него, посмотри! Даже во сне ухмыляется так, что мурашки по коже… Бесспорно, хитрый! Чего от него ждать? Не знаю, не знаю. В штабе-то про меня наговорит, пожалуй… и одному Амитабхе известно, чем это всё кончится. Вот недавно я его разозлил, так или нет? Так… А что он наплёл про себя? «Чуть что, сразу в хлебало»… Почему же я-то в «хлебало» не получил, спрашивается! – ведь вон же как обозвал его, тут кто угодно разозлился бы… Непонятно, загадочно? Скажу больше: подозрительно… и страшно. Что ни говори.

А вот Пилле… Пилле – это голубь. Символ мира, блин… Худой мир лучше доброй войны, вот ведь как некстати пословицы вспоминаются. Эх, Пилле. Могла ведь, а не улетела… А в медведе этом – ну никакой чуткости! Зверь настоящий.

…По повадкам, это во-первых. А во вторых – комплекция сама за себя говорит: здоровый, как слон! Ганеша, блин… Странно, я раньше не замечал, какой он огромный. Интересно, на сколько может потянуть такая туша? Килограмм на сто десять? Если не на все сто двадцать… А во мне каких-то жалких пятьдесят пять, и это при росте метр семьдесят! Типичный астеник. Если вздумается, он меня сможет одним пальцем…

Минуточку! Во мне – пятьдесят пять, так. А сколько было в Пилле? Сколько может быть весу в такой голубке? Уж наверно, не больше, чем во мне, – тем более что и Пилле особой упитанностью не отличалась… Пятьдесят пять мои плюс Пиллины… где-то сорок восемь – это по максимуму получается… получается… Что же получается? Юкка, ты мог… Мог! Мог схватить нас обоих и… Фу, чёрт! – ещё одна несообразность: когда нас выводили из подвала, ноги освободили, но руки-то – остались наручниками за спиной сцеплены, их сняли только с Пилле… Каким же образом герр Ваарма меня спас: кто его освободил от браслетов?.. А меня?! Ничего не понимаю… Хотя… Постойте-ка…

Почему тот парень, что читал по бумажке, сказал… Как он там выразился?.. «…Наш товарищ… пробудившийся при странных обстоятельствах, хоть это сейчас и…» – не важно? Как же это? «Несравненный» сыграл в ящик при странных обстоятельствах, и это не важно? Но почему?! И почему эти Тигры не устроили нам дознание? допрос с пристрастием, а? Мол, колитесь, мерзавцы, кто нашего светоча прикончил, а то хуже будет… Что, Бодхитхупа утратил актуальность? Но это возможно в одном единственном случае: если появился кто-то более ценный, чем Бодхитхупа. И этот кто-то…

Пристально оглядев лицо Юкки и удостоверившись: спит он не до такой степени чутко, чтобы случайный шорох мог его разбудить, – я заглянул под его лавку… Ничего. Никаких вещей, никакой ручной клади. Странно… Самым логичным было бы предположить, что мужика купили: ведь не из идейных же соображений он там шустрил! Я снял с крючка его пиджак и ознакомился с содержимым внутреннего кармана. Обнаружились: вроде бы стальной брегет на цепочке со множеством брелоков – которые я узнал сразу же… прядь белокурых волос в полиэтиленовом пакетике, принадлежность которых в полутьме поначалу определить не удалось… пока я наконец не разглядел, в чём это таком тёмном они выпачканы… два паспорта – на его и МОЁ имя, с туристическими визами…

И, главное, наручники: одна пара. Неужели мои?! Хм… Ну а его где, в таком случае?

* * *

Чёрт знает… Гонорара при Юкке нет, кажется… Может быть, в карманах брюк? Да нет, вон же видно: нет у него ничего в карманах-то. Спрятал в другом месте? Но где?.. Да и зачем ему такие сложности – коль скоро я ни о чём не догадываюсь? Допустим, заподозрил, что мне может прийти в голову проверить его наличность… и что?! Если даже и придёт – ему ведь меня даже бить не понадобится, просто навалится и раздавит: я всего лишь юный, неопытный салага. Школу сверхназа закончивший? Ха! Так ведь и Пилле её закончила, – не помогло.

…Каким образом у него оказались эти побрякушки? Трофей? Подарок соратника?.. А локон Пилле зачем? На добрую память?.. Но когда ж успел срéзать-то? И – каким образом смог это проделать: с руками, сцепленными за спиной?! Или что, Тигры освободили его? В таком случае…

Ладно, допустим, они его купили. А на кой? Чем он мог оказаться полезным им? Сдать меня? Но – вот же я, вот: не там, а здесь, в одном купе с этим проходимцем… именно им из плена и вызволенный! Так что вряд ли… Убить Пилле? Тогда вопрос – почему не убил? Давно мог бы исполнить, в любое время… и в любом месте: там укромных уголков хватает… Взрывы организовать? Зачем?! Достаточно было бы обойти периметр и по очереди снять одного за другим всех караульных, – уверен, справился бы, с его-то силой и опытом… Или, скажем, проникнуть на кухню и подсыпать в котлы с готовящимся ужином снотворное! – после чего оставалось бы только рассредоточиться по помещениям и перерезать наших ротозеев СПЯЩИМИ, такой метод несравненно надёжнее… Какие там взрывы, что вы! Чтобы перебудить всех, кого можно?!

Но… собственно, так оно и вышло. И, между прочим, это большое везение, что Тигры победили: численный перевес на нашей стороне был…

Как ни крути, если и был резон для переполоха, то лишь один: отвлечь внимание часовых… то есть предполагалось, что они в момент первого взрыва находились на своих постах в добром здравии. Их – не устранили. Следовательно… их и нельзя было устранить. Отсюда вывод: на момент штурма Тигры не имели в общине пособников. Ни единого.

А раз так – то и предательство герра Анируддхи (если оно вообще имело место!) относится к более позднему периоду.

Возвращаемся к основному вопросу: что им от него нужно – если сейчас мы на всех парах несёмся в направлении границы?! Ответ… очевиден: им нужно, чтобы он сделал для них нечто такое, чего нельзя провернуть, оставаясь в Тибете.

* * *

…Предположим, его как-то раскололи и он сообщил им всё, что знал о моём задании…

Цель железнодорожников – добиться реального равноправия с ламаистами, не более того. (В самом деле, ну зачем им переворот устраивать – рискуя привлечь к себе внимание русаков, редко упускающих шанс поживиться плодами соседских неурядиц?!) И вдруг такая инициатива… причём исходящая не из какой-нибудь солидной Японии, а от далёких варваров с крайнего севера, никому здесь неизвестных.

«Спасибо, нет!» Эти Белые Тигры – да, отморожены на всю голову, однако, чую, кое-что человеческое и им не чуждо: родину-то они, судя по всему, любят – хоть и очень по-своему…

И, кажется, я начинаю догадываться, какой рапорт собирается представить штабу Юкка: содержащий в себе исчерпывающие доказательства бесперспективности наших усилий.

Не медведь, а свинья. Грязная, хитрая, безжалостная. «Всегда поодиночке», видите ли… Вот и сейчас так же возвращается: гусь свинье не товарищ, не спутник и даже не попутчик. Свидетель вот разве что… или балласт. От которого в случае нужды избавляются немедленно, без колебаний.

И всё-таки, всё-таки… Если я такой умный, то… где же, спрашивается, его деньги?!

* * *

Туман… Открываю глаза, вспоминаю… Герр Ваарма – вот он: по-утреннему свежий, сидит напротив и рассматривает наши паспорта. Те самые.

Заметив, что я проснулся, протягивает один мне.

– Вот, полюбуйся. Чисто сработано, не правда ли?

Беру ксиву в руки, стараясь изобразить удивление.

– Местные умельцы постарались, – комментирует… этот.

Насмотревшись, возвращаю глянцевую книжицу ему и – не удерживаюсь-таки от порции яда:

– Надеюсь, ты и о билетах позаботился? А то, наверно, скоро контроль…

Юкка убирает документы. Потом – с нарочитой ласковостью в голосе – говорит:

– Чарли, родной мой! Что ты слышишь?

Я прислушиваюсь.

– Да, вроде бы, ничего.

– «Ничего» – значит, ничего особенного? или совсем ничего?

Я вновь напрягаю слух. И тут до меня доходит…

– Совсем ничего!

– В самую точку.

…Мы выходим в коридор. Двери большинства купе открыты. В проходах валяются различные предметы (с преобладанием деталей одежды). Рамы всех окон опущены, – теперь понятно, из-за чего по вагону гуляет ветер…

– Всё нормально, паря: насколько я понимаю, опасаться нам совершенно некого. Единственная проблема: машинисты тоже… отлучились. Надо поторапливаться.

– В каком смысле «отлучились»?

– В переносном, разумеется. Обрати внимание: окна открыты. Ни на какие прозрения не наталкивает?.. Ну ладно, не буду тебя мучить. Дело в том, что… В общем, мы имеем делом с результатом пропагандистской деятельности. С феноменом общей «провокации Пробуждения», если конкретно. Общей – и сугубо добровольной, насколько мне кажется… Хотя не исключено, что некоторых «несознательных» всё же выкинули из поезда насильно.